Глава 59
Я открыл дверь — Норберт, склонившись над чашкой, чистил зубы веточкой орешника. При виде меня челюсть у него отвалилась, будто ему явился призрак.
— Ну и ну… Хью! Вернулся-таки.
Он широко улыбнулся и, подволакивая ногу, подошел ко мне.
— Рад видеть тебя, парень.
— А я тебя, Норберт, — ответил я, обнимая его здоровой рукой.
— Опять ранен? Ну, сынок, ты, похоже, становишься ходячей мишенью. Но проходи, проходи. Рад, что ты снова с нами. Рассказывай все.
Старый шут поднес мне табурет, потом налил вина и уселся напротив.
— По глазам вижу, радоваться особенно нечему, да? Но… Итак, ты нашел ее? Что случилось с твоей Софи?
Я опустил глаза.
— Ты был прав, Норберт. Я обманывал себя, когда надеялся, что ей удалось выжить. Могу сказать с уверенностью, Софи умерла.
Он кивнул и, подавшись вперед, по-отечески обнял меня.
— Каждый время от времени увлекается мечтой. В этом нет ничего плохого. Мы, маленькие люди, только ею и живем. Мне очень жаль, Хью. И…
Не договорив, Норберт надолго зашелся кашлем.
— Что с тобой? — забеспокоился я. — Заболел?
— Ерунда, немного нездоровится. — Он отмахнулся, потом, откашлявшись, спросил: — Как тебе удалось попасть в замок к Болдуину? Получил работу?
Я улыбнулся, вспомнив кое-что.
— Все прошло так, как мы и рассчитывали. Думаю, я даже имел некоторый успех.
— Ха-ха! Я так и знал! — Старый шут подпрыгнул. — Знал, что у тебя получится! После такой школы. А теперь рассказывай обо всем по порядку.
Я вдруг поймал себя на том, что больше не чувствую усталости. К щекам прилила кровь… нахлынули воспоминания… Я рассказал ему все. Как проник в замок. Как, воспользовавшись удобным моментом, обратился к герцогу. Какие шутки пустил в ход. Как Болдуин отправил в отставку беднягу Палимпоста.
— Старый хрен… Я так и знал, что он выдохся, — обрадовался Норберт. — Так ему и надо, давно заслужил пинка под зад.
— Нет-нет, — запротестовал я. — Палимпост все же оказался другом. Настоящим… — Я поведал о своей стычке с Норкроссом, о том, как меня подставили и как Палимпост, тот самый выставленный мною дураком шут, спас мне жизнь.
— Выходит, наш болван все же оказался не чужд добродетели. Хорошо. Знаешь, Хью, мы ведь составляем что-то вроде братства. Думаю, теперь и ты один из нас.
Он потрепал меня по плечу и снова зашелся кашлем.
— Ты болен. — Я подержал его за руку.
— Лекарь говорит, все дело в плохом воздухе. Боюсь, довольно жалкое оправдание для того, чья обязанность — смешить людей. И все-таки ты вернулся как раз вовремя. Как насчет того, чтобы подменить меня, пока я поправлюсь? Работа не самая тяжелая.
Я пододвинул табурет поближе.
— Подменить тебя? Здесь, в Боре?
— А почему бы и нет? Ремесло тебе знакомо. Ты ведь теперь профессионал. Одна просьба — не очень старайся.
Предложение заставило меня задуматься. Мой дом лежал в руинах, да и возвращаться в Вилль-дю-Пер было бы слишком рискованно. Куда еще я мог пойти? Здесь у меня друзья. Они верят мне, и я доверяю им. К тому же, что скрывать, меня привлекал и еще один аспект.
Мне это нравилось. Толпа, зрители, аплодисменты, признание… Новое обличье… Да, мне это очень нравилось.
— Хорошо, Норберт, я подменю тебя. Но только до тех пор, пока ты не выздоровеешь.
— Тогда договорились. — Мы пожали друг другу руки. — Вижу, ты все еще таскаешь с собой эту палку. И костюм сохранил. А вот колпак потерял.
— Мой портной просто не успел пошить новый.
— Ничего страшного. — Норберт рассмеялся и, подойдя к сундуку, достал фетровую шапочку. Упав мне на колени, она звякнула. — Колокольчики, да. Но, как говорится, бедняки не выбирают.
Я напялил шляпку на голову и тут же ощутил нечто странное, что-то вроде гордости, от которой потеплели щеки.
— Ты их уморишь, это точно. — Шут усмехнулся. — И вот что… Я знаю еще кое-кого, кто будет очень рад тебя увидеть.
Глава 60
Я увидел ее раньше, чем она увидела меня. Вместе с другими собравшимися в гостиной дамами Эмили склонилась над вышивкой. Из-под белого капюшона струились пряди золотистых волос. Ее маленький носик напомнил мне бутон. В этот миг я понял то, что знал с самого начала, но в чем не хотел себе признаваться.
Эмили прекрасна. Ее просто не с кем сравнивать.
Поймав ее взгляд, я подмигнул и улыбнулся. Ее глаза расширились, словно распускающиеся в июле полевые цветы.
Эмили поднялась, аккуратно положила вышивку на стол и, вежливо извинившись, направилась к двери. Ничто не выдавало ее чувств, кроме разве что слегка участившихся шагов.
И только в коридоре, когда она подбежала ко мне и взяла за руки, я увидел ее радость, ее восторг.
— Хью де Люк… Так это правда. Кто-то сказал мне, что видел вас. Вы все же вернулись к нам.
— Надеюсь, госпожа, вы не очень этим разочарованы.
Она усмехнулась.
— Я очень рада. И… Нет, вы только посмотрите — тот же шутовской наряд! Хорошо выглядите, Хью.
— Да, наряд тот самый. Тот, что вы пошили для меня. Только вот немного пообносился. Норберт приболел, и я пообещал подменить его на время.
Ее глаза, живые, сияющие зеленые глаза, как будто освещали мрачный коридор.
— Уверена, нам всем будет только веселее. Но скажите, как ваши поиски? Как все прошло? Вы нашли?..
Я опустил голову.
Мы прошли дальше по коридору, туда, где не было стражников, и сели на скамейку.
— Пожалуйста, я вижу, что вы огорчены, но мне надо знать.
— План был отличный. Ваша идея сработала. Я занял место бывшего шута, пробрался в замок и получил возможность разузнать, что к чему.
— Я спрашиваю о другом, Хью. Ваша жена, Софи… Что вы узнали о ней? Расскажите.
— Что касается моей жены, — я сглотнул подступивший к горлу сухой комок, — то она, несомненно, умерла. По крайней мере, у меня нет оснований надеяться на что-то иное.
Свет надежды в глазах Эмили померк. Она дотронулась до моей руки.
— Мне очень жаль, Хью. Вижу, вы сильно опечалены. — Некоторое время мы сидели молча, потом она посмотрела на мою руку. — Вас снова ранили.
— Немного. Пустяки. Заживет. Я отыскал человека, виновного в смерти Софи и Филиппа. В конце концов мне пришлось схватиться с ним.
— Схватиться… — повторила она, и на ее лице появилось озабоченное выражение. — И каков исход этой схватки?
— Исход? — Я на мгновение отвел глаза, потом снова посмотрел на нее и горько усмехнулся. — Я жив, он — нет.
Эмили удовлетворенно кивнула.
— Я рада. И еще больше рада тому, что вы собираетесь задержаться у нас. Вы же собираетесь? — Она отвернула рукав и осмотрела оставленные мечом Норкросса отметины. — Вам надо подлечиться, Хью.
— У вас это хорошо получается.
Удивительно, как быстро я снова попал под ее опеку. Все получалось легко и без каких-либо усилий. Мне вообще было хорошо в Боре. Спокойно. Я чувствовал, как уходят тревоги, как затихает боль.
— Мне нужно сказать вам еще кое-что, Эмили. Кое-что не очень приятное. Тот человек, с которым мне пришлось драться… он был рыцарем. Более того, кастеляном Болдуина. Я убил его…
Эмили пристально посмотрела на меня и кивнула.
— Нисколько не сомневаюсь, что вы поступили правильно.
— Клянусь вам, госпожа! — воскликнул я. — Он убил мою жену и моего сына. Но он из благородных, а я…
— Разве вы не восстанавливали справедливость? — перебила меня Эмили. — Воздавая за утрату собственности? Защищая репутацию жены?
— Да, по меркам вашего сословия это так. — Я снова опустил голову. — Но боюсь, простолюдину не дождаться справедливости и правосудия, если он убил рыцаря. Ему не будет оправдания.
— Может быть, так оно и есть… сейчас, — сказала Эмили. — Но так будет не всегда.
Наши взгляды встретились.
— Вам всегда здесь рады, Хью. Вас всегда здесь ждут. Я поговорю с госпожой Анной.
Мне стало вдруг так легко, словно с плеч свалилась тяжелейшая ноша. Почему мне так повезло? Почему судьба наградила меня таким другом? Как стало возможно, что эта молодая женщина жила по законам справедливости, а не по тем, что установили задолго до нее? Я был бесконечно благодарен ей.
— Вряд ли я когда-нибудь смогу отблагодарить вас, — сказал я, сжимая ее руку.
И с опозданием понял, что совершил ошибку, что переступил незримую, но ясную черту, разделявшую нас в этом мире.
Однако Эмили даже не попыталась освободиться.
— Так вы говорите, кастелян Болдуина… — Она улыбнулась. — Может быть, вы и низкого происхождения, Хью де Люк, но целитесь высоко.
Глава 61
— Вы поступаете крайне неосторожно, дитя мое, — отчитывала Эмили Анна, когда девушка позднее вернулась в спальню госпожи. — Совать нос в такие дела не только недостойно вас, но и опасно. Это почти всегда заканчивается того или иного рода неприятностями.
Хозяйка замка сидела перед высоким зеркалом, а Эмили расчесывала ее длинные каштановые волосы. Анна явно пребывала не в лучшем настроении. В прошлом Эмили обычно удавалось смягчить ее несколькими удачно вплетенными в ткань разговора комплиментами или к месту вставленной шуткой. Свободомыслие девушки всегда становилось источником споров между ними, хотя оно же — при том, что Анна тщательно скрывала это, — странным образом связывало обеих женщин.
Но не сейчас. Похоже, старшую из них расстроило известие о скором возвращении мужа из похода.
— Я не ребенок, — возразила Эмили.
