Какая мне разница – Гай или Тит?!

Он сидел в ванне по пояс в кровавой воде, и не надо оканчивать медицинский университет, чтобы распознать труп, здравствуйте, уважаемый труп, с вами разговаривает живое тело, я не стала кричать, ой, мамочки, я не стала набирать дрожащими пальцами номер девятьсот одиннадцать, я присела на край ванны и принялась изучать труп, как будто всю жизнь только этим и занималась, не знаю, что на меня нашло!

Еще, не пойми для чего, я засунула в ванну указательный палец, чтобы измерить температуру воды, девушка, море сегодня теплое, мог бы спросить труп, как будто я собралась купаться вместе с ним, сказала «бррррр», и, когда труп еще двигался, он залез туда в верхней одежде, чтоб не замерзнуть, в рубашке и брюках, а стильный пиджак за несколько сотен баксов положил перед ванной, как банный коврик, убрал с табуретки тазик с замоченным бельем и поставил туда лакированные туфли, начищенные до блеска, я взяла и вернула свой тазик обратно, не знаю, что на меня нашло!

Но возможно, вода просто остыла, покуда я шлялась по городу часа четыре, и свидетелей у меня нет, потому что я шлялась черт знает где и не помню сама, куда заходила, а труп в это время взял и отрезал опасной бритвой рукава рубашки по локоть, а потом вскрыл себе вены и успокоился, глядя, как медленно течет кровь, а может, кровь текла быстро, и через пару минут он потерял сознание, вытер бритву о галстук и бросил ее в раковину, то есть вначале, как психопат, искромсал себе вены, а потом преспокойно стал вытирать бритву, что выглядит очень странно, но не идет ни в какое сравнение с надписью на лбу, которую он сделал химическим карандашом, не знаю, что на него нашло!

ГАЙ ПЕТРОНИЙ АРБИТР

Вот это было странно так странно, можно сказать, непорядочно, потому что приличные люди не занимаются каллиграфией в чужой ванне, не упражняются с химическим карандашом и не заглядывают в тазики с женским бельем для стирки, чтобы не схлопотать по морде! От этого вывода я разозлилась и моментально пришла в себя! После чего стала анализировать ситуацию…

Как человек мог вообще что-нибудь написать на собственном лбу? И с какой стати? Он же не гуттаперчевый мальчик? Значит, кто-то ему помог – до или после смерти. И карандаш был не химический, а мой. Для глаз, а не лобной части. Черного цвета. И теперь он был в стаканчике вместе с зубной щеткой. А я же не дура, чтобы туда его ставить. Я вытащила карандаш из стаканчика и написала на своей руке большими печатными буквами слово «ТИТ». Потом поднесла руку ко лбу покойного и сравнила цвет. Он. Затем отошла к раковине и принялась отмывать со своей руки «Тита».

Можно было подумать, что я – зомби. У меня в ванной находится труп, а я веду себя, как бы помягче сказать, нечувствительным образом. Не падаю в обморок, не зову на помощь, не трясу в судороге конечностями. Можно было подумать, что четыре часа назад я зарезала этого мужчину, а потом преспокойно отправилась в ближайшее заведение – пить кофе со сливками. После чего вернулась обратно, пронумеровала труп и теперь размышляю – что с ним делать дальше.

По правде говоря, именно об этом я и размышляла. Что делать дальше? Конечно, можно закрыть глаза, сосчитать до пятидесяти и понадеяться, что труп исчезнет таким же невероятным способом, как появился. А можно вытолкать труп за дверь и спустить на первый этаж в лифте. Пусть его там находят. И думают – откуда он взялся. А я приму каких-нибудь транквилизаторов и вымою ванну. Потому что не хочу общаться с полицией. За всю свою жизнь я не совершила ничего предосудительного – это моя точка зрения. А по мнению полиции – может, и совершила. Откуда я знаю? И весьма вероятно, что мои законы не сходятся с общепринятыми. Но в любом, извините, случае – к этому трупу я не имею ни малейшего отношения. Только была с ним знакома, когда он еще не был трупом.

