Он дома.

Сердце Родерика застучало, как боевой барабан, когда перед ним предстали ворота замка; Он натянул поводья, чтобы остановить лошадь, и наклонился вправо — дать минутную передышку ноющему левому бедру и колену, сжимавшему бок коня. Хью Гилберт приблизился к Родерику и тоже остановил лошадь. Бесформенный мешок, привязанный к его спине широкими тонкими льняными полосами, придавал ему вид горбуна.

— Так это здесь, да? — спросил Хью и посмотрел на спутника с язвительной усмешкой.

Во время долгих-долгих месяцев выздоровления Родерика Хью Гилберт, которого он впервые встретил накануне сражения при Гераклее, медленно превращался в совершенно другого человека. Хотя, если быть справедливым, Родерик подозревал, что Хью, вероятно, вовсе и не изменился. Человек, которого он знал после битвы, был отчаявшимся, испытывающим чувство вины воином — качества, которые он приобрел во время испытаний. Подлинным же был Хью Гилберт, сидевший на лошади рядом с Родериком, — каким он был до сражения, таким и остался. И хотя в те первые дни после ранения Родерик никогда бы не заподозрил, что их судьбы так тесно переплетутся, он любил Хью и был многим ему обязан, несмотря на протесты последнего.

И Родерик радовался тому, что Хью сопровождал его домой. Родерик под страхом смерти не признайся бы, что вид взмывающих вверх ворот замка Шербон вызвал в нем прежний смутный страх. Хотя он знал, что Шербонский дьявол умер и похоронен более года назад, дух Магнуса, казалось, протягивал к сыну костистые пальцы сквозь зацементированные щели грубых камней и его угрожающий голос звучал у него в ушах.

Неудачник. Неудачник!

Никчемный, бесполезный калека!

Ты должен был умереть, а не я.

Но Родерик не умер, к своему величайшему изумлению. И отныне земли Шербона принадлежат ему — Шербонский дьявол перевоплотился. Некогда, казалось отчаянно давно, эта крепость была домом испуганного и забитого ребенка, позже — непокорного, сердитого молодого человека. Теперь же этот старинный замок принимал в свои холодные объятия израненного и озлобленного лорда. Родерик снова очутился дома, и хотя его отъезд был поспешным и он был одинок, обратный длинный путь он совершил в компании друга.

Узел, привязанный к спине Хью, задергался, и оттуда раздался пронзительный крик.

— Да, да, малыш, — бросил Хью через плечо. — Мы почти на месте. Ты промочил меня до самых костей.

Порывы ветра хлестали лоскуты, оставшиеся от штандартов Шербона, венчавшие обе стороны ворот. Плющ словно осадил огромную крепость, ничто не управляло его бесконечной властью, придавая стенам, протянувшимся на север и восток, заброшенный, опасный и дикий вид. Подъемный мост был опущен, но не было слышно фанфар, не видно было слуг. Во мраке дождливого и холодного дня не было ни единого стража, который издал бы предупреждающий крик.

Из-за каменных стен не доносилось шума шагов. Только ветер бился о серые камни.

Родерик еще раз устроил в седле левое, причиняющее нестерпимую боль, бедро и тронул усталую лошадь по подъемному мосту, молча приглашая Хью следовать за ним. Малыш Лео расплакался всерьез, когда они въехали в ворота.

Внутренние стены крепости оказались в еще более плачевном состоянии, чем снаружи. Стебли вьющихся растений образовали и здесь, на стенах, причудливые узоры, растительный хаос охватил и сам замок, а его растрескавшиеся стены напоминали ковер, сотканный из отчаяния. Двор был усыпан сломанной мебелью, разбитыми бочками, словно сброшенными сверху и оставленными лежать там, где они выплеснули свое содержимое, давно подобранное мусорщиками. Вдребезги разбитые кувшины и черепки фаянса — Родерику бросился в глаза черепок с гербом Шербона, втоптанный в землю. Он увидел также валявшийся на земле кусок некогда дорогой, а теперь выцветшей под влиянием непогоды ткани — помнится, она украшала стену позади стола лорда в большом зале для пиров.

Родерик направил лошадь по скрипящему, ломающемуся под ее копытами мусору, разбросанному по двору, вокруг большой башни с фуражом ко входу в холл. Затем остановился и повернулся спиной к южной стене, также задушенной вьющимися растениями, с бойницами и пешеходной дорожкой поверху. Над силосной башней между тем местом, где стоял Родерик, и спрятанным внутренним двором тонкая струйка дыма от дров пыталась пробиться к низкому одеялу неба. Прокаркала ворона. Родерик выпустил поводья из рук и подхватил левую ногу ниже колена. Правым кулаком он выбил сапог из стремени назад и приготовился поднять ногу над лукой седла.