— Но ведете себя порой именно так. Подумайте только, ваш шут убил человека. И не какого-то простолюдина, а благородного рыцаря, кастеляна герцога. Теперь он скрывается в моем замке, а вы вынуждаете меня не только делать вид, что ничего не случилось, но и давать ему убежище.
— Он пришел сюда, моя госпожа, не потому, что скрывается от правосудия, а потому, что только здесь чувствует себя среди друзей, среди тех, кто понимает истинный смысл правосудия.
— Неужели дружба с ним так важна для вас, Эмили? Дружба с пройдохой, привыкшим прятаться здесь всякий раз, когда ему прижмут хвост? Разве ради него стоит забывать обо всем и отбрасывать наши законы и традиции?
— Рыцарь погиб в честном поединке, госпожа. У человека похитили жену и убили сына.
— Вы располагаете убедительными доказательствами? Кто может поручиться за этого человека? Кузнец? Мельник? Пекарь?
— А кто поручится за Болдуина? Разбойники, прячущие лица за забралами шлемов? Его жестокость и жадность не нуждаются в свидетелях.
Их взгляды встретились в зеркале.
— Герцогу не требуются свидетели, дитя мое. — После этих слов в комнате повисла напряженная тишина. Понемногу Анна смягчилась. — Послушайте, Эмили, вы прекрасно знаете, что Болдуина не считают здесь другом. Но не заставляйте меня выбирать между вашим сердцем и тем, что мы все понимаем как закон. Каждый сеньор управляет своими вассалами так, как сам считает лучшим. Жадность и черствость всегда были свойственны мужчинам, — продолжала она. — Они раздвигают нам ноги, оставляют в нас свое семя, а потом отворачиваются и сопят в подушку. Вам не понадобится много времени, чтобы понять — этот шут ничем не отличается от других. — Почувствовав, что ее слова больно задели девушку, Анна повернулась и взяла Эмили за руку. — Знай, для меня было бы радостью выставить Болдуина в глупом виде. Но только в отсутствие мужа. Однако твоя цена слишком велика, так что не проси меня становиться на сторону невеж и грубиянов, независимо от их происхождения.
— Ваш выбор в другом, госпожа, — в стремлении к справедливости или отказе от нее.
Глаза Анны похолодели.
— Не упрекайте меня в том, о чем сами не имеете понятия. Вам еще не приходилось управлять, и вы не знаете, какое это бремя. Вы никогда не были под властью мужчины. Да и здесь, при нашем дворе, вы всего лишь гостья. Может быть, пришло время отправить вас назад?
— Что? — изумилась Эмили, никогда прежде не слышавшая таких слов. Анна впервые пустила в ход угрозу.
— Все, что с вами сейчас происходит, еще не жизнь, а лишь подготовка к ней. Ваша жизнь уже определена. И какими бы сильными ни были ваши страсти, вам не изменить того, что предначертано.
— Я говорю не о себе, госпожа, а о человеке, ставшем жертвой несправедливости. Уверяю вас…
— Вы ни в чем не можете меня уверять, — резко перебила девушку Анна, — потому что сами ничего не знаете. Все, что вы говорите, всего лишь мечта. Вы слепы, дитя мое. Слепы и упрямы. И кстати, до сих пор, вопреки стараниям самых отважных рыцарей, так и не смогли найти себе мужа.
— Мужчины, о которых вы говорите, похожи на грязных быков, и воняет от них так же. Для меня они все равно что не существуют.
— А этот низкородный молокосос? Почему вы так уверены, что от него можно ждать большего? Этот позорящий вас флирт должно прекратить. Немедленно.
Понимая, что зашла в своей горячности слишком далеко и обидела Анну, Эмили отступила. Понемногу смягчилась и хозяйка замка.
— Вам всегда хватало смелости спорить со мной, — сказала она, протягивая девушке руку.
— Потому что я всегда доверяла вам, моя госпожа. Потому что вы всегда учили меня поступать правильно.
— Боюсь, ваше доверие переходит разумные пределы, — вздохнула Анна и поднялась.
Эмили опустила голову.
— Я дала ему обещание, госпожа. Прошу вас разрешить ему остаться здесь. Далее я не пойду. Вы бы и не знали ни о чем, если б я сама вам не рассказала. Пожалуйста, позвольте ему остаться.
Анна пристально посмотрела ей в глаза и, по-видимому, не найдя ответа на свои вопросы, покачала головой.
— Что же сделала с вами жизнь, дитя мое, если вы так ожесточены против себе подобных?
— Я не ожесточена ни против них, ни против кого-либо еще. — Эмили опустилась на колени и прижалась щекой к протянутой руке Анны. — Я только вижу, что есть и другой мир.
— Встаньте. — Хозяйка замка бережно помогла ей подняться. — Ваш шут может остаться. По крайней мере, до тех пор, пока Болдуин не спросит о нем. Надеюсь, он поможет сделать так, чтобы временное отсутствие Норберта ощущалось не так сильно.
— Он хорошо обучен, моя госпожа. Вот увидите, все будет в порядке, — радостно пообещала Эмили.
— Меня беспокоит то, чему он учится от вас. Этот другой мир, о котором вы говорите, может оказаться очень реальным. Он может возбудить ваше любопытство. Растревожить ваши чувства. Но поверьте мне, Эмили, он никогда не станет вашим миром, вашим домом.
Эмили содрогнулась от прозвучавшей в словах Анны уверенности и еще раз потерлась щекой о ее руку.
— Я знаю, госпожа.
Глава 62
На следующее утро состоялся мой дебют в роли шута перед двором госпожи Анны.
В первый раз я видел большой зал замка только из-за занавеса, когда наблюдал за выступлением Норберта, изучал его трюки. Сейчас это помещение с поднимающимися на тридцать футов могучими арками и заполненное рыцарями и придворными в ярких нарядах выглядело даже внушительнее, чем я себе представлял.
Сердце колотилось от волнения. Не только потому, что мне предстояло выступать перед столь огромной аудиторией. И не только потому, что Трейль по сравнению с Боре казался деревней. И даже не потому, что я должен был завоевать благосклонность новой хозяйки. Я заменял Норберта, шута высшего ранга. Такое доверие накладывало особенную ответственность.
Наконец трубы объявили о прибытии Анны, и в зале появилась хозяйка замка в шелковом платье с длинным шлейфом, за ней вереницей следовали придворные дамы, которые несли подушечки, прохладительные напитки и все прочее, что могло потребоваться госпоже.
Пажи в зеленых с золотым туниках объявили повестку дня, и Анну тут же окружили советники, каждый из которых претендовал на право получить постоянный допуск к уху герцогини. Рыцари, в отличие от своих собратьев в Трейле, не разгуливали в повседневной одежде, а чинно восседали за столами в праздничных нарядах цветов своего сеньора.
Спор, вынесенный на рассмотрение двора, касался претензий бейлифа к местному мельнику. Как и повсюду, бейлиф полагал, что мельник утаивает размеры дохода и должен платить больше. Нечто похожее я наблюдал сотни раз в своей деревне. И не было еще случая, чтобы бейлиф проиграл.
Анна рассеянно выслушала доводы сторон, но потом, похоже, начала уставать. В отсутствие супруга ей приходилось заниматься самыми утомительными и скучными делами, а препирательства мельника с бейлифом полностью соответствовали этой категории.
Взгляд герцогини ушел в сторону.
— То, что здесь происходит, достойно комедии, — сказала она. — Шут, комедия — твой удел. Что скажешь? Выходи и решай.
Я выступил из толпы у нее за спиной. Анна посмотрела на меня немного удивленно, как будто не ожидала обнаружить новое лицо.
— Вы приказали мне решать, госпожа?
Я поклонился.
— Если только ты не так же туп, как они.
По залу раскатился негромкий смех.
— Постараюсь, — сказал я, вызывая в памяти все случаи, когда решения принимались не в пользу моих друзей, — но сначала разгадайте загадку. Что на свете самое смелое?
— Ты на сцене хозяин, шут. Скажи нам, что самое смелое.
— Рубашка бейлифа, моя госпожа. Чуть ли не каждый день она хватает его за горло.
Зал удивленно притих, потом молчание сменилось гулом изумленных голосов. Все смотрели на бейлифа, ожидая его ответа.
Анна повернулась ко мне.
— Норберт сообщил, что хочет подлечиться, но он умолчал о том, что передает дела такому остроумцу. Подойди сюда. Я тебя знаю?
Я опустился перед ней на колени и сдернул шапочку.
— Меня зовут Хью, добрая госпожа. Мы встречались с вами однажды. На дороге в Трейль.
— А, господин Руж! — воскликнула она, выражением лица давая понять, что хорошо знает, с кем говорит. — Сегодня вы выглядите получше, чем тогда. Кажется, вас неплохо залатали. К тому же вы нашли себе новое ремесло. Тогда, если не ошибаюсь, вы были весьма воинственно настроены и спешили кого-то спасать.
— Из доспехов на мне было только это. — Я дотронулся до клетчатой туники. — А из оружия лишь посох. Надеюсь, по мне не очень скучали.
— Трудно скучать по тому, кто никуда не исчезает, — с язвительной усмешкой ответила Анна.
Кое-кто из дам начал хихикать. Я церемонно поклонился, отдавая должное ее остроумию.
— Норберт дал тебе самые лучшие рекомендации и обещал, что с тобой мы не будем скучать. К тому же при дворе у тебя нашлись и другие защитники. И что же? Не успел сделать и нескольких шагов, а уже испачкал сапоги. Итак, ты принимаешь сторону мельника?
— Сторону справедливости, госпожа. — В зале становилось жарко. — И правосудия.
— Справедливости и правосудия… Что шут знает о справедливости и правосудии? Этим занимаются толкователи законов и права.
Я уважительно поклонился.
— Закон здесь — вы, госпожа. Вам и судить, кто прав. Как сказал Августин: «Без правосудия королевства всего лишь банды преступников».
— Я вижу, ты многое успел познать. Наверное, вел интересную жизнь.
Я кивнул в сторону бейлифа.
— Вообще-то я хорошо знаком только с преступниками. Остальное — догадка.
В зале снова засмеялись. Громче, чем в первый раз. Даже Анна снизошла до улыбки.
— Шут, цитирующий Августина? Это что-то новенькое. Кто ты?
— Глупец, не знающий латыни, глупее глупца, знающего ее.
И снова смех, даже аплодисменты. И еще одна улыбка от Анны.
