Слова Маньяка:

— На Олимпе нет дешёвых мест.

Не давали мне покоя ещё долго. Эти слова…, дело в том, что я прыгнул гораздо дальше, чем мог мечтать любой человек и спустя годы, благодаря не пойми кому — какому-то сумасшедшему старику, образно говоря, с пушкой у моего носа, я вдруг осознаю это. Осознаю то, что должен был сам понять много лет назад! А может, я давно всё понял и намеренно запрятал все эти свои осознания и понимания поглубже в подсознании? А старик открыл ту дверцу, ключ от которой я выбросил, а про саму эту дверцу постарался забыть.

В моих руках было то, что могло изменить жизнь целой расы! А я годами играл в князя, разбойника, бродягу, в конце концов, стал использовать посмертный дар Влада, что бы заполнить холодильник едой! Я закрылся в хорошо укреплённой крепости подальше от всего мира, способный, если пожелаю того, ввергнуть его в хаос или сделать настоящим раем. Я просто взял и спрятался, имея такие необыкновенные возможности. Олимп — обитель Богов…

О чём мечтают обычно люди? Всё достаточно просто — о любви, о деньгах, о здоровье, домике на берегу озера, если всё это объединить одним словом, то люди мечтают о благополучии, о счастливой жизни в достатке и покое. Другое дело, что у людей амбиции разнятся. На каком-то этапе все мы похожи как наш ДНК код, но, как и этот код, на определённом этапе, мы начинаем различаться, порой радикально. Один человек, достигнув планки своего благополучия, своей мечты, вполне счастливый, садится перед телевизором с бутылкой пива и, образно говоря, остаётся перед ним, с пивом этим в руке, до конца своих дней. Практически все однажды, достигают той точки, той своей планки, где они бросают движение и садятся у этого самого телевизора. Они выпадают из борьбы и больше не ставят для себя новых планок. Другие, достигнув одной вешки на своём жизненном пути, немедленно выдумывают себе новую и, обдирая локти, рвутся к новой цели. Достигнув её, ставят себе новую и так далее. Большая часть из них, всё же, в конце концов, берёт эту треклятую банку пива и садится у ящика. Единицы, не могут успокоиться до конца своих дней. Они рвутся и рвутся вперёд. Сильнейшие из всех. Побив все рекорды по заколачиванию бабла, утратив всякую необходимость в деньгах, они не прекращают их зарабатывать. Сам процесс перестаёт становиться смыслом жизни — теряется спортивная составляющая. Зачем бегать по лесу за зайцем с луком в руках, если ты только что сожрал два таких и желудок не просто полон — желудок вот-вот выплюнет лишнее. В этот момент, человек достигает верха благополучия. И что происходит с этим сильным, неутомимым человеком? Энергии полно, душа жаждет нового движения, но двигаться не куда — ты на вершине благополучия. И он ищет новые вершины. Такие есть, их обычно видно очень смутно, почти и не заметно, а для кого-то они и вовсе невидимы. Если смотреть со дна. Но там, на вершине, видишь новые пики, до которых пока непонятно как добраться. У них у всех одно и тоже имя — Власть.

И этот неутомимым человек находит для себя новую планку.

А из каких людей я? Благополучие — старик прав, тут я на вершине. Тупо сижу с бутылкой пива. В ящик смотрю…, ой ли? Зачем же я пошёл в мир русских князей? Зачем мне нужна была эта игра в Русскую империю в 10-ом веке нашей эры? Ради битв, ради крови и сражений? Но для этого достаточно других миров: зашёл, подрался и обратно. А я год жил среди воинов, наслаждался силой, властью, но и грязь и кровь я не обходил стороной. Я прочувствовал власть в каждом её гране и хорошем и плохом. Все её стороны я познал в таких мирах.

Я обманывал себя довольно долго и удачно, но старик положил конец моему маленькому, полностью искусственному, воздушному замку. Я поднялся на Олимп, присел на камушек у дворцов Богов и с завистью воззрился на стены их цитаделей. Затем вошёл внутрь, вкусил от этого пирога, ощутил власть в своих руках, это бесподобное могущество, эту силу — власть над людскими судьбами и испугался её. Бросил дружину, империю, почти ставшую мировой и ушёл обратно в свой дом. Не потому что пришло время возвращаться — я начал страшиться своих новых вкусов, желаний, чувств и реакций.

И слова Маньяка постоянно звучали в моём сознании.

Я откупился от ближайшего соседа по Олимпу, отдал, можно сказать кровно заработанное и теперь не мог забыть о том, что я таки на вершине. Чёртов старик, пробудил то, что я как-то незаметно для себя самого, умудрился подавить и спрятать в закоулках сознания.

Спустя сутки, после той истории, я поймал себя на том, что размышляю о том, какой из возможных видов финансовой деятельности позволит мне включиться в бизнес реального мира. Для начала, мои незримые финансовые руки можно раскинуть по всему миру, а пальцы запустить в структуры, которые управляют политикой и жизнью целых стран. Пожалуйста — это легко, если хватит денег и мозгов. Финансовая Империя, ещё не та власть, какой я владел в мире фантомов, будучи Великим князем, но уже близко. Совсем немножко подождать, упорно работая в этом направлении, дозировано выбрасывая на мировые рынки новые вещички и, лет через 40, без шума и пыли, я смогу по первому своему желанию, грохнуть мир в тартарары. Или ввергнуть его в райские кущи. Или превратиться в тирана и заставить весь мир служить себе. А что? Сделаю себя Богом! Пусть храмы стоят. Святилища Имени Меня.

О, как сладко было размышлять об этом! Старик был прав — места на Олимпе, вещь не из дешёвых и чем ближе к самому пику, к главному трону его вершин, тем дороже стоит место.

Был момент, я почти решился двинуться таким путём. Если бы я решился…, не знаю даже, во что превратился бы мой мир. А может, всё бы и обошлось. Для мира. Однажды, во имя идеалов и другой красиво звучащей лабуды, меня Андрюха взял бы и пришил. Или наоборот, поддержал бы.

И стали бы вампиры нашей армией здесь, первым эшелоном нашей власти…, кстати, эти хреновы вампиры, опять позабыли, чем пятка хозяйская пахнет…, твари блин. Сколько можно безобразничать на Кануи? Только три года прошло, как мы вырезали одно из их гнёзд подчистую — не помогло, чуда исцеления тупоголовых не случилось.

Эх…, моя вина. Ту кровь, что льют эти твари — моя кровь, на мои руки она ложится. В наш мир, вернул вампирские кланы, именно я. И с некоторых пор, я перестал выяснять кто прав, кто виноват. Начинается кровавый беспредел как три года назад на Капуи и я, когда один, а когда с товарищами, прибываю на планету. Никаких разговоров. Всех до единого кровососов под нож.

Просто они уже достали. Люди отлично понимают одно — силу, а эти даже силу не признают. Только дохлые начинают понимать, что инстинкты можно было и придержать, а вот головёнку спиленную под корень световым мечом, назад уже никак не прикрутишь…

Заплатив за своё место на вершине, я понял, что жажду воспользоваться всеми возможными привилегиями и благами этого места. Причём не так, как я это сделал, как это сделали все мы в будущем. Вовсе нет. Я жаждал порулить, взяться двумя руками за руль и смотреть кино, в котором игровая сцена весь этот реальный мир. Моё слово, вершащее судьбы целых народов, сотен и тысяч двуногих! Что я мог натворить, двинувшись таким путём? Даже подумать страшно.

Я запил. Не мог иначе справиться с собой. Спиртное как-то отвлекало. Легче не становилось — эта новая для меня жажда, жгла изнутри, но я хотя бы сидел на месте и не рвался удовлетворять свои далеко не альтруистические нужды. Пил я, более двух недель, без остановки. При этом я не стал синим, худым, не слёг под конец при смерти от алкогольного отравления. Вовсе нет. Я даже с похмелья не болел. Дело в том, что я таки с пользой провёл дни своего пьянства — изобрёл способ пить без последствий для здоровья, практически непрерывно. Как только маленькие зелёные чертенята (они приходили обычно к вечеру третьих суток), начинали шкодить слишком сильно, в частности, гадить в мой стакан прямо у меня на глазах, при том мерзко хихикая, я решительно отодвигал бутылку, брал склянку эликсира и выпивал её до дна. Организм восстанавливался мгновенно. Чертенята пропадали, разум прояснялся, мысли возвращались.

Тогда я плотно кушал, брал новую бутылку и обратно напивался до потери пульса.

Так я пытался задавить просыпающегося в моей душе безжалостного тирана, собиравшегося стать, как минимум, Богом, для всего человечества. Не скажу, что смог бы справиться с этим сам. Этот я, этот новый я — тиран, скотина, но…, но, чёрт возьми! Какой крутой это был мужик!!!

Порой я спрашиваю себя — почему такого периода не было у моих друзей? Почему, пройдя через все этапы осознания реальности заэкранных миров, обретя понимание того, что ты можешь вытащить в реальный мир, что только душе угодно, это необыкновенное чувство безнаказанной власти над жизнями фантомов…, вообще всё это, не привело их к этапу, скажем так, «местов на Олимпе»? Почему это произошло только со мной? Парни были в восторге от той дорожки, что позже я выбрал для нас всех. Они даже не думали о чём-то ином. А я ещё многие годы ощущал в себе присутствие этой страстной жажда «порулить» всем миром. Может, всё дело в той изоляции, на которую я сам себя и прописал? Ведь, если подумать — я не три года провел, единолично отправляясь в миры фантомов. Лет семь субъективного времени, не меньше. Мне никогда не приходилось советоваться с кем-то, по поводу того, что я собираюсь вытащить оттуда или при выборе нового мира. Я всё решал сам. Они же пришли как гости и остались в команде. Никто из них, никогда не оставался единственным владельцем этой тайны.

Если сложить вместе, всё время, которое я думал над этим — получатся годы. И я смог найти только один ответ. Вероятно, всё дело в команде. Когда нас стало трое, мои новые амбиции, оказались ущемлены. Они развились из слабенького, полудохлого зародыша жажды, которая присутствует в каждом человеческом существе. Жажда власти над чужими жизнями. А вот у остальных не было шанса холить и лелеять свою властную жилку душевную.

Может в этом всё дело?

Не знаю. Я так часто…

— Дело в том, что ты просто скотина. — Донеслось из динамика. — Мррр, в тебе это есть, было и будет. Мррр…, ты просто зверь, который пытается стать человеком Серёжа.

Капитан приподнялся на локте и, недовольно, почти в гримасе отвращения надув губы, смотрел куда-то в бок. Несколько минут он молчал, а потом грустно сказал.

— Крэдок, хоть ты и свинья бестактная, но ты, может быть и прав.

— Прав. Я чувствую. Мррр, ты спрашивал себя почему, они не пережили этот твой этап? Спроси лучше, почему ты никогда не видел кошмаров о войне.

Капитан откинулся на ложе капсулы и очень долго смотрел в потолок.

Эх…, прав Крэдок. Наверное…, битва всегда приносила радость, будоражила кровь, я чувствовал удовлетворение. Страх был лишь в первые несколько боевых заданий, во время службы. В остальное время я ощущал что-то сродни эйфории наркомана. Адреналин в своей крови. И даже страх, естественная реакция — страх испытывают все, даже самые крутые и сумасшедшие, но даже этот страх, становился лишь приятным украшением всей бури эмоций, что вызывает во мне битва. В этом, из всех нас, меня понимает лишь Степан. Он такой же. И он не пережил своего этапа этой страшной жажды власти, лишь потому что…

— Он дибил, мррр. — Снова вмешался голос рыжего пассажира. — У него умственных способностей не хватит на такие сложные мысли.

— Крэдок, тебе скучно? Что ты пристал?

— У меня молоко кончилось.

— Как кончилось? — Удивлённо моргнул капитан. — Я же два литра тебе припрятал и отдал полчаса назад!

— Кончилось. Мррр, я долго был голоден и сильно перенервничал, когда этот глупый корабль начал стрелять А-ракетами прямо посреди гипер туннеля.

— Нефиг спать на пульте! — Рыкнул капитан. — Всё, отстань от меня, я хочу побыть один.

— А молоко?

— Бортовой выруби нафиг внутреннюю связь.

Как только приказ капитана был выполнен, он поднялся, закрыл дверь каюты и, непрерывно бурча что-то неразборчивое себе под нос, улёгся обратно в капсулу. Он долго молчал в этот раз, теребя пальцами нарукавный знак отличия полковника разведывательной службы при космическом флоте Звёздной Федерации, прежде чем продолжить свою историю.

Млять…, полковник разведки…, а мог бы стать властителем всей этой херовой Галактики…

Хм, вряд ли вы поймёте, а может, вас даже ужаснёт то, кто я такой на самом деле, глубоко в душе. Я унял свою страсть. Но, чёрт возьми! Никто не в праве запретить мне, сожалеть об этом! Даже моя треклятая совесть. Увы, порой поступая правильно, мы идём против своей сути.

