Эх, кони мои, кони…

На седьмой день до сентябрьских календ, что всегда соответствует в Помпеях двадцать шестому августа и прочей казуистике, я пришел к выводу, что совсем неважно, о чем ты пишешь, главное – сколько тебе за это заплатят. Ведь раньше я думал о качестве, а теперь совсем разуверился, что всякие литературно-художественные конструкции влияют на читательское восприятие. Да здравствует сюжет – прямой, как Аппиева дорога!

Или взять хотя бы римский водопровод, что работал, работает и будет работать бесперебойно, наперекор зловредным сверлильщицам, которые понижают общий напор воды в литературе. Делают незаконные врезки, что, конечно, влияет на высоту струи в городском парке, где все сидят и любуются на бестселлер. Так сказать, культурно прохлаждаются. Иной раз посмотришь на этот бестселлер – писюлька какая-то, а не фонтан – и думаешь: за что его так нахваливают? Где античная мощь и журчание воды? Наверно, опять сверлильщицы что-нибудь нахимичили с водопроводом. А кто за это будет расплачиваться? Пушкин?

Вот и бегут кураторы затыкать дыры, чтобы городской бестселлер бил как положено. И проводят рекламную акцию под названием «Писатель Аврелий – это наше все!». А кто такой этот Аврелий? А хрен его знает, но в Западной литературной империи он пользуется огромной популярностью. Поди проверь, что делается на другом конце римского водопровода! Вдобавок обычные граждане, даже демократически настроенные, только думают, что с первого взгляда разбираются в литературе, а на самом-то деле не могут определить – где она пресная, а где соленая. Пока не отравятся. И если хотят выразить свое «фи» «нашему» Аврелию, все равно приходят поглазеть на этот новый городской фонтан. И говорят, мол, вроде бы ничего себе так брызгает… но мы же не свиньи, чтоб из него хлебать?!

А тут и сверлильщицы снова подруливают: «Кто жаждет чистой литературной струи для личных нужд?» Кто же откажется, да еще по сходной цене?! Ух, бесовские девки с филологическими наклонностями! И сверлят и сверлят, и сверлят и сверлят… Словом, труба дело, а не художественная литература.

Впрочем, никакой художественной Литературы с большой буквы – нет. Есть безответственные издатели, которые своевременно не выплачивают авторские гонорары, да «сладкая парочка»: наглые бумагомараки и нездоровые люди, что их читают. То есть римский водопровод до сих пор работает безотказно! А если вспомнить, что основные жанры современной прозы открыли еще античные авторы, то остается только посетовать, что этих самых авторов тогда же не расстреляли. Никто бы сейчас не брызгал слюной на окружающих.

По правде сказать, бытовала одна легенда, что римляне вымерли от свинцовой трубы, по которой текла питьевая вода, медленно отравлявшая людям жизнь. Однако теперь стало ясно, что это была клоака. Ну перепутали археологи – откуда втекала, а где вытекала римская литература. Но, невзирая на эти новейшие открытия, всякие горе-писатели, гей-славяне и гей-фантасты продолжают считать Гиппокреной именно клоаку и вдохновляются ее ингредиентами. Потому что бригадно нагадить всегда, извините, проще, чем тащиться на Геликон и разыскивать свой персональный ключ. А написать (следите за ударением), что главный литературный герой «поелику каки брюхом не претерпех», – тоже несложно. К тому же ни автору, ни его дорогому читателю непонятно – что именно главный герой сделал, но складывается впечатление, что это древнерусская литература, дошедшая до нас по трубопроводу Рим—Византия—Москва.

Насколько же мне известно, есть еще два литературных идолища – Ярило и Мерило. Имя первого переводится как «солнце скифской поэзии», а Мерило – это синоним литературного эфиопа (Псевдо-Геродот).

Так я думал себе и думал, покуда в мою каморку на втором этаже в доме Юлии Феликс не приперлась Исида, которая заявила, что гладиаторские казармы разрушены и больше идти ей некуда.

– Ну ничего себе девочки повеселились! – воскликнул я.

Однако Исида меня убедила, что пьяные оргии здесь ни при чем, а гладиаторские казармы не выдержали ударов разбушевавшейся стихии. И поскольку язык у Исиды не заплетался, я поверил ей на слово. Поднялся с кушетки и для начала пособолезновал. После чего уточнил – какая именно из разбушевавшихся стихий нанесла казармам столь непоправимый урон, если это были не гладиаторы.

– Землетрясение, – сообщила Исида.

– А почему не извержение вулкана, гори оно огнем? – спросил я.

– Потому что старик Везувий безмолвствует, – пояснила Исида. – Над ним нет ни облачка, а казармы все равно развалились.