— Меня воспитывали голиарды, ваша милость. Они научили меня многому такому, что ни на что не годится. — Я встал на руки, постоял, удерживая равновесие, убрал одну руку. — И кое-чему полезному… надеюсь.
Хозяйка замка одобрительно кивнула.
— Ты прав. — Она похлопала в ладоши и повернулась к бейлифу. — Что ж, сегодня я вынуждена принять сторону шута. Он победил. Прости меня, но остроумие оказалось сильнее права. Уверена, что в следующий раз весы склонятся в твою пользу.
Бейлиф бросил на меня сердитый взгляд, потом поклонился и отступил.
— Принимаю ваше решение, госпожа.
Я снова встал на ноги.
— Что ж, шут, твои друзья меня не обманули. Норберт хорошо с тобой поработал. Ты принят.
Я поклонился.
— Спасибо, госпожа. Вы не разочаруетесь.
Меня наполнила необыкновенная легкость. Я выступал перед огромной аудиторией и победил. Впервые за долгое время у меня не было ощущения притаившейся где-то опасности. Я подмигнул Эмили, и она улыбнулась в ответ.
— Останешься по крайней мере до возвращения моего мужа, — резко добавила Анна. — И сразу предупреждаю, что его понятия о праве и отношение к обычаям весьма отличны от моих. Не думаю, что он поддастся очарованию шута, знающего латынь.
Глава 63
Следующие дни я занимался тем, что развлекал госпожу чтением стихов и историй, которые помнил еще с детства, и сопровождал шуточными комментариями заседания двора, когда возникала необходимость разбавить смехом утомительную рутину.
Все мои проблемы постепенно отдалялись. Я даже поймал себя на том, что получаю удовольствие от новой роли и той власти, которую дает допуск к уху герцогини.
Несколько раз мне удавалось, представив ту или ситуацию в смешном свете, повернуть ход мыслей хозяйки замка и склонить ее к определенному решению, всегда в пользу пострадавшей стороны. Я чувствовал, что она прислушивается к моему мнению, пусть даже и облеченному в шутливую форму, ищет моего совета и нередко предпочитает мою оценку дела той, которую дают ей приближенные. У меня неплохо получалось!
И Эмили тоже казалась довольной. Не раз я ловил ее одобрительный взгляд, хотя бывать наедине после той встречи в первый день нам уже не доводилось.
Однажды в конце заседания Анна подозвала меня и спросила:
— Ты ездишь верхом, шут?
— Да.
— Тогда я прикажу оседлать для тебя лошадь. Хочу, чтобы ты сопровождал меня завтра на прогулке. Будь готов на утренней заре.
Прогулка… с герцогиней…
То была необычайная честь, что подтвердил и Норберт. Всю ночь я проворочался на соломенном тюфяке. Куда она собирается? Зачем берет меня с собой? В перерыве между приступами кашля Норберт, отхаркнув мокроту, пробормотал:
— Не слишком-то привыкай к моей шапке. Я скоро вернусь.
На рассвете следующего дня я уже стоял у конюшен, ожидая увидеть толпу разодетых придворных.
Однако уже с самого начала стало ясно, что мы отправляемся отнюдь не на увеселительную прогулку. Анна явилась в верховом костюме, сопровождаемая двумя рыцарями, которых я уже знал: ее политическим советником, Бернаром Дева, и капитаном стражи по имени Жиль. С ней был и мавр, тот самый великан, помогавший мне сесть на лошадь в лесу, — он постоянно находился при госпоже, исполняя, по-видимому, роль ее телохранителя. Дополнительную охрану обеспечивала дюжина солдат.
Никто не говорил, куда мы направляемся, а демонстрировать любопытство я, разумеется, не стал.
С первым светом ворота распахнулись, и наш отряд выехал из Боре. Небо над далекими восточными холмами уже прорезали оранжевые полоски. Мы сразу же повернули на юг.
Я ехал следом за знатью, перед арьергардом. Анна оказалась прекрасной наездницей, умело управлявшей резвой кобылкой. Время от времени она перебрасывалась несколькими словами со своими советниками, но по большей части мы ехали молча и довольно быстро. Первую остановку сделали примерно через час, после того как переправились через небольшую речушку.
Я начал немного нервничать. Мы приближались к Трейлю, владениям Болдуина. За мной никто не наблюдал, меня никто не стерег, но тревожные мысли то и дело проскакивали.
Зачем Анна пригласила меня в эту поездку? Что, если меня собираются выдать герцогу?
Достигнув развилки, отряд повернул на юго-запад. Теперь мы скакали по совершенно незнакомой мне дороге, мимо холмов с раскинувшимися на их склонах деревушками, а к полудню углубились в лес, столь густой, что порой деревья просто преграждали путь. Теперь нас вел Жиль. Внезапно он остановился и объявил:
— Здесь заканчиваются наши владения, госпожа. Мы вступаем на территорию Трейля.
И все же мы проследовали дальше. Кровь в жилах бежала все быстрее и быстрее. Я не понимал, что происходит. Попытаться сбежать? Но куда податься? Да и при желании они схватили бы меня без особого труда.
Я смотрел в спину едущей впереди Анны, вынужденный поневоле доверять этой женщине. Главное — не показывать страх. При этом я отчетливо сознавал, что, доверяясь благородным, неизменно попадешь в еще худшую переделку. Что, если они собираются предать меня и сейчас?
Устав от томительных размышлений, я пришпорил своего жеребца и догнал Анну. Некоторое время мы скакали бок о бок, но она молчала, хотя и видела вопрос в моих глазах.
— Хочешь знать, зачем я пригласила тебя с собой? — спросила наконец герцогиня.
Я кивнул.
Она не ответила.
По обе стороны дороги снова появились признаки жизни. Замелькали дома и фермы. Я прочел выцарапанную на дереве надпись — Сен-Сесиль.
Жиль сбавил ход.
Анна сделала мне знак приблизиться.
Я подъехал, замирая от страха, — в любой момент из-за кустов могли появиться солдаты Болдуина.
— Вот и ответ на твой вопрос, — сухо сказала она. — Если в деревне мы увидим то, о чем меня предупредили, то на обратном пути нам понадобятся твои услуги.
Глава 64
Я расслабился, но только на мгновение. В нос ударил смрад. Вонь от гниения, запах смерти.
Потом впереди, над верхушками деревьев, поднялись струйки дыма. Даже листья были как будто опалены тошнотворным чадом от сгоревшей плоти.
Память моментально отбросила меня назад, в прошлое…
Киботос.
Анна ехала впереди, как будто не чувствуя отвратительной вони. Что касается меня, то опасения за собственную судьбу сменились ощущением приближения чего-то ужасного.
Дорога расширилась. Поляна. За ней — каменный мостик. Мы оказались на окраине городка, но его самого не было. Было лишь то, что осталось от домишек, — обвалившиеся соломенные крыши, пепелища, дымок от тлеющих головешек. И вокруг всего этого сидели люди; притихшие, окаменевшие от горя, с растерянным выражением на измазанных сажей лицах, они как будто подражали молчанию мертвецов.
Мы въехали в деревню. Практически все жилища были сожжены до основания, так что от них остались только загнанные глубоко в землю, обгоревшие колья. На кольях висело что-то черное, обугленное, жалкое, неузнаваемое. Жуткая смесь запахов — сгоревших волос, плоти, крови — выворачивала внутренности наизнанку. Колья перед сожженными хижинами походили на некие языческие знаки предупреждения, выпотрошенных животных, назначение которых — отпугивать демонов от уже не существующих жилищ.
— Что это? — спросила, проезжая мимо, Анна.
Прежде чем ответить, Жиль сделал глубокий вдох.
— Дети, госпожа.
Герцогиня натянула поводья, и я заметил, как побледнели ее щеки. Несколько мгновений она неотрывно смотрела на жуткие останки и даже покачнулась, однако взяла себя в руки и, обратившись к молчаливым жителям, твердым голосом спросила:
— Что здесь случилось?
Ей никто не ответил, люди молча смотрели в пустоту. Я по-настоящему испугался от мысли, что им просто отрезали языки.
— С вами говорит госпожа Анна из Боре! — крикнул Жиль. — Так что здесь случилось?
В это мгновение за нашими спинами раздался жуткий вопль. Все повернулись — к нам, занеся над головой топор, бежал громадного роста мужчина в потрепанной шкуре.
Когда ему оставалось сделать несколько шагов, один из солдат выставил копье, и великан, споткнувшись, грохнулся на землю. К нему тут же бросились еще два солдата; первый, приставив к шее нападавшего меч, вопросительно посмотрел на Анну.
Какая-то женщина, с криком сорвавшись с места, кинулась было к незнакомцу, но была остановлена. Лежащий на земле мужчина даже не повернулся к ней, скорбный взгляд его был прикован к Анне.
— Он потерял здесь сына, — подал голос кто-то из сидевших, — и дом.
Я посмотрел на говорящего — это был сухощавый седоволосый старик в поношенной, обгоревшей одежде.
Не дождавшись сигнала, солдат уже занес меч над поверженным великаном, но в последний момент его остановила Анна:
— Отпустите.
Солдаты поставили мужчину на ноги и подтолкнули к благодарной жене, где он и остался, тяжело дыша, угрюмый, бессловесный.
— Что здесь случилось? Расскажи нам, — обратилась Анна теперь уже в седоволосому.
— Они появились ночью. Безликие трусы с черными крестами. Их лица были скрыты масками. Они говорили, что должны очистить деревню от греха. Что мы украли у Него.
— Украли? Что? — спросила герцогиня.
— Что-то священное, некое сокровище. Что-то такое, что они нигде не могли найти. Детей отняли от матерей. Насадили на колья. Потом сожгли. У нас на глазах. Их крики до сих пор стоят у нас в ушах.
Я оглянулся. Здесь явно побывали люди Болдуина. Это была их работа — с той же звериной жестокостью они бросили в огонь моего сына. Только теперь те, кто учинил кровавую бойню, превзошли самих себя. Норкросс был мертв, но ад продолжался.
— Что они нашли, эти убийцы? — спросила Анна.
Ему ответил мужчина с пепельно-серым от горя лицом.
— Не знаю. Они сожгли деревню и ускакали. Я мэр этого городка. Только городка больше нет. Может, вам стоит спросить у Арно. Да, спросите у Арно.
Анна спешилась и, подойдя к мэру, посмотрела ему в лицо.
— Кто такой Арно?
Мэр презрительно хмыкнул и, не говоря ни слова, повернулся и пошел по пустой улице. Анна в сопровождении стражи последовала за ним.
