Глава I

Багряный диск солнца, словно сорвавшись с небослона, упал за горные хребты, казалось, с явным слуху шипением озарив заснеженные вершины. Заря охватила добрую треть, если не половину неба и в ее свете четко выделялись бело-матовые громады гор. От последних в низине тянулись длинные в несколько верст тени, неохотно отползая к подножью. Свойственный Кавказу вечер не был долгим.

Северная русская ночь ложится на землю мягко, осмотрительно, словно давая странствующим путникам возможность обрести ночлег. Ее ватные сонные руки по-матерински принимают в свои объятия, утешая и убаюкивая. Ночная мгла влаственно заглушает все звуки и шумы, прерывает разговоры. Совершенно иное дело — южная кавказская ночь. Она не ложится, а будто падает на землю, покрывая все плотным непроглядно-черным одеялом.

— Русский офицер ехал на Кавказ по приказу батюшки — царя, — бубнил себе под нос коренастый ефрейтор-водитель, лихо крутящий «баранку» армейского «Урала». — Бравые усы, конь — хоть напоказ, и глаза отвагою горят… Пум-пу-ру-рум… Пум-пу-ру-рум… А на Кавказе служба не легка, хоть мы уже давно не юнкера… За честь и знамя русского полка, за русский дух, за русское ура.

Сидящий рядом с водителем старший лейтенант воздушно-десантных войск Аракчеев скосил взгляд влево и молча кивнул, тайком усмехнувшись самому себе. Одной рукой удерживая руль, щетинистый с седой проседью ямщик в заскорузлом заячьем тулупе, подпоясанном бечевкой, указывал плетью куда-то вперед.

— Но-о, залетныя! — прицокивая языком, вскрикивал он, будто и в самом деле подгонял спрятанных под капотом «Урала» двести-сорок лошадей.

Алексей Андреевич проследил в указанном направлении и глубоко вздохнул. Казалось, совсем рядом, в нескольких десятках метров тянулась чернеющая лесами громада горного хребта, увенчаная белоснежными шапками. Очертания вершин и причудливая, чуть искаженная зацепившимися свинцово-серыми курчавыми тучами воздушная линия притягивала взгляд старшего лейтенанта, как магнит. В глубоком иссине-черном небе торопливо рассыпались мириады ярких бриллиантов звезд.

Всматриваясь в дрожащую бесконечность ночного неба, мерцание звезд и величие горных хребтов, Алексею Андреевичу стало как-то не по себе. Он почувствовал себя той самой мелкой букашкой, торопящейся по своим делам с одной травинки на другую и затрачиваемой уйму часов на преодоление мизерного расстояния в человеческом понимании.

— Што, Ваш благородие? — лукаво усмехнулся ямщик. — Горы захватывают?

— Есть немного, — тихо признался комвзвода. — Красиво же…

— Привыкнете, товарищ старший лейтенант, — откровенно улыбнулся ефрейтор-водитель, поправляя сползшую на затылок шапку. — Еще надоест!

От разбитых осенними дождями, ветрами и тяжелой армейской техникой ухабов дороги кабину грузовика-семитонника раскачивало, как детскую люльку.

В то время, как одна рука Алексея Андреевича сжимала цевье автомата, другая крепко держалась за ввинченную в раму ручку. Но и это не сильно снижало амплетуду балансирования худощавого тела на стареньком потертом годами сиденье уральского тяжеловеса. От долгой дороги неумолимо клонило в сон и курчавая голова новоиспеченного комвзвода ВДВ то и дело больно билась о боковое стекло. Не спасал и сдвинутый на правую сторону мягкий подшлемник.

Неожиданно резко дорога повернула вправо и длинные руки фар воровато выхватили из ночной мглы очертания блокпоста.

— Приехали? — с откровенной надеждой в голосе спросил Аракчеев водителя.

— Никак нет, товарищ старший лейтенант, — с силой вдавливая педаль тормоза в пол по самую «плешку», отрицательно замотал головой водитель. — Это только пост дагестанской милиции… А до наших еще километра четыре.

«Урал» закряхтел тормозными колодками, заскользил по хлюпающей грязи и едва не сбил выскочивших навстречу даргинцев. Двое милиционеров ощетинились автоматами и пристально вглядывались в скрытую ночной мглой кабину грузовика. Их напряженные лица отчетливо виднелись в свете фар, в то время, как ни ефрейтора, ни старшего лейтенанта Аракчеева, ни уж тем более трясущегося в крытом кузове два десятка российских десантников им видно не было.

— Парол: щестнадцат! — без приветствия прокричал один из милиционеров.

— Атвэт: дэвят, — торопливо выполнив в уме незамысловатые вычисления системы паролей ответил водитель грузовика, в шутку придав голосу южный акцент, высунув нос в заранее приспущенное окно.

— Топорков, ты щто льи? — заметно подобревшим и чуть расслабленым голосом переспросил даргинец.

— Я, — расплываясь в улыбке, сверкнул кривыми желтыми зубами ефрейтор.

Не заглушая двигатель «Урала», он распахнул дверь и легко выскочил из кабины наружу, тотчас же утонув по щиколотку в липкой грязи. Недавно начавший моросить дождь влаственно впитывался в почву, превращая дорогу в жидкое мессиво.

Алексей Андреевич поправил сдвинутый ранее на правую сторону подшлемник, набросил поверх него капюшон плащ-палатки и с неохотой выбрался из скудной в удобствах кабины в осенную прохладу кавказской ночи. В то же время из крытого брезентом кузова посыпались в грязь томящиеся в нем десантники.

Кто-то тотчас же принялся раскуривать сигареты, по-привычке пряча тлеющих «светлячков» в ладони, как от дождя, так и от вездесущих чеченских снайперов. Кто-то здоровался по-мужски за руку с милиционерами, обменивался сигаретами и анекдотами.

Недавно прибывший по распределению на Кавказ старший лейтенант Аракчеев мысленно признался себе, что находится не «в своей тарелке», но и навязываться со своим общением как к даргинцам, так и к вверенным ему десантникам не собирался.

Он зашел за машину, прячась от рьяно пытающегося сорвать с него плащ-палатку ветра, и в ожидании пронырливого ефрейтора переминался с ноги на ногу. Мелкий беспрерывно моросящий дождь прогнал сон и Алексей Андреевич с интересом попытался осмотреть окрестности блокпоста, старательно вонзая взгляд в ночь. Не принося совершенно никаких результатов, это занятие быстро надоело.

Не смотря на разыгравшуюся непогоду Кавказ одаривал приятными ощущениями, будоражащими воображение и жажду приключений. От прохлады ночного дождя еще не остывшая земля парила косматым туманом. Старший лейтенант Аракчеев тайком, одними лишь уголками губ, улыбнулся сам себе. Давняя мечта уверенно становилась явью…

* * *

— …Коль не уродился ты, Алешка, девкой, стало быть должен носить военную форму, — любил заметить дед Алексея Андреевича, сам дослуживший до подполковничьих погон, правда, в войсках медицинской службы. — В противном случае, сочтут тебя таковой… Что есть позорно для нашей фамилии.

— Ну, не интересна мне твоя медицина. Крови на дух не переношу, — хныкал студент-первокурсник военно-медицинского института пограничних войск.

— Право выбора за тобой, внучек, — заговорщецки приложив ладонь справо от своих губ и перейдя на шепот, ответил Алексей Игоревич. — Ты только скажи деду чего хочешь, а я уж договорюсь с кем надо.

— ВДВ! — незадумываясь, выпалил тот.

Военврач придирчиво измерил внука пристальным взглядом и задумчиво почесал гладковыбритый подбородок. Ни в росте, ни в фигуре молодой человек не выделялся какими-либо особенными атлетическими данными. И если бы не вспыхнувшие огоньками азарта глаза, в которых, как в зеркале времен, Алексей Игоревич увидел самого себя — дед отговорил бы внука от безрезультатной мечты.

— Будь по-твоему, — усмехнулся он. — Но, смотри, Алешка, обратной дороги не будет…

— Угу, — расплываясь в самодовольной улыбке, кивнул головой тот. — То есть… так точно, товарищ подполковник!..

* * *

— …Курить хотите, товарищ старший лейтенант? — заботливо протягивая помятую пачку «Примы», спросил широкоплечий толстощекий сержант, отделившись от тесной группы солдат.

— Спасибо, не курю, — замотал головой тот, неохотно возвращаясь из сладких теплых воспоминаний в действительность промозглой кавказской ночи. — Никогда не научился…

— Здесь научитесь, — усмехнулся боец и сослуживцы без стеснения перед «зеленым» командиром поддержали замкомвзвода дружным смешком. — Кавказ заставит… Кавказ научит!

Аракчеев скромно пожал плечами и криво улыбнулся. Слово Кавказ не пугало старшего лейтенанта, хотя и несло в себе некоторую тревожную неизвестность. От шести сложенных воедино букв, описывающих границы этого южного региона, веяло порохом, отважными подвигами и прокопченной мужской суровостью. Сюда, на Кавказ, из покон веков стремились в поисках приключений и новых ощущений бравые русские офицеры. Здесь складывалась не малая доля российской истории. Над горами витала с любовью воспетая такими русскими писателями, как Пушкин, Лермонтов, Толстой, щедрая дань к этой дикой, своенравной земле.

Всем своим естеством Аракчеев ощущал дыхание Кавказа, представляющегося ему каким-то единым живым существом, аксакалом с косматой нечесанной гривой, выбивающейся из-под лохматой белоснежной бараньей шапки, с глубокими старческими морщинами на мудром седобородом челе, с надменным остро-хищным взглядом черных чуть прищуренных глаз, в широкоплечей бурке, из-за полы которой предупреждающе выглядывает витьеватая рукоятка острого изогнутого полумесяцем ятагана.

Скромно улыбаясь самому себе, командир взвода ВДВ позволял разуму наполняться сказочными мечтами о новых интересных встречах с бравыми российскими господами-офицерами в раскошных старорусских мундирах с медными в чешуйках эполетами на плечах. Излучающие вышкаленную годами армейскую суровость, бесприкословную любовь к Родине и самоотверженное стремление к улучшению ее блага офицеры встречали ли молодого командира молчаливым учтивым кивком, пожимали ли ему руки, откровенно принимая Алексея Андреевича в свои ряды.

И вот уже совсем скоро, наравне с верноподдаными Царю и Отечеству драгунами Аракчеев мчался верхом на настоящем, свойственном только Кавказу маштаке. Именно эта неприхотливая порода степных лошадей из покон веков служила в драгунских полках Кавказской каваллерийской дивизии. Плохо приспособленная к манежным перестроениям и эволюциям, неказистая на первый взгляд порода прекрасно зарекомендовала себя в условиях трудной горной аванпостной и караульной службы, став верным боевым добронравным другом Российским драгунам. В отличии от перекормленных, малоподвижных и рослых лошадей, маштаки с легкостью переносили все тяготы и лишения армейской жизни — внезапные атаки на полном карьере, погони, долгие переходы по горным тропам, скудное и часто нерегулярное кормление. И, конечно же, именно маштак, невысокий, поджарый, сверхподвижный и выносливый, стремительно нес своего бравого наездника по раскинувшейся между многовековых гор степи, преследуя злостного неприятеля. С необычайной храбростью и удивляющей всех силой Аракчеев рубился на саблях, покоряя бесчисленные полчища горцев. А вечером, скромно потупив взгляд, принимал похвалы высшего начальства, ордена и медали. И уже через год, а может быть и раньше сам Император принимал Алексея Андреевича в петербургском Зимнем Дворце или в московском Кремле и торжественно вручал ему золотую саблю с именной памятной гравировкой под царским вензелем.

Но не только мечты о военных заслугах наполняли голову старшего лейтенанта, мокнущего под моросящим над дагестанским милицейским блокпостом ночным дождем. Другая, совершенно отличная от армейской службы, но также неприменно касающаяся Кавказа мечта ласкала молодое сердце. Мечта о женщине.

Настоящая кавказская женщина, дитя гор, представлялась Аракчееву малообразованной, дикой и грубой, но прелестной своей стройной статью, грациозностью лани, с длинной угольно-черной косой и покорными глубокими, как лесные озерца глазами. Они встретятся где-нибудь высоко в горах, на пороге уединенной от шумного аула сакле. Она преподнесет ему глиняный кувшин с парным козьим молоком. Он же, смертельно уставший, в дорожной пыли, крови и славе, спешится со своего маштака и будет долго пить молоко, искоса поглядывая на прелестное создание, скромно переминающееся с ноги на ногу в паре шагов от него. Потом, конечно же, будут страстные поцелуи, нежность горячего тела, сладкий голос и покорность рабыни. По окончанию службы он заберет ее с собой в Россию и познакомит с родителями. Они будут жить в большом белокаменном доме на берегу Волги и долгими зимними вечерами он будет воспитывать ее, обучать светской жизни. Она же с молчаливой благодарностью быстро усвоит все необходимые знания и уже совсем скоро сможет сама читать ему произведения французской литературы в оригиналах, и свободно общаться на званных обедах и прочих торжествах, тем не менее не теряя своей дикой прелести, превосходящей и тем самым отличной от всех этих гламурных светских львиц.

— Ваше благородие, — совершенно отчетливо послышалось едва ли не над самым ухом старшего лейтенанта. — …Я извиняюсь, позвольте полюбопытствовать-с…

Аракчеев невольно вздрогнул и обернулся на голос. В паре-тройке шагов от него стоял высокий широкоплечий молодой человек, еще не взрослый мужчина, но уже и не желторотый юнец. Его правое плечо скрывала черная бурка, едва ли не касаясь подолом земли; голову увенчивала лохматая баранья шапка. Но он не был горцем, уроженцем Кавказа. На левом плече старорусского мундира сиял медной чешуей драгунский эполет, с бедра свисал палаш, а из-под папахи выбивался русый чуб.

Алексей Андреевич сконфуженно опустил глаза: высокие драгунские ботфорты незнакомца тонули в хлюпающей грязи. Он не был тем столичным денди, щеголяющим в высокoй кивере, белых лосинах и до зеркального блеска начищенных ботфортах, образ которого можно найти на старинных гравюрах в учебниках истории. Смуглое, обветренное волевое лицо «украшал» багряный шрам, перечеркнувший левую щеку от глаза до подбородка. Старший лейтенант снова поднял взгляд и пристально с немым вопросом в глазах уставился в смеющееся лицо молодого драгунскoгоo унтер-офицера. Последний игриво подмигнул.

В ту же секунду изменивший свое направление ветер обогнул урчащий грузовик и бессовестно плеснул в лицо Алексея Андреевича щедрую порцию холодной влаги. Аракчеев поежился, отер лицо ладонью и поглубже спрятал голову в плечи.

— Товарищ старший лейтенант, — тот же голос послышался снова, но на этот раз на месте драгуна стоял обычный российский сержант.

Под тяжелым бронежилетом, через щегольски расстегнутый ворот бушлата виднелась тельняжка — гордость каждого десантника; из многочисленых карманов «разгрузки» торчали дополнительные магазины для АКМ; высокие берцы с налипшей на них грязью утопали в мутной луже; крепкие мускулистые руки расслабленно лежали на свисающем с бычьей шеи автомате. Боец явно желал вытянуть командира на беседу.

— Разреши-те полюбопытствовать, — с откровенной, даже добродушной улыбкой на искаженном багряным шрамом лице обратился сержант. — Чего это у Вас за ремнем? Кинжал что ли?

Мельком взглянув на торчащую из-за отворота плащ-палатки рукоятку старинного кавказского оружия, Аракчеев смущенно пожал плечами. Недавнее видение в образе кирасирского драгуна неохотно медленно покидало память, возвращая Алексея Андреевича к реальности.

— Ну… Во-первых, это не кинжал, а ятаган, — учтиво кивая, уточнил он. — У кинжала клинок прямой, а у ятагана — изогнутый, на подобии полумесяца… Во-вторых…

— Вы, товарищ старший лейтенант, его в Пятигорске преобрели? — сержант небрежно перебил Аракчеева, легко и быстро увлекаемого излюбленными темами, если разговор касался таковых.

— Так точно, в Пятигорске, на рынке, — улыбнулся Аракчеев и, гордливо распрямив узкие плечи, бережно погладил узорчатую рукоятку ладонью.

Сознание незамедлительно выдернуло из закрамов памяти Пятигорский рынок. Просторные, подобно самолетным, ангары, многочисленные прилавки, разноцветные палатки чередовались с компактными шашлычными, чебуречными и чайными. Яркие фруктовые прилавки сменялись приторными медовыми, те в свою очередь молочными, далее ореховыми, пряничными, конфетными. Перетекая на другую сторону торговых рядов, подставляли деревянные спины под мясные горы, колбасные батареи, рыбные косяки — настоящий кавказский базар.

Без стеснения вылупившись завороженным взглядом во все это великолепие, Алексей Андреевич неторопливо шел между рядов, кое-где останавливался, пробуя то чучхелу, то люля-кебаб, то шаурму, то чебурек.

— Че к нам приехал? Че на наших девок смотришь? Че водку пьешь? — перебивая друг друга, говорили молчаливые взгляды щетинистых кавказских лиц, встречаясь с улыбающимися глазами молодого офицера.

Сержант глубоко затянулся сигаретным дымом и шагнул ближе к Алексею Андреевичу, зачем-то перейдя на шепот.

— Товарищ старший лейтенант, — сказал он, в добавок к шепоту прикрываясь ладонью с тлеющей в ней сигаретой. — Выбросьте, бога ради… А то засмеют.

— Как это «выбросить»? — возмущенно, но неумело лязгнул стальными нотками офицерского голоса Аракчеев, но в следующую минуту заметил лукавую искорку в глазах солдата и сконфуженно тихо переспросил. — Подделка?

Ничего не ответив, верзила-сержант одной рукой резко выдернул из плотно прикрепленных на его бедре ножен увесистый трофейный стиллет с припаяным к рукоятке кастетом, в то время как вторую руку протянул командиру раскрытой вверх ладонью.

Алексей Адреевич вынул свой ятаган из-за ремня и отдал бойцу. Тот в свою очередь достал клинок из расписных замысловатым кавказским рисунком ножен, ловко пожанглировал им и вдруг резко ударил по лезвию ятагана своим стиллетом. От соприкосновения обоих оружий по ушам больно хлестнул неприятный металлический звон.

— Ну вот, как-то так, — пожал могучими плечами десантник, возвращая ятаган старшему лейтенанту.

Опустив глаза на блестящий изящный клинок, Алексей Андреевич глубоко вздохнул и расстроенно выдохнул. Глубокая щербина исказила некогда идеальное лезвие кавказского сувенира.

— А ведь убеждал, что настоящий, — тихо пробубнил себе под нос Аракчеев, вспоминая торг с рыночным продавцом. — Говорил, что всякому русскому офицеру положенно такой иметь…

— Да не расстраивайтесь Вы так, товарищ старший лейтенант, — панибратски прихлопнув по плечу командира, утешительно улыбнулся боец. — В любой станице, тут, на Кавказе, еще приобретете настоящий кинжал… Барыга Вам верно сказал, издавно русские офицеры на Кавказе первым делом кинжалом обзаводились и папахой. Не гоже и нам традиций нарушать!

— Папахой? — подняв на сержанта все еще полные грусти о потерянном сувенире глаза, тихо переспросил старший лейтенант.

Тот вопросительно заглянул в командирские глаза и пренебрежительно сплюнул сквозь зубы себе под ноги. Отправив окурок в лужу и развернувшись так, что укрыл Алексея Андреевича от посторонних взглядов толпившихся тутже солдат, сержант-десантник тихо с некими нотками заговора переспросил:

— Вы и папаху купили, товарищ старший лейтенант?

— Ага, — без прежней офицерской напыщенности, также тихо ответил тот, виновато пряча глаза. — Взглянешь?

Сержант молча кивнул. Мужчины обошли грузовик и Аракчеев открыл дверцу кабины, тотчас же достав из-под сидения лохматую шапку. Он передал ее в руки «специалиста» и тот долго крутил папаху перед носом, гладил лохматые бараньи кудряшки, встряхивал и снова подносил к глазам. Наконец он отдал кавказскую шапку законному владельцу и расплылся в широкой откровенной улыбке.

— А вот тут Вас, товарищ старший лейтенант, не обманули, — сказал десантник.

— Что, правда, хорошая? — недоверчиво переспросил старший лейтенант.

— Да, Вы, сами смотрите, — утвердительно кивнул боец. — Шерсть длинная, цвет ровный, свалявшихся клочьев нет…

— А если бы были? — старательно рассматривая папаху, спросил Аракчеев.

— А если бы были, — раскуривая очередную сигарету, процедил сквозь зубы десантник. — Как есть, дохлого барана драли… К тому же, больного.

Алексей Адреевич невольно вздрогнул. Ему искренне хотелось верить, что сержант не обманывает его и не насмехается. Но в душу уже закралось кисловатое ощущение от недавнего обмана, к тому же хорошо развитое воображение настолько реально представило дохлого барана, что рукам незамедлительно захотелось отбросить шапку прочь.

— Да, Вы, носите ее, товарищ старший лейтенант. Не стесняйтесь, — снова улыбнулся сержант. — А если кто усомнится или скажет Вам чего обидного на счет шапки, так Вы ко мне посылайте… Уж Вадя Греков кому хошь, че хошь докажет!

В подтверждение вышесказанного боец крепко прихлопнул кулачищем себе в грудь и снова расплылся в откровенной улыбке.

— Кстати, меня Вадимом зовут, — протягивая ладонь для рукопожатия, представился десантник.

— Алексей, — сжимая предложенную руку, ответил Аракчеев, но тутже немного подумав, решил все же подчеркнуть соблюдение субординации. — Алексей Андреевич…

— Мой предок… лет двести назад… тут, на Кавказе, комендантом в Грозной был. Генерал-майор! — гордясь своими корнями, солдат многозначительно поднял указательный палец в плачущее мелким дождиком небо, а затем похлопал по неуместно смотрящимся на широком плече суконного драгунского мундира сержантским лычкам.

— В Грозном? — заинтересованно переспросил офицер.

— Ни кaк нет, Ваше благородие, — отмахнулся рукой Греков. — Тогда это еще не город был, а всего лишь крепость… Гроз-на-я! Ну да, пойдемте что ли… Вон уж Топорков извелся весь.

Алексей Андреевич неохотно отвел взгляд в сторону и действительно заметил встревоженно рыскающего глазами ефрейтора-ямщикa.

— Товарищ старший лейтенант, вот Вы где, — всплеснул руками тот, подбегая к Аракчееву на неуклюже разъезжающихся по скользкой грязи ногах.

— Можем ехать дальше? — спросил тот.

— Неa, не сегодня, — отрицательно замотал головой водитель. — Дороги дальше совсем нет, размылася. Да и опасно в ночи тут ездить.

— А как же нам быть? — вопросительно приподняв брови, переспросил старший лейтенант.

— Ну, я не знаю, товарищ старший лейтенант, — пожал плечами Топорков, краем глаз поглядывая на сержанта.

— Может мы можем здесь переночевать? Можно нам как-нибудь с милиционерами этими дагестанскими о ночлеге договориться?

Ефрейтор Топорков и сержант Греков быстро переглянулись. Оба поняли друг друга без лишних слов: командир совсем «зеленый», от «мы» говорит, будто решение принимать должен не он, а весь порученный ему взвод коллегиально. На лицах обоих солдат мелькнула легкая усмешка, мол, ничего, научится; шишек на свою желторотую голову набьет и научится; еще покажет себя настоящим офицером-командиром, если только раньше, по глупости, пулю не поймает. Немой беседы старослужащих бойцов Алексей Андреевич естественным образом не заметил.

— Договориться, конечно, можно, — усмехнулся Топорков. — Пойду что ли попробую.

— Давай уже, Топор, — Вадим крепко прихлопнул водителя по плечу ладонью. — Попробуй, очень попробуй!

— Давай, Топорков, — старательно напустив на себя офицерскую напыщенность, отдал распоряжение Аракчеев. — Как договоришься, доложи мне лично.

От внезапной важности мало чем отличающегося по возрасту от своих подчиненных старшего лейтенанта, ефрейтор не удержался и тихо подавился смешком, но тутже осекся, заметив огромный, тяжелый, устрашающе-маячащий из-за плеча командира кулак сержанта Грекова. Топорков вытянулся по стойке смирно, отдал честь и бегом бросился в темноту. Алексей Андреевич проводил его взглядом и обернулся к Вадиму. Последний скромно пожал могучими плечами и молча улыбнулся, а про себя подумал:

— «Эх, зелень, у тебя же на лице все твои мысли видно!»

— А как же завтра? — задумчиво пробормотал комвзвода, то ли для себя самого, то ли взывая к помощи опытного десантника. — Может дорога к утру подсохнет, а?

— Не думаю, товарищ старший лейтенант, — отрицательно замотал головой Вадим. — Зная Топорковa, он не только о ночлежке позаботится, но и с таксистами договорится, лишь бы самому с нами не тащиться, да побыстрей в свою автороту вернуться… Словом договориться, не извольте беспокоиться… Подкинут!

— С кем? — удивленно переспросил Аракчеев. — На чем подкинут?!

Заметив откровенно недопонимающее выражение лица командира, Греков ухмыльнулся, но от дальнейших шуток отказался.

— Топорков на «Урале» от поста обратно поедет, — пояснил сержант. — А утром даги на своей «бэхе» до наших подбросят. Я уж договорюсь…Пойдемте, Ваше благородие, поужинаем-с…

Мужчины обошли грузовик и, старательно ловя свои тела на каждом шагу в липкой и в то же время неимоверно скользкой грязи, направились к зловещему, почти звериному урчанию, доносившемуся из темноты. Сержант Греков на ходу махнул рукой остальным бойцам и те потянулись вслед за ними.

Акульей мордой из темноты выплыл тяжелый БМП, уставившись дулами пушки и пулемета едва ли не в лоб ночных гостей. Сразу за ним, как за охранным цепным псом, ютилось некое ветхое на вид, одноэтажное зданьице, лишенное всяких представлений об архитектуре. Сквозь узкие окошки, вытянутые вверх на подобие крепостных бойниц, струился тусклый мерцающий свет по всей видимости керосиновых ламп.

Милиционеры любезно распахнули скрипучую дверь, пропуская гостей внутрь. Даже невысокому старшему лейтенанту пришлось пригнуться, чтобы на входе не зацепить головой верхнюю балку дверного косяка. А уж крепкие широкоплечие десантники тем более с трудом просунулись следом. Однако внутри помещение заметно преображалось, поспешно набирая недостaющие баллы.

Серые снаружи стены оказались щербатыми, но старательно выбеленными изнутри. В центре возвышался длинный сколоченный из неотесанных досок стол, вдоль него по обе стороны тянулись такие же лавки. Само же помещение загадочно уходило куда-то далеко вглубь. Присмотревшись, Алексей Андреевич ухмыльнулся своей догадке: не имея задней стены, зданьице прижималось к скале и ее «нутро» продолжалось в скрытой полумраком пещере. Там же буквой «П» располагались застеленные выцвевшими и изрядно потрепанными коврами тапчаны. Обогнув переминающегося с ноги на ногу при входе командира взвода, бойцы беспринципно торопливо устремились выбирать себе спальные места.