И тогда я решила звякнуть другой знакомой. Возможно, она объяснит, что делает наш общий труп в моей ванной комнате. Иначе вся эта история попахивает дешевым детективом. Попахивает? Я осторожно принюхалась, ничего вонючего в воздухе не обнаружила, но все-таки обильно опрыскала ванную дезодорантом. И еще подумала – хорошо! Хорошо, что в целях личной гигиены я пользуюсь пшикающими дезодорантами. А если б я пользовалась роликовыми? Как можно дезинфицировать ими покойного? В общем, я думала как идиотка. Поплотнее закрыла дверь в ванную комнату и пошла звонить по телефону.

– Привет, Янка! – поздоровалась я.

– Хммм, – ответила она. – Ну, привет, Анита!

– Янка – это я! – напомнила я. – А ты – Анита!

– Я в курсе, – ответила она. – Только почему ты назвала меня Янкой?

– Я ошиблась! – призналась я.

– Я так и поняла, – ответила она. – Поэтому и назвала тебя Анитой.

И если бы нас подслушивали все полицейские службы мира, они бы сошли с ума!

– Послушай, Анита! – сказала я.

– Слушаю, – ответила она.

– Ты сейчас дома? – спросила я.

– В Занзибаре! – ответила она. – Ты куда звонишь-то?

– Тебе! – удивилась я. – А что, неправильно соединили?

– Ладно, – сказала она. – Проехали.

– Если бы! – намекнула я о превратностях судьбы, с ударением на последней букве.

– Да кабыыы! – поддержала меня Анита. – Послушай…

– Слушаю, – с готовностью ответила я.

Пусть Анита расскажет мне о своем трупе в ванной, а я стану ее утешать – охать, ойкать, повизгивать и говорить, что ничего ужасного не случилось.

– Короче! – выругалась Анита. – У меня пальцы в лаке!

– А у меня в крови, – сообщила я, разглядывая свой указательный палец.

– Продезинфицируй, – посоветовала мне Анита.

– Уже не поможет, – вздохнула я и покосилась на дверь в ванную комнату.

И тогда Анита перешла к вопросу, которого, собственно, я ждала и ради которого звонила.

– А что случилось? – спросила она.

– Я пришла домой и обнаружила в ванной труп с перерезанными венами и надписью на лбу.

– Это всё? – поинтересовалась Анита.

– Нет, – призналась я.

– Тогда перезвони попозже, когда у меня лак высохнет.

– И еще – это Густав Шкрета! – все-таки добавила я.

– Давай сначала! – потребовала Анита. – Что делает у тебя в ванной Густав Шкрета?

– Ничего не делает, – вздохнула я. – Уже часа четыре…

– Ты сексуально невоздержанная нахалка, – подытожила Анита. – Он пьян?

– Он мертв.

– Ну-ну, – сказала Анита. – Пусть отдохнет. А потом с новыми силами…

– Ни за что! – возмутилась я. – Он мертв натурально!

– Еще раз с начала! – потребовала Анита.

– Да сколько можно! – снова возмутилась я. – У меня в ванной труп Густава Шкреты. С перерезанными венами. И меня сейчас вытошнит.

– Сейчас приеду! – сказала Анита. – Через десять минут! Можешь подождать?

Я подумала, что эти десять минут я посижу спокойно и послушаю короткие гудки в телефонной трубке. Не хотелось оставаться одной в квартире с покойником. Но потом решила, что это глупо. Вдобавок если Анита еще задержится, часа на полтора, то не сможет меня об этом предупредить. И тогда я положила трубку и как завороженная уставилась на часы.

– Пятьсот девяносто девять, пятьсот девяносто восемь, пятьсот девяносто семь…

«А если убийца покойника прячется в бельевой корзине, как в детективной повести „Свидетелей не будет“? – подумала я. – Что тогда?»

