К тому времени, когда Сесили и отец Перри добрались до самой далекой деревушки поместья Фолстоу, солнце окончательно поднялось над невысокими восточными холмами. Ночь выдалась холодной, замерзшая прошлогодняя трава была покрыта сверкающим инеем, словно алмазной крошкой, горячее дыхание лошадей клубилось паром в морозном воздухе.

Священник, которого Сесили знала с самого детства, ничего не сказал ей по поводу ее отсутствия в часовне в течение последних нескольких дней. Собственно, он вообще мало говорил. Когда Сесили еще до рассвета появилась в часовне на утренней молитве, он лишь удивленно поднял брови, но так ничего и не сказал.

Сесили почти не спала в ту ночь.

Все шло из рук вон плохо. Казалось, после Сретения она потеряла способность делать правильный выбор. Порой ей даже казалось, что она уже не может отличить хорошее от плохого. Ее переполняло желание быть с Оливером Белкотом, пусть даже самым невинным образом. Ей хотелось говорить с ним, смеяться, расспрашивать о его планах относительно родового поместья. Это напоминало болезнь, которой она заразилась в круге Фоксов, и не было средства, способного облегчить ее состояние.

Когда Сесили оказывалась рядом с Оливером, ее здравый рассудок, понимание правил приличия, чувство собственного достоинства и гордость уступали под натиском сильнейшего физического влечения к нему.

Испытывать греховную страсть было само по себе плохо, но совершать поступки, руководствуясь ею, да еще и не один раз — в старой крепости и потом в комнате Оливера, когда она позволила ему целовать себя, — это уже выходило за всякие рамки дозволенного. К тому же еще неизвестно, до чего бы все дошло, если бы им не помешало неожиданное появление Джоан Барлег.

Джоан Барлег. Женщина, которая была рядом с Оливером целых два года и искренне полагала, что он женится на ней.

Самым большим унижением Сесили считала свою неспособность остановиться, хотя знала, что совершает грех. Она должна прекратить думать об Оливере, ходить к нему в комнату, даже ради его излечения, раз он способен обидеть любящую его женщину, которая ожидает за дверью его спальни.

И все же в глубине души она понимала, что, окажись Оливер настойчивее, она не смогла бы устоять. И это было отвратительно!

Оливер — болезнь, от которой нет лекарства.

— Отец Перри! — обратилась она к священнику.

— Да?

— Уверена, вы заметили, что я… перестала выполнять свои обязанности в часовне…

Священник ответил не сразу. Когда их лошади сравняли неторопливый шаг и пошли рядом, он сказал:

— Конечно, мне не хватало вас, леди Сесили, но у вас и без меня немало забот и хлопот. К тому же Фолстоу — не аббатство, и я не вправе приказывать вам. Вы совершенно не обязаны исполнять какие-либо работы. Но мне очень приятно, что сегодня утром вы сопровождаете меня в поездке по поместью.

Сесили с трудом сглотнула. Разумеется, он поймет ее.

— Я не приходила потому, что… — она вдохнула холодный воздух и едва не закашлялась, — мое сердце было занято суетными помыслами и желаниями. Что, если я… одержима бесами?

— Бесами? — засмеялся священник. — Такое, конечно, бывает, но я в высшей степени не склонен думать, что ваша душа для них идеальное прибежище. Вы влюбились, я полагаю?

Сесили была удивлена его проницательностью.

— Не знаю. Может быть. Если то, что я чувствую, и есть любовь, то лучше бы я не влюблялась.

— Значит, вы и впрямь влюблены, — сделал вывод отец Перри. — Я знаю его?

— Да, — неуверенно ответила Сесили. — Но не слишком близко. Честно говоря, я и сама плохо его знаю.

— Дворянин?

Сесили кивнула:

— Да, но до недавнего времени не первой руки. Он второй сын в семье и не имеет права первородства.

Отец Перри понимающе взглянул на нее:

— Он хочет жениться на вас?

— Нет. — Она на мгновение отвела глаза в сторону, а потом пожала плечами: — Не знаю.

— Всякое возможно, — со вздохом проговорил отец Перри. — Разумеется, если вы выйдете замуж, в Хэллоуширском аббатстве вас уже не примут.

— Меня не волнует, что он захочет жениться на мне и таким образом лишит меня возможности постричься в монахини, — горестно сказала Сесили. — Гораздо больше меня беспокоит, что он вообще никогда не захочет связать себя узами брака. Тогда все мои планы будут нарушены. За то недолгое время, что я его знаю, мне стало ясно, что никто кроме него не сможет сделать меня по-настоящему счастливой.