— Присаживайтесь, товарищ старший лейтенант, — любезно похлопывая по дощатой лавке ладонью и одновременно ослабив ремни бронежилета и расстегивая бушлат, Греков позвал Аракчеева к себе. — Поужинаем.

Прислонив автомат с краю стола, Алексей Андреевич утверительно кивнул, скинул с плеч плащ-палатку и расстегнул бушлат. В страшненьком помещении было тепло и от того довольно уютно.

Присев напротив заботливого сержанта, старший лейтенант почувствовал некоторое неудобство: злосчастный ятаган по-прежнему торчал из-за ремня и теперь упрямо уперался рукояткой под ребра. Мельком взглянув на Вадима, Аракчеев стыдливо опустил глаза, осторожно вынул ножны из-за ремня и отложил ятаган на лавку подальше от себя. Блескнувшая на лице Грекова ухмылка подтвердила опасения комвзвода — его действия не остались незамеченными. На щеках молодого командира загорелся багряным светом откровенный румянец.

— Да не расстраивайтесь Вы так, товарищ старший лейтенант, — Вадим первым нарушил затянувшуюся пыточную паузу. — Найдете Вы еще свой кинжал… А пока…

Он запустил руки под стол, несколько секунд повозился там, будто расстегивая что-то непослушное и наконец достал и положил перед Аракчеевым свои набедренные ножны с торчащей из них тяжелой рукояткой чеченского стиллета.

— А пока вот Вам, Алексей Андреевич, — улыбнулся десантник. — Берите. Подарок от всего нашего взвода!..Это трофейный стиллет. Очень удобная в умелом использовании штука.

— Нет, что ты, Вадим, — замахал и руками, и головой тот, отказываясь от подарка.

— Берите, товарищ старший лейтенант! — добавив в голосе строгой убежденности, возразил Греков. — Без хорошего ножа на Кавказе нельзя…

— А ты как же? — напрочь забыв о какой-либо субординации, совершенно по-дружески переспросил Аракчеев, все же не решаясь забрать стиллет со стола.

— За меня не волнуйтесь, я позже другим обзаведусь, — лукаво прищурив глаза, ответил тот. — Быстрее, чем Вы…

— Спасибо, — тихо произнес старший лейтенант и бережно подтянул оружие ближе к себе.

Наскоро расправившись с незамысловатым ужином, Алексей Андреевич немногословно поблагодарил десантника и откинулся спиной к стене. Свободного места на тапчанах уже не было, а глаза закрывались сами собой. Вадим прибрал со стола остатки пиршества и, набросив на плечи снятый ранее бушлат, вышел на перекур. Под мирный храп одних бойцов и приглушенные разговоры других, старший лейтенант провалился в глубокий беззаботный сон…

 

Глава II

Под возникший грохот армейских берцев о досчатый пол, улюлюкание и смех Алексей Андреевич бодро открыл глаза и сладко зевнул. Обнаружив себя проспавшим всю ночь в положении сидя, Аракчеев натужно потянулся, с хрустом «разламывая» оттекшие за недолгую ночь мышцы. Тем не менее он признался себе, что выспался сполна и находится в совершенно бодром состоянии духа. К сожалению ни на умывание, ни на завтрак времени не оставалось. Милицейский БМП сердито урчал в нескольких шагах от «ночлега», готовый отвести ночных гостей до места их дислокации.

Едва старший лейтенант переступил порог, как яркий солнечный свет уверенно восходящего солнца ослепил его. Зажмурившись и протерев глаза кулаками, Алексей Андреевич зашагал к даргинскому «такси», в прожорливое брюхо и на броню которого уже рассаживались бойцы.

Открывшаяся Аракчееву панорама завораживала. От разыгравшейся накануне ночью непогоды не осталось и следа, не считая все еще хлюпающей под ногами, но уже подсыхающей грязи. Теплый ласковый ветерок наполнял свежий бодрящий воздух благоуханием трав и дубовых рощ, темнеющих в полукилометре назад по дороге. В свете солнца еще по-летнему зеленые дубравы искрились осторожными золотыми мазками осени. В ясном безоблачном небе гордо парил величественный хозяин Кавказа. Грациозен, царственен, раскинув крылья на несколько аршин, орел буквально обнимал воздух, лежал на нем, качался. Мягкий сладкий аромат полевых трав беззаботно витал в воздухе, ласкающий и насыщенно наполняющий обоняние.

— Давайте к нам, товарищ старший лейтенант, — прокричали сразу несколько голосов, с улыбками на лицах махая Аракчееву руками. — Окрестности посмотрите!.. Страшная красота!

Комвзвода улыбнулся им в ответ и неуклюже вскарабкался на броню, устроившись на башне, около пушки. По-детски увлеченным взглядом oн осматривал окрестности дагестанского милицейского поста, подернутые золотом дубравы, захватывающие дух горные ландшафты и прозрачно-голубое бездонное небо с ярким огненным диском величественного светила.

Скользя глазами по всей этой диковенной красоте Кавказа, Алексей Андреевич опустил глаза и носком правого ботинка попытался отколоть прилипший к левому комок грязи. Случайно скосив взгляд в сторону, старший лейтенант невольно вздрогнул. На броне БМП, рядом с его собственными ногами стояли ноги сидящего рядом сержанта. Но в отличии от испачканных в грязи армейских берц, соседствующая пара отличалась заостренными, сапогами с вытянутыми, чуть изогнутыми вверх носами и высоким каблуком. Воровато скользнув вверх по голенищу сапог, последние сомнения Аракчеева мгновенно развеялись — сержант был обут в высокие драгунские ботфорты. Выше, между колен, поддерживаемый крепкой лапищей за витьеватый эфес, лучисто поблескивал обнаженным клинком кирасирский палаш. Шумно сглотнув слюну, Алексей Андреевич поднял глаза выше. Лежащие на коленях мускулистые руки уходили в широкие в косую сажень плечи, но не физически хорошосложенная стать сержанта вызывала восхищение молодого офицера. Старорусский черный, как смоль, с огненно-красным высоким воротничком драгунский мундир не менее ярко, чем обнаженный клинок палаша, сверкал медной чешуей эполет. Совсем по-гусарски Греков закрутил уголос левого уса и взъерошил выглядывающий из-под мохнатой папахи русый чуб. Не сержант воздушно-десантных войск Российской армии, но драгунский каваллерист смотрел на застывшего в оцепенении Аракчеева с лукавой улыбкой.

— Нравится, Ваше благородие? — спросил он.

— Что, прости? — переспросил Аракчеев, с трудом шевеля онемевшим в иссохшим рту языком.

— Оружие, естественно, господин подпоручик… Нравится, спрашиваю-с?

Алексей Андреевич медленно опустил глаза, уставившись на игриво прокручиваемый между ног Грекова палаш. Клинок снова поймал очередной луч света и режущим рикошетом ослепил старшего лейтенанта. Последний зажмурился и дернул головой в сторону.

— Простите, товарищ старший лейтенант, — поспешил извиниться Вадим. — Я не нарочно…

Утерев моментально брызнувшие из глаз слезы кулаком, Аракчеев захлопал ресницами и только потом открыл глаза. Палаш исчез. Вместо него на том же месте, между колен драгунского унтер-офицера, уперевшись прикладом в броню БМП, а дулом в небо, торчал автомат Калашникова.

— Нравится, товарищ старший лейтенант? — снова спросил сержант Греков, похлопывая рукой по сложенным «валетом» и перетянутым изолентой рожкам. — Я сам придумал… В бою еффективнее! Да и время экономит.

Все еще не в состоянии избавиться от недавнего видения, Алексей Андреевич пристально уставился на автоматный магазин.

— Достал два магазина от ручного пулемета, — тем временем продолжал хвастать Вадим. — Емкостью они на пятнадцать патронов больше, чем автоматные… в каждом по сорок пять штук помещается. Девяносто патронов постоянно под рукой, не красота ли, товарищ старший лейтенант, а?

— Угу, — утвердительно кивнул Аракчеев.

— Жаль только, что автомат калибра пять сорок пять, а не семь шестьдесят два, как раньше. У пять сорок пять большой рикошет и пуля «гуляет», а семь шестьдесят два как приложил, так уж приложил!

Старший лейтенант криво ухмыльнулся, тайком переводя взгляд то на оружие в руках сержанта, то на расстегнутый на груди бушлат с выглядывающей из-под него тельняжкой, то на замызганные грязью стоптанные берцы, то на закрученный к самой макушке подшлемник, напоминающий детскую шапочку-панаму. Ни драгунского мундира со сверкающими эполетами, ни ботфорт, ни папахи на Грекове больше не было. От диковенного образа-видения, во второй раз мелькнувшего перед глазами Алексея Андреевича не осталось ничего, кроме багряного через всю щеку шрама на лице сержанта.

— Бытует такая байка, товарищ старший лейтенант, — чуть наклонившись ближе к уху Аракчеева, сказал Вадим. — Якобы америкосы во время войны во Вьетнаме пожаловались своим оружейникам, что от их эмки много раненых, но мало убитых… Так, впрочем, и с нашим АКМ… Вот и приехали оружейники к своим войскам на поле боя… Поглядели-посмотрели и прямо на месте начали эксперименты — рассверливали на острие пули отверстие и в него впаивали иголку. От этих операций центр пули смещался и она, хоть и становилась менее устойчива при полете и давала больше рикошета, чем прежняя, но при попадании в человека наворачивала на себя чуть ли не все его кишки. Меньше ранений стало у противника, больше смертельных исходов.

Старший лейтенант почувствовал, как к его горлу подступил острый горький комок. Подсознание, как обычно, живо и красочно представило корчащихся в болотной грязи непролазных Вьетнамских джунглей раненных солдат армии не важно какой страны. Огромная, размером с асфальтоукладчик, пуля подминала под себя несчастных, наворачивая их тела на шипованный вал.

— Наши ничего оригинальнее не нашли, как пойти вслед за америкосами, и в Афгане заменили Калаши калибра семь шестьдесят два на пять сорок пятый. Может, кому он и нравится, но только не мне.

— Хватит, — сдавленно взвизгнул Аракчеев, прижимая кулак к губам.

Вадим умолк, a Алексей Андреевич глубоко вздохнул, наполняя легкие свежим утренним воздухом. Приступ тошноты прошел сам по себе. Снова обернувшись лицом к сержанту, старший лейтенант сердито нахмурил брови и сказал:

— Хватит разговоры разговаривать… Почему не едем? Нас уже давно на блокпосту ждут…

Вадим одобрительно оттопырил из сжатого кулака большой палец и подмигнул, а затем громыхнул увесистым кулаком по броне, мол, поехали.

БМП дернулась и стремительно нырнула под едва успевший взметнуться вверх шлагбаум задней калитки. От неожиданности начавшегося движения Алексей Андреевич чуть было не слетел с брони на землю. Он в последную секунду цепко ухватился за дуло пушки, к тому же почувствал крепко сжимающую ворот его бушлата руку сержанта Грекова. Глаза мужчин встретились и десантник молча кивнул:

— «Ничего, командир, с кем не бывает… привыкнешь!» — прочитал старший лейтенант в глазах сержанта, час от часу становившегося невольным ангелом-хранителем молодого «зеленого» офицера.

Аракчееву стало стыдно. Подсознание никак не желало смириться с мыслью, что у него появился «усатый нянька». Вся сущность Алексея Андреевича, все его нутро с закипающей в жилах кровью неумолимо желало поскорее доказать всем, что и он не лыком сшит. Накаркал ли, стечение ли обстоятельств, но мысль материализовалась еще раньше, чем старший лейтенант нашел более-менее удобную позицию на совершенно неудобной броне.

Ныряя длинной акульей мордой, БМП уверенно шла по дороге, прижавшейся к серой скале. Пост дагестанской милиции давно скрылся далеко позади, за бесконечными поворотами петляющей дороги. С умиленным наслаждением подставив лицо теплым лучам осеннего солнца, Алексей Андреевич с интересом рассматривал природу Кавказа, но из-за протянувшейся на километры вперед скалистой гряды, Аракчеев развернулся всем корпусом, оставив скучные серые камни за спиной.

— Любуемся пейзажем-с, господин подпоручик? — спросил драгунский унтер-офицер, лукаво подмигнув командиру взвода.

Последний утвердительно кивнул и молча улыбнулся. Рассевшиеся на броне БМП драгуны, казалось, расслабленно переговаривались короткими фразами, стараясь перекричать рокот работающих двигателей военного тяжеловеса. Дорога отошла от скалы и юркнула в глубь дубового перелеска. Солнечные лучи яркой иллюминацией засверкали сквозь кроны деревьев. Пахнуло приятной свежестью.

— Ветка! — донеслось до слуха Алексея Андреевича.

— Ветка! — вторив первым голосам, прозвучало от ближесидящих десантников.

С невольной улыбкой Аракчеев изумился странному обстоятельству — зачем в лесу говорить о ветках, когда они плотным навесом стягивались над головой. Но уже в следующее мгновение мохнатая дубовая лапа жестко хлестнула комвзвода по лицу, сорвав с его головы свернутый на макушке подшлемник.

— Бли-и-ин! — растерая ладонью пылающее от удара лицо, простонал Алексей Андреевич.

— Что с Вами, товарищ старший лейтенант? — заботливо переспросил Греков.

— Ветка… сука!

— Так предупреждали же, — удивленно приподняв брови, заметил десантник.

— Я не понял… — пожимая плечами, обиженно буркнул Аракчеев.

— Парле франсе, Ваше благородие? — ехидно прищурившись, переспросил унтер-офицер.

— Я не понял, что это за предупреждение, — виновато опустив глаза, ответил комвзвода.

— А Вы, верно, подумали, дескать, заметив в лесу ветку, бойцы стали дружно сему факту изумляться? — не унимался сержант.

Алексей Андреевич оставил вопрос замкомвзвода без ответа. Мысленно сравнив себя со слепым котенком, которого кошка-мать перенесла на новое место: ничего не вижу, ничего не знаю, ничего не понимаю.

Тем временем транспортник-тяжеловес вынырнул из перелеска и снова зашуршал по песчаной каменистой дороге, взбираясь по серпантину куда-то вверх, к глубокому голубому небу. Неожиданно что-то громыхнуло, БМП занесло влево, скорость мгновенно упала и острая морда машины глухо ударилась в торчащий из скалы валун.

— Твою мать! Ты что творишь, урод? — гаркнул в горловину люка Греков. — На каком, блядь, базаре ты права купил?!

— Гусэницу сарвал, таварища сэржант, — отозвался водитель-даргинец, каверкая буквально каждое слово.

— Разворач…

Но договорить Вадим не успел. В следующее мгновение отовсюду зажужжали впивающиеся в землю и рикошетившие от камней пули. Нахлынувшая волна шквального обстрела в прямом смысле смыла бойцой с брони. Слетая со всеми вместе, Греков все же крикнул «все с брони», хотя того и не требовалось. Зазевавшегося от неожиданности старшего лейтенанта, сержант утянул вслед за собой, ухватив «зеленого» командира за ворот бушлата. Не удержавшись на ногах, Алексей Андреевич рухнул на землю, по инерции прокатился к обочине дороги и больно ударился плечом и головой о подсохшую щербатую грязь. Стиснув зубы и тайком ото всех смахнув выкатившуюся слезу, Аракчеев поднял голову, вглядываясь в камни, нависшие над БМП балконом.

— Куда, нах..!? — рявкнул Вадим, накрывая макушку офицера широченной ладонью и едва ли не втыкая Алексея Андреевича носом в землю.

В ту же секунду над головой со свистом промчался смертоностый рой. Комвзвода чуть повернул голову вправо и молчаливым виноватым взглядом поблагодарил своего спасителя.

— Успеется еще Вам свою пулю споймать, Ваше благородие, — буркнул унтер-офицер, осторожно выглядывая из-за своего укрытия и тотчас же, не целясь, открывая ответный огонь из автомата.

Алексей Андреевич опустил глаза на свой прижимаемый к груди АКМ, передернул язычок в положение автоматной очереди и, вскинув оружие, нажал на спусковой курок.

— Ставь дымовую завесу! — перекрикивая неумолкающий лай автоматов, приказал Вадим. — Четверо натягивают гусеницу, остальные — огонь!..

Мельком взглянув на Аракчеева, будто бы раздумывая можно ли оставить малоопытного для реальных боевых действий командира одного, Греков криво улыбнулся, подмигнул и быстро покатился в сторону.

Всем своим внутренним миром, от того, как забурлила по венам кровь, смешаная с изрядной порцией адреналина, как сбивалось с ритма дыхание, как остервенело грохотало о грудную клетку сердце, Алексей Андреевич почувствовал азарт боя, охвативший его своими мускулистыми стальными ручищами. Он мысленно признался себе, что был и страх.

— «Страх, Алешка, первое чувство, — донеслись голосом деда глубиные воспоминания наказов бывалого подполковника. — Ты только твердо знай, переборешь его, почувствуешь привкус крови во рту и ощутишь себя спокойным, могучим, всесильным и непобедимым!»

— Так точно! — в голос согласился Алексей Андреевич.

На мгновение прекратив огонь и оторвав взгляд от скалистых утесов в поисках бравого сержанта, без обсуждений принявшего на себя командование, он нашел Вадима пробирающегося к БМП. Четверо парней натягивали сорванную гусеницу, остальные, кто откуда — из-за придорожных камней, из-за грязевого бруствера обочины дороги, из-за могучего корпуса машины — прикрывали их работу, беспрерывно поливая скалу автоматными очередями. Греков нырнул в звенящий рикошетом зев БМП и уже через секунду пушка вздрогнула и поползла влево, тотчас же изрыгнув огненный залп. Фонтан камней и земли взметнулся вверх и градом посыпался на дорогу.

Oглушенный выстрелом, Аракчеев кротко зевнул и совершенно отчетливо для себя заметил, что мозг заработал, как хороший компьютер, мгновенно выдавая правильные решения, множество вариаций и стратегических комбинаций. Судорожно ища скрывающихся в камнях боевиков, Алексей Андреевич прижал автомат к груди, через плечо прокатился в сторону и по-пластунски рванул вперед. Как командиру взвода, ему необходимо было быть среди вверенных ему бойцов.

— Вдох-выдох, вдох и медленный выдох, — бормотал молодой офицер, на секунду застывая за очередным укрытием и снова продвигаясь вперед к БМП. — Все! Я готов… Давай, славяне!..

Автомат глухо закашлялся, отказываясь стрелять. Но прежде чем сменить опустевший рожок, Аракчеев погладил рукой подствольник. Тяжелый, в полкило, прикрепленный снизу к автоматному стволу гранатомет — замечательный аксессуар. Набив руку в обращении с ним еще в офицерской учебке, Алексей Андреевич считал себя мастером, игнорируя прицел подствольника и профессионально забрасывая гранату будь то через стену в несколько этажей, будь то в бутафорскую форточку.

Заметив мелькнувшего за огромным валуном на склоне скалы боевика, комвзвода надавил на спусковой курок и подствольник безошибочно метнул гранату, в одно мгновение преодолев разделяющие российского офицера и моджахеда несколько сотен метров. Взрыв залетевшей за камень гранаты буквально всковырнул землю, выбросив обезображенное тело вверх.

— Молодца, командир! — крикнул кто-то за спиной и в следующую минуту резко толкнул Алексея Андреевича вперед. — А теперь я…

Аракчеев мельком взглянул назад и на полусогнутых ногах, едва не прижимаясь носом к земле, рванул за БМП. Незнакомый десантник широко улыбнулся, но вместо предполагаемого залпа из подствольника, с силой ударил гранату о каблук, тем самым выставляя ее на боевой взвод, и размахнувшись от плеча швырнул ту не хуже любого гранатомета. Очередной взрыв отправил на встречу к Аллаху сразу двоих правоверных.

— Подствольник заклиняло, — ухмыльнувшись, пояснил курчавый драгун, зачем-то похлопывая боковой плоскостью обнаженного клинка палаша по раскрытой короткопалой ладони. Последняя оказалась одетой в некогда белоснежной перчатке, а к этому моменту изрядно запыленной с узорными грязевыми разводами. Падая на колени рядом с притаившимся за БМП офицером, драгун панибратски подмигнул Алексею Андреевичу и, вскинув автомат, кротко добавил. — Но ведь… где наша не пропадала, а, Ваше благородие?

В следующее мгновение на том самом месте, откуда пару секунд назад сорвались Аракчеев и десантник, разорвалась граната, без сомнений выпущенная из подствольника.

Бой прекратился так же внезапно, как и начался. Все еще недоверчиво всматриваясь в утихшие скалистые утесы, бойцы ВДВ медленно водили дулами разогревшихся автоматов, готовые мгновенно нашпиговать очередного супостата свинцом, но засада была пораженна.

— С крещеньицем Вас, господин подпоручик, — спрыгивая с брони БМП на землю, крикнул драгунскиий унтер-офицер Греков.

Бойцы-сослуживцы поддержали сержанта апплодисментами, то подбадривающе похлопывая комвзвода по плечами, то просто подмигивая ему с такой дружеской улыбкой на закопченных и запыленных лицах, что Алексей Андреевич впервые за прошедшие сутки в полной мере почувствовал себя «в своей тарелке».

— Добро пожаловать на Кавказ!..

 

Глава III

С натугой рыча обеими двигателями, БМП вскарабкался на очередной утес и перед глазами Алексея Андреевича выплыли развалины какой-то древней крепости.

Относительно округлая сторожевая крепость с щелевидными бойницами ощетинилась торчащими в небо облoмками башен-зубов. Не смотря на разрушенность строение впечатляло своей грозностью и величием. Устроившийся в крепостных стенах и за их пределами военный российский блокпост вносил легкие черты современности в общую картину средневекового отголоска. В памяти Аракчеева неожиданно, сами собой всплыли пушкинские строки, раскрытые в чеченской тематике русского гения.

— Как же там дальше-то, — тихо, вслух подумал Алексей Андреевич, не переставая упиваться сказочным видом средневековых развалин, бесконечных, на сколько хватало глаз горных массивов и сердитым утробным урчанием несущей свои холодные воды реки в низовье крутого холма. — Парам-парам па-па-ра-рам… Что-то про грациозность кавказской природы с обширным перечнем соседственных нам горских племен… Ах да…

Сидящие на броне десантники единогласно бурно поприветствовали выглянувшие из-за бруствера пулеметного гнезда чумазые лица часовых и машина не останавливаясь промчалась мимо полосатых столбиков сымпровизи-рованного контрольно-пропускного пункта.

— Приехали, товарищ старший лейтенант! — констатировал сержант Греков, спрыгивая с остановившегося, но не переставшего сердито урчать БМП на землю.

— Угу, — кивнул Аракчеев, неуклюже соскальзывая вслед за Вадимом.

В сопровождении бойцов десанта комвзвода поднялся вверх по извилистой тропке и вошел в окруженный стенами крепости блокпост. Внутри, казалось, жили далеко не армейской жизнью. Одни солдаты сладко посапывали, прижавшись спиной к щербатой стене, другие стучали по котелкам и зубам аллюминевыми ложками, доедая остатки каши, третьи чистили ли оружие, штопали ли «хэбэ», перестирывали и перешивали ли подворотнички, совершенно не обращая ни какого внимания на блуждающего незнакомого офицера.

Алексей Андреевич оглянулся назад, но и своих бойцов не нашел. Уже собираясь выбраться обратно, за пределы крепости, комвзвода заметил сидящего в тени капитана. Широко улыбнувшись, Аракчеев направился к нему и вытянувшись по стойке «смирно», бойко представился:

— Старший лейтенант Аракчеев, Алексей Андреевич! Прибыл…

— Я вижу, что ты прибыл, — перебил его капитан, неохотно отрывая голову от скрещенных на коленях рук и поднимая на старшего лейтенанта усталый взгляд. — Здорово, старлей… Присаживайся, не маячь… И не кричи.

Комвзвода опасливо оглянулся по сторонам, внезапно вспомнив неожиданную засаду на дороге, и присел на корточки рядом с угрюмым капитаном. Последний окинул его безучастным взглядом с головы до ног и только потом, криво улыбнувшись потрескавшимися иссохшими губами, протянул широченную лапу для рукопожатия.

— Капитан Зуб, командир разведгруппы, — тихо буркнул он. — Петр Александрович…

— Здравия желаю, товарищ капитан, — стиснув руку Зуба, принялся тормошить ее Аракчеев.

— Фамилия у тебя какая-то…знакомая, — нахмурив брови, то ли спросил, то ли просто заметил Петр Александрович. — Откуда родом-то?

— Из Нижнего, — ответил Алексей Андреевич.

— А, ну тогда понятно, — кивнул капитан. — И много у вас там Аракчеевцев?..

— Что, простите?..

— Не важно, — отмахнулся Зуб, старательно моргая глазами и тем самым прогоняя сон. — Так что, пополнение, говоришь?

— Так точно.

— Это хорошо, — снова оскалился кривой улыбкой Петр Александрович.

Он отвернулся от старшего лейтенанта и прищурил один глаз, в то время, как вторым заглянул в выбоину в стене.

— А «Урал» где? — неожиданно спросил он.

— На дагестанском милицейском посту оставили… Дорогу размыло, ну мы и…

— Я так и понял… Еще вчера вас ждали, — снова перебил Аракчеева капитан. — Уж думали в засаду попали, планировалось группу снарядить… Хорошо, что сами добрались.

— Так мы это… Попали, — не удержался от комментария Алексей Андреевич.

— Правда? — лукаво прищурившись, переспросил Зуб. — А я-то гадаю, чего ты такой грязный, старлей…

Алексей Андреевич обиженно опустил глаза. Капитан чуть наклонился вперед, прихлопнул старшего лейтенанта по колену ладонью и, вернувшись на свое прежнее место, прислонился спиной к старому потертому ветрами истории камню крепостных развалин.

— Да ладно тебе. С кем не бывает… Кавказ — дело тонкое!

— Восток, товарищ капитан, — поправил Аракчеев.

— Что, Восток?

— Восток — дело тонкое… Петруха.

— Ну да, ну да, — усмехнулся Зуб.

— Простите, Петр Андреевич… Я не хотел… К слову вырвалось.

Из-за полуприкрытых век, капитан окинул Аракчеева пристальным взглядом: среднего роста, сухощав, неумело напускает на себя суровый вид, но по сути мальчишка-мальчишкой, правда, глаза горят огнем отваги и жаждой великих побед.

— «Будет с тебя толк, Алешка,» — подумал oн, а в слух сказал. — Давай, располагайся… Поешьте, умойтесь. Добро пожаловать…в общем.

Понимая, что разговор окончен, Алексей Андреевич медленно поднялся на ноги, зачем-то отряхнул ладонью левый рукав бушлата, хотя последнему требовалось гораздо более серьезная чистка. Комвзвода развернулся на каблуках спиной к капитану, собираясь уходить, как вдруг замер на месте, часто хлопая ресницами.

Перед ним, в какой-нибудь паре-тройке метров, в проеме давным давно лишенного двери входа возвышалась огромная, словно каменное изваяние, фигура. Из-за яркого солнечного света, старательно, но безуспешно пробивающегося внутрь крепости из-за широченных плеч, офицер светился, как некое сказочное существо, сошедшее на землю с небес, не хватало разве что ангельских крыл за спиной.

