Остаток дня двигались по лесу, придерживаясь направления: «нахер всё, идём прямо — чем дальше свалим, тем лучше». Выбирал направление естественно Сухой. Кону, как и Старому всё равно было куда идти. Собственно, Старый, в плане не только эмоциональной, но и мыслительной активности, напоминал мертвеца, вдруг обретшего возможность ходить и иногда разговаривать.
С Коном дела обстояли получше. Правда, он всё ещё медленно соображал, но, как ни странно, своеобразная терапия с экскурсом в прошлое, помогла ему. Технически голова работала: он думал, действовал, оценивал происходящее, иногда ощущал всплески эмоций, порой даже ярких. Но пока всё это происходило в заторможенном виде. Реакции всегда запаздывали.
Двигаясь сквозь чащу, они прошли под громадной, сильно накренившейся веткой дуба. Раздвигая листья и ветки помельче руками, Кон заметил, что правее, примерно в метре от них, среди ветвей висит что-то длинное, серое и пушистое. Свешивалось оно как раз с ветки, торчало из густой её кроны. Кон зафиксировал странность — растений покрытых густой шерстью, вроде не бывает, змеи предпочитают носить чешую, а лианы, в умеренных широтах, не растут из принципа. Но только когда они прошли ещё метров десять, до него дошло, чем могло быть это нечто пушистое и длинное. Разум покопался в памяти и выдал подходящее ассоциативное воспоминание — кошка Мурка разлёгшаяся на трюмо и свесившая свой пушистый хвостик с краюшку. Только вот давным-давно преставившаяся Мурка, в длину вся была, от кончика хвоста до кончика носа, как раз с это пушистое нечто из листвы чащобной. Если предположить что он видел только часть хвоста того, кто изволил прикорнуть на дубовой ветке, то размеры этого существа…, в общем, хорошо, что ему не пришлось увидеть то, что располагалось на другой стороне хвоста. Один раз они уже видели подобное существо, и сего воспоминания любому хватило бы на всю жизнь.
Довольно долго они шли, движимые одной мыслью — убраться подальше от домика, где погиб Тормоз, буквально разорванный на куски. Подальше от места и существа, сделавшего это. На окружающий мир внимания почти не обращали. Только ближе к вечеру, страх, гнавший их вперёд, слегка отпустил, шаги меченых утратили длину и частоту. Вскоре они уже кое-как плелись по лесу. Не из-за усталости, хотя мышцы ног ломило — впервые за много лет на их долю выпали столь длительные прогулки пешком, а потому что страх отступал. Опасность осталась далеко позади. По крайней мере, никто за ними не гнался, из чащи не доносились ни вой, ни рык, никто не нападал и даже по самым скромным прикидкам, они успели прошагать прочь от домика километра три. Без учёта зарослей колючих растений и оврагов, которые приходилось обходить стороной. Кстати, как раз благодаря этим оврагам, зарослям лесной малины и других растений (честно говоря, кроме малины они ничего узнать не смогли), их путь лёг на обратный курс. За час до заката, они покинули лес, и вышли на асфальт трассы. А до того момента им предстояло пройти ещё около двух километров. Шли медленно. Причин для спешки вроде не было. Смотрели по сторонам и пальцы держали на спусковых крючках автоматов. В процессе движения, впервые в этом лесу, они вышли на поляну. Очень красивую, яркую лесную поляну.
— Красиво мля. — Заявил Сухой, таким голосом, будто увидел громадную кучу чьих-то испражнений, а не изумительное чудо, лесную поляну, сплошь усыпанную яркими цветами.
— Красиво. — Отозвался Кон, не сумев осознать оттенков тона, коим выразился Сухой.
— Странно. — Удивил обоих Старый.
— Что? — Сухой повернулся к товарищу, а Кон продолжал любоваться цветущим великолепием лесным. — Старый, поясни. — Старый вместо ответа, вдруг сел на корточки и стал колупать пальцем в земле. У вора глаза немножко выпучились, так, слегка — чисто, что бы округлиться, а не выпасть нафиг в травку. — Ты часом не свихнулся? — Старик аккуратно положил автомат наземь и начал копать двумя руками. Теперь и Кон смотрел на него с удивлением. — Старый млять! Скажи чего, а то решу, что ты по фазе рухнул и третий глазик в башне нарисую.
Старик копать перестал и безразличным взглядом уставился в дуло автомата вора. Дуло слегка качнулось и ещё немного приблизилось к лицу меченого. Старый моргнул и сказал:
— Червей нет, жуков нет, муравьёв нет. Странно.
— Эммм… — Сухой неуверенно опустил автомат. На Кона глянул, тот в ответ пожал плечами. — Нету говоришь? А ну и хер на них, нету и нету. Парни, короче, пошли. Среди цветочков перекусим и дальше двинем. Зер, мать его, гуд?
Оба кивнули головами. Сухой приподнял бровь и сделал немножко нервный жест рукой. Не поняли. Тогда он сделал тот же жест двумя руками и добавил:
— Ножками ребята, ножками. Я в тылу топать буду. Прикрывать вас типа.
Меченые подчинились, не задавая вопросов. Старый, например, не только не поинтересовался, почему Сухой их вперёд посылает, у него вообще в голове ни одной мысли по этому поводу не возникло. Просто подчинился приказу. А вот с Коном получилось немного иначе. Он подчинился, но разум автопилотом начал искать мотивы для такого поведения своего вынужденного товарища. Уже будучи по колено в пышной траве и не менее пышных цветах поляны, разум выдал простой и ясный ответ — Сухой послал их первыми, что бы не рисковать собой. Если на поляне что-то не так, погибнут впереди идущие. Слабо шевельнулись возмущение и злость на вора. Практически тут же эти чувства прекратили подавать признаки жизни, истратив все силы какие были на сие полузадушенное шевеление. Кон остановился на середине поляны. Вокруг него цвели десятки самых прекрасных растений, какие ему только доводилось видеть. Очень красивые и почти все незнакомые.
— Всё, теперь привал. — Сухой рухнул на спину, впрочем, не выпуская автомат из рук. Он сладко потянулся, улыбаясь довольно и фактически до ушей — куда-то вдруг испарился, весь негатив. Вору было просто хорошо и на душе так спокойно как никогда в жизни. — Кон, смотри по сторонам. Старый и я перекусим, потом Старый тебя сменит.
С большим трудом Кон оторвал взгляд от великолепных цветов. Стал смотреть на неровную стену пушистых крон, опоясывающую это место. Он смотрел и смотрел и…
— Дерьмо позиция, любой дурак нас из леса как куропаток тут хлопнуть может.
— А? — Сухой сел. Посмотрел на обмороженное лицо Кона. — Браток, это ты сейчас говорил?
— Я. — Ответил Кон, и глаза у него начали медленно открываться шире. Так продолжалось секунд десять, пока он не начал напоминать кошку, которой на хвост уронили тяжеленный чайник. А в чайнике кипятка литра три. — Я???
— И птиц нету. — Заметил тут старый, с аппетитом поглощая сухой и приторный армейский паёк. Хрустнул плиткой и поморщился. — Хреновая жрачка. Надо что-то получше раздобыть.
— Нихера прикол! Мужики, вы либо всю дорогу прикидывались идиотами, либо… — Сухой подскочил на ноги и шумно вдохнул: какой изумительный аромат витает над этой поляной! Вор мрачно нахмурился, обнаружил, что бросив всего один взгляд под ноги, мгновенно сосчитал все разноцветные цветочные бутоны в пределах видимости и отпустил пару неприличных проклятий. А спустя секунду обнаружил, что хмуриться больше не может, как впрочем и злиться. Ему и ругаться сейчас совсем не хотелось. И на душе почему-то тепло стало, хорошо как-то… — Мужики, валить надо. Что-то не так с этой поляной.
Сухой обнаружил, что оба его спутника сели и преспокойно поглощают паёк. Причём оба смотрят на него, и в их взглядах легко читаются ум, довольство и ни следа той обмороженности, что он видел, с тех пор как их погрузили в грузовик.
— Уходим отсюда! — Повторил Сухой, вдруг осознав, что сам уходить не хочет никак вообще.
— Здесь не опасно. — Ответил Кон, проглотив кусок сухой пищи. — Я знаю. Я останусь тут ещё на часик-два. Мне это нужно Сухой, правда, нужно.
— Мне тоже лучше пока быть тут. — Заявил Старый.
— Вы свихнулись. — И пальцем у виска покрутил. — Да ну вас к чёрту. Я ухожу.
И двинулся прочь, обратно в лес. Кто знает, как бы сложилась судьба всех троих дальше. Может, они погибли бы здесь, в эту ночь или следующую. Может, погиб ли бы не все. А может, судьба позаботилась бы о всех троих, ведь уже дважды она дарила им удачу. И оба раза, они не смогли её увидеть. Даже теперь, когда аромат цветов, чудесных в своей красоте, вернул им разум, восстановил почти всё то, что было ими утрачено, в унылых серых стенах пожизненных тюрем.
Кто знает, как бы всё повернулось…
Сухой покинул поляну и яркость, с которой воспринимался окружающий мир, эта необыкновенная острота и скорость восприятия, начала уходить. Лес вдруг как-то поблек. Тени сгустились, разум перестал мгновенно воспринимать и обрабатывать всё, что видел глаз. Мир стал уже, темнее, привычнее. Сухой без сожаления уходил с поляны усыпанной цветами — такие метаморфозы сознания пугали его. Да и не факт, что всё кончилось. Может утром он не проснётся или минут через тридцать его скрутит и начнёт он блевать кровью. Чем быстрее уйдёт от странных растений, тем лучше для здоровья.
К несчастью далеко уйти не удалось. Не прошёл он и десяти шагов как впереди что-то громко затрещало. Сухой остановился, направил оружие на звук. Нервно облизнув губы, он напряжённо вглядывался в море листвы, сейчас окружавшее его со всех сторон. Море сие, вдруг заволновалось, резко дёрнулось и опало наземь сплошной волной. Не всё конечно. Только метрах в трёх от него, солидный такой кусок зелени рухнул с оглушительным треском и нечто громадное, чёрно-коричневое, зачем-то громко сопящее, двинулось прямо на него. Сухой не успел разглядеть, что это было, стрелять тоже не стал — куда? В это необъятное мохнатое, вообще непонятно что? Имея под рукой только заточку, не стоит пыркаться на Слона. Он, товарищ с интригующим прозвищем Слон, сидел давно, но аккуратно и никогда не попадал в серьёзные неприятности, а в бараке занимал всегда сразу две койки. Не потому что был шибко уж наглым или сильно блатным. Совсем нет, обычный мужик, немного нервный, но в целом спокойный без амбиций. Всё дело в том, что Слон отличался от прочих двуногих габаритами маленького тепловоза, и потому ему требовалось две койки сразу. На одной он не мог спать даже на боку — на пол падал. Парня очень уважали за его слоновьи габариты и не меньшую физическую силу, уважали и не трогали, даже воры. Хоть сам он и говорил, что уважают его исключительно за недюжинный ум и великолепную смекалку. А кто бы с ним спорил — попасть под горячую руку Слона, всё равно, что рухнуть под колёса тепловоза. Что там, что там, запчасти собирать придётся маленьким пинцетом. Вот если бы Слон взял и оброс шерстью — как есть это нечто, сейчас бредущее по лесу.