— Когда мы ищем человека, который сделает нас счастливыми, наши ожидания практически никогда не оправдываются. Рано или поздно наступает разочарование, потому что люди несовершенны и ни один человек не может сравниться с величием Господа нашего. Только Он совершенен, только Он может сделать нас по-настоящему счастливыми.

— Да, я знаю, — прошептала Сесили.

Священник сердечно улыбнулся ей и остановил свою лошадь. Сесили сделала то же самое.

— Именно поэтому я не тревожусь за вашу душу, леди Сесили, — мягким голосом проговорил отец Перри. — Не думайте, что я не заметил вашего отсутствия на службах. Заметил, еще как заметил. Но я верю всем сердцем, что вы идете по пути, уготованному вам самим Господом — будь то Хэллоушир, Фолстоу или… — Он пожал плечами.

— Я ходила к кругу Фоксов, — призналась Сесили.

— Неужели? — улыбнулся священник и кивнул ей через плечо. — Я тоже там часто бываю. Очень удобное место для медитаций.

— Но я ходила туда не медитировать, — сокрушенно проговорила Сесили. Но прежде чем она успела начать рассказ о своих прегрешениях, священник широко улыбнулся и повернулся к ней со словами:

— Похоже, сегодня в нашей поездке примет участие еще один человек. Надеюсь, его общество придется вам по душе, леди Сесили. — Священник указал на ближайшие холмы.

Нахмурившись, она повернулась в седле в указанном направлении, чтобы увидеть того смельчака, который не побоялся отправиться в морозную погоду на рассвете вместе с обесчещенной дворянкой и старым священником помогать больным и бедным.

— Поздновато встаете, лорд Белкот, — проворчал Грейвс, завидев Оливера, подходившего к покоям Сибиллы Фокс. Старик стоял в коридоре напротив двери, словно в карауле.

— Солнце только что взошло, — буркнул Оливер. — Если бы я встал раньше, была бы еще ночь. Она уже проснулась?

— Разве я осмелился бы упрекать вас, человека со столь безупречными манерами, в опоздании, если бы миледи не была еще готова принять вас?

— Однако ты нахально ведешь себя, старик, — прорычат Оливер, прищурив один глаз и искоса глядя на дворецкого.

Грейвс тут же зеркально скопировал его действия.

Оливер раздраженно вздохнул и закатил глаза.

— Следуйте за мной, милорд, — сказал старик и постучал условным знаком в толстую деревянную дверь. Потом отпер замок и широко распахнул дверь, пропуская Оливера.

Тот вошел в комнату, ожидая, что дворецкий останется в коридоре, но Грейвс вошел вслед за ним, плотно притворил за собой дверь и почти беззвучно закрыл на задвижку.

Сибилла Фокс, полностью одетая, включая чепец и сеточку для волос, сидела за большим столом в глубине комнаты перед окном. Казалось, она была погружена в созерцание вида за окном. На середине стола красовалась большая гроздь кристаллов, которую Оливер видел накануне.

— Сибилла, — тихо позвал он ее.

— Доброе утро, Оливер, — отозвалась она, нисколько не испугавшись его появления. — Как спалось? Как ваша рука?

— Доброе утро. Спалось плохо, рука все еще не срослась.

Сибилла на мгновение приподняла тонкие брови, потом понимающе кивнула.

Оливер оглянулся через плечо на Грейвса, который, казалось, никого вокруг себя не замечал. Старик стоял спиной к господам и, глядя в небольшое зеркало, поправлял редкие седые усы.

— Я думал, мы сможем поговорить с глазу на глаз, — тихо сказал Оливер.

— Вас смущает Грейвс? Уверяю, его присутствие и есть гарантия нашего полного уединения.

— Что ж, хорошо, — недовольно буркнул Оливер. — Я получил официальное письмо от короля Эдуарда, в котором он приказывает явиться ко двору двадцать четвертого июня, на праздник летнего солнцестояния.

— Знаю, — коротко ответила Сибилла.

— Мой брат очень нежно относился к вам, и мне бы не хотелось сообщать о грядущих неприятностях в такой прямолинейной форме, но, увы, это не в моих силах. Сибилла, король намерен направить войско к Фолстоу.

— Знаю.