Мы шли по уничтоженному поселку. От разрушенных, сровненных с землей конюшен несло вонью — там сгорели лошади; от мельницы осталось больше пепла, чем камня. Единственным сохранившимся строением была забрызганная кровью деревянная церковь.
Мэр остановился у приземистой каменной лачуги. На двери — кровь, но не брызги, не пятна, а грубо нарисованные кресты. Изнутри шел запах, похожий на тот, что бывает на скотобойнях.
Затаив дыхание, мы вошли в дом.
Анна охнула.
Жилище было разорено — жалкая мебель расколота на мелкие куски, порублена в щепки; земля под ней взрыта. У дальней стены два подвешенных за руки тела, мужчины и женщины, с содранной кожей. Под ногами — отрубленные головы.
Тело мое сжалось от ужаса, дыхание сперло. Я и раньше видел ужасные вещи. Отрубленные и поджаренные головы, освежеванные тела. Я видел, но не хотел об этом вспоминать. И все же в памяти встали те страшные картины: Нико, Робер… залитые кровью улицы Антиохии.
Я отвернулся.
— Давайте, спрашивайте Арно. — Мэр усмехнулся. — Может быть, он ответит на ваши вопросы, герцогиня.
Потрясенные, мы молчали.
— Арно родился в этой лачуге и всегда называл ее своим домом. Он был храбрейшим из нас, рыцарем при тулузском дворе. И все же они зарезали его, как свинью. Вырезали чрево у его жены. Искали сокровище. «Украденное у Бога». Он только что вернулся из похода.
— Где он сражался? — спросил Жиль.
Я уже знал. Я видел все эти ужасы. Я знал, но молчал.
— В Святой земле, — бросил мэр.
Глава 65
Я повернулся и пошел прочь от лачуги, пытаясь стереть из памяти жуткую, отвратительную картину. Все это я уже видел. Повешенных, с выпущенными внутренностями мужчин и женщин, разбросанные куски человеческих тел. Как будто убийства уже стали привычным делом.
Киботос. Антиохия. Крестовый поход…
Всадники, появляющиеся в ночи… Воры и убийцы, прячущие свое лицо… Сожженные и разоренные городки и деревни… Кто за этим стоит? Болдуин? Норкросс мертв. Неужели его люди по-прежнему творят что хотят, запугивая и убивая мирных жителей? И какое драгоценное сокровище они ищут?
Подумай, сказал я себе. Сложи все вместе. Что может означать эта загадка? Почему ты не можешь ее разгадать?
Крестовый поход… О нем упоминали везде. Из крестового похода только что вернулся Арно. И Адемар, об ужасной смерти которого я слышал при дворе Болдуина. Их деревни подверглись разграблению и были преданы огню… как и мой постоялый двор.
Холодок страха пополз по спине. Эти безликие всадники, не уступающие в жестокости туркам… Не они ли убили мою жену и сына?
Холодный, липкий пот студил кожу. Все складывалось.
Убийцы не имели никаких отличительных знаков, только черный крест.
Никто не знал, откуда они появляются и что ищут.
И еще кое-что вспомнилось мне. Мэттью сказал, что им был нужен только мой дом, только мой постоялый двор, что они искали только меня.
Зачем я им нужен?
Мы тронулись в обратный путь. Все молчали. Снова и снова пытался я найти ответ на мучительный вопрос: что им от меня нужно? В моем дорожном мешке не было ничего, кроме дешевых побрякушек. Старые ножны с непонятной надписью, которые я нашел в горах? Крест, украденный из церквушки в Антиохии? Нет, нет!
Я посмотрел на Анну, которая ехала впереди. Лицо у нее было напряженное и угрюмое, как у человека, одолеваемого тяжелыми думами или ведущего какую-то внутреннюю борьбу. Что-то было не так.
Зачем мы приезжали сюда? Что ей нужно было увидеть?
И тут я понял. Ее муж, герцог… он вот-вот должен вернуться. Из крестового похода.
Анна знала.
Знала, что происходит.
В груди у меня похолодело. Все это время я был уверен, что за злодеяниями стоит Норкросс, что это он мстил мне за участие в походе. А если я ошибался? Если это не он, а Анна? Возможно ли такое? Возможно ли, что ответ на все мои вопросы кроется не в Трейле, а в Боре?
Я вдруг понял, что не могу больше оставаться здесь. В Боре таилась опасность. Неизвестная опасность.
— Шут, поди сюда, — позвала Анна. — Подними мне настроение. Расскажи пару шуток. Повесели нас.
— Не могу, — ответил я, делая вид, что все еще не оправился от ужаса увиденного.
Впрочем, так оно и было.
— Понимаю, — со вздохом кивнула Анна.
Нет, не понимаешь, подумал я.
Остаток пути мы проделали в полном молчании.
Глава 66
Следующие несколько дней я не спускал глаз с Анны, пытаясь понять, может ли она иметь какое-то отношение к убийствам рыцарей. И к смерти Софи и Филиппа.
Ее супруг должен был вернуться со дня на день, и весь Боре пребывал в состоянии волнения, беспокойства и подготовки к возвращению хозяина. На башнях вывешивали флаги, торговцы раскладывали самые лучшие товары, кастелян выстраивал войско парадным строем.
Кому я мог доверять?
Воскресным утром, когда Эмили вместе с другими придворными дамами вышла из часовни, я уже дожидался ее. Мы переглянулись и замедлили шаг, чтобы остаться наедине.
— Моя госпожа, — сказал я, отводя ее в сторону. — Знаю, что не имею права и не должен просить, но мне необходима ваша помощь.
— Сюда. — Она направилась к скамеечке и, когда мы сели, приподняла скрывавший ее лицо капюшон. — Что случилось, Хью?
Я немного помолчал, подыскивая нужные слова. Начать было трудно.
— Поверьте, я никогда не заговорил бы об этом без крайней нужды. Все знают, что вы служите госпоже верой и правдой.
Она состроила гримаску.
— Пожалуйста, Хью, говори начистоту. Разве я не доказала, что мне можно доверять?
— Доказали. Много раз.
Тяжело вздохнув, я рассказал о прогулке в Сен-Сесиль и тех ужасах, которые мы там увидели. Рассказал во всех деталях: о преданных жуткой смерти и сожженных детях, об обезглавленном рыцаре, о том, что прочно засело в моей памяти.
Потом я рассказал об Адемаре, известие о трагической участи которого застигло меня при дворе Болдуина. Оба рыцаря погибли при схожих обстоятельствах, их деревни подверглись безжалостному разорению. Оба лишь недавно вернулись из крестового похода. Как и я.
— Зачем ты все это мне рассказываешь? — спросила наконец Эмили.
— Скажите, вы слышали о чем-то подобном? При дворе? В замке?
— Нет, никогда. А что, должна была? Это ужасно.
— Не слышали о вернувшихся и исчезнувших рыцарях? О священных реликвиях, привезенных из Святой земли? О вещах столь ценных, что простому шуту вроде меня и знать о них не позволено?
— Ты моя единственная реликвия из Святой земли, — улыбнулась Эмили, пытаясь рассеять мое мрачное настроение.
И вместе с тем я видел, что рассказ задел ее, что известия о чудовищных убийствах не оставили ее равнодушной. Почему они случились именно сейчас? Теперь и Эмили искала ответ на эту загадку.
Она медленно вздохнула.
— Я ничего не знала. В замке и при дворе говорят только о том, что Стефен уже выслал авангард для приведения дел в порядок и…
Кровь застыла у меня в жилах.
— Они уже здесь? В замке?
— Я случайно слышала, как о них отзывался наш управляющий. С презрением. Он много лет состоит на службе у герцога, а эти люди… им поручено что-то нехорошее. И еще он считает, что они недостойны звания рыцаря.
— Недостойны?
— Да, у них нет представления о чести. Нет понятия о верности. По его словам, им следует спать со свиньями, поскольку они мало чем от них отличаются. А почему ты спрашиваешь, Хью?
Эмили посмотрела мне в глаза. Я увидел в них страх и почувствовал себя виноватым.
— Те злодеи… они охотятся за чем-то. Не знаю, за чем. И ваша госпожа… думаю, она не так уж невинна. Может быть, за убийствами стоят люди Стефена, но Анна определенно что-то знает.
— Нет! Не могу поверить! — воскликнула Эмили. — Ты говоришь, что это дело очень важно для тебя. То, о чем ты рассказываешь, ужасно… отвратительно. Если это дело рук Стефена или Анны, им придется за все ответить перед Богом. Но почему для тебя так важно докопаться до истины? Почему ты подвергаешь себя такому риску?
— Дело не в Анне и не в Стефене, — сглотнув подступивший к горлу комок, сказал я. — Дело в моей жене и моем ребенке. Эмили, у меня нет сомнений, что их убили те же самые люди.
Я откинулся на спинку скамьи, пытаясь сложить воедино разрозненные детали головоломки. Кто они, солдаты, присланные герцогом? Почему управляющий считает их недостойными звания рыцарей? Они вернулись из крестового похода. Как Адемар. Как Арно.
И как я.
— Я должна поговорить с ней, — сказала Эмили. — Если твои подозрения верны, я не буду здесь больше служить.
— Нет! Не говорите ей ничего! Ни слова! Те люди очень опасны. Они способны убить без раздумий.
— Слишком поздно. — Эмили посмотрела на меня как-то странно, без тревоги, но растерянно. — Дело в том, Хью, что пока ты отсутствовал, я, кажется, тоже кое-что видела.
Глава 67
Анна вздрогнула, услышав осторожные, крадущиеся шаги, приближавшиеся к ней через разросшуюся под балконом живую изгородь. Сначала она никого не увидела и лишь ощутила, как ощущают перемену ветра, чье-то зловещее присутствие. И почти сразу же появился он.
Высокий, большой, с обезображенным шрамами лицом, он пугал, однако, не ими — холодеть от страха заставляли его глаза. На скрытом под глубоко надвинутым капюшоном лице они казались темными, застывшими озерами. Да, ее пугали его глаза. И еще маленький черный крест на капюшоне.
— Вы не в церкви, рыцарь?
Она нахмурилась, стараясь спрятать страх под маской иронии.
— За меня не тревожьтесь. — Голос как будто вытекал из-под капюшона холодной струйкой. — С Богом я как-нибудь договорюсь сам.
Этот человек, представший перед ней как проситель, был способен на любую жестокость. Истрепанная рыцарская туника больше напоминала лохмотья бродяги. И все же ей приходилось не только терпеть его, но и иметь с ним дело.