Сухой бежал обратно так быстро, что дважды только чудом не врезался в стволы деревьев, тут росших где попало — ну, оно и понятно, в лесу они так обычно и растут. На полянку влетел широким прыжком и, не обращая внимания на товарищей, стремительным галопом рванул мимо. Увы, пышная растительность преподнесла вору неприятный сюрприз. Нога угодила в ямку, и он рухнул носом вперёд. Трава, цветочки и всякие кустики сыграли роль подушки безопасности, правда, не слишком хорошо, но хоть нос не сломался и то ладно. Сухой поднялся довольно быстро, но продолжить бегство не сумел. Во-первых, на ногу он теперь нормально наступить не мог, толи вывих, толи отшибло при ударе. Так, считай на одной ноге и стоял. Во-вторых, он испытал некоторое удивление и даже тень благодарности — Кон и Старый застыли по обе стороны от него, направив автоматы на лес. Не бросили в минуту опасности, не отвернулись, как только что сделал он сам. Впрочем, тень она на то и тень, что быстро исчезает. Ну, а в-третьих — громадное мохнатое нечто вылезло из леса и уже успело затоптать метра два растительности. Теперь бежать не имело смысла. Зато теперь, все трое получили прекрасную возможность рассмотреть странного зверя в деталях.
— Медведь. — Спокойно заявил Старый. Его друзья не ответили, автоматы тискали. — Тут он ничего нам не сделает. — И сказав сие, Старый опустил оружие. Никто ничего ему не сказал.
В основном, из уважения к внешности косолопаго. Иногда случается такое, видишь зверя и тут же начинаешь уважать его очень сильно. Даже дар речи отказывает, а порой случается, что сила этого уважения столь неодолима, что сметает всё на своём пути, включая, естественное сопротивление организма всяким неприятным вещам и так иногда даже бывает, что одежда намокает.
Вот почти тот случай.
Мишка вылез на поляну с широко открытой пастью, пребывая в предвкушении сытного обеда, но пробежав всего метр по цветочному великолепию, вдруг понял, что голод его уже не беспокоит. Впрочем, может он и не был голоден, а за Сухим бросился, будучи чем-то разозлён. Точно тут сказать трудно, медведи существа сложные, у них богатый внутренний мир и откровенно свинский характер. Так вот на поляне, этот мишка прошёл ещё с метр и поймал ту же волну эйфории, на которой оказались люди. Сел в цветы, раскинул лапы и сладко зевнув, начал взирать на мир конкретно осоловевшими глазками. На людей вот глянул, без всякой злобы, скорее безразлично. Широко зевнул и упал на бок. Что-то тихо ворча, стал перебирать лапами, будто вот мух отгоняя. Словно щенок на даче в клумбе…, только вот щенков два с лихом метра в холке, да весом всё к тонне ближе, в природе не бывает. Как и медведей таких габаритов.
— Может, уже свалим отсюда? — Меченые повернулись к Сухому. Сейчас на их лицах застыло сомнение. — Ну, в натуре парни, с таким соседом, как бы ужином не стать!
Оба снова посмотрели на медведя. Толи бурый, толи генно-модифицированной малины в детстве объелся, не совсем понятно. Сейчас косолапый хозяин сибирских джунглей потерялся в нирване, но что будет с ним через несколько минут? В общем, все трое решили, что при таком раскладе, лучше не мешать косолапому наслаждаться подключением к космосу в гордом одиночестве.
Уходили тихо-тихо, что бы ненароком не вернуть внимание мишки к своим персонам. Покинув пределы поляны, прибавили шагу, перейдя почти на бег. Сухой, несмотря на боль в ноге старался не отставать от товарищей, и вскоре нога почти перестала его беспокоить. Толи адреналин со страху сил придал, толи ушиб полученный среди цветов оказался несерьёзным. На всякий случай, он на ходу вколол себе стимулятор из аптечки. Единственный пригодный к использованию. Ещё в домике большую часть препаратов и инструментов пришлось выбросить — медикаменты просрочены, местами на несколько лет, инструменты сломаны. В некоторых аптечках вообще, вместо препаратов, в наличии имелся лишь воздух. По идеи, из содержимого всех аптечек, реально было собрать две-три полностью укомплектованных. Этакий расчёт со взглядом в будущее. Их и осталось всего трое.
Через несколько минут, после того как меченные сбавили шаг, Сухой задал вопрос.
— Мужики, тормозите ещё или в норму пришли? Как самочувствие?
— Нормально. — Ответил Кон. — Будто заново родился…, не понимаю почему…
— Будто с похмела проснулся. — Проговорил Старый, хмурясь. Но глаза у него больше не блестели, изображая ветровое стекло пустого авто на стоянке. — В башке бардак.
— И на том, как говорится…, опля! — Сухой остановился. Кон, шедший чуть впереди и левее сего не заметил и вор шагнул вперёд, ухватив его за плечо. — Стоп. — Кон замер, подобрался весь, озираться стал, но опасности не было. Сухой растерянно смотрел то назад, то вперёд.
— Что случилось?
— Лес изменился. — Вор указал взмахом руки назад, туда, откуда они пришли. — Там в натуре чаща. — Указал туда, куда они шли. — Реже становится.
— Деревья тут растут другие. — Старый миновал обоих и, пройдя пару метров, остановился возле пышного куста, непонятной природы. — Здесь лес молодой. Я так думаю, здесь посадки были. Потом их забросили, постепенно они как бы срослись. Раньше луг был, теперь лес.
— Ааааа… — Протянул Сухой, понимающе кивая, хотя и не совсем понял, о чём речь. Так в общих чертах. — Ничего значит, так оно и надо?
— Ну, да. — Старый сильно потёр макушку запястьем. — Башка болит жутко…, думать трудно, такое чувство, что я всю ночь бухал…
— Ты детали вспомнил, о себе, из прошлого?
— Нет. Всё как в тумане, образа, обрывки фраз. Смутно всё. Пазл млять…, и как его собрать я хер знает. — Старый перестал мучить причёску и посмотрел куда-то в сторону. Прищурился сильно. — Кажись, пещерка какая-то.
— Где? — Сухой подошёл к Старому и тоже стал присматриваться. В поредевшем лесу, между стволов деревьев и сплетения ветвей, иногда сухих, иногда не очень, но с листьями, виднелось нечто тёмное, овальное. Могло быть пещерой, в любом случае, с такого расстояния сказать точно, что они видят, не получилось бы. В общем, через полминуты Сухой скомандовал двигаться и впервые за всё время пути, пояснил спутникам, зачем и почему выбрано именно это направление их движения. — Скоро ночь, надо где-то укрыться.
При ближайшем рассмотрении нечто тёмное явило себя не слишком большой, малогабаритной пещерой в пологом откосе. С помощью фонариков удалось установить, что пещерка вместительна, но не шибко. Стены её состоят из земли, камней и густо переплетённых меж собой древесных корней. Длина пещеры метров пять, потолок местами полтора, кое-где метр высотой. Главное, что там были стены и потолок, остальное детали и несущественно. Для ночёвки в лесу, пещерка вполне подходила, правда, смущала история её возникновения посредь лесных массивов.
Устроившись внутри, Сухой сел у стены и привалился к ней спиной. Взгляд вора замер на потолке, конкретнее — на корнях, из него свешивающихся. Некоторые из них казались не толще волоса, другие напоминали узловатые пальцы, длинные, кривые и жуткие. Меченый потянулся к одному из таких. Корень отличался от прочих, одной незначительной деталью — он высох. Причём не просто так. Корень чем-то перебило у потолка и, потеряв контакт с основной массой корневой системы, он быстро умер, путём полного засыхания. Вообще, казалось, его кто-то пытался оторвать, да не завершив дело, бросил всё и дальше по лесу гулять ушёл. Сухой потянул корень, висевший на тоненькой ниточке растительного смыслу. С тихим треском, ниточка разорвалась.
Меченный поднёс высохший обрубок к глазам. Повертел в пальцах. Сбоку на корне обнаружил странный нарост и пошевелил его пальцем второй руки. Спустя мгновение, тяжело сглотнул и сильным взмахом руки, выбросил обрубок прочь. Теперь он, кажется, знал, как появилась пещерка. Её тут выкопали, причём руками и сто процентов, руки те, принадлежали людям. Ну, по крайней мере, ноготь, застрявший в корне, явно принадлежал человеку. Причём человеку женского пола. Каким образом могла женщина раскопать такую массу земли? И куда, кстати, делась эта земля — перед входом никаких земляных холмов они не заметили…, впрочем, поверхность усыпана засохшей листвой, да травой вся поросла, сложно понять, что там было раньше. Может, ямка была, а когда раскопали пещерку эту, ямка пропала, поглотив землю из пещеры. Вполне возможно…, только всё равно непонятно как женщина могла такое откопать и главное — зачем вообще ей это понадобилось?
Сухой раздумывал секунды три и ответ, который выдал разум, ему очень не понравился. Если женщина была не совсем живой, то могла выкопать не только пещерку, но и овраг и даже целый карьер. Зомби усталости не знают, боли не чувствуют, в сне и еде не нуждаются. Долго копать могут.
Непонятно зачем мертвецу понадобилось копать пещеры, но если зомби это сделала, значит, могла и вернуться. Вор тут же решил рассказать товарищам, о ногте, обнаруженном в корне, и о своей догадке. Даже рот открыл, и палец вверх поднял, указательный. А потом бросил взгляд наружу. Сгущались сумерки. Час-два и наступит полная темнота. И что тогда делать? Вряд ли за час они смогут найти другое укрытие. Сухой промолчал о своих подозрениях, но кое-что всё же сказал.
— Мужики, надо бы дров набрать, костёр заделать.
— Нахрена оно тебе сдалось? Не гони Сухой. — Неосторожно грубо поинтересовался Кон и получил в ответ такой свирепый взгляд, что удивлённо отшатнулся. — Ты чего?
— Базар фил… — Сухой даже привстал, начиная эту речь, а потом вдруг упал обратно к стене. Лицо вора скривилось, теперь не от ярости, а смешанной гаммы эмоций, тоскливой тональности. Он криво улыбнулся и снова посмотрел на товарища. — Извини. За пару дней от целой жизни отказаться не получается…, а надо мля, надо парни.
— Почему?
— Старый, ты дурак или просто не вкурил ещё, где мы находимся?
— Я не дурак. — Буркнул оскорбившийся пожилой арестант.
— Значит, не понял где ты? Ну, так запомни — отсюда назад дороги нет, и не будет. Мы одни на дикой земле, где, как ни крути, но однажды всё равно мы все сдохнем. Нам уже не выбраться отсюда… Блатная жизнь осталась там, на другой стороне. Здесь она может привести только в могилу. — Он помолчал немного и хрипло добавил. — Будем бычиться за понятия или собственные примочки, хана всем троим. Теперь придётся жить так, как диктует эта земля. И выжить мы можем только группой и только если сможем стать товарищами. Понимаешь? Нам друг другу спины прикрывать и бычиться друг на друга нам нельзя. И мне и вам, придётся забыть о наших статусах на той стороне. Здесь статусов всего два: жив остался и сожрали нахер.
Он замолчал, мрачно уставившись на противоположную стену.
— Сухой, — едва слышно сказал Кон, — ты тоже извини, после этих процедур, совсем дибил я. А ещё цветочки эти…, в общем, Старый, пошли пошарим, соорудим костерок.
— Пойдём. Сухой прикроешь?
— Не проблема, прикрою. — Проворчал слегка мрачный вор, воинственно сжимая автомат. И тут же добавил. — Костёр перед пещерой замутим, что бы к нам всякое зверьё ночью не совалось.
— Удивляюсь я тебе Сухой. Не ожидал от вора такие речи услышать. — Проговорил тут Старый, выбравшись из пещеры. Встал спиной к пещере и подозрительно озирался, нервно мотая головой.
— Нет больше воров. — Буркнул Сухой. Как-то автоматически он коснулся пальцами татуировки на щеке, и кожа в этом месте задёргалась, словно от нервного тика. — Только меченые остались.
