Сидя на заваленке около крепостной стены, старший лейтенант Аракчеев чистил автомат и тайком, с интересом поглядывал за бойцами разведгруппы капитана Зуба, щурясь от яркого слепящего до слез солнца. Неумолимо катящийся за горные вершины багряный диск в последние минуты заканчивающегося дня баловал щекотливыми лучами, примешивая к ним аромат полевых трав. Звучный концерт стрекочащих цикад и квакающих лягушек с неким протяжным кавказским, отличным от северного русского кваканья, акцентом вызывал на душе полное умиротворение.
Алексей Андреевич любовался буйным зеленым пейзажем, мысленно рассуждая о том, что местные народы просто бесятся с жиру. В далеких русских губерниях, где погода резка и сурова, люди живут исключительно мирно. Тут же, в теплой, изобилующей земными дарами стороне — междоусобицы, насилье, грабежи, жестокая бессердечная дикость.
— Определенно, — вздохнул он. — Горячему Кавказу не хватает славного русского морозца… чтобы со снегом по пояс, да с леденящим ветерком покрепче. Вмиг бы поостыли!
— Хорошо бы нас забыли здесь до конца службы, — донеслось до слуха комвзвода от расположившихся в недалике солдат.
— Точно, — гнусаво вторил другой голос. — Сиди себе да балдей… Тепло, красиво.
— Тихо, спокойно, — согласился первый голос.
— Вот только бы пожрать чего…
Чуть склонив голову набок, Аракчеев мельком взглянул на бойцов. Те постирали портянки и разложили их на бруствере окопа сохнуть, в то время как сами сидели босиком, устроив голые ноги с закатаными штанинами на пыльных расшнурованных берцах. Ухмыльнувшись, Алексей Андреевич снова вернулся к созерцанию собирающихся в поход разведчиков. Осторожно пересадив с приклада АКМ любопытную божью коровку на зеленую травинку, старший лейтенант тяжело, с завистью вздохнул.
Завоевать уважение разведчиков — непростое занятие. Разведка — это элита пехоты, и что уж говорить, если те относятся к ВДВ. Перед этими бойцами стоят совершенно иные, специфические задачи. Мечта едва ли не каждого солдата попасть служить именно в разведподразделение.
— Везет зубовским, — подтвердил мысли комвзвода один из греющихся на солнце солдат.
— А то, разведка же! — согласился собеседник. — Их действительно учат воевать!
— Ага, Федь, они на территории противника, как у себя дома, — рассмеялся первый солдат. — Импровизируешь, мгновенно приспосабливаешься к внештатным ситуациям, изменениям обстановки… А рукопашка что стоит — мощь…
— «Какая там рукопашка,» — подумал Аракчеев.
— Какая там рукопашка! — возразил Федя, увлеченно затачивая палочку-зубочистку перочинным ножиком. — Им же, Санек, нужно уметь убивать пусть собственными руками, нo по-тихому… Если противник-часовой в бронежилете, то разрезать горло от уха до уха, пока в образовавшуюся щель не вывалится язык…
Алексей Андреевич с трудом проглотил подступивший к горлу кислый комок. От спокойного тона, которым парни обсуждали детали работы разведчиков ему стало не по себе и он даже пожалел, что стал невольным слушателем их беседы.
— Вот ведь не служба, а сказка! На гражданке потом королем ходишь, — искренне позавидовал Саша.
— Не скажи, Санек, — отрицательно замотал головой Федя, oщупывая портянки на момент просушенности. — Тут ведь знаешь какая обратная сторона монеты… Если разведчики попадаются, то они — самые «лакомые» кусочки. Идет очень быстрый допрос… Духи тоже обучались в наших военных училищах, и поэтому методы разведки, состав групп, методы ведения допросов точно такие же, ничуть не отличаются от наших. Привычка!
— Да ладно, Федь…
— Вот-те и ладно… Но и когда вражеский разведчик попадает в наши руки, то знает, что лучше добровольно и быстро рассказать, что знаешь. После этого быстрая, немучительная смерть… Если повезет, то выстрел в упор из ПБ. А нет — нож. Ножи у них тоже особенные…
Он повертел перед лицом друга своим перочинным ножиком, вздохнул и на примере швейцарского аксессуара принялся объяснять собеседнику специфику ножа разведчика. Лицо Феди исказилось такой серьезной гримассой, будто он сам был изобретателем-создателем всего оружия, входящего в амуницию разведчика.