– Пятьсот девяносто шесть, пятьсот девяносто шесть, пятьсот девяносто шесть…

«Тогда он карлик, – подумала я, припоминая, какого размера у меня бельевая корзина. – А с карликом я справлюсь. Главное, чтобы он не прятался в стенном шкафу, потому что стенной шкаф куда больше. Там могут спрятаться двадцать два карлика. Восемь штук – в правом отделении, восемь штук – в левом, четверо – на верхней полке, и парочка – в отделении для перчаток. Если я правильно сосчитала. А двадцать два карлика – это перебор. Bust! Лучше всего, конечно, – Black Jack, но двадцать одно очко редко выпадает…»

От звука «Ззззззз!!!» я подпрыгнула на полметра. Вначале схватилась за телефонную трубку и только потом сообразила, что это звонили во входную дверь. Обходя стороной тумбочки и стенные шкафы, я прокралась в прихожую и всем телом прижалась к двери, как будто к живому Густаву Шкрете…

– Хватит моргать в глазок! – не выдержала Анита. – Открывай!

– Что-то я не очень тебя узнаю! – настороженно отозвалась я. – В каком году у тебя день рождения?

– Убью! – не к месту возмутилась Анита и приподняла над своей головой лохматый парик.

– Ага! – Я признала подругу и распахнула входную дверь.

Анита скинула туфли в прихожей и побежала в ванную комнату. Крикнула там «Ого!» и прибежала обратно. Я только успела закрыть дверь на все засовы.

– Сегодня какой день недели? – спросила Анита.

– Не знаю, у меня месячные, – невпопад отозвалась я.

– Дура! – охарактеризовала меня Анита. – Сегодня четверг!

– Так я же и говорю… – вставила я.

– А Шкрета приходит к тебе по пятницам… – продолжала Анита. И тут до нее наконец-то дошло: – Хотя, как я понимаю, на этой неделе Густав Шкрета к тебе не должен был приходить! Вообще! Разве только чтобы попить чая…

– А чай он не пьет! – напомнила я.

– Вот поэтому, – подхватила Анита, – у меня к тебе есть два вопроса!

– Выкладывай! – разрешила я.

Анита вытаращила на меня глаза, чтобы подчеркнуть всю важность задаваемых вопросов, затем сощурилась и снова стала таращиться.

– Что ты мигаешь, как испорченный светофор?! – удивилась я. – Красный – зеленый, красный – зеленый!

– Вопрос первый! – сказала Анита. – Риторический! – подчеркнула она. – Почему все женщины стервы?

– Не знаю, – честно ответила я.

– Тогда вопрос второй! – предупредила она. – Почему ты так располнела?!

Я молча вытащила из-под кофты две сковородки и продемонстрировала их Аните.

– Понятно, – сказала она. – Корсиканская диета! Вопрос номер один снимается с повестки дня!

Анита повесила свой кудлатый парик на вешалку в прихожей, сняла плащ и ухватилась за ручку стенного шкафа.

– Одну минуту! – воскликнула я и со своими сковородками заняла удобную позицию для утрамбовки карликов. – Теперь открывай!

– Сковородки тефлоновые? – уточнила Анита.

– Ага, – подтвердила я.

– Не пригорают? – осведомилась она.

– Когда жаришь бифштексы – нет, – доложила я. – А яичницу приходится отскребать.

– Бифштексы! – ужаснулась Анита. – Да ты с ума сошла! Подумай о собственных бедрах!

– Мне незачем думать о собственных бедрах, – ответила я. – Пусть Густав Шкрета о них думает. Это он любил бифштексы.

Тут мы вспомнили о покойнике и слегка загрустили.

– О бедрах надо помнить всегда! – патетически произнесла Анита.

Бедный, бедный Густав Шкрета! Прискорбно знать, что тебя хоронят две идиотки! Стоят у могилы и рассуждают о траурных платьях. Какой фасончик у жены, а какой у любовницы. Вот поэтому женщин пускают на кладбище только под колокольный перезвон, чтобы покойник не слышал, о чем они болтают. И так-то получаются не похороны, а дефиле.

Анита, глядя, как я воинственно помахиваю сковородками, открыла стенной шкаф, повесила туда плащ, хмыкнула и отошла в сторонку.

– В доме завелась моль? – шепотом спросила она.

Я отрицательно покачала головой и стала внимательно осматривать шкаф – не прячется ли карлик за бюстгальтером?

– Ну и бардак у тебя в шкафу, – сказала Анита. – Можно еще пару трупов найти.

И как в воду глядела! На нижней полке я совершенно случайно обнаружила свой купальник, который напрасно искала еще пару недель назад. Тогда я положила на полку тефлоновые сковородки, вытащила купальник и принялась его разглядывать.