В ближайшие полтора часа, до наступления темноты, больше ни слова сказано не было. Дров насобирали прилично, сушняка вокруг хватало, так что и разжечь костёр оказалось не слишком сложно. Правда, процесс разжигания сопровождался матом и длился около десяти минут, в течение которых, попытки запалить сей общественно полезный элемент ландшафта, предпринимались по очереди всеми тремя бывшими арестантами. Сухой и Кон потерпели полное фиаско, Старый с трудом, но всё же разжёг. На том кончились спички. По этому поводу, все трое несколько минут сквозь плотно сжатые зубы, шипели проклятья — солдаты могли бы подарить что-нибудь более существенное, чем спички. Например, плазменную зажигалку. Она без дозаправки, при аккуратном обращении, могла служить человеку с год. Ну, если вспомнить в каком состоянии пребывали аптечки, оно не удивительно. Скорее стоило изумляться тому факту, что хоть спички есть и даже горят.
Лёгкий перекус, слегка съедобным армейским пайком и все трое приготовились ко сну, в обнимку с автоматами. Точнее двое, Сухой остался у входа в пещерку, решив дежурить первым. Он сидел у огня, подкидывал ветки помельче, когда костёр начинал затухать. Когда разгорался, бросал туда сучья побольше. Он не был уверен, что огонь остановит или отпугнёт местную живность, но вроде должен отпугнуть. Звери обычно огня боятся. Про зомби такое сказать сложно, по идеи чего трупакам огня шарахаться? Насколько он знал, а о Дыре у него информации имелось крайне мало, местные зомби практически ничем не похожи на тех, что любят рисовать ужастики киноиндустрии. Учёные до сих пор неопределённо мычат, что-то о необходимости дополнительных исследований, при вопросах о природе сих тварей. Ну, на случай если покойникам огонь препятствием не станет, у них есть автоматы и ножи. Жаль, что у него не так много информации об этой стороне, жаль…
Вот сейчас, в этой пещерке, выкопанной ожившими трупами непонятно зачем, он горько сожалел о том, что заинтересовался Дырой так поздно. Получить информацию в системе пожизненных тюрем, оказалось много сложнее чем избавить от процедур. И поначалу его ни на гран не интересовала пространственная аномалия, соединившая два таких похожих и таких разных мира, в народе и прессе названная просто «Дыра». Сейчас даже учёные и солдаты называли портал между двумя мирами Дырой. Прижилось название…, он заинтересовался сим вопросом, только когда пожизненных начали массово отправлять сюда, на смерть. Увы, время сработало против него. Прежде чем с воли пришла полная информация о Дыре, он угодил сюда в числе меченных. Жаль. Даже в пожизненной тюрьме, самой закрытой структуре мира, всегда оставался куцый шанс на спасение. Из Дыры живым уже не выбраться. Даже если он сможет каким-то чудом пройти через городок на этой стороне — на той его располовинят турели. Отключить их, возможности нет. На обеих сторонах офицеров и солдат ЦИДОНа как грязи, а что такое Цин и каковы его истинные силы и возможности, до сих пор непонятно. Сухой знал ещё об одном интересном инциденте, когда пытались влезть в дела Цина, уже не криминал, а совсем другие люди — группа власть имущих при деньгах, связях и не слабом положении в обществе. Они попытались наложить лапы на некоторые особые операции Цина. Всё получилось по старому сценарию — в краткие сроки эти люди отправились на тот свет вследствие несчастных случаев и суицидов. Причём чисто убрали даже господина Ерошенко. А этот человек относился к числу тех, кто взошёл на государственный Олимп. На него даже воры давить опасались — Ерошенко обладал слишком большой властью. Потому видать и полез, в дела Цина. И собственным примером подтвердил правдивость поговорки: на каждого крутого, в этом мире найдётся кто-то ещё круче.
Пройти Дыру можно было только одним способом — перебить всех солдат на обеих сторонах и уничтожить турели. Это возможно, в принципе, а вот изъять чип из головы не получится. В лучшем случае при такой операции он умрёт, в худшем превратится в слюнявого идиота. А ведь этот грёбанный чип не только турели активировал. Друзьям, оставшимся на воле, удалось выяснить кое-что, значившееся как «секретная информация». Военные спутники, вопреки заверениям министерства обороны и всяческих СМИ, спокойно летавшие на орбите, регулярно распространяли по планете особый сигнал. Что-то вроде шифра, но бессмысленного. Принять его мог кто угодно, а распознать только компьютеры минобороны и имплантаты в головах меченных. Сигнал запускал саморазрушение активированного чипа. Вроде бы хорошо — достаточно дождаться этого сигнала и всё, в башке останется железка, ну и пусть, отторжения всё равно не вызовет, просто работать перестанет. Увы, разрушение чипа по сигналу, не могло убить, но наносило микроскопические и необратимые повреждения мозга. По итогу тоже самое, что попытка удаления. Что ни делай, а ступить на землю родного мира, не удастся больше никогда.
В городке солдаты упомянули амнистию за особые заслуги — вот интересно, солдаты охраняющие Дыру, они в курсе, что чип невозможно изъять, не превратив человека в овощ? Амнистия сказка для общественности. Все меченные обречены на смерть или жизнь в Дыре. Возврата обратно, не будет ни для кого из них. Так ООН избавлялось от «человеческого мусора». Забавно — Сухому вспомнился рассказ Кона. Мужик поступил справедливо, наказал тварей, так грубо на него наехавших. Простой, но смелый парнишка, поступивший в сложной ситуации, как и следовало поступить мужику. И общество мгновенно записало его в звери. Согласно современной общественной морали, гражданин обязан отдаться на волю агрессора, всё вытерпеть и написать заявление в полицию, когда выйдет из больницы. Ну, если помрёт, значит, судьба такая. Но не дай боже, этот гражданин даст ответ агрессору или накажет его по справедливости. Если сжато: стерпел всё, засунув в задницу гордость, самоуважение — потерпевший. Ответил так, что напавший на тебя, захлебнулся собственной кровью — изувер и преступник. А если просто ответил, в нос там дал или вилку в руку воткнул — преступник попроще и арестант лет на пять-семь общего режима.
Сухой подкинул ещё дров и усмехнулся — вот и получается, среди овец из коих состоит общество, выживают только матёрые волки, так вымазанные кровью, что за красными разводами уже не видно истинного цвета шкуры. Лично он, за свою жизнь, убил столько, что мало какой маньяк сможет похвастаться таким же количеством жертв, а сел, потому что сунул нос в финансовые дела тех людей, чьи дела его никак не касались и касаться не должны были. Просто Сухой умел прятать трупы так, что их не могли найти годами и убивал чисто, без шума и пыли. А если появлялись свидетели, без тени сомнений устранял и их. У него не было глупых иллюзий по поводу общественной морали и законов этого общества. Снисхождение и понимание, овцы испытывают лишь к овцам. Стоит хоть одной овечке, начать брыкаться, пастухи тут же зарежут её, что бы не баламутила воду. Не важно, что эта овечка, всего-то и сделала, что чуток высунула нос меж прутьев своего загона, да учуяла слабый запах леса, свободного от условностей, лицемерия и чванства. Такая овца обретала статус порченной и её забивали без тени сожаления. Как Конрада Иванова…, ну и имечко блин…
Волки общества рождались в том же загоне, только они не совали носа меж прутьев, они ломали нахрен эти хлипкие загородки, убегали в свободный лес, там обрастали серой шерстью, точили когти и клыки, а потом возвращались обратно к загону с овцами и стригли их, иногда сражаясь за стадо с пастухами. Иногда проигрывая им, иногда побеждая и ненадолго обретая почти полную власть над стадом. К сожалению, пастухи неизменно побеждали, ибо сами были, куда хлеще любого из волков. Они рождались не в загоне, их порождало и взращивало то злое и тёмное, что превращало беглых овец, в озверевших волчар.
Вот таким был мир на той стороне. И Сухой осознал его истинную суть, ещё до того, как потерял девственность с беспризорницей Нюсей…, не плохая девчонка была, просто ей не повезло в жизни. Всю жизнь её не везло, какой-то злой рок преследовал. Она даже умерла как-то глупо. Пэпэсы убили. Случайно, в общем-то. Просто девчонка попыталась сбежать и для острастки её огрели дубинкой. Всего раз, как рассказывали на улицах, несильно даже. Но Нюська умерла. Может, всё-таки слишком сильно ударили, а может, ударили не туда, но девчонка умерла, и никому до этого не было дела. Даже ему. Он жил и рвал эту жизнь, как настоящий волк, только и исключительно под и для себя.
— Старый, ты спишь? — Тихо спросил Сухой в темноту пещеры. Смутная тень, обрисовавшая фигуру старика, зашевелилась, тяжко вздохнула и ответила.
— Нет, не могу уснуть…, не по себе мне тут и в голове что-то не так…, плохо мне.
— Старый, ты говорил, что лес странный. Помнишь?
— Помню.
— Подробнее не расскажешь?
— Можно. — Старый снова зашевелился. Выполз поближе к костру и уселся у другой стены. Спустя минуту заговорил. — Сухой, лес он ведь живой. Я вспомнил кое-что о том кто я…. В селе я вырос, на краю тайги считай…, всё время перед глазами картинка: огород, изгородь, метров семь луг, а дальше стена леса…, так вот, лес не может быть таким как этот. Понимаешь, в нём птицы должны быть, насекомые всякие. Вот сейчас, нас бы должны комары жрать так, что мы б всё прокляли, а ты хоть одного видел?
— Нет. — Отозвался вор. Снова ветку в костёр кинул и бросил взгляд на лес. В темноте блеснули два зеленоватых глаза. Сухой вздрогнул, но стрелять или кидаться горящими ветками не собирался. Если зверь решил торчать в лесу и боится подходить из-за огня, лучше не провоцировать его на более активные действия. Пусть себе там же и дальше сидит, да глазами блестит. Оно спокойнее и патроны целее будут. — Ни мошки, ни комаров.
— Нету их. — Старый тоже увидел глаза в темноте и зябко поёжился. — Жуков на земле нет, муравьёв нет. Потому и птиц нет. Нечего им жрать. Только, так не бывает. Лес без насекомых мёртв.
— Я как-то слышал, что вроде бы благодаря всей этой пакости, планета и живёт, вроде так…
— Так и есть. — Старый ойкнул, но быстро справился с собой — в темноте блестели уже три пары изумрудных глаз. Очень похоже на глаза домашних кошек. Только у упомянутых кошек, глаз таких габаритов не случалось как-то. Местные кошечки лесные, отличались, причём не самым лучшим образом. Через несколько минут он заговорил снова. — Они землю рыхлят, они птицам корм, растениям опыляться помогают, много чего делают. А тут их нет. Лес давно должен был загнуться, высохнуть, но он стоит и процветает. Хотя бы пчёлы быть должны. А может мало их и мы просто не заметили их …, Сухой я честно не понимаю в чём тут дело.
Больше ни слова сказано не было. Старый посидел ещё пару минут и уполз обратно в пещерку, через некоторое время он заснул на своём спальнике, в этот раз, используя его исключительно как матрас. Сухой просидел у костра долго, держался, пока не понял, что вот-вот вырубится, тогда разбудил Старого. Последним караулить костёр и лес, стал Кон.
Ночь прошла спокойно, только глаза в темноте, светились до самого восхода. Но никто не приблизился к ним. Зомби не появлялись, лесные обитатели, огня боялись, как и их сородичи на другой стороне Дыры. В общем, все проснулись живыми и более-менее отдохнувшими.
После завтрака сухпайком, все трое сидели и молча смотрели на затухающие угли. Всех терзал один и тот же вопрос — что дальше?
— Не тянем мы на робинзонов. — Пробормотал Сухой, минут через десять. — Хоть убей, не знаю, что мы будем делать, когда кончится еда, патроны и спички.
— Солдаты?
— Старый мы все их слышали — помощь только за эти их реликты. А так мы сами по себе.
