Мы часто слышим, что для личностного роста важно принимать себя. Любите себя такими, какие вы есть. Живите в мире с тем, кем вы являетесь на данный момент. Так мы принимаем не только себя, но и свою жизнь и в какой-то мере обретаем душевное равновесие.

Но одного из наших философов насторожил бы такой уровень самопринятия. Конфуцианский мыслитель Сюнь-цзы, родившийся в 310 году до н. э., не верил, что людям следует мириться с тем, кто они есть. Он утверждал, что нам нельзя беспечно принимать все, что кажется естественным.

Да, практически каждый побежал бы спасать ребенка из колодца. Однако Сюнь-цзы не хотел, чтобы мы забывали о менее альтруистичных порывах, которым поддаемся в повседневной жизни. Худшие из наших пристрастий и желаний тоже относятся к тому, что для нас естественно.

Мы вспыхиваем от ярости, когда в пробке кто-то сигналит, чтобы мы проезжали. Мы сплетничаем о злоключениях подруги, разбалтывая секреты, которые она нам доверила. По нескольку дней обижаемся на критику в свой адрес; просаживаем деньги в интернет-магазинах, чтобы заглушить тревогу. Представьте, если бы мы всегда позволяли проявляться своим худшим, нецивилизованным сторонам – если бы в каждый момент времени принимали свое «подлинное я»? Как писал Сюнь-цзы:

Человек по своей природе зол. Его добродетельность искусственна. Человек рождается с инстинктивным желанием наживы… Люди рождаются завистливыми и злобными… Поэтому, если полагаться лишь на природу и нрав человека, это неизбежно ведет к борьбе и конфликтам.

Убежденность в том, что «естественное лучше», Сюнь-цзы считал опасной. И не только в отношении человеческой природы. Философ говорил о наших представлениях о мире в целом.

Упорядочивание мира

Возьмем, к примеру, такую притчу, похожую на многие другие истории в жанре «как будто», рассказанные Сюнь-цзы:

В далекой древности дожди то шли, то не шли. Никто не знал, когда их ждать. Порой бывало холодно, порой жарко. В холод люди, не имевшие одежды, рисковали замерзнуть насмерть. Без дождей растения чахли. А когда приходили дожди, то родились ягоды и листья, которыми можно было питаться, но растения часто оказывались ядовитыми, и от них болели.

Постепенно люди начали находить закономерности в смене событий. Они научились предвидеть дожди и сухую погоду, холод и тепло. Стали разбираться, какие растения съедобные, а какие ядовитые. Взялись культивировать их. Люди сажали растения в соответствии с изменениями погоды, в которых распознали времена года. Все больше и больше земель расчищали они для посадки, одомашнивали животных, чтобы с их помощью распахивать почву, а тех зверей, которых приручить не могли, прогоняли.

В итоге то, что когда-то казалось непредсказуемым хаосом природных явлений, – дожди, ветер, холод, жара, полезная пища и яд – превратилось в гармоничную систему. То, что росло из земли, отвечало теперь высшему небесному порядку. Но это не произошло само собой. Люди освоили мир. Люди сделали так, чтобы разрозненные явления сложились в гармонический цикл.

Этот рассказ о возникновении земледелия напоминает нам, что мир, каким мы его знаем, сделан людьми. Они взяли природные элементы и переработали, перераспределили, приручили их, заставив служить человеческим нуждам.

Иными словами, люди структурировали мир. Сюнь-цзы говорит, что мы хоть и приходим в этот мир не по своей воле, но порядок в нем наводим сами:

Небо и Земля дали нам жизнь. Мы дали Небу и Земле порядок. Мы образуем триаду с Небом и Землей, являемся итогом тьмы вещей и отцом и матерью народа. Без нас Небо и Земля пребывали бы в беспорядке.

Философ полагал, что любое поклонение природе, будь то человеческая природа или природа вообще, любое принятие мира «таким, какой он есть» в основе своей ограниченно и деструктивно. Он предлагает задуматься, как изменилась бы наша жизнь, если бы мы осознали, до какой степени мир уже является творением наших рук. Если реальность, в которой мы живем, построена нами, мы не должны спрашивать себя, как найти в ней свое место. Мы должны задаваться вопросом, хорошие ли мы строители.