— Я не могу не тревожиться о вас, Морган, — уже не скрывая презрения, сказала Анна, — потому что вам уготован ад. Вы сеете зло. Ваши действия оскверняют саму цель, которую вы преследуете.
— Я, госпожа, может быть, и сгорю в аду, но тем самым освещу другим путь к Господу. Вам, например…
— Не обольщайте себя надеждой — вы не доверенное лицо Господа, — усмехнулась она. — Когда я думаю о том, что вы действуете по поручению моего супруга, у меня мурашки бегут по спине.
Он поклонился, нисколько не обидевшись.
— Вам не стоит беспокоиться из-за моей работы. Достаточно знать, что я делаю ее. И делаю хорошо.
— Я знаю, насколько хорошо вы ее делаете, рыцарь. Я была там.
— Там, госпожа?
Глаза его сузились в прищуре.
— В Сен-Сесили. Я видела, что вы там устроили. Такой жестокости устыдились бы даже чудовища из ада. Я видела, в каком состоянии вы оставили деревню.
— Мы оставили ее в лучшем состоянии, чем то, в каком она была до нас. Мы подтолкнули их поближе к Богу.
— Поближе к Богу? — Анна сделала шаг вперед и вперила взгляд в темные, бездонные глаза. — А тот рыцарь, Арно? С него содрали кожу.
— Он не пожелал склониться перед нами, моя госпожа.
— И дети тоже? Они тоже не пожелали склониться? Ответьте, Морган, ради какой такой великой цели вы поджарили невинных?
— Ради вот этого, — тихо ответил рыцарь и достал из-под туники простенький деревянный крест, который легко поместился у него на ладони. — Возьмите.
Он вложил трофей ей в руку.
Анна невольно затаила дыхание, хотя первым ее порывом было плюнуть на крест и швырнуть в кусты.
— Эта простенькая на вид безделушка проделала далекий путь, моя госпожа. Из Рима в Византию. Тысячу лет назад. А теперь ее держите вы. Три сотни лет она пролежала в гробу самого святого Павла. Потом ее раскопал император Константин. Этот крест изменил ход истории. — По лицу рыцаря скользнула улыбка. — Вот почему вам не нужно молиться обо мне, госпожа.
Руки Анны, державшие священную реликвию, задрожали. Во рту пересохло.
— Мой муж, несомненно, почтет за честь владеть ею. Однако ж вы знаете, что ему нужно нечто более важное. Как идут поиски?
— Мы делаем все, что можем.
Рыцарь склонил голову.
— Тогда поторапливайтесь. До сих пор вам попадалась только мелочь, безделицы по сравнению с настоящим призом. Мой муж сейчас в Ниме, в нескольких днях пути отсюда. Если Стефен узнает, что вы подвели его, я не удивлюсь, увидев на колу вашу голову.
— Я встречу смерть с улыбкой, зная, что заслужил вечную жизнь.
— Улыбаться буду я, Морган, можете не сомневаться. — Анна поплотнее закуталась в накидку и повернулась к замку. — Улыбаться буду я, представляя вас поджаривающимся на адском огне.
Глава 68
Несмотря на все старания, я так и не обнаружил следов нечестивых убийц, как не встретил и кого-либо, кто знал бы хоть что-то о загадочных рыцарях с черным крестом. Не удалось мне и проникнуть в солдатские бараки. А между тем время истекало. Возвращение герцога ожидалось со дня на день, и с его приездом мое положение в замке могло измениться.
Два дня спустя после нашего разговора Эмили подошла ко мне, когда я играл в солдатики с двухлетним сыном герцогини, Уильямом.
Заметив, что я хмурюсь, она с улыбкой сказала:
— Не печалься. Я нашла тебе работу.
Вечером, объяснила Эмили, управляющий устраивает вечеринку по случаю скорой свадьбы Жиля, капитана дворцовой стражи. Там будут рыцари, солдаты, стражники. Много выпивки и много хвастовства.
— Я устроила так, что ты тоже там будешь, — сообщила она.
— У вас талант все устраивать, госпожа. Мне остается только еще раз выразить свою благодарность.
— Ты отблагодаришь меня, если найдешь то, что ищешь, — улыбнулась Эмили, положив руку на мое плечо. — И пожалуйста, Хью, будь осторожен.
Вино в тот вечер лилось рекой, и песни, если можно назвать так то, что вылетало из луженых глоток, долго не смолкали. Приятели Жиля один за другим вставали с мест и произносили пожелания, совсем не предназначенные для нежных женских ушей. К счастью, женщин там и не было. Мало-помалу речи становились все короче и путанее, пожелания все откровеннее, и многие падали на скамью, так и не выразив мысль полностью. Моя очередь подошла в самом конце, когда весельчаки уже готовились вместе с женихом отправиться в городской бордель.
Я должен был смешить их, однако ж глаза мои искали рыцарей в темных одеждах. Позабавить пьяного — дело нехитрое, тут достаточно нескольких простых фокусов. Продемонстрировав пару примеров ловкости рук, которым обучил меня Норберт, я заслужил уважительное внимание и перешел к следующему пункту программы.
— У одного парня был петушок, который никогда не спал, — начал я, кивая в сторону жениха. — Как он ни старался его положить, ничего не получалось.
— Эй, не преувеличивай, — притворно смутился Жиль. — Да и зачем всем знать о моей тайне?
— Что он только ни делал, к кому ни обращался, ничего не помогало — хрен торчал, как морковка из грядки. В конце концов бедняга отправился к местному аптекарю, где встретил потрясающую красотку. «Мне нужен ваш отец», — сказал он. «Мой отец недавно умер, — отвечала молодка, — так что здесь теперь заправляем мы с сестрой. Но не стесняйтесь, мы поможем вам так же, как помог бы и он». Делать было нечего, и наш герой спустил штаны. «Видите? Эта штука пребывает в таком состоянии постоянно. Как у какого-нибудь жеребца. Что вы мне предложите?» Дочка аптекаря задумалась, а потом сказала: «Подождите, я посоветуюсь с сестрой». Через минуту она вернулась с маленьким мешочком. «Как насчет сотни золотых монет и половины нашего семейного предприятия?»
Комната содрогнулась от смеха.
— Давай еще!
Я начал другую, о священнике и говорящей вороне, но тут со двора донесся пронзительный крик. Простучали копыта. И снова крик. Кричал мужчина.
— Помогите! Бога ради, помогите! Убивают!
Пьяный смех прекратился. Несколько человек, пошатываясь, подошли к выходящему во двор окну. Я последовал за ними и, выглянув в узкий проем, увидел, как двое в темных одеждах тащат, подхватив под руки, третьего.
Шлемы с прорезью, мечи на поясе… Точно так их описывала Эмили. И были они не в доспехах, а в длинных, похожих на монашеские рясы рубахах. На ногах — поношенные сандалии.
Пленник продолжал звать на помощь, и крики его эхом отскакивали от каменных стен.
В какой-то момент он поднял голову, и я увидел его лицо. Мое собственное исказилось от ужаса.
То был мэр Сен-Сесили — тот самый человек, который всего лишь несколько дней назад стоял перед Анной. Они поволокли его к башне.
— Кто эти люди? — негромко спросил я стоявшего рядом солдата.
— Эти псы? Новые дружки нашего герцога. Воротившиеся…
— Воротившиеся… — шепотом повторил я, следуя взглядом за несчастным мэром, которого втаскивали в башню.
Тяжелые деревянные двери закрылись, и крики пленника растворились в ночи.
— Это не наше дело, — со вздохом заметил Бертран, управляющий герцога, и, отступив от окна, повернулся к жениху. — Эй, Жиль, в городе нас ждут красотки. Не пора ли в последний раз смазать клинок, а?
Сердце мое колотилось. Я никак не мог успокоиться. Нужно поговорить с мэром Сен-Сесили. Может быть, ему что-то известно о ночных разбойниках, наводящих ужас на соседние городки и деревни. Кое-что еще не давало мне покоя. Эти безжалостные убийцы… Воротившиеся… Что-то подсказывало, что я уже видел их где-то.
Но где?
Глава 69
С трудом дождавшись следующей ночи, я тихонько встал с тюфяка. Норберт мирно посапывал на своей кровати. Я сунул нож под тунику и на цыпочках вышел из комнаты. Лестница за кухней привела меня на главный этаж. Путь предстоял долгий, через весь замок, но я знал, что должен попасть в башню. В конце концов, шут на то и шут, чтобы пройти туда, куда нет хода другим.
Я шел по длинным темным коридорам, где лишь гуляли сквозняки да танцевали на стенах тени от тающих свечей. Путь мой лежал мимо дверей большого зала. Несколько рыцарей еще сидели за столом, потягивая вино и разговаривая, тогда как другие уже спали, устроившись неподалеку прямо на полу. Иногда встречались стражники, но никто не останавливал меня, шута их госпожи.
Замок был выстроен в форме буквы U, с длинной лоджией из каменных арок по внутреннему периметру. Пройдя по всему этажу, я выскользнул во двор, и в этот момент глянувшая из-за туч луна осветила таинственную башню, в которую рыцари затащили своего пленника.
Проникнуть в нее оказалось легко, поскольку вход никто не охранял, но куда идти дальше? Кто и что ожидало меня здесь? Грудь моя стеснилась.
Я стал подниматься, преследуемый сквозняком, по узким каменным ступенькам. Запах, вначале едва уловимый, становился все гуще, все неприятнее. То был хорошо знакомый дух смерти.
На третьей площадке я едва не столкнулся с двумя стражниками. Один был высокий, медлительный, другой приземистый, с маленькими, злыми и жадными глазками. На солдат герцога они никак не походили.
— Заблудился, рыжий? — проворчал тот, что пониже.
— Никогда здесь не был. Можно заглянуть? Одним глазком?
— Все, нагулялся. — Он шагнул ко мне. — Проваливай отсюда.
Я повернулся к нему и, сделав большие глаза, как будто увидел что-то, провел рукой у его уха.
— Смотри-ка! — В пальцах у меня оказался длинный шелковый платок. — Ну, пропустишь? Может быть, этим несчастным и не доведется больше посмеяться.
Коротышка протянул руку и пощупал шелк. Потом забрал его у меня, сунул под одежду и, убедившись в том, что коридор пуст, кивнул.
— Давай, но только быстро. Там все равно ничего интересного, кроме чумы. Загляни — и назад.