— НР, нож разведчика или НРС, нож разведчика специальный… НР имеет длинное неширокое лезвие, рукоять с ограничителем. НРС тот же самый, но имеет кнопку, при нажатии которой лезвие вылетает на десять метров. Человек при попадании такого сюрприза почти наверняка погибает!..
— Да ладно, Федь…
— Поди у зубовских спроси, если не веришь! — обиженно надул губы боец, но тотчас же продолжил. — И тот и другой носится в ножнах на голени правой ноги, может крепиться на пояс, а также на левом плече. Все зависит от мастерства, моды, привычки, характера выполняемого задания, местности…
Отвернувшись от солдат, старший лейтенант перевел взгляд на стоящего рядом со своими бойцами капитана. Петр Александрович задумчиво хмурил брови, водя карандашом по карте в планшете. Командир разведгруппы не только проводник, он Бог и Царь в одном лице, от него в первую очередь зависит успех операции, а поэтому за малейшее ослушание следует жестокая расправа, и бойцы это понимают: подведет хоть один из группы — все покойники.
В отличии от автомата, на который комвзвода облокотился, зажав тот между колен, зубовские парни были вооруженны укороченным вариантом того же самого АК, но с неотъемлимыми подствольными гранатометами ГП-25. На поясе каждого из них, включая снайпера Хлыстенко пристроился пистолет, для удобства чуть сдвинутый назад.
Молча взмахнув рукой, капитан Зуб развернулся на пятках и пошел по направлению сидящего на заваленке старшего лейтенанта. Разведчики послушно и преданно поспешили за своим командиром. Проходя мимо Аракчеева, Петр Александрович не замедляя шага повернул голову и дружески подмигнул. Уголок плотно сжатых потрескавшихся губ чуть вздрогнул в легкой, едва заметной улыбке. Алексей Андреевич поспешил ответить ему тем же, мысленно удивившись поведению капитана — никогда раньше между ними не было ни дружбы, ни симпатии. Один за другим, словно связанные невидимой веревкой, мимо улыбающегося старшего лейтенанта проходили бойцы разведгруппы. Комвзвода совершенно точно знал и понимал: понятие «связка, плечом к плечу» для них не пустой звук.
* * *
Выйдя на свежий воздух из прокуренного помещения, Аракчеев опустился на корточки, прижавшись спиной к остывшему камню крепостной стены. Задержав взгляд на циферблате наручных часов, Алексей Андреевич тяжело вздохнул и прикрыл уставшие от недосыпа веки. Время неумолимо утекало в историю, а от ушедшей еще в сумерках разведгруппы капитана Зуба уже более четырех с половиной часов не было ответа. Последний раз радист разведчиков связался с блокпостом в полночь, доложив о совершенном спокойствии на исследуемой территории и намерении Петра Александровича проверить еще два квадрата «зеленки».
Ночь утонула в кромешном неожиданном затишьи наблюдателей моджахедов, оборзевших за последние сутки и без перерывов обстреливающих часовых на КПП. Комвзвода отгонял атакующие подсознание тревожные мысли о попавших в засаду разведчиках, аргументируя самому себе отсутствие шума боя.
— Услышали бы, — вслух подумал он. — Рванули на помощь…
Но как горы, так и радиостанция молчали. На востоке, в иссине-черном небе осторожно забрежил розовыми красками рассвет. Ночь подходила к концу. Оперевшись на автомат, старший лейтенант собрался подняться на ноги, оторвавшись от стены, как вдруг заметил боковым зрением мелькнувшую маленькую тень.
— Привет, товарищ старший лейтенант, — торопливо выдавая себя, тень оскалилась белозубой улыбкой.
— Ильяс? Ты?
— Я, — подходя ближе, кивнул мальчишка.
— Ты что здесь делаешь?
— По делам пришел, — со взрослой серьезностью заявил маленький даргинец. — Где майор твой? Мне срочно…
— Какая срочность у тебя может быть? — улыбнулся Аракчеев. — Тебе спать пора!
— Поспишь тут с вами, — вздохнул Ильяс. — Грустная срочность, старлей… Веди к майору, тебе говорю!
Заметив, что чумазое личико мальчишки отсвечивает недетской суровостью, Алексей Андреевич поднялся на ноги и махнул рукой.