Век Сюнь-цзы

Сюнь-цзы, родившийся примерно на двести пятьдесят лет позже Конфуция, органично завершает наше исследование китайской философии, поскольку в его сочинениях идеи всех предшествующих мыслителей соединяются вместе.

Сюнь-цзы был почитаемым наставником и выдающимся мыслителем-конфуцианцем, жившим в конце периода Сражающихся царств. Исторические события эпохи во многом определили взгляды философа. К тому времени несколько царств обрели колоссальную военную мощь и влияние, и стало ясно, что, кто бы из них ни захватил верховную власть, установится порядок, при котором идеи Мэн-цзы будут неуместны.

Изменение политического климата сказывалось на интеллектуальной сфере. Наблюдая наставший разброд и нестроение, такие мыслители, как Сюнь-цзы, искали не только объединительной политической идеи, но и синтеза, который позволил бы взять из прошлого разрозненные нити философской мысли и сплести из них единое и гармоничное целое. Подобно тому как люди в притчах Сюнь-цзы упорядочивали мир, соединяя случайные природные явления в единое целое, сам он соединял незаурядные идеи и понятия трех предыдущих столетий.

По мере своего философского становления Сюнь-цзы убеждался, что мыслители прошлого в самом деле выдвигали ценнейшие концепции. Мэн-цзы, к примеру, – идею саморазвития, а Лао-цзы – ключевое представление о том, как объединить сущее, поистине эпохально. Но вместе с тем Сюнь-цзы утверждал, что у всех этих мыслителей были свои «слепые пятна»: каждый понимал что-то важное, но никто не видел общей картины.

Точнее, никто, кроме Конфуция. По мнению Сюнь-цзы, один лишь Конфуций понимал самую главную, основополагающую практику: практику ритуала, которая помогает человеку стать лучше.

Однако Сюнь-цзы нашел ей новое применение. Для Конфуция ритуал был средством построения миниатюрных моментов «как будто», позволяющих создавать в человеческих отношениях очаги порядка. Сюнь-цзы расширил это представление, предложив создавать не просто целые миры «как будто». Ритуал, полагал он, преобразует нашу природу тогда и только тогда, когда мы отдаем себе отчет в его искусственности. С этой меркой искусственности Сюнь-цзы призывал подходить к миру в целом. Тогда ритуал поможет нам сделать лучше не только себя, но и реальность, в которой мы живем.

О важности искусственного

В своих сочинениях Сюнь-цзы провел знаменитую аналогию между человеческой природой и кривым деревом, которое необходимо насильственно выпрямлять извне. Однако, в отличие от других исследователей этой темы (таких, как Иммануил Кант, столетия спустя заявивший, что человек «сделан из слишком кривого дерева, чтобы из него можно было выстругать что-либо совершенно прямое»), он верил, что кривое дерево человеческой природы можно выпрямить. Но для этого требуется «вэй», или «игра», породившая ритуал.

Причем играть нужно хорошо. Мы склонны не доверять всему искусственному и наигранному. Однако Сюнь-цзы наверняка напомнил бы нам, что ни одна из наших ипостасей не является врожденной. Даже в те минуты, когда мы кажемся себе естественными и «настоящими», быть таковыми – наш осознанный выбор, а значит, своего рода актерство. Сюнь-цзы не видит в искусственном ничего дурного – если только мы осознаем, что играем, и, следовательно, можем играть хорошо.

Притворство помогает нам обуздывать характер и эмоции. Маленький ребенок может закатить истерику, если он голоден, устал или никак не дотянется до любимой игрушки. Но взрослые контролируют себя лучше. Когда в конце рабочего дня коллега просит уделить ей десять минут, чтобы поговорить о возникших у нее проблемах с шефом, даже если мы не выспались, умираем с голоду и уже собрались уходить, мы не поддаемся «естественному» порыву и не выливаем ей на голову кофе с криком: «Ни за что!» Мы прибегаем к тактике «как будто». Говорим коллеге, что она вовсе нас не задерживает, что мы всегда рады с ней поговорить, и… помогая ей, ловим себя на мысли, что нам это нравится. Мы уже не жалеем, что потратили на нее время, и забываем о голоде и усталости. Уходя с работы на пятнадцать минут позже запланированного, мы чувствуем себя лучше, чем если бы повели себя «естественно» и так, как нам хотелось на самом деле.

