Для меня это рубеж — до и после. Ирина уезжала в подавленном настроении, Таня прослезилась, Пётр подбадривал провожающих:

— Веселее! Не на поминки пришли.

Эсфирь Соломоновна пожелала жить с дочерью. Сыновья её, обосновавшиеся в Хайфе, сняли для них квартиру. После хлопот первых недель, все трое начали посещать ульпан — курсы по изучению иврита. Миловидная учительница с библейским именем Рахель не говорила по-русски. Когда слушатели её не понимали, она обращалась к Петру на английском, и он переводил. Грамматика, простая и чёткая, далась легко, Таня уже щебетала понемногу, Ирина продвигалась медленно, но верно, а Пётр молчал. Он мог написать и прочитать по бумажке, в свободном общении слова не шли, теснились в уме и не просились наружу, более того, пути английской речи тоже оказались перекрытыми.

— Смотри, папа, — Таня показала отцу газету, — технологическая теплица в Кирьят-Шмоне просит присылать краткие описания проектов на иврите. Вырежу на всякий случай.

С идеей технологических теплиц Пётр был знаком. Это первое, что ему посоветовал представитель министерства абсорбции и вручил буклет. Дора уточнила: — Условия там, может, и тепличные, но, насколько мне известно, вызревают далеко не все плоды. Продать идею подчас труднее, чем осуществить, а Кирьят-Шмона не самое лучшее место для жизни — её постоянно обстреливают.

Вечером, когда они остались одни, Пётр показал объявление Ирине и спросил: — Попробуем? Вы можете жить в Хайфе, а я поработаю вахтовым методом.

— А как же твоя идеология? Где логика идеи? — прочла с пафосом: «…прилепится к жене своей и будут двое…» Поедем вместе.

— Всё ещё вилами на воде писано. Хотя, признаюсь, я уже начал думать.

— Погаси свет. В темноте лучше думается.

«Всё уже давно продумано, исполнено и проверено. Надо только правильно подать, найти формулировки, простые и чёткие» Мысли спутались, и он уснул.

Утром наследница «сопушки» обрела новое название, и родилась формула, кочевавшая впоследствии из проспекта в проспект, пока жив был проект: «Forming Device Set, the FDS Family — a compact, cost-effective set of machines for the manufacture of custom-shaped bars, tubes and wire, produced from steel, alloys and non-ferrous metals.» Описание заняло меньше страницы. Когда Пётр с помощью Тани попросил Рахель перевести текст на иврит, она в сомнении покачала головой. — Возьму домой. Покажу мужу. — В переводе текст сократился наполовину. Теперь уже Пётр в сомнении качал головой. Он добавил пару небольших чертежей и отправил оба листка.

На звонок ответила Таня. — Папа, тебя. На иврите. — Пётр разобрал, что речь идёт о проекте. Его приглашают, но куда и когда? Он спросил номер телефона, поблагодарил и положил трубку. В ответ на немой вопрос жены и дочери смущённо улыбнулся. — Предлагают встретиться по поводу проекта. Больше я ничего не понял.

— Позвони Доре, — крикнула Эсфирь Соломоновна из кухни. Пётр так и сделал, продиктовал номер и остался ждать у телефона. По имени и отчеству к Доре Исаковне обращался только Пётр, даже Таня, мгновенно усвоившая местный стиль, обращалась к ней по имени.

— Звонил консультант. Отставной генерал. Считает, что у проекта есть перспектива. Встречаемся завтра в пять. Заеду за тобой. Эсфирь отдыхает? — Пётр передал трубку.

— Сочли, что у проекта есть перспектива. — Он ударил кулаком по колену. — Я заговорю когда-нибудь?! Слова заперты в голове. Я их слышу и не могу произнести. Хоть не иди к гипнотизёру!

— Это мысль. Сходи, в самом деле, — поддержала его Таня.

Ирина села рядом, обняла Петра за плечи, притянула к себе. — У тебя всегда всё получалось. Перешагни через себя. Выпусти джинна из бутылки.

Пётр опустил голову. — Как?

— Как Цицерон.

Эсфирь Соломоновна поманила Таню и увела её на кухню.

— Где мой самый прилежный ученик? — спросила Рахель. — Он здоров?