Первым шагом на пути к подавлению, тех стремлений и желаний, что едва не перевернули вверх тормашками весь мир, стала моя продолжительная пьянка…, а я ведь таки мог перевернуть его! Мог, и это знание, греет моё сердце и самолюбие. Да я и сейчас могу — в любой момент. Аппарат законсервирован, запрятан в секторе Потухших солнц, на одной из маленьких ничем не примечательных планет. Там ни ресурсов, ни жизни, ничего, что могло бы заинтересовать кого-либо. Один из сотен тысяч мёртвых булыжников. Но все мы знаем, где именно этот булыжник летает. Правда, я не могу один открыть хранилище. Что бы его открыть, нужны минимум трое из нас…, самое смешное, что это моя инициатива. Как я объяснил им — что бы никто из нас не мог, без ведома остальных, притащить в наш мир, что-либо тут явно ненужное. Только вот на деле причины у меня были другие. Я сделал это для себя. С ними, хоть с одним из них, я не решусь на шаг, от которого отказался столетия назад, но вот один…, не знаю. Один я могу не удержаться. А раз ступив на эту дорожку, я уже никогда не вернусь назад. Вот так.

Пьянка сама по себе не остановила бы меня. Она лишь глушила мои желание устремиться к моим новым, ужасным целям. Стоило алкоголю покинуть кровь, и я обязательно вернулся бы к ним. Вторым, важнейшим шагом на пути отказа оттого, что жаждала моя душа, стал инцидент, весьма и весьма глупый. Правда, в полном соответствии с характерами моих друзей. В армии, когда тебя сутками гоняет по плацу зверюга сержант, до дембеля ещё чёртова туча таких же вот выматывающих дней на плацу, и каждый твой вечер заканчивается в казарме из 15 мужских рыл, юмор искажается. Становится жёстче. То, что смешило нас до этого кошмара, из которого выхода нет, и не будет, пока не кончится срок службы, уже не казалось смешным. Даже забавным. Тупым, унылым, пресным, но не более того. А когда, после задания, ты возвращаешься в эту казарму, ложишься на койку, смотришь в потолок, а на тебя падает дичайшая усталость, ты чувствуешь полное опустошение, смех гражданки и вовсе может вызвать тошноту отвращения. И совсем глухо становится с твоим чувством юмора, когда однажды ночью ты просыпаешься, поворачиваешься к корешу-соседу и говоришь:

— Мля, Хорёк, такая хня снится, что спать не…

И ты молчишь. Смотришь на застеленную постель, на подушку, которой тут уже нет (мы убирали подушки с их коек, что-то вроде традиции, что ли…), как-то сразу разум накрывает мрачной пеленой. Не спит тут больше Хорёк, умер он, вот тут и не спит.

Не скажу, что я горевал о погибших очень уж долго — все умирают. Но, как и на всех нас, смерти товарищей влияли и на меня. Первое время влияли очень сильно. Позже стало легче. И убивать и терять друзей. Андрею, Васе вот, никогда не становилось легче терять друзей, а я привык. Изменился, а может, закалился — без понятия. Но наш юмор становился жёстче год от года. Для обывателя, даже самая невинная наша шутка над собратом или просто над другим человеком, показалась бы дикой, юмором сумасшедшего. А для нас нормально. Обыватель учится ходить по дороге, аккуратно поглядывая по сторонам, что бы машина не сбила, а салаги «Кондора» готовятся к экзамену, заучивая свои действия, при разрыве брюшной полости осколками или пулей. Не терять сознание, дотянуться до набора автоматических шприцев, собрать кишки, по возможности все и без лишней мути вроде палочек, гряз и так далее, удерживая руками свои потроха…, если кратко, то примерно так. Меня вот всегда волновал вопрос — за каким нужно это всё знать, если 9 из 10 после разрыва брюха ты потеряешь сознание и такие же шансы, не сдохнуть от шока или пули, пока, ты со своим порванным пузом, плетёшься к позициям своих? Это если под всем что вколол, ещё сумеешь верно выбрать направление. Бред. Но — надо. В армии как не знаю, а в «Кондоре» — «надо», главное обоснование любого приказа.

— Против «надо» не попрёшь, потому что «надо» — это сильно, а когда сильно надо, это вам не в тапки ср…ь, это мля «надо»! — Димон, от него мудрость.

Так что, смех у нас всегда был несколько диковат.

И когда ребята пошутили, я не слишком на них злился.

Примерно два дня мы выпивали вместе, а потом парням оно надоело. Видя, что я не собираюсь прерываться, они махнули рукой и сами отправились знакомиться с мирами фантомов. Я их понимал — самого, едва окопался в этом доме, прям как магнитом тянуло к аппарату.

Не знаю, во скольких мирах они успели побывать, и сколько для них прошло времени за эти две недели, но, когда я смог адекватно реагировать на реальность, они выглядели жутко довольными. Посчитать по дискам и кристаллам я тоже не мог — их там по-прежнему было много-много тысяч. Из всех миров, в коих парней занесло, в реальность они вытащили только одно свидетельство своих путешествий, и оно, свидетельство это, было живым. Оно собственно, и было одним из главных действующих лиц шутки.

Наступило очередное утро, с пробуждением от жуткой головной боли и неутолимой жажды. Перевернулся со спины на бок и сверзился с барной стойки, на которой в тот момент спал. Было больно, но выругаться я не смог, спёкшееся горло издало лишь жуткий вурдалачий хрип. Кое-как сумев обрести вертикальное положение верхней части организмы, я таки сумел не рухнуть обратно, когда мир закружился перед моим затуманенным взором. Несколько минут ушло на то, что бы сосредоточиться и заставить сразу оба глаза смотреть примерно в одну точку. Мои старые знакомые, маленькие да все зелёные, штабелями лежали вокруг опрокинутой полупустой бутылки водки. Один чертёнок торчал в горлышке. Видимо, бедолага пытался залезть, но тазовая часть в процессе застряла, так он там и уснул, окунув маленькие рожки в прозрачную жидкость…, осторожно поворачивая голову, я начал искать эликсир. На этой стадии без него не обойтись. Или бригада медиков, которые превратят тебя в оранжерею из капельниц или эликсир. Несколько склянок лежали на низком столике в углу. Как я до них дополз — это целое приключение. Совсем непросто добраться из точки А в точку В, когда весь мир вертится вокруг тебя. Причём вертится в буквальном смысле. Первый глоток живительной влаги, рухнул в желудок и жажда начала угасать. Ещё один и прояснилась голова, мир больше не кружился, руки не дрожали, по телу разливалось ощущение силы и тепло. Мой организм уничтожал алкогольные шлаки и полнился энергией. Допив бутылочку, я глянул на чертенят — нету. Излечился, значит.

За столиком я на какое-то время задержался, разглядывая набор из шести посуд с эликсиром. Я не помнил, как и зачем с ними возился, но все шесть лежали на столе рядком и все шесть отличались. Мензурка, склянка, мензурка в каких обычно хранятся анализы крови и ещё три бутылька разных размеров и форм. Мензурки казались куда удобнее для хранения эликсира в полевых условиях. Я положил их отдельно. Ощупал — одна пластиковая, вторая из стекла. Похоже, вчера, до того как сознание отказало, я пытался подобрать более удобную тару под эликсир при выходе в мир фантомов. И пластиковая мензурка, если плотно закрыть была весьма удобна.

Кто-то в комнате засопел. Я обернулся, и некоторое время тупо смотрел на диван. Там лежало нечто. Волосатое, с хвостом, оно жевало большими слюнявыми губами и слегка подёргивало пушистым хвостиком. Нечто сладко спало.

Не глядя, я схватил первый пузырёк с эликсиром и залпом его осушил: вот оно, последствия хронически не леченной белой горячки. Ну, ничего — эликсир и не такое может вылечить. Однако… галлюцинация не исчезла. Заворочалась во сне, и стало ясно, что Оно, женского пола. К тому же, явно примат, возможно, разумный. Я потряс головой, протёр глаза — спит на диване. Снова протёр глаза, зажмурился, глянул вниз, снова зажмурился и мееедленно снова глаза открыл. На мне не было штанов. Что куда страшнее — на мне вообще одежды не было! Зато кое-где к телу прилипли длинные коричневые волосы. У макаки человеческих габаритов и карикатурных форм, шерсть тоже коричневая была…

— Твою мать… — Выдохнул я, и существо проснулось.

Оно, в смысле она, села на диване, вытерла один глаз кулаком, второй кончиком пушистого хвоста. Зевнула, так широко раскрыв рот, что любой крокодил сгорел бы от зависти. Акулам тоже было чему позавидовать. У существа имелось два набора зубов. Передние отличались от человеческих только количеством. Второй ряд — сплошь клыки. Меня парализовало.

Маленькие, красные глазёнки, под насупленными очень пушистыми бровями, несколько раз моргнули, и их взгляд остановился на моей персоне.

— Милый. — Проговорило нечто, на удивление приятным нежным женским голосом. — Я хочу тебя, хочу снова!

Снова? Я бы, наверное, покраснел до корней волос, если бы в тот момент не был почти прозрачным от страха.

Протянув ко мне руки, макака поднялась на ноги, имевшие подобно собачьим, лишний сустав и двинулось прямым курсом ко мне. При этом губы существа сложились в трубочку, по её мнению, видимо, сексуально чмокая. До меня тут дошло, на что нацелилось существо.

Воображение шустро нарисовало картину мохнатых объятий, пушистую любовь и страстно слюнявые губы возле моего лица. Как я тогда только не поседел? Утробно икнув, я обнаружил, что в моё тело вернулись силы, и оно уже бежит к ближайшей двери. Дробный топот моих босых пяток, оборвался истошным воплем ужаса. Макака в два прыжка оказалась перед дверью и заслонив её собой сладко пропела:

— Куда же ты? Я так люблю тебя, милый!

И прыгнула, сбив меня с ног. Я снова заорал, но было поздно. Руки существа прижали меня к полу, слюнявые губы впились в шею, а хвост ласково гладил место, о котором обычно никому не рассказывают. Ужас мой в тот момент, словами описать трудно, но это не самое страшное. Я ощутил исходивший от существа пряный запах и что-то с моим телом начало твориться не то. Нахлынули странные, но чем-то знакомые чувства. Приятные. Ещё бы минуты три и я перестал бы сопротивляться изнасилованию меня, хвостатой макакой не ясной породы.

Только вот этих трёх минут у существа уже не было. Нечто ударило её необыкновенно сильное тело, и оно начало таять прямо на глазах. Спустя мгновение, от чудища почти ничего не осталось. Только тонкий слой серебристой пыли на моём торсе и полу.

— Кобель. — С осуждением, произнёс от двери знакомый голос. Я сел и, ещё не вполне придя в себя, глянул туда. Андрей качал головой и делал неодобрительные гримасы, своей, едва справляющейся с улыбкой, мордой. В руке у него был излучатель, смутно мне знакомый — вроде, из моего арсенала, похож по действию на дезентегратор, но поэффективнее будет. Рядом стоял Вася. Он с чувствами не боролся совсем и ржал как индюк, блин, плывущий галопом…

— А ночью-то, ухххааааа, Маааашенькой называл, в любви признавался ухааааа…

Я запустил в него бутылкой. Вася увернулся и тут же зашёлся новым приступом хохота, держась за дверной косяк обеими руками.

— Дебилы ёпт…

— Как ты мог, Серёжа, так подло поступить с девушкой! — Очень стараясь удержать серьёзное лицо хоть на секунду, погрозил мне пальцем Андрюша, но не удержался и, ухватившись рукой за живот, присоединился к громкому смеху Васи.

Ржали они минут пятнадцать. Ещё столько же, заходились хохотом, когда видели меня. Только через час получилось поговорить, не покрываясь разноцветными пятнами от стыда и гнева. И не слыша их конский ржач. Существо припёрли из-за экрана, они. Шутка такая. Мир, из которого Оно пришло, был про колонистов на планете джунглей. Там, эти свихнутые колонисты, все мужского пола, обнаружили существо размером с белку, способное вырабатывать ферамоны, идентичные ферамонам особи противоположного пола их врагов. Этакий защитный механизм, в природе реальной вряд ли возможный. Мне, по крайней мере, не доводилось видеть такого выверта эволюции. В фильме, этих белок генетически перестроили. Получились такие вот макаки, способные заставить мужчину выть от удовольствия, сексуального характера. Нужно было только на пять-семь минут забыть, о том, что этот Клорк (они у них так назывались), страшнее, чем бригада папуасов, ударившихся в готское движение. Пять минут и ты уже видишь ту женскую особь, какую твоё подсознание считает своим идеалом, а чувства при этом испытываемые, намного сильнее, чем при контакте с реальной женщиной. Клорки были бездумны, жили недолго и всё что умели и хотели — есть, спать и доставлять наслаждение колонистам.

— Дебилы. — Ещё раз повторил я, когда ребята рассказали мне историю Мохнатой Машеньки.

— Зоофил. — Не остались они в долгу, посмотрели друг на друга, на меня и снова начали ржать.

— Давай скажем? — Вдруг, услышал я сдавленную фразу Васи, посредь несмолкаемого хохота.

Заинтересовался. А они и сказали и даже показали! Эти два ушлёпка записали на камеру всю вчерашнюю ночь и мне полюбоваться дали…, в общем, мне стало настолько стыдно, что я больше не мог находиться в доме, рядом с этими шутниками. Да и Машеньку жалко как-то было…, в смысле, не хорошо это как-то всё…, вот.

Я отправился в гараж, сел в красную реактивную тачку и улетел в город. Надо было немного побыть одному, вдали от шутников и воспоминаний о Мохнатой Машеньки.