И правда! Я выглянул во двор – там стояла замечательная погода. Весело и беззаботно щебетали птички, как будто издевались над обескровленными гладиаторами. Тогда я решил от общих рассуждений перейти к делу и взглянуть своими глазами – что происходит, поскольку писатель в первую очередь опирается на личные впечатления, а во вторую – не делает никаких скоропалительных выводов. Иначе он пишет всякую заунывную дребедень типа «я весь промок, потому что пошел дождь». Я понимаю, что это глубокомысленное умозаключение, но прежде надо внимательно посмотреть наверх: откуда что льется и проистекает. Возможно, таким образом решительные читатели выражают свое отношение к автору романа. С верхних этажей литературы…

Потому что издатель – это фундамент всего безобразия, как говорится, базис. Нижние этажи обороны занимает пехота – литературные эфиопы; дальше сидят бестиарии – непосредственно авторы; в пентхаусе – мурмиллоны, или литературные критики; а выше живут читатели и на всех поплевывают с этой верхотуры. Вот интересно – чего им не хватает в моем романе?

МУЗА.  ЛЮБОВНО-РОМАНТИЧЕСКОЙ СОСТАВЛЯЮЩЕЙ, А ТАКЖЕ ТРЕХ УБИЙСТВ И ОДНОЙ ЛОШАДИ! Я НИ НА ЧТО НЕ НАМЕКАЮ…

Читатель ошибочно полагает, что все книги написаны для него, и думает, что ему дозволительно рыться в литературе как свинье в апельсинах. И глубоко заблуждается. Поскольку на самом деле настоящий писатель понятия не имеет – зачем он пишет. Это сродни тому, как спросить у ветра – для чего он, собственно, сволочь такая, дует?! А читатель со свойственной ему наглостью сам подставляет физиономию и говорит: «Плохая нынче погода, и западный ветер не соответствует температуре моего лица! У меня от этого автора развивается аневризма!»

Но разве движение воздуха хоть на минуту приостанавливается?! Если читатель нейдет погулять и предпочитает затхлые помещения, это ничуть не смущает настоящего автора. Я, например, тоже могу сидеть себе дома и дуть прямо из форточки!

Другое дело – разгул стихии! Которая не разбирает, где автор, а где рядовой читатель, и сотрясает всех подряд! Тогда рушатся все уютно обустроенные домики и стереотипы. По улицам бегают расхристанные мурмиллоны, рвут на себе волосы и вопят: «Это конец литературной эпохи! Это конец мира!» Конечно, им жаль своего пентхауса, где можно было бы разводить антимонии до бесконечности! Но если в Ветхом Завете сказано, что «вначале было Слово», то и в конце будет Слово, и я надеюсь его не услышать. Потому что предполагаю: это последнее слово о нашей литературе будет нелицеприятным. Не знаю точно – каким, но всем не поздоровится.

Так что читатели – это не высший суд, а наоборот – «наперсники разврата». И будут отвечать по совокупности прочитанных авторов. «Кириллическим алфавитом балуетесь?! Балуетесь! Тогда пройдемте!» А кто что читал, сочинял или стоял на стреме, как мурмиллоны, это несущественные детали. Мы никуда не скроемся от разгула стихий! Вы слышите цокот копыт? Это скачут четыре всадника апокалипсиса – Редактура, Корректура, Верстка и Тираж!

И надо ли обращать внимание на мурмиллонов, что, как древняя рыба murma, или mormyllos, плавают в мутной воде и только ее баламутят? Можно ли верить авторам, или бестиариям, что отважно сражаются на потеху толпе с разными фантастическими тварями, читай – персонажами? Как относиться к литературным эфиопам, что славными когортами шагают туда, куда им прикажут, и подавляют всякое свободомыслие своими серийными произведениями? И когда дорогой «базис» вдруг заявляет, что издательство – это прежде всего коммерческое предприятие, мне тоже хочется плюнуть с верхнего этажа на подобную литературу!

Я даже допускаю, что это коммерция, но почему-то она с односторонним движением. Как только попросишь у «базиса» денег, он тут же кричит: «А как же идея?!» И приходится пояснять, что идеи периодически рассыпаются, а писателю хочется кушать всегда. Такая вот ненасытная и безыдейная бестия! Все, понимаешь, лежит в руинах, серьезные люди заняты поиском новой идеи, а тут приползает бессовестная тварь и – шасть в бухгалтерию! Где, мол, мои авторские гонорары?! Вот поэтому имя ему – бестиарий!

Конечно, вы можете возразить, что в Древнем Риме бестиарием звали гладиатора, что третировал на арене зверей. Были еще ретиарии, провокаторы, фракийцы, секуторы и наши любимые мурмиллоны – гладиаторы в интересных шлемах, отделка которых имитировала рыбную чешую. Вот как раз ретиарий (лат. rete), снабженный сетью, и бился с мурмиллоном. Но, как поется в известной гладиаторской песне: «Я ловлю не тебя, а рыбу! Убегаешь зачем, мурмиллон?!»