— Здоров, — коротко ответила Ирина.

— Учит иврит по методу Цицерона, — вставила Таня.

— А-а-а, Цицеро. Это интересно.

— Сам расскажет, — сказала Ирина и строго посмотрела на Таню.

Пётр встал рано, до восхода солнца. Оделся, положил в сумку словарь, бутылку с водой и тихонько, никого не разбудив, выбрался из дома. По дороге к морю он вёл нескончаемый безмолвный разговор на иврите и на английском. Молча получалось, слова послушно выстраивались в ряд, он видел их написание, произносил фразу за фразой… Хорошо тренированная зрительная память подмяла под себя слуховую и безраздельно властвовала над ней. Недавно они писали диктант. Раздавая листки, Рахель подняла его листок над головой. — Смотрите, ни одной ошибки. Браво, Пётр! — На пустынном берегу он разулся, закатал штанины, пошёл по мелководью, остановился, набрал воздух и закричал… Он шлёпал ногами по воде, выкрикивал в такт отдельные слова, короткие фразы, повторяя их снова и снова, час за часом, утверждая примат устной речи.

В скромном офисе генерала на стенах висели фотографии израильских танков. — Я отдал им многие года, — сказал генерал, заметив интерес Петра. Из маленького приёмника на столе лилась тихая классика. Ирина тоже слушала эту станцию. Пока разбирались кому какой кофе, с сахаром или без, Пётр рассматривал генерала. «Ему за шестьдесят. Должно быть, прошёл все войны. Держится просто, с Дорой — словно всю жизнь знакомы».

— Я вижу перспективу этого проекта в продаже машин. Для представления проекта мне нужна информация: техническая, затраты и рынок, — генерал раздал листки, прочитал первый вопрос и поднял глаза. — Понятно? — Дора перевела…

— Он хочет, чтобы ты оценил объём мирового рынка оборудования и профилей в физических величинах и в стоимости; считает, что если рынок велик, то и для тебе найдётся место.

— Если я отвечу на все эти вопросы, ему останется только поставить свою подпись. Где я найду материалы по рынку?

— Ищи, — ответил генерал, — это твой проект. — Он перегнулся через стол ближе к Петру и заговорил медленно, подбирая простые слова, в тех местах, где Пётр переспрашивал, повторял непонятное слово на английском.

— У одного человека жил кот, который гулял по ночам, утверждал себя истошным голосом и мешал хозяину спать. В какой-то момент человек потерял терпение и выхолостил кота. Однако ничего не изменилось, кот по-прежнему будил его по ночам. — Сейчас-то чего? — спросил он кота. — Теперь я консультант, — ответил кот. Скажи мне, что ты понял?

— Хорошо. Откровенность за откровенность. По сути, вы не мой консультант, а тех, кто принимает проект. — Пётр смотрел на генерала, пока тот слушал перевод. — В пояснительной записке, очевидно, важнее всего ваша подпись, так что я постараюсь. И ещё. Я могу облегчить вам задачу — не отвечать на вопросы, а написать представление на английском.

Генерал протянул руку. — Сто процентов.

— В Израиле это высокая оценка, — закончила встречу Дора.

Они пили чай с вареньем — каждый со своим. — Теперь я варю только для гостей, а себе покупаю диетическое, без сахара. По-моему, вы по-разному понимаете цель проекта.

— По-разному, — согласился Пётр. — Это неважно. Какая мне разница, под каким флагом поплывёт проект, было бы семь футов под килем. Так что будем делать с рынком?

— Ты считаешь, что он достаточно велик? — она открыла новую банку. — Это из местных плодов. Такое ты ещё не пробовал.

— Если не вдаваться в подробности, подверстать всё, что имеет отношение к профилям, — должён быть огромен, но как добраться до материалов?

— Представь себе, это не сложно. Фирмы хотят, чтобы о них знали. Завтра поедем в библиотеку Техниона.

В библиотеке Пётр открыл для себя «Компас». Дора подвела его к полке со справочниками. — Какие страны тебя интересуют? — Пётр выбрал пару толстых томов, занял столик и осмотрелся. Молодые люди сидели парами и по одиночке, доносилась приглушенная скороговорка на иврите, русская и английская речь, смех, шелест страниц — другая атмосфера другого зала. «Когда ещё здесь будут сидеть наши дети…»

— Скоро у меня день рождения, — сказал Пётр за ужином.