– Тоже, нашла время, – недовольно пробурчала Анита. – Лучше скажи, почему мы не можем вызвать полицию?

Я троекратно пожала плечами, усиленно размышляя – как из этого купальника сделать бикини. Сверху отрезать, снизу отрезать, а середину пустить на тесемочки… Потому, что разговор о полиции хуже разговора о предстоящем купальном сезоне.

– Да что же тебя корежит? – удивилась Анита. – Впрочем, как знаешь. Ты ведь хотела заполучить Густава Шкрету в свое личное пользование? Ну, вот теперь и наслаждайся!

– Теперь я хочу от него избавиться, – заметила я.

– Да-а?! – удивилась Анита. – Надо же! И кому он теперь нужен?!

Это был вопрос. Когда мужчина уходит самостоятельно, есть вероятность, что он забудет дорогу обратно. Особенно если треснуть его на прощание сковородкой. А когда мужчина устроился в ванне, имеет подпорченный вид и непонятные намерения – избавиться от него намного сложнее. Закопать на пустыре – жалко, а пойти прогуляться – он даже не собирается. «Дорогая, я только выйду на минуточку, чтобы купить себе пачку сигарет!..» И поминай как звали! Я засекала по секундомеру – заядлые курильщики возвращаются в лучшем случае через месяц. И не всегда – к тебе… Интересно, а есть ли на свете женщины-землекопы? Бывают плакальщицы, а могильщицы есть? «Увы-увы, мой бедный Йорик! Я знала его, пьяницу, когда-то!»

– Что ты ревешь, как корова?! – воскликнула Анита, потому что слезы катились у меня по лицу – от нижних ресниц до подбородка. Там я собирала слезы в купальник, чтобы не тереть глаза, иначе они опухнут и покраснеют.

– Шкрету жалко, – сказала я.

– Себя пожалей, – возразила Анита. – Шкрете уже все равно, а ты теперь будешь заниматься чистописанием.

– В смысле? – удивилась я.

– До посинения! – пояснила Анита. – Гай Петроний Арбитр, Гай Петроний Арбитр, Гай Петроний Арбитр… На лбу у каждого следователя!

Я моментально прекратила реветь, потому что живо себе представила эту картину. Как я расписываю лысины всем желающим. «А-р-б-и… А-р-б-и… Не морщите лоб, господин следователь! У меня слово „тыррр“ не помещается!»

– Во-первых, «тыррр» – это не слово, а окончание, – поправила меня Анита. – А во-вторых, «тыррр» – это ситуация, в которую мы с тобой попали! Пойдем на нее поглядим… Только не переспрашивай, как идиотка, «на кого на нее»?!.

И мы отправились в ванную комнату – смотреть на ситуацию по имени «тыррр».

– Ну? – спросила у меня Анита. – Как он?

– Нормально, – предположила я, потому что еще на пороге закрыла лицо руками, чтобы лишний раз не смотреть на Густава Шкрету.

– Фу, ты! – выругалась Анита. – Я спрашиваю, что он делает? То есть, – поправилась она, – я спрашиваю, как он выглядит?

– Наверное, так же, – ответила я. – Ты разве сама не видишь?

– Не вижу, – призналась Анита. – Потому что боюсь открыть глаза.

Тут все-таки нам пришлось побороть страх и взглянуть на покойника.

– Вампиры в Сиэтле! – брякнула Анита. – А ты уверена, Янка, что не имеешь к этой надписи никакого отношения? Ни правой, ни левой рукой?

Конечно, бывают у меня и сумасбродные поступки. Например, полгода назад я купила брючный костюм на два размера меньше, чем в состоянии на себя натянуть. Только потому, что меня разозлила продавщица. «Это не ваш размер!» – сказала она, вертя тощим задом. «Мой!» – уверенно возразила я. «Это не ваш размер!» – повторила она, пиликая, как раненая трясогузка. «Мой!» – рассвирепела я. После чего пришла домой и порезала купленный костюм на ленточки… Что же касается Густава Шкреты, то лоб у него не самое привлекательное место для упражнений. Хоть письменных, хоть устных. И если бы мне понадобилось…

– А что вообще это значит? – заинтересовалась Анита. – Мммм, мммм и мммм? – Она обозначила каждое слово звуком, как будто стеснялась говорить о веревке в доме повешенного.