Незнакомец шагнул вперед, переступая высокий порожек. Волнами взмылась из-под подошвы высокого драгунского ботфорта песчаная пыль, звякнули шпоры. Аракчеев поднял глаза вверх. Золотые кисточки офицерских эполет мерно вздрагивали при каждом очередном шаге величественного майора, красочно подчеркивая и украшая плечи черного суконного мундира. Под высокo стоящим кроваво-алым воротничком, на широкой груди изящно сшитого кителя лежали два Георгиевских креста. На красивом, энергичном лице с выразительными, проникающими в самую душу глазами драгуна светилось откровенно-доброе выражение.

— Здравия желаю, Ваше высокоблагородие! — вскакивая на ноги, выпалил капитан Зуб так рьяно, как будто и не проваливался от усталости в сон минуту назад.

— Вольно, ротмистр, — снимая с головы волчью папаху и поправляя крепкой рукой густые, непослушные подернутые пепельной сединой волосы, ответил майор. — А Вы кто будете-с?

— Аракчеев, — промямлил комвзвода, но тутже вытянулся по стойке «смирно», вздернул кисть к виску и четким, хорошо поставленным голосом гаркнул. — Старший лейтенант Аракчеев, Алексей Андреевич. Командир взвода воздушно-десантных войск. Прибыл для…

— Вижу, вижу, — отмахиваясь от старшего лейтенанта рукой и устало опускаясь на еще теплое насиженное капитаном Зубом место около стены, перебил его майор. — Не кричите, молодой человек, война шуму не любит… Вижу, что подпоручик, вижу, что прибыл. Зачем кричать, голос для боя поберегите, пригодится. Усаживайтесь, лучше давайте поговорим-познакомимся. А Вы, госпoдин ротмистр…

Он снова нахмурил брови и, из-подо лба метнув в замершего на месте Петра Александровича, добавил:

— Распорядись, чтобы дембелей с даговской «бэхой» домой отправили. Я понимаю, «Урала» не будет, так?

— Так точно, не будет, — ответил Аракчеев. — Дороги дождем размыло, и мы…

На секунду взглянув на капитана, Алексей Андреевич встретился с ним глазами и сглотнул слюну. Недовольный «зеленой» выскочкой Петр Александрович цыкнул сквозь зубы, отдал честь и бодро вышел в дверной проем. Снаружи донесся его строгий голос:

— Дембеля! Где, мать вашу, эти дембеля?! Две минуты на сборы! «Такси» долго ждать не будет…и я тоже. Вот оставлю вас, нахрен, на второй срок!..

— Ну, чего стоишь, старлей? В ногах правды нет, — майор тихо окликнул Аракчеева. — Присаживайся, познакомимся…

— Строгий какой, — тихо пробубнил старший лейтенант, отрывая взгляд от дверного проема, куда минуту назад вышел капитан.

— Строгий, — утвердительно кивнул майор. — Но справедливый… Своих в обиду не даст. Вот повоюешь с его, таким же станешь.

— Постараюсь избежать сей участи, — недовольно хмыкнул Аракчеев.

— Слыхали мы такое, — лукаво прищурив глаза и взглянув на молодoго офицера снизу вверх, усмехнулся тот. — Жизнь покажет.

— ?! — Алексей Андреевич кротко пожал плечами.

Комвзвода резко развернулся на пятках, но неуверенно, осторожно опустился на корточки перед устало развалившемся в тени щербатой стены офицером. Внимательный взгляд зорких майорских глаз, пронзающих насквоз словно рентгеновским лучем, не выпускал молодого офицера из цепкий хватки. Алексей Андреевич снова сглотнул слюну, сомневаясь в том, как себя вести в отношении старшего по званию. С одной стороны зазубренный до боли в зубах военский устав гласил о соблюдении субординации, с другой стороны ему перечили лукавая улыбка, чуть прищуренные глаза и начатый ранее разговор в совершенно простецкой дружественной форме.

Наконец, комвзвода выбрал единственное на его взгляд правильно решение: не допускать панибратства, но и не вытягиваться в струну и чеканить каждое слово с замершим в груди сердцем.

— Вижу, хороший ты малый, Алешка Андреевич, но историю знаешь плохо, — первым нарушил затянувшуюся паузу командир десантной роты. — …Издавно, Кавказ был нам совершенно не нужен. Пусть бы горцы здесь джигитовали. Аллах с ними! Но они стали разорять нашу Кавказскую Линию. Крепости и гарнизоны, казачьи станицы — все подвергались их налетам, всем доставалось. Для прекращения разбоев сюда и были брошены войска.

— Если Вы, товарищ майор, имеете в виду русского военначальника царской армии, генерала Ермолова, то… — возразил старший лейтенант, но неожиданно осекся, вонзив удивленный взгляд широкораскрытых глаз в сидящего перед ним офицера-десантника.

Последний, как две капли воды, был похож на драгунского генерала, изображенного на старинных гравюрах в исторических энциклопедиях: то же лицо, те же непослушные вьющиеся локоны с пепельной сединой, тот же пронзительный взгляд строгих серых глаз.

— Генерал Ермолов? — лукаво улыбнувшись, уточнил комроты. — Ну и…что твой Ермолов?

— Ермолов пошел вглубь от Кавказской Линии, — с трудом ворочая онемевшим языком, закончил Аракчеев.

— Верно, — утвердительно кивнул офицер. — Только, будьте любезны, господин подпоручик, ответьте мне, что бы Вы сделали, как человек военный, если Ваша оборона не приносила успеха? Сидели бы, огрызаясь, аки сторожевой пес?

— ?! — Алексей Андреевич осторожно пожал плечами, часто хлопая ресницами.

Странное видение, как в калейдоскопе, сменялось то одним, то другим узором: на широченных плечах камуфляжного армейского бушлата сверкали золотом драгунские эполеты, на задках берц поблескивали шпоры, стоящий в ногах АКМ заканчивался витьеватым палашным эфесом вместо привычного автоматного приклада.

— Э, нет, старлей, здесь требовалась контратака! — лукаво подмигнув, драгунский офицер прихлопнул ладонью по колену старшего лейтенанта.

— Историки пишут, он был жесток по отношению к горцам — это мне как-то не импонирует, — также тихо от непроходящего смущения сказал Аракчеев.

— Точно так рассуждали и в Петербурге до одна тысяча восемьсот шестнадцатого года, — согласился майор. — Дескать, нужно проявлять к горцам снисходительность, терпимость. Мол, это поможет установить с ними доверительные отношения. А те, в свою очередь, воспринимали подобное, как слабость, как неспособность русских драться, и убивали еще злее. Надобно знать их натуру. Видали ли Вы, господин подпоручик, хоть раз, отрубленную голову или вспоротые кишки?

— Нет, конечно! — выпучив глаза и с трудом подавив подскочивший к горлу кисло-горький тошнотворный комок, ответил комвзвода.

— Вот, когда увидешь, старлей, все и поймешь, — многообещающе закивал головой тот. — Жесток был Ермолов или справедлив… Он ни единого грабежа горцам не спускал, ни малейшей дерзости. Знал, что здесь, на Кавказе, в почете только сила. Ее и выказывал…

— … - опустив глаза в землю, Алексей Андреевич молча кивнул, не найдя что ответить.

— Ну да, полно-те, — добродушно широко улыбнулся майор. — Я же не представился тебе, старлей…Так как там тебя?…Аракчеев, говоришь? Ну-ну… А я — Ермолов, Алексей Петрович…Майор стало быть.

С последними словами он пробарабанил двумя пальцами по упавшей на его плечо одинокой звездочке.

— Шутите, товарищ майор? — недоверчиво переспросил Аракчеев.

— Пошутить люблю, — признался тот. — Но сейчас, поверь, старлей, я совершенно серьезен и откровенен с тобой… Ермолов я. Алексей Петрович. Представляешь каково мне с такими паспортными данными тут, на Кавказе… Каждая собака шарахается и хвост поджимает.

Алексей Петрович откровенно, в полный голос, рассмеялся, запрокинув голову назад и гулко ударившись затылком о щербатый камень крепостной стены.

— Тезки, товарищ майор, — улыбнулся Аракчеев, чуть позволив себе расслабиться, но ожидаемой поддержки так и не получил.

Круглое лицо Ермолова одарило комвзвода огненным взглядом серых глаз, но нельзя было сказать, что майор был страшен. В его глазах мелькали вечносмеющиеся искорки. Подернутые сединой волосы топорщились дыбом и, непокрытые головным убором, фривольно развевались на жестком высокогорном ветру.

— «Настоящий офицер!» — подвел про себя итог впечатления от нового знакомого Алексей Андреевич. — «…Батя!»

— Ну, добро пожаловать на перевал, Алешка Андреевич, — улыбнулся Ермолов.

— Спасибо, товарищ майор, — скромно скривил губы в улыбке молодой командир. — Повоюем вместе…

— Послужим, сынок, — на мгновение нахмурив брови, перебил его Алексей Петрович и тутже добавил. — Дай Бог, чтобы не довелось воевать ни дня.

Старший лейтенант шумно сглотнул слюну, a по eгo спине пробежал мерзкий холодок. От слов прожженного, закоренелого майора стало не по себе.

— Хотя в общем, — снова изменившись в лице, улыбнулся Ермолов. — У нас тут спокойно… Курорт… Сам посмотри. Красота! Горы, леса… реки журчат… птицы. Погода большую часть года — сказочная. Ребята отличные. Словом, добро пожаловать, старлей!

Аракчеев невольно улыбнулся и расслабленно опустил вздернутые ранее плечи.

— Расскажи о себе, Алешка Андреевич…

Алексей Петрович производил впечатление не только офицера, но и интеллигента. Поначалу старшему лейтенанту показалось, что это наносное, показное, но по мере того, как их беседа заходила все дальше и дальше, комвзвода убеждался, что располагающее к себе поведение майора Ермолова в его натуре. А больше всего Аракчееву казалось, что Алексей Петрович не уместен в нашем сумасшедшем времени. Он неприменно должен был жить во времена гусаров, балов, дуэлей.

— Вот так в общем я и оказался тут, на Кавказе, — подытожил Аракчеев.

— А это у тебя что такое?! — внезапно спросил майор Ермолов, безаппеляционно протянул руку к груди Алексея Андреевича и, зацепив крепкими пальцами, как скобами пассатижей, вытянул наружу тесемку с болтающимся на ней патроном.

— Так ведь, древний солдатский амулет, товарищ майор, — с ухмылкой ответил старший лейтенант. — Вам ли не знать?

— Я знаю только то, — совершенно строго, с мгновенно потухшими искорками в серых глазах, заявил Алексей Петрович. — Что эти амулеты притупляют бдительность… Ты гранату за кольцо лучше бы подвесил, а я дерну!..Или мину. Откуда знаешь, что для тебя эта пуля отлита, а не осколок от бомбы, а?!..А может, плита от дома, камень со скалы, или подломившаяся дощечка на подвесном мосту через горную реку? Давай, на шею все вешай, пригодится.

— ?!

— Я тебе больше скажу, старлей, — после некоторой короткой паузы продолжил Ермолов. — У нас тут… нашли бойца, удавленного вот такой же шелковой веревочкой с патроном… И не спас он. Так что, Алешка…Андреевич, не будь дураком — сними это, а патрон используй по назначению. Обещаешь?!

Аракчеев молчал, потупив взгляд, но внимательно слушая майора. Алексей Андреевич как-то по-отцовски заботливо похлопал притихшего старшего лейтенанта по плечу.

— Угу, — поднимая виноватый взгляд, буркнул Аракчеев, но, заметив те же яркие веселые искорки в глазах, торопливо вскочил на ноги, распрямил плечи и, вздернув кисть к виску, рявкнул. — Так точно, товарищ майор!

— Вот и ладно, — утвердительно кивнул Ермолов и широко улыбнулся, сверкнув двумя рядами идеально-белых зубов. — Пойдем, Алешка Андреевич, «хозяйство» свое покажу…

* * *

Кавказская осень все больше выдавала серые с моросящим колючим дождиком деньки. Тем не менее, шестое с момента прибытия на блокпост ранее утро обрадовало ясным, без единого облака, бездонным голубым поднебесьем. Старший лейтенант Аракчеев выбрался из-под брезентового навеса, потянулся руками вверх, сладко зевнул и окинул вглядом блокпост, гнездом устроившийся на горном перевале. Под ногами хлюпала размытая дождями грязь.

— И с чего это Кавказ называют солнечным? — вслух подумал комвзвода.

Но в следующую секунду губы медленно растянулись в улыбке, едва Алексей Андреевич заметил майора Ермолова. Последний, с намылеными лицом и шеей, с обнаженным по пояс геркулесовым торсом стоял около внешней восточной стены старой крепости, широко раздвинув ноги. Рядовой Янгиабадов, уроженец солнечного Узбекистана, лил воду на протянутые руки ослепшего от мыла офицера сразу из двух солдатских котелков. Старший лейтенант невольно вздрогнул и поежился. Лучи восходящего солнца пригревали слабо, утренний туман отступал с неохотой.

— Лей больше, родимый, не жалей, — отфыркиваясь, бурчал Алексей Петрович. — Сам-то умываешься по утрам?!

— Умываюса, таварища майор, — пробубнил узбек, явно привирая. — Каждый утро умываюса…

— Ну ну, — смывая с лица и шеи мыльную пену, недоверчиво ответил Ермолов. — Гоняешь вас, гоняешь… Никакой гигиены! Распустил вас, капитан… Скоро вши загрызут в такой-то сырости. Вот я сегодня и устрою головомойку и вам всем, и вашему Петру Александровичу!

— Зачэм так говорищьте, таварища майор? — обиделся Янгиабадов.

— Принеси полотенце, — ушел от дальнейших пререканий Алексей Петрович, часто хлопая ресницами и щурясь от солнечного света. — О, Алешка Андреевич, доброго утречка. Присоединяйтесь, господин подпоручик!

— Доброе утро, товарищ майор, — улыбнулся Аракчеев, уверенно приближаясь к Ермолову и на ходу сбрасывая с плеч бушлат и стягивая через голову тельняшку.

Командир окинул взглядом тощие плечи и впалую грудь старшего лейтенанта, но от комментариев отказался.

— Тут ведь смотри как, — сказал он. — На войне испытываешь большое удовольствие от маленьких радостей, на которые в мирной жизни ты не обращаешь внимания… Вспоминаешь об этом, только когда ощущаешь их! По возвращении домой, наверное, все опять пойдет, как раньше, и не будет столько удовольствия при обычном умывании и при затяжке хорошей сигаретой. Там достаточно просто открыть кран с водой, а еще лучше — залезть в ванну…

Старший лейтенант молча улыбнулся и пожал плечами, принимая из рук майора кусок мыла.

— О, ванна, — с откровенной широкой улыбкой вздохнул Алексей Петрович. — Я готов сложить о тебе целую оду!..Потому, что… когда больше двух недель ты грязен, как свинья, то ванна начинает тебе сниться, как женщина, и ты ее желаешь не меньше, чем женщину. О бане я просто умолчу. Это просто эфемерная надежда…

Заметив вспыхнувшие застенчивым румянцем щеки комвзвода, Ермолов не удержался от сдавленного смешка. Он хотел было переспросить Алексея Андреевича о его семье — жене, детях, но, решив для себя, что тот вообще врядли хорошо знаком со слабым полом, его прелестями и достоинствами, скромно смолчал.

— В иных ситуациях, — продолжил Алексей Петрович. — Не как тут, на блокпосту, в тишине, миру и согласии, а на реальной войне… Умыться водой с мылом порой не получается возможным по несколько суток. Приходится, знаешь ли, просто обтираться дешевыми одеколоном или водкой, лишь бы смыть пот и жир, вновь ощутить себя цивилизованным человеком. Или, скажем так…человеком не далеким от цивилизации.

— ?! — Алексей Андреевич скромно пожал плечами, и, принимая слова майора на веру, утвердительно кивнул головой с обильно намыленным лицом, отчего глаза давно уже были плотно закрыты.

— Если перестать следить за своим обликом, — заботливо поливая на руки старшего лейтенанта воду из котелка, продолжал свою лекцию Ермолов. — То очень легко опуститься… Наступает отупение, полнейшая апатия, наплевательское отношение к своей жизни и…к жизням своих сослуживцев. Может произойти и психологический срыв… Поэтому командиры и должны гонять своих подчиненных за внешний вид. Хоть чем-то, но заставлять их помнить о своем человеческом облике, а уже исходя из этого и обо всех остальных ценностях, вроде гуманизма, взаимовыручки и так далее.

Пока комвзвода с искренним наслаждением обтирался жестким полотенцем, майор отошел к стене крепости, присел на какую-то завалинку и раскурил солдатскую «Приму». Выдыхая густые клубы сизого дыма в прохладу утреннего воздуха и, то и дело сплевывая с губ крошки табака, он подытожил:

— То же самое, Алешка Андреевич, и с сигаретами. Дома ты можешь просто купить пачку любых сигарет в любом киоске, были бы только деньги… А здесь это культ!

Закончив с умыванием, старший лейтенант присел рядом с майором, с благодарным кивком вытянув из предложенной пачки сигарету. Наступившую в монологе Ермолова паузу неожиданно заполнило утробное урчание аракчеевского желудка. Алексей Петрович повернул голову на звук и улыбнувшись подмигнул:

— Да ты проголодался, старлей.

— Никак нет, — поспешил возразить Алексей Андреевич, заливаясь краской смущения.

— Если нет чего поесть, покури и все пройдет, — майор нараспев процитировал стишок, похожий на японское хоку.

Старший лейтенант ухмыльнулся и глубоко затянулся сигаретным дымом, через секунду выпустив в воздух нескольких идеальных колец, тотчас же пронзив те тонкой длинной струйкой, как стрелой.

— Красиво! — улыбнулся Ермолов.

— Поверите ли, товарищ майор, всего пару-тройку дней назад научился…

— Верю, — пожал плечами Алексей Петрович. — От безделья и не такому обучаются.

— Да я не об этом, — закашлявшись и стыдливо краснея, возразил Аракчеев. — Я курить здесь научился… Это у меня за всю жизнь двенадцатая сигарета.

— А вот это плохо… Минздрав же предупреждает, слыхал, о чем?

— Так точно, — потупив взор, согласился комвзвода.

— Мы же не враги своему организму… Отставить прием пищи!..Пошли, Алешка Андреевич. Пожуем чего-нибудь, пока наш дорогой капитан Зуб со своими спиногрызами не вернулся… Разведчики — хуже саранчи!

Войдя в темное душное помещение, служившее общей столовой блокпоста, Алексей Андреевич уважительно дождался пока Ермолов присядет на скамью первым и только потом сел сам. В столовой не было ни души — ни дежурных солдат, ни управляющего кухней прапорщика Лисовского.

— Так вот как значит, — вздохнул Алексей Петрович. — Видимо нас здесь не ждали.

— Так я сбегаю, найду кого-нибудь, — подскочил с места Аракчеев.

— Сиди уж, — положа широкую ладонь на плечо и прижимая старшего лейтенанта к скамье, сказал майор. — Не гоже офицеру по кухне шуршать… Подождем, кто и появится.

— Угу, — безаппеляционно соглашаясь со старшим по званию, кивнул комвзвода.

— Пум-пуру-бум, — протянул Ермолов, аккомпонируя себе барабанной дробью крепких пальцев по крышке стола и тем самым заполняя неожиданную паузу. — …А что там за история приключилась на вашем пути сюда?

— Засада, — ответил Аракчеев и его глаза вспыхнули азартным блеском воспоминаний боя, первого, настоящего в его военной жизни.

— Неужто прям-таки засада? — лукаво усмехнулся комроты.

— Так точно, засада, товарищ майор, — для пущей важности пристукнув кулаком по столу, подтвердил Алексей Андрееевич. — Засада чеченских боевиков. Мы дали им отпор!

— Потери? — строго переспросил майор.

— Все! — незамедлительно ответил старший лейтенант.

— Как это «все»? — нахмурив брови, рявкнул Алексей Петрович, невольно припоминая количество прибывших на блокпост десантников.

— У них все, а у нас все живы, — ответил Аракчеев, но сам усомнился в корректности сказанного. — Ни единой царапины.

— Что же ты, старлей, мне голову морочишь?! — огрызнулся комроты. — Чуть до кондратия не довел!

В следующую же секунду из темной норы подсобного помещения кухни-столовой вынырнул пожилой мужчина с низкими густыми седыми бакенбардами и добрым взглядом на мягком, лишенном какой-либо армейской строгости лице.

— Звали, товарищ майор? — спросил он.

— Типун тебе на язык, Кондратий Казимирович, — майор отмахнулся от прапорщика Лисовского. — Когда надо, днем с огнем на найдешь, а тут — издеваться вздумал, да?

— Простите великодушно, Ваше высокоблагородие, — захлопал редкими ресницами Кондратий Казимирович. — Чего-нить изволите?

— Чаю нам сделай…с твоим вареньем, — скорее попросил, чем приказал Ермолов и, тотчас же перекинув взгляд на старшего лейтенанта пояснил. — Варенье у Лиса объедение! Из скорлуп лесного зеленого орешка… В России такого нигде, Алешка Андреевич, не попробуешь. Только здесь, на Кавказе! Прелесть, что за кушанье.

— Так ведь во рту должно вязать, — сморщевшись, уточнил комвзвода.

— Брось ты это! Вязать — ишь удумал, — небрежно отмахнулся от него рукой Алексей Петрович. — Аромат бесподобный и польза опять-таки преогромная. Поверь старому человеку… Кондратий Казимирович, ау-у?!

Выскочивший с дымящимся через носик чайником кипятка, прапорщик Лисовский с откровенной тоской в глазах заметил:

— Товарищ майор, сухпай закончился. Я не знаю, чем солдат сегодня кормить. И никому до нас дела нет…

— Нет, ну ты видел, — взглянув на комвзвода через плечо, усмехнулся Ермолов, хотя и в его насмешливом тоне угадывалось некоторое волнение. — Кондратий Казимирович у нас ясновидящий. Только мы собрались перекусить…

— Так ведь я того… Товарищ майор, — развел руками Лисовский.

— Вот ты и постарайся того-этого, — Алексей Петрович ткнул указательным пальцем в грудь прапорщика. — Не даром же тебя Лисом прозвали… Пошныряй по сусекам, подумай как быть.

— Разрешите идти?

— Постой, — остановил Кондратия Казимировича майор. — А что ты сказал, что никому нет до нас дела?

— Так ведь я того… Товарищ майор, — снова развел руками прапорщик. — Радисты на связь выйти не могут, все волны моджахедами забиты… Последнее, что получили — та сводка трехдневной давности, ну Вы помните, товарищ майор. Дескать, небольшая группа боевиков на днях планирует прорваться через наш перевал. А в бригаде даже не чешутся… Может нас уже вырезали здесь ко всем чертям.

— Сплюнь, дурак! — огрызнулся Ермолов.

— Тьфу, — выразительно выполнил приказ Кондратий Казимирович.

— Отставить!

— ?! — прапорщик шумно сглотнул слюну.

— Отставить панику! — уточнил майор. — Вот зубовские разведчики вернуться, тогда и думать будем… Займись пищей, Кондратий Казимирович.

— Есть, — гавкнул прапорщик и скрылся в лабиринтах крепости.

Ермолов прислонился спиной к стене, порылся в карманах, достал пачку «Примы» и закурил внеплановую сигарету. Преданно замерев, Аракчеев молчаливо ждал.

— Тьфу, — наконец сплюнул с губ крошки табака Алексей Петрович и, обращаясь то ли к старшему лейтенанту, то ли к самому себе, тяжело вздохнул. — А ведь Лис прав… Что-то здесь не кошерно… На этом блокпосту три десятка десантников с «зеленым старлеем и пенсионером-майором…плюс шныряющая по горам разведгруппа из пяти бойцов, включая отмороженного на всю голову капитана… По чьему-то «гениальному» плану мы должны прикрывать нихренасебе-какую часть границы… до поста Дагестанской милиции почти пять километров… Там еще два десятка человек… Сухпай кончился, связи нет — картина маслом!

— Товарищ майор, — осторожно тронув за широкое плечо Ермолова, сказал Аракчеев.

— А?! — резко повернув голову, огрызнулся Алексей Петрович.

По его реакции старшему лейтенанту стало понятно, что майорские мысли вслух не предназначались ни ему, ни кому бы то ни было еще. Тем не менее став невольным свидетелем, Алексей Андреевич сказал:

— Товарищ майор, в сводке передавалось, что группа боевиков немногочисленная. У нас же тридцать сeмь военнослужащих российской армии… Плюс, как Вы же сказали, при поддержке двадцати милиционеров.

— В пяти километрах… — задумчиво буркнув, уточнил Ермолов.

Снова заглянув в глаза Аракчеева, Алексей Петрович прищурился и, став похожим на принимающего экзамен профессора, переспросил:

— А ты, старлей, знаешь, что такое «немногочисленная» группа боевиков?

— Ну, немногочисленная… — невнятно промямлил Алексей Андреевич.

— Это может быть три — тоже группа, а может быть тридцать три…вооруженных до зубов, профессионально подготовленных к беспощадным штурмам прислужников Аллаха… Убежденно верующих в загробную жизнь. И чем больше неверных, таких как мы с тобой, старлей, он утащит с собой, тем более сказочная жизнь ему обеспеченна там, на небесах… Несметные богатства, девственные наложницы и прочее, прочее, прочее… Ислам, мой юный друг, это не просто другая религия… Это другое отношение…

— К жизни?

— И к смерти.

— Но ведь не триста тридцать три, товарищ майор, — настаивая на своем, возразил Аракчеев, тем не менее пряча принявшиеся неконтролируемо дрожать руки за спину. — Нас тоже готовили, обучали…

— Обучали, — утвердительно кивнув, ехидно усмехнулся Ермолов, как будто был на стороне моджахедов, а не российских вооруженых сил. — Ладно, поживем-посмотрим…

Неожиданно, девственную тишину раннего утра нарушил оглушительный взрыв.

— Твою… — едва успел выдохнуть Алексей Петрович, как взрыв повторился снова.

— Растяжки, товарищ майор… Около КПП где-то.

Выбежав из столовой вслед за Ермоловым, Алексей Андреевич едва не столкнулся с промчавшейся мимо тушей сержанта Грекова. Лицо Вадима все еще выглядело заспанным, со следами то ли подушки, то ли чего-то еще на коже, но глаза горели предвкушением боя. Старший лейтенант рванул следом за Грековым. В воздух взлетали сигнальные мины, наполняя утро иллюминацией салюта.

— Отбой, — с широкой самодовольной улыбкой на чумазом лице, закричал выскочивший навстречу сослуживцам часовой. — Все в порядке!

Он радостно махал руками, срываясь на громкий, по-детски беззаботный смех, и, казалось, сошел с ума. Обогнавший тяжеловесов-десантников Аракчеев подскочил к рядовому Горелову, схватил того за плечи и несколько раз крепко встряхнул, вопросительно заглядывая в казавшиеся обезумевшими глаза.

