Он ждал ее весь день. От каждого стука в дверь он вздрагивал и, затаив дыхание, надеялся услышать ее нежный голос, справляющийся о его здоровье. Но всякий раз это оказывался кто-то другой — горничная, служанка из кухни, старый Грейвс. Оливер почти потерял надежду на то, что Сесили когда-нибудь снова появится в его спальне.

Он все вспомнил.

Он вспомнил, как в ту ночь в старых развалинах крепости занимался любовью — подумать только! — со Святой Сесили Фокс!

Он понял, почему ее присутствие так волновало его. При ней он испытывал ощущение дежа-вю.

Теперь, когда он понял, откуда это ощущение интимного знания Сесили, его беспокоило одно — все возрастающее желание видеть ее рядом. Каждая мысль в его голове так или иначе касалась Сесили. Каждая секунда бодрствования, каждое болевое ощущение в сломанных костях, казалось, шептали ее имя, дразня его и издеваясь над ним.

Живший в нем ловелас должен был праздновать победу. Ему удалось соблазнить самую красивую и недоступную женщину в Англии. И все же он не испытывал гордости от смутных воспоминаний пьяного соития. Что касалось возможно испорченной репутации леди Сесили, то он этим не озадачивался, поскольку не обладал рыцарскими качествами в достаточной степени, чтобы опасаться за нее. Ему просто хотелось снова увидеть ее.

И это сильно противоречило его жизненным правилам. Ни одна женщина еще не занимала так долго его мысли, особенно после неизбежного завоевания. Ему нравилось преследовать женщин, охотиться на них. Но когда желанная жертва становилась его добычей, интерес к ней тут же пропадал и он начинал поиск новой жертвы. Он пытался убедить себя, что так получилось только потому, что он был недостаточно трезв, чтобы досыта насладиться близостью с леди Сесили. Однако он отлично понимал, что это надуманное объяснение.

Он жаждал не только физического наслаждения. Ему хотелось смотреть на нее, разговаривать с ней, быть рядом. Хотелось спросить, не изменились ли ее планы на будущее. Собирается ли она по-прежнему заточить себя в монастыре Хэллоушира? Намерения приехавшего в Фолстоу викария казались Оливеру совершенно очевидными — он старался уговорить ее отправиться наконец в монастырь, играя на ее честности. Оливер живо представил себе, как согбенный седовласый священник стоит на коленях рядом с Сесили, и они вместе горячо молятся за ее духовное прозрение. Если бы она провела так много времени с каким-нибудь другим мужчиной — не важно, женатым, холостяком или евнухом, — Оливер давно сошел бы с ума от ревности.

У Оливера, как всегда, не было определенных планов. Этим он отличался от старшего брата Огаста, который тщательно распланировал всю свою жизнь, оказавшуюся столь неожиданно короткой.

Оливер же не любил строить планы. Он просто хотел, чтобы Сесили Фокс вошла к нему в комнату. Это должно было случиться еще час назад.

Принесенный обед давно остыл и оставался по большей части нетронутым, когда Сесили наконец пришла. Она вошла в комнату без стука и приветственных слов. В отличие от предыдущих посещений, когда она была бледной, усталой и нервной. Теперь на ее щеках горел здоровый розовый румянец. Длинные пышные волосы, заколотые шпильками у висков, струились по ее плечам и спине.

Оливер впервые увидел ее с непокрытой головой, и вид густой копны вьющихся волос словно загипнотизировал его. Она была похожа на сказочное существо.

Прикрыв дверь, она неожиданно заперла ее на задвижку. Оливер изумленно поднял брови.

Постояв несколько секунд спиной к нему, словно собираясь с духом, Сесили обернулась и, окинув взглядом Оливера, коротко выдохнула:

— Хорошо, что вы уже одеты.

— И свежевымыт, — улыбнувшись, добавил он. — От меня пахло просто ужасно. Я больше не мог терпеть.

Он не стал говорить ей, что надетая свежая рубашка была единственным оставшимся у него предметом одежды, поскольку горничные успели безвозвратно уничтожить его единственные штаны.

Сесили сделала несколько неуверенных шагов к его постели, теребя пальцы.

— Было очень больно?