В мгновение ока Хью соскочил с седла, и Родерик почувствовал знакомый укол зависти к легкости движений спутника, хотя у него за плечами находился толстенький маленький Лео.

— Минуту, Рик. Я сейчас…

— Я могу и сам, — проворчал Родерик.

— Не будь ослом, — огрызнулся Хью, ища под зарослями вьющегося плюща ненужное полено, и наконец нашел одно, оставленное гнить там, где его бросили. Он извлек его из вьющейся зелени — Лео наконец умолк — и поднес его к Родерику с правой стороны, поставив на землю более широкой стороной. — Мы скакали весь день. Сейчас ты буквально одеревенел и, прыгая с лошади, можешь сломать единственную здоровую ногу. И тогда, позволь спросить, что с тобой будет?

Родерик не нашелся что ответить — Хью был прав. Он сжал его плечо и встал на шатающуюся деревянную опору. Держа почти бесполезную ногу на весу, он спрыгнул на землю. Это был короткий прыжок, но все равно боль прострелила мускулы ягодиц и поднялась с обеих сторон вдоль позвоночника. Затем просто из каприза и раздражения Родерик оттолкнул полено левым сапогом и с трудом сдержал готовый вырваться крик от боли в колене, вызванной этим движением.

Родерик вынул трость из ножен, в которых раньше хранил свой палаш, и раскрыл ее. Тяжело опершись на трость, он широким, неловким взмахом свободной руки подобрал поводья коня и повел его к колодцу. Подойдя к нему, он обнаружил, что в ведре не хватало нескольких дощечек, а конопляная веревка сгнила и почти развалилась надвое.

Родерик, проворчав, отбросил бесполезную теперь вещь к подножию увитой зеленью стены, где она с треском окончательно рассыпалась. Он повернул лошадь и направил ее ко входу в холл, его живот болезненно сжимался.

Он уверял себя, что не испытывает страха. Только предчувствия. И облегчение — что пришел конец их бесконечно долгому путешествию.

— Ну что, входим? — произнес Хью, когда Родерик, слегка нагнувшись, миновал дверь, ведя за собой коня по булыжному полу.

Холл казался темнее, и, что весьма странно, холод здесь ощущался сильнее, чем во дворе замка, хотя в гигантской, обложенной камнями яме в конце комнаты горел слабый огонь. Остатки многометровых содранных драпировок, которые некогда украшали обе длинные стены, висели одним жалким куском около двери, а на их месте протянулись длинные нити паутины, разновеликие пятна грязи и засохшие ветки проникших внутрь растений, вьющихся по штукатурке над фресками под сводчатым потолком. Пол можно было назвать лишь условно более чистым, чем внутренний двор, по которому он только что проехал; причудливый рисунок камня пола был спрятан под толстым слоем грязи, засохших лоз и разбитой мебели.

Лишь стол лорда стоял на своем месте, как и прежде, и скомканная кипа того, что напоминало нарядную некогда скатерть, лежала посередине. Кто бы ни разжег огонь, он, вероятнее всего, давно позабыл о нем, подумал Родерик и задал себе вопрос, был ли это кто-то из обитателей Шербона или же случайно забредший в заброшенный замок бродяга.

Позади Родерика его лошадь ударила копытом и тихо заржала, отвлекая его от представшей глазам сцены разрушения и деградации. Он повернулся в другой конец комнаты к двери, ведущей в кухню, и уже был готов прохро-мать туда, когда куча тряпья на столе зашевелилась.

— Харлисс! — позвала груда тряпья, и Родерик замер на месте. Голос был ему знаком. — Родерик? Это ты, сынок?

Родерику не хотелось, чтобы кто-то обращался так к нему снова в этой комнате, даже монах Коуп, однако он направился к нему.

— Да, брат Коуп.

Пожилой тучный монах тут же взял в руку кувшин, стоявший у его локтя. После затяжного глотка он встал.

— Рад, что ты наконец дома, — сказал он таким тоном, словно Родерик только что вернулся после дневной охоты в лесах, растущих за стенами замка. — Слава Богу. Но, сын мой, твой отец умер.

— Да-да. Монах кивнул:

— Шербон — твой.

— Знаю, — с ноткой нетерпения в голосе ответил Родерик, — Моя лошадь хочет пить. — Он повернулся к двери на кухню и увидел еще один призрак из его прошлого, призрак женщины, которую брат Коуп призывал, как только очнулся от ступора, и которая была источником еще одного болезненного узла в желудке Родерика.

— Добрый день, Родерик, — ехидно произнесла Харлисс.