Само собой разумеется, что далеко не все гладиаторы нравятся женщинам. Так, например, по поводу Жана-Клода ван Дамма существуют разные мнения. Да что это за тарабарский псевдоним – «Жан-Клод для одной дамы»?! Почему не «ту Дамм» или хотя бы «фри»? А лучше всего – «Жан-Клод много Дамммммммммм…», и чтобы буковки «м» обозначали желаемое количество. Простите, увлекся…

Однако в Помпеях особенной популярностью пользовался некий Парис. В данном случае я говорю о натуральных Помпеях, а не Помпеях нон грата. «Ах, Парис, милый красавчик!» – корябали помпеянки на древних стенах, во всяком случае я надеюсь, что это были дамы, ну или девушки на худой конец. И мало того, что такие каракули обнаружили повсеместно, да еще и за подписью: «Общество любителей Париса». Целый фан-клуб, а вы говорите – литература! Что-то нигде не встречаются граффити, подписанные группой поддержки Петрония Арбитра или Марциала. А тут даже задрипанному мурмиллону посвятили душещипательные стихи:

Ну, допустим, здесь я, старый пошляк, постарался, в смысле – насочинял. Потому что не знаю, как выглядело оригинальное стихотворение, а взял этот фрагмент из книги литературного эфиопа, нашего или импортного, компилятора или переводчика – какая разница: эфиоп он и в Африке эфиоп:

Вот я и говорю – скандал! И вроде бы надо сопереживать, а не хочется. Ибо, на мой извращенный взгляд, непонятно, чем оперировал мурмиллон в бою с ретиариями, а бедная девушка «осталась одна» вследствие нетрадиционной сексуальной ориентации вышеозначенного мурмиллона. И мой стишок только подчеркивает эту «разруху»: о чем хотел рассказать эфиоп и что получилось на самом деле.

Однако надо заметить, что мои пошлые умозаключения относительно мурмиллона не идут ни в какое сравнение с гипотезами, что выдвигают современные гоплиты. Их выводы о жизни в Древнем Риме достаточно интересны для специалистов, практикующих в области литературной психиатрии:

«Благодаря своей известности и мужеству, гладиаторы пользовались любовным успехом не только у противоположного пола, но и среди мужчин. В гладиаторских казармах Помпеи обнаружено тело женщины, носившей при жизни богатые украшения. В той же комнате обнаружено восемь мужских скелетов, очевидно, трагедия застала их в разгар групповой связи…»

То есть, по мнению автора вышеозначенной ереси, когда на город «сыпались камни и падал пепел», некие граждане решили устроить оргию в это самое подходящее время. Дикие люди! Все вокруг полыхает, а они только и думают что о разврате! И массово совокупляются: мурмиллон с ретиарием, секутор с фракийцем, провокатор с отчаянной женщиной и так далее…

Конечно, я знаю, «откуда ноги растут» в подобном изображении античного и по той же причине – безбожного разврата. И мне лишний раз несложно процитировать Тертуллиана, но сейчас не об этом писателе речь…

А вот однажды про Ингмара нашего Кляйна в каком-то – чуть не сказал «юмористическом» – журнале появилась заметка, которая заканчивалась следующим образом: «И единственное, что я не понимаю – как?! Как русскому человеку все это пришло в голову, все эти вацлавы-янеки-агриппины-тримальхионы?» Тоже массовое совокупление персонажей… Ну что же, пользуясь случаем, отвечаю: это не так удивительно, как выводы о «групповой связи» девяти помпеянских скелетов…

А вот и другой образец псевдонаучной шизофрении (орфография и стилистика сохраняются):

«Граффити со стен в Помпеях. Гладиатор с пальмовой ветвью победителя. Подпись гласит: „Кампанианцы, вы тоже будете уничтожены при нашей победе над нуцерианцами“. Эта надпись свидетельствует о вражде между двумя мафиозными группировками, пытающимися разделить сферы влияния и прибрать к рукам гладиаторский бизнес…»

И мало того что перевод этой надписи – дрянь, но выводы просто потрясающие! О каких «группировках» здесь может идти речь?! Я понимаю, что Помпеи находятся неподалеку от нынешнего Неаполя, и тем не менее – при чем здесь «мафия»?! А почему не «рука Москвы»?! Кроме того, «кампанианцы» – это жители всей провинции, что называлась Кампания, а не какого-нибудь определенного города, как Помпеи, Стабии, Остия или Геркуланум. И необязательно знать латынь, чтобы понять эту надпись правильно: «Мы покажем кузькину мать всем итальянцам без исключения!» А если вас интересуют подробности, то можно открыть Тацита и прочитать, какое побоище устроили болельщики из Помпей и соседней Нуцерии на гладиаторском представлении в шестьдесят девятом году. Но ни в коем случае не брать на вооружение выводы и произведения литературных эфиопов, которым что Кампания, что Москва, что Нуцерия, что Помпеи – одна малина!