— Здесь где-то должны быть посёлки. Еды мы там не найдём, но что-то полюбому есть. Да хотя бы стены и крыша над головой…
— Ребята, — Кон вдруг оживился, и кивком указав на лес, сказал, — те цветы, мы ведь из-за них очухались. А что если солдатом их отнести? Наберём этих одуванчиков, глядишь и…
И Кон замолчал. Как-то глупо. Странно как-то. Реликты, можно ли к этим таинственным реликтам относить растения? И какой прок на той стороне от этих растений? Да и не пристрелят ли их, едва они отдадут добычу солдатам? Все трое угрюмо молчали, пока костёр не затух полностью.
— Даже если найдём крышу, с голодухи сдохнем. На дикой картошке долго не протянешь, а на кабанов охотиться я не умею. — Проворчал Сухой. — Мля, у нас выбора нет нихера.
— До зимы дотянем, а там и правда крышка. С первыми морозами зверьё попрячется, и с голодухи завернёмся. — Отозвался Старый.
— А если в город? — Оба посмотрели на Кона, почему-то, без особого энтузиазма. Но как выяснилось, их реакция оказалась одинаковой по разным причинам. — Консервы, да может ещё что могло уцелеть. Консервы они же вообще могут годами лежать и ничего им не сделается. Найдём какой-нибудь склад и…
— Кон, я уверен в городах, таких как мы, до чёртовой матери. Нас завалят, едва сунемся. Патронов хер, а с ножом против автомата самоубийство. — Угрюмо отозвался Старый.
Сухой бросил мрачный взгляд на товарища по несчастью — если бы оно и правда было бы так…, увы, солдаты не лгали. В городе смерть.
— Парни, дело вот в чём… — И он рассказал им, всё, что знал о городах Дыры. А свой краткий рассказ завершил словами. — В поле тут можно выжить и даже неплохо, если картошку выращивать умеешь, а в городе сдохнем за полчаса. Там мертвецов и других тварей до чертей. Солдаты сунулись раз, еле ноги унесли. Да и то, человек пять выжило. А ведь не олени какие были, туда спец отряды отправляли. У них и оружие не чета нашему и броня была. А всё равно считай все там остались.
Разговор продлился ещё несколько минут. Они попытались выработать план действий. В итоге было принято что-то вроде такого плана. И первым пунктом в нём, стали цветы с лесной поляны.
Тут возникла непредвиденная проблема. Дело в том, что они потеряли направление. Где осталась поляна, вспомнить не смогли.
— Можно попробовать по своим следам вернуться. — Предложил Старый и тут же был назначен следопытом. Он честно попытался найти следы и вернуться по ним. Получилось только через час блужданий в окрестностях пещерки. Ещё пол дня ушло на то, что бы пройти по своим же следам. Когда-то Старый действительно умел читать следы наотлично, но с тех пор минуло лет сорок. Так что путь обратно к цветочному раю, отнял у них практически весь день.
На саму поляну вышли с величайшей осторожностью — мишку они ещё не забыли. В пути обсудили план действий, на случай если медведь до сих пор на поляне. Первый способ выйти из возможной неприятной ситуации с косолапым, предложил Сухой.
— Завалим нахрен, да съедим.
Кону идея понравилась, а Старый запнулся и едва не распластался на земле. Круглыми глазами он посмотрел на товарищей, высказался по поводу их умственного развития и выразительно покрутил пальцем у виска. Заметив как начинает темнеть и меняться выражением лицо вора, за мгновение до того пребывавшего в благом расположении духа, Старый так и замер с пальцем у виска, открытым ртом и белый словно снег.
— Мля… — Сухой нервно тискал цевьё автомата и с трудом отвернулся от спутника. Чуть не рыча он добавил. — Старый полегче на поворотах. По жизни просто грохнул бы тебя и всё. Почему так не делаю сейчас, я вам говорил. Мля мужики, я пытаюсь приспособиться к этому дерьму, не заставляйте меня срываться и валить вас нахрен. Одному приспосабливаться очень не просто.
Старый поспешно извинился. Пообещал больше так не делать и с большим уважением отозвался о попытках Сухого начать новую жизнь.
— Хер бы я её начал по своей воле. — Буркнул в тот момент Сухой и Старый сбился с речи. Потерял нить собственных слов и счёл за лучшее промолчать. Да только Сухой потребовал объяснений.
— Ну как, почему нельзя медведя валить? — Осторожно улыбнулся Старый. Сухой как был равномерно серо-красный, да злобно щурился, так таким и остался. Старый продолжил. Показал пальцем на свой автомат, висевший на плече. — С этим? Сухой ты видел какой он размером?
— Угу, слоняра мля, ещё бивни, да побрить, в натуре слон.
— Ну вот. — Старый поправил цевьё автомата, огляделся. Что-то заприметив указал рукой. — Если что, мы все лезем вот на такие деревья, туда, где ветки потоньше. Медведи умеют лазать по деревьям. Без балды, я такую хрень видел пару не раз. За мёдом лазают хлеще скалолазов. Но верхние ветки его не выдержат, он просто упадёт вниз. Порычит с час да свалит…
— Нет, Старый, какого хрена в него стрелять нельзя?
— Ну как какого. — Старый вновь замучено улыбнулся. — Я слышал рассказы охотников. И нихера не байки, реальные вещи. Было дело обычный бурый медведь с пулей в сердце, мужика задрал. А потом рванул в лес. Его только через полкилометра нашли мёртвого. А ты прикинь бурый и этот монстрила: он же крупнее самого здорового гризли! Мы только разозлим его, так, что он будет гнать нас, пока не убьёт или не истечёт кровью. А медведь может умирать очень долго.
Сухой и Кон переглянулись, недоверчиво, но перечить не стали. Проверять правдивость слов Старого на себе, у них желания не наблюдалось. В общем, действовать решили так, как и говорил Старый. Но им повезло, как везло всю дорогу. Да, именно везло, и из всех троих понимал это только Сухой. Он до сих пор поражался, как они умудрились выжить, особенно если вспомнить его собственный весьма идиотский поступок. Первая ночь в Дыре, чаяниями Сухого, едва не стоила жизни всем. Он слишком легкомысленно отнёсся к тому, что слышал об этой стороне и вот результат — едва не погиб в зубах какой-то пушистой твари. О смерти товарищей по приговору, он не особенно сожалел. Да если честно, ему вообще плевать на них. Бесил и угнетал факт, что он сам едва не погиб. Плюс, даже можно сказать бонус, он едва не потерял всех своих «быков». А на тот момент, его собственное выживание, от их наличия зависело сильно. Сейчас ситуация изменилась, «быки» превратились в равных партнёров, но зависимость его собственного выживания от выживания этих двоих, значительно выросла. Не зря всё-таки, в доисторическую эпоху люди объединялись в племена и вовсе не для того, что бы отбиваться от себе подобных. Просто человек не приспособлен для жизни с природой тет-а-тет — ласты он склеит в такой ситуации. Выжить можно только группой и чем больше группа, тем больше шансов на выживание.
Цветочная поляна оказалась пуста. Никто не помешал им снова войти в этот маленький рай. Дело ведь не только в красоте этого места. Едва они ступили на цветочный ковёр, как головы закружились, а спустя мгновение разум заработал чисто, спокойно и с неимоверной отдачей. Сухой вновь без особых усилий, бросив всего один взгляд под ноги, сумел посчитать количество бутонов. Один взгляд, одно мгновение и он точно знал их число. Даже сколько листиков на каждом в отдельности и на всех вместе. А кроме того, разум наполнился таким покоем, что ни одной наркоте подобный эффект и не снился. Без преувеличений, все трое, находясь среди этих цветов, ощущали себя полностью счастливыми. Мысли о будущем больше не тяготили. Наоборот, стоило об этом подумать, как Сухой изумлённо ругнулся неприличным словом. Секунду назад попытки придумать что делать дальше, можно было охарактеризовать парой слов — хоть в гроб ложись, а теперь он точно знал как поступить и что сделать, что бы не просто выжить, а ещё и нормально обитать в этом мире.
— И не в падлу тебе Сухой? — Сам себя спросил вор, любуясь очаровательной полянкой. И сам же себе ответил, с улыбкой на губах. — Нихрена брателло. В детстве было дело я мечтал стать фермером — так какого хрена? Вот и стану!
И впервые за много-много лет он не устыдился своей детской грёзы.
Странно, он лет двадцать считал эту грёзу, глупостью такой, что никому и никогда о ней не рассказывал — стыдно было признаться, что когда мальчик Вова мечтал стать космонавтом, а девочка Лера доктором, будущий уголовник Сухой, грезил о ферме с сотней лошадок…, среди цветов, детская грёза, не казалась глупой. Наоборот, он похвалил себя за такую мечту и за то, что когда-то много читал о земледелии. Тут кстати, разум Сухого отметил одну крайне любопытную деталь — он понятия не имел, что запомнил хоть строчку из того чтива. Но вот сейчас, вдруг осознал, что прекрасно помнит всё прочитанное, информация по-прежнему в разуме, просто она так глубоко, что обычно недоступна. Но теперь он сможет вспомнить нужное в любой момент. Аромат этих цветов, позволял мозгу работать на пределе своих возможность с максимальной эффективностью и эта память, больше не исчезнет, доступ к ней останется открытым.
Что творилось в душах и разумах его друзей? Сухой не знал, но он видел, как они реагировали. Кон сдержан и собран, с мрачной решимостью смотрит куда-то в пустоту. Кажется, он временно потерял контакт с реальностью. Старый сидит среди цветов и тихонько всхлипывая плачет — что-то из его памяти, сейчас вышло на поверхность, что-то такое, что осталось тяжким грузом за спиной.
— Мужики. — Они не отозвались, и пришлось трижды позвать, прежде чем головы меченных повернулись к своему лидеру. — Смотрите. — Он указал рукой на тот край поляны, где вчера валялся мишка. Кон и Старый увидели и так же быстро, как и Сухой всё поняли. — Собираем в ваши спальники, вы же их не резали, как солдаты советовали? Вот и хорошо. Берём полностью, стебель, корень, бутон. И в темпе, местечко приметное, как бы ещё кого не принесло.
Вооружившись ножами, они аккуратно подкапывали и выдёргивали небесно-голубые цветы, на тонкой ножке, с бутонами, немного напоминавшими розу. По началу брали только эти цветы из всего их множества. Там где валялся медведь, все кроме небесно-голубых цветов, оказались затоптаны или выворочены когтями. Король сибирского леса, аккуратно отнёсся только к этим псевдорозам. Из чего они и сделали свои выводы. Но…
— Что если целебный эффект цветов комплексный? Ну, от всех сразу, а не от одного? — Заметил Старый, когда первый спальник заполнили наполовину.
— Вполне может быть. — Прекратив выкапывать цветочные кусты, ответил ему Кон.
— Херово. — Сухой прикинул такую возможность. Разум мгновенно отозвался, даже напрягаться не пришлось. Он пришёл к выводу, что сие возможно с вероятностью процентов в шестьдесят. — По нескольку всех видов соберём. Синих по-моему и так до чёрта уже и…, - Сухой огляделся и сердце отчего-то больно кольнуло — он ощутил себя виноватым перед эти маленьким цветочным заповедником. — Мужики, срезаем аккуратнее и в разных местах. Пусть остаётся эта полянка. Может когда-нибудь пригодится снова.
Когда закончили, набив цветами оба спальника, солнце уже подбиралось к горизонту.
Эту ночь так же провели в пещерке. И в этот раз, она прошла даже лучше чем в прошлый, несмотря на то, что всех троих тянуло открыть спальники и вновь надышаться ароматами целебных цветов. Увы, стимулирующий эффект создаваемый цветочным ароматом пропадал почти сразу после того, как исчезал сам аромат. Не легко было бороться с желанием вновь испытать те же самые чувства. Но все трое успешно справлялись. Если наркотики той стороны, вызывали пагубные зависимости, разрушая разум и тело, взамен давая лишь кратковременную иллюзию счастья, то цветочный дух этой стороны, оказывал похожий эффект лишь в плане эйфории. Тело и разум, этот дух исцелял и укреплял, в отличие от знакомых Старому и Сухому героина, какоина и «синего дождя» (новейший препарат, заметно превосходящий героин по всем показателям, включая продолжительность жизни наркоманов и приемлемость розничной цены). На «дожде» деньги с нариков можно было иметь гораздо дольше — привыкаемость мгновенная, урон здоровью минимален, смертельный исход с передозировки большая редкость.