— Свежие новости, — прыснула Таня.

— Сейчас будут. Подарите мне большой Оксфордский словарь. Можно прямо сейчас, не откладывая.

— Словарь дарю я, — подняла руку Эсфирь Соломоновна. — Иди, купи.

Накануне возвращения в ульпан Ирина предупредила мужа: — Дочь сделала тебе рекламу. Все ждут. Тебе есть чем заполнить неловкость первых минут?

— Я приготовил монолог.

— Ну? — спросила Рахель. — Цецеро помог?

Пётр прочёл свою заготовку — легко, свободно, с интонациями.

— Ай да Цицеро! — захлопала Рахель.

— Ай да сукин сын! — подхватила Таня. Все засмеялись и захлопали.

При встрече Таня сказала брату: — Пока он говорил, мама держала его за руку. Я видела, как они смотрели друг на друга. Я тоже хочу, чтобы на меня так смотрели.

Дальнейшее продвижение проекта шло через Дору. Директор «теплицы» по дороге из Тель-Авива в Кирьят-Шмону заехал в Хайфу и назначил им встречу в кафе. Представился: — Дрор, — и сразу заговорил, радостно улыбаясь. — Пора познакомиться. Я читал записку консультанта и согласен с его оценкой. На днях проект направят на рецензию. — Он заказал всем кофе. — Каждый будет заниматься своим делом. Ты обеспечиваешь технику, я — продвижение проекта на рынок. — Между прочим, упомянул, что сделал докторат в Штатах, обещал держать их в курсе дел, допил кофе, оставил на подносе деньги и укатил.

— Какое впечатление он произвел на тебя? — спросила Дора.

— Слишком хорошее, чтобы быть похожим на правду.

— Оптимист?

— Или прожектёр. Увидим.

Вскоре последовал звонок.

— С рецензентом проекту не повезло. Он хочет встретиться с автором и сказать ему, что тоже кое-что смыслит в профилях. Мой опыт работы с ним не сулит ничего хорошего.

— Что ты о нём знаешь? — спросила Дора.

— Он из семьи польских репатриантов. Человек желчный и амбициозный. Когда-то имел какое-то отношение к профилям из алюминия. Настраивайтесь на тяжёлый разговор.

— Сам настраивайся, — проворчала Дора и передала разговор Петру.

В Тель-Авив они отправились поездом, на станции пересели в машину Дрора и поехали к высокому зданию, где в одной из ячеек их ждал чиновник, изначально негативно настроенный и желавший лично сообщить им об этом.

Рецензент дождался, пока все уселись, повернулся во вращающемся кресле к Дрору. — Ты читал? — он потряс запиской и бросил её на стол.

— Думаете здесь некому разобраться? Знаешь, как формовать пустую трубу? На, покажи, — он достал из ящика стола картонную трубку от рулона туалетной бумаги и протянул её Дрору. Холодная прокатка профилей из стали — нонсенс!

Дрор взял протянутую ему трубку, смял и бросил в корзину. — Вот доктор Коваль. Ты хотел говорить с ним — говори.

— Вы отрицаете саму возможность холодной прокатки профилей из стали, — сказал Пётр, — тем не менее, это общеизвестный факт.

— Кому он известен? Я консультировался со специалистами, и они разделяют моё мнение. Прокатку низкоуглеродистой стали они ещё допускают, а нержавеющей — категорически отвергают.

Петр улыбнулся. — Я не знаю с кем вы советовались, но если здесь распространено такое мнение, тем лучше — значит, проект обладает абсолютной новизной. Кстати, нержавеющая сталь в массе своей тоже низкоуглеродистая и достаточно пластичная. Позвольте я отвечу сразу на все вопросы. Что ещё вызывает сомнение?

— Всё. Кто купит эти машины, а если купит, то, что он будет с ними делать?