В ответ он слегка поморщился и неопределенно пожал левым плечом. На самом деле мытье и переодевание оказались весьма и весьма болезненной процедурой.

Сесили недоверчиво прищурилась, но не стала входить в подробности.

— Как вы себя теперь чувствуете? — спросила она, делая еще несколько шагов к его постели.

— Теперь, когда вы пришли, мне гораздо лучше.

Помедлив, она села в деревянное кресло рядом с кроватью и мрачно произнесла, глядя в лицо Оливера:

— Покончим с этим раз и навсегда.

Он прислонился спиной к изголовью и выжидательно посмотрел на нее. Если бы у него не была сломана правая рука, он сейчас скрестил бы обе руки на груди.

— Хорошо, — кивнул он.

— Да, — сказала она.

— Что значит да?

— Да, мы сделали это.

Он молча смотрел на нее.

— Что я еще должна вам сказать? — вздохнула она.

— Зачем вы мне лгали? Вы заставили меня думать, будто я сошел с ума!

— Я думала, раз уж вы не вспомнили об этом сразу, то уже никогда не вспомните. С какой стати я должна по собственной воле рассказывать вам о том, чего я стыжусь и о чем никто, кроме меня, не знает?

— Вы стыдитесь того, что занимались со мной любовью? — переспросил Оливер, глубоко уязвленный этим заявлением. — Никогда не думал, что это так омерзительно.

— Разумеется, стыжусь! Я не замужем, собираюсь уйти в монастырь и вдруг переспала — и с кем? — с Оливером Белкотом!

— Ну, я еще могу понять насчет того, что вы не замужем, — буркнул Оливер, — но для меня оскорбительно то, что вы солгали мне. Неужели вы подумали, будто я способен использовать этот случай, чтобы погубить вашу репутацию?

— Откуда мне знать, на что вы способны? Вы же, не стесняясь, рассказываете повсюду о своих победах на любовном фронте. У меня нет ни малейшего желания оказаться в списке ваших завоеваний.

— Это еще неизвестно, кто кого завоевал, выражаясь вашими словами. Или вы тоже плохо помните подробности той ночи?

— Что вы хотите этим сказать? — покраснела Сесили.

— Это вы заманили меня в развалины!

— Нет, это вы преследовали меня! — процедила она сквозь зубы.

— Я был пьян и плохо соображал. Вы хитростью заманили меня.

— Хитростью? Заманила? — Она задохнулась от негодования. — Да будет вам известно, до той ночи я была девственницей!

Оливер откинулся назад, словно получил крепкую пощечину.

— Не может этого быть! — пробормотал он. — Девственница… Черт побери! Но ведь тогда должны были остаться некие… доказательства… — Он неопределенно взмахнул рукой, не зная, как выразить свою мысль словами.

— Они были, — подтвердила Сесили, — мне пришлось позаботиться об их устранении, когда вы заснули.

Его глаза широко раскрылись, но он не мог вымолвить ни слова. Он не только переспал с Сесили Фокс, он еще и лишил ее девственности!

— Признаюсь, для меня это самый настоящий шок! — хрипло произнес он наконец. — Теперь мне понятно, почему вы мне лгали. Я прощаю вас.

На лице Сесили отразилось крайнее негодование, но Оливер сделал вид, что не заметил ее реакции.

— Итак, что будем делать? — как нив чем не бывало спросил он. — Попросим совета у Сибиллы?

Несколько секунд Сесили смотрела на него, пытаясь определить, шутит он или нет.

— Нет, мы не будем просить совета у Сибиллы, — возразила она. — Я постараюсь как можно быстрее поставить вас на ноги, чтобы вы могли покинуть Фолстоу, никому не рассказывая, разумеется, о нашем… неблагоразумном поступке.

— Вы боитесь, что об этом узнает викарий? — предположил Оливер.

— Он уже знает об этом, — невозмутимо ответила Сесили, но глаза все же отвела в сторону. — Епископ послал его в качестве помощника в Хэллоуширское аббатство, а также поручил поговорить со мной относительно моего ухода в монастырь. Сегодня утром я ему все рассказала.

— Значит, вам можно хвастаться своими победами, а мне нет?

