Аркашка Ветошкин всю жизнь воевал с Колькой Три Глаза. С Чебыкиным.
А как можно с ним мирно жить? Всегда Колька глазами шарит, где не надо.
Скажем, купил ты новую голубку, подержал ее, и вот — тихонько выпустил на крышу. А Чебыкин уже все это видит, торчит у твоего двора. И только-только дашь волю птице, как Три Глаза уже швыряет в небо голубей, и твоя чайка или плекая — у Кольки. Как там и родилась.
И все же в одном деле Чебыкину здорово не везло. Ничего он не мог поделать с Аркашкой.
Чтоб сразу понять, о чем речь, давайте заглянем к Аркашке в голубятню. Она приткнулась к сеням. Кто там?
Ну, конечно — обычные мальчишечьи птицы. Вот старый кривой Жук, повыше — пара желтых гонных. Не чисто-желтых, — с помарками. Пятьдесят копеек пара.
А еще выше... Что это?! Вот так да! Не может быть!
Когда вы отдышитесь от удивления и зависти, можете разглядеть голубей как следует.
Сидят в гнезде кроваво-красные птицы, с клювами, как спичечные головки, с бантиками на груди. Фигурки у них — будто из красного дерева выточены.
Аркашке бантовых отец привез еще в прошлом году, на именины. Говорил: чистые бразильские почтари. Вот тебе и мальчишечья голубятня!
Три Глаза, когда узнал об этом, усмехнулся, сказал презрительно:
— Обуем в лапти.
Это значило: «Никуда им от меня не уйти!».
Только на этот раз Чебыкин здорово засекся. Сколько он ни подкидывал своих птиц, красные маленькие голуби даже не сходили с круга.
Однажды Три Глаза совершенно оскандалился. Заметив, что Аркашка поднял красных на крыло, Колька выхватил из своей голубятни черную молоденькую птицу и, перебежав переулок, метнул ее в воздух.
Испуганный Ветошкин сразу дал осадку, выкинув на крышу кривого Жука, и чебыкинская голубчешка, вместе с красными, преспокойно опустилась в Аркашкин двор.
Онемевший от такой неожиданности Три Глаза крутился возле забора, заглядывал в щелки, тяжело дышал. Потом не выдержал и стал кричать через калитку разные угрозы и выражения.
Он обзывал Аркашку «папин дитя», сулился переловить у него всех голубей и даже наломать бока кое-кому, если ему не отдадут черной голубки.
Удивленный Аркашка вышел на улицу и, глядя снизу вверх на высокого Кольку, поинтересовался:
— За что ж ты меня бить будешь, Колька Три Глаза? Ведь мы с тобой ловимся.
— Ну, что ж, что — ловимся? Мне, может, эта голубчешка самому нужна.
Сраженный этим железным доводом, Аркашка несколько секунд молчал, но потом обрадованно поднял глаза:
— А помнишь, ты у меня плеких ловил, и сизых ловил. И не отдавал никогда.
— Ну, ладно, — с угрозой отозвался Колька, — не пожалей потом.
Три Глаза шмыгнул носом, подтянул потертые штаны и ушел.
Аркашке казалось, что вся его длинная сгорбленная фигура выражала смятение и горе. И маленькому мальчишке на мгновенье даже стало жалко Кольку Три Глаза, у которого нет отца, нет денег и хороших штанов.
«Отдать, что ли? — думал Аркашка. — Может, у нее в гнезде яйца положены?»
Но Три Глаза ушел, и Аркашка, облегченно вздохнув, возвратился во двор.
Конечно, голубке — гривенник цена, и не в деньгах дело. Но теперь везде можно говорить, что он здорово наставил нос Кольке Три Глаза. Так ему и надо!
Но Три Глаза тоже не мог забыть этого позора. И он решил совсем испортить жизнь своему врагу.
Как только Аркашка выпускал птиц на крышу, Три Глаза начинал свистеть и кричать, кидал в голубей палками. Он даже нарисовал углем на Аркашкиной калитке кривого черного голубя, из которого сыпался песок, и, чтоб никто не ошибся, написал рядом: «Жук гражданина А. Ветошкина».