— Спасибо, сир, — поблагодарил я. — Пусть ваш клинок никогда не затупится.
Прошмыгнув мимо него под арку, я взбежал по лестнице и оказался в коридоре, по обе стороны которого располагались узкие каменные мешки. В нос ударила отвратительная вонь, и я невольно задержал дыхание. Только бы тот, кто мне нужен, был здесь.
Только бы мэр Сен-Сесили был еще жив.
Глава 70
Я пробирался по тесному коридору, задыхаясь от гнусного смрада. Колеблющийся свет чадящего факела выхватывал из темноты похожие на гробы зарешеченные ниши, высота которых едва достигала четырех футов. В них, свернувшиеся подобно бродячим псам, лежали несчастные узники.
Подстегиваемый отвратительным запахом и беспокойством — в конце концов, настроение у стражей могло измениться в любой момент, — я двинулся вперед. Только бы он был жив. Только бы жив…
В первой камере мой взгляд наткнулся на голого и невероятно худого мужчину с черной бородой, который неподвижно лежал на спине. Во второй я увидел съежившегося в углу темнокожего турка в дырявой серой рубахе. Ни один из них не обратил на меня никакого внимания. Из камер воняло так, что мне пришлось отвернуться. Валявшуюся на полу чашку облепили голодные крысы.
Тот, кого я искал, находился в третьей камере. Мэр Сен-Сесили лежал, сжавшись в комок и подтянув к животу колени. На руках его виднелись темные пятна синяков, на лице — корка засохшей крови. Бедняга не шевелился и даже, как мне показалось, не дышал.
— Сир… — Я подобрался поближе к камере. Мне нужно было поговорить с ним. Узнать, кто такие эти темные рыцари. Что они искали в деревне. Какое сокровище могло стоить жизни столь многим людям.
Я потряс решетку.
— Сир… пожалуйста… — умоляюще прошептал я.
Узнает ли он меня? Захочет ли разговаривать? А если закричит?
Внезапно в соседней камере кто-то громко застонал. Я сделал еще один шаг и увидел достойное жалости несчастное существо — женщину с бледной, почти прозрачной кожей, с высохшими, как солома, волосами, худую, словно привидение. Прижав ладони к лицу, она бормотала что-то неразборчивое. Кожа ее была покрыта язвами.
Я вздрогнул. Ну и зрелище! Что же такого совершила эта бедняжка? За какие грехи ее наказали столь жестоким образом, оставив гнить заживо в каменной норе?
Я вернулся к мэру. Время истекало.
— Вы слышите меня, сир? Я видел вас в Сен-Сесили…
Сумасшедшая в соседней камере запричитала громче. Я прошипел, чтобы она замолчала, и тут…
Словно ледяные пальцы сжали сердце.
Слова, которые она бормотала… Раскачиваясь и закрывая лицо руками, несчастная повторяла и повторяла одно и то же, нараспев… как молитву… Громче… еще громче…
Боже! Этого не могло быть! Я не верил своим ушам.
Встретила девушка молодца-странника
В тихую лунную ночь…
Глава 71
Сердце забилось в груди, как птица в тесной клетке. Этого не может быть! Не может быть… не может…
Подбежав к ее камере, я прижался к ржавой решетке, стараясь разглядеть стертые тенями черты лица.
Много страшных картин осталось в моей памяти: отрешенные глаза падающего в пропасть Нико… удивленное лицо Робера, глядящего на разрубивший его меч… занесенный над моей головой меч в руке огромного турка… Но даже эти жуткие сцены не подготовили меня к тому, что я видел сейчас.
Я смотрел на жену… ту, которую считал умершей.
— Софи?
Слово, даже произнесенное шепотом, застряло в горле.
Она словно не слышала.
— Софи! — позвал я уже громче, чувствуя, что сердце вот-вот сорвется в пропасть и разобьется на куски.
Она подняла голову и повернулась ко мне.
— Софи, это ты?
Женщина лежала, свернувшись, в тени, и я все еще не был уверен, что вижу свою жену. Скудный свет от ближайшего факела не позволял рассмотреть детали изможденного лица, превратившегося в обтянутую сухой кожей маску. Волосы, некогда пахшие медовой свежестью, свисали грязными, спутанными космами, уже не золотыми, а серебряными. Из провалившихся глаз, пустых и остекленелых, сочился желтоватый гной. И все же… нос, мягкая линия подбородка, нежный изгиб шеи были знакомы мне… я не мог ошибиться… Неужели это Софи? Неужели эта съежившаяся на грязном каменном полу, покрытая язвами, полусумасшедшая несчастная — Софи?
Да, она! Теперь я уже не сомневался.
— Софи! — воскликнул я, в отчаянии протягивая руки между решетками.
Она наконец-то повернулась ко мне, и тусклый свет разлился по ее лицу. И все равно я не верил своим глазам! Как она могла оказаться здесь? Как вообще жива?
Слезы потекли по моим щекам. Я протянул руки. Софи. Живая. Теперь я знал это наверняка.
— Софи… посмотри… Это я, Хью.
Прекрасный образ, навечно запечатленный в моей памяти, не совпадал с тем, что предлагала действительность. И все же при звуке моего голоса глаза ее блеснули. Она была больна, истощена, но все же держалась, цепляясь даже за то ужасное существование, в которое превратилась ее жизнь. Узнала ли она меня?
— Мы должны вернуть им все, — прошептала наконец Софи. — Пожалуйста, умоляю тебя. Отдай им то, что принадлежит им.
— Софи, — закричал я, — посмотри! Это же я, Хью! — Что они сделали с ней? Меня переполняла ярость. Я видел ее страдания, я чувствовал ее боль. — Ты жива. Слава Богу, ты жива…
— Хью? — Она моргнула. И, как будто узнав меня, попыталась улыбнуться. — Хью вернется. Он на Востоке, в походе… Но мы еще увидим его, мой мальчик. Хью вернется… он обещал.
— Нет, Софи, нет. Я уже вернулся. Я здесь. — Руки мои тянулись к ней через решетку. — Пожалуйста, подойди ближе. Позволь мне прикоснуться к тебе.
— Он расстроится… из-за постоялого двора, — продолжала бормотать она. — Но все равно простит меня, вот увидите. Простит… мой Хью.
— Я вытащу тебя отсюда. И я знаю… знаю обо всем, что случилось. С тобой… с Филиппом. — Сердце мое разрывалось от боли. — Пожалуйста, подойди ближе. Позволь мне обнять тебя.
И она услышала! Она потянулась на голос. Ее щеки горели, глаза слезились. Болезнь отбирала ее у меня. Я хотел обнять ее, прижать к себе. Боже, как же я хотел этого!
Софи вздрогнула, как испуганная лань, и прижалась к стене.
— Хью? — неуверенно прошептала она.
— Софи, это я. Это я, дорогая.
— Ты должен отдать им все, — повторила моя жена. — Они так сказали. Они сказали, что это принадлежит им. Я пыталась объяснить, пыталась сказать, что ты вернешься… найдешь меня. Они обещали отдать нам сына… Филиппа. Надо только вернуть то, что принадлежит им.
Я опустился на колени. Обнял ее, мою милую Софи, мою дорогую супругу. Я гладил ее лицо, вытирал пот с ее лба и впалых щек. В этот час, час беды, она стала еще ближе, еще дороже.
— Им нужно то, что принадлежит Господу. — Она закашлялась. — Пожалуйста, верни им…
— Что я должен вернуть?
Боже, я едва не плакал от отчаяния. О чем она говорит? Что имеет в виду? Или это только бред?
Внезапно Софи вырвала руку и отпрянула в тень. Глаза ее, словно налитые ужасом, смотрели куда-то… мимо меня.
Все, что я любил, все, что ценил превыше всего на свете, снова уходило от меня, как песок между пальцами.
И тут я увидел, что так напугало бедняжку. Сердце дернулось и остановилось.
Надо мной стоял один из рыцарей герцога.
Глава 72
Я сразу же узнал в нем одного из тех двоих, что прошлой ночью тащили в башню мэра Сен-Сесили.
Лицо рыцаря скрывал темный капюшон, и, может быть, поэтому глаза как будто смотрели из пещер. С повязанного поверх истрепанной рясы пояса свисал меч. Рыцарь стоял подбоченясь и с ухмылкой смотрел на нас.
— Ну же, давай, вставь ей. — Он пожал плечами. — Не робей, шут, она возражать не будет. Все равно долго не протянет, через неделю сдохнет. Только смотри, не подцепи чуму.
Я смотрел на эту мерзкую, ухмыляющуюся рожу и чувствовал, как внутри разгорается неукротимый пожар гнева.
Рука сама потянулась за валяющейся на полу железной кочергой. Во всех бедах и страданиях, выпавших на долю моей жены и сына, во всех своих потерях и лишениях я винил сейчас его, этого самодовольного мерзавца. Это он и ему подобные опрокинули, перевернули и уничтожили мой мир.
Крик, напоминающий рев разъяренного зверя, вырвался из моей груди. Не успел он выхватить меч, как кочерга обрушилась на его голову. Обескураженный внезапным нападением, рыцарь отшатнулся и вскинул руку, защищаясь от второго удара. Хрустнула кость.
Он завопил от боли и подался назад, но я не останавливался. Я бил его снова и снова, обезумев от ненависти, вкладывая в удары все свои силы.
Я прижал его к решетке. Вогнал колено ему между ног. И почувствовал, как он съежился от боли. Я воткнул кочергу ему в горло.
— Почему? — рявкнул я ему в лицо. Он захрипел; выпученные, налитые кровью глаза растерянно смотрели на меня. — Почему она здесь?
Он снова захрипел, наверное, силясь что-то сказать, но я, охваченный яростью, уже не ждал ответа. Кочерга еще сильнее вдавилась в горло. Поднявшуюся во мне силу было уже не остановить. Мною владело одно желание — убить его.
— Кто ты? — кричал я. — Откуда ты взялся? Почему вы привезли ее сюда? За что убили моего сына?
Теряя сознание, он откинул голову назад, и капюшон медленно сполз с его лица и шеи.
Взгляд мой вцепился в страшный знак.
Черный византийский крест.
Я видел его там, за тысячу миль отсюда. В Святой земле. И все ужасное, что было связано с этой меткой, внезапно ожило.
Тафуры!
Глава 73
Я отшатнулся, глаза наши встретились, и в этот миг мы как будто узнали друг друга, обменявшись неким тайным знанием.