МУЗА.  ЭЛЕКТРОДРЕЛИ И ДРУГУЮ СВЕРЛИЛЬНУЮ ТЕХНИКУ МОЖНО ПРОДАВАТЬ ГРАЖДАНАМ ТОЛЬКО В ТОМ СЛУЧАЕ, ЕСЛИ ОНИ ПРЕДЪЯВЯТ СПРАВКУ ОТ ПСИХИАТРА! А ТО СОСЕДИ НАКУПЯТ СЕБЕ ПЕРФОРАТОРОВ И ДОЛБЯТ ЦЕЛЫМИ ДНЯМИ СТЕНЫ, КАК ШИЗОФРЕНИКИ! ТВОРИТЬ В ТАКИХ УСЛОВИЯХ НЕВОЗМОЖНО!

К слову сказать, в Помпеях нон грата все гладиаторы как на подбор были женского пола. Дабы пользоваться успехом наравне с флейтистками. Так исторически сложилось и филологически повелось, ну разве что отвращение к несвойственной «групповой связи», да в гладиаторских казармах, могло повлиять на мое решение. Впрочем, писатель всегда оправдается, имея собственный текст под рукой и несусветную наглость. Вот почему в наших Помпеях женских прелестей было действительно завались! И хорошо, что я о них вспомнил, а то бы разрушение гладиаторских казарм произошло спонтанно и без надлежащего авторского осмысления.

– А как там наши «Женщины на празднике Фесмофорий»? – спросил я Исиду. – Все выбрались из-под развалин? Оргии были или ты все опять прошляпила?

– Трудно пройти мимо оргии и ничего не заметить, – сказала Исида.

– Или не поучаствовать, – на всякий случай добавил я. – Возможно, это была небольшая оргия. Двенадцать флейтисток и пять пацифисток…

И мы отправились «на пепелище», чтобы посмотреть, как гладиаторы реагируют на катастрофу. Ну и попутно продолжали беседовать, скажем – на актуальные темы.

– А как тебе «Женщины в народном собрании»? – спросила Исида.

– Я знал одну идиотку, которая думала, что эту пьесу сочинила Лисистрата, – заметил я.

– Убежденная лесбиянка или феминистка? – заинтересовалась Исида.

– Я же сказал, обыкновенная идиотка, – сообщил я. – А по поводу «женщин и женщин» я могу заявить следующее… Это издержки мужских фантазий. Ты, например, как засыпаешь?

– С кем? – оживилась Исида.

– Просто так, – подчеркнул я.

– Тогда свернувшись калачиком, – ответила Исида. – Но иногда считаю баранов.

– А почему не овец? – уточнил я.

– Потому что у меня правильная сексуальная ориентация, – пояснила Исида.

– Ну разумеется, – пробурчал я. – А я представляю город, где проживают одни женщины, и занимаюсь с ними арифметикой…

– Тоже мне Пифагор! – фыркнула Исида.

– Сижу, как стражник, у входа в город, – продолжал я, – считаю блондинок, брюнеток и рыженьких и говорю: «Проходите, девочки, не задерживайтесь!»

– А личный досмотр не пробовал проводить? – спросила Исида.

– Пробовал, – нехотя признался я. – Но тогда этот мирный город саморазрушается. Все дамочки собираются у ворот, а я не могу заснуть…

Тут Исида быстро прикинула, как поспособствовать моему горю, перепрыгнула с тротуара на проезжую часть, хотя между ними не было никакой разницы, и предложила:

– А давай на ночь глядя ты расскажешь мне о городе женщин, а я придумаю, чем заняться!

– Конечно, я понимаю, что идти тебе больше некуда, – посочувствовал я. – Но разве это повод, не хочу уточнять – для чего…

– Ну, все равно мы окажемся в одной постели, как ни крути, – заявила Исида.

– Это еще почему? – удивился я.

– Потому что я не люблю жеманиться, – пожала плечами Исида. – У девушек-гладиаторов это не принято. А во-вторых, ты мне нравишься, и пересчитывать на ночь других баранов я не хочу.

– А как же Юлия Феликс? – напомнил я.

– Судя по всему, – сказала рассудительная Исида, – Юлию Феликс интересует недвижимость, а меня, как ни странно, твоя подвижность.

– Спасибо, конечно, за комплимент, – вежливо поблагодарил я. – Но подвижность подвижности рознь! У меня это не поступательное движение, а регрессивное. И скоро оно утратит хоть какое-нибудь значение.

– Тогда я не вижу причин для остановки, – сделала вывод Исида.

– А как же Юлия Феликс? – с настырностью идиота напомнил я.

– Мы с ней разберемся без осложнений, – заверила Исида. – Потому что ее беспокоит одно, а меня абсолютно другое. Ты видишь где-нибудь столкновение интересов?