То, что используется в том виде, в каком дано с рождения, называется человеческой природой. Та часть человеческой природы, которая… резонирует и отвечает спонтанно и без внешнего вмешательства, тоже называется человеческой природой. Симпатии, антипатии, счастье, гнев, печали и радости человеческой природы называются эмоциями.

Когда эмоции таковы и разум воздействует на них [при помощи «вэй»] и делает выбор, это называется мышлением. Когда разум мыслит и способен воздействовать на свои мысли [при помощи «вэй»] и пребывать в движении, это называют игрой.

Сюнь-цзы утверждал, что люди должны целенаправленно работать над собой, облагораживая и упорядочивая свои эмоции и порывы. Благодаря таким искусственным построениям, как ритуалы, мы можем упорядочить нашу природу, подобно тому как сельское хозяйство упорядочивает окружающий нас мир. Мы не впадаем в детскую истерику и, сдерживая импульсы, облекаем свою реакцию в более эффективную форму.

Но тут мы приходим к парадоксу. Если мудрецы были людьми и соответственно обладали злой человеческой природой, как они могли придумать ритуалы? Как они возвысились над сомнительными человеческими порывами и сумели сознательно вести себя лучше?

В очередной истории «как будто» Сюнь-цзы просит нас представить, как у мудрецов родились идеи, призванные помочь людям жить в согласии. Он проводит аналогию с ремеслом гончара:

Все нормы ритуала и долга появились как результат деятельности совершенномудрых. Так, гончар с помощью формочек изготавливает из глины гончарные изделия; в этом случае гончарные изделия представляют собой результат труда человека, а не его врожденных качеств… Совершенномудрые после долгих размышлений и изучения действий людей изменили свою природу и первыми обратились к «вэй»; после того как люди обратились к «вэй», родились ритуал и долг; после того как родились ритуал и долг, были выработаны законы. Таким образом, ритуал, долг, законы – все это результат деятельности совершенномудрых!

Может показаться, что Сюнь-цзы сравнивает появление социальных норм, законов и ритуалов с возникновением гончарного дела – два великих достижения человечества, открывшие ему новые горизонты. Но на самом деле философ проводит параллели между образованием человеческого общества и монотонной, пошаговой работой, которую проделывает начинающий гончар, чтобы сделать свой первый горшок. Сюнь-цзы заостряет внимание на том, что ритуал не возник сам по себе; это было осмысленное свершение. Мудрецы создавали ритуал подобно тому, как гончар учился делать посуду, работая с глиной, приноравливаясь к ней и представляя, какую форму она должна принять. Чтобы подобрать ключи к тайнам человеческих отношений и представить, какие модели «как будто» помогут людям уживаться вместе, мудрецы дополняли свою природу игрой и облагораживали свои чувства. Со временем они поняли, как создавать ритуалы, точно так же, как гончар научился лепить из глины посуду. По мнению Сюнь-цзы, расцветом человеческой культуры и общественных ритуалов мы обязаны не одному великому озарению, а ежедневному труду человека и его обращению к игре.

Человеческая природа – это основа, начало, материал и содержание; игра – это форма, принцип и источник изобилия. Без человеческой природы игра не находила бы себе применения. Но без игры человеческая природа не смогла бы стать прекраснее… Когда игра и человеческая природа объединяются, все в Поднебесной приходит в порядок.

Небо дарует нам природу, а человеческая деятельность облекает ее в форму. Прекрасным результатом этого совместного творения становится человечество, поднявшееся на немыслимый уровень.

Почему опасно думать, что мир должен быть естественным

Если ехать в повозке, запряженной лошадьми, ноги не станут от этого быстрее, однако можно преодолеть расстояние в тысячу ли. Если плыть в лодке, от этого не станешь лучше плавать, однако можно переплывать большие и малые реки. При рождении совершенный человек не отличается от других; он… просто умеет опираться на вещи .

Многие обеспокоены тем, как человеческая цивилизация влияет на Землю и ее климат. Мы спорим об этичности использования генетически модифицированных культур и стволовых клеток, настороженно относимся к употреблению фторированной воды и боимся, что из пластиковых упаковок в наш организм попадают токсины. Безуспешно пытаясь оторвать ребенка от экрана очередного электронного устройства, мы уже удивляемся, неужели когда-то детство проходило в играх на улице. У многих из нас под натиском научно-технического прогресса развивается склонность идеализировать природу. Нам хочется вернуться в эпоху, когда люди еще не портили все подряд своей кипучей деятельностью. И при теперешнем размахе информатизации и автоматизации общества это вполне объяснимо. Но всегда ли естественное лучше?