Воспользовавшись моим замешательством, тафур выбросил руку, целя в лицо. Я надавил на кочергу, в горле у него хрустнуло, струйка крови просочилась между плотно сжатых губ. Еще… Ноги под ним подкосились. Я отнял кочергу, и тафур тяжело рухнул на замызганный тюремный пол.
Я стоял над ним. Грудь моя вздымалась и падала. Память снова возвращала в прошлое. Тафуры… Я видел, что они делали с пленными. Видел, как они изрубили пощадившего меня турка. Как рассыпались по крипте в поисках добычи. Стервятники. Но что они делают здесь, в Боре?
Что им нужно от меня? От Софи?
Внезапно я услышал крики и шум. Узники трясли решетки, колотили по ним кулаками.
Времени оставалось мало, а мне еще нужно было вытащить отсюда Софи. Бросившись на колени, я стал ощупывать тело тафура. Мне были нужны ключи.
Я огляделся. Ключи должны быть где-то здесь.
Я повернулся к Софи, торопясь сказать, что сейчас уведу ее отсюда.
И застыл на месте.
Цепляясь за решетку слабеющими пальцами, она прижалась к ней белым как снег лицом. Глаза, всего мгновение назад замутненные то ли ужасом, то ли безумием, прояснились, лицо смягчилось, но в ее спокойствии было что-то пугающее.
Софи не дышала.
О Боже, нет!
Я шагнул к ней, погладил по щеке.
— Софи, не уходи, останься со мной. Не умирай. Не надо.
Она вздрогнула, и в глазах ее блеснул слабый, словно призрачный свет.
— Хью?
— Да, милая, да.
Я вытер пот у нее со лба. Кожа была холодная.
— Я знала, что ты вернешься, — прошептала она. — Несмотря ни на что.
— Мне так жаль, родная. Я заберу тебя отсюда. Обещаю.
— У нас был сын.
Софи всхлипнула.
— Знаю. Я все знаю. У нас был чудесный мальчик. Филипп.
Я оглянулся. Как помочь ей? Как?
— Сейчас сюда придут стражники. Держись, Софи. Я найду выход. Я что-нибудь придумаю. Держись. Пожалуйста. Пожалуйста.
Держа ее руки в своих, я шептал:
— Мы вернемся домой. И я снова буду приносить тебе подсолнухи. Я спою тебе нашу песню.
Губы ее дрогнули, лицо исказилось, и мне стало страшно. Но Софи улыбнулась. Слабо. И счастливо.
— Я никогда этого не забывала. — Она произнесла это медленно, слово за словом, и тихо, едва слышно: — Встретила девушка молодца-странника…
— А я всегда был верен тебе. С самой первой встречи.
— Я люблю тебя, Хью, — прошептала Софи.
Она пошатнулась. Я почувствовал, как отчаянно, неровно застучало ее сердце. Глаза расширились.
Я не знал, что делать, как помочь ей. Софи трясло. И все, что я смог, это крепче сжать ее в объятиях.
— И я люблю тебя, Софи. Никогда не любил никого, кроме тебя. Я вернулся. И мне так жаль, что я тебя оставил.
Она вцепилась слабеющими пальцами в мою тунику.
— Хью… не…
— Что, Софи?
Последний вздох слетел с ее губ:
— Не отдавай им то, что они ищут.
Глава 74
Моя Софи умерла. Умерла в тюремной камере.
Она ушла тихо, спокойно, устремив взгляд в недоступное мне далеко, со счастливой улыбкой на губах, зная, что я вернулся, как и обещал.
Слезы текли по моим щекам.
За что? За что ее обрекли на смерть? Почему ее?
Крик этот так и остался во мне.
Я схватил тафура за ворот, швырнул бесчувственное тело на решетку.
— Почему, ублюдок? Отвечай! Чем она провинилась? За что убили моего сына? За что умирают ни в чем не повинные люди?
Ответа не было, и я, опустившись на пол, закрыл лицо руками.
Софи нужно забрать домой. Ни о чем другом я думать не мог. Забрать ее домой и похоронить рядом с сыном. Но как? Рядом на полу лежит мертвый тафур. В любой момент сюда явятся стражники. И я не мог отпереть замок.
Осознание того, что случилось, обрушилось, как горная лавина: Софи больше нет. Я уже ничего не могу для нее сделать. За исключением, может быть, одного… Не отдавай им того, что они ищут. Но что они ищут?
В одной из камер я нашел какую-то смятую тряпку и, вернувшись, положил ее под голову Софи. Потом накрыл тело ее тем, что осталось. Теперь она выглядела так, словно спала дома, на нашей кровати. Впрочем, теперь ее уже ничто не могло потревожить. Я посмотрел в последний раз на ту, которая была для меня всем. Долгие годы. С тех пор, как мне исполнилось десять.
Я вернусь за тобой. Я заберу тебя домой.
Поднявшись по лестнице, я прошел мимо равнодушных стражей. Бегом вернулся в свою комнату по притихшим, темным коридорам.
Меня трясло. Я ничего не понимал. Что она делала здесь? Моя жена… умерла. Это был не сон. Моя Софи умерла в вонючей, тесной норе, как паршивая собака. Здесь, в Боре… Голова раскалывалась. Случившееся не поддавалось объяснению. Зачем? Зачем я оставил ее? Меня тянуло к ней. Тянуло вернуться, взять ее на руки, унести домой. Но я не мог ничего сделать.
Постепенно в водовороте разрозненных мыслей появилась новая. Нельзя оставлять все так, как есть. Зло должно быть наказано. Теперь я знал, кто стоит за всем этим. Злодей прятался не в Трейле, а в Боре.
Анна!
Гонимый гневом, я побежал в ту часть замка, где находились покои герцогини. Меня никто не остановил. Никто не поднял тревогу. Стражники лишь усмехались, глядя на шута, который, наверно, выпил лишнего и теперь не мог найти путь к себе.
Теперь только одна мысль не давала мне покоя: Анна знала.
Я взбежал по лестнице. На площадке стояли два стражника. Увидев меня, они переглянулись. Шут… всего лишь шут… Никто не встал на моем пути.
— Проходи.
Так делалось и раньше.
Ее комнаты располагались в конце коридора. Здесь меня ждало первое препятствие.
Тафур.
— Ха, шут! Тебе сюда нельзя! — рявкнул он.
Может быть, меня и можно было остановить. Но только не словами. Я схватил со стены боевой топор, висевший над фамильным гербом, и бросился на застигнутого врасплох стража.
Я вложил в удар всю свою силу, и лезвие вошло в тело у основания шеи. Тафур захрипел и замертво рухнул на пол.
Ну вот. Теперь я убил одного из телохранителей самой герцогини.
Одного из ее тафуров.
Глава 75
За моей спиной уже гремели тревожные мужские голоса.
Я же рвался вперед с упорством безумца, видящего только одну цель. Где она? Анна! Одно желание владело мной: услышать правду от нее самой. Даже если для этого придется умереть.
Наперерез мне бросились два стража с обнаженными мечами. Я пробежал через тяжелые деревянные двери, захлопнул их за собой и запер на засов. Дальше. Дальше в ее покои. Здесь я еще ни разу не был.
Я знал, что погибну. Знал, что могу получить удар в спину, и тогда уже моя кровь зальет каменный пол. Ну и пусть. Значение имело только одно — увидеть ее и спросить: почему?
За одной комнатой открылась другая. Спальня. Резной деревянный столик с ванночкой для умывания, гобелены на стенах. Широкая дубовая кровать.
Но в комнате никого не было. Пусто.
— Будь ты проклята! — в отчаянии воскликнул я. — За что погубили мою семью? Почему выбрали нас? Кто даст ответ?
Я стоял в центре комнаты, не зная, что делать дальше. В шутовском наряде, с перепачканным кровью лицом. Почему? За что?
Внезапно за спиной у меня открылась дверь. Я выхватил нож и повернулся, ожидая увидеть Анну или одного из ее телохранителей.
Но…
На мгновение я словно перенесся на дорогу в Трейль, когда, придя в себя после кошмарного забытья, услышал вдруг не лязг оружия, не рычание разъяренного кабана, а тихий, успокаивающий голос. Теперь тот же голос как будто отодвинул в прошлое и схватку с Норкроссом, и ужасы Сен-Сесили, и смерть Софи.
Передо мной стояла Эмили.
Увидев меня в окровавленной одежде, она охнула и сделала шаг навстречу.
— Боже мой, Хью, что случилось?
Глава 76
— Софи умерла, — прошептал я.
Она остановилась, прижав ладонь к груди, но уже в следующий момент положила руку мне на плечо.
— Что произошло? Расскажи.
— Все это время люди герцога держали ее в тюрьме. Софи была не в Трейле, у моих врагов, а здесь, в Боре, в башне, среди моих друзей.
— Не может быть…
— Может. Это правда, Эмили. — Я прислонился к стене. — Игры кончились. Время притворства прошло.
Запертая мной дверь задрожала под обрушившимися на нее ударами. И в этот миг я как будто увидел себя со стороны. Какое жалкое и отвратительное зрелище — в разорванном платье, покрытый кровью, с безумными глазами…
— Анна, — прошептал я. — Это она стоит за всем. Я должен выяснить, почему она позволила им истребить мою семью. Люди Стефена… — Я криво усмехнулся. — Они не рыцари, Эмили. Разбойники… падальщики… Я видел их в Святой земле. Хуже их не было никого. Их боялись даже турки. Они охотятся за добычей, за священными реликвиями. Именно из-за этого убили тех двух рыцарей. Но моя семья… У нас ничего нет!
Шум снаружи становился все громче. Дверь уже трещала. Эмили схватила меня за руку.
— Сейчас это не важно. Анны нет в замке. Она отправилась в Ла-Тане встречать Стефена. Идем со мной.
Я покачал головой.
— Слишком поздно. Выхода нет. Мне остается лишь умереть.
Она подалась вперед. Ее лицо было в нескольких дюймах от моего. Я чувствовал ее дыхание.
— Что бы ты ни натворил, Хью, если Анна действительно стоит за этим, я сделаю все, чтобы справедливость наконец восторжествовала. Но сейчас ты должен пойти со мной. Мертвому я помочь не смогу.
Она повела меня за собой. Пробежав по узкому коридорчику, мы оказались в крохотной комнатушке. Эмили заперла дверь.
Я видел, что ей страшно, но ее доброта и решимость помочь мне затмевали страх.
Выдвинув ящик комода, она порылась в сложенных вещах и обнаружила коричневую монашескую рясу.