– Нет, – честно признался я. – Хотя о планах Юлии Феликс я имею самое смутное представление.

– А для чего ты женился? – спросила Исида. – Если не доверяешь Юлии Феликс?

– Ну, во-первых, не для чего, а зачем, – поправил я. – Потому что я не преследовал никакой выгоды. Вдобавок она попросила жениться, а для меня в этом нет ничего сложного и необычного.

– А если Юлия Феликс попросит тебя прыгнуть с обрыва? – поинтересовалась Исида. – Ты сиганешь?

– Только в том случае, если Юлии Феликс будет угрожать опасность, – ответил я. – В мужчинах заложены некоторые рефлексы, и поэтому я могу совершать необдуманные поступки.

– Ради спасения утопающих? – язвительно уточнила Исида.

– Угу, – саркастически подтвердил я.

– Но Юлии Феликс ведь ничего не угрожало, – сказала Исида.

– Ну, как и мне, – подчеркнул я.

– Откуда ты знаешь? – спросила Исида.

Тут я задумался и потерял нить разговора. Ну и какой из меня после этого Минотавр?!

– А в принципе… В принципе нет никакой разницы между планами Юлии Феликс и твоими, – сообщил я.

– А инстинкты самосохранения есть? – осведомилась Исида. – Вернее, остались?

– Кое-какие, – ухмыльнулся я. – На экстренный случай. А разве Юлия Феликс планирует меня зарезать?

– Не знаю, – сказала Исида. – Но ты стоишь на краю обрыва!

– В каком это смысле?

– В самом прямом, – пояснила Исида. – И если не веришь, то лучше не двигайся и посмотри вниз.

Но я не стал пялиться на детали, а инстинктивно шагнул к «молоденькой ассистентке», после чего обернулся и констатировал, что секунду назад был на краю обрыва…

Вначале я думал придать этому эпизоду сакраментальный смысл, что фокус все-таки состоялся. Ибо нет ничего, кроме текста, а писатель – пророк его! И как я ловко подвел читателей под монастырь авторских ассоциаций: «Обрыв» – «Обломов» – «Обыкновенная история»! (Нужное подчеркнуть.) Но затем пораскинул мозгами и плюнул на эти литературные фокусы. Прямо с обрыва.

– Тут раньше было продолжение, – заявил я, – метров на тридцать, или страниц на пятьдесят… – И для наглядности топнул ногой, впрочем – не сильно.

– Да, – подтвердила Исида. – Здесь жили две отщепенки… Баба Валя и баба Нюра. Последние гладиаторы… А сегодня их домики рухнули, и теперь на Помпеях можно поставить крест.

– Нехило, – зачем-то сказал я. – В том смысле, что ого-го какая часть берега отвалилась. И даже скарба от ваших баб не осталось…

– Да ты как будто злорадствуешь? – удивилась Исида.

– Недоумеваю, – пояснил я. – Почему вы с Юлией Феликс такие подлые?!

– А в чем это выражается? – спросила Исида.

– Во всем! – подчеркнул я. – Заманили писателя, наобещали ему женских прелестей, а на поверку что оказалось? Баба Валя и баба Нюра! И это называется – гладиаторы?

– То есть реальность не оправдала твоих надежд? – с каким-то подвохом спросила Исида.

– Но это лучше, чем неокретинизм, который просто меня подавляет, – быстро добавил я. – Можно сказать, не дает расслабиться и вздохнуть!

– Мы сейчас разговариваем о чем? – нахмурилась Исида.

– О современной литературе, – сообщил я.

– Извините, не въехала! – призналась Исида. – Вернее, не ожидала.

– Это потому, что современная литература то и дело выпрыгивает из-за угла и кричит: «Йа-а-а! Йа-а-а!» – пояснил я. – А вот классический реализм требует от писателя максимального занудства и самоотдачи!

– А теперь мы о чем беседуем? – уточнила Исида.

– Об описаниях природы и прочей белиберде, которую надо втыкать в свои сочинения, – сообщил я. – Иначе они не пробиваются на кассе по категории «проза». Ты, например, видела дерево?

– Ну! – кивнула Исида.

– Ну и фигли его описывать? – спросил я. – А с точки зрения прозы это обязательный предмет для внеклассного чтения и декламации.

– Здорово у тебя получается!

– Что именно?

– Любую беседу угробить к чертовой матери, – пояснила Исида. – Или перевести на свою персону.

– В том-то и заключается мастерство писателя, – самодовольно ухмыльнулся я. – При каждом удобном и неудобном случае поговорить о себе любимом!

– Короче говоря, – резюмировала Исида, – кто о чем, а римлянин о термах! И если у тебя сформировались претензии, то обернись и пообщайся с Юлией Феликс. А я немного передохну…

И в самом деле я сегодня перестарался, словно глухарь на току, и не услышал, как Юлия Феликс подкралась ко мне со спины. Хотя допускаю, что она и не думала ко мне подкрадываться, а просто подошла и тихо ждала своей очереди. И теперь загадочно зыркала глазенапами и вертела в руках какой-то конверт.