— Давайте по порядку. В самом факте холодной прокатки профилей нет новизны, и я на неё не претендую. Вы покупаете магнитофон, который кто-то изготовил, вставляете кассету, которую кто-то записал, и нажимаете кнопку. Ноу-хау проекта состоит в том, что я знаю, как профилировать трубы и как катать профили. Большинству потребителей для выпуска своей продукции нужны два-три профиля, и мы предложим им набор компактного оборудования — FDS Family, готового к выпуску нужных им custom-shaped профилей. А если понадобится четвёртый, они вернутся к нам и купят новую кассету. Ниша проекта — карманная металлургия для стран с множеством мелких производителей. Таких сегодня большинство. Разве это не разумная стратегия?

Рецензент не перебивал Петра. В какой-то момент на лице его отразилась растерянность, он повернулся к Дрору, и лицо его приняло прежнее выражение. — Здесь написано одно, он говорит совсем другое. Вы иногда встречаетесь, доктор Порталь?

— Доктор Коваль говорит тоже самое. Мы продаём машины и всё, что их сопровождает. Это не требует пояснений.

Они начали препираться, привнося раздражение, личную неприязнь, отдаляясь от темы.

«Неужели эти двое в угоду своим амбициям принесут в жертву мой проект, мой шанс, мою работу? Всё. Ещё немного и прозвучат слова, от которых трудно будет отказаться».

Разговор уже шёл на повышенных тонах. Рецензент помогал себе жестами.

— Они приезжают из большой страны, у них узкая специализация, а здесь надо уметь делать всё от начала и до конца. Они много знают и ничего не умеют.

— Это легко проверить, — громко прервал его Пётр.

— Пожалуйста, переводите медленнее, — обратился он к Доре, — пусть успокоятся.

Пётр, не спеша, раскрыл сумку, извлёк две книги.

— Здесь описаны возможности холодной прокатки. Я писал на русском, а это польский перевод.

Рецензент взял книгу, перелистал. — Я читаю по-польски. Не так, чтобы очень, но достаточно… — Пётр не прерывал его. Рецензент закрыл книгу, вопросительно посмотрел на Петра.

— Хотите увидеть, как это делается? — Ему нужно было сменить настрой, услышать «да». Рецензент отхлебнул остывший кофе и утвердительно кивнул. «Теперь дай ему достойный выход», — подумал и произнёс: — Во сколько вы оцениваете допустимый риск?

— Ну, не более фифти-фифти.

— Это по отношению к затратам двух лет, на один год выходит всего ничего. — Пётр улыбнулся, сознавая шаткость своих построений. Придвинул свой стул к столу рецензента и заговорил, глядя ему в глаза.

— Дайте мне год, и вы будете первым, кто увидит, как это делается. Если по истечении этого срока здесь не будут лежать профили из нержавеющей стали, — он очертил рукой круг на столе, — я принесу вам свои извинения, а вы с чистой совестью порекомендуете закрыть проект. «Сейчас он скажет, что с чистой совестью может не открывать его».

Очевидно, собственное реноме для рецензента значило больше экономии государственных средств. Он повернулся к Дрору. Уколол: — Приятно иметь дело с умным человеком. Рискнём?

Дрор усмехнулся. — Я ничем не рискую.

«Не отпускай его», — подумал Пётр. — Если не возражаете, мы подготовим текст, а вы отредактируете его.

— Это моя работа. — Похоже, он считал себя победителем.

В коридоре Дрор прислонился к стене и захохотал. — Ты хорошо его прижал. Не знаешь, что писать? Тебе помочь?

— Если он тоже так понял, дела наши плохи.

— Он струсил. С книгой, изданной и переведенной, мы можем доказать его некомпетентность и потребовать другого рецензента. Будет хорошо.

В поезде Дора призналась: — Со мной чуть инфаркт не случился, когда он разошёлся. Шёл бы ты в цирк работать. Укротителем.

— Иврит плохой, — серьёзно ответил Пётр.

Снова наступило длительное затишье. Прошёл месяц, пошёл второй. Занятия в ульпане закончились. Таня посещала ульпан второй ступени, Ирина — медицинский, а Пётр вдохновенно драил восемь этажей подъезда.

— Не удивляйтесь. Завтра начинаю мыть подъезд. Четыреста шекелей в месяц не помешают. — Ирина нахмурилась и опустила голову, Таня спросила:

— Спорт?