— Вот… Я припасла ее специально для тебя. Думала, с ее помощью ты сумеешь проникнуть в замок. Надевай.
Я переводил взгляд с рясы на Эмили, растерянный и удивленный тем, что она сделала это для меня.
— А теперь уходи. Они здесь все обыщут. Пришли мне весточку. Через Норберта. У тебя есть здесь друзья. Можешь мне поверить.
В следующее мгновение шут превратился в монаха с надвинутым на глаза капюшоном.
— Твое новое обличье, — попыталась улыбнуться Эмили.
Я глубоко вздохнул.
— Боюсь, этот трюк будет самым сложным из всех.
— Тогда позволь мне кое-что добавить.
Она вдруг обняла меня за шею и крепко поцеловала в губы.
Сердце мое остановилось. Нежность и решительность, смелость и доверчивость — вся ее натура проявилась в этом, таком неожиданном жесте. Я совершенно растерялся. Я не знал, что делать. Голова пошла кругом.
Эмили посмотрела мне в глаза.
— Знаю, боль твоя глубока. Знаю, все в тебе взывает к мести за жену и сына. Но в тебе есть нечто особенное. Я поняла это при первой же нашей встрече, когда посмотрела в твои глаза. И с тех пор они ни разу не солгали мне. Мы найдем способ восстановить справедливость. А теперь… иди.
Над ее кроватью было маленькое окошечко, выбравшись через которое я оказался бы во дворе. Дальше лежал сад…
Я подтянулся, выглянул и увидел вдали темные силуэты крыш. Я повернулся к Эмили.
— Чем я заслужил вашу дружбу, госпожа?
— Тем, что сейчас уйдешь. Немедленно.
— Надеюсь, я еще увижу вас.
В дверь постучали. Громко. Требовательно. Я помахал рукой и спрыгнул.
— Увидишь, Хью де Люк, — донесся сверху ее голос. — Если надеешься, то увидишь.
Глава 77
Поле купалось в мягком свете послеполуденного солнца. Анна стояла у палатки, по обе стороны от нее выстроилось войско герцога. Зеленые с золотым штандарты хлопали на ветру.
Анна поежилась. Не от холода — от страха. Несколько последних недель она думала только об этом: о скором возвращении супруга. Никто не знал, но иногда герцогиня даже молилась о том, чтобы муж сгинул в походе.
Они поженились, когда ей едва исполнилось шестнадцать, так что Анна провела в замужестве почти половину жизни. Их супружество было браком по расчету, скрепившим союз между отцом Стефена и ее отцом, герцогом Нормандским. Но если двум герцогствам он обеспечил добрососедские отношения, то самой Анне не принес ничего, кроме одиночества.
После того как жена родила ему сына, Стефен совершенно потерял к ней всякий интерес и приходил только тогда, когда ему надоедали городские шлюхи. Если же она пыталась сопротивляться, он легко получал свое, без стеснения пользуясь преимуществом в силе.
При дворе и в семейном кругу Анна играла роль верной и любящей жены, как того требовали обязанности герцогини, но в душе испытывала к мужу только одно чувство: ненависть. Ненависть пленницы. Действительно, даже герцогини и королевы знают, что такое тюрьма, пусть и без решеток на окнах. Она чувствовала себя не по годам старой и совершенно одинокой, и единственным облегчением этой участи был отъезд мужа.
Сейчас, зная, что он уже близко, Анна не только оплакивала свою недолгую свободу, но и сжималась от страха.
Далеко впереди, на вершине холма, появился отряд рыцарей. Они приближались медленно, и закоптившиеся от пыли и дыма шлемы тускло поблескивали на солнце.
— Смотрите, госпожа. — Бертран Морэ, кастелян герцога, протянул руку. — Вон они. Герцог возвращается.
Возвращается… Анна вздохнула и изобразила улыбку. Возвращается с добычей и славой, насытив жадность и утолив тщеславие.
Она кивнула, и трубачи, ждавшие сигнала, поднесли к губам рога, спеша известить всех о долгожданном событии. Один всадник отделился от небольшого отряда и поскакал к ним. Анна стиснула зубы, подавляя приступ отвращения.
— Да здравствует Стефен, — закричал кастелян, — герцог Боре! Господин вернулся!
Глава 78
Солдаты застыли, приветственно вскинув мечи и копья. Герцог, подняв руку, промчался между ними, одарил улыбкой Бертрана и Марселя Гарнье, управляющего поместьем, и, словно вспомнив о чем-то, повернулся к Анне.
Стефен ловко спрыгнул с коня. Отросшие за время похода, растрепанные волосы делали его похожим на гота. Щеки ввалились, кожа обтянула проступившие скулы. Но прищуренные глаза блестели. Как и подобает верному супругу, он подошел к ней. Они не виделись почти два года.
— Добро пожаловать домой. — Анна шагнула ему навстречу. — Слава Господу, вы вернулись целым и невредимым.
— А вы, моя дорогая, сияли, как маяк, указывая мне путь на родину, — с улыбкой ответил Стефен.
Он поцеловал ее в обе щеки, но в их объятиях не было ни тепла, ни ласки.
— Я скучал по тебе, Анна, — добавил герцог, окидывая ее взглядом, какой более подходил бы человеку, обрадованному тем, что его любимая кобыла не охромела и сохранила все зубы.
— Я тоже считала дни до нашей встречи, — холодно ответила она.
Сенешаль и управляющий уже спешили к господину.
— Бертран, Марсель. — Он протянул им руки. — Надеюсь, вы проделали весь этот путь не для того, чтобы сообщить какую-нибудь неприятную новость.
— Нет, мой господин, — ухмыльнулся сенешаль. — С вашим прекрасным городом ничего не случилось. Стоит на прежнем месте. Разве что стал еще сильнее.
— А казна еще полнее, чем тогда, когда вы уезжали, — поспешно добавил управляющий.
— Ладно, все это потом. — Стефен махнул рукой. — Мы провели в пути много часов, и задница болит так, словно меня гнали пинками от самого Тулона. Позаботьтесь о моих людях. Все страшно проголодались. А я… — Он посмотрел на Анну. — А я позабочусь о моей миленькой женушке.
— Теперь, мой муж, чтобы мы были на равных, мне придется прыгать до самого Парижа, — пошутила Анна.
Стоявшие рядом рассмеялись, и Анна, взяв супруга за руку, повела его к палатке, задрапированной зеленым и золотистым шелком. Едва они вошли, как любезное выражение соскользнуло с лица Стефена.
— Ты хорошо сыграла, женушка.
— Я не притворялась и действительно рада твоему возвращению. Ты нужен сыну. И если ты стал мягче и добрее…
— На войне люди не становятся мягче и добрее, — перебил ее герцог и, опустившись на стул, сбросил плащ. — Иди ко мне. Помоги снять сапоги. А я покажу, в какого милого щеночка превратился за это время.
Грязные, спутанные волосы падали на тунику. Пыль покрывала изможденное лицо. И от него пахло, как от кабана.
— Похоже, война даже не коснулась тебя. Ты такой же, каким и был, — обронила Анна.
— А ты, Анна, — ответил он, притягивая ее к себе, — ты, как сон, который желаешь видеть вечно.
— Пора проснуться. — Она отстранилась. Ухаживать за ним, прислуживать ему было ее долгом. Снять сапоги, вытереть шею влажной тряпицей. Но дотронуться до себя она ему больше не позволит. — Я не для того провела в одиночестве два года, чтобы меня оседлал грязный боров.
— Так подай мне чашу с водой, и я умоюсь, — ухмыльнулся Стефен. — Буду чистенький, как голубок.
— Дело не только в том, что от тебя воняет.
Все еще улыбаясь, Стефен медленно стянул рукавицы.
В палатку заглянул слуга с подносом, на котором лежали свежие фрукты. Почувствовав напряжение, он поставил поднос на скамью и поспешно вышел.
— Я успела познакомиться с твоими новыми друзьями, — не скрывая презрения, продолжала Анна. — С теми, которых ты прислал из Святой земли. С теми, что носят черный крест. С теми, что убивают без разбору, не щадят женщин и детей, невинных и благородных. Как низко ты пал, Стефен.
Он встал и медленно подошел к ней. И тут же как будто мурашки побежали у нее по коже. Стефен остановился за спиной. Она не повернулась.
Холодные, бесчувственные пальцы коснулись ее шеи. Губы, не знающие тепла любви, приникли к ее плечу.
Она отвернулась.
— Я твоя жена, Стефен, и потому буду заботиться о твоем здоровье и благополучии. Ради нашего сына. Я буду рядом с тобой, как того требует долг. Но знай — отныне ты никогда, никогда не прикоснешься ко мне. Я не позволю тебе этого. Ни в миг моей крайней слабости, ни в миг твоей крайней нужды. Я больше не позволю тебе осквернять мое тело.
Стефен усмехнулся и кивнул. Погладил ее по щеке, и она, дрожа, отшатнулась.
— Прекрасная речь. Поздравляю. Интересно, как долго ты ее репетировала?
Прежде чем Анна успела понять, что происходит, он сжал пальцы на ее горле. Боль пронзила все тело. Стефен приблизил к ней улыбающееся лицо.
Ей вдруг стало трудно дышать. Анна попыталась вскрикнуть, но воздуха в легких уже не осталось. Да и что толку? Кричи не кричи — никто не придет. Вопль боли и отчаяния сочтут знаком наслаждения. Пульс барабанным боем отдавался в ушах.
Он швырнул ее на землю и сам навалился сверху, продолжая сжимать ей горло большим и указательным пальцами. Его колено протиснулось между ее ног… раздвинуло их…
Анна увернулась от поцелуя, и слюнявые губы оставили мокрый след на шее. Он прижался к ней, словно хотел, чтобы она почувствовала страшную силу его желания.
— Ну же, моя смелая, моя решительная женушка, — прошептал Стефен. — Мы так давно не виделись. Неужели ты откажешь мне в том, чего я хочу?
Она попыталась выскользнуть из-под него, но силы были слишком неравные. Он рванул вниз платье, провел рукой по обнаженной спине.
Анна сглотнула тошнотворный комок. «Нет, нет, так не должно быть. Я поклялась, что никогда…»
И вдруг… Мерзкое сопение сменилось смехом, отчего ей стало еще хуже.
— Ты не так меня поняла, жена, — прошипел герцог ей в ухо. — Я имел в виду не то, что у тебя между ног… Мне нужна реликвия.