— Ну, пошли… А как ты через КПП прошел? Почему не доложили от туда?
— Мимо прошел, — махнул тощей ручонкой в сторону часовых Ильяс. — Говорю же срочно мне надо, а с ними пока объяснишься.
— Да что случилось-то? — резко остановившись и одернув маленького даргинца за плечо, спросил Алексей Андреевич.
— Пусти, больно, — взвизгнул Ильяс.
— Отставить, — грубо рявкнул из темноты голос Алексея Петровича. — Ильюха, привет, полуночник!
— Уж утро близится, товарищ майор, — заметил мальчишка, шмыгнув носом.
— Ты чего тут лазаешь? Почему не дома? — спросил комроты.
— Грустные новости у меня, — глубоко вздохнул Ильяс. — Ваши в засаду попали… Нужно сходить забрать их. Пока волки не того…
— Ты что такое говоришь?! — воскликнул старший лейтенант, вздрогнув всем телом, словно его окатили ледяной волной. — Какие наши? Какая засада? Какие волки?
— Греков! Четыре человека в ружье! — опустив ненужные распросы, взорвался майор. — Быстро!
Обернувшись, Алексей Андреевич замер, тупо уставился на командира. Ермолов изменился в лице, казалось, глаза его извергали молнии, на шее вздыбились вены, под кожей на скулах остервенело метались желваки. Выскочивший сержант в сопровождении четырех десантников, сонно растирающих глаза, подбежал к Алексею Петровичу, готовые сорвать каждое слово с губ комроты.
— Ильяс, дружочек, — присаживаясь на корточки, взмолился Ермолов. — Веди…
— Побежали, — срываясь с места, махнул рукой маленький даргинец. — Тут не далеко…
Алексей Петрович рванул за мальчишкой. Едва не наступая ему на пятки, мимо окаменевшего комвзвода прогрохотали десантники. Аракчеев проводил их стеклянным взглядом, пару секунд пошатался на ватных ногах и неуклюже побежал следом.
В нескольких сотнях метров от блокпоста раскинулась все еще густая в растительности дубовая рощица. Группа поддержки во главе с маленьким горцем вихрем мчалась по извилистой тропинке, тем не менее не забывая внимательно прочесывать просыпающийся лес пытливыми взглядами.
— Там, в овраге, — резко остановившись и указывая пальцем за раскинувшиеся кусты, сказал Ильяс. — Растяжки я снял, не бойтесь.
Ермолов благодарно потрепал даргинца по голове и первым нырнул в кусты. Тотчас же послышался шорох посыпавшихся из-под подошв майора камешков. Греков молчаливым взглядом приказал двоим бойцам остаться на тропинке, другим махнул рукой следовать за собой и прыгнул в кусты. Ильяс устало опустился на землю, шмыгая носом. Аракчеев заметил, что мальчишка утерает навернувшиеся на глазах слезы.
Спустившись к подножью довольно глубокого оврага, комвзвода выглянул из-за широких плеч столпившихся на дне солдат и едва удержался от внезапного приступа тошноты.
Прислонившись спиной к склону оврага, как будто присели отдохнуть, полулежали бойцы разведгруппы. Ни оружия, ни обуви нигде не было. Голые торсы чернели от запекшейся крови и многочисленных побоев. Из вспоротых животов разведчиков вместо внутренних органов торчала обильно набитая в брюшную полость земля. На голых плечах и груди были вырезаны звезды, шевроны, лацканы кителей. Разведчики смотрели в посветлевшее зачинающимся утром небо бездонными, пустыми глазницами. Как глаз, так и ушей на прежнем месте не было.
— Хорошо хоть уже над мертвыми издевались, — поднимаясь с колен, майор Ермолов первым нарушил тишину, набатом звенящую в ушах.
— Но зачем? — сдавленно выдохнул Аракчеев.
— Для нашего же устрашения, — буркнул сержант Греков. — Изверги…
В очередной раз окинув тела прищуренным взглядом, Алексей Петрович неожиданно резко спросил:
— А где капитан?!
* * *
Стоя над укрытыми плащ-палатками телами разведчиков, комроты нервно курил потерянную в счете сигарету. Старший лейтенант стоял рядом с ним и, как бы ни хотелось ему присесть, ослабив напряжение ватных ног, Алексей Андреевич стойко держался, лишь пьяно пошатываясь из стороны в сторону. Ни на, казалось, заметно постаревшего майора, ни на лежащих на земле изуродованных бойцов он не мог смотреть, и поэтому бессмысленно таращился вдаль, на вызубренный наизусть ландшафт горного массива.