Перед ним стояла женщина, которая стремилась занять место его матери, няня, которая должна была заботиться о нем и ухаживать за ним по приказанию Магнуса. Возможно, еще более худая, более серая, чем когда он покинул Шербон, все в том же строгом чепце, том же ужасном сером платье и переднике и с тем же злобным выражением лица. Ее переплетенные пальцы лежали на животе. Сколько раз эти руки шлепали его?

Родерик не ответил на ее приветствие. Женщина снова заговорила:

— Мои глаза обманывают меня, или же ты собираешься расположить свое животное в большом зале?

— Отныне ты будешь называть меня «милорд», прислуга, — спокойно заявил Родерик. — Да, это мое животное, и оно действительно в большом зале, но тебя это не касается. Но если бы ты позаботилась о том, чтобы в колодце было ведро, животное не оказалось бы здесь. На деле же эта комната подобна хлеву, и будь жив мой отец, уверен, он приказал бы тебя выпороть. — «Так тебе и надо, дрянь».

Тонкие ноздри Харлисс раздулись.

— Сомневаюсь, чтобы он прибегнул к этому. — Харлисс повернулась к брату Коупу, который, тяжело дыша, занял место между ней и Родериком: — Ты сказал ему, брат?

— Да, сказал, — резко ответил Родерик.

— Нет, — прохрипел брат Коуп. — Родерик…

— О, здесь все-таки кто-то есть! — весело заметил Хью, входя в большой зал. — Это не выходцы с того света, а? Этот зал просто позор! Впрочем, не важно, сейчас я приведу сюда моего скакуна, и мы устроим языческий пир прямо здесь, на полу.

Хью отвязал мешок с Лео со спины и посадил малыша верхом на бедро. Харлисс посмотрела на эту пару, словно они были нищими, хотя одежда на Хью была столь же богатой, как и на Родерике, а Лео был одет в вышитое шерстяное с шелком платьице, отделанное золотой лентой, а на ножках у него были маленькие кожаные башмачки. Он выглядел как юный принц.

Костюм был последним подарком Аурелии. Родерик видел, как она сделала все своими руками.

— Вод-вик! — закричал Лео, протягивая ручонки к Родерику.

— Сейчас он не может взять тебя на руки, Прыщик. А теперь слезай-ка и побегай здесь вокруг, — велел Хью и поставил малыша на ножки. Лео немедленно побежал к Родерику, несмотря на предупреждения Хью, споткнулся, когда его ножки запутались в засохших ползучих растениях, но удержал равновесие, схватившись за длинный плащ Родерика, и уткнулся мордашкой ему в колени.

Родерик сделал все возможное, чтобы не дать ноге согнуться под слабым, но'очень болезненным давлением головы мальчика.

— Шербон — твой, — продолжил брат Коуп. — Но есть одно условие наследования, Родерик.

Нахмурившись, Хью повернулся к другу:

— Что за вздор, Рик? Условие? Что за нелепость! Полагаю, ты знаешь этих двоих?

Родерик кивнул, а узел у него в желудке был готов лопнуть. Конечно, существовало какое-то условие. Даже в могиле Магнус намеревался сделать Родерика несчастным.

— Это монах Шербона, брат Коуп, — процедил сквозь зубы Родерик. — И моя старая нянька Харлисс. Где остальные обитатели замка, мне не известно.

— Ну что ж, по крайней мере я встретил Безжалостную Харлисс, — произнес Хью ледяным тоном. — Весьма наслышан о вашем милосердии.

— Я хранила свое милосердие для тех, кто действительно в нем нуждался, — презрительно усмехнулась Харлисс. — Нечего тратить милосердие на горделивых, непослушных мальчишек.

Родерик взглядом приковал к месту старого монаха.

— Что за условие?

— Да вот, — запинаясь, начал брат Коуп, — чтобы унаследовать замок, вы должны жениться.

— Всего лишь? — Узел в желудке Родерика расслабился.

— Да, причем леди должна быть благородного происхождения, — пробормотал Коуп, роясь в складках сутаны. — Это распоряжение где-то здесь, минуту…

— Не важно. Король знает об этом?

— Разумеется, Ро… милорд, — поправился брат Коуп. — Магнус приказал отправить ему копию вскоре после вашего отъезда в Святую землю. — Толстяк перекрестился. — Но, милорд…

— Ты вел себя так, словно не знал, что отец болен, Родерик, — упрекнула его Харлисс. — Ты покинул отца, хотя знал, что он при смерти!

Родерик сделал шаг ей навстречу.

— Хочешь верь, хочешь нет, я не знал о его болезни. Но я рад, что он умер. Магнус подстрекал и стыдил меня, пока я не согласился совершить то проклятое странствие.

