Несколько мгновений Родерик спокойно сидел, прижавшись к Микаэле, худой, промокший насквозь и замерзший до мозга костей, вслушиваясь в эхо от шума приближавшихся всадников. Он не мог понять, что происходит.

— Нет. — Ее шепот прозвучал недоверчиво, испуганно. Под разорванной туникой Родерика металлическое звено начало жечь кожу на груди.

Этого не может быть. Это все миф, предрассудок.

Но вот его глаза сощурились от блеска золота и серебра, нарастающего в темноте деревьев вдоль лесной дороги, почти не касаясь ее, когда этот блеск двигался и светился между ветвями. Горячий ветер предшествовал свету, и пахло ладаном, кровью и… деньгами.

— Нет, — снова прошептала Микаэла, ее пальцы крепче сжали его рубашку. Она тоже смотрела на блеск, но ее глаза были широко открыты, она дышала отрывисто и часто. — Нет. — Неожиданно она оттолкнула его и поднялась.

— Микаэла, — прохрипел Родерик. — Вернись.

Но она, спотыкаясь, уже шла к середине дороги, прямо к тропе, откуда приближалось угрожающее сияние и бесплотный, дьявольский рев. Слышался зов рога, напоминающий крики сотен терзаемых душ.

— Ляг, Родерик, — сказала Микаэла. — Не… не смотри на них! Может быть, они промчатся мимо.

Родерик понял, что она повторила ему древние правила из легенд, но он не позволит ей, такой маленькой и беззащитной, стоять в одиночестве посреди дороги. Микаэла расправила плечи и вздернула подбородок.

— Они не минуют тебя! — закричал Родерик. Он попытался перекатиться на бедро, подогнуть под себя ногу. — Микаэла, помоги мне встать!

— Нет! — Теперь блеск коснулся ее лица, вытянулся бесконечно в глубину леса за их спиной, выпуская длинные усики сквозь деревья в туман над морем. Она вздрогнула, когда ее лицо просветлело, словно она могла чувствовать свет. Родерик видел ее прекрасный профиль с того места, где лежал, бесполезный и беспомощный, в стороне от дороги. — Оставайся на месте, любовь моя, лежи тихо, пожалуйста.

Но Родерик не мог ей повиноваться. Он начал ползти к ближайшему дереву. Возможно, оказавшись там, он сможет выпрямиться, подобрать сук, чтобы…

Ледяная рука, словно она принадлежала скелету, схватила его сзади за шею, толкая его голову под толстый слой мокрых листьев. Ледяной голос, олицетворяющий смерть, прошипел ему в ухо:

— Может быть, мы позаботимся о мисс Форчун, милорд.

Родерик повернул голову, и у него вырвался хриплый крик, когда Харлисс, с серыми волосами, прилипшими к черепу, усмехнулась ему, как сама смерть. Острие его клинка глубоко вошло в ее тело под подбородком.

— Это Охотник. Он очень опасен. Мы будем вести себя очень тихо — ты и я. После того как они убьют ее, я сама разделаюсь с тобой, ты, неблагодарный, отвратительный, испорченный ребенок. А потом… потом я вернусь домой. Магнус наверняка удивится, узнав, где я была.

Ее костлявая рука лежала на его шее сзади, длинное тонкое тело закрывало его. Родерик попытался сбросить ее, но не смог. Он слишком ослабел после битвы с морем.

Еще вчера Родерик проклинал бы себя за свою слабость, за то, что Харлисс взяла над ним верх, — неспособен двигаться, сражаться, даже стоять. Сейчас он думал лишь о том, как защитить Микаэлу.

Не только от серой гарпии, приникшей к нему, но и от всадников, появившихся из сияния, из штормового облака, из крови, пролитой за тысячелетия.

— Микаэла, — задыхаясь, прошептал Родерик.

— Ш-ш-ш, — прошипела Харлисс ему в ухо, затем потерлась лицом о его щеку. — Скоро все кончится…

У Микаэлы подкашивались ноги, перед глазами появились крошечные черные точки, она попыталась сморгнуть их.

Она не может лишиться чувств. Она будет держаться до конца.