Как и следовало ожидать, Сюнь-цзы с этим не соглашался. В его время тоже ностальгировали по более естественной жизни. Но философу было что возразить против слепого почитания природы.

Сюнь-цзы считал нашу способность порождать искусственные миры благом. Ведь жизнь в ее естественном состоянии пронизана борьбой. Рыбы плавают, а птицы летают, и этим они в самом деле следуют Пути. Но среди рыб есть лососи, которые, перебарывая течение, возвращаются на нерест в те места, где родились сами. Среди птиц есть хищники, которые свирепо обрушиваются на маленьких испуганных животных. И эти существа тоже живут спонтанно и в согласии с природой. Если бы нас предоставили лишь нашей природе, мы вели бы такую же спонтанную жизнь. Но нам не следует стремиться к такой бесконечной спонтанности и бесконечной борьбе. Ведь в отличие от всех остальных живых существ мы способны строить миры, внутри которых можем перевоплощаться и выходить за рамки естественного состояния. Именно свойство разума отделять нас от остального мира является тем преимуществом, которому мы обязаны возникновением человеческой морали, ритуалов и всевозможных изобретений.

Стремясь к торжеству естественности, мы отказываемся от всего прекрасного, что могли бы создать в будущем, и – что особенно опасно – снимаем с себя ответственность за прошлое и настоящее. Сюнь-цзы хотел, чтобы мы обуздывали разум, но в то же время совершенствовали свою природу и стремились стать лучше как люди.

Помните притчу Чжуан-цзы о поваре Дине, который так хорошо научился находить в мясе пустоты и сочленения, что его нож порхал между ними и его никогда не надо было точить? Если Чжуан-цзы считал пустоты и сочленения природной данностью, то Сюнь-цзы возразил бы, что в этой ситуации вообще нет ничего естественного. Он напомнил бы нам, что вол, тушу которого разделывает повар, одомашнен, а нож сделан руками человека. Тот факт, что повар Дин работает мясником, сам по себе искусственен, поскольку эту профессию придумали люди. Весь этот сценарий социально обусловлен. Любое его развитие будет результатом человеческого вмешательства, и на это нужно обращать внимание в первую очередь. Мы осваиваем, упорядочиваем и структурируем природу. А то, как мы это делаем, зависит от того, каковы мы сами.

Нет ничего естественного

Притчей о возникновении человеческой цивилизации Сюнь-цзы напомнил нам, что люди продвигались вперед, когда брали «естественное» и делали его несравнимо лучше.

Упорядочивая мир, мы оставили позади эпоху, когда люди умирали от холода, потому что у них не было одежды; когда вынуждены были жить в пещерах и на деревьях, оттого что им больше негде было укрыться; и когда рыскали в поисках еды, порой находя съедобные ягоды, а порой погибая от ядовитых. Придумав одежду, дома и сельское хозяйство, мы освоили природный мир и изменили его к своей выгоде.

Конечно, у человеческого вмешательства могут быть опасные побочные эффекты. Однако Сюнь-цзы не считал это поводом отказываться от вмешательства. Он призывал помнить, что мы сами создаем мир, в котором живем, и учиться на своих ошибках, чтобы в будущем лучше вмешиваться, лучше изобретать и лучше творить.

Мы уже придали миру «форму и порядок». Какие-то из этих форм очевидны, другие не очень.

Приведем пример. Часто говорят о «естественных родах». Сторонники этой идеи обычно уверяют, что это роды, которые проходят, как задумано природой: без лекарственных препаратов, без вмешательства врачей, иногда даже за пределами больницы. Якобы именно так рожали, пока в дело не вмешалась медицина. При этом подразумевается, что естественные роды – благо и для матери, и для ребенка.