Аркашка терпел-терпел, а потом пошел к Колькиной матери и попросил, чтоб она уняла сына.
Узнав об этом, Три Глаза ехидно рассмеялся и немедленно подбросил Аркашке на крышу своего старого бурого кота. А когда кот сбежал, Три Глаза добыл дохлую ворону и привязал ее ночью к дымовой трубе.
Юнги, которым Аркашка рассказал обо всем, не смогли прийти к единому решению. Большинство было за то, чтобы немедленно вздуть Кольку Три Глаза. Но Пашка Ким и другие старшеклассники сначала советовали поговорить с Колькиной матерью. А потом, если не повлияет, так и быть — пойти на эту крайнюю меру.
— Ничего из этого не получится, — со вздохом сказал Аркашка. — Не слушает он свою мать нисколечко. А отца у него нет.
— Ну вот, видите, — отозвался Пашка, — человек за Родину погиб, а вы его сына лупить хотите. Нехорошо же.
Все сошлись на том, что действительно — нехорошо. Но никаких других мер не придумали.
А Три Глаза, видя, что ему никто не препятствует, разошелся еще больше. Не очень хитрый на выдумку, он поймал возле базара грязного и кроткого пса, привязал ему к хвосту пустые консервные банки и перед самым утром усадил Аркашке на крышу.
Смирная дворняга выла и гремела банками до тех пор, пока ее не сняли. Три Глаза на другой стороне переулка ходил, посмеиваясь и подмигивая.
Тогда юнги решили немножко вздуть Кольку Три Глаза.
Но этому помешало совершенно неожиданное обстоятельство. Колька Три Глаза исчез. Он как сквозь землю провалился, — и разведка донесла, что он уже второй день не приходит в школу.
Аркашка даже сначала обрадовался Никто не мешал ему теперь гонять голубей, никто не швырялся землей и не свистел. Но скоро Ветошкину стало скучно. Выходило так, что никому не было дела до знаменитых красных бразильских почтарей, и никто, кроме него, не радовался им. Просто даже не очень интересно было жить.
Правда, в эти дни случилось одно приятное событие, которое сильно повысило авторитет Ветошкина в собственных глазах. Во двор постучался незнакомый человек и долго о чем-то разговаривал с отцом. Затем отец позвал Аркашку и сказал:
— Вот, сынок, дядя просит продать ему краснобантовых. Ты хотел фотоаппарат купить. Как раз бы хватило...
Аркашка почти уже обиделся, но отец, улыбнувшись, обратился к гостю:
— Ну, вот — видите... Я же говорил...
Прощаясь, огорченный покупатель промолвил:
— Жаль. Если надумаете, то вот вам адрес.
И написал несколько слов на бумажке.
В тот же день Аркашка рассказал всем, как его уговаривали продать краснобантовых, но он только посмеялся и, конечно, отказал.
И все юнги одобрили отказ потому, что — вы тоже должны об этом знать — каждому хотелось получить голубят от редких почтарей.
Однажды Ветошкин вышел на улицу подышать воздухом — и неожиданно встретился с Колькиной матерью.
Увидев Аркашку, она остановилась, и на ее старом некрасивом лице Аркашка увидел слезы.
— Ты бы зашел, мальчик, к Коле, — сказала она, стараясь убрать за спину красные, в трещинках, кисти рук, — болеет сильно Коля. Воспаление у него легких.
Аркашка втянул воздух носом, потоптался на месте и ничего не ответил. Во-первых, Колька Три Глаза — его злейший враг. Какие тут могут быть посещения? И, во-вторых, надо было еще сообразить, не обман ли это? Не такой человек Колька Три Глаза, чтоб ни с того, ни с сего вдруг заболеть воспалением легких.
Но Колькина мать не уходила, и ничего не ответить было нельзя.
— Ладно, — пробурчал он, — выберу вот свободное время и приду.