– Я знаю девушку, которая пойдет за тобой на край света, – сказала мне Юлия Феликс.

– И кто же эта дура? – риторически осведомился я.

– Ответ находится в этом конверте, – заявила Юлия Феликс.

– Ну наконец-то мне дали «Оскара»! – несколько преждевременно обрадовался я. – Спасибо, мои дорогие!

– Не за что! – отозвалась Юлия Феликс и принялась интригующе обмахиваться конвертом, как веером.

А если учесть, что на ней было только бикини, то церемония награждения выглядела и правда привлекательно.

– Я готов подвести итоги, – сообщил я. – На лучшую дуру в этом сезоне… Кстати, неплохо смотришься!

– Спасибо! – поблагодарила меня Юлия Феликс. – Я всегда хорошо выгляжу, чего бы там ни сняла. С себя, разумеется.

– Ну, не будем утомлять наших зрителей светскими разговорами! – залихватски подхватил я. – А лучшая дура в этом сезоне…

Тут Юлия Феликс решила, что достаточно наобмахивалась, и протянула мне конверт.

– Юлия Феликс! – объявил я. – Это свидетельство о заключении брака!

– Ха-ха-ха, – сказала Исида. – Бурные аплодисменты. А теперь поясните, что это значит…

– Наша гостиница внезапно обрушилась, и я покидаю Помпеи в чем есть! – охотно пояснила Юлия Феликс. – И в ближайшее время я перееду…

– Передислоцируюсь, – за каким-то чертом отредактировал я.

– К своему мужу! – Юлия Феликс указала на меня пальцем. – На новое место жительства, в Петербург!

– Ну и я в беде тебя не оставлю! – уверенно заявила Исида.

– Здравствуйте, девочки! – подытожил я.

Гомер Гомером, но другие рассказы о Троянской войне отличаются непоэтическими подробностями…

Краткий ход событий

1. Богиня Афродита (на конкурсе красоты) обещает Парису, что тот добьется любви и расположения некой Елены, тогдашней жены Менелая (я бы мог гарантировать это таинство безо всяких эзотерических штучек, а, скажем, за сто пятьдесят долларов, потому что не боги горшки обжигают, а люди пальцами делают).

2. Парис, как было обещано, добивается любви и расположения Елены, будучи в гостях у Менелая, и, прихватив сокровища, в данном случае материальные ценности, бежит себе в Трою. Для чего Парис умыкнул Елену, если уже добился любви, – тайна, покрытая мраком. Однако мне вспоминается голливудский блокбастер «Люди в черном», где огромный космический таракан, собираясь в дорогу, тащит на свой корабль Линду Фиорентино и говорит (sic!): «Путь долгий! И всякая еда пригодится!»

3. Возмущенный таким поворотом событий Менелай обращается к своему брату по имени Агамемнон и вместе с ним собирает вооруженные силы, чтобы идти войной на Трою, вернуть похищенные сокровища и надавать Елене тумаков.

4. В армию Агамемнона и Менелая вливаются: вездесущий Одиссей, практически неуязвимый Ахилл и прочие, прочие, прочие… В Трое укрепляют стены. На Олимпе формируются две противоборствующие партии – голуби и ястребы. За троянцев: сам Зевс в роли верховного главнокомандующего, политрук Афродита и флагман Посейдон. А за греков: богиня Афина, богиня Гера, супруга верховного главнокомандующего, и примкнувший к ним Аполлон.

5. Слепой Гомер выступает в роли независимого обозревателя.

6. Войска Агамемнона и Менелая десантируются с кораблей на побережье возле Трои, где засели Парис и Елена, и приступают к рекогносцировке.

7. В дело вмешивается Голливуд, фабрика грез и кинопроизводства…

Общие рассуждения о Троянской войне

а) Конечно, голливудский Бред Питт в роли Ахилла выглядит очень героически (см. фильм «Троя»), однако его древний прототип, как говорят источники, влюбился в царевича Троила «во время сражения» и угрожал ему прямо на поле битвы: «Я убью тебя, если ты не уступишь моей страсти!» Не знаю, как бы это понравилось Анджелине Джоли, нынешней жене Бреда Питта. Правда, другие утверждают, что Ахилл «так по-медвежьи стал выражать свою страсть, что Троил побагровел, ребра его треснули, и он скончался». Тоже сомнительное оправдание…

б) Некая Лаодамия, лишь только муж отправился на войну, изготовила статую, чуть не сказал – Бреда Питта, во всяком случае – бронзовую или восковую, и затащила ее в свою постель. Не знаю, как бы это понравилось Анджелине Джоли, нынешней жене Бреда Питта, но папенька Лаодамии тоже был не в восторге. Говорят, он изъял и пожег все фаллоимитаторы, что смог обнаружить в собственном доме, а взамен подарил дочери ткацкий станок, который в античные времена считался крайне добропорядочным механизмом…