Но вид приближавшейся к ней сотни всадников на лошадях размером с драконов, у которых из ноздрей вырывался черный дым, когда они вскидывали гигантские, похожие на рептилий головы с черными, блестящими, незрячими глазами, чьи копыта, когда они скакали, отрывались на шесть футов от земли; и гончие размером с теленка, лохматые и черные как смоль, с красными сверкающими глазами, с зубами белыми, как алебастр, когда они щелкали ими и рычали, издавая крики. Проклятую группу возглавлял предводитель на серебристом коне, созданном из ночных кошмаров. Его густые каштановые волосы свисали через одно плечо до самой поясницы. Его руки — толстые, как сук старого дерева, — были обнажены под сверкающей кольчугой. В руке он держал палаш.

Да, предводитель был устрашающ, но его группа… Ми-каэла почувствовала, что у нее помутилось сознание, когда она взглянула на спутников главного всадника.

Это были чудовища. Один серый, со сгнившей и раздутой плотью и петлей на шее, другой с зияющей раной, поглощающей часть черепа кого-то еще. Некоторые были черными обгоревшими, словно сошли с собственных погребальных костров, с совершенно белыми глазами с кровавыми прожилками, с исчезнувшими губами и ушами. У одного были рога, растущие у него над ушами, глаз не было, словно их выкололи. У одного чудовища голова была покрыта рыбной чешуей, у другого — черный раздвоенный язык. У некоторых внутренности петлей спускались по рукам, словно шлейф. Микаэла увидела человека-зверя, маленького, лишенного волос, коричневого, как кожа, который сидел на луке седла другого чудовища. Он поймал на себе взгляд Микаэлы и улыбнулся ей голодной улыбкой, обнажив маленькие, острые, окровавленные зубки.

Микаэле казалось, что это посланцы из самого ада, один страшнее другого. Все, кроме предводителя и человека, ехавшего позади него, привязанного золотой веревкой за шею к предводителю. Этот всадник выглядел почти как человек, если бы не его алебастрово-белая кожа, бесцветные волосы, лишенные цвета глаза. Он сидел на лошади совершенно обнаженный, и каждый дюйм его кожи представлял собой жемчужно-белые разорванные мускулы. Он смотрел на Микаэлу, словно она была маленькой серой мышкой, а он — котом, пригнувшимся к земле в высокой траве, выжидающим время, чтобы броситься на нее, впиться в ее шею и…

Зычный голос предводителя вывел Микаэлу из транса, и он зло дернул за золотую узду. Когда веревка натянулась, а потом ослабла, Микаэла увидела выжженный след золотой веревки на шее у белого всадника.

— Она не для тебя, Олдер. Белокожий мужчина раскачивался в седле и рычал в адрес предводителя, но улыбнулся чувственной улыбкой Микаэле, и его полные губы были единственным цветным пятном на его персоне.

Но вдруг она увидела, что его боковые зубы вытянулись как острия кинжалов — клыки, — такие же белые, как его волосы и кожа.

Микаэла вскрикнула и отступила назад. Ей хотелось посмотреть в сторону Родерика, убедиться, что он в безопасности, но она не осмелилась отвести глаза от ужасной группы существ перед ней.

— Ты не Агата Форчун, — заявил предводитель, его голос прозвучал так, будто раскололось огромное дерево. — И все же… ты она.

— Я ее дочь, — задохнулась Микаэла.

— Микаэла? — Он вскинул брови, и слабая улыбка заиграла у него на губах. — Микаэла. Микаэла Форчун. У тебя есть что-то, что принадлежит мне, не так ли?

Микаэла покачала головой:

— Нет. У меня ничего нет. Я только прошу, чтобы вы… оставили меня в покое. Не причинили мне вреда.

— Ну-ну, — настаивал гигантский всадник. — У тебя находится моя собственность. То, что я оставил твоей матери как обещание сохранить жизнь твоего отца. Она здесь, я это чувствую. Часть меня. — Его рука поднялась к груди над кольчугой, и хотя Микаэла понимала, что она не могла увидеть столь маленький, ничтожный пробел, ее глаза выхватили черный кружок на его рубашке.

Кружок, на котором не хватало одного звена на кольчуге.