Я собирался погулять. Посмотреть город, с другой его стороны. Не барные стойки и стриптиз клубы, а ту его часть, где проводят досуг нормальные граждане, с нормальной, скучной и постылой жизнью. Парки, музеи, кинотеатры, рестораны — я наметил себе почти туристическую программу. Если цирк есть и туда схожу. А что? Клоуны тоже люди.

Вот те два клоуна, что в доме остались тоже люди, только свинские такие люди, а у тех в цирке, хоть совесть есть и чувство юмора, не покалеченное шизофренией и уставом, что часто одно без другого жить не может.

Намеченную программу я выполнил лишь частично. В музей сходил, но там было так уныло и скучно, что идея его посещения, мне разонравилась довольно быстро. Если бы не знакомство с экскурсоводом Танечкой, я бы не смог дойти и до коллекции древних гончарных изделий, а так, почти до юрского периода добрался. Потом у Танечки появились дела, мне стало совсем скучно, я увидел скелет Тираннозавра и решил, что на сегодня протухших костей и замшелых древностей мне хватит. Отправился дальше. Хотелось заглянуть куда-нибудь, где культурные люди отдыхают, но как-то меня занесло на авто выставку. Там девушки красивые были, люди богатые, прилично одетые, много машин и бесплатная выпивка. Мне там понравилось. А когда увидел новую модель летающих машин, понял, что не зря выбрался в город. Новая модель не издавала утробного рыка, не сияла ярким пламенем дюз и выглядела не так внушительно как ракетомобили покрытые густым оперением, но обладала большей мощью, высотой полёта и энергоёмкостью. Новая модель летала на атомной тяге. Двигатель показался мне излишне громоздким, но со временем этот недостаток атомных машин изготовители устранили. Да, я был на той исторической выставке, когда впервые показали атомную машину!

Немного смущал тот факт, что я совсем недавно видел, как летало неподалёку от города атомное авто, куда более совершенное, чем самая-самая «первая» модель в мире. Но, тем не менее, момент был радостный — технология таких отличных машин, была выпущена в мир…, вообще, мне иногда, кажется, что ракетомобили запустили в производство только для того, что бы подготовить мир к появлению атомных машин и наглухо задавить прежние, бензиновые. Век авто на реактивной тяге, стал слишком уж коротким. Атомные детища автопрома быстро вытеснили их с воздушных дорог. Второе поколение будущих флайеров. Прародитель совершеннейшего атмосферного транспорта.

Культурная программа продолжалась, и я посетил местный парк. Его полнил морозный воздух, красиво падавшие наземь снежинки и приятная тишина. Тут, видимо, было не принято болтаться по зелёным зонам студёную порой. И зря. Люди многое упускали.

Пока я искал следующий пункт, отвечающий требованиям культурного времяпровождения, незаметно для себя самого, зарулил в бар. Только сев за стойку, услышав вопрос бармена о предпочитаемой выпивки, я очнулся и понял, что подсознательно свернул на знакомый огонёк.

Решительно покинув храм Бахуса, я отправился гулять по улицам. Я собирался найти самую старую городскую улицу и поглазеть на древнее зодчество. Или работу каменотёсов, в зависимости оттого, что предпочитали тогда использовать для строительства. К сожалению, когда древние зодчие практиковались в искусстве строить разные красивые усадьбы из дерева и камня, этот город не существовал в природе, а на его месте располагались леса и луга. Так что самые старые здания были выстроены из кирпича и давно сместились на окраины населённого пункта.

В общем, к вечеру, всего за один неполный день, этот город исчерпал весь запас интересных, с точки зрения культурного человека, мест. Оставались, бары, клубы, боулинги с саунами и рестораны. Фиаско. Полное. Идти водку пьянствовать я не желал, к девушкам не тянуло, Мохнатая Машенька ещё долго мерещиться будет, а чем заняться я не знал.

Мой вечер был таким пустым и унылым, что, в номере отеля, когда сон, наконец, сморил меня, я был почти что самый счастливый человек на Земле.

Утро провёл в номере отеля. Хотел было пойти в город, побродить, но не смог выбрать подходящей цели. Из всего, что не было связано с алкоголем или девушками, не осмотренными остались только предприятия города. Промышленный комплекс как-то не сильно тянул на культурно проведённый день. Можно было вернуться домой, но видение ухмыляющихся рож Андрея и Васи, сего сделать мне не позволили. Остался в отеле. Перед телевизором. И, кстати, не пожалел. В ящик пялился до позднего вечера, предпочитая выпуски новостей и информационные передачи о дне сегодняшнем, а так же о последнем десятилетии. День прошёл с пользой, я немало нового узнал о своём родном мире. В нём достаточно многое изменилось с тех пор, как я всерьёз смотрел новостные каналы. Мозг обрабатывал новые данные, готовясь выбросить сознанию несколько перспективных идей. А пока этого не случилось, я поглощал новые и новые данные. Стараясь осмысливать их, впрочем, ещё не шибко понимая, зачем это делаю. Собственно я годами не понимал, зачем это делаю. Но ответ, пожалуй, прост. Я не мог отказаться от знания своих полных возможностей, от них самих отказаться и вовсе не мог. Мне нужно было хоть как-то, но повлиять на мир, его настоящее и будущее. Тщеславие — ну, что же, это про меня, не буду даже спорить. Но с ним в комплекте иногда идут и другие пороки, которых я, слава богу, избежал.

Мир готовился к Великой стройке. На Марсе и орбитах ближайших небесных тел. Пока к этому ещё не приложили руку корпорации. В то время эти проекты жили только на деньги налогоплательщиков и многие авторитетные люди, по крайней мере, в телевизоре, сомневались в том, что проекты вообще выживут. Время показало, что не только выжили, но и спустя столетие стали театром свирепых войн. На дне океана, какой-то чудак миллиардер построил ферму. Поселил на ней десяток людей, во главе со своим родным сыном. В РФ чествовали нового президента — его имя я забыл через пару минут. Старый президент США, вернулся в политику и стал у них новым президентом. «Зелёное движение» выражало опасения по поводу новых атомных машин, причём делало это, почему-то, через акты вандализма по отношению к памятникам 20-ого века и акции протеста перед посольствами разных стран, две из которых когда-то даже были членами ООН. Собака Мурзик, научилась произносить аж три слова на человеческом языке! В южной Америке, кто-то кому-то дал в морду, на важных государственных дебатах. Скончался важный государственный деятель, вроде даже из РФ. Лига Наук, оказывается, перестала существовать два года назад. Когда-то 70 % всех научных новинок планеты были сосредоточены в их руках. А теперь Лига пришла к своему финалу. И непонятно (а может, просто я не понял объяснений телевизора), отчего она развалилась. В общем, в мире было весело.

Я оценивал всё это и намечал для себя точки, через которые можно давить, направляя мир в нужное русло. Если аккуратно, никто даже не заметит. А если впереди вечная молодость, можно не торопиться, делая всё так, что странности заметит лишь другой бессмертный. И только если будет их искать. Действуя разумно и аккуратно, много чего можно натворить.

Следующий день я посветил практике вождения в переполненных городских воздушных потоках. Мне понравилось, весело. Правда, пару раз едва не разбился — лихачей в воздухе было не чуть не меньше, чем когда-то на земле. А уж когда за ними кидалась дорожная полиция, в обще, жесть. Через обе линии потоков, напролом, что лихач, что фараоны — кошмар и ужас. Я теперь понимал, почему по телевизору сокрушались об участившихся ДТП с участием дорожной полиции. Что граждане, что полицейские, за несколько лет прошедшие со дня появления летающих машин, ещё не успели, как следует научиться летать.

Ближе к вечеру, мне надоели воздушные гонки, и я предпочёл поездить по асфальту, может, из-за какой-то скрытой ностальгии, не знаю. Там теперь было хорошо. Почти пустые дороги, на которых крайне редко увидишь реактивное авто, в основном попадались старые, бензиновые машинки, давно снятые с производства. Скоро им придёт каюк — я видел по телевизору выступление какого-то политикана. Толстый лысый, но судя по очкам очень умный. Он пытался протолкнуть новый закон, обязывающий к закрытию все заправочные станции, продающие бензин. Попутно толкал закон о принудительном списании бензиновых авто.

Я припарковался возле большого супермаркета, почти в центре и больше часа сидел, глядя в окно машины. Смотрел на прохожих, витрины, дома, курил. Что-то было в этом: сидеть и смотреть на мир просто людей, которые никогда не видели, как твой товарищ ползёт по траве, а за ним волочатся его ноги, сцепленные с культяшками лишь тоненькой ниточкой жил. Люди, у которых нет в подвале ключа к тысячам миров и тысячам возможностей. Люди, у которых очень простая размеренная жизнь. Люди, которых не ждёт дома брат-дебил, отпускающие идиотские шутки с человекоподобными макаками…, а ещё блин полковник, командир спец отряда…

В общем, я сидел, смотрел, думал. Иногда вспоминал о своей такой же вот простой жизни. Она у меня была, когда-то. В то время, когда я работал на Коня, она тоже была такой, но лишь внешне. После армии я перестал быть одним из всех. Солдат может вернуться к размеренной гражданской жизни, но воин — никогда. А если попытается, будет как и я, каждый день тосковать, вкушать от горького пирога печали. Однажды он устанет от этого и попытается забыть, почему его снедает печаль. У кого-то получится, он забудет. Только вот тоска никуда не исчезнет. Воин по-прежнему будет страдать, просто перестанет понимать почему. Должен признать, тому, кто сумел забыть причины своих душевных мук, совсем немного, но всё же легче чем тому, кто помнит себя прежнего, помнит, кем он был и что оставил за спиной, променяв это на обычную простую жизнь. Нет, работая у Коня, я уже не был одним из всех. Скорее раненным боевым псом на привязи. На бои не выпустишь, вся эта грызня и кровь вроде позади и кормят вкусно и повязки часто меняют, а он сидит в своей будке и чувствует, что могут ведь обратно и не вернуть. Так и оставят на цепи. А ведь он больше ничего не умеет, только сражаться. Поначалу он полон счастья, он всем доволен — больше нет боли, ничьи зубы не разорвут твоё покрытое шрамами тело, но…

С каждым днём цепь становится всё тяжелее. Раны давно зажили, а про тебя никто уже не помнит. Будка становится почти родной, она будто врастает в тебя. Крепкие как сталь мышцы становятся мягче, на боках появляется жирок и твой тёплый уютный уголок, превращается в тюрьму, из которой нет выхода. Ведь ты всё ещё помнишь, каким ты был. Свирепая сила в твоей крови, но время идёт, сила тает, свирепость вытесняется тоской. Легче, если ты не понимаешь, что именно происходит с тобой. Если не понимаешь, просто констатируешь факт. Смиряешься…

Я был просто ещё одним парнем из сотен и тысяч самых обыкновенных людей, до армии, до того как одел солдатские сапоги. Вот когда моя жизнь была простой и понятной. Дальше всё только усложнялось из-за груза пережитого, из-за воспоминаний. Они, словно спичка поднесённая к разлитому на полу маслу, зажгли этот огонь в моей душе. И чем больше было новых событий, новых происшествий, добавлявших всё новые порции масла, тем ярче горел огонь. Да, душа воина, это огонь, горящий непрерывно и жарко. Если не подливать в него масла, он начнёт затухать, оставляя после себя лишь обугленный пол и воспоминания о том яростном, прекрасном в своей силе, огне, что бушевал на нём совсем недавно.

Вот так. Я мог смотреть на них, но уже никогда не смог бы влиться в их толпу. Я ведь однажды пытался — когда искал простую гражданскую работу. Общество не принимает таких. Волки ему нужны на периферии, подальше на границе и без права на возвращение. Впрочем…, пожалуй, тут я не совсем прав. Во времена колониальных войн, корпорации очень активно использовали тех солдат, что не смогли устроиться в обществе. Хм…, может, я и вовсе не прав, но одно я знаю точно — я не похож на большинство тех солдат, что вернулись домой. Я не вижу кошмаров, я крайне редко сожалею о своих поступках, я никогда не мучаюсь чувством вины, за тех, кого лишил жизни и я жажду власти. Вот так. Но во всём остальном — я таки пуфыстик. Определённо. Я хороший. Просто очень по-своему.

Примерно такие мысли витали в моей голове в тот момент. Ну, может не совсем такие. Всё-таки, столетия прошли, я могу быть и не совсем точен в таких деталях.

На той стороне пустующей дороги, начало происходить кое-что интересное. К витрине подошёл самый настоящий бомж. Грязный, лохматый, одетый во что попало, вроде бы молодой. Что-то в нём показалось мне знакомым. Я закурил и стал смотреть в основном только на него. Парень прилепился к витрине со съестным. Загипнотизированный видом выложенного на ней изобилия, парень стоял неподвижно, не обращая внимания на косые взгляды прохожих в свою сторону. Он вообще, вёл себя, будто кроме него на этой планете больше никого нет. Стоит, смотрит, и плевать ему на всё движение. Так продолжалось минут десять, пока в редком потоке прохожих не объявился мужчина в характерной роду его занятий, форме. Патрульный мусор…, полицейский, если говорить официальным языком. По народному, оно проще как-то…, чёрная свободная форма, узкая фуражка с продольными серебристыми цепочками. Знаки отличия на рукавах, лацканах изобилующие символами меча и щита — они как раз и легли в основу почти всего символического базиса галактической полиции, спустя пару столетий. Да, да, именно они, а не та бредятина про совершенно новый подход к работе правоохранителей, из учебников истории. Ничего подобного. Галактическая полиция даже символику стибрила у своих предшественников.