– В том-то и дело, – откликнулась я. – Про Арбитра с Петронием все понятно! На прошлой неделе я заскочила к «Старому Эдгару», а там все мужчины смотрели футбол. Ты бы слышала, как они орали: «Арбитра на мыло! Арбитра на мыло! Петрония на колбасу!»

– Что-то я не помню такого футболиста по фамилии Арбитр, – нахмурилась Анита.

Года два назад бедняжка Анита имела роман с болельщиком и теперь считалась крупным специалистом по части футбольной экипировки. Ну например, что под юбку не принято надевать бутсы, если ты не шотландец и не шотландка.

– А кто такой Гай? – продолжала я. – Может быть, это Гей, а мы с тобой неправильно прочитали?

Анита задумалась и стала рассуждать логически. То есть поочередно загибать на левой руке пальцы, покуда из них не получился кукиш.

– Густав Шкрета был подлецом! – убежденно сказала она. – Но подлец и гомосексуалист – это разные вещи! У меня вот сосед – квартирный гей. В смысле сосед по лестничной площадке. Милейший человек, но какая от него польза?

– А какая польза теперь от Густава Шкреты? – вставила я. – И что делают с мертвыми гетеросексуалами?

Анита принялась загибать пальцы на другой руке.

– Можно тебя на минуточку? – сказала Анита, когда пальцы закончились. – На минуточку, – повторила она и стрельнула глазами в сторону Густава Шкреты, как будто он мог подслушать наши секретики.

Мы вышли из ванной комнаты, плотно закрыли за собой дверь и устроились на диване.

– Давай вызывать полицию! – предложила Анита.

– Вначале потренируемся, – возразила я. – Ты придумай каверзные вопросы, а я буду на них отвечать.

Однажды я видела по телевизору, как работает детектор лжи. Кривые лапки елозили по бумаге; преступник был похож на новогоднюю елку, увешанную гирляндами; и единственное, что мне не понравилось, – это однозначные ответы: «да» или «нет». Анита видела такую же телепередачу, поэтому первый вопрос задала с пристрастием:

– Сколько будет, если четыреста двадцать восемь умножить на триста сорок семь?

– Ты что, с ума сошла?! – возмутилась я, потому что всегда сомневалась, сколько будет пятью пять.

– Сто сорок восемь тысяч пятьсот шестнадцать, – важно сообщила Анита. – Долларов! – подчеркнула она. – Я всегда задаю этот вопрос, чтобы сбить человека с толку.

– А почему именно «долларов»? – уточнила я.

– А чего же еще считать? – искренне удивилась Анита. – Можно, конечно, всю сумму перевести в евро, но много потеряешь на конвертации.

– Ты спишь с биржевым маклером! – догадалась я.

– Нет, к сожалению, – покачала головой Анита. – Просто недавно я делала ремонт в прихожей и клеила под обои «Файненшл таймс».

Она достала из сумочки записную книжку, открыла на букве «янка» и поставила жирный минус напротив моего имени.

– Это еще зачем? – спросила я.

– Первый ответ мимо кассы! – пояснила Анита. – Ты поменьше верещи, побольше соображай. Потому, что ты, – она накарякала слово «ты» в своей записной книжке и подчеркнула его два раза, – ты в ужасном положении.

Из-за того, что есть у меня ванна! Что само по себе не является преступлением, а только вместе с банными принадлежностями.

– Давно вы знакомы с Густавом Шкретой? – пролаяла Анита, как полицейский бульдог.

– Нет, – однозначно ответила я, помня о детекторе лжи.

– Зачем же врать? – прищурилась Анита. – Ты с ним знакома уже пару лет.

– Да, – ответила я.

– Вы состояли с ним в интимных отношениях?

– Нет.

От возмущения Анита подпрыгнула на диване и ядовито спросила:

– А с кем он сожительствовал по обыкновению?

– По пятницам? – уточнила я. – Или по четвергам?

Однако Анита работала над своей ролью по Станиславскому и шлифовала образ свирепого полицейского.