Микаэла снова энергично покачала головой:

— У меня его нет. Я… я потеряла его.

— Потеряла? — издевательски переспросил предводитель. — Это очень плохо. Я сказал твоей матери, что вернусь за своей собственностью и обретение ее положит конец мрачной жизни Уолтера Форчуна, а также ее и твоей. Если у тебя его больше нет…

— Мой отец — хороший, добрый человек! — воскликнула Микаэла. — Он совсем не тот, каким был некогда.

— Это не имеет значения, — возразил предводитель. — Сделка есть сделка. А может быть, ты не потеряла его? Может быть, ты подарила кому-нибудь? — К ужасу Микаэлы, горящие глаза мужчины обратились к темной линии деревьев, где лежал Родерик.

Она повернула голову и увидела Родерика у основания мертвого, сгнившего дерева, поверх него лежала Харлисс, держа клинок у его горла. Когда предводитель перенес внимание на лес, блеск от группы распространился по земле, освещая Родерика и старуху, которая захватила его.

— Ну, и что мы видим? — мягко спросил предводитель. — Возможно, Микаэла Форчун надеется продать твою жизнь за жизнь своего отца, а, воин? Она подарила тебе мое звено, не так ли?

Микаэла разрыдалась.

Некоторое время Родерик пытался обмануть себя, полагая, что потерял сознание от ран. Что то, что ему пришлось пережить на краю леса — Харлисс поверх себя, его кровь, бьющая поверх зазубренного края ее клинка, группа существ из ада, стоявших перед Микаэлой на дороге, которые решали ее судьбу, — было не чем иным, как ночным кошмаром. Но когда предводитель обратил свой взгляд на него, когда Родерик тоже вздрогнул от ощущения, что блеск группы заскользил по его коже, он понял, что бодрствует.

— Твое звено у меня, дьявол, — отозвался Родерик так громко, как только мог. — У меня на шее. Подойди и забери его!

Демон рассмеялся, словно его позабавил вызов Родерика, затем прищурился и склонил набок голову.

— Я знаю тебя, — задумчиво сообщил он. — Я видел твое лицо прежде.

Но раньше чем Родерик успел ответить, раздался визгливый крик Харлисс:

— Не подходи! Не подходи! Он мой! Когда он умрет, можешь забрать его с собой в ад. Ради Бога!

Всадники в группе завопили и закричали, гончие залаяли, лошади-драконы отступили назад и встали на дыбы.

Теперь предводитель смотрел только на седую старуху. Он протянул в ее сторону ладонь, брови были нахмурены, словно он размышлял. Затем рука сжалась в кулак.

— Харлисс-с-с! — презрительно прошипел предводитель. — Ты смеешь обращаться к Богу, чтобы он защитил тебя?

— Откуда ты меня знаешь? — прохрипела Харлисс. — Ты не знаешь меня!

Предводитель рассмеялся. Затем щелкнул поводом, который держал в руках, словно хлыстом, петля ослабла и приподнялась над шеей и головой белокожего мужчины.

— Олдер, — сказал предводитель и поднял сложенную теперь кольцами узду, указывая на Харлисс: — Вон ту ты можешь взять.

Обнаженный мужчина издал гортанное рычание и прыгнул из седла в воздух. Он на четвереньках пробежал по дороге в сторону опушки леса, кожа его блестела, мускулы играли, он набросился на Харлисс, схватил ее и понес в темноту.

Родерик услышал, как Харлисс вскрикнула, но крик быстро оборвался, словно ее разорвали пополам. Затем в лесу эхом отразились звуки, когда он пил ее кровь, чавкал, поедая мясо и обгладывая ее кости.

Родерик постарался сесть, прислонившись к погубленному дереву, затем изо всех сил оттолкнулся, чтобы встать. Микаэла бросилась с дороги ему на помощь, подхватила под правую руку, чтобы поддержать. Родерик крепко сжал ееплечо, быстро поцеловал в макушку, не отрывая в то же время глаз от демонической группы.

Охотник наблюдал за ними обоими с некоторым удивлением, но его слова были обращены к Родерику:

— Верни мне мое звено, воин.

Родерик засунул руку в ворот туники и одним быстрым движением извлек цепочку. На минуту он зажал в кулаке блестящее, трепещущее звено.