Пеший патруль, в те времена не имел оружия, только резиновая дубинка и пара наручников. Так что, когда страж порядка подошёл к бомжу я сочувственно затянулся — пару раз по хребтине прилетит как минимум. Из любопытства я продолжал смотреть, хотя и возникло желание уехать. Сигарета кончилась, мысли тоже, бомжа сейчас будут бить — скука смертная. Но что-то меня задержало. Я не уехал и благодарен судьбе, что так оно получилось. Поверьте, не зависимо оттого, сколько сотен лет вы проживёте, количество ваших друзей всегда будет удручающее скромным. Друг не случается вдруг. Из десятков и сотен знакомых людей, лишь единицы могут оказаться достаточно подходящими на роль друзей, а после попытки сдружиться, может даже после какого-то периода, когда вы считаете, друг друга друзьями, из единиц, скорее всего, не останется вообще ни одного. Если повезёт один или два друга у вас будет, но, зачастую, даже за пару столетий вы не сможете обзавестись и одним. Дружба, она как дар. Сохранить его тяжело, получить ещё труднее. Судьба скупа на подарки.

Патрульный что-то сказал бомжу, думаю, попросил убраться от витрины. Бомж не отреагировал и полицейский, для приличия выждав несколько секунд, начал действовать. Ухватил бедолагу за шиворот и попытался отшвырнуть его от витрины. Я смотрел уже без особого внимания, так, вскользь. Так что не заметил, что сделал бомж. Просто патрульный ничего кроме воздуха отшвырнуть не смог. Его рука резко дёрнулась в сторону, будто её владелец ещё не понял, что сжимает просто воздух. Инерция движения развернула парня на сто восемьдесят, и он едва не шлёпнулся лицом в снег. Видно было, что он с трудом удержался на ногах. Это уже было интересно посмотреть. Полицейский ошарашенно оглянулся — бомж стоял на том же месте и смотрел на прилавок с мясными деликатесами. Представитель порядка и законности, буквально позеленел. Выхватил дубинку и, потрясая ею, снова схватил бомжа за шиворот. Я увидел движение, словно фигура парня вдруг провернулась вокруг своей оси, но очень быстро. Патрульный с воем врезался в тротуар лицевой частью и там затих, неестественно вывернув руку, всё ещё сжимавшую дубинку. Судя по характеру выверта, рука у него сломалась. Бомжа этот факт не очень тронул, он снова смотрел на витрину. На мгновение, я увидел его лицо, смутно, но что-то в нём было, что-то хорошо знакомое, почти родное.

Возле магазина остановилась патрульная машина. Не дорожная полиция, а именно патруль. У этих, кроме дубинок на вооружении имелись парализаторы. Как интересно бомж справится теперь? Впрочем, я не думал, что он справится. Сейчас двери откроются из машины выйдут трое в форме и оглушат парня, даже не подходя к нему близко. А потом увезут в участок, где попинают слегка, предъявят обвинение и отправят в каталажку за нападение на сотрудника. Если я правильно помню, тогда за это полагалось два года. Для бомжа, не такой уж и плохой расклад. Мне вдруг подумалось, что он специально напал на полицейского. В тюрьме у него будет сухая чистая одежда, крыша над головой и еда. Конечно, сокамерники, но…, там хотя бы не сдохнешь от голода и холода в каком-нибудь богом забытом подвале. Суровая правда жизни…, я даже зевнул от скуки и таки решил ехать. Завёл двигатель и поднял тачку на взлёт. Полицейские как раз покинули своё авто и, растянувшись цепью, подходили к парню. Парализаторы так и остались в кобурах. Обнаружив собрата, изувеченного каким-то бомжом, парни расстроились. Сильно. И потому взялись за дубинки — бомж поедет в участок, пуская носом кровавые пузыри. А может, сначала в реанимацию, а уже потом, когда выздоровеет, в камеру. Только вот ребята мусорской внешности, допустили ошибку. Нужно было применить парализатор. Уверен — сделай они это и наши с ним дорожки разошлись бы навсегда. Так бы я и улетел восвояси, а мой братан умер бы спустя годы, в какой-нибудь замшелой камере, среди отморозков и бандитов. Вот ведь судьба! Эта краткая встреча могла повернуться совсем иначе. Да собственно, она и должна была по идеи, повернуться иначе, но целая цепь случайностей привела к маловероятному исходу.

Машинка моя начала безобразничать, двигатель кашлянул, и она нырнула вниз. Пришлось заново набирать высоту. В итоге я задержался на этом тротуаре, на пять секунд дольше. Как раз столько и нужно было, что бы увидеть, как бомж, вдруг откинулся назад, начал падать и с огромной силой оттолкнулся от заснеженного асфальта. В мгновение ока он оказался прямо перед носом первого патрульного. Бедняга с перепугу даже дубинку выронил и поскользнулся. Бомж ударил, позволил инерции увлечь своё тело в направлении удара, буквально прилепился к согнувшемуся пополам телу патрульного и, используя его как опору, вновь оттолкнулся, на этот раз ещё и от хрипящего тела. Второго он буквально снёс, в движении, дополнительно ударив локтем. Третий попытался ухватиться за парализатор, но в него метнули дубинку. Как копьё. Конец дубинки угодил в ключицу, бедняга рухнул, истошно вопя. Почти сразу к этой песне искалеченных, присоединился первый патрульный, а вот тот, которого приложили локтем, увы, выжить не мог физически. Я бы выжил, Андрей смог бы и Вася, Лекс позеленел бы от ярости и боли, да врезал бы в ответ так, что душа из тела тут же выпрыгнула бы. А вот обыватель, к коим легко можно относить и полицейских, средь коих широко распространена техника отращивания пивного брюшка, не смог бы уцелеть. Парню сломало минимум три ребра и одно, сломанной частью, ушло в сердце. Надо заметить, что я неплохо владел всей этой рукопашной техникой, изучаемой бойцами некоторых спец подразделений и мог врезать не слабее, но только не в связке с этим движением. По отдельности эти вещи у меня получались гладко, но стоило применить сложные элементы боя, в связке с ускоренным движением, как я сам падал наземь, теряя равновесие. Вот так это провернуть могли лишь единицы, включая Лекса и полковника.

Прежде чем я снова увидел лицо бомжа, я уже знал, кто на той стороне улицы играет ментами в кегельбан. Я шокировано пялился на него, пока не обнаружил, что машина теряет высоту и вообще пошла юзом. Корма задралась, горизонт левым краем пошёл вверх, и я вцепился в руль. Второй рукой почти не глядя, включил автоматический гираскоп — машина выправилась. Пока я отключал автоматику (вещь удобная, вы никогда не закрутитесь волчком в полёте, но гираскоп флайера и реактивного авто, вещи очень разные, у реактивной тачки он был весьма далёк от совершенства и сильно затруднял ручное управление полётом), на улице события завершились вполне ожидаемым финалом. Бомж огляделся по сторонам. Менты сучат ногами и кричат от боли, прохожие опасливо косятся и обходят место происшествия по проезжей части. Плечи, затянутые в изорванный ватник, приподнялись и опустились, замученное, помятое, какое-то даже старческое лицо, украсило недоумевающее выражение, с нотками безразличия. Бомж поёжился и двинулся прочь, неторопливым шагом. Создавалось впечатление, что он даже не понял что натворил.

В тот день он выглядел ужасно. Я ещё минут десять сидел в салоне и смотрел, как он уходит по длинной улице, не обращая внимания на окружающий мир. Весельчак и балагур Арт, по паспорту Артур Семенов, превратился в пропитого бомжа, абсолютно оторванного от реальности. Кто бы сказал десять лет назад — расхохотался бы в лицо и послал в туман, ромашки нюхать. А оно вот как повернулось…

Артур однажды спас мне жизнь. Конечно, если покопаться в памяти, за каждого из своих братанов, за всех кондоров с которыми мы прошли все годы службы я смогу вспомнить что-то такое, после чего смогу с полной уверенностью сказать — я обязан ему жизнью. Но и они могут сказать так же. Столько сражений, столько пройдено вместе: так или иначе, создавались ситуации, в которых наши жизни были в руках наших друзей. Но вот с Артуром, ситуация отличалась. Я не мог сказать, что он чем-то мне обязан. Один из лучших в отряде. Один из тех, чью жизнь на моей памяти никто не спасал. А вот он, спасал и не раз.

Лучше всего мне запомнился бой в Афганистане. Он и позже не раз выручал и меня и других, но тогда он спас как минимум троих разом. Одно из первых наших заданий в полной выкладке, без дополнительных условий, навроде такой вот вводной от полковника лично: «бабу не вздумайте ранить, мы должны аккуратно изъять ребёнка, положить охрану, если рванут преследовать, но бл…ть, что бы ни одна пуля не задела бабу или любого, кто не принадлежит к охране этого херова дома!». Задание там, в горах, было простым и одним из первых в нашей пятилетней карьере. К будущей грязи, нас пока ещё не подпускали.

Бригада душманов (вообще-то, ультра правых радикалов террористического бандформирования «Свет Ислама», но по старой памяти, кто-то назвал их душманами, так все и стали звать), засела в комплексе пещер. Мы их вынесли, без потерь. Но упустили небольшую группу. Я уверен, что из-за слишком сильно разветвлённой системы пещер, но Димон сказал, что по другой причине. Мы, оказывается, являлись баранами и гомодрилами и только поэтому упустили тех душманов. Так что пол отряда, отправили преследовать. Естественно ту половину, что пришла из учебки и по умолчанию считалась баранами. Вообще, так не делалось, но, как пояснил нам позже Лекс, никто и не ожидал такого развития событий. Ожидали как раз то, что и случилось до нашего захода в горный аул. Если кратко: мы никого не нашли. Душманы будто испарились, но мы продолжали двигаться, пока не наткнулись на поселение. По сценарию старослужащих, мы, должны были повторно и с позором сесть в лужу, облазив по любому пустой аул вдоль и поперёк. После чего вернулись бы на точку сбора, стыдливо пряча глаза и утирая сопли рукавом. К сожалению, горы считали иначе и устроили нам неожиданный экзамен.

Командовал нами Андрей, как старший по званию (вообще, таких званий было три, но добровольцев не нашлось, и добровольцем Димон назначил Андрея). Он приказал аул обыскать, жителей согнать на местном подобии деревенской площади, что мы и сделали. Ничего не нашли, обычная нищая деревня посреди гор. Собрались все нестройной толпой, перед такой же нестройной толпой местных и сконфуженно ждали приказа старшего. Все отлично понимали, что задание провалено, в отряде кому-то выдернут ноги и всем подряд понавыписывают нарядов, да так что б до дембеля хватило. Никто не предполагал, что этот позорный провал ожидался и, можно даже сказать, планировался. Как поучительный. Чтоб понимало зелёное поколение, что учебка только прелюдия, а мы как были зелёными салагами, так ими и остались.

К сожалению, жители аула посчитали нас жутчайшей угрозой. Конкретно один житель, старый, практически древний старик, вполне возможно, когда-то уже воевавший с нашим русскоговорящим братом, решил погибнуть подобно настоящему абреку. Героически. С шумом пылью и кровавыми ошметками, разбросанными по ближайшим камням. Может, псих был, а может, не в почёте у них была спокойная смерть от старости, да в постели.

Старик начал истошно орать, растолкал своих соотечественников и ринулся прямо к нам. Мы вскинули оружие и заорали на него, требуя остановиться. Старик не обращал внимания — оттолкнул последнего соплеменника и сделал первый шаг вперёд. Мы не стреляли. Андрей прямым приказом запретил это делать. Впрочем, никто и не стал бы стрелять. Тогда мы были не столь опытны, и человеческая жизнь для нас ещё что-то значила. И кончилось бы всё это трагедией, за которую кое-кто вполне мог потерять погоны. Приказа не послушался только Артур.

— Лежать сука! — Заорал он, но уже после того, как прошил старику обе ноги короткой очередью.

И прежде чем Андрей успел открыть рот, выплюнув словесное, вероятно, даже матерное, порицание действий сослуживца, грянула беда. Старик упал, заорал что-то, и его тело разнесло на куски мощным взрывом. А вместе с ним и пол деревни. Выживших разбросало на десяток метров, а куски тех, кто не выжил и ещё дальше. У нас только Хорька ударной волной помяло, да Коню камень врезался в лоб, едва не проломив череп. Все наши остались живы. Все считали себя обязанными Артуру, хотя на деле все не погибли бы, даже если бы старик взорвал то, что у него было в центре нашей группы. Жилеты, амуниция — уверен, убило бы и покалечило не более половины, но кто оказался бы среди мёртвых, а кто среди живых, неизвестно. Так что…, а офицеры доложили о случившемся полковнику. А он лично представил Арта к государственной награде — полковник Арсеньев, за потерю половины всего своего пополнения в единственном задании, мог легко стать майором. Службы снабжения.