— Все в порядке, — снова повторил часовой. — Это коза, товарищ старший лейтенант… Дикая, дура!

— Коза? Какая к черту коза? — заглядывая через плечо Алексея Андреевича, прорычал сержант Греков.

— Коза, товарищ сержант, — продолжал Горелов. — Сидим…слышу шорох… Кричу, мол, стой, пароль четыре… В ответ тишина… И через секунду срабатывает растяжка… За ней вторая и третья… Ну, и сигнальные следом… Мы накануне только заминировали… Я очередь из калаша дал… В ответ тишина… Никакой стрельбы. Обождали минутку и пошли посмореть.

— Ты что? Придурок?! — снова прорычал Греков.

— Отставить, — рявкнул на него старший лейтенант Аракчеев, разозлившись больше на то, что Вадим по-прежнему не дооценивает старшего по званию, считая его «зеленым», нежели на то, что сержант прерывает рассказ часового. — Продолжай, Горелов.

— Ну, вот собственно и все, — продолжая улыбаться, ответил рядовой. — Подожли, а там клочья серой шерсти на кустах… Как снег… А под кустами куски мяса… Рога и копыта.

Он снова хихикнул, но поймав на себе строгий молчаливый взгляд насупившегося сержанта Грекова, откашлялся и подытожил:

— Коза…дикая… Сунулась, сорвала одну растяжку, затем, видать, испужалась взрыва, рванула и зацепила еще две… На последней и погибла… Шашлычок занятный выйдет! Разрешите, товарищ майор, мясо в кухню доставить?

Алексей Андреевич разжал онемевшие пальцы, все это время сжимающие плечи Горелова и косо оглянулся через плечо. Рядом с сержантом Грековым стоял Ермолов. Оба мужчин тихо давились смехом. Но Аракчеев почему-то усомнился в происхожении этой насмешки: то ли дикость истории, то ли нелепый вид комвзвода.

— Греков, — буркнул майор, разворачиваясь на пятках и удаляясь в сторону крепости. — Забери мясо и…смени часовых.

— Слушаюсь, Ваше высокоблагородие, — на сбившемся дыхании ответил сержант, проходя мимо застывшего на месте старшего лейтенанта. — Вот любезнейший Кондратий Казимирович порадуются… Знатный обед выйдет-с!

 

Глава IV

К полудню вернулась разведгруппа капитана Зуба. Парни выглядели уставшими, но довольными, а при ощущении запаха чудесных кулинарных творений прапорщика Лисовского громогласно охнули и зааппладировали.

— Что это, Кондратий Казимирович? — присаживаясь к столу, спросил Петр Александрович, не потрудившись снять с плеча автомат. — С чем это едят? Мясом вроде как пахнет, а?

Он взял аккуратно сложенный конвертик блина, бережно прощупывая его начинку двумя пальцами.

— Мясом, Петр Александрович, — лукаво прищурившись, хмыкнул прапорщик. — Мясом!

— Где взяли?! — хором спросили разведчики, рассаживаясь за длинным обеденным столом — уложенной на ящики из-под снарядов старой обшарпанной дверью.

— Само пришло, — отмахнулся от разведчиков тот.

— Крысы что ли?!

— Сами вы крысы, — обиделся Кондратий Казимирович. — Козлятинка! Не молодая, конечно, но самая что ни на есть настоящая… Вы это, в макалку макайте. Чего в сухомятку давиться.

— А блины откуда? — набивая прожорливые пасти, продолжали интересоваться разведчики, как будто им было не все равно чем и из чего набивать пустые желудки.

— Пока мука есть, не пропадем! — гордо выпятив вперед круглое брюшко, ответил прапорщик Лисовский. — Со старых банок весь жир собрал, а сковородку из цинка сделал… Кушайте, парни, на здоровье. Про козу позже расскажу.

Но едва Кондратий Казимирович удалился по своим делам, в столовую вошел майор Ермолов, еще на пороге жестом приказав разведчикам продолжать прием пищи не вставая. Он подсел к столу, облокотился и выжидающе молчаливо уставился на капитана Зуба.

— Нужно в бригаду ехать, — торопливо проглатывая очередной блин с козлятиной, без вступления сказал Петр Александрович. — Боевиков в окресностях пока нет — мы не обнаружили, но наблюдателей засекли. Хлыст одного снял, второй ушел…

— В бригаду ехать нельзя, — возразил Алексей Петрович. — По дороге мало ли что, да и здесь некого оставить…

— Как скажете, Алексей Петрович, — пожал плечами капитан. — Значит будем ждать боевиков и пытаться вызывать наших по рации, может, пробьемся.

— Хорошо бы, — кивнул Ермолов. — Только, честно сказать, мне уж что-то в рацию совсем не вериться… Моджахеды весь эфир заняли. Концерт по заявкам, eкарный бабай. Таким отборным матом обкладывают что по-чеченски, что по-русски — заслушаешься. А в рекламной паузе помехи устраивают, что вообще кроме шипения и трескотни в гарнитуре ничего не слышно.

Сидящий через стол справа от командира роты снайпер уронил голову на грудь и громко всхрапнул, но рука по-прежнему неизменно крепко удерживала СВД.

— Хлыст! — неожиданно резко майор повернулся к Хлыстенко. — Что, правда, снял бандита… Или местного пастуха завалил?!

Разведчик вскинул голову, потер кулаком свободной руки сонные глаза и молчаливо кивнул. После ночной бессонной вылазки и сытного обеда, до снайпера нельзя было докричаться и в рупор, приложенный к самому его уху. А в этот момент ему уже начали сниться родное село с подсолнухами, склонившими через плетень головы, крынка молока и увесистый шмат сала на хрустящей горбушке черного хлеба.

— Где ты их видел? — не унимался Ермолов, наливая заваренный чай в кружку.

— У поли, а други час у кустив за рэчцой, — снайпер неопределенно махнул рукой в сторону узкого продолговатого окошка, выдолбленного в крепостной стене.

— Ты его убил?

На этот простой вопрос всегда очень трудно сразу найти ответ, испытываешь какую-то неловкость, но это смятение не было знакомо профессионалу-десантнику. Ефрейтор криво, злорадно ухмыльнулся и снова потер сонные глаза.

— Вoдного убив, а други юркнув в зeлeньку и в зaд не винырнув, — спокойно ответил Хлыстенко. — Цэ щo за першим николи нэ звяртaвся… Так и потым нихто не прыйходив, у всяким часе, ни ночью, ни с пaзаранку.

— Еще бы они сунулись! — капитан Зуб громыхнул по столу увесистым кулаком. — Не нравятся мне эти наблюдатели, товарищ майор… Похоже, хотят проскочить, между нами и ментовским блокпостом. Тогда, может…

— Устроить засаду и разгромить всю банду? — предположил Ермолов. — Не фантазируй, Петр Александрович… Мы же не знаем сколько их там собралось сквозь нас пройти… Идите, парни, отдыхайте!

— Товарищ майор! — с порога закричал влетевший в помещение столовой старший лейтенант Аракчеев. — Разр… Разрешите обр… Обратиться.

Разведчики одновременно повернули головы на безумного комвзвода, оставив его нервозную расторопность без комментариев. Капитан Зуб все же одарил Алексея Андреевича презрительным взглядом, но так же как и все остальные смолчал.

— Что у тебя? — нахмурив брови, спросил Ермолов.

— Снайпер, — выдохнул Аракчеев. — Сволочь…

Сидящие за столом мужчины также одновременно повернули головы в сторону Хлыстенко. Некогда сонно-слипающиеся глаза последнего широко раскрылись и вспыхнули бесовским огоньком, костяшки пальцев до бела сжали цевье винтовки Драгунова. В следующую секунду разведчики и майор Ермолов сорвались со своих мест и вихрем пронеслись мимо вжавшегося в стену Алексея Андреевича. Оставшись наедине с самим собой, молодой офицер похлопал ресницами, повернул голову вслед умчавшейся толпе и бегом бросился за ними.

Издали старший лейтенант заметил столпившихся солдат, с торчащей выше остальных вихрастой головой Алексея Петровича.

— А то, может, и не снайпер, а так, перелеканный какой-нибудь, малахольный местный житель? — спросил комроты, наклоняясь над сидящим около раненного бойца сержантом Грековым. — Их сейчас много по горам бродит.

— Что Вы, товарищ майор? — не поднимая головы, ответил тот. — Снайпер… Неужели же я его работу не распознаю.

Протиснувшись между плотно прижимающихся друг к другу плеч, старший лейтенант выглянул из-за спины Ермолова и невольно вздрогнул. Сидящий на голой земле солдат зажимал рукой глаз, тем не менее кровь безаппеляционно струилась сквозь пальцы. Один боец, присевший на корточки рядом с раненным, сватил того за плечи, в то время как второй рвал бушлат, обнажая руку. Секундой спустя Греков достал из своей аптечки шприц-тюбик с промедолом и сделал укол.

Раненный солдат продолжал стонать, но вырывающийся из его недр звук скорее походил на завывание собаки, расширенный зрачoк смотрел куда-то вдаль, сквозь плотную стену собравшихся вокруг сослуживцев, явно не видя их, пальцы опущенных и прижатых рук цеплялись за землю, вырывая клочья, раздерая кожу фаланг до крови, ломая ногти — психологический шок.

Аракчеев отвел глаза в сторону и его взгляд замер на лежащем рядом бездыханном теле второго часового, небрежно накрытого полотном ткани. По выглядывающей из-под плащ-палатки руке медленно стекали струйки подсыхающей крови. Оставшийся живым напарник-сослуживец взвыл громче и так внезапно, что бойцы невольно отшатнулись на шаг назад.

— Двинулся… Бешенный… Бывает, — прошелестело среди солдат.

— В Грозном я такое же видел…

— Ага, я тоже… Из здания вокзала выбивали… один из наших в передышке огляделся, да и двинулся головой…

— Чтобы всем так двинуться… Жорик того бойца звали… Потом в атаку ходил, как заговоренный… Ничто ему не страшно и ничто его не пугает… Да, ни штык, ни пуля не берет!

— Счастливчик…

— Говорю же, бешенный…

— Да, таких отчаянных, парни, хватает в каждой части — и у нас, и у противника…

— Эх, Россия, что ж ты делаешь со своими сыновьями?!..

— Отставить! — рявкнул Ермолов, в миг прервав армейские байки. — С этого проку не будет, пойдем, старлей, сами покумекаем.

Алексей Андреевич шагнул вслед за майором, рассекающим, словно атомный ледокол, столпившихся солдат. Следом за ними устремился и сержант Греков.

Подойдя к пулеметному гнезду КПП, Аракчеев обратил внимание на присутствие какого-то маленького мальчишки, внежний вид которого выдавал в нем местного.

— Ну что тут у нас, Петр Александрович? — спросил Алексей Петрович.

— Да, вот, говорит, свидетель, — безуспешно пытаясь схватит вездесущего юркого мальчишку, ответил командир разведгруппы.

— Вот так вот сразу и свидетель?! — наигранно удивился комроты. — Как тебя зовут, малец?

— Ильяс, — зыркая маленькими, по-волчьи колючими черными глазками, ответил тот.

— Давай-ка, Ильюха, расскажи мне, что ты этому дяденьке рассказывал…

— Какой же он дяденька, товарищ майор, — с надменной улыбкой на чумазом личике заметил маленький даргинец. — Тут целый капитан…

— Неа, ну ты видал! — оглянувшись на Аракчеева, усмехнулся Ермолов.

— ?! — старший лейтенант неуверенно пожал плечами, не сообразив чему так удивляется Алексей Петрович — то ли смелости дагестанского пацаненка, то ли его осведомленности в различии офицерских званий российских вооруженых сил.

— Ладно, — комроты вернулся к допросу. — Давай рассказывай, что ты моему капитану уже рассказал.

— Я говорю, по солдатикам вашим снайпер стрелял, — бойко затараторил Ильяс. — Только он не из наших, чужой… Достал уже всех, зараза. Не по доброму ходит, не просит ничего, а ворует. Не хорошо это…

— Понятно, — хмыкнул Ермолов. — А с чего ты взял, что по нашим именно снайпер стрелял…

Аракчеев раскрыл было рот, чтобы пояснить, мол, мальчишка прав хотя бы только потому, что вокруг блокпоста довольно хорошо просматриваемая территория, не считая перелеска и обрыва над горной рекой, а стрелок остался незамеченным, но вовремя смолчал. Он заметил лукавый огонек в глазах командира роты и понял, что тому это все тоже давно понятно, но совершенно из любопытства интересно мнение маленького горца.

— Сюда смотри, товарищ майор, — махнул даргинец, ловко высвободил руку из казавшейся цепкой хватки капитана Зуба и прыгнул за бруствер пулеметного гнезда.

— Куда, гаденыш?! — одновременно рявкнули командир разведгруппы и сержант Греков.

— Отставить, — махнул на них рукой Ермолов, внимательно следя за Ильясом.

— Один боец твой вот так сидел…курил, — принялся рассказывать мальчишка-даргинец, дополняя разыгрываемый спектакль ролевыми действиями. — Второй тут…

Мальчишка на секунду присел на сложенный в подушку бушлат, закинул ногу на ногу и поводил перед лицом рукой, как если бы в его пальцах действительно тлела сигарета. Затем он стремительно бросился к установленному на бруствере пулемету, но из-за небольшого роста присесть, как солдат, не получилось, поэтому он сначала сел, потом вскочил, подтянулся на носках, ухватившись за приклад своими шаловливыми ручонками и прижавшись к нему же щекой.

— Руки прочь! — снова гаркнули Зуб и Греков, пристально следящие за передвижениями Ильяса.

— Ой, да ладно, — неохотно убрав руки с пулеметного приклада, отмахнулся от назойливых офицеров мальчишка. — Сюда смотри, товарищ майор… Тебе рассказываю, второй солдат тут лежал, в прицел смотрел… Снайпер выстрелил вон от туда, пуля сюда прошла… отчеканила и убила первого.

Ильяс сначала махнул рукой в направлении высокогорного склона, затем схватил какую-то палочку, отломил от нее черенок размером с пулю и продемонстрировал ее полет. Получалось, что она действительно ударилась о камень, отрикошетила правее и воткнулась в грудь сидящего рядом солдата. Дагестанский мальчишка вонзил черенок в дырочку в мешке с песком, вокруг которой чернело пятно засохшей крови. Старший лейтенант едва сдержался от мгновенно поднятого вверх к горлу приступа тошноты, красочно представив изумленное, застывшее лицо сидящего на этом месте солдата.

— А глаз? — не удержался от вопроса Аракчеев, делая глубокие вздохи-выдохи, чтобы хоть как-то подавить кисло-горький комок.

— Что глаз? — переспросил маленький даргинец, глядя на столпившихся над пулеметным гнездом офицеров снизу вверх.

— Второму солдату глаз выбило, — пояснил Алексей Андреевич, на столько увлеченный рассказом, что обошел всех присутствующих и присел на корточки около бруствера.

— Элементарно, товарищ старший лейтенант, — мельком взглянув на звездочки на погоне молодого офицера, ответил Ильяс.

Он торопливо огляделся по сторонам, на секунду присел и тотчас же вскочил на ноги, протягивая Аракчееву острый осколок черного от крови камня.

— Вы бы не толпились здесь, — заметил мальчишка после некоторой паузы. — Снайпер…

Маленький даргинец снова махнул рукой вдаль за спины офицеров, прищурил левый глаз и звонко щелкнул языком. Мужчины резко оглянулись, невольно вжимая головы в плечи.

— Снайпер на минатере мечети, — подытожил Ильяс. — Я тaк думaю…

И действительно все рассмотрели высокую цилиндрическую башню с заостренным верхом, столбом торчащую на склоне горы.

— Там раньше поселение было… Мулла по минарету ходил, кричал о времени намаза… Пришли чужие. Мулла убили и люди тоже ушли… проклятое место! В самый раз для снайперской лежки — никто туда не ходит.

— А ведь действительно, — утверительно кивнул майор Ермолов. — Как же это я про мечеть-то не подумал. Самое высокое строение в деревне. С площадки открывается чудесный сектор для обстрела, а для ведения визуальной разведки лучше и не придумаешь… Зуб, собери свою группу, да и встряхните это осиное гнездо.

— Есть, — развернувшись и устремившись к крепости, на ходу ответил Петр Александрович.

— Товарищ майор, разрешите и мне с разведчиками, — попросил Аракчеев.

— Не разрешаю! — строго отказал Алексей Петрович. — Спасибо, Ильюха.

— Да мне то что, — отмахнулся маленький даргинец. — Я за свою землю, за свой народ болею… Бандиты уйдут и вы уйдете… Чужие вы, товарищ майор.

— Уйдем, Ильюха. Я обещаю, — ни чуть не смутившись откровением Ильяса, ответил Ермолов. Он порылся в карманах, достал горсть мятных конфет и всучил их в детские ладошки. — Слово офицера!

В ожидании ушедших разведчиков время тянулось неизмеримо медленно. Алексей Андреевич не находил себе места, мысленно браня командира роты за то, что тот не отпустил его с капитаном Зубом. То ли впрыснутая в кровь порция адреналина от рассказа дагестанского мальчишки, то ли необузданное желание мести, то ли неотъемлимый от сознания военно-армейский романтизм, давно поселившийся и крепко осевший в воображении Алеши Аракчеева, но что-то гнало старшего лейтенанта туда, на склон, к подножью старой мечети, оставленной людьми и забытой их Аллахом.

Смеркалось. В еще теплый от разогретой за день земли воздух осторожно крадучись подмешивался легкий бодрящий ветерок. Его ласковые лапки игриво ворошили тетрадные странички, словно желая записать на них принесенный с полей и леса аромат осенних трав…

* * *

— Вперед, бегом! — подгонял в спину строгий сильный голос майора Ермолова.

— Да, бегу я, бегу… — бормотал под нос старший лейтенант Аракчеев, чувствуя, как разрываются в груди легкие, измученные одышкой.

— Винтом! — орал Алексей Петрович. — Смерти хотите?!..Вперед…

Петляя зигзагами, иначе так называемым «винтом», Алексей Андреевич не сводил глаз с верхней части башни, казавшейся в нескольких шагах, но каким-то диковенным образом не приближающейся ни на сантиметр.

— Господи, помоги… Помоги, — шептали иссохшие бледные губы комвзвода. — Помоги выдержать этот бешеный темп… Выберусь — обещаю, брошу курить…

Дважды слева и один раз справа от развалин брошенных хозяевами домов взвизгнули и отрикошетили пули. Щелчки были настолько отчетливо распознаваемые в общем гаме штурма, что Аракчеев мгновенно бросил тело вперед и кубарем укатился за очередную кучу битого кирпича.

— Неужели снайпер?! — мелькнуло в голове яркая вспышка мысли. — Не дамся…

Продвигаясь дальше ползком, старший лейтенант несколько раз осторожно приподнял голову, оглядываясь назад и по обеим сторонам в поисках сослуживцев. На секунду комвзвода стало стыдно. В отличии от него, разлегшегося в укрытии, десантники неслись вперед, на штурм мечети.

— Вроде пронесло — не снайпер, просто «шальняк», — улыбнулся сам себе Аракчеев, прислушиваясь к общему грохоту бесконечной пальбы и не находя в нем визгливых щелчков рикошетивших пуль. — …Господи, помоги!

— Назад! — бешенно заорал майор Ермолов, едва ли не перекрикивая гул артиллерийской кананады наступающих десантников, без перерыва поливающих автоматными очередями ветхое строение мечети.

— То вперед, то назад, — недовольно буркнул Алексей Андреевич, уперевшись руками в битый кирпич и намереваясь подняться на ноги. — Ты уж определись, товарищ майор…

— Замри, не двигайся!.. — снова заорал командир роты и старший лейтенант почему-то отчетливо понял, что слова адресованны именно ему.

Тем не менее отрывая тело от земли на скользящих по камням потных ладонях, Алексей Андреевич попытался встать, но тутже замер снова. Глаза пристально уставились на гранату Ф-1, возникшую сюрпризом из-под сдвинутого кирпича. Чеки с кольцом на месте не было.

— Грамотный, сволочь, ничего не скажешь, — подумал вслух Аракчеев, не сводя глаз с гранаты. — Умно выбрал место засады, рассчитал, что мы заляжем именно тут… А уж место лежания — навязанное… Заминировал гранатами без кольца… В бою ведь поневоле приходится постоянно перемещаться, кувыркаться, падать, прятаться за битым бетоном, кирпичом, щебнем, а тут на тебе — сюрприз!

Следя за плавно, словно в съемке замедленного кино, отлетающим вверх и в сторону предохранительным рычагом, старший лейтенант мысленно начал отсчет отведенных ему последних шести секунд жизни.

— Раз… Два…

Он не пытался вскочить, отбежать, где-нибудь укрыться. Разлет осколков Ф-1 около двухсот метров, ни одна мина не дает такого результата — куда бежать? Алексей Андреевич просто смотрел перед собой невидящими остеклянелыми глазами. А мимо, как в калейдоскопе, стремительно проносились фрагменты его личной, пусть не долгой, но насыщенной впечатлениями жизни: раннее детство, лица любящих родителей и нечаявших в нем души бабушек и дедушек, типовая советская пятиэтажка на перекрестке улиц Белинского и Ошарской, с грохочащими под окнами трамвайными путями, первый класс средней общеобразовательной школы…

— Три… Четыре…

…Первый поцелуй с веселой и бойкой девчонкой, лицо которой солнце щедро одарило яркими огненными веснушками, тенистый парк имени Кулибина, первая драка с чужими мальчишками на набережной Гребного канала за отобранный велосипед, первая сигарета, от которой вскружило голову и защемило дыхание, первая бутылка теплого пива в грязной подворотне, выпускной бал, скрепившиеся в многовековом рукопожании реки Ока и Волга, зеленые холмы Нижнего Новгорода, так красочно видимые с перекинувшегося через Оку автотрассы-моста…

— Пять…

…Военно-медицинский институт пограничных войск Российской Федерации на Казарменном переулке в родном Нижнем Новгороде и последующий переезд по собственному желанию в Рязань, в высшее воздушно-десантное командное училище имени Маргелова…

— Шесть!

Грохочащая волна окатила Аракчеева, засыпая непрекращающимся градом земли и камней. Дрожащий обжигающе-горячий воздух рвал с него форму, ломал грудную клетку, разрывал рот и щеки, выдавливал глаза, но боли не ощущалось. В следующий миг глухая тишина обволокла голову комвзвода густым туманом — это лопнули барабанные перепонки и из ушей по шее за воротник потекли горячие струйки крови. Аракчеев улыбнулся сам себе, наивно, по-детски. Сухие потрескавшиеся губы тихо прошептали:

— Вот и все…

Земля вздрогнула от раздавшегося взрыва и Алексея Андреевича подбрoсило воздушной волной вверх, словно легкое перышко. В какой-то миг старшему лейтенанту даже показалось, что он и есть это самое перышко, беззаботно парящее в небесной синеве над землей. Внизу плыли горы, густо поросшие чернеющим лесом, извивающиеся змейками реки, ласкутные одеяла полей, бледные пятна городов…

* * *

— Ну ни хрена себе у тебя, старлей, нервы в порядке, — неожиданно раздался над самым ухом голос майора Ермолова. — Такому сну можно позавидовать… Вставай, разведка вернулась.

Алексей Андреевич неохотно открыл глаза, сладко зевнул и удивленно оглянулся по сторонам, тайком от командира роты ощупывая себя руками.

— Жив, — пробормотал он с нескрываемой откровенной улыбкой.

— Чего? — переспросил Алексей Петрович. — А, приснилось что-то? Это хорошо… Хорошо, что жив…

Он лукаво подмигнул и вышел в дверной проем, на секунду затмив льющийся снаружи холодный лунный свет широкими плечами.

Поднявшись из-за стола, на котором и заснул, Аракчеев на ходу поправил форму и вышел вслед за майором. От КПП к крепости блокпоста приближалась разведгруппа капитана Зуба. Сам же Петр Александрович нес в руках снайперскую винтовку.

— Ну что там? — без вступления спросил Ермолов.

— Уже ничего, — усмехнулся капитан, протягивая Алексею Петровичу оружие. — Вот, трофей забрали…

— СКС? — удивленно переспросил комроты, без интереса oсматривая отечественный карабин.

— Ну, так, товарыщ майор, — сочувственно пожал плечами ефрейтор Хлыстенко. — СКС, eн жa самозарaдны карабин Сымонова 1949 року выпуску… Боевая xуткастрэльносць трыдцаць-сорик выстрэлив у xвилину… Прыцэльна дальносць да тысячи мэтрив, убойну силу пуля можэ сoхраняць на дальносци да полутора киломэтрив… Цэ щo опцика импортна, на нэстандартним конштейни… японьска! Стояща рэч.

— Нравится, так забирай, — всучив в руку снайпера СКС, буркнул Ермолов.

— Нэ, дякую, — отказался Хлыстенко. — Мине чужого нэ пaтрэбнa, та щo з такою xисторыей…

Заглянувший через плечо Алексея Петровича, старший лейтенант разглядел бледные зарубки на темном дереве приклада.

— Двадцать два, — быстро сосчитав, тихо произнес Алексей Андреевич.

— Двадцать ДВЕ, — не оглядываясь подтвердил Ермолов. — Оборванные жизни… А где снайпер-то?!

— Улетела, — переглянувшись, в одноголосье ответили разведчики.

— Что значит «улетела»?…Особенно мне интересно ваше «-ла»…

— Алексей Петрович, — приблизившись на шаг ближе к майору, сказал капитан Зуб. — Снайпер оказался женщиной…На минарете мечети все как обычно для таких случаев — кресло, несколько упаковок безалкогольного пива, к нашему сожалению пустых, и игрушка, плюшевый зайчик рядом с карабином. Одно слово: бабы.

— Ну, ну и? — Ермолов одернул увлекшегося на детали капитана, отобрав у разведчика игрушку и опять же не оборачиваясь всунув ее в руки старшего лейтенанта, стоящего за его спиной.

Алексей Андреевич хотел было возразить, мгновенно обидевшись на однозначный жест — его по-прежнему считают зеленым юнцом, но офицерам было не до залившего румянцем комвзвода.

— Сучки этой на месте не оказалось, устроили засаду, — продолжал Петр Александрович. — А потом то ли почувствовала наш русский дух, то ли еще чего, но рванула наверх и уже оттуда сиганула головой вниз, да еще с гранатой без чеки… До земли долететь не успела, разорвалась прямо в воздухе.

Как сам командир, так и вся его разведгруппа сдавленно хихикали, чего старший лейтенант никак не мог понять, не находя ни капли юмора в жестоком самоубийстве.

— Так и сиганула? Сама? С гранатой? — недоверчиво прищурившись, комроты выплеснул на Петра Александровича поток вопросов. — Смутно верится, капитан…

— Истинно говорю, товарищ майор, — подняв сложенные воедино три пальца правой руки ко лбу, словно намеревался перекреститься, уверил капитан.

— Не богохульствуй! — одернул его Алексей Петрович. — Все, отбой! Спасибо за работу…

Майор Ермолов развернулся и направился к своей берлоге, разведчики разбрелись по своим нуждам, и только Аракчеев еще несколько минут стоял на прежнем месте, теребя в руках старого затертого плюшевого зайчика.