— Вы не причините нам вреда, если я верну его вам? Оставите нас в покое?

Глаза предводителя вспыхнули, но он лишь молча протянул ладонь.

— Отдай его, Родерик, — прошептала Микаэла. — Оно принадлежит ему.

Родерик бросил ему цепочку со звеном, и предводитель оттолкнул ее легким движением кулака. Цепочка заскользила к земле и утонула в грязи, а гигантский блестящий мужчина бережно и осторожно поместил звено в свою рубашку. На мгновение яркий золотой свет вырвался из него, заставив Родерика и Микаэлу закрыть лицо руками, потом бессловесный металл смешался с тысячами таких же звеньев, окруживших его.

Предводитель пытливо взглянул на Родерика:

— Да, я видел тебя. Ты сражался вместе со своими людьми, наблюдал, как они падали, ты пожертвовал… — предводитель посмотрел на ногу Родерика, от которой осталась лишь половина, — своей плотью, чтобы другие могли жить.

— Но как? — едва слышно спросил Родерик. — В моей роте не было такого, как ты, ты не сарацин, с которым я столкнулся лицом к лицу. Я никогда не видел твоей отвратительной внешности прежде и не знаю твоего имени.

— Я скачу в каждой роте на войне, — едва слышно сообщил предводитель. — И я видел твое лицо, я знаю твое имя. Родерик из Шербона. Сын Магнуса.

К горлу подступил комок. Он боялся за Микаэлу, за собственную жизнь.

Что это за демон, который скакал с чудовищами, собранными во время войны? Который преследовал людей на темных, тихих дорогах? Который заставлял злейшего из зверей питаться людьми?

Но предводитель больше не обращался к Родерику, переключив внимание на Микаэлу. Родерик похолодел от страха. Он полез за пазуху и извлек оттуда маленький предмет, золото блестело сквозь его крепко сжатый массивный кулак. Он бросил этот предмет Микаэле, и та поймала его обеими руками. Родерик посмотрел в ее сложенные лодочкой ладони и увидел маленький золотой сундучок, поместившийся в ее ладони.

— Для моей верной Агаты, — нараспев произнес предводитель. — Это плата за ее стойкость и постоянство. Она — единственный подарок твоему отцу, его жена и его жизнь.

Затем рука предводителя вернулась к груди, он снова снял металлическое звено со своей рубашки-кольчуги и держал его так, словно смотрел через него. Оно снова заблестело, как золото, как маленькое солнце, и было теперь гладким и совершенно круглым. Он тоже бросил его Микаэле. Теперь оно было широкой, сверкающей полоской — словно специально изготовленной для пальчика леди.

— Это тебе, дочь моя. — Предводитель улыбнулся. — Надень его и никогда больше не снимай.

— Благодарю, — едва слышно прошептала Микаэла. Затем предводитель вновь обратил свой горящий взгляд на Родерика. Из глубины привязанной к седлу сумки кроваво-красного цвета он извлек темный смятый предмет.

— В твоем гардеробе не хватает одного предмета, солдат, — мягко сказал он и бросил этот предмет Родерику, — Полагаю, ты уже носишь его пару?

Родерик взглянул на мягкий материал у себя в руке — высокий, наделе скорее сапог, чем башмак. Великолепная коричневая кожа, возможно, оленья, изношенная почти до тонкости. Подошва — длинная и широкая, шнурки —.грубые. и толстые. В животе у Родерика все сжалось, когда он понял, что это левый башмак из пары, а второй — у него на правой ноге.

От Родерика не ускользнуло явное неуважение, проявленное этим, во всем остальном мирским, мужчиной. Но осмелится ли он вызвать гнев демона, отказавшись от его подарка?

Предводитель выжидающе сидел на лошади несколько мгновений — словно прочитав мысли Родерика, — затем сказал:

— Надень его, друг, пока я не обиделся.

Родерик подавил то, что еще осталось от его гордости, и позволил Микаэле помочь ему опуститься на влажную землю. Он растянул сапог и натянул его на свой обрубок, зашнуровал длинную изношенную кожу как можно лучше. Пока он возился со шнурками, предводитель оглядывал черный лес и, нахмурившись, прислушивался к чему-то.