Вот такой был человек Артур. В бою. Он инстинктивно чуял то, что остальные не могли понять, даже оказавшись перед этим лицом к лицу. Чуял и тут же действовал. Отличный солдат. И человек хороший. Помню, как отличались сабантуйчики в увольнении с ним и без него. В первом случае можно было смело надеяться на отлично проведённое время и забавные приключения. Во втором — как карта ляжет, уныло, грустно, а может и с приключениями. Пятьдесят на пятьдесят. Мы уволились вместе. Недолго ехали домой в одном вагоне. Потом пути разошлись — он в Калининград, я дальше, в сибирские края. Больше о нём никто не слышал. Вася с Андреем вообще были уверены, что Артур давно мёртв или пропал в тюрьме.

Я направил машину за сослуживцем, нарушив с десяток правил воздушного движения. Положил её на брюхо прямо на тротуаре, даже забыл опустить мосты, что бы колёса могли крутиться. Машину дёрнуло от жёсткой посадки и оба бампера высекли искры из дорожного покрытия, а одно из нижних крыльев оперения, даже слегка погнулось. Я выпрыгнул из машины и пулей рванул за Артуром. Парень продолжал топать строго прямо, ни на что не реагируя. Я трижды его окликнул — ноль реакции. Почти догнал, но поскользнулся и рухнул кувырком. Тут же вскочил на ноги и, догнав, положил ладонь на плечо парня. Точнее хотел это сделать. Холодный ветер изменил направление и меня окутало такой нестерпимой вонью, что я отшатнулся, не удержался и опять упал на тротуар. Даже глаза слезиться начали. Секунд десять сидел, не в силах принять тот факт, что так ужасно вонял, мой друг и бывший солдат «Кондора».

Что так могло сломить человека? Так сильно опустить его на дно социальной лестницы?

Очень скоро я узнал, что. Но перед тем мне предстояло познакомиться с новым характером Артура. Я снова догнал его и положил таки руку ему на плечо. Почти. Пальцы коснулись воздуха, рука попала в железный захват (буквально железный — ощущение было такое, будто я сунул руку, между железных прутьев, которые отчего-то сжало и закрутило в бублик, аккурат на моей руке). Мгновение и я ласточкой лечу куда-то вперёд, ещё одно и я резко меняю курс, падая в другую сторону. Конкретно: камнем вниз. С огромным трудом удалось сгруппироваться и не переломать все рёбра при падении. Ещё большего труда, моему несчастному организму, стоило чисто на рефлексах, заблокировать добивающий удар в висок. Артур пытался меня убить! Мудак…

Я заорал так громко, что чуть сам не оглох:

— Артур! Стой идиот! Это я, Серый!

Он замер, рука, поднятая для повторного удара, зависла. В тот момент я смотрел ему прямо в лицо. Пустые глаза. Когда-то вечно смеющиеся, чёрные блестящие как у цыган, весёлые, с огоньком озорства, глаза. Теперь пустые и холодные. Ни огоньков, ни блеска, только холод смерти. Лицо, как застывшая маска. Он постарел, может даже сильнее Андрея, но те следы, что остались на лице парня, оставил не только возраст. Когда человек часто улыбается, это отражается на лице, морщинки, складочки всякие. Но такие же подписи на лицах оставляет и горе. Они очень похожи на следы улыбок и счастья, но будто зеркально отражены. Тот же след только наоборот. На лице Арта, присутствовали эти следы, застывшие, будто маска из арсенала какого-нибудь последователя Вуду. Что-то сломило его.

Артур смотрел на меня секунд пятнадцать, а потом вдруг отшатнулся и с силой толкнул моё ноющее тело. Парень вскочил на ноги, лицо вдруг ожило. Стало грустным и немного злым.

— Опять ты. — Сказал он и тоскливо простонал. — Уйди Серый, прошу, прекрати уже доставать. Мне и так погано…, уйди, пожалуйста.

Я сел в снег, выпучил на парня глаза, и челюсть у меня отвисла, едва об асфальт не стукнулась. А Артур встал на ноги и пошёл прежней дорогой. Глядя ему вслед, я думал лишь одну мысль — флаг у него упал, причём конкретно и всерьёз. И если он будет продолжать в том же духе, однажды за ним приедут, и не будет никаких разговоров. Никто не отправит его лечиться, не предложит выход, который был у любого из нас — вернуться в строй. Если крыша поехала, тебе не доверят выполнение особых заданий. В «Альяре», для большинства — все, от личного состава до командиров, считались свихнутыми маньяками, но, они не страдали от галлюцинаций, просто альярцы не могли себя контролировать почуяв кровь. Натуральные берсерки. У них флаг падал, но только в нужный момент и в нужную строну. Артура просто убьют. Как бешенного пса.

Честно скажу — я мог поступить в тот момент иначе. Была мысль, повернуться спиной к старому другу, сесть в тачку и зависнуть в ближайшем баре. Напиться, поминая парня. Случай с патрульными не оставят без внимания, его начнут искать. Найдут, куда он денется? Убедятся, во что он превратился, что с головой больше не дружит совсем и убьют.

Я не смог бросить его. Отлично понимая, что сильно рискую своей шкурой, я снова догнал его. Идёт себе прямо, смотрит под ноги. Что ему сказать? Я не знал. Так вот и шли пол квартала.

— Арт, ты давно свихнулся? — Наконец, я нашёл что сказать. Просто в голову ничего умнее не пришло. Но Арт не расстроился. Убивать меня жестоко, не кинулся. Пожал плечами.

— Не знаю. Я не считал дней. Просто жду.

— Чего ждёшь?

— Смерти. — Как-то буднично сказал Артур, нисколько не поменявшись в лицо. А я вот с шагу сбился и запнулся.

— Слушай, ты мента того убил брат. — Сказал я, когда дар речи вернулся. В ответ он снова пожал плечами. — Тебя искать будут. — Никакой реакции. — Найдут и…

И я замолчал. Ему было плевать. Артур позволит себя найти и, когда полиция наставит на него боевое оружие, а не парализаторы, он ринется в бой. Как обкуренный идиот, который не понимает что делает. Просто позволит себя убить. Теперь я точно не мог бросить парня.

— Пойдём, хотя бы поешь. — Артур глянул на меня, кисло улыбнулся. — Я заплачу.

— Как в прошлый раз? Благодарю, не нужно. — Я затылок пальцами поскрёб — что-то не помню, когда я его едой угощал. — Исчезни. Потом подастаёшь меня. Дай мне спокойно побродить по городу. Ты меня раздражаешь Серый. Свинья ты.

Я автопилотом кивнул. Тут же вздёрнул подбородок — что я ему такого сделал?

— Притащил меня в этот город. А зачем? Я мог прекрасно сдохнуть и в Москве, а теперь завернусь в какой-то глуши, от холода.

— Брат, я тебя уже лет десять не видел, какой нахер Москва?

Он на меня глянул, с такой усмешкой, вроде как — ну-ну, знаю я вас, верю, типа.

— Иди к чёрту Серый. И ты тоже. — Он в тот момент куда-то мне за плечо смотрел. Я тоже глянул, мимо мужик какой-то прошёл…, Артур оглянулся назад и раздражённо буркнул. — А ты что припёрся? Отстань. Врёшь ты всё Хорёк, он тоже призрак, как и ты.

— Я живой бл…ь! — Воскликнул тут я, вдруг поняв, что кроме меня, тут сейчас пол отряда. И минимум половина из тех, кого видит Артур, давно мертвы. Жёстко ему тогда башню повело.

— Может и живой, а может, и нет. — По-философски отстранённо от бренного мира, глядя в туманную даль сквозь весь этот мир, рёк мой боевой товарищ. Поморщился, оглянулся. — Нет.

— Что нет? — Спросил я. Артур глянул на меня с какой-то злостью.

— Я не буду больше никого искать! Идите все на…

В общем, он послал всех очень далеко, и меня и своих невидимых друзей. После чего ускорил шаг и попытался свернуть в переулок.

— А ну стой! Я настоящий, это не глюк Арт! — Он остановился, с сомнением посмотрел на меня. Что-то во взгляде изменилось, будто бы радость какая-то появилась, и снова всё затухло. Он помотал головой и решительно свернул в переулок. — Арт! — Я рванул за ним и снова догнал. — Если ты сейчас не остановишься — еб…у в грызло!

— Я не слушаю тебя. — Ответил Артур, зажав уши ладонями. — Уйди, уйдите вы все хватит мучить меня! Я не ничего не знаю, я не хочу никого искать! Прочь!!!

Но я не отступал, ругался, говорил, пока мы не зашли в тупик. Стены выкрашены, чем попало, кое-где побиты. Всюду валяются горы мусора. Место жутковатое какое-то было. Не знаю, толи атмосфера тупика повлияла, толи сам факт, что это тупик, но что-то запустило какие-то его рефлексы, а может, с ним такое случалось регулярно в последние годы. Глаза у парня налились красным, лицо перекосило — он вдруг стал походить на взбесившегося пса.

С рыком мой друг бросился в атаку. Причём бил он не детскими приёмами каратэ или айкидо. Артур намеревался убить меня. Каждый удар, если бы я его пропустил, кончился бы увечьем и смертью через час-два или смертью мгновенной. Я блокировал, уворачивался как мог. Один раз я даже взбежал на стену, уходя от удара, и сделал сальто с выпадом ногой в затылок противника — раньше у меня так не получалось, а тут видать со страху сумел. Удар, угодив по цели, оглушал противника, буквально на мгновение, но обычно его хватало, что бы вырубить или убить. Лекс не раз показывал такие вот штучки, которые от его туши ожидать казалось верхом глупости. Удар нанести не так уж и сложно, даже смертельный — практика и тренировка техники и дело в шляпе, но вот бить, когда тело крутит сальто, бить точно и сильно, это уже мастер класс, для мастеров. Уйти от удара падением и использовать несущийся тебе в лицо кулак, как упор, для вращательного движения, позволяющего встать на ноги, а избыток энергии, несущей тебя по инерции дальше, вложить в ответный удар, в бок или спину противника (как получится, зависит от многих факторов и где ты окажешься с боку или за спиной, предсказать довольно трудно) — на такое далеко не все мастера способны. У меня, кстати, в том тупике и такой финт получился. К сожалению, я и в лучшей форме с трудом держался в спарринге против Артура, а уж теперь, когда с последнего такого жёсткого спарринга прошли годы — у меня не было шансов.

Тренировавшие нас люди, всегда говорили: в бою нужно уметь не только подчиняться рефлексам, но и головой думать. И верно говорили. Думающий боец куда страшнее просто использующего то, чему научили. Рано или поздно, он пробил бы мою защиту и отправил меня на тот свет, так что, пока Артур действительно не убил меня, я пошёл на хитрость. Провёл блок, на один из калечащих выпадов, не верно. Кулак врезался в район челюсти возле уха, не разнеся кости в крошку, только благодаря блоку. Но я тут же взвыл от боли (совсем не прикидываясь), и рухнул як заяц на бегу подстреленный злым охотников Мазаем, делающим из несчастных зайчиков, норковые шапки. Хрустели мои кости или нет, Артур понять не мог из-за моего истошного крика. Так что, когда я упал безжизненным трупом, он на мгновение замешкался, решая как поступить. Опасность он чувствовал слишком хорошо. И меня порадовало, что, несмотря на проблемы с уже далеко-далеко уехавшей крышей, он не утратил этой своей особенности. Он не знал, умер я от болевого шока, потерял сознание или жду добивающего удара, что бы ударить в ответ исподтишка, с земли. Зная его, я предполагал, что он может просто уйти, бросив меня в переулке. Так что я тихонько застонал, слабо пошевелился — вроде как, потерялся в пространстве и прихожу в себя, пытаясь понять, что произошло и где это я. Артур не подвёл — тут же прыгнул вперёд, нанося добивающий ребром стопы в горло. Если бы я и вправду, был в состоянии, какое изображал, шея сломалась бы как сухая тростинка, а гортань размазало бы по шейным позвонкам. Учитывая обстоятельства и свой, только что родившийся замысел, местами даже гениальный, я не церемонился с Артуром. Толчком одной руки, сдвинул туловище по асфальту, ровно настолько, что бы его нога промахнулась. Второй рукой, ладонью, толкнул его ступню, ещё в полёте, но легонько, только что бы она ушла ещё дальше в сторону. Она и ушла. Ступня врезалась в обледеневший асфальт, разбив лёд до самой поверхности, но направление было сбито, а его тело не успело подготовиться и его повело в сторону. Он начал падать и, конечно, смог бы выйти из падения без проблем, но мои руки уже ухватились за его ногу, скользившую по поверхности, в сторону от моей шеи. Я буквально оплёл его конечность своими руками и дёрнул к себе — падение прекратилось, но он всё ещё пытался выйти из него и мышцы торса не были готовы принять то, что на них обрушилось спустя мгновение. Используя его ногу словно упор, я бросил своё тело вверх, сделав остриём своего рывка пятку левой ноги. Она вошла в его бок, в нижнюю часть диафрагмы, почти до щиколотки. Громкий хруст, тихий, булькающий стон и Артур мягко осел наземь. Даже в таком состоянии он смог смягчить своё падение и упасть, не причинив себе новых повреждений. Только это уже не имело значения. Если в ближайший час ему не окажут медицинскую помощь, парень умрёт. Осколки рёбер, а я переломал не меньше трёх, добьют его. Лёгкое пробито сто процентов, осколки разлетелись по всей грудине. Такой удар в левую сторону тела, мгновенная смерть, но если приложили справа ничего страшного, конечно, если рядом есть больница. А у меня с собой было кое-что получше.