— Уверяю вас, это было не хвастовство. Я же предупреждала вас, что собираюсь сделать признание. К сожалению, викарий Джон уже уехал в Хэллоуширское аббатство, но если вам хочется облегчить свою душу и исповедаться, я с радостью приглашу его к вам в Фолстоу.

— Викарий Джон? Вот, значит, как его зовут, — язвительно проговорил Оливер, удивляясь своему внезапному приступу ревности. Ревновать к священнику? Что за несусветная глупость! — Нет, я не нуждаюсь в исповеднике, поскольку в отличие от вас, миледи, ни капельки не сожалею о том, что произошло между нами.

— Не сожалеете? — побледнела она.

— Нет. Более того, если бы можно было повернуть время вспять, — он говорил со всей искренностью, на которую только был способен, — то повторил бы все снова, только не стал бы так много пить, чтобы сохранить более яркие и подробные воспоминания.

Мгновенно покраснев, она вскочила на ноги:

— Надеюсь, мы закончили?

— Даже не начинали, можно сказать.

— А мне кажется, закончили. Следуя мудрому совету, который я получила сегодня утром, мы оба должны как можно меньше общаться друг с другом. Будем просто жить каждый своей жизнью. Договорились?

— Нет.

Она сердито топнула ногой, и Оливер едва не рассмеялся, совершенно удивленный и очарованный этим неожиданным поступком, столь несвойственным Сесили.

— Но я готов пойти навстречу вашим желаниям, если вы согласитесь выполнить мою просьбу, — уступил он.

— И какую же? — с осторожной надеждой в голосе спросила она.

— Поцелуйте меня.

Сесили не знала, смеяться ей или дать пощечину этому красавчику Оливеру Белкоту. Поцеловать его! И как такое могло прийти ему в голову!

— Вы шутите?

— Нисколько. Я говорю совершенно серьезно.

— Я не буду вас целовать!

— Ладно, — согласился он. — Тогда подойдите ближе, и я сам вас поцелую. Я ведь так и не поблагодарил вас как следует за то, что вы спасли мне жизнь.

— Но я не… — Она осеклась, подумав, что не стоит ввязываться в дальнейшие споры, лучше поскорее все закончить. — Хорошо, я спасла вам жизнь и не требую за это благодарности. Могу я осмотреть вашу руку?

— Не будет поцелуя, не будет осмотра. Таковы условия нашей сделки.

— Я не заключала с вами никаких сделок!

— Хорошо, тогда назовем это моим личным условием, если вам так больше нравится. Кстати, вам известно, что в детстве нас хотели обручить?

— Да, но моя мать решила, что вы слишком необузданны и агрессивны для меня, хотя в ту пору вам было всего десять лет.

— Ничего подобного! — возразил Оливер, шутливо грозя ей пальцем. — Это моя мать отказалась от этой затеи, потому что не хотела, чтобы ее сын породнился с семьей ведьм.

Сесили возмущенно фыркнула, но Оливер продолжал, не обращая на это внимания:

— Так что, если бы не эти разногласия, мы могли бы стать мужем и женой, и тогда поцелуй не был бы таким большим событием.

— Не хотелось бы вас обидеть, но для меня в любом случае этот поцелуй не стал бы большим событием, — отважно солгала Сесили.

Оливер откинулся на подушки и захохотал.

— Вот уж никогда не предполагал, что вы можете быть такой! Наверное, никто этого не предполагал! Но мне это нравится.

— Рада, что смогла доставить вам удовольствие, — недовольно процедила она сквозь зубы.

— Поцелуйте меня, — снова попросил он.

— Нет.

— Прошу вас! Слышите, я сказал «прошу»? Теперь вы не можете отказать мне, не нарушив правил приличия.

— Вряд ли в данный момент между нами могут действовать какие-то правила приличия.

— Ладно, — он понизил голос почти до шепота, — тогда поцелуй меня, потому что я не могу без этого жить, потому что когда тебя нет рядом, я пытаюсь почувствовать твой запах, оставшийся на одеяле и бинтах. Закрывая глаза, я вспоминаю ту ночь в круге Фоксов, вижу тебя, слышу твой голос, твои слова…

Сесили сделала глубокий вдох и прикрыла глаза. Его слова оказали на нее почти физическое воздействие, как если бы он ласкал ее обнаженное тело.