— Олдер! — прозвучал его голос, и Родерик вспомнил светящееся белое клыкастое существо-человека, который утащил Харлисс — источник тех ужасных криков. — Олдер, я приказываю тебе! — снова крикнул предводитель, его крики буквально сотрясали землю. Потом, запрокинув голову, он издал дикий, зловещий вой. — Найдите его!

Родерик и Микаэла прижались к земле.

Лошадь предводителя нетерпеливо переступала с ноги на ногу и рычала.

Родерик никогда не слышал, чтобы лошадь рычала подобным образом, и уже никогда не услышит снова.

— Я должен выследить убийцу, — объявил предводитель. — Вставайте. Идите домой. Забудьте. Живите. Вы заслужили свою жизнь и свой мир. Если увидите Олдера, а скорее, белого волка, шляющегося ночью по лесу, заклинаю вас — прячьтесь и молите Бога, чтобы он не учуял вашу кровь.

Микаэла помогла Родерику подняться и повернулась лицом к смутной тени — все, что осталось от дьявольского Охотника. Он знал, что Микаэла не сможет долго выдержать его вес, но попытается сделать все возможное, чтобы поскорее удрать от этого отвратительного создания — и, может быть, от еще более смертоносного Олдера, бродящего по шербонскому лесу где-то у них за спиной.

Родерик поклонился конному гиганту:

— Моя благодарность, друг-воин, за подарок. — Да, это оскорбительный дар, но они оба, он и Микаэла, все еще живы. Одного этого вполне достаточно. Родерик шагнул в сторону Шербона, неловко дернув Микаэлу за плечо, на которое он опирался.

Но она не сдвинулась с места, не отрывая глаз от неземного предводителя.

— Кто вы? — охваченная страхом, спросила Микаэла. — Я должна знать.

Всадник посмотрел на Микаэлу, а его грозный конь встал на дыбы. Из леса позади них донеслись хриплые и визгливые крики и вой сопровождающих его чудовищ, словно они услышали простой и незатейливый вопрос Ми-каэлы и устрашились ответа предводителя.

— Я — Справедливость, — ответил он ей, затем снова взглянул на Родерика, и в глазах его промелькнул огонек понимания их родства. Лихорадка боя, которая хорошо была известна Родерику. — Я — Война и Месть. Я — Вера. — Его глаза обратились к Микаэле. — Я — ваш хранитель.

— Но, — настаивала Микаэла, и Родерику хотелось умолить ее попридержать язык, — как ваше имя?

Родерик хотел попросить ее замолчать, потому что оно было ему известно. Прежде блаженного ржания коня, прежде чем за спиной у всадника раскрылись массивные серые крылья, с ужасающим размахом в двенадцать футов.

— Я — Михаил, — сказал предводитель, чей шепот прозвучал оглушительно сквозь бурную грозу. Затем мощным взмахом своих ангельских крыльев Михаил и его конь взлетели над дорогой в сильном порыве ветра и под проливным дождем, пролетев над Родериком и Микаэлой прочь в лес, унося с собой блеск своего присутствия и свою ужасную силу.

Через мгновение Михаил, его Дикий Охотники сопровождавший их неистовый шторм исчезли. Микаэла упала на грудь Родерика и зарыдала, испытав огромное облегчение.

— Теперь все в порядке, — выговорил Родерик поверх головы Микаэлы, держа ее крепче, чем когда-либо, целуя ее в макушку, приподнимая ее повыше и прижимая к себе, — Все хорошо, любимая. Все кончено, все кончено.

В этот момент Микаэла подняла свое прекрасное лицо, чтобы взглянуть в глаза Родерика, и он вздрогнул, увидев на нем беспокойство и смущение.

— В чем дело? — спросил он.

Она выскользнула из его рук, не сводя с него глаз, и медленно отступила от него на пару шагов.

Родерику казалось, что они долго-долго смотрели друг на друга. Оба боялись заговорить, оглянуться по сторонам. Затем оба опустили глаза.

Родерик твердо стоял на земле — в своем собственном черном сапоге, на другую был надет старый, изношенный сапог из коричневой кожи.