На другой день, после уроков, Аркашка собрался было наведаться к юнгам, но вспомнил о своем обещании. Тяжело вздохнув, достал из коробочки красный карандаш, подумав, добавил к нему старый пистолет, совсем похожий на настоящий, и пошел с этими гостинцами к больному.
Открыв дверь и увидев Ветошкина, Колькина мать повела гостя в низкую полутемную комнату. У дальней стены на железной койке лежал худой и совсем не похожий на себя Колька Три Глаза. Он взглянул на вошедшего и вяло усмехнулся:
— Ты...
Аркашка, чтобы как-нибудь начать разговор, сообщил нехотя:
— А мне за бразильцев двадцать давали...
Колька снова усмехнулся и сказал хрипло:
— Скажи-ка ты, врет — не кашлянет!
— Сам ты всегда врешь! — обиделся Аркашка.
Так у них на этот раз и не получилось никакого разговора. Ветошкин положил Кольке на кровать карандаш и пистолет и, сказав, чтоб его позвали, если будет надо, ушел.
Назавтра отец, выслушав сообщение сына, сказал, задумчиво постукивая пальцами по столу:
— Что-то я тебе давно, Аркадий, на мороженое не давал. А ты не напоминаешь...
И весело подвинул на край стола тридцать копеек.
Аркашка всегда отлично понимал отца. Поэтому мальчишка молча засунул деньги в карман и отправился в соседний магазин. Там купил здоровенную соевую шоколадину и, написав на обертке «Н. Чебыкину от А. И. Ветошкина», потащил подарок Кольке.
— Вот, — промолвил он, кладя шоколадку на кровать, — мне мать, понимаешь, подарила, а мне, понимаешь, сладкое нельзя. Сахарная у меня болезнь.
Колька разломил шоколадку на две половины, потом еще, — и одну четвертушку протянул Аркашке.
— На, поешь маленько.
— Нет, мне нельзя, — вздыхая, сказал Ветошкин, втайне поражаясь своему мужеству и гордясь им.
— Ну, немного можно, — тоже вздыхая, отозвался Колька.
— Разве только что совсем немного, — живо согласился Аркашка, запихивая вязкую шоколадку в рот.
Расправившись с угощеньем, Колька искоса посмотрел на гостя и сказал неуверенно:
— Ты бы, Ветошкин, посмотрел мою голубятню. Почистить надо... Матери некогда. Ей знаешь сколько посуды в столовой перемыть надо. И руки болят.
Аркашка, пораженный таким неслыханным доверием, полдня прокопался в Колькином сарае. Он навел там такой порядок, какого у Ветошкина, верно, никогда не было в собственной голубятне.
Простились они совсем мирно, и Колька даже сказал, что ему совсем не жалко черную голубчешку, и Аркашка может ее оставить насовсем себе.
После этого Ветошкин несколько дней не заходил к Чебыкину. С одной стороны, без гостинца заходить неудобно, а с другой стороны, не помрет же Колька, если Аркашка не наведается к нему день-другой. А у него, у Ветошкина, тоже есть важные дела.
Наконец Аркашка взял две новенькие тетрадки и ценную железную гайку — и направился в дом напротив.
Колька лежал весь красный, поминутно пил воду из большой алюминиевой кружки и один раз даже застонал, но сейчас же спохватился и сжал зубы.
Мать его сидела рядом на стуле, сплела кисти рук на животе и, не мигая, смотрела куда-то мимо Кольки.
Когда мать вышла в сени, Колька сказал хрипло:
— У меня, понимаешь, тут опять доктор был... Пульс щупал... Этот... как его?.. — натощак и не выговоришь... — пенициллин выписал. Ну, пожалуйста, не девчонка... — пусть еще колют.
Помолчав немного, Колька трудно повернулся к Аркашке и скривился:
— Только я матери не сказал. И докторову бумагу под подушку спрятал...
— Это почему? — поинтересовался Ветошкин.