– Гав! Гав! – сказала она. – Итак, вы утверждаете, что в последний раз видели Густава Шкрету в прошлую пятницу. Это было до убийства или после убийства?

А я тоже читала и Станиславского, и Немировича-Крютченко, и меня нелегко запугать.

– Я не знаю, когда произошло убийство, господин следователь! – отчеканила я. – Может, в прошлую пятницу, а может, четыре часа назад. Но я регулярно принимаю ванну, наливаю туда воды, и за неделю труп непременно бы всплыл!

– Так-так-так, – сказала Анита. – Выходит, что до сегодняшнего дня Густава Шкреты там не лежало? А где же он шлялся с понедельника по четверг?!

– Наверно, валандался с вами, господин следователь, – предположила я.

Тут Анита закрыла свою записную книжку и положила ее в сумочку. Потом поднялась с дивана, прошлась по комнате и остановилась возле зеркала, чтобы поправить прическу. Убрала со лба прядь, навесила ее обратно, постояла еще немного перед зеркалом и вернулась обратно на диван.

– Как сейчас дам по башке телефонным справочником, – спокойно сказала она. – Выходит, госпожа подозреваемая, вы знали и молчали…

– О чем?

– Обо мне и Густаве Шкрете, – уточнила Анита.

– Конечно знала, – кивнула я. – Он весь пропах твоими духами, как будуарный кот.

– Вот зараза! – неизвестно по поводу чего выругалась Анита. – Ты все знала, а я напрасно мучилась!

– Могла бы спросить, – съехидничала я.

Тут мы пожали друг другу руки. После чего Анита задумалась на полсекунды и допустила, что Густав Шкрета покончил с собой от раздвоения личности. И, как подлец, – у меня дома.

– Может быть, он к тебе лучше относился? – предположила Анита. – Чем ко мне… Я понимаю, что это слабое утешение, но все-таки…

* * *

Мы познакомились с Густавом Шкретой в кафе.

В тот день разорался мой непосредственный шеф, и я ушла с работы пораньше. «Где факсимильное сообщение из Индонезии?!!» В глаза его не видела… С шефом у меня существует негласная договоренность, во всяком случае – я так думаю, что существует. Он на меня орет, а я молча складываю личные вещи. Когда он уходит в свой кабинет, я набираю телефон Аниты и визгливым голосом сообщаю, что я теперь «безработная». «Что-что-что?» – переспрашивает Анита. «Без-ра-бот-на-я!!!» – как сирена, верещу я, чтобы от моего голоса полопались все стаканы в кабинете начальника. «Ага, – говорит Анита, – значит, встречаемся у „Старого Эдгара“». После чего она бросает телефонную трубку и начинает орать на свое непосредственное начальство. Что в таких нечеловеческих условиях она работать не может, не будет, не хочет, и пусть не надеются! Ее начальство предполагает, что у Аниты критический день, а у нас получается масса свободного времени. Я со своей коробкой врываюсь в кафе «У старого Эдгара» и занимаю обычный столик. «Где этот извращенец по имени Эдгар? – интересуюсь я. – Еще не помер? Пусть принесет мне два сухих мартини!» Дежурная шутка, потому что никто не знает, в честь какого Эдгара назвали это кафе лет пятьдесят назад…

Я потягиваю мартини и с интересом рассматриваю содержимое своей коробки: кнопки, скрепки, факсимильное сообщение из Индонезии… Вскоре в кафе залетает Анита. «Передайте этой старой сволочи, Эдгару, – говорит она, – чтобы сегодня не попадался мне на глаза!» Бармен воспринимает дежурные шуточки словно скала, о которую разбиваются глупые волны. Анита плюхается за наш столик, достает сигаретку, пускает дым и туманно улыбается. Потому что приятно в середине рабочего дня выпить с подругой по бокалу мартини и пощебетать о разной чепухе…

В тот день Густав Шкрета у «Старого Эдгара» не появился.

* * *

– Да, – сказала Анита. – Слоны уходят помирать на слоновье кладбище, а Густаву Шкрете понравилась твоя ванна.

– Но как он сюда попал? – задумалась я.

Анита быстренько подскочила к окну, буквально обнюхала раму и подоконник и радостно доложила:

– Следов проникновения не обнаружено!