— Пойдемте, товарищ старший лейтенант, — положа руку на плечо комвзвода, позвал сержант Греков. — Утро вечера мудренее…

— Угу, — буркнул Алексей Андреевич, с трудом отрывая глаза от темного силуэта высокогорного склона, где утонула во мраке ночи старая заброшенная мечеть.

— Да, не берите Вы в голову, — проследив взгляд Аракчеева и заметив в руках последнего мягкую игрушку, улыбнулся Вадим. — Кавказ — дело тонкое…

— Восток — дело тонкое…Вадюха, — задумчиво пробормотал Алексей Андреевич, вспомнив классику советского кино.

— А не один ли хрен?

— Но она ведь женщина… Наверное чья-то дочь, сестра… может быть жена и мать.

— Кавказ, говорю же, — снова подметил Греков, подталкивая в спину и тем самым увлекая командира взвода к казарменной части крепости. — Вот Вы, товарищ старший лейтанант, знаете, например, кто такие моджахеды?

— Ну так… да, наверное… то есть, конечно, знаю, — смутившись от странности вопроса невнятно пробормотал Аракчеев. — Исламские боевики, террористы…

— Моджахед, товарищ старший лейтенант, — отрицательно качая головой, сказал сержант. — Производное от арабского: муджахид, во множественном чисел муджахидин — участник джихада… заметьте, однокоренное слово. Так вот, моджахед, муджахид — буквально «борец», «совершающий усилие»… И это не только воин, но также любой мусульманин, борющийся со своими пороками: будь то учитель, священнослужитель, или даже мать, воспитывающая своего ребенка… Погибший моджахед считается шахидом, то есть мучеником, засвидетельствовавшим свою веру перед Аллахом.

— А почему…или мне показалось, — переспросил старший лейтенант.

— Что именно?

— Что Ермолов вроде как-будто не поверил в самоубийство снайпера.

— Конечно, не поверил, — улыбнулся Греков. — Какой дурак поверит?!

— Ну-у, — комвзвода смущенно опустил глаза.

— Ой, извините, товарищ старший лейтенант, вырвалось…

— Ничего, ничего… Но ведь Петр… Александрович сказал, что снайпер побежала наверх и оттуда выбросилась вниз головой, да еще с гранатой…

— Смешно придумал, — хихикнул сержант, но тотчас сжал губы, заметив укоризненную строгость во взгляде Аракчеева. — Я это к тому, что если кто копать будет — ни в жизни не догадаются чья правда… Тут культуру знать надо. Вам расскажу… Кавказцы никогда не кончали жизнь самоубийством. Гордые, смелые!.. Это наша, русская черта — страх перед пленом, бесчестием, пытками… А они — другие. Есть чему поучиться.

— Чему это у них можно поучиться? — пренебрежительно нахмурив брови, Аракчеев заглянул в глаза замкомвзвода.

— Местный колорит, Ваше благородие, премного интересен-с, — уточнил драгунский унтер-офицер. — Однако, поверьте, ничего хитрого в нем нет… Первым делом необходимо помнить, что всем у них заправляют старейшины. Их слово — закон, неподчинение которому строго карается. По сему, когда приходите в аул, проявляйте к ним уважение.

— У нас, русских, то же самое, — обиженно за нацию, возразил Алексей Андреевич.

— Однако же… У нас, русских… стариков мало кто слушает, — заметил Греков. — А здесь, на Кавказе, слушают… и род свой до пятого колена знают-с… Теперь, Ваше благородие, далее. Гость для них — святой человек, и если Вас пригласили в дом, то хозяин отвечает за Вашу жизнь головой, можете ничего не опасаться.

— Даже, коли русский?! — с неизбежным сомнением в голосе переспросил комвзвода, с удивлением для себя самого подхватив манеру речи драгуна-десантника.

— Независимо — любой, — с учтивым наклоном, словно выступая перед обширной аудиторией, ответил Вадим. — И еще, раз уж речь зашла о гостях. Попадете случаем за мусульманский стол, имейте в виду — пищу у них можно передавать только правой рукой, левая считается нечистой.

— От чего же? — ухмыльнулся Аракчеев, тайком взглянув на свою левую руку и медленно проворачивая ее ладонью то вверх, то вниз.

— Ею сморкаются, моют стыдные части тела и прочее…

— Какая дикость, право, — одернув руку и невольно вытерая ее о штанину, как если бы та действительно была в чем-то выпачкана, буркнул Алексей Андреевич.

— А Вы, Ваше благородие, вижу, о Коране и не слышали?

— Помилуйте, милейший, я христианин! К чему мне знать иные религии?

— Тогда слушайте, товарищ старший лейтенант, — усмехнулся сержант, то ли от искреннего внутреннего удовольствия поучить уму-разуму старшего по званию, то ли заметив необычное обращение. — Слушайте, а то, не ровен час, без головы останетесь по-неведенью. Значит так, свинину они не потребляют. Грязное животное, жрет, что попало. Далее… хлеб ножом не режут.

— Про свинину я знаю, — насупившись, заметил комвзвода. — А про хлеб… Шутишь?

— Никак нет, товарищ старший лейтенант, — отрицательно дернул подбородком Греков. — У них считается, что Аллах за это может урезать пищу. Кстати, скотину едят только обескровленную, то есть, запоротую. Удавленную или убитую ударом не трогают. Кушанья берут пальцами, но никак не двумя. Кости не облизывают и не обгладывают. Вот, вроде бы, по столу и все диковины. Что забыл, потом напомню.

— По столу? А, кроме стола, есть и другие?

— А как же?! — присаживаясь на корточки спиной к крепостной стене и вынимая из-за пазухи драгунского мундира пачку солдатской «Примы», улыбнулся Вадим. — К примеру, нельзя рисовать ни зверей, ни людей. Запрещается появляться перед женщиной с голым брюхом.

Алексей Андреевич опустился на корточки рядом с сержантом и с заинтересованным блеском в глазах, заглянул в лицо Грекова. Последний задумчиво выпустил в прохладу ночного воздуха густые клубы табачного дыма и, мысленно подытожив, что разговор о женщинах не оставляет равнодушным ни одного мужчину, продолжил.

— Что женщина? Для них она — «друг человека»… Должна полностью подчиняться мужу, выполнять все его прихоти, для того и создана.

— Дикость, — не удержался от комментария Аракчеев.

— Кроме того, всегда должна уступать мужчине дорогу, не может обгонять его, не должна открывать рот при постороннем… Ну, вот, в общем и все, — закончил замкомвзвода, бережно закапывая окурок в землю под длинным носком ботфорта. — Правда, не все здесь держатся строгих запретов. Многие отступают, в мелочах. Основное, все же блюдут-с…

 

Глава V

Ранее утро следующего дня принесло к блокпосту группу парламентеров из села, соседствующего в полуторе километра. Как ни кричал на них часовой, как ни грозился дулом пулемета, горцы уходить не собирались. Через несколько минут подошедший к КПП майор Ермолов принял возмущенный гвалт на себя, к нескрываемому удивлению старшего лейтенанта Аракчеева заговорив на языке незванных «гостей».

— Доброе утро, уважаемые, — поприветствовал местных жителей Алексей Петрович.

— Доброе утро и вам, русские, — ответили старейшины, однако по выражению их лиц было отчетливо видно, что пришли они не для дружеской беседы.

Видя их враждебность, комроты изменился в лице, стерев бесполезную улыбку, и в жесткой форме потребовал, чтобы местные построились в одну линию на расстоянии шести-семи шагов. Один из старейшин что-то буркнул сопровождающим их мужчинам и те послушно отошли назад, но по-прежнему толпились тесной кучей. Это не привнесло ожидаемого тепла в дальнейший разговор, но по мелькнувшим на лицах сержанта Грекова и капитана Зуба ухмылкам, старшему лейтенанту стало понятно, что напряжение офицеров несколько спало. Старцы же остались стоять на ранее выбранном ими месте, в паре метров от Ермолова.

Неожиданно, кто-то потянул Алексея Андреевича за рукав вниз и он опустил глаза, чуть оглянувшись. Недавний знакомый мальчишка подмигнул молодому офицеру и поманил пальцем. Аракчеев оглянулся по сторонам и убедившись, что все присутствующие увлечены разговором, присел на корточки, в секунду оказавшись почти одного роста с Ильясом.

— Привет, — тихо сказал маленький даргинец.

— Привет, — улыбнулся комвзвода.

— Ты же не понимаешь по-нашему, — не столько спросил, сколько проконстатировал тот. — Хочешь, переведу?.. Вижу, тебе же тоже интересно…

— А почему шепотом-то?

— Нельзя мне в разговор взрослых лезть, — пожал плечами Ильяс, но тотчас же снова расплылся в широкой улыбке и заговорщецки подмигнул во второй раз. — А майор ваш и без моей помощи справляется. Хорошо говорит, хоть и с акцентом…

— А сам-то ты, Ильяс, где научился так по-русски говорить? Для школы маловат вроде, — поинтересовался старший лейтенант. — Да и есть ли у вас тут уроки русского языка?

— Конечно, есть, — обиженно надул губы мальчишка. — Что ты, товарищ старший лейтенант, думаешь у нас тут глухой аул, средневековая дикость, да? Мой отец — заслуженный учитель русского языка и литературы. Я знаешь сколько книг уже прочитал?! Четыре!..

— Извини, — виновато опустил глаза Аракчеев. — Я не знал…

— То то! — словно прощая своего собеседника, Ильяс положил свою ладошку на плечо Алексея Андреевича и прихлопнул. — Я в школу в следующем году пойду, сразу в третий класс… А когда выросту, в Москву поеду учиться, вот!

— Здорово, — комвзвода откровенно порадовался мечтам маленького даргинца, но, вспомнив об оставленной без внимания темы разговора Ермолова со старейшинами села, переспросил, осторожно указывая пальцем в сторону широкоплечей спины майора. — Так о чем там они беседуют?

— Ничего интересного, — небрежно махнул рукой Ильяс. — Наши возмущенны обстрелом минарета, хотя сами давным давно туда не ходят и деревню забросили… В другое место перебрались — я же говорил. Требуют извинений и компенсации за этот…как его? Аморальный ущерб…

— Моральный, — усмехнулся Аракчеев, поправив мальчишку. — Без «А»…

— Ну, да… Моральный… ущерб, — пожал плечами тот, не обратив особого внимания на исправление.

— И что хотят?

— В том то и дело, что сами не знают… Говорят, чтобы вы уходили.

— Ну, это понятно, — вздохнул старший лейтенант.

Случайно заметив строгий осуждающий взгляд сержанта Грекова, Алексей Андреевич вскочил на ноги и сдвинул висящий на правом плече автомат дулом вперед, ухватившись левой рукой за цевье, а правой за пистолетную рукоятку АКМ. Вадим снова зыркнул на комвзвода, кротким кивком головы пояснив тому, чтобы Аракчеев сдвинулся на несколько шагов в сторону. И действительно дуло «Калашникова» в руках старшего лейтенанта смотрело в спину командира роты, заслонявшую парламентеров стеной. Алексей Андреевич торопливо отшагнул влево, ближе к пулеметному гнезду часовых. Получался довольно четкий клин.

Майор Ермолов стоял перед парламентерами без оружия, не считая пистолета в заранее расстегнутой с загнутым уголком кабуре на бедре, и тем самым откровенно демонстрируя свою миротворческую открытость. Как Греков, так и Зуб напротив же ощетинились дулами автоматов, настороженно ловя каждое малейшее движение в толпе немощных на вид старейшин и сопровождающих их мужчин-односельчан.

Народу перед КПП собралось человек тридцать, большей своей частью мужчины около сорока лет. Когда говорил командир роты Ермолов, дагестанцы сдерживали на угрюмых лицах ехидные усмешки, когда же Алексею Петровичу отвечал кто-то из старцев, даргинцы напускали на себя важный вид, томно кивая головами, не важно соглашались ли они со словами своих старейшин или нет.

Не понимая ни слова и оставшись без любезно предложенного Ильясом перевода, старший лейтенант принялся рассматривать парламентеров. Пренебрегнув дружеским отношением к маленькому даргинцу, подсознание Аракчеева пыталось распознать в горцах боевиков или их пособников и по всей видимости такие среди мирного населения были.

По многочисленным признакам боевиков выдавали едва заметные нюансы внешнего вида будь то потертая материя на правом плече от постоянного ношения автомата, привычка держать левую руку постоянно полусогнутой, и потертость на предплечье левого рукава также получаемая со временем, когда цевье автомата постоянно трет рукав. Правое плечо, как правило, выглядело ниже левого, все от того же автомата.

Вся маячившая на заднем плане группа мужчин в разговоры не вступала, но и то, что почти все они были одеты в длинные и широкие одежды, а руки держали за полой пальто, халата, или плаща, оптимизма не прибавляло. Алексей Андреевич мельком взглянул на сослуживцев, прицениваясь к «весовой категории» возможного сопротивления. Три автомата — он сам, капитан Зуб и сержант Греков, и двое солдат в пулеметном гнезде — один за РПК, второй не менее настороженно с АКМ. Кроме того аксакалы загораживали возможных воевиков своими телами, а это могло занять несколько драгоценных секунд для достижения цели.

Увлекшись, старший лейтенант буквально буравил взглядом толпу парламентеров, ища новые и новые подозрительные движения, готовый в любую секунду открыть огонь на поражение. Петр Александрович незаметно шагнул вперед, встав едва ли не в шаге от командира роты. Аракчеев сдержанно улыбнулся, понимая намерение дислокации капитана. Разведчик перестраховался, готовый при малейшей опасности заслонить Ермолова собой, повалив на землю.

Единственным неоспоримым преимуществом было солнце, пригревающее в спины российских военослужащих, и в то же время слепящее вероятного противника. Даже привыкщие к его яркому свету даргинцы постоянно щурились. К тому же ветер дул в спину селянам, любой шорох, щелчок предохранителя, звяканье металла было бы услышанно в тот же миг. Все же ничего неординарного не происходило.

Слова майора по-прежнему оставались загадкой для старшего лейтенанта, но по тону голоса и манере разговора было ясно, что Ермолов говорил решительно, словно рубил дрова, веско, хорошо поставленным голосом, не терпящим пререканий.

— «На то он и комроты, батя, чтобы вот так говорить,» — подумал Алексей Андреевич.

Через полчаса нервного напряжения собрание закончилось, и «делегация» покинула КПП, но офицеры не расходились, провожая даргинцев взглядом, пока те не скрылись за поворотом.

— Пойдемте, поедим что ли, — первым нарушил затянувшееся молчание Алексей Петрович, словно давая отмашку расслабить напряженные нервы. — Проголодался я после этой беседы…

Мужчины вернулись на блокпост и дружной толпой направились в столовую. Прапорщик Лисовский как будто ожидал их, сидя во главе накрытого стола.

— Солдаты поели? — прежде чем присесть на шаткий табурет, спросил комроты.

— Так точно, товарищ майор, — кивнул тот. — Присаживайтесь…

— Присаживайтесь, — махнул рукой Алексей Петрович толпящимся в дверном проеме офицерам. — Чем это Лис нас сегодня побалует?..

Вопрос остался без ответа. Аракчеев последним подошел к столу и, усевшись, некоторое время рассматривал выставленные кулинарные шедевры. Подобие ленивых вареников с каким-то ароматным соусом — выглядело вкусно, но торчащие из общей миски мослы недавней козы-самоубийцы вызывали опасение.

— Вадим, — тихо позвал комвзвода своего заместителя. — О чем говорили-то?

— Ерунда, товарищ старший лейтенант, — с неподдельным аппетитом обгладывая козью ногу, ответил Греков. — Суть разговора, в общем, заключается в том, что снимать блокпост Алексей Петрович не намерен, по крайней мере в ближайшем будущем, до соответствующего приказа от нашего командования… Он же и объяснил горцам, что их возмущение по поводу обстрела мечети вообще не имеет к российским военослужащим никакого отношения, поскольку обстрела как такового не было, а был взрыв гранаты подорвавшегося боевика-снайпера, которой он же сам и заминировал священное место…

— Ага, — ухмыльнувшись и тайком поглядывая на Алексея Петровича, кивнул старший лейтенант.

— Тем не менее, — так же полушепотом продолжил сержант. — В случае появления других боевиков на минарете, Ермолов пригрозил старейшинам, что будет расценивать последнее, как гнездо снайпера и тогда мечеть будет разрушенна выстрелом из пушки… Даргинцы, естественно, возмущенно пошумели, ну да Вы, товарищ старший лейтант, наверное это сами видели едва ли перед их уходом… Алексей Петрович же мгновенно утихомирил их очередным условием, а именно проведением операции-зачистки в селе.

— Зачистки? — переспросил Аракчеев. — Как так зачистки? В смысле настоящей зачистки?!.. Но это же мирные жители… Там могут быть женщины, дети…эти же старики, которые приходили, а?

— Не берите в голову, товарищ старший лейтенант… Это была лишь угроза. Даги-старики отлично знают и помнят, что такое зачистки сел: в окно сначала кидается граната и только затем дом проверяется на наличие боевиков или оружия… Но до этого, естественно, дело не дойдет…

— Стой, придурок! — неожиданно истерически закричал кто-то снаружи.

Офицеры одновременно повернули головы к выходу. Сержант Греков, а следом за ним и старший лейтенант Аракчеев вскочили со своих мест. В нескольких шагах от столовой стоял побледневший солдат, держа в одной руке гранату Ф-1, а во второй чеку с кольцом.

— Ты что творишь, урод?! — издали взревел сержант.

— Я не нарочно… Она сама, случайно, — пролепетал рядовой.

— Я тебе сейчас дам «сама», сука!

При виде стремительно развивающихся действий картины Алексей Андреевич почувствовал неимоверный выброс адреналина в кровь и не помня себя бросился к солдату.

— Ф-1… Разлет осколков двести метров, — судорожно бормотал комвзвода. — Пусть случайно… Пусть не нарочно… Если рванет — все в фарш…

Схватив нервно трясущуюся кисть солдата и зажав ее в своей, старший лейтенант попытался осторожно вынуть гранату. В этот же момент, подскочивший Вадим жестоко ударил рядового сзади под колени и тот мгновенно упал на подкосившихся ногах. Едва граната оказалась в руках Алексея Андреевича, несчастный получил увесистый удар в челюсть и, откинувшись на спину, растянулся на земле.

Наконец, оставив в покое наказываемую жертву, Греков взглянул на комвзвода. Последний стоял рядом, не шевелясь и крепко сжимая Ф-1 обеими руками с побелевшими и трясущимися от напряжения пальцами. Вадим осторожно вставил неизвестно откуда возникшую ржавую проволочку вместо чеки и криво улыбнувшись тихо сказал:

— Все, отдай…

— А? — дернув головой, словно его окатили ледяной водой, буркнул Аракчеев.

— Все, товарищ старший лейтенант… — снова повторил сержант. — Отпустите… Отдайте…

— Не-е мо-огу, — ответил тот. — Руки свело…

— Понятное дело, — пожал плечами десантник и, ухватившись своими лапами за кисти Алексея Андреевича, принялся отгибать его пальцы один за другим.

Наконец, одеревенелые пальцы комвзвода разжались и граната свободно легла на ладони. Греков улыбнулся, забрал ее и, резко выдернув проволочку, швырнул в овраг. Через несколько секунд раздался взрыв и по оврагу зазвенели впивающиеся в землю осколки.

Встретившись глазами с сержантом, Аракчеев смущенно улыбнулся, как будто это он был виноват в произошедшем. Греков молча пожал плечами и, бросив колкий осуждающий взгляд на валяющегося на земле рядового, пошел прочь.

 

Глава VI

Сидя на заваленке около крепостной стены, старший лейтенант Аракчеев чистил автомат и тайком, с интересом поглядывал за бойцами разведгруппы капитана Зуба, щурясь от яркого слепящего до слез солнца. Неумолимо катящийся за горные вершины багряный диск в последние минуты заканчивающегося дня баловал щекотливыми лучами, примешивая к ним аромат полевых трав. Звучный концерт стрекочащих цикад и квакающих лягушек с неким протяжным кавказским, отличным от северного русского кваканья, акцентом вызывал на душе полное умиротворение.

Алексей Андреевич любовался буйным зеленым пейзажем, мысленно рассуждая о том, что местные народы просто бесятся с жиру. В далеких русских губерниях, где погода резка и сурова, люди живут исключительно мирно. Тут же, в теплой, изобилующей земными дарами стороне — междоусобицы, насилье, грабежи, жестокая бессердечная дикость.

— Определенно, — вздохнул он. — Горячему Кавказу не хватает славного русского морозца… чтобы со снегом по пояс, да с леденящим ветерком покрепче. Вмиг бы поостыли!

— Хорошо бы нас забыли здесь до конца службы, — донеслось до слуха комвзвода от расположившихся в недалике солдат.

— Точно, — гнусаво вторил другой голос. — Сиди себе да балдей… Тепло, красиво.

— Тихо, спокойно, — согласился первый голос.

— Вот только бы пожрать чего…

Чуть склонив голову набок, Аракчеев мельком взглянул на бойцов. Те постирали портянки и разложили их на бруствере окопа сохнуть, в то время как сами сидели босиком, устроив голые ноги с закатаными штанинами на пыльных расшнурованных берцах. Ухмыльнувшись, Алексей Андреевич снова вернулся к созерцанию собирающихся в поход разведчиков. Осторожно пересадив с приклада АКМ любопытную божью коровку на зеленую травинку, старший лейтенант тяжело, с завистью вздохнул.

Завоевать уважение разведчиков — непростое занятие. Разведка — это элита пехоты, и что уж говорить, если те относятся к ВДВ. Перед этими бойцами стоят совершенно иные, специфические задачи. Мечта едва ли не каждого солдата попасть служить именно в разведподразделение.

— Везет зубовским, — подтвердил мысли комвзвода один из греющихся на солнце солдат.

— А то, разведка же! — согласился собеседник. — Их действительно учат воевать!

— Ага, Федь, они на территории противника, как у себя дома, — рассмеялся первый солдат. — Импровизируешь, мгновенно приспосабливаешься к внештатным ситуациям, изменениям обстановки… А рукопашка что стоит — мощь…

— «Какая там рукопашка,» — подумал Аракчеев.

— Какая там рукопашка! — возразил Федя, увлеченно затачивая палочку-зубочистку перочинным ножиком. — Им же, Санек, нужно уметь убивать пусть собственными руками, нo по-тихому… Если противник-часовой в бронежилете, то разрезать горло от уха до уха, пока в образовавшуюся щель не вывалится язык…

Алексей Андреевич с трудом проглотил подступивший к горлу кислый комок. От спокойного тона, которым парни обсуждали детали работы разведчиков ему стало не по себе и он даже пожалел, что стал невольным слушателем их беседы.

— Вот ведь не служба, а сказка! На гражданке потом королем ходишь, — искренне позавидовал Саша.

— Не скажи, Санек, — отрицательно замотал головой Федя, oщупывая портянки на момент просушенности. — Тут ведь знаешь какая обратная сторона монеты… Если разведчики попадаются, то они — самые «лакомые» кусочки. Идет очень быстрый допрос… Духи тоже обучались в наших военных училищах, и поэтому методы разведки, состав групп, методы ведения допросов точно такие же, ничуть не отличаются от наших. Привычка!

— Да ладно, Федь…

— Вот-те и ладно… Но и когда вражеский разведчик попадает в наши руки, то знает, что лучше добровольно и быстро рассказать, что знаешь. После этого быстрая, немучительная смерть… Если повезет, то выстрел в упор из ПБ. А нет — нож. Ножи у них тоже особенные…

Он повертел перед лицом друга своим перочинным ножиком, вздохнул и на примере швейцарского аксессуара принялся объяснять собеседнику специфику ножа разведчика. Лицо Феди исказилось такой серьезной гримассой, будто он сам был изобретателем-создателем всего оружия, входящего в амуницию разведчика.

— НР, нож разведчика или НРС, нож разведчика специальный… НР имеет длинное неширокое лезвие, рукоять с ограничителем. НРС тот же самый, но имеет кнопку, при нажатии которой лезвие вылетает на десять метров. Человек при попадании такого сюрприза почти наверняка погибает!..

— Да ладно, Федь…

— Поди у зубовских спроси, если не веришь! — обиженно надул губы боец, но тотчас же продолжил. — И тот и другой носится в ножнах на голени правой ноги, может крепиться на пояс, а также на левом плече. Все зависит от мастерства, моды, привычки, характера выполняемого задания, местности…

Отвернувшись от солдат, старший лейтенант перевел взгляд на стоящего рядом со своими бойцами капитана. Петр Александрович задумчиво хмурил брови, водя карандашом по карте в планшете. Командир разведгруппы не только проводник, он Бог и Царь в одном лице, от него в первую очередь зависит успех операции, а поэтому за малейшее ослушание следует жестокая расправа, и бойцы это понимают: подведет хоть один из группы — все покойники.

В отличии от автомата, на который комвзвода облокотился, зажав тот между колен, зубовские парни были вооруженны укороченным вариантом того же самого АК, но с неотъемлимыми подствольными гранатометами ГП-25. На поясе каждого из них, включая снайпера Хлыстенко пристроился пистолет, для удобства чуть сдвинутый назад.

Молча взмахнув рукой, капитан Зуб развернулся на пятках и пошел по направлению сидящего на заваленке старшего лейтенанта. Разведчики послушно и преданно поспешили за своим командиром. Проходя мимо Аракчеева, Петр Александрович не замедляя шага повернул голову и дружески подмигнул. Уголок плотно сжатых потрескавшихся губ чуть вздрогнул в легкой, едва заметной улыбке. Алексей Андреевич поспешил ответить ему тем же, мысленно удивившись поведению капитана — никогда раньше между ними не было ни дружбы, ни симпатии. Один за другим, словно связанные невидимой веревкой, мимо улыбающегося старшего лейтенанта проходили бойцы разведгруппы. Комвзвода совершенно точно знал и понимал: понятие «связка, плечом к плечу» для них не пустой звук.

* * *

Выйдя на свежий воздух из прокуренного помещения, Аракчеев опустился на корточки, прижавшись спиной к остывшему камню крепостной стены. Задержав взгляд на циферблате наручных часов, Алексей Андреевич тяжело вздохнул и прикрыл уставшие от недосыпа веки. Время неумолимо утекало в историю, а от ушедшей еще в сумерках разведгруппы капитана Зуба уже более четырех с половиной часов не было ответа. Последний раз радист разведчиков связался с блокпостом в полночь, доложив о совершенном спокойствии на исследуемой территории и намерении Петра Александровича проверить еще два квадрата «зеленки».

Ночь утонула в кромешном неожиданном затишьи наблюдателей моджахедов, оборзевших за последние сутки и без перерывов обстреливающих часовых на КПП. Комвзвода отгонял атакующие подсознание тревожные мысли о попавших в засаду разведчиках, аргументируя самому себе отсутствие шума боя.