— Люди какие-то, товарищ майор, — неуверенно промямлил Аракчеев, вяло махнув рукой по дороге от пулеметного гнезда часовых.
— Где люди? Какие?! — не сразу отозвался комроты.
— Не знаю, — пожал плечами Алексей Андреевич. — Далеко, не видно… Но вроде бы как местные жители.
— А что такое бинокль ты, старлей, не знаешь?! — сердито рявкнул Ермолов, быстрым широким шагом направляясь к КПП.
Остановившись около замерших в пулеметном гнезде часовых, Алексей Петрович приложил к глазам бинокль. Далеко впереди по дороге в направлении блокпоста действительно неторопливо двигалась группа людей. Все они были одеты в черные балахоны, скрывающие тела с головы до пят, но густые седые бороды и отсутствие оружия обеждало в том, что группа не имеет отношения к боевикам.
— Как-то уж открыто идут, — тихо сказал Аракчеев.
— Верно, открыто, — согласился Ермолов. — Подождем-посмотрим чего хотят.
Когда до КПП оставалось три-четверти километра, «гости» остановились. Несколько минут они суетились на месте, опуская на землю какую-то тяжелую ношу. Потом неожиданно шустро для старцев расступились. Алексей Андреевич прищурил глаза, старательно всматриваясь вдаль. Ноша оказалась сколоченным из толстых досок подобием православного креста. Комвзвода искоса взглянул на майора, прижимающегося глазами к объективам оптики. На широких скулах последнего бешенно ходили окаменевшие от напряжения желваки.
— Твою мать, — сдавленно выдохнул Алексей Петрович. — Шакалы! Изверги… Эх, Петька… Эх, капитан… Что же я Тоньке твоей скажу?!
— Товарищ старший лейтенант, — тихо позвал один из часовых. — Возьмите мой…
Аракчеев повернул голову на голос. Рядовой смотрел на комвзвода снизу вверх из своего пулеметного гнезда и протягивал Алексею Андреевичу отцепленный от СВД оптический прицел.
— Спасибо, — улыбнулся офицер, но с удивлением для себя заметил, что солдат трет глаза грязным кулаком свободной руки, размазывая слезы по щекам.
Комвзвода прищурил левый глаз и приложил монокль к правому. Прицельная сетка оптики выхватила кусок щербатой дороги и медленно поползла вперед, прочь от КПП. Через пару секунд глаз Аракчеева поймал какое-то бревно и скользнул вверх по нему. Кисло-горький комок рванул вверх от желудка к горлу, удушающе перехватив дыхание Алексея Андреевича.
На кресте, прибитое ржавыми скобами, как Иисус, висело человеческое тело. Судя по рваному грязному, в бурых подпалинах растекшейся крови, камуфляжу, было понятно, что он — наш, русский. Несмотря на покрытое коркой грязи разбитое лицо, Аракчеев опознал несчастную жертву: капитан разведгруппы Зуб, Петр Александрович.
На глазах навернулись слезы, в носу защипало и, резко отвернувшись в сторону, комвзвода чуть не захлебнулся тошнотворной массой. То ли от зрелища свисающих из распоротого живота капитана кишок, то ли от зияющих черной пустотой глазниц, то ли в общем от понимания того, что злостная бессердечная старуха с косой так откровенно разгуливает по лону дивной природы солнечного Кавказа — старшего лейтенанта начало рвать. Его выворачивало наизнанку до тех пор, пока не пошла желчь. Стоя на коленях и судорожно отплевываясь, Алексей Андреевич почувствовал коснувшуюся его плеча крепкую руку. Подняв глаза, он встретился взглядом с нависшим над ним комроты.
Лицо майора было серое, напряженное, но тем не менее он пытался выдавить на нем некоторое подобие улыбки — получалось плохо. Старший лейтенант понял, что и Ермолов видел обезображенное тело Петра Александровича, и тотчас снова подавился приступом тошноты. Алексей Петрович ткнул в грудь Аракчеева фляжку и взглядом заставил выпить.