— Поцелуй меня за все те годы, что мы могли быть вместе, если бы не разногласия наших семей. Поцелуй меня, словно теперь мы стали совершенно другими людьми, чем были прежде. Словно мы только что познакомились, и перед нами целая жизнь, и наше будущее зависит только от нас самих.

На глазах Сесили выступили слезы.

— Ах, если бы это могло стать правдой, — прошептала она.

— Это вполне возможно, — сказал Оливер. — Сама посуди, Сесили. Я лорд Белкот, владелец поместья Белмонт, за мной вся власть и богатство моего рода. Ты еще не ушла в монастырь. Я прав?

— Да, — едва слышно проговорила она.

— Тогда кто может помешать нам поступить так, как нам хочется?

Словно загипнотизированная его голосом, она слушала его доводы, такие простые и такие противоположные тому совету, который ей дал Джон Грей.

— Я… я не знаю… Ты так и остался Оливером, а я так и осталась… собой. Каждый из нас такой, каким всегда был… Мы с тобой не пара.

— А вот мне так не кажется, — возразил Оливер. — Давай откроем друг другу нашу потаенную суть. Станем такими, какими хотим быть. Рядом с тобой я стал другим. А ты?

Сесили озадаченно молчала, пытаясь осмыслить сказанное Оливером. Это было что-то неслыханное.

— Иди сюда, — он похлопал левой ладонью по матрасу и, увидев ее настороженный взгляд, усмехнулся, — я не буду нападать на тебя.

Сесили обошла вокруг кровати, двигаясь словно во сне, не вполне уверенная в правильности своих действий, но все же подчиняясь Оливеру, и осторожно присела на краешек матраса.

— Сядь поглубже, — вздохнул он, закатывая глаза. — Сядь нормально, все самое страшное уже случилось.

Я же не могу лишить тебя девственности дважды.

Сесили послушно придвинулась ближе.

— Почему ты согласилась на интимную близость со мной позавчера? — спросил Оливер.

Именно этим вопросом она задавалась все эти дни и ночи, поэтому он ее не шокировал.

— Я чувствовала себя страшно одинокой, — помедлив, ответила она, — и наверное, испуганной. Настало время принять окончательное и бесповоротное решение относительно ухода в монастырь. Наверное, я сильно перенервничала.

И зачем она говорит все это ему? Разве он понимает что-нибудь, кроме похоти и охотничьего азарта?

— Я думаю, в монастыре тебе не место, — неожиданно сказал Оливер.

— Почему? — удивилась она, широко раскрыв глаза.

— Если бы ты действительно хотела жить в монастыре, ты бы сделала это давно, вскоре после смерти матери, — тихо пояснил он. — Все это время ты чего-то ждала. Возможно, какого-то знака судьбы.

Он замолчал, пальцами левой ладони касаясь ее бедра сквозь складки платья. Сесили невольно посмотрела на его ладонь.

— Может, я и есть знак судьбы? — тихо спросил он.

— Ты только не обижайся, Оливер, но мне кажется, ты был для меня всего лишь удобным способом взбунтоваться против судьбы. Я так и не приняла окончательного решения относительно Хэллоуширского аббатства. Ночь, проведенная с тобой, ничего не изменила.

Она изменила решительно все!

— Дай мне время, — попросил ее Оливер.

У Сесили остановилось сердце. Что он хочет этим сказать?

— Время? Для чего?

— Чтобы убедить тебя в том, что твое место совсем не в монастыре. Между нами что-то есть. Что-то очень серьезное. Как иначе объяснить, что мы оба, такие разные на первый взгляд, испытываем друг к другу такое сильное влечение? Я видел, какой женщиной ты можешь быть, хочешь быть. Просто нужно, чтобы тебе кто-то в этом помог.

Сесили грустно усмехнулась.

Но лицо Оливера сохраняло серьезность.

— Возможно, одной ночи со мной было недостаточно, чтобы переубедить тебя, но со мной действительно что-то случилось. Я уже совсем не тот, что прежде, и мне даже жаль, что я так изменился. Но дороги назад нет. Я хочу быть с тобой.