— Почему! Почему! — хмуро протянул Колька. — Нету их, денег-то... А до получки еще два дня...
Колька уныло осмотрел потолок, вздохнул, и на его красном лице появилось выражение растерянности и злости.
— И на кой я, спрашивается, заболел?
Аркашка по собственному почину прибрал в голубятне, помог Колькиной матери наколоть дров и ушел, не понимая, почему такой отчаянный человек, как Колька Три Глаза, не возьмет и не выздоровеет сам, без всякого пенициллина.
Дома Аркашка дождался, когда отец пообедает, и спросил его, что это за пенициллин такой и как он может помочь от воспаления легких?
Отец посмотрел на сына поверх очков, отложил газету в сторонку и сказал, что пенициллин — порошок, что его надо развести и тогда можно превосходно лечить ангину, дифтерит, какую-то пневмонию и еще много болезней. И добавил, что пенициллин может даже спасти жизнь, в его врачебной практике были такие случаи.
Потом отец снова углубился в газету, а Аркашка сидел рядом, делал вид, что рассматривает картинки в книжке, а на самом деле думал о пенициллине.
«Разве у отца попросить? — соображал он. — Если есть деньги, отец даст. Никогда еще не отказывал...»
Но тут же отверг этот план. Вот если бы у Аркашки были свои деньги — другое дело. Мальчишка дает мальчишке на лекарство, — это совсем не то, что просить и выпрошенное давать...
Вечером Аркашка постучал в Колькину дверь, но почему-то ему долго не открывали. Наконец на пороге появилась Колькина мать.
— Не надо бы тебе сегодня заходить, Аркаша, — сказала она шепотом. — Больно плохо Коленьке-то. Да и заразиться можно...
— Воспаленье — это незаразное, — не очень твердо заявил Аркашка и прошел в комнату.
Они сидели у кровати молча — Аркашка и Колькина мать — и слушали, как Колька тяжело дышал и бормотал что-то непонятное о кошках, и еще о железной гайке, и еще о какой-то девчонке из пятого «А» класса.
Мать сидела, уронив голову в ладони, и широкие худые ее плечи вздрагивали так, будто их кололи иголками.
Аркашка тоже сидел, чуть не плача, думал, думал, — и ничего не мог придумать. Только одно было у него в голове, что надо достать пенициллин. А как его достать, когда нет денег?
И он сидел и думал так, что даже голова начала трещать.
— Ладно, тетя Маша, — заговорил он наконец, так ничего и не решив. — Что-нибудь мы все же придумаем. Вот увидишь.
Когда Колькина мать вышла на кухню, Аркашка что-то долго бормотал себе под нос, как будто спорил с самим собой. Наконец, вздохнув, он тихонько полез к Кольке под подушку и вытащил рецепт. Уныло повертев его в руках, Аркашка засунул рецепт в карман и пошел прочь из комнаты.
* * *
Прошло две недели. Колька уже поправился, температура у него давным-давно спала, и сейчас он сидит на полу, на цветном половичке, и строгает доску для самоката.
— Ты где денег брал на лекарство? — спрашивает он у Аркашки, сидящего за столом и наблюдающего за его работой.
— Ладно, достал... — хмурится Аркашка.
— Нет, ты скажи!
— Краснобантовых продал, — говорит сквозь зубы Ветошкин, и у него отчего-то даже начинает щипать сердце.
Колька недоверчиво смотрит на Аркашку, складывает губы в ехидную улыбку и вдруг громко смеется:
— Врешь!
— Ничего не вру, — говорит Аркашка, пристально рассматривая какое-то пятнышко на стене.
Колька несколько секунд молчит, строгая доску. Потом скребет в затылке и заявляет:
— Ну и дурак!
— Это почему же — дурак?
— Из-за такой ерунды краснобантовых продавать! Чистый дурак.
Аркашка уходит от Кольки, огорченно думая, что Три Глаза очень неприятный человек, который вечно шарит глазами по чужим крышам и сует свой нос туда, куда его совершенно никто не просит.