— Ты извини брат. — Сказал я ему, когда убедился, что парень больше не опасен. — Сейчас.

— Скоро всё кончится. — Сказал он мне, да так тихо и таким ясным голосом, что в тот момент меня снова начали одолевать сомнения. Как он отнесётся к моей помощи? Мог не понять, но…, но иначе я не могу.

— Всё только началось. — Сказал я ему, аккуратно уложив его голову себе на колено. — Открой рот. — Он меня не видел. Пустыми глазами смотрел в небо и что-то шептал. — Как хочешь.

Я нажал на желваки, и парень открыл рот. Туда я и выплеснул весь бутылёк, изо всех сил стараясь не промахнуться. К сожалению, Артур изволил выдохнуть, когда я разжал ему зубы — из пасти у него воняло ещё крепче, чем от его ватно-колхозного прикида.

А дальше, на несколько секунд, я даже испугался. Эликсир впервые действовал так, как с Артуром. Обычно, никаких видимых эффектов его влияния не было, кроме омоложения всего организма. Исчезали морщины, улучшался цвет лица, пропадали мешки под глазами, но что бы человека выгнуло мостиком и он начал истошно вопить, зажимая голову локтями — такого эффекта я раньше не видел. Позже, спустя лет триста, я получил ответ на свой вопрос: почему такое влияние на Артура оказал эликсир? На его основе довольно много лекарств было создано, нашими, скажем так, протеже. Бессмертными, вечно молодыми нашими друзьями. Так вот, эликсир (как именно я не понял, хотя Стил честно пытался мне объяснить), выправлял функционирование нервной системы, включая головной мозг, основываясь на кодах ДНК и каких-то цикличных процессах нервной ткани. С новым препаратом наши больницы смогли лечить сумасшедших, любых категорий, за что Федерация была нам чрезвычайно благодарна и даже выделила государственный грант на финансирование сих процедур. Хороший и стабильный доход, да ещё гранты — мы только на этой категории лекарств, сделали миллиарды кредитов. Психи рождаются редко, но общество, даже общество Федерации, легко штампует из вполне нормальных людей, настоящих свихнутиков. Причём гражданский сектор, на этом поприще нисколько не уступает военной машине. Среди гражданских, их, пожалуй, даже больше.

Так вот, в отличие от всего остального, глобальный ремонт нервной сети человека — это, мягко говоря, очень больно. Не смертельно, но, как описывают процесс сами излечившиеся психи, боль такая, будто от макушки до пяток, тело пронзают раскалённой проволокой.

Артур мучился не долго. Секунд десять и он без сил растёкся по земле.

— Ты живой? — Осторожно спросил я, на всякий случай, отойдя к стеночке. Арт повернул голову. Моргнул. Потом сел и повернулся ко мне.

— Серёга? — Потёр лоб своей грязной ладонью. — Ты настоящий?

— Нет млять, нарисованный. — Буркнул я, подозревая, что попытка лечения провалилось.

— Серёга… — Радостно произнёс парень, и его кислое лицо поплыло в улыбке. Мгновение и он подскочил на ноги. — Серёга, братан!!!

И ринулся в мою сторону, широко разведя руки в сторону, улыбаясь на всё лицо сразу. У меня от сердца отлегло — очнулся. Мы обнялись, да так крепко он меня стиснул, что весь воздух из лёгких вынесло. Впрочем, и хорошо, что вынесло. Я попробовал вдохнуть и едва не помер от удушья. Артур вонял как все помойки города разом!

— Отпусти. — Сумел я прохрипеть, прежде чем скончался от удушья.

— Ой, прости. — Отпустил он меня, и я тут же, тактично сдвинулся к стеночке. Там нагадил кто-то, но, клянусь, там воздух был значительно чище, чем возле моего друга. — Прости Серый. Я…, я ведь не думал, вообще не ожидал что встречу…, эээ…, - он замялся и закончил так —, что тут встречу. Тебя. Вот.

— Давно у тебя такие глюки?

— Как бы тебе сказать… — Артур осмотрелся, повернулся ко мне. Хотел что-то сказать, но, вдруг, медленно повернул голову обратно. Снова осмотрелся. — Всё прошло. Никого нет…, и голоса пропали…, это ты сделал?

— Я. — И он снова меня обнял. Радостно, не спорю, но я взвыл так, что он был вынужден отпрыгнуть на другую сторону проулка.

— Серый, ты чего?

— Ты пахнешь невкусно. — Буркнул я, и Артур недоумённо понюхал своё плечо.

— Твою мать… — Это он сказал откашлявшись. — Мля, ну и вонища…

— Вот-вот. Пошли, раз ты снова соображаешь, будем делать из тебя человека.

Он против не был. Всякая дрянь ему больше не мерещилась — только по пьянке. Ну, в этом состоянии мы все порой видим то, чего не существует.

Я попросил его остаться в переулке и подогнал машину. Возле магазина полиции было уже столько, что камню упасть не где. Артура скоро начнут искать по всему городу, но — искать будут заросшего, грязного бомжа. Так что первым делом мы наведались в небольшой магазин одежды. Точнее я наведался — Артур в это время ждал в машине, добавляя запаху кожаной обивки салона, неповторимую гамму самых разных ароматов, от перегара, до тухлой рыбы. Одежду взял самую простую — всё равно потом выкидывать. Переоделся Арт там же в машине. Вонять стало поменьше, когда его прежние тряпки отправились в ближайшую урну, но таки совсем не перестало. В маленьком отеле мы сняли номер, оплатив его на один день. Там Артур помылся, после часовой лёжки в ароматной воде полной ванны. Мы сразу уехали, не собираясь туда возвращаться. Следом отправились в частную парикмахерскую на окраине, где Артура постригли. И честно скажу, я не был в восторге от его новых предпочтений касательно этой части его туалета. Он остригся наголо, но не полностью — посредине черепа остался широкий гребень ото лба до затылка, ровненький, аккуратный высотой сантиметров пять.

— Моя визитная карточка. — Заявил он упрямо, когда я потребовал не сходить с ума и сбрить сие безобразие. На вопрос, о чём это он вообще, Артур ответил, что мне самому пора постричься.

Я больше не настаивал: захочет, сам скоро всё расскажет.

Ещё с час мы бродили по магазинам одежды. Подобрали ему костюмчик из только начавших входить в моду, полностью кожаных, с украшениями из цепочек, заклёпок и другой подобной ереси. Молодёжь обожала тогда подобные тряпки. Кто побогаче украшали костюмчики не только металлическими побрякушками и серебром, всего через пару лет после этого дня, я видел молодых людей, с чьих костюмов побрякушки ободрать — дом купить можно. Драгоценные камни, золото — чего только на свои тужурки они не цепляли.

Вскоре Артур стал походить на человека. Правда, со своим имиджем он здорово походил на человека молодого с капитальным отсутствием мозгов, всё своё свободное время проводящим за курением травки и на модных тусовках. Я не понимал этой его страсти к современной моде…, как, наверное, старик Жакан, не понимал выбора моего гардероба. Но Артур был не старше и не младше меня! Да уж, чужая душа потёмки. Он сильно изменился, даже теперь, когда его сумасшествие почти чудесным образом исчезло, он не стал прежним весёлым шалопаем. Остался хорошим солдатом, но в компании с ним мир начинал казаться выгребной ямой, жизнь теряла смысл, а любые начинания виделись бредовыми. Трезвый Артур, когда-то приносил в компанию дух бесшабашного веселья одной своей улыбкой. Теперь от улыбки трезвого Артура хотелось немедленно удавиться. В глазах парня застыла какая-то печальная и жуткая тайна.

Он открыл её спустя два дня.

Мы решили, что ему, теперь, когда он стал напоминать человеческое существо, следует плотно поесть. Этот пункт был выполнен с блеском — парень наелся сытно, вкусно, до отвала. Потом мы решили слегка выпить и пообщаться. Тут не всё прошло так же гладко. Наше слегка, затянулось на четверо суток.

Когда-то, Артур сходил с дистанции, на наших посиделках пьяных, в лучшем случае, третьим-четвёртым, но чаще падал первым или вторым. Теперь он легко перепивал любого из группы. Кроме Таргота…, наверное, они, поэтому так сдружились. Ну, тогда я точно знал, что он легко перепивает как минимум меня. Выяснил в тот же вечер. А когда проснулся, обнаружил, что сплю в номере, неизвестного мне отеля. Что мы творили в памяти не задержалось, но спящий на полу Арт, щеголял новым шарфиком с надписью: Саратов победит! Похоже было на шарфик футбольного фаната. Судя по пятнам крови на нём, Саратов, таки не смог победить…

На следующий день, мы продолжили отмечать возвращение Артура. Помню, как рассказал ему о Васе, Андрее — он загорелся тут же увидеть их, но мимо прошла официантка и парень, кажется, начисто забыл про друзей, которых не видел много лет. Он потом пропал куда-то и как вернулся, я не запомнил, но на щеке у него остались следы помады. Наверное, он ходил знакомиться с девушкой. Не знаю, как прошло знакомство, но ширинку Артур застегнуть забыл, толи после знакомства, толи, когда ходил в туалет. А может, сама она расстегнулась — заметили только на улице.

Мы уже изрядно приняли, и я задал вопрос о том, что с ним стряслось, как он до жизни такой дошёл и с ума спрыгнул в процессе. Артур ответил. Вдруг протрезвел и почти без эмоций, словно робот, выложил свою жутковатую историю.

Он приехал в родной город и первым делом направился домой. Ему открыла толстая тётка, абсолютно не знакомая. Она его послала очень далеко, потому как Артур застыл истуканом и не сразу заговорил. Захлопнула дверь перед носом. Парень, тогда был добродушен и реагировал на неадекватность терпеливо, на грубость так же. Он решил, что ошибся адресом. Обошёл улицу, убедился, что это та улица. Прошёл по ней снизу вверх, отсчитывая дома. Убедился что дом верный. Поднялся к нужной квартире. Ему снова открыла та же тётка. Несмотря на грубость, он задал свои вопросы. Тётка отвечать не стремилась и Артур нахамил. Истошным визгом она вызвала к порогу мужа. Артур вежливо поздоровался, его невежливо послали в неприличное место. Муж упал на пороге, не подавая признаков сознания, и тётка детально, максимально честно ответила на все вопросы.

Артур впервые по-настоящему запил, именно в тот день. Оказывается, родители парня умерли год назад, в автокатастрофе. Никто не сообщил ему об этом. Почему? Всё достаточно просто — письмо не дошло. Отчего и почему оно не дошло, тоже понять не сложно. Могло затеряться. Его могли потерять или сунуть не в ту пачку писем. Извещение отправил военкомат и отправил всего один раз. А может, оно и дошло. Просто, его не отдали адресату. Зачем портить солдату настроение? Он ведь может расстроиться слишком сильно и покалечить кого-нибудь. Чай не пехота, не морпех — «Кондор». Но куда делся брат? Тётка не знала. Кто и как продал ей квартиру Семёновых при наличии двух живых братьев? И тут она не имела понятия. Артур пришёл в военкомат и потребовал объяснений. Брат парня должен был давным-давно вернуться из армии. Он тоже служил контракт, но, в отличие от Артура, настоящий. То есть, пошёл сознательно, через пару лет после срочной службы и на нормальный двухгодичный срок, а не на пять лет. Служащие военкомата потребовали от него написать заявление и так далее. Он назвал подразделение, в котором проходил службу и пообещал сделать запрос через своё начальство, упомянув, как его послали и жестоко обматерили тут. Ему заметили, что никто его не материл, и всё было предельно вежливо. На что он ответил так:

— Когда буду запрашивать через полковника — вы там такие слова скажите, каких ни один словарь ещё не знает.

Решили не связываться. Узнали и через пару часов дали ответ — брат Артура умер на службе. Почему? Сердечная недостаточность. Стоит знать, что эта причина смерти всегда была наиболее популярна в рядах военных и полицейских. Когда человек умирал от побоев, ротозейства, по чьей-то халатности, от пыток в полиции, самым распространённым диагнозом всегда была сердечная недостаточность. Что стало с братом на самом деле, Артур так и не узнал. А вот как продали квартиру его родителей, узнал. К сожалению, всё свалившееся на него, сдвинуло психику парня, немного не туда. Он убил всех, кто был причастен к афёре с документами (по ним, отец Артура, поставил подпись на документах о продаже, аж через неделю после своей смерти). Сработал чисто, никто не смог вычислить его причастность, все три жертвы погибли в результате несчастных случаев. В этом месте своего рассказа, Артур самодовольно и злорадно улыбнулся, но тон не изменился, да и улыбка тут же пропала. Очень это не походило на него. Он умел гордиться чисто сделанной работой, даже если это было убийство, но никогда он не испытывал от крови радости, да ещё такой злой. У него была там девушка. В свои последние отпуска, он больше к ней ездил, чем к родителям. Он навестил девушку, ища, наверное, утешения. Только вот и там его ждали новости не лучше. Девчонка умерла. Рак, причём развивался он так быстро, что даже врачи не могли понять, почему и отчего. Судьба будто мстила парню за то, что живым вернулся после пяти лет службы и умудрился сохранить там свой добродушный характер, несмотря на грязь и кровь, через которые прошли все мы. Думаю, самой первой и важной ласточкой того, что я видел в переулке, был как раз этот эпизод его жизни.