Теперь она корчила из себя комиссара Мегрэ, только без трубки. А как Густав Шкрета забрался на четвертый этаж, Аниту не волновало.

– Он же не ящерица, чтобы ползать по стенам, – возразила я. – И даже не человек-паук.

– Тогда Густав Шкрета проник через дверь! – важно сообщила Анита, как будто открыла закон всемирного тяготения. – Снял слепок, подобрал отмычки, засунул кредитную карточку в щель…

– Прекрати, – сказала я. – У Густава Шкреты были ключи от моей квартиры.

В этот момент Анита изображала, как можно взломать обыкновенную дверь обыкновенной фомкой.

– Ключи?! – воскликнула Анита. – Как же я сразу не догадалась?! У Густава Шкреты были ключи! И ты еще спрашиваешь – как он сюда попал?!

– Да, спрашиваю! – подтвердила я. – Потому что Густав Шкрета вечно тыкался твоими ключами в мою замочную скважину!

– В смысле? – насторожилась Анита. – Ты на что намекаешь?

– На Густава Шкрету! – фыркнула я. – В левом кармане у него лежали ключи от твоей квартиры, а в правом кармане – ключи от моей квартиры. Или наоборот.

– Ты даже об этом знаешь? – удивилась Анита. – А я все хотела повесить бирки: «Янка», «Анита». Да постеснялась. Он постоянно забывал твои ключи у меня на тумбочке!

– А у меня – твои! – поддакнула я.

– Вот таким подлецом был Густав Шкрета! – подытожила Анита.

Мы снова обменялись рукопожатиями.

– Надо изъять у Густава Шкреты наши ключи! – предложила Анита. – Зачем они покойнику?

– Да, – согласилась я. – Теперь ключи ему ни к чему. Как мертвому припарки.

И мы отправились в ванную комнату, чтобы обследовать пиджак Густава Шкреты. Но ничего там не обнаружили.

– Надо посмотреть, что у него в брюках, – задумчиво сказала Анита.

Я отрицательно покачала головой. И тогда Анита тяжело вздохнула, подошла к ванне и принялась шарить там руками, как будто разыскивала под корягой рака.

– Ты знаешь, – сообщила мне Анита, поглядывая на Густава Шкрету, – а я начинаю к нему привыкать. В этаком состоянии.

– Главное, не увлекайся, – предупредила я.

Потому что Анита имела слабость к рискованным экспериментам.

– Нет там никаких ключей, – наконец заявила она и отошла от ванны.

Итак, по разным бредовым обстоятельствам, о которых я здесь умалчиваю, обращаться в полицию мы не могли. Поскольку на многие вопросы у нас с Анитой не было ответа. На какие-то вопросы нам не хотелось бы отвечать. А то немногое, что мы собирались сообщить, вряд ли могло полицию удовлетворить. И тогда мы нашли хитроумный способ избавиться от Густава Шкреты.

– А давай отвезем его к Йиржи Геллеру! – предложила Анита.

– Ты думаешь, это поможет Йиржи Геллеру вжиться в образ писателя? – осторожно спросила я.

– А разве нет?! – Анита уже прониклась этой идеей. – Пусть он почувствует себя мастером детективного жанра!

Я подумала и согласилась, что это сюжет. Во всяком случае – в стиле пани Хмелевской, которую мы читали с большим удовольствием. Только вот как обстоят дела у так называемого Йиржи Геллера со здоровьем? Может быть, с перепугу он окочурится, и тогда мы будем иметь на руках два трупа.

– А я его предупрежу, – успокоила меня Анита. Она быстренько набрала номер телефона, протараторила: – Алло! Это Йиржи Геллер?! Здравствуйте! Мы сейчас к вам приедем! – И тут же повесила трубку. – Ну, вот, – сказала Анита и выразительно посмотрела на меня. – Теперь все в курсе и во всех подробностях!

Я махнула рукой, потому что Аниту не переделаешь. И нам оставалось только выловить Густава Шкрету из ванны и отвезти его к Йиржи Геллеру. Чтобы собрать все подозрительные детали в одном помещении…

– Постой! – воскликнула Анита. – А как обычно перевозят трупы?