в) А как обстояли дела под Троей? Один хитроумный мужчина по имени Паламед придумал игру в кости, за которой, как утверждают источники, «греки убивали время». Наверно, немало троянцев тоже посещало этот «Лас-Вегас», где от скуки смертной проигрывались целые состояния, а если предварительная осада длилась считай девять лет, то абсолютно непонятно – зачем на десятый год ломиться в Трою, коли там ничего ценного не осталось…

г) Другой хитроумный мужчина по имени Одиссей тоже, по всей вероятности, шибко проигрался и не нашел ничего лучшего, как обвинить изобретателя Паламеда в государственной измене. И совсем не удивительно, что хитроумного Одиссея поддержали другие греки. «Да ты достал со своими костями!» – заявили они, бросили Паламеда в колодец и забросали камнями.

А когда папенька Паламеда прибыл на место преступления, чтобы взыскать, как говорится, «за сына», компания Агамемнона и Одиссея наотрез отказалась выплачивать «карточные долги». Тогда не менее хитроумный папенька отчалил обратно в Грецию и каждой из жен убийц Паламеда сообщил следующее: «Твой муж возвращается из-под Трои с наложницей, которая будет новой царицей!» Дальше цитирую классиков: «Одни несчастные после подобных слов покончили с собой, а другие тут же изменили мужьям. Так, жена Агамемнона Клитемнестра сошлась с Эгисфом, жена Диомеда – с Кометом, а жена Идоменея – с Левком…»

Не знаю, как бы такое известие понравилось Анджелине Джоли, нынешней жене Бреда Питта… Однако благоверная Пенелопа, жена Одиссея, ни в каких списках самоубийц не значится, только что-то невнятное говорится про ее многочисленных женихов. Хотя папенька Паламеда первым делом, должно быть, отправился на Итаку, дабы поквитаться с Одиссеем. Но Гомер тактично умалчивает об этом эпизоде…

д) А как обстояли дела под Троей? «Шла зима, и, поскольку среди культурных народов в это время года воевать было не принято, греки проводили время, укрепляя лагерь и практикуясь в стрельбе из лука. <…> Но пришла весна, и боевые действия возобновились…» Вероятно, тут подоспел Гомер, чтобы последовательно рассказать о десятом годе осады. Уселся на вершине холма, эзотерически обозрел окрестности и стал передавать «Илиаду» из гущи событий:

И сразу же с фирменной локализацией на латинский, английский, немецкий, испанский и прочие вавилонские языки. Только скифы до сих пор пользуются самопальным русификатором, который еще в тысяча восемьсот двадцать девятом году изготовил юзер Гнедич, ака Николай Иванович, и от которого до сих пор глючит всю «Илиаду». Старые добрые игры, облагороженные сединами Гнедича, конечно, зажигают «не по-детски», но уже не сетапятся на «Windows XP», а только на «Windows 98», да и то кривоватенько…

Кстати, как пишет Лео Доиель, ссылаясь на археолога Артура Ханта: «Количество найденных списков Гомера просто ошеломляет своим изобилием. Громадная популярность этого барда подвергает терпение археолога одному из наиболее тяжких испытаний, когда извлекается из земли еще один крупный фрагмент литературного текста. На мгновение археолог теряется в догадках, какое же новое сокровище удалось ему обнаружить. Но можно ставить десять против одного, что это опять всего-навсего старик Гомер».

Без комментариев. Мне даже не интересно, что по этому поводу думает Анджелина Джоли, нынешняя супруга Бреда Питта…

е-ё) Но если вы спросите, отчего же все-таки разгорелась Троянская война, я, как Зевс, отошлю вас к терапевту. Чтобы этот специалист засвидетельствовал, как хорошо вы сохранились для своего возраста, не отягченного знаниями. Вдобавок буду весьма польщен, что мой, как бы помягче сказать, роман – это ваша первая в жизни книга, в частности о Троянской войне. Закройте ее к чертовой матери на сей же странице!

А для всех остальных после небольшой паузы сообщаю, что разделяю настроения Роберта Грейвса, который писал следующее: «Троянская война является историческим событием, и, что бы ни послужило поводом для нее, это была торговая война».

ж) В это время, как сообщают источники, «Парис и Менелай должны были сразиться за обладание Еленой. Поединок, однако, ничем не закончился, потому что Афродита, видя, что Парис „попал в переплет“, окутала его волшебным облаком и доставила назад в Трою».