В Калининграде он не остался. С чем приехал, с тем и уехал, если не считать крови на руках, да ужасной боли в душе и сердце.

Он перебрался в какой-то город, название которого не помнил. Потом ещё один и ещё. Иногда работал, но всё больше пил, сливая в пустоту деньги, со своего армейского счёта. Как-то его занесло в Москву, но как он сказать не мог, просто однажды проснулся в отеле, выглянул в окно, а там Кремль торчит за домами. Москва или село Новопирдюгино, ему в тот момент уже было параллельно, он продолжил пьянку. К тому времени его пьянство стало образом жизни. Он начинал пить, а потом просыпался в незнакомом месте с незнакомыми людьми и продолжал пить, не особо интересуясь, где он сейчас, чем занимался и где окажется завтра. Если события, происходящие вокруг, касались его, он в них участвовал, не задавая вопросов, но при первой возможности снова прикладывался к бутылке и однажды опять просыпался непонятно где. В один из таких моментов он стал участником боёв без правил. Подпольных конечно, для элитной публики, чей годовой доход исчислялся миллионами и вовсе не рублей. Никаких правил, бой по правилам Римских арен. Каким образом он попал на первый бой, не помнил, почему пришёл снова, тоже забыл, но факты таковы, что однажды он стал постоянным участником той арены. И очень быстро Артур стал одним из самых известных гладиаторов подполья. В основном за два качества — непобедимость и манеру биться. Дело в том, что трезвым на ринге его никто никогда не видел. Однажды публика потребовала крови побеждённого, но Артур не смог его добить — он был настолько пьян, что упал и уснул рядом с поверженным гладиатором. Со временем, он обзавёлся ещё и особенной стрижкой, позаимствовав её у персонажа фильма о гладиаторах. Правда, он был не совсем уверен, что фильм рассказывал про этих храбрых людей, но там точно кто-то с кем-то дрался. Его стали узнавать не только по косому опухшему лицу, но и по причёске. Публике он полюбился, за эти свои особенности и честность. С ним не было подставных боёв ни единого раза — с ним просто нереально было договориться, потому как, Артур практически всегда был в стельку пьян. Он стал настоящем героем кровавой московской арены. Удивительно, но этим эпизодом своей биографии он явно и всерьёз гордился. «Пьяный мастер» был у нас, оказывается, честолюбив.

На этом этапе, Артур умудрился познакомиться с приличной девушкой. Как — он сам не вполне понимал. Но познакомился, стал встречаться. В какой-то момент почти перестал пить и вышел на арену не по обыкновению в дупель пьяный, а с похмелья. Он победил, но не смог добить. У той арены всё же было одно правило — отказался добить, будешь драться с собаками. Десяток голодных доберманов, уже пробовавших человеческое мясо — там сильно уважали традиции Рима, но львов держать всё же опасались. Когда псы очутились на арене, зрители зашлись возмущёнными матерными воплями — к тому времени кровожадная публика арены уже была влюблена в Пьяного Мастера не меньше чем его девушка. Артур перебил шавок. Они, правда, проигравшего бойца успели съесть, но в целом всё закончилось хорошо. Публика ревела от восторга. А он тем же вечером заявил хозяевам арены, что покидает их.

Увы, его не захотели отпускать. Его выступления заметно подняли рейтинг сего подполья. Как он мне сообщил многие приезжали издалека и часто только для того, что бы посмотреть на его бои. В общем, ему предложили золотые горы, но попросили не уходить. Он решительно отказался. Ему попытались угрожать, он сломал входную дверь и вынес косяки. Так себе жест, если бы не то обстоятельство, что дверь была стальная, а косяки вмонтированы в бетон.

Казалось его оставили в покое, всё поняв, осознав. Увы, смерть, похоже, шла за ним от самого Калининграда. Поступок Артура задел тез людей за живое и они не смогли смириться с его самовольным уходом. Однажды утром он получил посылку. Большая картонная коробка. Внутри лежала та самая девушка, но не вся, только её голова. Почти сразу, в квартиру вломился ОМОН. Он не сопротивлялся, был в каком-то шоке. Его отпустило только через несколько дней. Следователи решили, что у парня не все дома и отправили на экспертизу. Особо опасный преступник был взят так легко, без всякой реакции терпел побои следователя и ОМОНовцев, что бдительность ребят ослабла до маразма — ему выделили всего пятерых вооружённых конвоиров, двое из которых ехали в кабине водителя. А он включился именно на этой перевозке. Вырубил конвоиров, снял наручники, вынес двери грузовика, на котором его перевозили, и сбежал.

Он нашёл всех, кто был причастен к бизнесу арены и убил. Артур прикончил даже девушку, которая занималась расчётами, на «массовом» тотализаторе.

Никого не пощадил. Уничтожил всех, кто работал на арене. А потом пропал.

Он до сих пор числился в розыске, как особо опасный. Его счета заморозили, всё, что он получил за пять лет службы, все, что не успел пропить, теперь было не доступно для него. В те времена он попытался найти меня в Москве. Меня или Коня. Почему-то не смог, хотя это и не казалось мне особенно сложной задачей. Возможно, тогда ему уже начало сносить крышу. Артур запил по новой. Теперь не пытаясь следить за собой. Перестал реагировать на окружающий мир, кроме случаев, когда нужны были деньги. Где их добыть он особо не парился — бывало работал грузчиком, а бывало грабил прохожих — по всякому бывало. Жил по подвалам, с бомжами, но чаще один. Бомжи его боялись, почему он не мог вспомнить, но боялись как огня. Как-то раз к нему зашёл на огонёк Хорёк. Спустя месяц стали приходить почти все, с кем он служил. Артур говорил, что он не особо беспокоился об этом, понимал, что сходит с ума, но ему просто было глубоко нас…ь. Это цитата, он именно так и выразился.

Однажды, год или два назад, мой призрак предложил съездить меня попроведовать. Артур был не против и уехал в сибирскую сторону, поездами, в грузовых вагонах. Как-то утром, он проснулся в городе, зачем он тут и куда ехал, вспомнить не смог. Там и остался. Он не мог вспомнить, сколько тут пробыл, но точно помнил, что миновала одна зима и началась вторая. Вот этой зимой я его и нашёл. Вот такая история жизни. Наверное, ему на роду было написано умереть в подвале или тюрьме, как предрекали ему Вася с Андреем, но я это изменил. Он до сих пор жив, потерялся где-то в галактике со своим лучшим другом Тарготом…, давно их не видно…

Закончив свой рассказ, Артур выпил, икнул и уснул под столом. Нет, я его в тот день не перепил, просто он пил водку, а я белое вино — я не люблю, когда кто-то к выпивке более устойчив. Князей перепивал как восемнадцати летних, а тут меня так…, обидна, однако. Вот и решил немного притормозить. Аккурат до того момента, как Артур сполз под стол. Он свалился первым! Что я тут же и отметил. К сожалению, вино с водкой не шибко совместимы.

— Нужно что-то одно пить…, ик…, а мешать это…, ик, не айс, в том смысле что не кул, ик…

Примерно так говорил мне Артур, спустя несколько часов, наблюдая мою фигуру, повисшую на парапете тротуара и издающую громкие звуки. Преимущественно рвотного смысла. Он к тому времени, успел проснуться и нажраться снова. А ведь когда-то этот человек пил меньше всех. Ноне его можно считать признанным чемпионом галактики в мастер-классе по Литроболу. Очень популярный вид спорт, пока не признанный Департаментом Спортивной Лиги Федерации. Ну, его никогда не признавали, хотя увлекаются многие.

Ещё два дня, городу пришлось терпеть наше присутствие. Один из этих дней я не помню, он буквально выпал из памяти. Вечером второго дня, после того как я уделал газон возле новеньких парапетов, мы пошли вниз по улице и по пути купили бутылку пива:

— Что бы жжжжелудк успокоить.

Потом передо мной красивая вывеска бара и всё, пусто. Я просыпаюсь за столиком, уставленным китайской едой, из которой торчат палочки. Глянул время на часах с встроенным календариком (откуда у меня появились эти часы я не знаю) и обнаружил что уже следующее число, а вот куда делось предыдущее — понятия не имею. Артур находился в комнате, возле длинной стойки с вмонтированными в неё электроплитами. На них шустрые китайские повара, готовили пищу прямо на глазах у посетителей. Вот там братишка и стоял, громогласно требуя саке. Миловидная официанточка, правильной для сего места национальности, пыталась, на пару с поваром объяснить ему, что тут только традиционные блюда и напитки, а саке, это японская водка. Ну, это они зря. Он тут же начал требовать не только саке, но и водки. Было забавно, но голова раскалывалась, и хотелось есть. Попробовал из миски, нечто непонятное. Попробовал из бумажного пакета, даже не пытаясь использовать палочки — глаза не съезжались вместе, а тут такие сложности. Руками пробовал. Четыре блюда по кусочку и меня едва не вывернуло наизнанку — жутчайшая гадость. Правду говорят, китайская кухня для гурманов…, Артуру пообещали вызвать полицию, если он не успокоится, и парень тут же потребовал хаггис с кровью. Что это такое не знали не только повара китайцы, но и я. Сердце чуяло, что хаггис немногим вкуснее тех круглых хреновин, что лежали в бумажной коробке и подло пахли рыбой, хотя на вкус были ничем не лучше мокрой глины. Так что я поспешил увести друга из этого страшного места, полностью оккупированного славными потомками Конфуция, туда, где подавали нормальную человеческую еду.

Как мы туда пришли я не помню, где находилось это — туда, тоже забыл. Но кормили там вкусно. Официанты, правда, мужчины и публика странная (чем-то они походили на чиновников, причём все, даже охранники). Мы перепробовали почти всю первую страницу меню, потом перешли на «винную страницу», потому что заказанной водки обоим показалось мало. Что-то заказали, дорогое, красное и, наверное, обладавшее чудеснейшим букетом вкуса — увы, после водки даже божественный нектар, всего лишь жидкость. Кислая, горькая или сладкая — больше ничего, ошпаренный спиртом язык, чувствовать не в состоянии.

Мы общались, вспоминали боевое прошлое, здоровались с соседними столиками, иногда приглашая дам к себе, независимо от наличия или отсутствия у них кавалеров. Нам пообещали пару судебных исков, неделю в реанимации и даже научить дышать сквозь землю — это кто-то очень такой внушительный обещал, с золотой цепью на шее и пиджаке из разноцветных лоскутов кожи. Мы на них не огорчались, даже не отвечали на эти вульгарные угрозы: продолжали беседовать с дамами. Заведение было приличным, а может мы выглядели странно, но нас не беспокоили, пока Артур не свалился со стула. Подняться он не сумел, хотя честно пытался, так что присел возле ножки стола, попросил меня передать салат, бутылку и бокал, после чего продолжил праздник внизу. Я не мог бросить товарища, так что присоединился к нему, подперев спиной вторую ножку стола, с той же стороны. Там мы выпили по рюмочке и решили спеть. Песня была очень хорошей, про войну и девушку, которая ждёт дома своего храброго солдата, только вот петь мы не умели. Нас терпеть больше не пожелали. Попытались успокоить, напустив сразу троих охранников, каждый из которых был раза в три крупнее меня. Но мы, несмотря на откровенно грубое поведение охранников, проявили себя как истинные джентльмены. Всех троих уложили без шума, они даже понять ничего не успели — наклонились, брякс, и тут же рухнули без чувств. Ребята были крепкие, широкие, так что одного мы приспособили под стол. Он и упал удачно — лицом вниз, не пришлось проливать по ведру пота, переворачивая этого кабана в нужное положение. Не знаю, отчего к нам не пригласили полицию или новых охранников, но больше никто нас не беспокоил. Только вот проснулись мы на улице. На тротуаре. Кошелёк и меч по-прежнему, лежали в моих карманах — заведение в котором мы куролесили, действительно было приличным. На ледяной земле мы слегка замёрзли, но едва загорелись желанием потребовать сатисфакции за столь грубое с собой обращение, поняли, что не можем вспомнить, где мы провели вечер. Кроме того, представители неизвестного нам ресторана, а может, и не ресторана, оставили в кармане каждого по полной бутыли водки. Не бесплатно конечно — денег в кошельке у меня почти не осталось, но вот забрали их в том ресторане или я раньше их потратил, неизвестно.

Мы выпили. Почувствовали достаточно сил в ногах, что бы подняться и оглядеться. Уверен, если бы в ту ночь, у меня в кошельке ещё оставались деньги, наши пьяные приключения не закончились бы, но, увы, они таки кончились. Пора было закругляться.

До утра мы искали мою машину и просаживали последние копейки на допинг, которым в студёную пору считалась исключительно водка.

— Поедем домой. — Заявил я, когда после часа поисков машины Артур начал интересоваться, зачем оно нам надо. Объяснение его удовлетворило. А когда я нашёл машину, мой пьяный разум, вежливо напомнил мне, что Артур не только не знает про аппарат Климова, но и не был мною извещён о всех аспектах действия жидкости, недавно влитой ему в рот. Я даже собирался тут же начать рассказывать парню о своём основном занятии и эликсире, но в тот момент нас остановил патрульный. Сначала он потребовал документы. Артур в ответ потребовал водки, бабу и что бы господин мусор постирал его любимые носки с милой вышивкой на пятке.