Всю ночь Сухой размышлял об этих цветах. Всю ту часть ночи, в которую следил за костром. А во сне он увидел себя, дома. Точнее в одном из своих домов. Странно, но все эти дома, всегда оставались чужими. Вроде его эти дома, мебель, эти чёртовы стены, а всё равно, чужие, пустые…, может потому что у него не было семьи. Стены ведь пусты, когда ты один, когда они хранят память лишь об одном человеке. Что бы дом избавился от пустоты, в нём должен звучать женских смех, голоса детишек — непременно счастливые голоса и счастливый смех. И пустота, таящаяся в стенах, будет заполняться чистой, светлой памятью. Дом станет живым, излучающим тепло — такого дома, у него никогда не было, лишь в детстве, таком далёком, что оно казалось нереальным сном. А может не в этом дело, не в прошедших годах. Может, детство кажется ему таким, потому что кончилось очень быстро, и Сухой остался один на один с миром овец и волков, только не в загоне, а в тёмном жестоком лесу улиц, оставила его судьба…, во сне он получил известие о появлении этих цветов в городке. В том же сне он позвонил в Цин и генералом, управлявшим сим заведением, почему-то оказался Крупье — хороший знакомый и партнёр по некоторым делам. Они встретились и обсудили, как можно приспособить в дело этот удивительный дар природы той стороны. И вопрос о лечебных свойствах ароматных цветов не поднимался вовсе. Они обсуждали применение и сферы распространения новой группы наркотиков и прикидывали вероятные прибыли.
Сухой проснулся в весьма мерзком расположении духа. Причём он сам понять не мог, почему. Сон вроде не плохой. Нормальный сон, правильный. Нахрен ему лекарства всякие? Какое ему дело до овец? Он ничего не должен такому дерьмовому миру, пусть лучше этот мир не быкует и регулярно отстёгивает ему бабосы. Проблемы овец, волка не колышат. Ведь так? А всё равно не по себе…, никак цветочки постарались. На поляне, вдыхая ароматы сих растений он вспомнил давно забытую мечту, вспомнил вещи о которых казалось забыл. И теперь эта память не исчезла подобно призраку сновидений, всё осталось, он в любой момент мог вернуться к ней.
Последние пару дней он думал лишь о том, что бы приспособиться и устроить свою новую жизнь здесь, по возможности хорошо, безопасно и сыто. Может его собственный разум решил, что не изменившись структурно, он не сможет приспособиться? Так что же получается? Он становится одним из тех слабых, затюканных баранов, не способных ответить миру так как он того заслуживает — грубо, жёстко, быстро и непременно на опережение? Прискорбно, но, с другой стороны, тут, на этой стороне, пока ещё нет пастухов и овцы просто не выживают. Пожалуй, здесь общество сложится совсем по другому — волки и медведи. Да, пожалуй так, медведи. Первые охотники, перекати-поле, жестокие и сильные звери. Вторые, медведи, не менее опасны, не менее свирепы, но их стезя мир, до той поры пока в них не начнут стрелять.
Сухой усмехнулся своим мыслям и настроение начало стремительно меняться. Забавно, но он абсолютно спокойно сознавал, что его философия, мировозрение, меняются. Причём под воздействием растения непонятно какой природы. Но ведь это поможет выжить здесь, ведь так? Так и нахрен всё и вся — вперёд, крепко сжав кулаки и оскалив зубы.
Что творилось в тот день в головах его товарищей, вполне ставших таковыми именно этим утром. До сих пор он воспринимал их как мясо, теперь видел в них соратников. Ну, по крайней мере, он хотел видеть их соратниками, может даже друзьями. В таком местечке, верный товарищ не помешает. Особенно такой как Старый — он больше знает о диких местах, о том как в них выжить. Насколько полезен Кон, Сухой пока не знал.
Перекусив, но не особо налегая — еда практически кончилась, максимум на три дня ещё хватит, они двинулись сквозь лес, ориентируясь примерно на дорогу. Что удивительно, с выбором направления они не ошиблись и через несколько часов, вышли из леса в чистые, бескрайние поля. В первый момент лица всех троих вытянулись, в глазах отразилось разочарование и лёгкий страх — всё-таки заблудиться и совсем потерять связь с той стороной, им не очень хотелось.
После беглого осмотра, выяснилось что дорога далеко справа, считай на горизонте, но они её не потеряли — вон она, за час можно дойти.
Примерно за столько они и дошли. Потрескавшийся, старый, заросший травой асфальт.
— Парни, смотрите. — Оба посмотрели в направлении указанном рукой Кона. Поначалу не поняли, а потом замерли как вкопанные. На горизонте, в самом конце этой дороге, громадной тенью лежал город. Отсюда деталей видно не было, просто весь горизонт закрыт этой тенью. — Там город вроде.
— Кемерово. — Просветил их Старый, насмотревшись на эту тень. — Он большой, там много людей жило…, только если мы пойдём к городу, цветочкам нашим кранты. Засохнут.
— Если сунемся в город сейчас то и нам кранты. К Дыре идём. — Сказал Сухой и повернулся в противоположную сторону. Кон и Старый смотрели на город немножко дольше, но вскоре тоже повернулись и пошли за Сухим, поудобнее перехватив спальники набитые цветами. Сухой шёл налегке, выполняя роль охранения.
— Жуткий он какой-то. — Спустя получаса пути произнёс Кон. — На душе как-то неспокойно, когда на него смотришь. Этот город всегда такое впечатление вызывал?
Сухой пожал плечами, а Старый резко ответил.
— Всегда. Там химический завод был. Люди от рака пачками дохли, а хер закроешь, треть города там работала. Года два назад…, в смысле, за два года до того как меня упрятали, там взрыв был. Завод разнесло на куски, а кто рядом обитал, все трупами легли. Тысяч двадцать человек на тот свет за два часа…, с тех пор он всегда такой, глянешь и на душе дерьмово… — Старый оглянулся и скривился. — Ч-чёрт, на той стороне так было, а тут я хрен знает. Но по ощущениям, таже херня.
— Там трупаков много. Зомби. — Просветил их Сухой уже во второй или третий раз. — И других тварей не меньше. Потому он такой, гнилостный какой-то что ли. Из городов Дыры ещё никто живым не возвращался. Не стоит нам париться на эту тему. Ни жратвы ни патронов нет.
Разговор стих. Они шли почти весь день. Иногда отдыхали. Дорога оставалась пустынной и тихой. Ни зверей ни людей, до самого городка. Только дважды дорога преподнесла сюрпризы.
Они не прошли и километра, как воздух разорвало грохотом выстрелов. Все трое остановились, пытаясь понять откуда доносится стрельба. Справа лес, слева поля с небольшими лесочками, позади город и абсолютно пустая дорога. Впереди тоже самое, но вот как раз оттуда, звуки и доносились. Причём стреляли недолго. Несколько коротких очередей, минуты две тишина, затем два одиночных выстрела и всё окончательно стихло.
— Пацаны, — хмуро произнёс Сухой, когда разглядеть источник звуков установить не удалось, — сворачиваем обратно в лес. Пойдём по опушке, какой кипешь, сразу за деревья. Не нравится мне эта пальба. Как бы под раздачу не попасть.
На том и порешили. Ну, порешили громко сказано, просто согласились с мнением Сухого и молча свернули обратно в лес. Так и шли с километр, пока на дороге не увидели Нечто. Не дожидаясь пока это Нечто заметит их, все трое сошли с дороги и бегом рванули в лес. На опушке, укрылись в листве.
— Что это за тварь? — Слегка бледнея, проговорил Кон. Сухой, лежавший в подлеске, под деревом, всего в полуметре от него, резко повернул голову и зашипел прижав палец к губам. Кон предпочёл за лучшее замолчать. Все трое не произнесли ни звука, пока по дороге не прошло Нечто, напоминавшее человека, всё золотисто-серебрянное с крупным горбом на спине. Самое жуткое — за этим существом шёл человек. Лица они не видели, но каким-то шестым чувством ощущали, что человеку страшно и идёт он вопреки своей воле. Когда существо удалилось так далеко, что его уже не было видно, Кон со Старым пребывали в абсолютной уверенности, что видели какую-то местную, особо сильно мутировавшую тварь. Предположительно, тварь смертельно опасную.
— Фух, свалил. — Сухой сел и с облегчением вздохнул. — Мля, как курить охота.
— Что это было? — Чуть не в один голос спросили Кон и Старый: судя по реакции и выражению лица товарища, он знал что сейчас прошло по дороге, в паре с человеком, считай в такой же одежде, какая была сейчас на них.
— Сотрудник «свободного рейда» и мясо. — Сухой криво усмехнулся. — Сотрудник — золотистый хер, мясо — на нас похож, только морда без клейма.
— Эммм, я не понимаю. — Пробормотал Кон.
— Я тем более. — Буркнул Старый. — Меня закрыли, когда динозавры вымерли.
Сухой тихо рассмеялся и протянув руку хлопнул Старого по плечу.
— Да я понил что вы не в курсе. «Рейд» типа дополнения к меченым. Они исследуют эту землю, лезут куда собака свой хер не совала. Все кто в «рейде» из фраеров с воли. Ходят свободно сюда и обратно. Любой желающий, если проходит по критериям, может сюда сорваться и пошататься по местности. Им дают тоже что и нам, меченным. Ствол, хавки малость, одежду попроще, — тут он помрачнел и злобно сплюнул, — только зуб даю, у них в аптечках полный порядок.
С минуту Сухой мрачно взирал на кустик росший чуть левее. Они молча ждали продолжения и Сухой не обманул их ожиданий.
— Вот такие, в разном сияющем дерьме, эти сходили сюда, выжили и вернулись с какой-нибудь ценной хреновиной. Получили награду и вернулись обратно, истратив бабло на новый шмот. Прожённые, такие побывали в самом жёстком дерьме, какое тут только может быть.
— Так это человек был? — Изумлённо воскликнул Кон.
— Угу. Он в подвижной броне шёл. Военная примочка. Экзоскелет, укутанный в металл, пластик и нано дерьмо разного калибра. Считается, что у вояк есть только несколько прототипов с кучей дефектов, а на деле они давно до ума их довели и используют где потише, да в Дыре. Вместо пары прототипов, у них уже до хера разных полностью рабочих видов этой хрени. — Сухой помолчал и добавил угрюмо. — Самое херовое: такого положить с нашими пукалками нереально, а броня по телу подгоняется. Что б его костюмчик использовать, надо быть точной его копией.
Они долго молчали, сидели под прикрытием лесных великанов и смотрели кто куда, думали над сказанным, над тем что увидели.
— А сколько нужно реликтов припереть что бы получить такой? — Вдруг заговорил Кон.
— Без понятия. — Пожал плечами Сухой, а потом как-то глуповато ухмыльнулся. — Кон, думаешь вояки будут сдавать такую хрень меченым? Нам, зэка которых давно бы расстреляли нахер, если бы не появилась Дыра? — Кон угрюмо посмотрел на дорогу, туда, где скрылся человек в золотистом костюме. А Сухой продолжил свою речь. — Я не знаю точно братан, но на их месте, я не давал бы такие игрушки, таким как мы. А сколько эта хрень стоит — ты сам подумай. Знаешь сколько экзоскелет военный стоит на чёрном рынке? «Зевс» стоил лям, когда меня закрыли, а «Зевс» экзо из разряда «херота тупая». Его вообще надо на склады грущикам в помощь. До сих пор не врубаюсь почему «Зевс» военным экзо определили, не иначе как понакурке. На типке этом современный экзо, а сверху столько электроники и редких материалов, что стратосферников пару можно взять на теже деньги… — Сухой махнул рукой, снова плюнул и поднялся на ноги. — Похер всё, двигаем дальше.