Но на самом деле то, что мы сегодня называем естественными родами, связано с целым рядом вмешательств. Одним из самых революционных является мытье рук акушером. Когда-то материнская смертность в первые дни после родов была очень высокой. В число основных причин входил послеродовой сепсис, вызванный антисанитарными условиями. Когда в середине девятнадцатого века австро-венгерский врач Игнац Земмельвейс обратил внимание, что в больнице роженицы умирают гораздо чаще женщин, рожающих дома (где, как мы сегодня знаем, организму попросту угрожает меньше чужих микробов), он затеял масштабное исследование, чтобы выяснить причину. Когда Земмельвейс пришел к выводу, что обработка рук антисептиком поможет резко снизить послеродовую смертность, его подняли на смех. (Один из коллег сказал: «Врачи – джентльмены, а у джентльменов всегда чистые руки».) В больнице, где работал Земмельвейс, к совету прислушались, и материнская смертность там снизилась на 90 процентов, но в остальных медицинских заведениях его рекомендации по большей части игнорировали. Затравленный критиками и сломленный недостатком веры в свою идею, Земмельвейс умер в психиатрической лечебнице в возрасте сорока семи лет. И только несколько десятилетий спустя, когда французский микробиолог Луи Пастер доказал существование микробов, мытье рук стало для врачей стандартной процедурой перед принятием родов.

Сегодня мытье рук считается вполне естественной и необходимой предосторожностью, но это человеческое изобретение, которое приживалось не один десяток лет. Сюнь-цзы напомнил бы нам, что необходимость в этом изобретении возникла из-за новой практики – больничных родов, которая, в свою очередь, стала ответом на такие изменения, как рост населения, но при этом подвергла женщин новой опасности: заражению чужими микробами. Любое новаторское решение порождает новые проблемы. Но это не значит, что нужно перечеркнуть новшество и вернуться в исходную точку. Сюнь-цзы посоветовал бы нам не останавливаться и новыми изобретениями решать проблемы старых.

Еще пример: мы боимся засилья генетически модифицированных культур и даже требуем, чтобы генетически модифицированные продукты маркировали специальными метками. Манипуляции с генетическим кодом вызывают страх, что люди заиграются в Бога и нарушат естественный порядок. Однако большинство продуктов, которыми мы питаемся сегодня, появилось в результате модификаций, происходивших в течение последних нескольких тысячелетий. Если вы не отправитесь в лесную чащу, скажем за грибами или дикими ягодами, вам будет нелегко найти продукт, в создании которого так или иначе не поучаствовал человек. Современная генетическая модификация просто позволяет изменять растения быстрее, чем мы это делали раньше.

Разумеется, не все генетически модифицированные продукты модифицированы хорошо. Однако Сюнь-цзы посоветовал бы нам не ставить во главу угла «натуральность» еды. Задаваться нужно другим вопросом: всегда ли мы правильно и разумно прибегаем к искусственности?

Наше романтическое отношение к природе проявляется в дискуссии о судьбе тропических лесов Амазонки. Мы встревожены – и не зря – темпами их вырубки. Но многие заостряют внимание не на самом факте уничтожения лесов, а на том, что человек посягнул на один из последних уголков Земли, сохранивших свою первозданность. На самом же деле археологические исследования убедительно доказывают, что тропические леса Амазонки по большей части являются результатом хозяйственной деятельности туземных народов. Прекратив уничтожение амазонской сельвы, мы не вернем ее к первозданному состоянию, а лишь сохраним памятник более древнему типу культивации. Споры об охране тропического леса очень важны, но они могут стать значительно конструктивнее, если мы снимем с повестки дня вопрос о «первозданности».

Мы создали мир, в котором живем, и можем выбирать, в каком направлении ему развиваться дальше. На такие темы, как охрана Амазонского бассейна, клонирование и генетически модифицированные продукты, трудно вести разумную дискуссию, когда все аргументы сводятся к противопоставлению естественного искусственному. Эти пустые споры мешают нам сосредоточиться на том, что действительно важно. Поклоняясь природе, мы отказываем человеку в праве преобразовывать окружающее пространство и закрываем глаза на то, что он приносит миру не только вред, но и пользу.

Если мы не видим положительных сторон человеческой деятельности, то сами связываем себе руки и лишаемся возможности разобраться в тонкостях таких вопросов, как исследования стволовых клеток или защита окружающей среды. Нужно просто спросить: хорошо ли мы это делаем? И, если нет, что мы можем улучшить?