— Услышали бы, — вслух подумал он. — Рванули на помощь…

Но как горы, так и радиостанция молчали. На востоке, в иссине-черном небе осторожно забрежил розовыми красками рассвет. Ночь подходила к концу. Оперевшись на автомат, старший лейтенант собрался подняться на ноги, оторвавшись от стены, как вдруг заметил боковым зрением мелькнувшую маленькую тень.

— Привет, товарищ старший лейтенант, — торопливо выдавая себя, тень оскалилась белозубой улыбкой.

— Ильяс? Ты?

— Я, — подходя ближе, кивнул мальчишка.

— Ты что здесь делаешь?

— По делам пришел, — со взрослой серьезностью заявил маленький даргинец. — Где майор твой? Мне срочно…

— Какая срочность у тебя может быть? — улыбнулся Аракчеев. — Тебе спать пора!

— Поспишь тут с вами, — вздохнул Ильяс. — Грустная срочность, старлей… Веди к майору, тебе говорю!

Заметив, что чумазое личико мальчишки отсвечивает недетской суровостью, Алексей Андреевич поднялся на ноги и махнул рукой.

— Ну, пошли… А как ты через КПП прошел? Почему не доложили от туда?

— Мимо прошел, — махнул тощей ручонкой в сторону часовых Ильяс. — Говорю же срочно мне надо, а с ними пока объяснишься.

— Да что случилось-то? — резко остановившись и одернув маленького даргинца за плечо, спросил Алексей Андреевич.

— Пусти, больно, — взвизгнул Ильяс.

— Отставить, — грубо рявкнул из темноты голос Алексея Петровича. — Ильюха, привет, полуночник!

— Уж утро близится, товарищ майор, — заметил мальчишка, шмыгнув носом.

— Ты чего тут лазаешь? Почему не дома? — спросил комроты.

— Грустные новости у меня, — глубоко вздохнул Ильяс. — Ваши в засаду попали… Нужно сходить забрать их. Пока волки не того…

— Ты что такое говоришь?! — воскликнул старший лейтенант, вздрогнув всем телом, словно его окатили ледяной волной. — Какие наши? Какая засада? Какие волки?

— Греков! Четыре человека в ружье! — опустив ненужные распросы, взорвался майор. — Быстро!

Обернувшись, Алексей Андреевич замер, тупо уставился на командира. Ермолов изменился в лице, казалось, глаза его извергали молнии, на шее вздыбились вены, под кожей на скулах остервенело метались желваки. Выскочивший сержант в сопровождении четырех десантников, сонно растирающих глаза, подбежал к Алексею Петровичу, готовые сорвать каждое слово с губ комроты.

— Ильяс, дружочек, — присаживаясь на корточки, взмолился Ермолов. — Веди…

— Побежали, — срываясь с места, махнул рукой маленький даргинец. — Тут не далеко…

Алексей Петрович рванул за мальчишкой. Едва не наступая ему на пятки, мимо окаменевшего комвзвода прогрохотали десантники. Аракчеев проводил их стеклянным взглядом, пару секунд пошатался на ватных ногах и неуклюже побежал следом.

В нескольких сотнях метров от блокпоста раскинулась все еще густая в растительности дубовая рощица. Группа поддержки во главе с маленьким горцем вихрем мчалась по извилистой тропинке, тем не менее не забывая внимательно прочесывать просыпающийся лес пытливыми взглядами.

— Там, в овраге, — резко остановившись и указывая пальцем за раскинувшиеся кусты, сказал Ильяс. — Растяжки я снял, не бойтесь.

Ермолов благодарно потрепал даргинца по голове и первым нырнул в кусты. Тотчас же послышался шорох посыпавшихся из-под подошв майора камешков. Греков молчаливым взглядом приказал двоим бойцам остаться на тропинке, другим махнул рукой следовать за собой и прыгнул в кусты. Ильяс устало опустился на землю, шмыгая носом. Аракчеев заметил, что мальчишка утерает навернувшиеся на глазах слезы.

Спустившись к подножью довольно глубокого оврага, комвзвода выглянул из-за широких плеч столпившихся на дне солдат и едва удержался от внезапного приступа тошноты.

Прислонившись спиной к склону оврага, как будто присели отдохнуть, полулежали бойцы разведгруппы. Ни оружия, ни обуви нигде не было. Голые торсы чернели от запекшейся крови и многочисленных побоев. Из вспоротых животов разведчиков вместо внутренних органов торчала обильно набитая в брюшную полость земля. На голых плечах и груди были вырезаны звезды, шевроны, лацканы кителей. Разведчики смотрели в посветлевшее зачинающимся утром небо бездонными, пустыми глазницами. Как глаз, так и ушей на прежнем месте не было.

— Хорошо хоть уже над мертвыми издевались, — поднимаясь с колен, майор Ермолов первым нарушил тишину, набатом звенящую в ушах.

— Но зачем? — сдавленно выдохнул Аракчеев.

— Для нашего же устрашения, — буркнул сержант Греков. — Изверги…

В очередной раз окинув тела прищуренным взглядом, Алексей Петрович неожиданно резко спросил:

— А где капитан?!

* * *

Стоя над укрытыми плащ-палатками телами разведчиков, комроты нервно курил потерянную в счете сигарету. Старший лейтенант стоял рядом с ним и, как бы ни хотелось ему присесть, ослабив напряжение ватных ног, Алексей Андреевич стойко держался, лишь пьяно пошатываясь из стороны в сторону. Ни на, казалось, заметно постаревшего майора, ни на лежащих на земле изуродованных бойцов он не мог смотреть, и поэтому бессмысленно таращился вдаль, на вызубренный наизусть ландшафт горного массива.

— Люди какие-то, товарищ майор, — неуверенно промямлил Аракчеев, вяло махнув рукой по дороге от пулеметного гнезда часовых.

— Где люди? Какие?! — не сразу отозвался комроты.

— Не знаю, — пожал плечами Алексей Андреевич. — Далеко, не видно… Но вроде бы как местные жители.

— А что такое бинокль ты, старлей, не знаешь?! — сердито рявкнул Ермолов, быстрым широким шагом направляясь к КПП.

Остановившись около замерших в пулеметном гнезде часовых, Алексей Петрович приложил к глазам бинокль. Далеко впереди по дороге в направлении блокпоста действительно неторопливо двигалась группа людей. Все они были одеты в черные балахоны, скрывающие тела с головы до пят, но густые седые бороды и отсутствие оружия обеждало в том, что группа не имеет отношения к боевикам.

— Как-то уж открыто идут, — тихо сказал Аракчеев.

— Верно, открыто, — согласился Ермолов. — Подождем-посмотрим чего хотят.

Когда до КПП оставалось три-четверти километра, «гости» остановились. Несколько минут они суетились на месте, опуская на землю какую-то тяжелую ношу. Потом неожиданно шустро для старцев расступились. Алексей Андреевич прищурил глаза, старательно всматриваясь вдаль. Ноша оказалась сколоченным из толстых досок подобием православного креста. Комвзвода искоса взглянул на майора, прижимающегося глазами к объективам оптики. На широких скулах последнего бешенно ходили окаменевшие от напряжения желваки.

— Твою мать, — сдавленно выдохнул Алексей Петрович. — Шакалы! Изверги… Эх, Петька… Эх, капитан… Что же я Тоньке твоей скажу?!

— Товарищ старший лейтенант, — тихо позвал один из часовых. — Возьмите мой…

Аракчеев повернул голову на голос. Рядовой смотрел на комвзвода снизу вверх из своего пулеметного гнезда и протягивал Алексею Андреевичу отцепленный от СВД оптический прицел.

— Спасибо, — улыбнулся офицер, но с удивлением для себя заметил, что солдат трет глаза грязным кулаком свободной руки, размазывая слезы по щекам.

Комвзвода прищурил левый глаз и приложил монокль к правому. Прицельная сетка оптики выхватила кусок щербатой дороги и медленно поползла вперед, прочь от КПП. Через пару секунд глаз Аракчеева поймал какое-то бревно и скользнул вверх по нему. Кисло-горький комок рванул вверх от желудка к горлу, удушающе перехватив дыхание Алексея Андреевича.

На кресте, прибитое ржавыми скобами, как Иисус, висело человеческое тело. Судя по рваному грязному, в бурых подпалинах растекшейся крови, камуфляжу, было понятно, что он — наш, русский. Несмотря на покрытое коркой грязи разбитое лицо, Аракчеев опознал несчастную жертву: капитан разведгруппы Зуб, Петр Александрович.

На глазах навернулись слезы, в носу защипало и, резко отвернувшись в сторону, комвзвода чуть не захлебнулся тошнотворной массой. То ли от зрелища свисающих из распоротого живота капитана кишок, то ли от зияющих черной пустотой глазниц, то ли в общем от понимания того, что злостная бессердечная старуха с косой так откровенно разгуливает по лону дивной природы солнечного Кавказа — старшего лейтенанта начало рвать. Его выворачивало наизнанку до тех пор, пока не пошла желчь. Стоя на коленях и судорожно отплевываясь, Алексей Андреевич почувствовал коснувшуюся его плеча крепкую руку. Подняв глаза, он встретился взглядом с нависшим над ним комроты.

Лицо майора было серое, напряженное, но тем не менее он пытался выдавить на нем некоторое подобие улыбки — получалось плохо. Старший лейтенант понял, что и Ермолов видел обезображенное тело Петра Александровича, и тотчас снова подавился приступом тошноты. Алексей Петрович ткнул в грудь Аракчеева фляжку и взглядом заставил выпить.

Неглядя нащупав фляжку рукой, Алексей Андреевич прижался грязными губами к горлышку и сделал большой глоток, но уже через мгновение выплюнул все на землю.

— Коньяк, — кивнул Ермолов. — Пей, старлей, полегчает…

Комвзвода выдохнул из легких воздух и снова глотнул из майорской фляжки. Обжигающая нутро жидкость с трудом скользнула по пищеводу проталкивая ком вниз. Вспыхнувшая на спирту горячая кровь ударила в виски. Из глаз Алексея Андреевича снова хлынули слезы, в растекшемся в голове густом тумане медленно наступало прояснение.

Откуда-то издалека, от крепости, послышался шум заработавшего двигателя. Аракчеев и Ермолов одновременно оглянулись. Ныряя акульей мордой, на дорогу выскочила БМП и стремительно понеслась вперед. Вцепившиеся кто во что мог на броне тряслись трое бойцов во главе с сержантом Грековым. Все они громко кричали, едва ли не заглушая рев машины-тяжеловеса, но это не было уставным «ура!». Крик сверепо-оскалившихся десантников скорее напоминал рев разъяренных хищников.

— Куда, блядь!? Стоять! Наза-ад! — заорал бросившийся под гусеницы БМП майор Ермолов, но машина стремительно промчалась мимо него, уносясь вдаль по дороге, к издевательски скачащим, ликующим около креста чеченским боевикам.

В несколько минут БМП сократила разделяющее расстояние, визгливо залаяли автоматы, басовито огрызнулся пулемет. Ошеломленные моджахеды бросились врассыпную: несколько из них растянулись на дороге, остальные успели раствориться в придорожных зарослях.

Когда до торчащего посреди дороги креста оставалось менее сотни метров, неожиданно громыхнул взрыв, окутавший значительный участок дороги густым облаком гари и падающий с неба земли.

Аракчеев не поверил своим глазам и вопросительно взглянул на замершего на месте Ермолова. Последний лишь схватился за голову и заскрипел зубами. Вызвавшийся мстить экипаж, разбросанный взрывом мины, горел вместе с ушедшей в кувет БМП. От расплескавшейся соляры горела земля.

— Жив, сукин сын! — вскрикнул Алексей Петрович, отрывая от глаз бинокль. — Саперы! Ко мне, бего-ом!

От собравшейся толпы «зрителей» торопливо отделились двое бойцов с щупами и прочей атрибутикой саперного дела.

— Давайте, сынки, — не строго, а скорее жалостливо, умоляюще попросил командир роты. — Аккуратненько… Только аккуратненько… Тропиночку сначала проложите… Потом всю дорогу проверим… Жив, сукин сын!.. Вот я тебе задницу-то надеру!..

Старший лейтенант, молчаливо следящий за происходящими событиями по-прежнему сидя на земле около своей грязной лужи, снова приложил к правому глазу монокль снайперского прицела. Облако гари медленно развеялось, но черный коптящий дым от огненных луж все еще струился над дорогой — что сильно мешало видеть. Накренившийся БМП, разорванные тела десантников, коптящие лужи солярки и сидящая на земле, покачивающаяся из стороны в сторону и держащаяся за голову широкоплечая фигура сержанта Грекова.

— Жив, — криво улыбнулся Аракчеев. — Жив…сукин сын…

Проверив дорогу на наличие других мин, саперы разрешили подойти остальным солдатам. Как курица-наседка, майор Ермолов взволнованно суетился среди собирающих тела сослуживцев бойцов, отдавая никому не нужные распоряжения:

— Осторожнее, ребятки… Бережнее…

Трое солдат принялись снимать с креста капитана Зуба. Положив крест на землю, они бережно, словно стараясь не повредить Петра Александровича, вынимали вбитые в древесину скобы. Перешептываясь, будто не желая разбудить командира канувшей в историю развегруппы, бойцы обращались с обезображенным телом, как с живым человеком. Никто не стеснялся застилающих глаза слез, лишь недовольно бурча на то, что эти же слезы мешали работать.

Помогая вывести с места развернувшейся трагедии сильно контуженного сержанта Грекова, старший лейтенант Аракчеев достал пачку сигарет и закурил, жадно затягиваясь и тем самым загоняя то и дело снова прорывающийся к горлу комок тошноты.

— Прости, командир, — все дорогу до блокпоста бормотал сержант. — За зря пацанов подставил… Должен же был понимать, что они выманивали… на мины… Суки, звери…

Мимо пронесли уложенное на носилки тело капитана Зуба. Алексей Андреевич невольно отвел глаза в сторону. За еще непрошедшие сутки «груз 200» рос с пугающей прогрессией.

* * *

— К смерти надо быть готовым, — подытожил майор Ермолов, окинув взглядом собравшихся за длинным столом. Из недавних трex с половиной десятков личного состава осталoсь менее двадцати человек, включая его самого, малоопытного старшего лейтенанта и контуженного сержанта. — Да минует меня чаша сия…

Алексей Петрович запрокинул зажатую в широченной лапе кружку, выплескивая ее содержимое себе в рот.

— Это Вы правильно сказали, товарищ майор, что к смерти надо быть готовым, — ухмыльнулся толстощекий прапорщик Лисовский, наклонив голову и искоса одарив сидящего в углу сержанта Грекова осуждающим взглядом. — Чтобы она тебя не застала врасплох. Дела надо завершать и долгов больших не делать, а то семье придется за твою опрометчивость расплачиваться… Да минует меня чаша сия, — Кондратий Казимирович повторил последние слова майора и тоже выпил.

Старший сержант Аракчеев покосился на виновато повесившего голову на грудь Вадима и мысленно признался себе, что ему жаль дуболомного здоровяка, выглядевшего в эти минуты, как провинившийся малолетка-школьник. Алексей Андреевич не осуждал сержантского проступка и также в тайне ото всех, признался себе, что если бы не приступ тошноты, то наверняка сам сделал тоже самое — рванул мстить за капитана.

Молча заглотнув плескающийся на дне аллюминевой кружки пахучий коньяк, комвзвода закусил корочкой хлеба с массой тушеночного жира, заботливо намазанной на нее прапорщиком Лисовским.

— Извините, товарищ майор, — обратился к комроты Аракчеев, затягиваясь раскуренной сигаретой. — А про какую Вы чашу говорили?

— Сие, мой юный друг, милейший Алексей Андреевич, — пояснил Ермолов, откидываясь спиной к щербатой стене, паралельно расстегивая еще несколько пуговиц суконного мундира и облегченно вздыхая. — Сказал Иисус накануне своей смерти, обращаясь к Богу-Отцу… Он знал, что его казнят, ему было страшно, вот он на всякой случай и просил Отца своего, чтобы тот не делал этого… Коли станется у Вас, Алексей Андреевич, свободное время, почитайте Евангелие. Очень занимательная и поучительная книга, скажу я Вам. Много полезного в ней обнаружите пренеприменно.

Захлопав ресницами, Алексей Андреевич задумчиво затянулся сигаретным дымом, через секунду выпустив в черный закопченный потолок сизое облачко.

— Не компосируйте, Ваше высокоблагородие, юноше мозг, — вмешался Кондратий Казимирович, разливая по чашкам коньяк и заботливо подсовывая под руку Аракчеева очередной кусочек хлеба с жиром. — По крайней мере, им не грозит шизофрения-с…

— Это отчего же? — лукаво прищурив глаза, переспросил майор.

— Когда я был юнкером Его Высочества князя Меньшикова уланского полка, была у меня подружка из медико-хирургического училища, — мечтательно закатив глаза, ответил прапорщик Лисовский. — Так вот Люси рассказывала, дескать, им на курсе по психиатрии говорили, что если человек не читает книг, то он не склонен к шизофрении. Потому как, читая книгу, человек сей сопереживает героям и пропускает все чрез себя. Тем самым на его личность накладывается отпечаток личности книжного героя и происходит смещение личности читателя… Что-то еще, уж простите великодушно, не припомню-с. Сие было так пересыпано медицинскими терминами, что из ее объяснения я запомнил только вот это.

— Призабавно, — улыбнувшись, гаркнул Алексей Петрович, но тотчас же заметил приложенный к губам Кондратия Казимировича толстенький, короткий, с обгрызанным ногтем палец.

Прапорщик кивком головы указал на старшего лейтенанта и лукаво подмигнул командиру роты. Ермолов подавился смешком и виновато зажал рот ладонью. Лисовский кряхтя поднялся на ноги, стянул с плеч свой мундир и бережно укрыл комвзвода тяжелым бушлатом. Голова Алексея Андреевича лежала на сложенных на столе руках, мирно посапывая…

 

Глава VII

Какой-то назойливый овод кружил над головой старшего лейтенанта, своим жужжанием мешая сосредоточиться. Не отрываясь от письма, Алексей Андреевич попытался отогнать насекомое рукой, но после нескольких безрезультатных попыток сдался и отложил тетрадный листок в сторону. Будто издеваясь и добившись своего овод выполнил прощальный круг на головой комвзвода и унесся по своим делам. Аракчеев проводил его взглядом и собрался было вернуться к своему письму, оставленному на первой же строчке «Здравствуй, дорогой дедушка…», нo окаменело замер.

С края площадки, на которой сидел старший лейтенант, открывался живописный вид, предоставляя вниманию обозревателя уходящий к реке пологий склон, как на ладони. По этому же склону, вверх, к крепости совершенно бессовестно надвигалась группа вооруженных боевиков. Моджахеды шли открыто, в полный рост, как будто на послеобеденной прогулке в парке.

— Горячие кавказские парни! — выдохнул Алексей Андреевич, вскакивая на ноги и хватая лежащий рядом автомат за цевье.

На бегу к крепости, прочь от ощетиневшегося сотней автоматных стволов склона, комвзвода орал, как умалишенный:

— Моджахе-еды! К бою-у!..

— Наконец-то…, - злорадно обрадовался выскочивший навстречу майор Ермолов. — Началось!..К бою, солдатушки-ребятушки!.. Греков, в башню!

В отличии от бойцов, торопливо накидывающих на себя и застегивающих бронежилеты, сержант Греков на ходу сбросил свой и нырнул в люк БМП, сильно пострадавшей на момент передвижения, но в абсолютной боевой готовности. В следующую же секунду пушка вздрогнула и поползла в сторону, разворачиваясь дулом к склону. С первым же залпом БМП почти одновременно огрызнулись смертоносными очередями автоматы и пулеметы. От стрельбы закладывало уши, воздух наполнился поднявшейся пылью и пороховой гарью.

На полусогнутых ногах пробегающий мимо распластавшегося со снайперской винтовкой прапорщика, Ермолов крикнул:

— Лис! Ты снайперов их ищи!..

— А то, товарищ майор, найду, — отозвался Лисовский. — Глаз — алмаз, хоть и старый… Не подведет, Ваше высокоблагородие!

Снайперов видимо не было, поэтому Кондратий Казимирович усердно выбирал из боевиков гранатометчиков, управляясь с ними не хуже, чем в своей кухне. Моджахеды перестали наглеть, перегруппировались и передвигались короткими перебежками, прикрывая друг друга огнем. Несколько человек отделилось от основной группы и двинулось к расположенному в стороне от крепости блокпоста КПП, беспощадно, не жалея патронов изрыгающего пулеметные очереди.

Скатившись в окоп, Аракчеев припал к брустверу грудью. Торопливо сменив неожидано опустевший магазин, он возобновил огонь. С ним же по соседству лаяли автоматы двух других бойцов.

— Ну, гады! Даже высунуться не дают! — сердито рявкнул один из солдат, сползая на дно окопа и выдергивая пустотелый рожок.

— Смотри, Федь, на КПП сволочи прорываются, — стараясь перекричать стрельбу, взмахнул рукой сослуживец.

На миг оглянувшись, Алексей Андреевич признал в закопченных лицах бойцов недавних знакомых — Санька и Федю. В этот же момент пулеметное гнездо часовых неожиданно умолкло. Судя по едва различимой сквозь пыль и гарь возне на КПП, солдаты были живы, но у них закончилась пулеметная лента. С ликующим ревом боевики яростно бросились в атаку.

— Что делать?! — испуганно вздохнул старший лейтенант, то же самое прочитав на лицах соседей по окопу.

Не теряя драгоценных минут на раздумье, комвзвода рванул из окопа и, прикрываясь за чем попало, на полусогнутых ногах побежал к пулеметному гнезду наперерез прорывающихся моджахедов. На бегу вырвав чеку, Аракчеев со всей силы швырнул гранату вперед, сопровождая ее свободный полет автоматной очередью. Через положенно-отведенные секунды двоих ближайших боевиков отбросило взрывной волной далеко назад, но остальные залегли и открыли плотный огонь, переключившись на Алексея Андреевича. Если бы не попавшийся под ноги булыжник, о который комвзвода споткнулся и кубарем укатился в сторону, Аракчеев неприменно встретил бы несколько автоматных очередей грудью. Приподнявшись из-за каменной глыбы, очень кстати ставшей защитным щитом на его пути, старший лейтенант бросил очередную гранату и снова залег. Пулемет, подхвативший последующий взрыву гранаты аккорд общей кананады, накрыл оставшихся боевиков, навсегда прижав их к земле.

— Молодцы, ребята, — обрадовался Алексей Андреевич. — Уложились в рекламную паузу…

Последние слова комвзвода застряли в его же горле острым комком. До этого момента сидящий за бруствером пулеметного гнезда младший сержант неожиданно вскочил на ноги в полный рост и подобно киношному герою принялся поливать наступающих моджахедов из РПК, держа последний на весу. Героизм часто соседствует с безрассудством, результат чего и в этот раз не обошел молодого десантника стороной. Автоматная очередь прошила грудь солдата, частично вонзаясь в бронежилет, но также и разрывая лишенные защиты руки и шею. Захлебываясь брызнувшей изо рта кровяной жижей, младший сержант получил очередную пулю, снайперски вонзившуюся ему в глаз и, из-за шока не выпуская пулемет из рук, начал оседать на дно окопа. РПК продолжал стрелять, пока боец не упал на землю мертвым.

Второй солдат из пулеметного расчета тотчас же подхватил замолчавшее оружие и продолжил стрельбу, оставив свой АКМ. Через пару-тройку минут мимо Алексея Андреевича промчался еще один десантник, на ходу разряжая автоматный рожок длинными очередями.

— Держись, братишка! — орал мчавшийся на помощь боец.

— Держись… — скорее для себя, чем для слуха кого бы то ни было еще, не громко вторил ему комвзвода, присоединившись к общей кананаде рокотом своего автомата.

Как показалось старшему лейтенанту, моджахеды не ожидали такой обороны перевала, какой их встретили российские десантники, и торопливо начали отходить назад к реке, оставляя своих погибших товарищей на поле боя. Из-за весомой дальности отступающих и от нежелания стрелять в спину пусть даже врагу, Аракчеев отложил свой автомат на бруствер окопа и с самодовольной улыбкой смотрел моджахедам вслед.

— Чему ухмыляешься, Алешка Андреевич? — послышался из-за спины голос Ермолова.

— Так ведь отступают же, товарищ майор, — не оборачиваясь, а продолжая провожать взглядом сильно потрепанных контр-атакой боевиков.

— Хорошо бы, — с тяжелым вздохом буркнул Алексей Петрович, сползая на дно окопа прислоненной к стене спиной и устало повесив руки на колени. — Только что-то мне подсказывает, что это еще не конец…

— Вы думаете? — переспросил Аракчеев, присаживаясь рядом с командиром роты.

— Даже почти уверен, — грустно кивнул тот. — В учебниках это называется «разведка боем», слыхал?

— Так точно, — задумчиво потупив взор и перебирая глазами разбросанные по дну окопа стрелянные автоматные гильзы, ответил старший лейтенант. — Но ведь…товарищ майор… В сводке значилось…небольшая группа боевиков… Наступало человек сто — я подсчитывал. Уж куда еще-то?

— А ты помнишь, старлей, наш разговор на эту же тему? — лукаво прищурив внезапно вспыхнувшие кровожадным азартом боя глаза, переспросил Ермолов. — Я тебе тогда еще говорил, что понятие «немногочисленная» — очень поверхностное, без четких границ…

— Угу, — еще более тяжело вздохнул Алексей Андреевич, но тутже опомнился и торопливо исправился. — Так точно…

— Вот тебе и «угу», — усмехнулся майор, заботливо, по-отцовски приобняв старшего лейтенанта за плечи и подбадривающе похлопав ладонью. — Поживем-посмотрим…

К окопу подбежал сержант Греков и, спрыгнув вниз, устало опустился на корточки, прислонившись спиной к стене. Левое плечо Вадима чернело от засохшего кровяного пятна, в эпицентре которого зияла вспоротая пулей дырка.

— Товарищ майор, — сказал десантник, переводя сбившееся дыхание. — Там менты с блокпоста пришли… Все, кто в живых остался. Есть раненные.

Не уточняя деталей неожиданного визита, Ермолов поднялся на ноги, подхватил свой автомат и выбрался из окопа. Аракчеев поспешил вслед за ним, с трудом оторвав взгляд от простреленного плеча замкомвзвода. Последний небрежно махнул правой рукой, криво улыбнувшись.

— Не в первой, — сказал он. — Заживет, как на собаке.

Алексей Андреевич утвердительно кивнул, выбрался из окопа и едва ли не бегом пошел за быстро удаляющимся комроты.

Шестеро даргинцев стояли в ряд около пулеметного гнезда КПП. Один раненный в бедро милиционер опирался на плечо товарища, второй стоял на ногах самостоятельно, но держался за голову, неаккуратно обмотанную насквозь промокшим от крови бинтом. На всю оборванную, жалкую на вид группу «гостей» в упор смотрели дула РПК и АКМ часовых, сомневающихся в правдивости милиционерских слов.