И двинули, что ещё делать?
Примерно через полчаса они наткнулись на побоище. Приличный кусок дороги, залило кровью, в беспорядке валяются мёртвые тела, на асфальте оружие, гильзы, сумки — некоторые открытые, их содержимое валяется рядом. На лицах всех покойников отчётливо виднелись такие же татуировки как и на их собственных.
— Смотри-ка пацаны, чернозадые. — Сухой с удивлением указал на лежавшего ближе всех к ним, чернокожего человека. Бедняге прошило череп, пуля вышла из затылка, вывернув наружу мозги и кости. — Кон, видал живого негра? А теперь посмотри на мёртвого! Гы-гы-гы…, эй, ты что?
— Мне что-то…, не хорошо… — Пробормотал Кон разгибаясь. Глянул на развороченный пулей затылок негра и выпучив глаза обратно согнулся пополам, оглашая местность весьма неприятными звуками.
— Хм… — Задумчиво хмурясь, сказал Сухой и посмотрел на Старого. Тот в ответ пожал плечами, наклонился над другим трупом и перевернул его стволом своего автомата. Пнул по чёрному лицу, держа оружие на взводе. Труп не реагировал. В сём убедившись, Старый забросил автомат за спину и начал быстро обшаривать карманы покойного. — О! Отличная идея! — Сухой присел на корточки рядом с негром и занялся обыском. — Кон, как полегчает, присоединяйся, малёха помародёрствуем.
Он присоединился, но уже к тому моменту, когда все трупы были обысканы и обобраны. Сухой и Старый приступили к сбору разбросаннного на асфальте оружия, сумок и их содержимого.
— Тебя что так сплющило Кон? — Спросил вор, проверяя анализатор из сумки покойника. Что-то нажал, прибор жалобно пискнул и тут же задымился. — Мля…, этим тоже фуфла накидали. — Анализатор полетел на обочину, а вор занялся остальным имуществом негра.
— Не знаю. — Честно ответил Конрад, когда-то, на глазах десятка людей, рыча подобно зверю, отрезавший голову тринадцатилетнего подростка. Забавно — он резал выродка, а для всех кто это видел, он сам являлся настоящим выродком…, каламбур такой, жизненный. — Я не привык к такому…, - перед глазами мгновенно всплыло перекошенное лицо, грубо отрубленной головы, Кон мгновенно побледнел, — наверное, не привык…
— Нихрена братан, тошнит и в коленках трясёт, только на первых жмурах. Завалишь десяток, полегчает. Отвечаю Кон, к смерти привыкаешь быстрее, чем есть ложкой. — Сухой усмехнулся, на мгновение оторвавшись от ревизии чужой аптечки. — Убить на самом деле просто, главное, что бы ты с этого кайф ловить не начал. Убивать надо ровно, с башкой. Кон, а начнёшь кайфофать от крови, извращенцем станешь и сдохнешь рано.
Десять трупов обобрали до нитки минут за двадцать. Ничего особо ценного найти у них не удалось. Сняли кое-какую одежду, не пропитавшуюся кровью. Из десяти автоматов, забрали четыре самых лучших — сим отбором занимался лично Сухой. Свой автомат вор выбросил, заменив одним из трофейных. Самым ценным из всего имущества покойных оказались патроны, еда (в общей сложности, целая сумка сухпайков) и две с половиной аптечки, собранные из тех десяти, что имелись у покойных. В целом добыча оказалась никакой, но теперь у них имелся запас еды и патронов, а это сейчас, в зависимости от ситуации, могло означать жизнь или смерть.
Подобрав спальники с цветами, они продолжили свой путь, по старой, асфальтовой дороге.
— К вечеру будем в городке. — Сказал Сухой, едва они тронулись в путь.
И не ошибся. За час до заката, поравнялись с первым постом солдат. Они расположились на дороге, у двух бетонных блоков, уложенных на обочинах под небольшим углом к краю дорожного полотна. Своего рода небольшой бастион, укрываясь за которым можно вести огонь по дороге, полям и откосам возвышения на котором неведомые строители укладывали асфальт. С этого места область могла простреливаться считай что во все стороны.
Странно, что солдаты не установили здесь пулемёт, хотя бы лёгкий. Впрочем, лагерь на этой стороне не предназначался для серьёзного сраженья. Три десятка солдат, занимавших городок, могли отступить в Дыру, на ту сторону, под прикрытие турелей и более серьёзного контингента войск.
Любопытно, что всё это меченые смогли понять, едва взглянув на лагерь, солдат, Дыру, колыхавшуюся в самом сердце лагеря. Всего несколько дней назад они даже этих бетонных блоков и самого поста не заметили.
Солдаты гостей увидели давно, но ни окрика, ни наставленных на незнакомцев автоматов — просто ленивое любопытство, не более того. Толи охрана городка не считала троих меченых угрозой, толи не верила в возможность нападения на городок. Скорее всего верно второе — брать тут почти нечего, солдат три десятка и, кроме того, этот городок единственная ниточка к миру на той стороне. Если она оборвётся для меченых…, даже самые отмороженные из пожизненных, должны были понимать к чему приведёт подобное. Проще уж сразу пуля в лоб, чем подыхать здесь оставшись без еды, патронов, одежды.
— И куда навострились? — Лениво поинтересовался один из солдат, сонно зевнув.
— Мы кое-что нашли. — Ответил Сухой и все трое замерли на месте, как-то автоматически заведя руки за спины. Солдаты хохотнули, но больше ничего у них не спросили.
— Лёнь, метнись. Тимыча позови. — После чего снова зевнул, борясь со сном видимо. И снова они обратили внимание на особенность, которой ранее не замечали: небрежность, с которой одевались эти солдаты. На одном вместо пятнистой куртки вообще свитер. Остальные не лучше, абсолютное презрение к военным порядкам. Даже погоны имелись только у одного из пяти солдат поста, но у всех без исключения на рукавах красовалась эмблема ЦИДОНа. — Что стали? Топайте.
И указал кивком на лагерь, а после перестал обращать на них внимание.
Двигаясь следом за Сухим, Кон и Старый успели миновать три строения — палатку, слегка покосившуюся, большую палатку, установленную почти идеально и нечто, слегка напоминавшее городской туалет, с крышей из кое-как сбитых досок. Здесь Сухой остановился. К ним приближались двое — очаровательная нимфа в армейских ботинках, куртке и неуставных коротких шортах, а так же пожилой мужик с кирпичной мордой. Оба вооружены, у обоих волчьи глаза. Отчего-то, очаровательная девица, переставала казаться таковой, стоило посмотреть ей в глаза.
— Показывай. — Без лишних церемоний рыкнул мужик, а девушка поморщилась и слегка покачнулась. Только сейчас меченые обратили внимание на то, что глаза красавицы натурально красные, лицо помятое, волосы в причёску имитирующую хвост лошадки молодой, не уложены, а кое-как стянуты. Очарование таинственной женской магии быстро отпустило — девушка сегодня проснулась с крепчайшего бодуна.
Кон со Старым опустили свои спальники наземь и расстегнули молнии на них.
— Хм, цветы что ли? — Вскинул кустистые брови человек с уставным лицом в виде кирпича хорошо прожаренного в печке. Поскрёб макушку пальцами, повернулся к девушке, пытавшейся справиться с новым приступом головной боли и сказал. — Ань, глянь, я в этом не разбираюсь.
Девушка подошла ближе, массируя виски кончиками пальцев. Присела на корточки возле одного из спальников, заглянула внутрь и вдруг резко выпрямилась с совершенно круглыми глазами.
— Ань ты что? — Беспокойно воскликнул солдат. Ладонь автоматически дёрнулась к пистолету в расстёгнутой кобуре. Меченые к оружию тянуться не стали — жить хотели, просто мрачно смотрели на солдат. И на этих двух и на тех, что вдруг появились как из-под земли, заняв позиции за углами домиков, да в проходах между ними. Трое бывших арестантов, очутились в плотном кольце. Дёрнешься, и так свинцом нашпигуют, что собственная шкура неподъёмной станет.
Иллюзия солдатской безолаберности, успешно рассеялась.
— Охереть Тимыч! — Девушка выпучила глазки прицелом в пожилого солдата. — Голова не болит! Ёпт, я просто аромат цветов почувствовала, вдохнула и ррраз! Похмелья будто и не было!
— Ага? — Тимыч с сомнением заглянул в открытый спальник. Оттуда торчали десятки разноцветных бутонов. Пожал плечами, отошёл на шаг, выдохнул, вздохнул.
— Ну и зря. — Девушка вернулась к прежней позе и глубоко, с видимым наслаждением, вдохнула. Зажмурила глаза, блаженно улыбнулась и снова вдохнула. — Аромат божественный.
— Ань, ты бы это, по аккуратней что ли…, всё-таки хрен знает что за цветы.
— Да брось ты. — Отмахнулась девушка. Ещё раз вдохнула ароматный запах цветочков и встала на ноги. Повернула голову к солдатам, замершим среди строений и, указывая пальцем, проговорила. — Ты, ты и ты, берите всё и на ту сторону. Сдайте Вадиму. Теперь вы. — Она снова смотрела на меченных. — Тимыч выделит вам домик, будете ждать там. Если ваши розочки умеют не только от похмелье лечить, если в них хоть какая-нибудь херня полезная есть — получите своё. Ну, а если нет, так и быть, за спасения меня любимой от страданий похмельных, выделю вам пожрать и патроны, за счёт заведения. Тимыч, выполняй. — Указанные солдаты уже уносили спальники. Теперь и Тимыч получил команду действовать, а девушка Аня, повернулась и всё так же довольно улыбаясь, ушла куда-то в лагерь. Её провожали взглядом не только меченые, девушка хоть и не тянула на роковую женщину, но здесь, в городке, она была женщиной вообще единственной.
По крайней мере, до утра следующего дня.
Пока никто в городке, никто даже во всём мире не знал о том, что ООН в это самое время рассматривает новую резолюцию, поправку к программе «Меченые». И уже через несколько дней, мир взорвётся многоголосым хором правозащитников, которые никогда ни на что не влияли, кроме собственных голосовых связок — так уж сложилось оно как-то по жизни. Правозащитников хорошо слышно, даже если не видно, вот как комаров. Но если комар где-то пищит — скоро где-то будет больно, а потом сильно чесать, то правозащитный писк, так и остаётся безвредным писком. Так будет и в этот раз. Несмотря ни на что, даже на демонстрацию лесбиянок в Милане (гражданок возмущённых зверством ООНовских фашистов, разгонят водомётами), резолюция будет принята и вступит в законную силу.
Разместив возможных счастливчиков в одной из пустых палаток, Тимыч выставил возле неё четверых солдат с указанием за оружие не хвататься, попыткам выйти физически не препятствовать, только словесно, объяснив, что делать так не надо, потому что Аня с похмела может отдать приказ завалить всех троих. Командир на этой стороне отличалась некоторой беспощадностью, как к себе, так и к своим людям, что уж говорить о зэках. Если сия проповедь не возымеет эффекта и меченые всё равно покинут свою палатку, солдатам следовало сообщить о сём командирам, но не применять оружие или силу и не выпускать их из вида.
Покончив с сим, Тимыч двинул по своим военным делам. По пути его перехватила Аня.
— Ты узнал этих с клеймом на харе? — Едва заметно хмурясь, скорее задумчиво, чем зло, спросила девушка у солдата. Тот пожал плечами — их столько проходило через городок, что всех просто физически запомнить невозможно. — Они дня три, может четыре, как с той стороны.