— Это необыкновенно красивый ландыш. — Доверительно сообщил он патрульному, у которого даже погоны удивлённо приподнялись, от такой дерзкой наглости.

Водки у полицейского не было, бабу для нас искать он не желал, носки стирать не умел, документы ему никто не показывал, так что он всерьёз решил нас задержать, для выяснения личности. Как он потерял сознание, патрульный не смог объяснить коллегам. Никаких видимых повреждений врач у него не обнаружил. Не знаю, как бедолага выкручивался, но вряд ли кто-то поверил его рассказу — мы ничего не взяли. Просто пока Артур возмущался тем чудовищным фактом, что молодого человека в армии не научили стирать носки, я отошёл немного в бок, на пол шага буквально, совершенно случайно запнулся и резким движением руки, с силой врезал пальцами по шее парня. Естественно без излишнего давления, только пережал артерию. Всего на мгновение, но мышцы на его шее свело и пока их не отпустило, кровь по артерии идти не могла. Отпустило их секунд через тридцать, но парень не помер, потому что у всех людей артерий таких две. Главное жив и отчего сознание потерял непонятно.

Машину мы нашли на рассвете. К тому времени оба уже были безобразно пьяны, отморозили лица, ноги и пальцы. Когда я сел за руль, алкогольные пары, последние четыре дня уверенно теснящие из черепной коробки, разум и логику, не позволили мне вспомнить о запасе эликсира, в отделении под пультом ручного управления гироскопом. И как во дни юности безбашенной, узрев перед собой три одинаковых руля, я уверенно ухватился за средний.

На том, так сказать, откат сознания в дни юности не завершился. Вместо взлёта я разблокировал мосты, поднял их и попытался выехать со стоянки на колёсах. Как и следовало ожидать, почти сразу врезался в чью-то машину. От удара я приложился о руль лбом и на полминуты утратил способность соображать. Из слегка помятой машины вышел кряжистый молодой человек в красной коже с вставками замшевой ткани по всему костюму, на первый взгляд сделанными хаотично. Человек глянул на свою машину, потом на мою, затонированную и довольно дорогую. Очень хорошо помню его лицо в тот момент — посерьёзнел, расстегнул свой гибрид куртки с пиджаком и шагнул к боковому окну. Постучал, настраиваясь на серьёзный диалог с серьёзными людьми. Я кое-как открыл окно, так как всё троилось, нажал сразу несколько различных кнопок, открыв вообще все боковые окна, багажник и затянул мосты. Едва он увидел мою косую физиономию, стал одного цвета с пиджаком. Выплюнув пару матов, он перешёл к окну Артура и там немного успокоился. Серьёзно кивая, Артур выслушал все претензии. А когда, наконец, я активировал взлёт, приподнялся на сидении, расстегнул штаны и со словами:

— Это на ремонт. — Потряс хозяйством практически перед носом мужика.

Машина взревела двигателями, и мы исчезли в небесах, оставив парня материть стоянку и весь белый свет. Нехорошо получилось, но он номера записал и примерно через неделю к нам заявился — беседу продолжить. Я закончил её, без слов, двумя бриллиантами, и он даже выдавил из себя радостное спасибо. Приехавшие с ним шкафообразные друзья, старательно изображавшие из себя крутых пацанов, решили, что раз «терпила» тут же начинает платить, надо ставить «на счётчик». Я приставил дуло бластера ко лбу одного, и проблема тут же исчезла, терпил не осталось, счётчик сломался. Забавная была ситуация, я так ни слова и не сказал. Всё-таки, в любое время и в любом месте миром правят деньги, а если в широком смысле, материальные ценности.

Как мы тогда добрались — целая история, увлекательная и наверняка захватывающая. К сожалению, я её не помню. Мы взлетели, ветер обжёг холодом, мгновенно выдув всё тепло из салона сквозь открытые окна, и я уже открываю глаза у себя дома. Точнее сказать возле дома.

Надо мной маячит фигура брата, будто сквозь вату доносятся неприличные словесные обороты, с треском и хлопками, слева от меня что-то горит. Ветерок приносил не только приглушённые звуки, но и нестерпимую горелую вонь. Пару раз хлопнув глазами, я сообщил друзьям, что таки пришёл в себя и меня более чем грубо поставили на ноги.

— Мудак! — Заявил мне разъярённый брат. — Конченный. — Добавил секунду подумав.

— А в чём собственно дело? — Возмутился я, твёрдым, холодным голосом…, ну, хотел. Язык ворочался с трудом, всё тело болело и в глазах двоилось.

— Что? — Рыкнул брат, отпуская мою потрёпанную одёжку. В моём рыкающем хрипе, слов тогда не смог разобрать даже я. Ноги подкосились, и я рухнул обратно в снег. — Мудак! — Заявил брат повторно. Тут Вася подскочил и влил в мой ссохшийся рот хорошую порцию эликсира.

— Да что я сделал такого? — Возмутился я, когда эликсир разбежался по организму, со скоростью света приводя его в порядок.

— Родился мля… — Рыкнул Андрей и грубо развернул меня к источнику горелого запаха. Там остов моей машины лежал. И горел, выпуская строго вверх, клубы чёрного дыма. Потом он указал рукой на дом. Ничего особенного я поначалу не увидел. Присмотрелся получше и ощутил, как холодеет где-то посредине живота. Картина случившегося нарисовалась пред моим мысленным взором сама собой. Оставалось благодарить высшие силы, что я ещё жив.

— Ты дом таранил. — Кивнул Вася в сторону широких царапин, на окраске стен. Рельефы, в этих местах с них сорвало начисто. — Прошаркивал боком, на вираж и снова к стене. Мы пока сообразили что к чему с твоим компьютером, система определила тебя угрозой. Хорошо, что по дюзам палила, а не по кабине.

Я тут только и смог что кивнуть. Если бы по кабине, да зарядом горячей плазмы — я бы и моргнуть не успел, как превратился бы в горку обугленных костей.

— Мудак. — Повторил полковник Шилов и ликом мрачный заявил. — Мы едва успели достать вас из тачки! Ещё выкинешь что-нибудь подобное, выведу во двор и лично пристрелю.

— Товарищ полковник, идите нахер. — Буркнул я в ответ, впрочем, от стыда практически алый, отлично понимающий, что за номер отколол.

— Это кто? — Кивнули парни в противоположную дому сторону. Я оглянулся, и память вернулась, та, что вернуться могла. На снегу, лицом вниз лежал Артур. В этот момент он заворочался, шумно пукнул и разразился громогласным храпом.

— Товарищ полковник, разрешите пристрелить. — Прорычал Вася, решив, что спящий на снегу человек в одеянии обычном для городской шпаны, грязно оскорбил его своим несдержанным поведением. Прежде чем Андрей открыл рот, я воскликнул.

— Стоп! Это Артур. Семёнов, вы должны его помнить. Арт.

Парни переглянулись, потом на меня посмотрели. Матерно выразили своё недоверие моим словам. Они оба его помнили, но давно записали в покойники, а тут вот так…, да ещё в таком виде. Надо сказать, что, даже отпоив его эликсиром, они не сразу признали в этом человеке Артура. Он слишком сильно изменился. Не только внешне, да собственно, правильнее сказать, пожалуй, не столько внешне изменился, сколько внутри.

Они напоили его эликсиром, прежде поинтересовавшись, в курсе он нашего маленького увлечения или нет. А дальше была простая, как морковка, но таки попойка. Ребята были рады увидеться. Всё-таки не мало лет прошло. В процессе, мы все рассказали Артуру свои истории, а он снова, уже для всех, поведал свою. Получилось так, что в отношении Артура у нас разыгрался долгий и продолжительный диспут. Мы оставили его одного, за полным столом и ушли в другую комнату, поговорить. Приняли по склянке эликсира и минут пятнадцать обсуждали моё предложение. Вася считал, что мы торопимся, но раз Артуру всё равно идти некуда, он не против, включить его в нашу «семью». Андрей не просто считал, что мы торопимся, он был уверен, что от такого Артура, будут только проблемы…, в чём-то он был прав. Проблем парень принёс не мало, но я нисколько не жалею о нашем решении. Он привнёс в наш коллектив нотку бесшабашности. Сделал наш взгляд на мир, на фантомов, на всё вообще, немного иным. Во многом, благодаря его взгляду на жизнь, однажды, мы стали принимать фантомов, не просто как пустых призраков человеческой фантазии. Мы решили принять его в команду, всё рассказать и я, уверен это решение, было, не побоюсь этого слова, судьбоносным для всех нас.

Когда мы вернулись к столу, Артур уже спал лицом в пустой тарелке. Нашим планом такое положение дел не отвечало и пришлось ему впервые познакомиться с нашим методом, изгнать из тела хмель. Хех…, он до сих пор нам припоминает такие моменты. Самое ненавистное в жизни, для Артура, это протрезветь против собственной воли.

Через какое-то время мы попытались объяснить ему, как получилось, что мы втроём живём тут, что такое эликсир, зачем нам дом, который умеет стрелять плазмой и что находится на пятом подземном этаже.

Он всё воспринял, как попытку подшутить над ним. Вежливо посмеялся и тоже анекдот рассказал.

Мы вызвали наверх Алана. В первый момент Арт никак не отреагировал, только поперхнулся стопкой. Потом бросил в робота пустую бутылку и уважительно кивнул нам.

— Нехило поднялись. У вас по всему дому такие?

Конечно, он не поверил. Пусть аналоговые, да и любые боевые машины с автономным интеллектом были запрещены — при наличии достаточного количества денег, легко можно приобрести нужные машины. А если денег совсем уж много, можно получить специальную бумагу, которая придаст нашему дому статус объекта особой государственной важности и тогда можно спокойно шинковать дом и прилегающий участок любым количеством опасной для жизни техники. Был другой способ объяснить парню, что к чему, но прежде чем я успел его предложить, Вася с Андреем ушли вниз. Вернулись минут через двадцать с четырьмя очаровательными девицами. Настолько очаровательными, что дух захватывало. Даже Артура проняло. Он выронил полную рюмку и даже не обратил на это внимание: смотрел с открытым ртом, как тоненькая девушка с медовыми волосами идёт по комнате, прямиком к нему. Она устроилась рядом с ним, томно прикрыв ореховые глазки, вздохнула и прижалась к нему плечом.

Ко мне направилась девушка с короткими волосами цвета вороного крыла, и менее тонкой фигуркой — именно она из всех четверых понравилась мне больше всех. Уверен и Артуру эта хрупкая статуэтка, понравилась больше всех. Девушки как-то ощутили сие.

Взгляд на Андрея и он хитро подмигнул. Как ни приятно было общество девиц, я покинул застолье, отозвав Андрея в другую комнату. Где и шипел на него минут десять. Мы договорились не приводить фантомы в реальный мир, а они сделали это уже дважды!

— Понял, понял, больше не повторится. — Кажется, он даже испугался такой бурной моей реакции. — Кстати, там стало совсем темно, когда возвращались…, и это, прожектор сгорел.

Вот так. Для материализации четверых девиц, света хватило, но что-то случилось и прожектор накрылся. Не знаю почему. Может, как-то по-особенному исказилась эта таинственная «мировая ткань», а может прожектор бракованный — не знаю.

Спустя минут тридцать после появления девушек, Артур заметил одну, связанную с ними, странность. Я к тому моменту уже составил целый список странностей и даже примерно представлял, из какого мира парни притащили девчонок.

— Серый…, - прошептал мне Артур, перегнувшись через поручень кресла, — мля, у неё уши заострённые.

— У всех эльфов острые уши. — Ответил я так же шёпотом. А Артур откинулся на спинку кресла с такими большими глазами, что заставил рассмеяться даже девушек…, они так очаровательно смеялись, что парню стало ещё хуже. Он даже протрезвел без всякого эликсира. Мы хорошо провели тот вечер. И ночь была не хуже. А утром, мы взяли Артура с собой, когда выпроваживали девиц. Мы выбрали для этого диск с фантастическими пейзажами и ничего не объясняя эльфийкам, отвели их туда. Когда коридор закрылся, они канули в небытие, вместе со всем тем миром. Артур тогда долго смотрел на осколки диска.

— Что с ними стало? — Спросил он нас, спустя пару минут.

— Ничего, они просто исчезли Арт.

— Как? — С таким удивлением он тогда это сказал и так на нас смотрел, что не по себе стало всем троим. — Зачем вы это сделали?

А что мы ему могли сказать? Потому что эти очаровашки просто фантомы, не люди даже.

— Я провёл ночь с лучшей девушкой, какая у меня когда-либо была. Я могу вспомнить десятка три баб, которые рядом с ней, трупы. Фантомы? Она бл…ь была живее всех живых!

Он в тот день пил, а мы пытались его понять. Тогда не смогли. Но моё требование никогда не приводить в реальность фантомов, теперь все приняли безоговорочно. По мнению Артура, мы, фактически убили тех девиц. Странно, но вот когда мы покидали миры, в которых были просто гостями, и диск крошился в труху, он не видел в этом ничего плохого. Момент с эльфийками он всегда называл не иначе как грязным убийством. Такая мораль, нам была внове. Но, со временем, она стала общей. Лет через пятьдесят, мы уже не понимали, почему прежде, так безответственно относились к фантомам и их мирам. Но до того момента, должны были миновать десятилетия.