— Вот именно. Так прошу и понимать. Мадам со второго этажа предложила. — Он говорил для Ирины, видя её замешательство.

Таня подошла к матери. — Она в этом году старшая по подъезду. Мы с тобой видели её в торговом центре. У неё там магазин одежды. Полная такая. Бронзовый век. На ней одних браслетов штук десять.

Ирина посмотрела на Петра, сказала тихо: — В этом не было необходимости.

— Если проект не пройдёт, пойду токарить, а пока — почему не развлечься? Что тебя смущает?

Ирина не ответила, ушла в спальню.

— Ей за тебя обидно, — сказала Таня.

— А тебе?

— Я тоже не в восторге, но переживу.

Пётр повернулся к тёще. — Вы с ними?

— Я с тобой. И они тоже.

Когда через месяц Пётр пришёл за платой, мадам сказала задумчиво:

— Красивые мужчины приезжают из России… но у них нет денег.

Каждое утро Пётр ходил на берег моря. Шагал вдали от людей и декламировал, учился объясняться в различных жизненных ситуациях, манипулируя небольшим запасом слов. Он не баловал нас письмами — раз в месяц, не чаще. Хорошую новость мы узнали от Виктории. Потом пришло письмо.

«Привет всем! Посылаю очередную главу «хождения по мукам». Удивительно, как легко схватывают язык дети. Пятилетняя племянница пошла в садик и заговорила едва ли не на первой неделе, а я уже скоро год продираюсь, как сквозь «джунглии» (из Машенькиного репертуара).

Вчера я присутствовал на Совете директоров «теплицы» — полуфинал перед рассмотрением в министерстве уже без моего участия, правда, и вчерашнее моё сидение участием не назовёшь. Мне повезло. Часть Павлика заменяли в зоне безопасности на границе с Ливаном, и ему разрешили отлучиться, чтобы помочь недоучке отцу. Он прикатил на джипе с парнями из его экипажа. Внушительный эскорт при моей VIP персоне!

Первое впечатление от Совета — никакого официоза. Директора листали описание проекта, расспрашивали Павла о положении в зоне безопасности, вспоминали войну в Ливане, задавали вопросы и сами отвечали на них. Кибуцники, банковские и муниципальные служащие разъясняли друг другу возможности FDS и холодной прокатки. Мы сидели молча, к нам не обращались. Павел несколько раз порывался перевести разговор на меня, а я всякий раз останавливал его за руку, дабы не нарушать царившую за столом гармонию. Когда обсуждение начало выдыхаться, директор «теплицы» предложил сделать небольшой перерыв: «Кофе, пи-пи…» (!) Павел принёс нам кофе и сказал разочарованно: — Не стоило приезжать. — Я не стал объяснять ему, что своим присутствием, он задал обсуждению доброжелательный тон и уже одним этим сделал больше, чем все разумные ответы, которые, к счастью, не понадобились. Удовлетворив себя и соседей, директора приняли проект и пожелали мне успехов.

Парни подбросили меня до автостанции, включили музыку и укатили. На обратном пути, оставив позади очередной этап, я засмотрелся на сады долины Хулы.

В начале нашей эры Иосиф Флавий писал о Галилее «… она вся возделана и имеет вид сплошного сада». После многовекового запустенья, сегодня Галилея сплошной сад. Все, кто посетил Палестину в начале ХХ века, писали о заброшенном и безлюдном крае. Откровеннее других, на мой взгляд, сказано у Джойса в «Улиссе»: «Бесплодный, голый, пустынный край. Вулканическое озеро, мёртвое море: ни рыбы, ни водорослей, глубокая впадина в земле… Мёртвое море в мёртвой стране, седой, древней… Древнейший народ. Скитался в дальних краях, по всей земле, из плена в плен, плодясь, умирая, рождаясь повсюду. Земля же его лежит там. И больше не может уже родить». Не боги, но с божьей помощью смертные воскресили умершую землю. Страна наполнилась людьми, садами, лесами… и вечными спутниками человеческого бытия — враждой, глупостью и злом, чинимым друг другу. Обнимаю. Ваш Пётр.

P.S. Ирина пишет своё письмо.

P.P.S. Сразу не отправил и вот новость — проект принят (!). Первого октября приступаю. Кто бы мог подумать!»