— Сколько? — Изумлённо воскликнул солдат. — Так они же нормальные!
— Вот-вот, не могли они ещё отойти от той хери, что в них загоняют в тюрьмах. Они обморозками должны быть полными, тормозить на каждом шагу, а они как гурчики…, тьфу млять…, грёбанные поселенцы что б у них языки к херам отсохли…, я к тому что они как огурчики.
— Не понимаю…, цветы? — Предположил Тимыч.
— Походу, — кивнув головой, ответила девушка, — смертники вытащили джек-пот.
— Везучие ублюдки. — Усмехнулся солдат.
— Тимыч, ставлю сто баксов — мы их тут ещё не раз увидим. — Она протянула расправленную ладонь. — Пари принимаешь грозный офицер Цина?!
Со смехом Тимыч пожал ладонь Ани.
А в полночь, через Дыру прошёл прапорщик с той стороны. Взволнованный, даже немного нервный. Громогласно требуя к себе и немедленно Анну, посланец той стороны, разбудил весь городок. Ну, почти — меченые не спали, так и сидели в палатке. Солдаты на постах тоже не дремали.
— Цветочки понравились что ли? — Рыкнула Анна, когда смогла явиться на громогласный рёв прапорщика. — Так ты зря орёшь, я тебе сейчас ещё березовое полено покажу — от счастья сознание потеряешь и из башки счастье вместе с кровью херанёт!
— Простите… — Пробормотал военный, с трудом воспринимавший поведение солдат этой стороны — тут практически все солдаты, представляли ЦИДОНа, а там кроме контрактников, да наёмников с сомнительным прошлым, никого и не было. Настоящих кадровых военных во всей военной структуре Цина имелось всего несколько, и те на руководящих постах. В поле они выбираться не любили. — Ни под каким предлогом не отпускайте меченых до утра! Приказ Вадима.
— О как! — Аня обернулась, заслышав громкий зевок. Как раз когда обернулась в той же стороне с громким, практически треском, кто-то щёлкнул зубами. — Тимыч, бандитов держим под наблюдением. Так повелело его высочество Вадим.
Повернувшись обратно, девушка поинтересовалась.
— А с какого собственно хера? — Прапорщик тяжко вздохнул и ответил.
— Нужны новые образцы, контейнеры для сбора придут только утром. Нужно уговорить меченых вернуться за некоторыми из этих цветов.
— Да что там за цветы такие? — Рыкнул Тимыч, заспанный и злой.
— По одному виду первой и третьей категории био образца, и три второй категории.
— Ох нихера себе! — Тимыч покачал головой с ошалевшим видом. — Будь они бродягами, по «Улану» на рыло легко могли бы взять.
— Меченым никакой подвижной брони…
— Да знаю я. — Отмахнулся Тимыч. — Я так просто сказал. Значит, сумма им причитается по той бумаге, что мне на днях передали?
— Да, пусть заказывают.
— На учёт ставить?
— Естественно! — Прапорщик вытер пот со лба и, отдав честь, звонко щёлкнул каблуками. Аня с Тимычем переглянулись и тоже козырнули, но так вяло, что прапорщик покраснел от гнева — за державу обидно было, видимо. — До завтра, господа офицеры.
Последнее слово прапорщик почти выплюнул. Развернулся на каблуках и поспешил в Дыру.
— И тебя туда же. — Проворчала Аня, но прапорщик её уже не слышал. — Тимыч, займёшься этим гемором? — Солдат уныло кивнул. — Вот и отлично. Я спать. Работай, партия тебя не забудет.
— Угу. — И пошёл в палатку к меченым сообщать им радостную новость. На пол дороге выматерился и вернулся в свой личный бревенчатый домик. Взял там что-то и снова двинулся к меченым. А войдя в их палатку, обнаружил, что все трое не спят, сидят на брезентовом покрытии и внимательно смотрят на вход, то есть раньше на вход смотрели, теперь на него пялятся.
— Доброй ночи.
— И тебе служивый, какие новости? — Проговорил один из них, сухощавый, мускулистый.
— Вы выиграли в рулетку. — Садясь на корточки, сообщил им Тимыч. — Цветочки ваши признали реликтами. Получите нехилую награду, не наличными естественно, нахрен они вам тут? Но по барахлу сможете затариться так, что нормально устроитесь. Так, теперь. — Солдат бросил Сухому какую-то плоскую коробочку. Меченый поймал её на лету и Тимыч неопределённо хмыкнул — такая реакция у меченых появляется в лучшем случае через неделю после прихода на эту сторону. А ведомым этот меченый быть не мог — Тимыч их вспомнил и то обстоятельство, что ведомый этой группы, попал под турели на той стороне. По идеи они вообще все должны были погибнуть в первый же день своей новой, полностью свободной жизни.
— Что это?
— Нажми кнопку сбоку. Нажал? — Коробочка в руках меченного засветилась. Одна её сторона оказалась экраном, с клетчатым синим полем графического изображения. — Положи ладонь на неё, вот. Теперь поднеси к глазам и пару секунд смотри. — Меченый сделал всё требуемое. Коробочка не отреагировала никак. — Бросай обратно.
Тимыч поймал коробочку начал проводить на экране какие-то непонятные манипуляции. Спустя полминуты глянул на Сухого.
— Имя и за что закрыли.
— Сергей Витальевич Тимохин, а за что закрыли, за то больше не закроют. — Буркнул в ответ вор, а Тимыч недовольно поморщился и затылок зачем-то почесал.
— Сергей Витальевич, мне честно похер твоя фамилия и за что конкретно тебя закрыли. — Выдал Тимыч недовольный, но, похоже, в основном самим собой. — Я не так просто выразился. Нужно не имя, а это…, как оно блин? А! Погоняла твоя. И тип преступления.
— Сухой. — Удивлённо моргнув ответил Сухой. Секунду назад он собирался ответить злобно, грубо и сильно матерно, а в итоге ощутил не сильный, но стабильный шок. Под гнётом эмоционального коллапса, иначе называемого «шок», Сухой сказал и тип своего преступления: «не у того дяди баблосы посчитал и лишнее прихватизировал». Помолчав, вор всё же спросил. — Служивый, я чтот нихера не понимаю. Что происходит, на кой тебе это всё?
— Надо ёпт. — Проворчал солдат, тыкая пальцами в экран. — А за финансы разве пожизняк дают?
— Если заморот серьёзный, могут вообще пристрелить на собственном пороге. У меня так получилось, что валить передумали. Какой-то мудак решил, что смерть лекарство слабое. Им хотелось меня именно в пожизненную спрятать. Что б овощем стал и подыхал медленно. Сечёшь?
— Угу. — Тимыч бросил коробочку Старому. — Тоже самое сделай. Сухой, ты вор?
— Бывший. — Ответил вор, неосознанно коснувшись наколки-перстня на пальце.
— Ракороновали?
— Можно и так сказать. — Ответил Сухой и щека с вытатуированным на ней знаком «₤», дёргаться начала. Тимыч снова хмыкнул и кивнул головой — попал в Дыру, и игра с судьбой начинается с нуля.
Ты тут уже никто, и предстоит делом доказывать этой земле, жертва ты или охотник.
— Старый, — сказал меченый, когда Тимыч послал ему вопросительный взгляд, — мокрые грабежи.
— Чего?
— Людей он грабил, а потом валил. — Пояснил солдату Сухой.
— А, понятно. — Тимыч постучал по своей коробочке, нахмурился и сказал. — Это, ещё имя скажи какое-нибудь. Ты уже седьмой Старый по спискам получаешься.
— Игорь.
— Как? — Тимыч хмуриться перестал и сказал что-то вроде «гыыы-гыыы», меченые недоумённо переглянулись. — Всё, записал…, ать чёрт…, грёбанные хреновины…, а всё, не туда нажал просто. Так, — Тимыч бросил корбочку третьему меченному, — теперь ты.
— Служивый, так нахера всё это? — Снова поинтересовался Сухой, когда Тимыч опять начал стучать пальцами по экрану. В этот раз солдат ответил.
— Это учёт такой. Всех кто что-то приносит забиваем в базу. Так удобнее с вами работать. Вы принесли серьёзное барахло и вам положена не хилая награда. — Тимыч озвучил сумму и все трое выпучили глаза так, что солдат расхохотался. — Я вношу ваши имена в базу данных, к ним сумму вам причитающуюся. Из неё идёт вычет за всё что вы у нас возьмёте. Удобнее так.
— Что мы можем взять?
— Вот. — Тимыч достал из внутреннего кармана три свёрнутых трубкой толстых листа. Раздал по одному на человеку. От прикосновений листки засветились изнутри и на каждом появилось небольшое меню. — Каталог. Там предмет к нему цена. Выбирайте что нужно. Естественно, ни о каких пехотках и энергетическом оружии речи быть не может.
— Пехотках? — Ошарашенно проговорил Кон, читая названия пунктов меню.
— Подвижная пехотная броня на базе экзоскелетов. — Тимыч усмехнулся, видя выражения лиц меченных. — Зато экзо можете заказать какой душе угодно и на какой бабла хватит. Только советую помнить, что для экзо батареи нужны, а они как героин для нарика — всегда надо ещё одну, что бы дотянуть до следующей.
— Дурдом какой-то…, каталог мля… — Буркнул тут Сухой и Тимыч вновь рассмеялся.
— Анну благодарите. Она распорядилась каталоги клепать. Оно и вам так удобнее и нам время экономит. Там на листках этих блокнот есть справа. Что выбрали туда пишите.
— А как? — Спросил Старый, загибая угол листка. Заглянул туда и снова на лицевую часть, снова его согнул и снова на лицевую часть посмотрел. В итоге пробурчал. — Бесовщина какая-то…
— Честно сказать? — Пожав плечами ответил Тимыч. — Сам не знаю. Я не слишком разбираюсь в этих электронных штучках-дрючках. Вот, на. — Покопался в кармане и передал Старому огрызок карандаша и блокнот. — На него срисуй название того что нужно, если не разберёшься с листком этим. Только Анне блокнот не показывай, — Тимыч болезненно поморщился, — опять орать будет…, лично мне отдашь бумажку. У Анны пунктик по этому моменту, хрен знает с чего…. Ну ладно, вы изучайте, а мне идти надо. Как закончите, ложитесь спать, до утра выходить всё равно самоубийство, да и задание для вас есть с той стороны.
— Задание? — Эхом отозвались меченые.
— Ага. Небесплатно естественно. За любой кипешь на этой стороне, контора хорошо платит.
Когда солдат ушёл, меченые переглянулись и принялись за изучение каталогов. Спустя десять минут, Сухой тихо выматерился и ошарашенно произнёс.
— Пацаны, мы чисто на эти бабки можем устроиться здесь, в каком-нибудь из брошенных посёлков.
— Землю типа пахать, картошка садить? — Буркнул Старый.
— Есть варианты?
— Раз повезло — может ещё повезёт? — Старый отложил листок и посмотрел на Сухого, потом на Кона. — Я серьёзно пацаны. Захрен нам оно нужно? Не прёт меня в свинопасы записываться. Будем болтаться по этой земле. Как охотники. Только не на медведей и бобров, а на разную странную херь.
— Сдохнем мы так. — Сухой вернулся к листку с картинками лучшего и тёплого будущего. — На одно «повезло», приходится четыре трупа, в среднем.
— Почему?
— Мы всемером отсюда вышли. — Напомнил Сухой своим спутникам. Ответить на это было не чем, все трое молча продолжили изучать каталоги, довольно странно себя чувствуя. Они чего угодно ждали, по приходу в городок. Не удивились бы если бы их положили, забрав цветы. Поняли бы, если бы их обобрали до нитки и пинками вышвырнули прочь. Ждали, если всё пойдёт хорошо, долгого разговора, где им предложили бы за всю их ношу три ведра патронов, горсть гранат и тарелку вчерашнего борща. Но вот каталог, словно в магазине модной одежды блин…, как-то немножко дико. Эта валькирия в шортах, привнесла сюда то, чего здесь по определению быть не могло.