Немного посовещавшись, мы решили не заворачивать Густава Шкрету в ковер, а только отгладить мятые брюки, нацепить на него пиджак и слегка подрумянить физиономию. Тогда он вполне сойдет за нашего пьяного приятеля. А если надпись на лбу прикрыть какой-нибудь шляпой, то – за очень пьяного приятеля. Почему-то мы не решились эту надпись застирывать, даже с «Ванишем». Вероятней всего, мы сомневались в рекламе этого отбеливателя.

Не стану описывать, как мы сушили Густава Шкрету феном и готовили к выходу в свет. Понятное дело, что мужского головного убора у меня в гардеробе не нашлось, а прятать Густава Шкрету под «колесо с гусиным пером» было заманчиво, но чересчур экстравагантно. «Таблетка» с вуалькой ему тоже не подошла. Поэтому мы обрядили Густава Шкрету в артистический берет, подхватили под руки и с грустным видом покинули мою квартиру.

– Сильно намок, – посетовала Анита в коридоре.

– Ага, – подтвердила я. – Килограммов двадцать набрал от прежнего веса.

Посапывая от натуги, мы затащили Густава Шкрету в лифт и приперли его к стеночке. Со стороны могло показаться, что две симпатичные девушки просто без ума от странного парня в женском берете. И слава богу, что консьержка не высунулась из своей конуры, когда мы спускали Густава Шкрету по лестнице. Он так стучал своими лакированными туфлями!

Как только мы очутились возле дороги, Анита стала ловить такси и делала это ногами, потому что не могла выпустить Шкрету из рук.

– У тебя стрелка на правом чулке поехала! – заметила я.

– Вот зараза! – выругалась Анита. – В самый неподходящий момент!

Но тут остановилось такси.

– Спальна улица! – сказала Анита, как только мы разместились на заднем сиденье.

– А номер дома? – уточнил таксист.

– Вам говорят человеческим языком, – возмутилась Анита, – улица Спальна! Где-нибудь посередине! А дальше не ваше дело!

– Как скажете, – пожал плечами таксист, включил счетчик, и мы наконец-то тронулись с места.

А Густав Шкрета стал заваливаться на Аниту, хватать меня за коленки и вести себя отвратительным образом при торможении. Но особенно его заносило на поворотах!

– Вот повезло парню! – обзавидовался таксист.

– Вы не могли бы ехать потише?! – спросила Анита.

– Я не в силах сдержать эмоций! – пожаловался таксист. – Не каждый день увидишь такого красавца, как ваш!

– Вам надо смотреть на дорогу, – намекнула Анита, – а то получится два красавца!

Что с нами могло случиться, в отличие от мужчин?! Как опытные рецидивистки, мы бросили такси вместе с водителем за два квартала от дома четырнадцать и зигзагами потащили Густава Шкрету по улице Спальна.

– Он оставляет за собой следы, – заметила Анита.

Густав и правда вычерчивал на асфальте две кривоватые линии своими лакированными туфлями.

– Надо было надеть на него тапочки, – сказала я.

– Всего не предусмотришь! – посетовала Анита. – Это какой номер дома?

– Кажется, восемнадцатый, – ответила я.

– Дьявол! – чертыхнулась Анита. – Разворачивайся обратно! Мы проскочили мимо!

Наконец со второй попытки нам удалось попасть в нужный дом и подняться на третий этаж с помощью лифта.

– А вот и мы! – радостно объявила Анита, как только Геллер открыл дверь. – Доставка товаров на дом!

– Я ничего не заказывал! – сказал Йиржи Геллер.

– А это подарок от фирмы! – пояснила Анита.

Тут Густав Шкрета выскользнул из наших рук и завалился на спину. Предательский берет съехал у него на макушку, и теперь всякий грамотный гражданин мог прочитать, что предначертано Густаву Шкрете.

– Гай Петроний Арбитр, – произнес Йиржи Геллер. – Что вы с ним сделали?

– Слегка подрумянили губной помадой, – призналась Анита.

Я же предупреждала, что надо справиться о здоровье писателя… Как только Йиржи Геллер услышал про губную помаду, он побледнел и потерял образ. Очень уж впечатлительные эти писатели!