Алексей Петрович пристально всмотрелся в лица дагестанцев, стараясь узнать в них знакомых. Вероятность скрытой уловки моджахедов в прибывших под крыло российских десантников милиционеров не отрицалась. Подоспевший старший лейтенант разрядил атмосферу, назвав по имени двоих дагестанцев. Тем не менее Алексей Петрович проверил документы и только потом дал часовым отмашку опустить оружие.

— Моджахъеды акружилы нащ бльокпост и разьеб… — ли эво «мухьами», — сказал один из милиционеров.

— Трагично, — пожав плечами и кивая головой подытожил Ермолов, задумчиво осматривая оружие даргинцев.

Два автомата Калашникова, три пулемета РПК и даже один гранатомет — не плохое дополнение в вооружении уцелевшего блокпоста российских десантников. Огорчало другое, а именно утвердительный факт того, что отбитая атака моджахедов, успех которой выглядел обманчивым, действительно была разведкой. Необходимо было готовиться к более серьезному и жестокому бою.

 

Глава VIII

По заданию командира роты несколько солдат под бдительным руководством саперов заминировали весь склон, уходящий от блокпоста к реке. На верхушку полуобвалившейся крепостной башенки затащили ручной пулемет Калашникова и дополнительный боекомплект. Без стеснения перед снующим по территории блокпоста майором, сержант Греков отборным матом гонял солдат, подготавливая БМП к бою, лишенный по его же вине возможности передвижения. Старший лейтенант Аракчеев наравне с рядовыми бойцами рыл окопы и укреплял их бруствера. Вся немногочисленная армия майора Ермолова, озабоченная всеночной работой, не заметила, как над горами забрезжил розовыми красками рассвет.

Воткнув саперную лопатку в землю, Алексей Андреевич распрямил затекшую спину и смахнул со лба крупные капли грязного пота. Неожиданно для себя он заметил несколько человек, суетящихся в подножье холма.

— Так ведь минеры должны было уже давно все закончить, — вслух подумал комвзвода.

— Они и закончили, тов… — подтвердил до неузнаваемости чумазый солдат. — Бля-а…

Аракчеев схватил лежащий на бруствере окопа бинокль и онемел от охватившего его ужаса. На упирающeйся в перелесок кромке склона копошились моджахеды, устанавливая минометы. В следующую же секунду в ранней утренней тишине, нарушаемой лишь скромной распевкой птиц-невидимок, засвистела первая мина. Алексей Андреевич бросился на дно окопа и, вжавшись в песок, прикрыл голову руками. Земля задрожала, словно в недрах многовековых кавказских гор проснулся некий вулкан. Затем она встала стеной и вместе с осколками обрушилась вниз. Не давая возможности перевести дыхание и резкими хлопками по ушам вернуть барабанные перепонки в прежнее состояние, просвистели и разорвались еще несколько мин. Распластавшихся бойцов десанта засыпало землей. На мгновение оторвав голову и в пол оборота взглянув назад, в сторону крепости, старший лейтанант увидел, как обвалилась дышащая пламенем каменная стена.

— Живой?! — повернувшись лицом к солдату, спросил комвзвода, но тотчас же прикусил язык.

Минуту назад разговаривающий с ним боец лежал на дне окопа на животе, не естественно разбросав в стороны руки и ноги. Половина шеи была вырвана, в то время, как вторая половина под тяжестью головы склонилась влево. Из разорванного осколком горла бил кровававый фонтан, окрашивая стену окопа. С трудом подавив в себе приступ тошноты, старший лейтенант опустился на колени рядом с трупом и попытался его перевернуть, чтобы остановить хлестающую кровь. В тот же самый момент тело судорожно вздрогнуло и грязная в крови и земле рука крепче сжала цевье АКМ, будто мертвец не хотел расставаться со своим оружием.

Вой мин действовал на нервы гораздо эффективнее хуже, чем сами разрывы. Казалось, что воздух вибрирует, сжимается, бьет по огрубевшим от разрывов барабанным перепонкам, практически парализуя волю. В затуманненой голове старшего лейтенанта мельтешили жудкие мысли, что именно эта мина летит к нему. Что сейчас она упадет с высоты двадцати метров и, ударившись о тело, разорвет его на куски. Но постепенно Аракчеев заставил себя раскрыть глаза.

Мир вокруг оказался укутан в разрывы от снарядов и гранат. Воздух можно было трогать руками, на зубах скрипела пыль, в горле першило от сгоревшего тротила, глаза начали слезиться. В висках стучала кровь, выдавливая из-под подшлемника пот. Комвзвода дернул бушлат, ослабил крепление бронежилета — воздуха значительно не хватало. Откинувшись спиной к песчаной стене, Алексей Андреевич порылся в карманах, достал сигарету и прикурил.

Сквозь грохот взрывов Аракчеев услышал, как кричат раненные, как с чудом уцелевшей башни и с КПП голосят пулеметы, как огрызаются автоматы, как заорал майор Ермолов, пинками поднимая солдат с земли и сгоняя их в укрытия. Под свист падающих мин, наконец, громыхнул БМП.

Поборов себя, Алексей Андреевич вскочил на ноги, за ремень притянул валяющийся рядом АКМ и навалился грудью на бруствер окопа. Не помня себя, не целясь, сдавил пальцем спусковой курок. Но тотчас же, где-то совсем рядом, разорвалась очередная мина, засыпая комвзвода комками земли.

В голове Аракчеева стоял страшный гул, ноги подкашивались, но вдруг минометный обстрел затих также внезапно, как и начался. Старший лейтенант наотмаш махнул рукавом по лицу, стерая перемешаную с пороховой гарью пыль. В воздух взметнулись сразу несколько небольших ракет, подобно летающим змеям увлекая за собой длинные шланговые хвосты.

— Змей Горыныч! — догадался Аракчеев, кисло скорчевшись в ожидании неминуемого беспощадного хлыста по ушам.

Взлетев довольно высоко ракеты разминирования рухнули на землю, расстелив набитые тротилом шланги едва ли не к вершине холма. Отведенные взрыву полторы секунды растянулись в вечность. Но едва их срок истек, «змей горыныч» изрыгнул пламя подорвавшегося тротила, детонацией выбрасывая наружу все земные «дары». Широченные, в добрых четыре метра колеи расчистили старательно заминированный склон с легкостью профессионального дворника.

Моджахеды истерически заголосили, празднуя освежевание неубитого барана, и бегом бросились по проделанным в минном поле коридорам. Автоматные и пулеметные очереди осаждаемого блокпоста встретили боевиков дружным залпом. Но враг в таком количестве выползал из лесной чащи, что, казалось, бесприкословно подбирается к позициям российских десантников.

— Вертушки! Вызывай вертушки, — сквозь гул кананады брызжал пенной слюной комроты.

— Глушат эфир, товарищ майор, — чуть не плача, кричал радист, барабаня по радиостанции.

— Вертушки!.. — настаивал на своем Ермолов.

Позволив себе секундную передышку, Алексей Андреевич повернул голову в сторону внезапно умолкшего на КПП пулемета. Последний действительно валялся в одиночестве, но вокруг пулеметного гнезда творился жестокий беспредел.

Каким-то образом прорвавшиеся к КПП моджахеды сворой бешенных псов набросились на российских солдат, принявшись кто руками, кто ногами, кто прикладами автоматов избивать выволоченный из-за бруствера пулеметный расчет. Наконец, один из боевиков резко рубанул по своему горлу ребром ладони, остальные поддержали его зловещим кровожадным гвалтом.

Бросившиеся на помощь бойцы наткнулись на автоматную очередь и еще живые, но уже на подкошенных, прострелянных ногах были также увлечены моджахедами к месту казни. Одному за другим чеченские боевики задирали несчастным головы и наотмаш вспарывали горло ножами. Трясущиеся в предсмертных судорогах обезглавленные тела корчились на земле, впиваясь пальцами в придорожный щебень.

Оглянувшись по сторонам, Аракчеев с ужасом для себя отметил, что никто из сражающихся за перевал будто не замечает происходящего в нескольких десятках метров. Ему хотелось крикнуть, но из горла вырывался лишь сдавленый стонущий хрип, глаза застилала пелена слез. Рванув из окопа и, на ходу выпустив длинную автоматную очередь, комвзвода помчался к КПП.

— Вот вам, гады, за все… за всех! — заорал Алексей Андреевич, неожиданно вернувшимся, прорвавшимся голосом.

Крик звучал истерическим, с какими-то визгливыми нотками, но молодого офицера это нисколько не смущало. Как аллой тряпкой для быка, перед ним мельтешили зверствующие моджахеды. Дернув с пояса гранату, Аракчеев сорвал кольцо зубами и от плеча бросил «эфку» в толпу.

Сознание твердило, что своим уже ничем не помочь, а боевиков необходимо уничтожить как можно больше. С разницей в минуту, за первой гранатой полетела вторая. Взрывные волны разбросали моджахедов, как игрушечные кегли, не дав им ни секунды на контр-атаку. Комвзвода прыгнул в сторону и кубарем укатился за мешки с песком. В ту же минуту на помощь своим из кустов вынырнули еще несколько боевиков, нашпиговывая укрытие Алексея Андреевича очередями из АКМ. Выждав некоторое время, Аракчеев выкатился из-за мешков с другой стороны и срезал бегущих из автомата.

— Ну, что?! Еще хотите? — ликовал он. — Получите сполна!

К взбешенному лаю его автомата присоединились еще два. Оглянувшись через плечо, комвзвода заметил приближающихся к нему на помощь бойцов, безостановочно поливающих врага смертоностными очередями. Едва солдаты рухнули за бетонные блоки и мешки с песком, над головами прошелестели гранаты от подствольных гранатометов. За спиной раздались хлопки и щелканье осколков.

Перекатываясь по земле, комвзвода перебрался к одному из бойцов. Лицо последнего светилось смертельной белезной, видимо-пробивающейся даже через копоть и грязь; по щекам к подбородку из-под подшлемника струились крупные градины пота. Развороченное левое плечо бушлата быстро намокало и разбухало от сочившейся из осколочной раны крови. Стиснув зубы, солдат пытался пристроить жгут и облегченно улыбнулся, косо взглянув на прикатившегося к нему Аракчеева.

Алексей Андреевич отложил свой автомат в сторону и принялся расстегивать бушлат раннего, чтобы освободить плечо. Боец морщился от нестерпимой боли и порывался крикнуть командиру взвода в самое ухо. Последний инстинктивно отстранялся от него, продолжая заниматься своим делом.

— Не ори! — наконец, строго рявкнул на солдата офицер, краем глаза следя за лицом «пациента», искривленным гримассой мученика. — Я понимаю, что тебе больно… терпи…

Тот утвердительно кивнул и свободной правой рукой занырнул в нагрудный карман, тотчас же достав оттуда индивидуальную аптечку и протянув ее Аракчееву. Алексей Андреевич кивнул, открыл аптечку и достал из нее шприц-тюбик с обезболивающим.

— Вот это хорошо, — улыбнулся он. — Сейчас все починим…

Бережно отложил в сторону и шприц, и саму аптечку, комвзвода вынул из ножен трофейный стиллет, подаренный сержантом Грековым в первый день знакомства. Но даже под идеально острым лезвием стиллета намокшая от крови ткань и вата на плече поддавались с трудом. Собственным плечом смахивая сочившийся из-под подшлемника пот, офицер продолжал пилить окровавленный бушлат солдата, при каждом нажатии из которого вытекала кровь и скатывалась по ножу и пальцам, затекала в рукав. На мгновение Аракчееву даже показалось, что он режет не тряпку, а живое тело.

Наконец, стянув с солдата бушлат и обнажив плечо, Алексей Андреевич взял из аптечки шприц-тюбик с обезболивающим лекарством, отвинтил колпачок, проткнув им крохотный пластиковый пакетик и торопливо, но мастерски воткнул иглу в руку бойца. Заметив удивленный взгляд последнего, как реакцию на ненормальную со стороны ухмылку, комвзвода пожал плечами и пояснил:

— Военврачом должен был быть… Но после первого же курса попросился в десантуру.

— ?! — ранненый приглушенно застонал.

— Терпи, мужик, терпи! — подбадривающе подмигнул Алексей Андреевич. — Сам уколы не люблю… Сейчас будет легче.

Он надавил на шприц и жидкость вышла из тюбика. Не разжимая пальцев, командир взвода выдернул иголку и помассировал руку солдата.

— Как тебя звать-то?

— Паша, — выдавил из себя тот.

— Все будет хорошо, Паша! Все будет хо-ро-шо… Потерпи, немного осталось. Дыхание задержи… Пожалуйста.

Размотав жгут, Аракчеев внимательно осмотрел рану, в которую виднелись разбитые кости. Комвзвода быстро перекинул жгут возле основания шеи, пропустил его под плечом и рукой, и затянул на груди. Зрачки у солдата расширились от боли, но он только замычал, боясь выпустить воздух.

— Все! Теперь дыши, — улыбнулся Алексей Андреевич, хотя гримасса грязного с подтеками от кровяных брызг лица «полевого врача» вероятно привела бы любого нормального человека в ужас. — Как можно чаще и глубже, но чтобы голова не закружилась… Понял?

— Да, — прошептал тот, благодарно кивнув.

Разорвав индивидуальный перевязочный пакет, командир взвода дернул зубами прорезиненную оболочку и упаковочную бумагу. Затем он вынул булавку, развернул ватно-марлевые тампоны и, стараясь не касаться их внутренних поверхностей, приложил к ране: один тампон на входное отверстие, а другой — на выходное. Профессионально быстро перебинтовав раненое плечо и время от времени заглядывая в лицо бойцу — жив ли, Аракчеев расслабленно откинулся спиной к бетонной стене укрытия.

— Ты что это? — встревожено спросил Алексей Андреевич, заметив, что «пациент» стиснув зубы от боли, рыщет по карманам свободной целой рукой.

— Курить хочу…а вот… найти не могу., - прошептал Паша.

— Нашел время курить! — откровенно радостно, но хмуря брови, рявкнул комвзвода. — Если хочешь курить, значит, жить будешь!..

Он достал свою пачку сигарет, вынул из нее одну сигарету и вложил ее в губы солдата, обпалив наружный кончик табачного изделия огнем зажигалки.

— Только глубоко не затягивайся, а то голова закружится, — предупредил бойца Алексей Андреевич.

Отдышавшись и гордясь сам собой, Аракчеев подумал, что хорошо бы дед видел его работу. Военврач, подполковник военно-медицинской службы Алексей Игоревич наверняка смог бы порадоваться таким внуком.

— Прикрой! — крикнул Алексей Андреевич второму бойцу, все это время выглядывающего из-за своего укрытия и отражающего атаки моджахедов пока шла «хирургическая операция». — Я к пулемету, на КПП.

— Добро! — отозвался тот и тотчас же его автомат жестко огрызнулся длинной очередью.

— Ну, все, пока, — напоследок улыбнулся комвзвода. — Держись…после боя пообщаемся.

— Спасибо Вам…товарищ старший лейтенант, — криво улыбнулся тот, провожая Аракчеева, рванувшего перекатом прочь.

Добравшись до пулеметного гнезда, Алексей Андреевич заметил сгорбленную около РПК спину, по всем признакам пренадлежащую вражескому аккупанту.

Песочного цвета турецкий защитный камуфляж сидел на коренастом боевике безупречно хорошо. Стараясь не смотреть на разбросанные вокруг КПП разорванные его же гранатами трупы моджахедов и обезглавленных российских десантников, Аракчеев притаился в нескольких шагах от бруствера. Можно было легко выстрелить в спину занятого находкой чеченского боевика, но старший лейтенант откровенно признался себе, что по горящей в жилах крови мечется жажда мести, обволакивая человеческий разум густым туманом. Не видя ничего вокруг, кроме сгорбленной спины сидящего в пулеметном гнезде моджахеда, комвзвода перекинул ремень своего АКМ через плечо и сдвинул оружие за спину. Аккуратно вытянув из набедренного чехла грековский стиллет и ступая с бархатностью крадущейся кошки, старший лейтенант начал приближаться к отмеченной им жертве.

Подкравшись на расстояние вытянутой руки, Алексей Андреевич замер, опустившись на колени и затаив дыхание. Боевик громко усмехнулся сам себе, видимо радуясь трофейному пулемету и поднялся на ноги. В эту же секунду, воткнув нож в землю рядом с собой, комвзвода обхватил обеими руками высокие голенища берцев моджахеда и с силой дернул его ноги на себя. Естественным образом противник выронил свой трофей, на подсознании выставляя руки вперед, чтобы не удариться о землю лицом.

Теория о психике потерявшего равновесие мужчины в отличии от женщины оправдалась. Падая на землю, моджахед молчал, сосредоточенно стиснув зубы — мужчина! Женщина бы завизжала, привлекая к себе внимание, взывая о помощи. Мужчина же наоборот — молчит, охваченный духом борьбы.

В следующее же мгновение, налету схватив стиллет, старший лейтенант кошкой прыгнул на спину упавшего боевика и, уперев колено в самое основание шеи, где та стыкуется со спиной, ухватился левой пятерней за лоб моджахеда и резко рванул его голову на себя. Незамедлительно раздался тошнотворный хруст сломанного позвоночника, но и этого раздухарившемуся Аракчееву показалось мало. В правой руке блескнуло стальное жало стиллета и последний, со свистом разрубая воздух, дважду пронесся поперек шеи чеченского боевика, низвергнув кровавый фонтан.

— Так то! — злорадно усмехнулся комвзвода, небрежно оттолкнув безжизненное тело.

К сожалению Алексея Андреевича РПК оказался напрочь лишенным боевой силы. Оставив пулемет, старший лейтанант подобрал автомат моджахеда, выдернул из оружия и из жилетки-разгрузки все имеющиеся магазины и привстал, высунувшись из-за бруствера КПП и вглядываясь в развернувшийся бой близ крепостных стен.

Выскочив из пулеметного гнезда, Аракчеев побежал вперед, едва ли не бороздя землю носом и старательно ловя себя на каждом очередном шагу чтобы не споткнуться, не упасть. Над головой визжали смертоносные пули, выше над ними проносились мины. От грохота разрывов закладывало уши, выгибая барабанные перепонки в обратную сторону — легкая контузия — обычное дело на полях боевых действий. Время от времени прячась за тем или иным укрытием, Алексей Андреевич торопливо похлопывал себя по ушам, как если бы вытряхивал забившуюся в них воду после ныряния в морские пучины. Это помогало слабо, глухой пеленой обволакивая голову старшего лейтенанта, отделяя его сознание от окружающего мира.

— Со временем пройдет, — вслух рассуждал Аракчеев. — Ничего страшного…

Ориентируясь на мелькающие полосатые тельняжки десантников и яростно поливая огнем своего автомата наступающих боевиков, комвзвода с каким-то животным азартом, жаждой крови, диким лесным зверем упивался боем.

Неожиданно впереди, за несколько десятков шагов упала и взорвалась мина. Волной обжигающего воздуха Алексея Андреевича отбросило назад, ударив о стену крепости. Откатившись за торчащий у ее подножья бетонный блок и похлопав ладонями по мгновенно онемевшим ушам, старший лейтенант осторожно выглянул наружу. Минуту назад там, где разорвалась мина сцепились в рукопашном бою двое десантников с пятью моджахедами. Теперь же кроваво-черным пятном зияла развороченная яма. Разорванные тела всех семи мужчин, принявших осколки на себя, лежали вокруг воронки. Аракчеев невольно ощупал себя одной рукой.

— Мне не досталось, — подытожил он. — Очередная порция воздушного хлеста по ушам — ерунда, пройдет…

Заметно поредевшие ряды и без того немногочисленной группы защитников перевала постепенно сдавали, отходя назад, в глубь блокпоста. Наступающее полчище моджахедов теснило десантников с обеих флангов, беспощадно осыпая шквалами автоматных и пулеметных очередей. Радовало одно — прекратился минометный обстрел, но и это не сильно облегчало задачу обороны.

Громогласное «Ура!» встрепенуло скрепящий пороховой гарью воздух — десантники пошли в рукопашную атаку. Сверкали сталью клинки, глухо чеканили друг о друга удары рук и ног, хрипели сдавленные глотки, брызги крови орошали землю дождем, изредко огрызались автоматы — боекомплекты неумолимо подходили к концу.

Врезавшись в наступающие ряды моджахедов, Ермолов вскинул вверх руку, со сверкающим в ней палашом. Через считанные доли секунды последний обрушился на головы вражеских боевиков, разя их налево и направо, лязгая о сталь кавказских ятаганов, рубя и сокрушая. Аракчеев рванул следом за командиром, не сводя глаз с мелькающего молнией клинка и крепко вцепившись в свой автомат. Переступая через порубленные тела, Алексей Андреевич откровенно признался себе, что готов бы тоже отбросить АКМ в сторону и выхватив палаш разить неприятеля подобно бравому драгунскому командиру. Видение больше не казалось ему сказочным, мистическим. Воздух наполнился звоном бряцающей друг о друга стали алых от крови палашей и ятаганов, сопровождаемых отчаянными криками, стонами и редкими пистолетными выстрелами.

В паре шагов от комвзвода прорубал себе путь сержант Греков. Изрезанный клинками моджахедов драгунский мундир висел на Вадиме страшным нищенским балахоном, в почерневшие от крови прорези которого выглядывали бело-синие полосы десантной тельняжки.

— Ваше благородие, смотрите! — заметив Алексея Андреевича, возбужденным от боя голосом крикнул сержант Греков.

Увернувшись от чудом проскочившего Ермолова моджахеда, комвзвода препроводил того ударом приклада в затылок и мельком взглянул на Вадима. Последний резко взмахнул палашом, опуская тот на свою очередную прикрывающуюся кривой саблей жертву. Палаш разбил клинок надвое и глухо врезался в плечо чеченского боевика. Лезвие стремительно, без какого-либо сопротивления, словно в теле кавказца совершенно не было костей, прошло наискосок и вместе с головой отрезало половину груди. Клокоча и хлюпая брызнувшим фонтаном крови, бюст завалился набок, но не упал, а повис на коже и разорванной ткани камуфляжа. Злорадно ухмыльнувшись при виде им же содеянного, сержант вскинул левую руку со сжимаемым в ней пистолетом Макарова. Последний незамедлительно огрызнулся пламенным хлопком и вырвавшаяся из вороненного дула пуля отбросила замахнувшегося над Аракчеевым боевика назад.

Отблагодарив замкомвзвода кивком, Алексей Андреевич все же отметил для себя нечестность боевого сопротивления сержанта. Сокрушая чеченских боевиков палашом, Вадим отшлифовывал свою работу пистолетными выстрелами, если сталь клинка не достаточно точно достигала своей кровожадной цели. Выпустив короткую автоматную очередь в несущегося на Грекова моджахеда и тем самым вернув долг, Аракчеев едва не поплатился жизнью, подпустив сверепо оскалившегося кривой гримассой моджахеда слишком близко.

Не теряя ни секунды и не ожидая ни от кого помощи, комвзвода рванул навстречу врагу с направленным вперед дулом АКМ. Под напором несущихся навстречу друг другу тел последнее встретилось с грудью боевика, разорвало плотную ткань камуфляжной куртки и вошло в плоть. Глаза Алексея Андреевича и кавказца встретились, сцепившись в крепком контакте. Русский офицер отчетливо видел, как исказилось гримассой смертельной боли лицо моджахеда, как подернулись матовой пеленой его глаза, как тело расслабленно повисло, утягивая застрявший в нем автомат вниз. Но уже в следующее мгновение из-за спины поверженного возник другой боевик, грозясь нашпиговать Аракчеева автоматным свинцом. Выдергивать свое оружие из тела врага не было времени, секундное промедление грозило неминуемой расплатой с летальным исходом. Алексей Андреевич резко надавил на спусковой курок АКМ в том положении, в котором последний пребывал. С первой же пулей дуло очистилось от забившейся в него мясной плоти, остальные понеслись вперед глухо вонзаясь в грудь моджахеда, неожидавшего такого поворота событий.

В следующее же мгновение одурманенный жестоким боем разум внезапно просветлел, словно резким порывом ветра разгоняя густое молоко седобородого тумана. Аракчеев выдернул ствол автомата из бездыханного тела чеченского боевика, отшатнулся в сторону и, прислонившись к крепостной стене, изрыгнул кисло-горькую тошнотворную массу. Его рвало и выворачивало наизнанку, но голова с каждой секундой светлела, очищалась. Отерев грязные губы и подбородок рукавом бушлата, он поднял мокрые от слез глаза и словно из мягких рядов кинотеатра, со стороны взглянул на непрекращающийся все это время бой.

— Вперед! — скомандовал сам себе комвзвода, но в тот же момент что-то тяжелое навалилось на его плечи, прижимая к земле.

Извернувшись ужом, старший лейтенант встретился глазами с хищным взглядом чеченского боевика. Подкравшись сзади, последний навалился на Алексея Андреевича грозно замахиваясь черным от крови стальным жалом ножа. Саданув в глаз кулаком и тем самым выиграв драгоценную секунду, Аракчеев следующим же ударом выбил оружие из руки моджахеда. Тот же, не теряясь, мгновенно ухватился обеими лапами за шею комвзвода, цепко сжимая, казалось, не пальцы, а стальные тиски. Перед глазами старшего лейтенанта поплыли радужные круги, а пальцы вцепились в запястья моджахеда в безрезультатной попытке оторвать руки врага от своей шеи. Из раскрывшегося, жадно глотающего воздух рта, вырвался сдавленный хрип.

Освободив левую руку, Алексей Андреевич поднырнул ею между собой и навалившимся на него телом боевика, попытавшись спихнуть того с себя, перекувырнуться, оказаться сверху. Но то ли от охватившей тело усталости из-за нехватки жизненоважного кислорода, то ли из-за тяжести мускулистого тела, старания комвзвода не увенчались успехом — моджахед злорадно скалился и крепче сжимал шею своей жертвы. Неожиданно, пальцы шныряющей между телами руки Алексея Андреевича нащупали холодную резную рукоятку и мгновенно рванув ее наружу. Скосив глаза, старший лейтенант уставился на изогнутый полумесяцем клинок сувенирного ятагана, купленного им на рынке в Пятигорске и позже забракованного сержантом Грековым.

Прорвавшийся сквозь облака пыли и пороховой гари луч солнца скользнул по обнаженному, девственному клинку, никогда ранее не познавшему вкуса крови и войны. Будто споткнувшись о глубокую памятную щербину, луч отрикошетил в глаза моджахеда. Последний невольно зажмурился и чуть дернул головой в сторону. Подаренной ятаганом секунды оказалось больше, чем предостаточно.

— Су-увени-ир, — прохрипел Аракчеев, вперившись взглядом в чеченского боевика и резко воткнул клинок в спину противника, наискось под левую лопатку.

Острый кончик ятагана, прошедшего насквозь и выскочивший слева из груди моджахеда, царапнул о бронежилет старшего лейтенанта. Сверепый взгляд моджахеда мгновенно застыл, глаза заволокло стеклянным блеском, изо рта потекла струйка крови, срываясь на лицо Алексея Андреевича багряными каплями. Хватка ослабла и комвзвода относительно легко сбросил с себя отяжелевшее заполняемой его смертью тело.

— Так то!.. — выдохнул старший лейтенант, перевернулся на бок и сел, прислонившись спиной к крепостной стене.