Некоторое время они молча изучали электронные листочки. В какой-то момент, Сухой отложил лист и тяжело вздохнув, посмотрел на Старого. Потом тем же взглядом на Кона. Подозрительным, мрачным таким взглядом. Он смотрел на них минут пять, прежде чем головы меченых поднялись, с немым вопросом. Сухой снова вздохнул и сказал.
— Пацаны, на ту сторону вернуться не желаете? Только честно.
— Нахер тебе? — Проворчал Старый отводя взгляд.
— Млин, Старый твоя манера общаться меня убивает. Ты как ещё жив до сих пор? — Рыкнул Сухой. Никак не получалось у него привыкнуть к такой вот жизни. Очень давно с ним не говорили вот так, люди, на то не имеющие права. Трудно сдерживать гнев, трудно забыть прошлое и измениться в одночасье. А надо меняться. Теперь всё вокруг него иначе и если не приспособится, рано или поздно, помрёт. На той стороне, он поступил бы со своими напарниками по приключениям в Дыре, намного проще и легче. Там он просто убил бы обоих, что бы обрубить концы и вышел на связь с людьми которые помогут отсидеться, пока не перестанут искать…, тут не побег. Его не отмазали, ему не помогли сбежать, его просто вычеркнули из жизни и выбросили на съедение живым мертвецам.
А раз вычеркнули, пора бы и ему забыть всё-то, чего ему уже не увидеть.
— Сухой, — помолчав, проговорил Старый, — не пойми неправильно: ты там был важной фигурой. На той стороне. Здесь ты просто ещё один человек, который пытается выжить.
— Угу. — Мрачно буркнул Сухой и сильно потерев виски основаниями ладоней произнёс. — Прав ты старик, прав…, короче, нахер всё. Я честно спросил, мне нужен честный ответ. Если мы и дальше двинем вместе, я должен точно знать о ваших планах. Ваши планы пацаны, они здесь или собираетесь биться лбом о стену и искать дорогу домой?
— Домой… — Отозвался Кон, словно эхо. У него взгляд вдруг стал пустым, как в первый день на этой стороне. Меченые переглянулись, немного даже со страхом во взглядах. Сухой не желал снова остаться с двумя обомороженными людьми, едва способными соображать, а Старый вдруг подумал, что эффект от цветочков временный и вот-вот он тоже в морального зомби превратится.
— Кон, башня опять отключилась? — Беспокойно поинтересовался Сухой.
— Нет…, я просто… — Кон тряхнул головой. — Нет, мне нечего там делать.
А перед глазами Кона мелькали картины давно забытого прошлого. Сейчас, только подумав о возвращении домой, он вспомнил суд. Да, он очень хотел домой, назад в свою жизнь, к своей жене. Хотел снова увидеть её…, но перед глазами стоял суд и её лицо. Она не плакала на суде. Смотрела на него глазами полными ужаса и омерзения. Когда его вывели из клетки, зачитав приговор, Конрад отбросил охрану и кинулся к ней. Он хотел снова коснуться её, посмотреть ей в глаза, обнять…, а она отпрыгнула от него как от огня и завизжала так, что судья молоток выронил. А ещё…
— Убийца!!! — Взвыла она, когда Кон позвал её, вроде бы, по имени позвал…, странно что он так и не может вспомнить её имени. Видать, эти цветы восстанавливали далеко не всё.
Ему просто не куда было возвращаться. Да и не зачем. Единственный дорогой человек на той стороне, боялся и презирал его. И он не очень понимал почему. Пусть он жестоко расправился с теми пятерыми, но они напали на них первыми! Один из них изнасиловал её! И всё равно, презренье и страх…, он не заслужил такого отношения. Но таковы законы этого общества. Его выбросили сюда, здесь ему и быть, а там делать больше нечего.
— Старый?
— Не беспокойся Сухой. Я не вернусь туда. А кто попытается вернуть — завалю нахрен. — Сухой удивлённо крякнул, а Старый нехотя пояснил. — Если честно, я бы с радостью вернулся в тюрьму.
— Чего??? — Изумлённо воскликнули оба.
— Да нет. — Старик мотнул головой и поморщился. — Вы не поняли. Не в пожизняк, а в обычную зону. Там хорошо — жрать дают, народ есть, а сейчас там правозащитники блатными стали, в зонах вообще кайфово. Я бы вот на срок лет в двадца пять-сорок лет сел бы с удовольствием. Но на мне пожизненно висит и меня в пожизняк опять закроют, а то и вовсе мусора убьют, если вернусь. Я же красных троих положил. Пэпэсов, на грабеже, и опера, когда меня брали. Если опять ловить начнут, всё, уже никаких отсидок, мусора завалят на месте. Они и так бы завалили, да я тогда живой понадобился, на камеру они играли, перед общественностью выкобенивались… — Старый скривился, собрался было харкнуть в пол презрительно, но вовремя остановился, всё-таки не на улице. — Пардон.
— Понятно всё с тобой Старый. — Улыбнулся Сухой и протянул ему руку. — Давай пять, за гнид из мусарки уважаю. Особенно за опера — искренне надеюсь, что этот опер перед смертью мучился.
— Да нет, — старик пожал руку вора, — я его быстро зарезал. Пером под ребро ткнул, он и сдох.
— Нормально, молодец Старый.
— Сухой, а ты не собираешься слинять на ту сторону, если будет возможность?
— Нет Старый. — Вор уныло шмыгнул носом и позволил себе маленькую ложь, точнее сказать полуправду. Почему-то, он не хотел рассказывать своим новым друзьям, что их желания тут уже не играют никакой роли, обратного пути для них нет. — Мне туда нельзя. Из-под земли достанут и завалят…, я честно думаю, что как узнают, куда меня отправили, возмут и явятся за мной с десяток быков. Я там нечаянно многим уважаемым людям на хвост наступил. Да больно наступил.
— Понятно. — Кивнул головой Старый возвращаясь к своему каталогу. Больше ничего не сказал, а что тут ещё скажешь? Рассказывать подробности из прошлого никто из них не собирался, не на допросе и следователей тут нет. Зато есть список вещей, которые можно взять и нужно решить, какие из них жизненно необходимы сейчас.
Уснули они только через час. А ранним солнечным утром, на их глазах, из Дыры вышли восемь женщин с окаменевшими лицами и татуировками меченных на лицах. Причём среди них были и молодые и старые, одна совсем сопливая, казавшаяся вовсе малолеткой.
— Эммм, как бы…, это ещё что за нахер? — Громко сказала служивая девушка в шортах, Анна, шокированно пялясь на гостей, со своего излюбленного места на бетонной плите. Сейчас она с неё слезла и круглыми глазами пялилась на женщин, да угрюмого майора, перешедшего грань вместе с ними. — Шерин! Что за херня творится? Почему в обозе млять бабы?
— Похеру и покочену млин… — Рыкнул майор, исключительно злой на всех троих старших офицеров этой и той стороны. Достал из кармана скомканную бумажку и отдал Анне. — На. ООНовцы новую херотину выдумали. Меченых по статусам допуска на вход приравняли к бродягам. Теперь в Дыру будут кидать всех без разбору — дебилов, баб, больных, похер каких, критерий один — пожизненный срок. Ты счастлива товарищ командир?
— Нахер пошёл со своим сарказмом. — Ответила девушка майору и тот совсем позеленел. Бросил ей под ноги листок с текстом резолюции и исчез в Дыре, чуть ли не бегом. Анна, листок злобно пнула и обратила свой взор на женщин. Такие разные лица — помятые, старые, молодые, общее лишь в пустых глазах…, у всех восьмерых глаза пустые. — Мля…, Тимыч!
— Здесь. — Отозвался солдат, выруливая из-за ближайшего домика.
— У них ведомого нет! Это что ещё за херня такая? Это ж женщины всё-таки!
— Это меченные Ань. — Пожав плечами ответил Тимыч. — Тебе не похер?
— Нет, не похер. — Угрюмо ответила девушка. — Мне надоело выбрасывать людей десятками на убой. Они бы ещё детей присылать начали!
— Не накаркай. — Усмехнулся Тимыч и Аня так мрачно на него посмотрела, что солдат счёл за лучшее вообще замолчать.
— Грёбанные фашисты… — Зло буркнула Анна, намереваясь начать краткий инструктаж, всё равно бессмысленный. Все восемь погибнут в ближайшие пару дней. Может и вовсе просто отправить их по дороге? Без оружия и барахла как есть в робах? А ещё лучше по пуле в голову, что бы умерли они безболезненно хотя бы… — А может есть выход и по интереснее.
Анна с полминуты задумчиво смотрела на троих меченных, внесённых в базу учёта, а значит, официально причисленных к тем, кто проживёт ещё какое-то время и способен выполнять некоторые поручения, достаточно простые для тех, кто не облачён в металл и пластик пехотки.
— Тимыч, баб куда-нибудь определи часа на четыре.
— Есть товарищ командир. — Козырнул, даже почти с энтузиазмом. Зевнул только, но то случайно получилось, вероятно, не до конца проснулся просто. — Ань, а нахер вообще?
— Пока секрет, выполняй приказ Тимыч.
И сие сказав, Анна решительно двинулась к троим меченным, замершим у входа в свою палатку. Все трое жадно смотрели на вновь прибывших, нервно тискали листки электронных каталогов и от волнения даже вспотели. Идея посетившая Анну, вдруг показалась ей не совсем верной. Что станет с этими женщинами? Возьмут что им надо и бросят. А может пристрелят старых, молодых утащат с собой, беря то, что им надо регулярно. Или всё пройдёт по другому сценарию и из них получится первая группа меченых организованная по принципу поселения. А может, из-за её решения, и эти женщины и трое меченных, погибнут. Да мало ли…, Анна стиснув зубы снова двинулась к троице, заблудившейся в глухом лесу неприличных, сплошь эротических фантазий.
Будь что будет. Просто выпроводить женщин, всё равно что прямо здесь им загнать по пуле в лоб. А так, может, хоть одна выживет. И то хорошо будет. Ситуация со смертностью среди меченых давно перестала её устраивать. Девять из десяти гибнут в первую неделю.
— Привет бандиты. — Сказала она, остановившись напротив троих мужчин, захлёбывающихся слюной. С трудом один из них смог сфокусировать взгляд на мрачном лице Анны. — Женщин видишь? — Парень кивнул, громко сглотнув. — Через час-два, вас попросят вернуться к тем цветам. — Она кивнула в сторону женщин. — Они могут отправиться с вами или уйти одни и подохнуть уже к вечеру. Врубаешься о чём говорю?
Меченый кивнул и не сдержал хищной улыбки.
Анна отвернулась, с гримасой отвращения на лице. Женщин ждёт трудная дорога, но на ней у них остаётся шанс выжить. Уйдут одни, не будет ни одного.
Спустя несколько часов, проводив взглядом большую группу меченных, общим числом одиннадцать лиц, Анна ушла на ту сторону. У неё появилась интересная мысль, по поводу цветочных клумб. Две три, прямо возле Дыры, из тех цветочков что притащили меченые, хорошо украсят лагерь и помогут прочищать мозги обомороженным арестантам с той стороны.
Если, конечно, Вадим не возмутится и Центр…, впрочем, если Центр скажет — нет, всегда можно сказать, что семена ветром притащило вот и выросли. А убирать не станем, потому как Вадим лично установил важность изучения сих цветочков, в естественной среде обитания, то есть в поле Дыры.
Идея…, но сначало нужно выяснить, как, в полном объёме, эти цветы влияют на людей.