Неглядя нащупав фляжку рукой, Алексей Андреевич прижался грязными губами к горлышку и сделал большой глоток, но уже через мгновение выплюнул все на землю.
— Коньяк, — кивнул Ермолов. — Пей, старлей, полегчает…
Комвзвода выдохнул из легких воздух и снова глотнул из майорской фляжки. Обжигающая нутро жидкость с трудом скользнула по пищеводу проталкивая ком вниз. Вспыхнувшая на спирту горячая кровь ударила в виски. Из глаз Алексея Андреевича снова хлынули слезы, в растекшемся в голове густом тумане медленно наступало прояснение.
Откуда-то издалека, от крепости, послышался шум заработавшего двигателя. Аракчеев и Ермолов одновременно оглянулись. Ныряя акульей мордой, на дорогу выскочила БМП и стремительно понеслась вперед. Вцепившиеся кто во что мог на броне тряслись трое бойцов во главе с сержантом Грековым. Все они громко кричали, едва ли не заглушая рев машины-тяжеловеса, но это не было уставным «ура!». Крик сверепо-оскалившихся десантников скорее напоминал рев разъяренных хищников.
— Куда, блядь!? Стоять! Наза-ад! — заорал бросившийся под гусеницы БМП майор Ермолов, но машина стремительно промчалась мимо него, уносясь вдаль по дороге, к издевательски скачащим, ликующим около креста чеченским боевикам.
В несколько минут БМП сократила разделяющее расстояние, визгливо залаяли автоматы, басовито огрызнулся пулемет. Ошеломленные моджахеды бросились врассыпную: несколько из них растянулись на дороге, остальные успели раствориться в придорожных зарослях.
Когда до торчащего посреди дороги креста оставалось менее сотни метров, неожиданно громыхнул взрыв, окутавший значительный участок дороги густым облаком гари и падающий с неба земли.
Аракчеев не поверил своим глазам и вопросительно взглянул на замершего на месте Ермолова. Последний лишь схватился за голову и заскрипел зубами. Вызвавшийся мстить экипаж, разбросанный взрывом мины, горел вместе с ушедшей в кувет БМП. От расплескавшейся соляры горела земля.
— Жив, сукин сын! — вскрикнул Алексей Петрович, отрывая от глаз бинокль. — Саперы! Ко мне, бего-ом!
От собравшейся толпы «зрителей» торопливо отделились двое бойцов с щупами и прочей атрибутикой саперного дела.
— Давайте, сынки, — не строго, а скорее жалостливо, умоляюще попросил командир роты. — Аккуратненько… Только аккуратненько… Тропиночку сначала проложите… Потом всю дорогу проверим… Жив, сукин сын!.. Вот я тебе задницу-то надеру!..
Старший лейтенант, молчаливо следящий за происходящими событиями по-прежнему сидя на земле около своей грязной лужи, снова приложил к правому глазу монокль снайперского прицела. Облако гари медленно развеялось, но черный коптящий дым от огненных луж все еще струился над дорогой — что сильно мешало видеть. Накренившийся БМП, разорванные тела десантников, коптящие лужи солярки и сидящая на земле, покачивающаяся из стороны в сторону и держащаяся за голову широкоплечая фигура сержанта Грекова.
— Жив, — криво улыбнулся Аракчеев. — Жив…сукин сын…
Проверив дорогу на наличие других мин, саперы разрешили подойти остальным солдатам. Как курица-наседка, майор Ермолов взволнованно суетился среди собирающих тела сослуживцев бойцов, отдавая никому не нужные распоряжения:
— Осторожнее, ребятки… Бережнее…
Трое солдат принялись снимать с креста капитана Зуба. Положив крест на землю, они бережно, словно стараясь не повредить Петра Александровича, вынимали вбитые в древесину скобы. Перешептываясь, будто не желая разбудить командира канувшей в историю развегруппы, бойцы обращались с обезображенным телом, как с живым человеком. Никто не стеснялся застилающих глаза слез, лишь недовольно бурча на то, что эти же слезы мешали работать.
Помогая вывести с места развернувшейся трагедии сильно контуженного сержанта Грекова, старший лейтенант Аракчеев достал пачку сигарет и закурил, жадно затягиваясь и тем самым загоняя то и дело снова прорывающийся к горлу комок тошноты.