— Браво, Ваше благородие, — прогремел голос Грекова. — Чем это Вы его так?!.. Неужели сей нелепицей, сувениром-с? Вижу не выбросили, сохранили… А оно и жизнь Вам, Алексей Андреевич, спасло. Похвально!

Аракчеев поднял усталый взгляд и криво улыбнулся. Подаренный сержантом стиллет где-то потерялся в суматохе боя, а сувенирный ятаган пригодился как нельзя в лучший, нужный момент.

— Теперь, Вадим, я его уж точно никогда не выброшу, — откашливаясь и растирая шею рукой, прохрипел старший лейтенант.

— Нельзя мышь загонять в угол и лишать ее надежды на спасение, — лукаво усмехнулся сержант Греков. — Мы тут подобны мышам… Пусть испуганные, затравленные — не стыдно сознаться… Но если мышей-десантников загнать в мышеловку, то будем драться, как обреченные!

Громко в полный голос засмеявшись от ему же самому пришедшейся по душе сравнительной шутке, Вадим протянул старшему лейтенанту руку, предлагая помощь подняться на ноги. Аракчеев благодарно улыбнулся и утвердительно кивнул, протягивая свою руку навстречу широченной лапе десантника. Но тот отчего-то медлил, застыв на месте. Алексей Андреевич вопросительно заглянул в глаза Грекова, которые, словно удивляясь чему-то, остеклянело смотрели куда-то вперед и вниз, сквозь распластанного на земле комвзвода.

— Ты чего? — первым нарушил затянувшуюся паузу Аракчеев.

— Не знаю, — пробубнил сержант, мимоходом слизнув мелькнувшую в уголке губ кровяную струйку. — Что-то…в груди… кольнуло.

Алексей Андреевич оторвал взгляд от застывшего побледневшего лица Вадима и опустил глаза, уставившись на торчащее из груди Грекова остроконечное лезвие стиллета. Проследив за взглядом командира взвода, сержант удивленно уставился на возникшую из неоткуда сталь.

— Что это?.. Нож? — еще более тихо переспросил он, медленно опускаясь на колени.

За могучими плечами десантника возникла нагло улыбающаяся кривыми зубами физиономия чеченского боевика, не отпускающая рукояти стиллета. Встретившись глазами и не разжимая цепкой хватки взгляда, Аракчеев резко оттолкнулся от стены спиной, вскочил и наотмаш взмахнул зажатым в руке сувенирным ятаганом над головой сгорбившегося сержанта. Лезвие сверкнуло молнией, прочертив кроваво-бордовую полосу поперек шеи моджахеда. Последний захрипел, выпустил рукоятку своего ножа и повалился на землю, захлебываясь хлынувшим из распоротого горла фонтаном крови.

— Греков! — рухнув на колени около сержанта, заорал комвзвода. — Вади-и-им!

Десантник на секунду приоткрыл отяжелевшие веки, криво улыбнулся, глядя в глаза Алексея Андреевича и, даваясь кровавой жижей, тихо сказал:

— Честь имею, Ваше благородие…

Оттащив грузное тело сержанта в тень под крепостной стеной и прихватив с собой запасной магазин, Аракчеев огляделся и бросился бегом к ближайшему окопу, на бруствере которого рядом с безжизненным телом бойца торчал дулом в небо ручной пулемет Калашникова.

Вышедшее на поле боя подкрепление моджахедов решительно суетилось около минометов, намереваясь поддержать своих. Но то ли специфика их боевой подготовки отличалась от первых, то ли из-за густо заполняемого перевал дыма — взвившиеся в воздух мины разорвались далеко позади оборонных окоп.

— Мазилы! — ликовал старший лейтенант Аракчеев, отложив свой автомат на бруствер и вцепившись руками в РПК.

Пристрелявшись первыми двумя-тремя залпами, чеченские боевики-минометчики громыхнули прицельным огнем.

— Вот же, зараза… — едва успел выдохнуть Алексей Андреевич, проследив глазами за полетом очередной мины, как яркая вспышка ослепила комвзвода.

Если кто рассказывает, что в такие мгновения за секунду проносится перед глазами жизнь, то перед старшим лейтенантом ничего не мелькнуло. Взрывной волной его сбросило с бруствера окопа, на его же дно и Аракчеев потерял сознание, совершенно ничего не почувствовав.

Через некоторое неисчислимое время Алексей Андреевич очнулся, будто будильником в понедельничное утро разбуженный взрывом чьей-то гранаты. Голова разламывалась, готовая треснуть по швам; левый глаз не видел, каждое движение казнило дикой болью. Осторожно коснувшись головы руками, комвзвода тупо уставился на обильно чернеющие кровью ладони. Огляделся по сторонам и на несколько секунд задержал удивленный взгляд на чьей-то ноге, лежащей рядом с ним. Неестественно выгнутая, она показалась своей. Превозмогая боль в груди, Аракчеев чуть повернул корпус тела и ощупал ногу. Метнувшаяся от голени к позвоночнику и выше, в сознание, боль подтвердила пренадлежность конечности к старшему лейтенанту. Ухватившись за нее обеими руками, комвзвода со скрежетом зубов разогнул коленный сустав, мгновенно почувствовав расстекающееся по телу колючее расслабление. Кто-то резко дернул с головы Алексея Андреевича подшлемник.

— Ай, больно же! — по-мальчишечьи детско взвизгнул Аракчеев.

Подняв единственный видящий глаз, он увидел склонившегося над ним бойца. Последний что-то говорил, что было понятно по открываемому им рту, но слов комвзвода не слышал. В ушах застряли ватные пробки — очередная контузия. Попытавшись пошире зевнуть, что не принесло никаких результатов, Алексей Андреевич пожал плечами и похлопал ладонями по ушам. Солдат понятливо кивнул и молча принялся перевязывать голову командира бинтом.

— Иди, — оттолкнув бойца, крикнул Аракчеев. — Я сам справлюсь…

Тот снова кивнул и полез на бруствер к оставленному ручному пулемету. Через пару секунд на дно окопа хлынул град стрелянных гильз. Увернувшись и прислонившись спиной к песчаной стене, комвзвода кое-как замотал бинт вокруг головы и свободным болтающимся на ветру концом протер глаз. Последний мгновенно прозрел.

— Ну, слава Богу, видит, — облегченно вздохнул Алексей Андреевич. — От крови слипся…

Чуть отдышавшись, Аракчеев потянул АКМ за свисающий ремень и уже собрался подняться на ноги, как снова где-то совсем рядом рванула прилетевшая мина, взрывной обжигающей волной охватив комвзвода и с силой толкнув его обратно на землю. Приподнявшись на локтях, Алексей Андреевич затряс головой, приводя себя в чувства и невольно вздрогнул, едва его взгляд выхватил и распознал в лежащей неподалеку бесформенной куче — недавнего бойца, помогающего перевязать Аракчееву голову. Верхняя часть черепа солдата выглядела будто срезана гильянтиной. Кремово-серая масса мозга разбрызгалась по окопу. Рядом лежала верхняя часть черепной коробки с остатками скальпа.

Алексей Андреевич сидел на дне окрашенного кровью и усыпанного стреляными гильзами окопа, без каких-либо эмоций глядя на очередную жертву бессердечной старухи-Смерти. Что-то подсказывало командиру взвода, что совсем скоро и его тело будет лежать где-нибудь на кавказской земле, будь то в этом окопе или соседнем, под крепостной стеной или под гусеницами горящего БМП. Он видел блокпост, устроившийся жалким гнездом кукушки в расселине горного перевала как будто со стороны, с высоты птичьего полета. Испещренная воронками, морщинистая земля пылала, содрагаясь от новых взрывов мин и гранат. Повсюду валялись исковерканные, обезображенные, изуродованные тела солдат.

— Что же ты делаешь, Россия-матушка?! — заскрипел зубами старший лейтенант. — Что же ты делаешь со своими сыновьями?.. Не понять тебя умом… Остается лишь вера… Вера своенравной, истеричной шизофреничке, которая не поддается общению на нормальном языке логики… И гибнут твои сыны, омывая твое же лицо своей кровью… Что же ты делаешь-то, дура?!..

Страх перед смертью и отвращение от вида крови и разорванных осколками тел бесследно ушли. На душе была лишь тоска и соболезнование самому себе, что час пришел, а он так и не успел сделать в жизни еще очень и очень многого. Напялив на голову поверх бинтовой повязки валяющийся на земле подшлемник, Аракчеев поднялся на ноги и с трудом выкарабкался из окопа. На мгновение оглянувшись вниз, Алексей Андреевич спросил сам себя:

— Пришел и мой черед… Вот только почему не сразу, без боли и мучений?.. Почему до сих пор не прилетело также, как этому бойцу?.. И лег бы рядом с ним. Ан-нет… Видимо нужен еще Алешка… Что ж… Повоюем!

Шатаясь он направился обратно к крепости. Время от времени огрызаясь автоматной очередью, комвзвода добрался до очередного окопа и мешком рухнул на его дно. Рожок снова опустел, но остались еще гранаты подствольника. Поднявшись на бруствер, комвзвода несколько раз выстрелил, при каждом разрыве капсюля-детонатора морщась от нестерпимой головной боли. Не глядя, будто запрограммированная машина, старший лейтенант вставлял одну гранату за другой, чередуя их со спуском курка. Наконец, закончились и гранаты.

— Где бы еще взять? — шатаясь словно пьяный, Алексей Андреевич полез вон из окопа.

Повязка на голове постоянно сползала, предательски выбираясь из-под задубевшего от пота и грязи подшлемника. Сочившаяся кровь снова застилала глаза и отвлекала на то, чтобы стерать ее с век. Казалось, время потекло с иной, значительно заторможенной силой или остановилось совсем. Не найдя ни патронов, ни гранат, комвзвода обессиленно рухнул на колени, устало опустив плечи.

Небо разразилось проливным дождем, будто слезами Природы омывая усыпанный трупами перевал. Холодная влага в миг намочила подшлемник и, казалось, гудящая голова с пульсирующей в висках кровью шипит, как раскаленная сковорода. Устремляясь за шиворот бушлата, дождь омывал старшего лейтенанта бодрящим душем. Туманная глухота частично прошла и Алексей Андреевич удивленно прислушивался к внезапно накрывшей горы тишине. Вокруг не было слышно треска автоматных и пулеметных очередей, не слышалось разрывов ручных гранат, не было ни стонов, ни топота ног, лишь барабанящий по шипящему от накала железу, камням и земле дождь наполнял горный перевал.

Сидя на земле утопающими в быстро собирающийся луже коленями, комвзвода понуро повесил голову на грудь и воткнул невидящий взгляд в землю перед собой. Будто совершенно забыв о недавнем жестоком бое, унесшим жизни стольких мужчин, как российских десантников, так и чеченских боевиков, Алексей Андреевич с угрюмой улыбкой на губах наблюдал за впивающимися в песок каплями дождя, взрывающего фонтанчики пыли.

— Все, старлей, все, — заорал на ухо Аракчеева чей-то искренне радостный голос. — Все, Алешка Андреевич…

Комвзвода дернулся и поднял глаза, скользя пьяным взглядом по возникшей перед ним паре ног в грязных от земли и крови берцах.

— Победа? — тихо переспросил Алексей Андреевич, признав в вестнике майора Ермолова.

— Победа, сынок, — широко улыбнулся тот. — Наша победа!..

Алексей Петрович стоял в полный рост, устало опустив руки вдоль геркулесовского торса в полосатой бело-синей тельняжке. Правая рука сжимала пустолетную рукоятку АКМ, в то время, как в левой, скрываясь от дождя под широкой ладонью, мерцал уголек раскуренной сигареты. По лицу командира роты стекали дорожки дождевой влаги, размазывая грязь и копоть причудливыми узорами. Потресковшиеся сухие губы Ермолова расползлись в откровенной улыбке.

Неожиданно умиротворенную мелодию дождя нарушил резкий автоматический рокот, мучительно врезавшийся в сознание через измученные разрывами гранат уши.

Старший лейтенант вопросительно и удивленно заглянул в глаза майора. Последний же не менее удивленно пожал плечами и ничего не ответил, но улыбка на его лице как-то загадочно застыла, медленно сползая на нет. Через ткань тельняжки начали просачиваться бурые пятна крови, расцветая на груди Алексея Петровича словно диковенные цветы. Майор выронил автомат, нелепо взмахнул руками и медленно осел, опускаясь на колени перед сидящим в луже Аракчеевым. Тлеющая в пальцах Ермолова сигарета выпала и с шипением погасла в мутной луже, будто ее жизнь оборвалась вместе с жизнью Алексея Петровича.

Командир роты завалился всем телом вперед, уткнувшись лбом в грудь Алексея Андреевича. Не помня себя, старший лейтенант раскрыл рот до боли в скулах и завыл. Схватив лежащий рядом с правой ногой автомат, он сдавил спусковой курок, разрезая очередью непроглядную пелену дождя. Чья-то мутная тень дернулась и упала на землю, но Аракчеев продолжал давить на курок, пока АКМ не закашлялся опустевшим брюхом магазина.

Откинувшись навзничь, комвзвода упал на мокрую от дождя землю рядом с прошитым автоматной очередью майором. На красных от усталости и пороховой гари глазах навернулись слезы и поползли по щекам, сливаясь с каплями дождя. Сознание шипело гремучей змеей:

— Один… Совсем один…

В сером небе под свинцовыми облаками застрекотали вертолетные лопасти приближающихся к блокпосту пары транспортно-боевых Ми-24. Яркие вспышки трассеров метнулись к земле, оставляя за собой белоснежные хвосты дыма. В след им огрызнулись очередями пулеметные установки. Веки старшего лейтенанта Аракчеева расслабленно закрылись…

 

Глава IX

Внезапно вздрогнув всем телом, словно его окатили ледяной водой, Алексей Андреевич очнулся и приоткрыл глаза. Первое, что поймал неточный, будто пьяный, взгляд — была стоящая на прикроватной тумбочке икона. Добрый молчаливый лик смотрел на Аракчеева глаза в глаза.

— Ой, очнулся! — радостным вскриком послышался приятный женский голос. — Ну слава тебе Господи… Товарищ старший лейтенант, Вы меня слышите?

— Мгм, — выдохнул Алексей Андреевич, не в силах повернуть головы на голос.

Но тутже ощутив рукой мягкое горячее прикосновение нежной, без сомнений пренадлежащей женщине руки, он снова вздохнул — расслабленно, умиротворенно. Звонкий цокот каблучков о покрытый линолеумом пол отрикошетил в голове старшего лейтенанта острой болью. Аракчеев сморщился и закрыл глаза.

— Товарищ старший лейтенант! Вернитесь! — испуганно воскликнул все тот же женский голос. — Куда же Вы?!

Он снова приоткрыл глаза, не желая ни пугать, не расстраивать приятный слуху голос. На этот раз глаза выхватили красивое курносое личико с щедрой россыпью ярких огненных веснушек и выбивающимися из-под больничной шапочки медицинской сестры лoкoнaми непослушных завивающихся кудрей. Малиновые губки расползлись в радушной улыбке, обнажив два ряда белоснежных зубов. Скользнув взглядом ниже, глаза Алексея Андреевича встретились с бесцеремонно выглядывающими в прорезь халатика полусферaми небольшой, упругой на вид груди. Почувствовав, как его же собственные щеки вспыхнули огнем, комвзвода отвел глаза прочь, заметив кончик толстой огненно-рыжей косы, игриво выглянувшей из-за стройной фигурки медсестры на уровне узкой осиной талии.

— Ой, больно, тов-варищ…старший лейтенант, — взвизгнула девушка.

— Простите, — с трудом шевеля иссохшими губами, тихо произнес Аракчеев, скосив взгляд и заметив, что его пальцы крепко сжимают девичью кисть.

Высвободив из его хватки свою руку, она взяла с прикроватной тумбочки керамическую в ярких цветочках кружку и поднесла ее к лицу старшего лейтенанта.

— Пейте, — сказала она, все также мило улыбаясь не только губами, но и глазами, и, казалось, всей своей сущностью. — Вам можно…

— Давно я здесь? — сделав несколько жадных глотков и наконец отстранившись от кружки, спросил Алексей Андреевич.

— Третий день заканчивается, — ответила она. — Полсуток в операционной были, а потом… Уж и горазды Вы поспать, товарищ старший лейтенант…

Он снова потупил взгляд и, судя по тому, как медсестра сдавленно прыснула звонким смешком, залился краской смущения. Не глядя на девушку, комвзвода тихо попросил:

— Я благодарен…..Вам…

— Тебе, — уточнила та. — … Кристина.

— Вам, Кристина, — продолжил Аракчеев. — За заботу… Но не могли бы Вы…

— Что такое, господин подпоручик, — всплеснула руками Кристина и, перекинув через плечо косу, принялась теребить небесно-голубой бант вплетенных в нее ленточек. — Аль плохо попоила?

— Нет, нет, — попытался отмахнуться рукой Алексей Андреевич, но тотчас же сморщился от пронзительной в груди боли. — Все замечательно, спасибо… Просто Вы, молодая красивая, а я… и мне… Ну, словом, смущаюсь, чувствую себя неловко.

Девушка снова улыбнулась, оставила в покое свою косу и бережно, заботливо подоткнула укрывающее старшего лейтенанта одеяло и поправила под его головой жесткую больничную подушку, будто ненароком, ласково прикоснувшись к его щеке тонкими пальцами.

— Ничего, ничего, господин подпоручик, — сказала она. — Со временем обвыкнетесь.

— С каким, позвольте, временем? — удивленно переспросил комвзвода. — Вы думаете я здесь еще долго проваляюсь?!

— Хоть бы долго, хоть бы недолго, — лукаво прищурив обрамленные пышными ресницами глаза, тихо произнесла она бархатным голосом. — Я Вас не брошу, никому не отдам…

— Мне на службу надо, — отлично понимая к чему она клонит, но тем не менее строя из себя невинное создание, возразил Алексей Андреевич. — Родина зовет…

— Хватит уж Родине от Вас, Алексей…Андреевич, — неожиданно строго сдвинув узкие дуги бровей, уверенно заявила Кристина. — Отслужили сполна… Пора и честь знать. О будущем подумать…

— ?! — Аракчеев удивленно вонзил в нее взгляд.

— А ты как же думал?! — не меняя тона, продолжила она. — Погулял с девушкой, поцеловался в парке Кулибина и…сбежал?! Э, нет, милый мой Алешенька, у нас в семье на этот счет строгие законы: коль взялся за руку — женись. Иначе — в омут!

— Кристина?! — сквозь застрявший в горле комок пробормотал Алексей Андреевич.

Мгновение назад суровые дуги бровей распрямились и милое личико медсестры осветила игривая лучезарная улыбка.

— Я знала, что ты никогда не забудешь меня, — тихо сказала девушка. — И я ждала тебя все эти годы… Молила и верила, что наши дорожки непременно пересекутся.

— Да, как же… право, я не знаю, — ловя замутненный кружащейся головой взгляд, вздохнул Аракчеев.

— Аль не мила тебе я?! — дуги бровей снова сердито дернулись друг к другу.

— Мила, разумеется, — поспешил ответил Алексей Андреевич. — Но в моем теперешнем положении… Я не посмею обременить тебя своей увечностью…

— А я, думаешь, за зря столько лет подарила медицине?! Поставлю я тебя на ноги, Алешенька… И уж ни сейчас, ни потом никому не отдам — я так решила!..И не спорь, покамест мне видней.

Расслабленно прикрыв глаза, старший лейтенант самодовольно улыбнулся. От этих уверенных, с бесприкословной твердостью слов ему стало необычайно тепло и уютно на душе.

В дверь палаты громко постучали и, не дожидаясь ответа, отворили. Аракчеев открыл глаза и взглянул на вошедших. Кротко, по-стариковски семеня к его постели приближался подполковник военно-медицинской службы Алексей Игоревич. На ходу родной дед старшего лейтенанта утерал раскрасневшийся от щекотливых слез нос идеально-белоснежным платком. Следом за ним шествовал толстощекий пузатый мужчина в гражданском костюме, но всей своей статью показывающий бесприкословное отношение к армии.

— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант, — улыбнулся Алексей Игоревич, наклоняясь ко лбу внука и запечатлев на нем горячий поцелуй. — А мы вот с генералом пришли тебя поздравить…

— Здравия желаю, — улыбнулся Аракчеев, попытавшись подняться, но тотчас же скривился от пронзительной острой боли и рухнул обратно на подушку.

— Лежи, лежи, — заботливо приказал генерал.

— Спасибо, — кротко кивнул старший лейтанант.

Толстяк протянул пухлую ручонку и крепко сжал кисть Алексея в рукопожатии. Затем он достал из внутреннего кармана сложенный вдвое листок и нацепил на нос очки.

— Меня зовут Лаврентий Павлович, — представился он.

— Очень приятно, — кивнул старший лейтенант.

— Старший лейтенант Аракчеев, Алексей Андреевич, — хорошо поставленным, но с легкой вольяжностью голосом Лаврентий Павлович зачитал приказ. — За проявленное мужество на полях боевых действий награждается орденом «За заслуги перед Отечеством»… А также, за доблестное выполнение поставленной задачи приставляется к очередному воинскому званию — капитан… Поздравляю Вас, Алексей…Андреевич.

Передав смущенно моргающему Аракчееву листок приказа и бархатную коробочку с сияющим на подушечке кроваво-красным крестом с золотым гербом Российской Федерации, генерал снял очки, заботливо протер их тряпочкой и спрятал в нагрудный карман пиджака.

— Поздравляю, внучек, — без стеснения утерая предательски скользнувшую по морщинистой щеке слезу, сказал подполковник.

— Служу отечеству! — чуть приподнявшись на локтях, с улыбкой ответил молодой офицер, глядя любимому деду в глаза.

— Господа офицеры, — вынырнула из-за генеральского плеча медицинская сестра. — Извольте покинуть лечебную палату… Его сиятельству нужен покой.

— Да, да, сестричка, — торопливо засобирался Алексей Игоревич. — Уже уходим-с… Пойдемте, князь.

— Честь имею! — резко, по-военному дернув тройным подбородком к топорщейся колесом груди, гаркнул генерал, щелкнул каблуками и, развернувшись, направился к выходу.

— Поправляйся, Алешка, — тихо подытожил дед, снова поцеловал внука в лоб и засеменил за Лаврентием Павловичем.

В уже распахнутых дверях оба пожилых офицера остановились и обернулись, словив на себе взгляд новоиспеченного капитана воздушно-десантных войск.

Из-за их плеч, из коридора военного госпиталя выглянуло скуластое лицо майора Ермолова. Алексей Петрович дернул рукой к виску, но в последний момент вспомнил о непокрытой вихрастой голове, играюще подкрутил гусарский ус и лукаво подмигнул. В следующее же мгновение образ командира канувшей в историю роты исчез, а дед с генералом вышли, плотно закрыв за собой дверь.

Алексей откинулся на подушку, крепко прижимая к груди приказной листок и коробочку с орденом. Уставившись в белесый больничный потолок, капитан позволил навернувшимся на глазах слезам промчаться по щекам до подбородка и, сорвавшись, исчезнуть в воротнике пижамы. Бледные дрожащие губы Аракчеев тихо прошептали, адресовывая слова не столько генералу Лаврентию Павловичу или деду-подполковнику, сколько всем тем, кто остался близ древней полуразрушенной крепости героического блокпоста:

— Честь имею!

* * *

…Сидящий на броне БМП капитан воздушно-десантных войск Аракчеев пристально пялился в растекающуюся по горным хребтам ночь. Усталые бойцы молчали, после успешно проведенной операции не хотелось ни говорить, ни курить. От разбитых осенними дождями, ветрами и тяжелой армейской техникой ухабов дороги тяжелый корпус машины то нырял носом вниз, то взмывал к щедро усыпанному яркими звездами небу, то раскачивался из стороны в сторону, как детская люлька.

Неожиданно резко дорога повернула вправо и длинные руки фар воровато выхватили из ночной мглы очертания блокпоста. Алексей Андреевич невольно улыбнулся: именно сегодня расположившийся в стенах древней крепости блокпост российских вооруженных сил показался ему как-то по-особенному родным, неожиданно напомнив о далеких первых днях службы на Кавказе. Сквозь сердитое рычание работающих двигателей БМП, комроты совершенно отчетливо услышал чей-то басовитый, с хрипотцой, до боли в сердце знакомый голос:

— Русский офицер ехал на Кавказ… По приказу батюшки-царя. Бравые усы, конь — хоть напоказ, и глаза отвагою горят… Здесь когда-то дед тоже воевал, задавал он персам прикурить. Офицерский чин внуку завещал и Кавказ врагу не уступить…

— А на Кавказе служба не легка. Хоть мы уже давно не юнкера, — не вольно пробубнил в унисон капитан Аракчеев. — За честь и знамя своего полка, за русский дух, за русское «Ура»! За честь и знамя своего полка, за русский дух, за русское «Ура»!..

Спрыгнув на землю с брони БМП, капитан молча махнул своим бойцам рукой, мол, приехали, отдыхайте и тотчас же направился к крепости. В ее полуразрушенных, испещренных от пуль и осколков каменных недрах вдоль стен сидели солдаты. Кто-то курил, кто-то дремал, изредка поднимая голову на звук простреливающих ночную мглу часовых.

— Бойцы, Захаров у себя?

— Так точно, товарищ капитан, — отозвалось сразу несколько голосов. — Внизу, в подвале…

— Как служба? — кивком поблагодарив солдат, с улыбкой поинтересовался Аракчеев.

— И опасна, и трудна, — отшутился кто-то.

Алексей Андреевич прошел в указанном направлении и спустился вниз по крутым и узким ступеням. Угрюмый дежурный верзила-сержант откинул солдатскую плащ-палатку, закрывающую вход в расположенное в подвале крепости штабное помещение. Изнутри сразу же повеяло теплом извечной спутницы российской армии — походной печки-буржуйки. Поднырнув под низкий свод входа, комроты, подобно ночной бабочке, вышел из темноты на свет, застыл на месте, вытянулся по стойке «смирно» и вздернул кисть к виску.

— Товарищ полковник, капитан Аракчеев с выполнения задания прибыл, — сухо и хмуро отрапортовал Алексей Андреевич, но уже в следующую секунду не удержался от откровенной широкой улыбки.

Полковник сидел за столом в жарко протопленном помещении в одной тельняжке. Повернутое ко входу, обнаженное огромное плечо, покрытое густой рыжеватой шерстью, красовалось изображением парашютного купола с заветной аббревиатурой «ВДВ». Бушлат с полковничьими звездами на погонах сиротливо висел на спинке стула. Но не картина армейского уюта развеселила капитана Аракчеева. Рядом со склонившимся над картой полковником Захаровым, сидел седовласый драгунский офицер в небрежно наброшенном на широченные плечи черном мундире. Пылающий в печке-буржуйке огонь ярко подсвечивал отливающие золотом эполеты. На углу стола поверх автомата Калашникова лежала сабля с замысловатым витым эфесом.

— Ну, здравствуй, Алешка Андреевич! — с лукавой улыбкой, сказал подполковник Ермолов.

— Здравия желаю, Ваше высокоблагородие…