Свинтил, стало быть, наш Парис с поля боя – это тебе не на конкурсе красоты прохлаждаться. Кстати, рассудительные греки до сей поры утверждают, что Елена по праву принадлежала Менелаю, а все остальные, насмотревшись голливудских фильмов про бедную проститутку, что с какого-то перепугу вышла замуж за Ричарда Гира, просто умиляются. И, что самое характерное, мне не надо рассказывать, кто такие Бред Питт, Анджелина Джоли и Ричард Гир, а значит, и с подробностями о Троянской войне как-нибудь тоже перетопчетесь! Во всяком случае, мифологические отношения Париса и Елены могут сравниться по популярности только с исторической драмой «Красотка», где в главной роли снималась Джулия Робертс, будь она неладна.

Но почему народные массы млеют от проституток на DVD-носителях – загадка большого формата. Я ничего не имею против этой древнейшей профессии, но не готов упиваться историями о том, как шлюха вышла замуж за миллионера, потому что промышляла на панели с чистой совестью. Нужда заставила. А пол мести в супермаркете ей совесть не позволяла?

Еще один живучий в народе миф, что лучшие жены – это бывшие проститутки… Конечно, и черту можно спилить рога, но они непременно вырастут снова. Простите, увлекся. Но все-таки любопытно, что на этот счет думает Анджелина Джоли, нынешняя жена Бреда Питта, в частности о Джулии Робертс…

з) «На следующий день после жаркой схватки греки обратились в бегство, а Гектор разрушил их оборонительный вал. Вдохновленный Аполлоном, он прорвал оборону греков, невзирая на то обстоятельство, что им помогал Посейдон. Но в этот момент ненавидевшая троянцев Гера позаимствовала у Афродиты волшебный пояс и увлекла Зевса на супружеское ложе. Благодаря этой уловке Посейдону удалось переломить ход сражения в пользу греков. Однако Зевс, быстро распознавший уловку Геры, повелел Посейдону покинуть поле боя и вернул троянцам их отвагу. Те снова пошли вперед…» Ну что еще можно добавить – мы пешки в игре богов…

Но вдруг посреди описания этой знатной баталии сообщается, что «Ахилл впервые разделил ложе с Еленой перед своей смертью, и, поскольку он стал ее пятым мужем, Ахилла прозвали Пемпт, что на Крите означает „пятый“. Предшественниками Ахилла были Тесей, Менелай, Парис и Деифоб…» По поводу последнего мы еще поговорим, но если Ахилла ухайдакали еще под стенами Трои, то как он мог стать пятым супругом Елены после Деифоба, который из города не выходил? Наверное, все-таки это был Бред Питт. Или просто бред…

А вот Елена пыталась свалить из осажденного города. И однажды ночью дозорный застукал ее в тот момент, когда она привязывала веревку к зубцу стены, чтобы сбежать из Трои. Елену поймали и привели к Деифобу, который «насильно женился на ней…»

«Бойтесь данайцев, дары приносящих!» – предостерегал жрец Лаокоон своих сограждан, но те его не послушались и затащили в Трою громадного деревянного коня, в котором, как оказалось после, скрывалась греческая десантура. Троянцы вообще тянули в город что ни попадя – то Елену, то деревянную кобылу. Однако, как утверждают источники, «греки, сидевшие внутри коня, и сами дрожали от страха, а некий Эпей с испугу тихо плакал…» И неспроста! Читаем дальше…

«Вечером Елена вышла из дворца и трижды обошла вокруг коня, поглаживая его бока, и, словно желая позабавить гулявшего с ней Деифоба, стала дразнить спрятавшихся греков, подражая голосам каждой из их жен по очереди. Менелай и Диомед, сидевшие рядом с Одиссеем, уже были готовы выскочить из коня, услышав свои имена, но Одиссей удержал их…» А я бы все-таки вышел и накостылял этой Елене, а там – хоть трава не расти…

и…) Когда Одиссей и Менелай наконец-то выбрались из деревянной кобылы, они устремились прямо к дому Деифоба и вступили с ним, как говорят источники, «в самую кровавую схватку всей жизни». Победа досталась Одиссею и Менелаю только благодаря вмешательству Афины, и точно неизвестно, кто из них убил Деифоба. «Некоторые утверждают, что это Елена вонзила кинжал ему в спину. Сей поступок и божественная красота Елены поколебали прежнюю решимость Менелая, поклявшегося убить Елену, как только та попадется ему на глаза». Менелай отбросил в сторону меч и повел Елену целой и невредимой к своему кораблю, чтобы вернуться вместе с ней домой…

HAPPY END

и заключительные титры фильма

«Моряки, плававшие на север от Босфора, часто слышали, как Ахилл (покойник!) где-то за морем читал стихи Гомера, причем звук его голоса сопровождался стуком конских копыт, криками воинов и звоном оружия…»

Что же касается развалин Трои, то я сплю и вижу, как с одной стороны к ним подбирается Генрих Шлиман, а с другой – тяжело вооруженные голливудские кинематографисты…