Наряду с теми, кто идеализирует природу, есть фанаты новых технологий. Однако абсолютизация искусственного так же опасна, как и слепое преклонение перед естественным. Технический прогресс в самом деле порождает множество изобретений, которые делают нашу жизнь легче. Но Сюнь-цзы сказал бы, что представители обоих лагерей – те, кто боготворит технику, и те, кто ее демонизирует, – неправильно подходят к вопросу об искусственном. Важен не масштаб технических достижений, а то, как мы с ними уживаемся и правильно ли применяем.

В искусственном мире, который мы построили, много проблем. Но это не значит, что мы должны отказываться от возможности изменить его к лучшему. Следует разобраться с тем, что мы сделали, и тогда, вместо того чтобы плыть по течению, мы сможем сознательно выбрать свой дальнейший путь.

Выстраивание мира

Вода и огонь суть вместилища «ци», но не жизни. Трава и деревья наделены жизнью, но не знанием. Птицы и звери наделены знанием, но не должной справедливостью. Человек же наделен и «ци», и жизнью, и знанием, и еще должной справедливостью, поэтому он является наибольшей ценностью.

Сюнь-цзы полагал, что из всех созданий во вселенной только мы, люди, способны преступать грани возможного и делать свою жизнь лучше.

Говоря это, философ опирался на концепции своих предшественников. Но кроме того, в идеях Сюнь-цзы нашла отражение современная ему эпоха переломов, когда несколько сильных царств, выстроив грандиозные бюрократические институты, боролись друг с другом за право основать новую династию, которая объединила бы весь Китай.

В то время звучали требования осадить зарвавшиеся царства и восстановить прежний, более добродетельный порядок. Но Сюнь-цзы понимал, что возврата к прошлому нет и что новая династия будет разительно отличаться от предыдущих. Для него движение вперед не означало отказа от мощных политических институтов, несмотря на все их недостатки. Он считал, что работать нужно с тем, что есть. Люди должны освоить новые формы и направить их себе на благо: воспользоваться тем, что уже достигнуто, и построить государство с высоким уровнем социальной мобильности, в котором будет править образованная элита. По мнению Сюнь-цзы, подобная меритократия стала бы самой мудрой общественной системой из всех возможных.

Занимаясь философской систематизацией мира, Сюнь-цзы пересматривал наследие выдающихся мыслителей. Он соглашался с учением Лао-цзы о порождении миров, однако находил опасным порождение мира, который кажется естественным, но не является таковым. Представьте политического вождя, увлекающего своим гибельным видением толпы последователей. Вспомните Гитлера, породившего мир, который казался немцам таким естественным и привел к такой чудовищной катастрофе.

Высказанную во «Внутреннем совершенствовании» мысль о том, что человек должен постоянно работать над собой, Сюнь-цзы считал совершенно справедливой. Однако, культивируя в себе божественность, чтобы резонировать с окружающим миром, недолго и отрешиться от тех самых человеческих качеств, которые, по мнению Сюнь-цзы, позволяют нам создавать лучшие миры. Не стоит гнаться за безупречными духами. Нужно работать с тем сложным и неоднозначным материалом, из которого состоим мы, люди.

В широком историческом плане заслуга Сюнь-цзы в том, что он сумел протянуть связующую нить между ключевыми мыслителями двух столетий. Сегодня мы можем делать то же самое на уровне повседневной жизни: в каких-то ситуациях задумываться, как бы поступил на нашем месте Лао-цзы, в других вспоминать идеи Чжуан-цзы или Конфуция. Подобно Сюнь-цзы, мы можем ценить глубокие мысли всех философов, помня об ограничениях и слабых местах их концепций.

Мы постоянно творим себя и свою реальность; так можно ли применительно к нам или нашему миру говорить о «первозданности»? Только саморазвитие позволяет нам выходить за пределы того, чем мы себя считаем, и при этом оставаться людьми. Научившись творить мудро, мы будем открыты всем возможностям, которые есть в нашем распоряжении. Осознав, насколько окружающий мир уже является делом наших рук, мы сможем принять роль единственных созданий во вселенной, способных давать ему форму и порядок. Природа снаружи нас ничем не отличается от природы внутри: над ней нужно работать, ее нужно облагораживать и улучшать. Мы построили этот мир, поэтому мы можем его изменить.