— Это какое-то безумие! — беззвучно рассмеялась Сесили. — Оливер, что скажут люди?

— Мне плевать, что они скажут, — выпалил он.

— Это потому, что для тебя важна не я, а победа надо мной, — возразила она, не в силах поверить в искренность его слов. — То ночное происшествие было всего лишь случайностью, а теперь ты хочешь, чтобы оно повторилось уже по твоему желанию и сценарию. Вот и все! Как только новизна Святой Сесили пропадет, ты бросишь меня, как всегда делал это с другими женщинами.

Оливер слегка поморщился и энергично покачал головой:

— Нет, я так не думаю. Позволь мне хотя бы стать твоим другом. Возможно, к тому времени, когда я буду в состоянии покинуть Фолстоу, ты изменишь свое отношение ко мне.

— Это невозможно, Оливер, и ты сам знаешь почему, — сказала Сесили, и ее слова даже ей самой показались слишком строгими, даже суровыми.

— Не знаю, — пожал он плечами. — Просвети меня.

— Джоан, — коротко выдохнула она.

— Какая еще Джоан? — изумился он.

— Джоан Барлег, — отчетливо произнесла она. — Женщина, на которой ты собираешься жениться.

— Я вовсе не собираюсь жениться на Джоан Барлег! С чего ты это взяла?

— Сама Джоан Барлег сказала мне об этом, — поджала губы Сесили.

— Но я не делал ей предложения! И даже наоборот, в последнюю нашу встречу я сказал ей, что не женюсь на ней! Я разорвал с ней отношения еще до того, как вспомнил, что именно произошло между мной и тобой в ту ночь в развалинах крепости.

Сесили в изумлении уставилась на Оливера. Значит, он не собирается жениться на Джоан?

— Но почему? — вырвалось у нее.

— Почему? — переспросил он и сконфуженно отвел взгляд в сторону. — Потому что это не входит в мои планы.

— Понятно, — пробормотала она, опуская глаза.

— Постой, я не то хотел сказать, — поспешно проговорил Оливер. — Я имел в виду…

— Не надо ничего объяснять, — перебила его Сесили. — Если женитьба не входит в твои планы, это твое дело. Видишь, мы с тобой все-таки очень разные…

— Сесили…

— И даже если ты говоришь, что не собираешься жениться, Джоан Барлег почему-то совершенно уверена, что…

— Сесили!

— Что? — сердито спросила она, не глядя на него.

— Сесили… — тихо и чуть хрипло произнес он.

В комнате наступила тишина. Не выдержав напряжения, Сесили неохотно подняла голову и посмотрела в глаза Оливера.

— Поцелуй меня, — прошептал он.

Ей так хотелось, чтобы все сказанное Оливером было правдой. И то, что они могут быть совершенно новыми людьми, и то, что они могут заново начать отношения с чистого листа. Он смотрел на нее так призывно пронзительно, что у нее останавливалось сердце и перехватывало дыхание. Это было сладостное мучение, лишавшее ее самообладания, воли и трезвого рассудка.

— Пожалуйста, — прошептал он. — Если ты меня не поцелуешь, я умру.

Эти слова стали для нее последней каплей. Словно зачарованная, она медленно наклонилась к нему. Сближение губ показалось ему вечностью. Сесили медленно вдыхала запах мужчины, к которому примешивался тонкий аромат хорошего мыла… Он поднял голову навстречу ей, их полуоткрытые губы едва соприкоснулись, и Сесили тут же отодвинулась назад.

— Еще, — прошептал он, — прошу тебя…

Она снова наклонилась к нему, и на этот раз их поцелуй получился долгим и страстным. Когда Сесили попыталась отодвинуться, Оливер приподнялся вслед за ней, не отпуская ее, продолжал со всем пылом страсти впиваться в ее уста, и Сесили сдалась…

Резкий стук в дверь заставил ее вздрогнуть от испуга. Она мгновенно отпрянула от Оливера.

— Кто это? Какого черта… — прорычал он, бросая гневный взгляд на дверь.

— Оливер, — раздался за дверью веселый женский голос. — Почему у тебя дверь закрыта?