— Прости, командир, — все дорогу до блокпоста бормотал сержант. — За зря пацанов подставил… Должен же был понимать, что они выманивали… на мины… Суки, звери…
Мимо пронесли уложенное на носилки тело капитана Зуба. Алексей Андреевич невольно отвел глаза в сторону. За еще непрошедшие сутки «груз 200» рос с пугающей прогрессией.
* * *
— К смерти надо быть готовым, — подытожил майор Ермолов, окинув взглядом собравшихся за длинным столом. Из недавних трex с половиной десятков личного состава осталoсь менее двадцати человек, включая его самого, малоопытного старшего лейтенанта и контуженного сержанта. — Да минует меня чаша сия…
Алексей Петрович запрокинул зажатую в широченной лапе кружку, выплескивая ее содержимое себе в рот.
— Это Вы правильно сказали, товарищ майор, что к смерти надо быть готовым, — ухмыльнулся толстощекий прапорщик Лисовский, наклонив голову и искоса одарив сидящего в углу сержанта Грекова осуждающим взглядом. — Чтобы она тебя не застала врасплох. Дела надо завершать и долгов больших не делать, а то семье придется за твою опрометчивость расплачиваться… Да минует меня чаша сия, — Кондратий Казимирович повторил последние слова майора и тоже выпил.
Старший сержант Аракчеев покосился на виновато повесившего голову на грудь Вадима и мысленно признался себе, что ему жаль дуболомного здоровяка, выглядевшего в эти минуты, как провинившийся малолетка-школьник. Алексей Андреевич не осуждал сержантского проступка и также в тайне ото всех, признался себе, что если бы не приступ тошноты, то наверняка сам сделал тоже самое — рванул мстить за капитана.
Молча заглотнув плескающийся на дне аллюминевой кружки пахучий коньяк, комвзвода закусил корочкой хлеба с массой тушеночного жира, заботливо намазанной на нее прапорщиком Лисовским.
— Извините, товарищ майор, — обратился к комроты Аракчеев, затягиваясь раскуренной сигаретой. — А про какую Вы чашу говорили?
— Сие, мой юный друг, милейший Алексей Андреевич, — пояснил Ермолов, откидываясь спиной к щербатой стене, паралельно расстегивая еще несколько пуговиц суконного мундира и облегченно вздыхая. — Сказал Иисус накануне своей смерти, обращаясь к Богу-Отцу… Он знал, что его казнят, ему было страшно, вот он на всякой случай и просил Отца своего, чтобы тот не делал этого… Коли станется у Вас, Алексей Андреевич, свободное время, почитайте Евангелие. Очень занимательная и поучительная книга, скажу я Вам. Много полезного в ней обнаружите пренеприменно.
Захлопав ресницами, Алексей Андреевич задумчиво затянулся сигаретным дымом, через секунду выпустив в черный закопченный потолок сизое облачко.
— Не компосируйте, Ваше высокоблагородие, юноше мозг, — вмешался Кондратий Казимирович, разливая по чашкам коньяк и заботливо подсовывая под руку Аракчеева очередной кусочек хлеба с жиром. — По крайней мере, им не грозит шизофрения-с…
— Это отчего же? — лукаво прищурив глаза, переспросил майор.
— Когда я был юнкером Его Высочества князя Меньшикова уланского полка, была у меня подружка из медико-хирургического училища, — мечтательно закатив глаза, ответил прапорщик Лисовский. — Так вот Люси рассказывала, дескать, им на курсе по психиатрии говорили, что если человек не читает книг, то он не склонен к шизофрении. Потому как, читая книгу, человек сей сопереживает героям и пропускает все чрез себя. Тем самым на его личность накладывается отпечаток личности книжного героя и происходит смещение личности читателя… Что-то еще, уж простите великодушно, не припомню-с. Сие было так пересыпано медицинскими терминами, что из ее объяснения я запомнил только вот это.
— Призабавно, — улыбнувшись, гаркнул Алексей Петрович, но тотчас же заметил приложенный к губам Кондратия Казимировича толстенький, короткий, с обгрызанным ногтем палец.
Прапорщик кивком головы указал на старшего лейтенанта и лукаво подмигнул командиру роты. Ермолов подавился смешком и виновато зажал рот ладонью. Лисовский кряхтя поднялся на ноги, стянул с плеч свой мундир и бережно укрыл комвзвода тяжелым бушлатом. Голова Алексея Андреевича лежала на сложенных на столе руках, мирно посапывая…