Родерик откинул волосы с одной стороны лица, открыв зловещие перекрещивающиеся шрамы на коже, затем распахнул плащ, показав трость: — Видишь, какие сокровища я приобрел, выполняя священный долг? — Ему показалось, что в безжалостных глазах Харлисс промелькнул огонек удовлетворения. — И если ты еще хоть раз назовешь меня именем, данным мне при крещении, я прикажу выпороть тебя, няня.

Горло старой няньки сжалось в конвульсии, словно в желании выплюнуть свою ярость.

— Мои извинения, милорд, если я забыла свое место. — Это прозвучало отнюдь не искренне.

За спиной Родерика вновь тихо захныкал Лео.

— А теперь, — резко начал он, — где остальные слуги?

— Примерно дюжина их еще осталась в Шербоне, — ворчливо сообщила Харлисс. — Они в верхних комнатах — пожалуй, единственных, которые не разграблены.

— Выведи их оттуда, чтобы я не обнаружил их первым. А остальные?

Тонкие губы Харлисс сжались до такой степени, что почти исчезли с ее лица.

— Разбежались по деревням — дрянь народец.

— Немало прихватив с собой, как я вижу. Сегодня же верни их, — приказал Родерик няньке. — Немедленно. Любой, кто обязан служить в замке и не вернется к завтрашнему утру, будет с семьей платить двойной налог. Постоянно.

Брат Коуп задохнулся от изумления, но Родерик не обратил на это внимания.

— Если подведешь меня, тебя разденут догола и выбросят за стены замка. К утру внутренний двор, личные покои лорда — мои комнаты, — подчеркнул он, — и комнаты для Хью и Лео должны быть прибраны и приведены в состояние, подходящее дли проживания, я позабочусь о том, чтобы каждый слуга понес наказание.

— Понятно, милорд, — злобно ответила Харлисс, но не двинулась с места.

— Чего ты ждешь, женщина? — спросил Родерик. — Отправляйся!

— Я только хотела спросить, милорд, — объятая гневом, она могла лишь прошептать, — позволите ли вы ухаживать, — холодные глаза обратились к плащу Родерика, — за ребенком вашего благородного друга. Ведь я няня в Шербоне.

— Он не сын Хью, — сообщил Родерик.

— Тогда за этим сиротой, — раздраженно сказала Харлисс.

— Лео — мой сын, — проворчал Родерик. — И не вздумай своими когтистыми лапами приближаться к нему, в противном случае я прикажу отрубить их. Отныне ты работаешь на кухне. А теперь проваливай.

— Фу! — не удержался от возгласа Хью. — Ха! Харлисс покинула зал, с шумом наступая на засохшие плети растений.

— Ты изменился, Родерик, — тихо и печально произнес брат Коуп.

— Наконец ты это заметил, брат, — ответил Родерик и оглянулся, чтобы взять Лео за руку. Его лошадь двинулась по залу дальше и теперь облизывала стол, где ей удалось перевернуть кувшин монаха.

— Прежде чем я уйду, — сказал монах, протягивая Родерику свернутый кусок пергамента. — Воля усопшего. Милорд, чтобы вы могли владеть Шербоном…

— Да, Коуп, ты уже сообщил, что я должен жениться.

— До того, как вы достигнете тридцатилетнего возраста, милорд. Если этого не случится, его унаследует ваш кузен, лорд Алан из Торнфилд-Мэнора.

Несколько секунд Родерик пристально смотрел на монаха, думая о своих шрамах, хромоте и ненависти ко всему, что олицетворял Шербон. Он сжал в кулаке завещание, горячо желая, чтобы это была шея Магнуса Шербона.

— Отправляйся в свою никчемную церковь, брат Предатель, — произнес Родерик.

— Родерик, я не участвовал в этом, поверь мне…

— И если ты дорожишь своей жизнью, не появляйся в этом зале без моего приглашения.

Брат Коуп отвесил поклон и молча удалился.

— Добро пожаловать домой, Рик. — Хью тяжело вздохнул. Пожалуй, лучше было бы остаться в Константинополе.

— Нет, — ответил Родерик, сначала спокойно, пока оглядывал разрушенный зал, одной рукой по-прежнему сжимая пухлую ручку Лео, а другой — завещание и трость. — Нет. Мой отец не возьмет верх надо мной. До того времени, как я достигну возраста, назначенного Магнусом, — почти год.

— Ты поддашься этому безумию? — недоверчиво поинтересовался Хью.

— Завтра же, если ты мне поможешь, Хью, мы разошлем весть.

— Какую весть, Рик?

— Что Шербонский дьявол вернулся и ищет невесту.