— Знаете? И так спокойно об этом говорите?

— У меня было много времени, чтобы привыкнуть к этой мысли, — едва заметно улыбнулась Сибилла. — Король самолично предупредил об этом мою младшую сестру Элис. И Огаст говорил мне о планах Эдуарда, когда был еще лордом поместья Белмонт.

Она не сказала «когда ваш брат был еще жив» или «до его смерти», и Оливер не знал, обижаться ему на ее бесчувственность или же горевать по поводу того, что она не смогла заставить себя произнести эти слова.

— Вы собираетесь сдаться? — спросил он.

Сибилла слегка поморщилась и покачала головой.

Сзади едва слышно фыркнул Грейвс.

— Нет, не думаю, что сдамся, — сказала Сибилла. — Мы с Огастом придумали план, но теперь все пошло не так, как было задумано.

Похоже, она была опечалена не столько смертью Огаста, сколько нарушением ее планов. Оливер почувствовал, как кровь стала сильнее пульсировать в ранах и стучать в висках. Неужели эта женщина настолько холодна и бессердечна, чтобы говорить о смерти его брата как о досадной помехе?

— И все же мне кажется, я знаю, как хотя бы отчасти воплотить идеи Огаста, — продолжала Сибилла, — а заодно обеспечить немалую выгоду для поместья Белмонт. Насколько я понимаю, король признал за вами право владения поместьем и всеми его авуарами.

— Да, признал, но с какой стати вам заботиться о моей выгоде? Это Огаст любил вас, Сибилла, а не я. Кстати, мне кажется, вы никогда его не любили. Так зачем вам заботиться не только о его младшем брате, но и о поместье Белмонт?

Пронзительный взгляд ее синих глаз был исполнен такой серьезности, что взвинченный Оливер сразу успокоился.

— Ваш брат был моим самым лучшим и преданным другом, — невозмутимо произнесла Сибилла. — Я искренне забочусь о благополучии поместья Белмонт, равно как и о вашем благополучии, Оливер, по причинам, о которых вы узнаете, как только я смогу вам рассказать. А пока мне необходимо ваше полное доверие, поскольку я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи.

— В моей помощи? — недоверчиво усмехнулся он. — И какой же?

Сесили сделала глубокий вдох и решительно произнесла:

— Мне необходимо, чтобы вы сделали предложение леди Джоан Барлег.

Хотя Сесили всегда нравилось бывать среди крестьян и простых сельских нравов, ей еще никогда не доводилось испытывать такое удовлетворение от поездки, как в этот раз, с отцом Перри и викарием Джоном Греем.

Они быстро раздали продукты, сушеные фрукты и водоросли. Сесили привезла с собой удвоенный запас лечебных мазей, снадобий, настоек, порошков, бинтов и лекарственных трав. Еще до обеда она промыла и перевязала троих раненых, дала старику лекарство от лихорадки и приготовила целебный травяной отвар от стоматита для молодой матери и ее крошечного новорожденного младенца. Отец Перри был занят исповеданием крестьян, а викарий Джон стал веселым и сноровистым помощником Сесили.

Лучшего напарника у нее еще не было. К тому же как нельзя кстати пришелся его опыт жизни в различных монастырях и приютах, где ему не раз доводилось ухаживать за страждущими и немощными. Болезни и увечья не были для него чем-то непривычным. От него исходило дружеское тепло и участие, чем радовалась и Сесили, и ее пациенты. Казалось, нищета и невежество деревенских жителей нисколько не смущали его, и он с интересом беседовал с крестьянами разных возрастов.

Сесили была особенно тронута тем, как он держал на руках младенца. Так мог бы держать собственного ребенка отец, склонившись над ним с умиротворенной улыбкой и шепча благодарные молитвы Всевышнему.

Это трогательное зрелище заставило Сесили на мгновение забыть о целебном отваре для матери и ребенка, который она готовила в этот момент.

Викарий взглянул на Сесили, их глаза встретились, и его улыбка стала еще мягче и лучезарнее. Сесили даже слегка покраснела, отворачиваясь от красивого викария к молодой женщине, чтобы дать ей кружку с целебным отваром. Но затылком она чувствовала на себе ласковый взгляд Джона Грея.

Церковная праздничная служба, проведенная в самом большом доме деревни, была простой и прекрасной. Для всех места в доме все же не хватило, пришлось оставить дверь открытой, чтобы участвовать в службе могли и столпившиеся во дворе прихожане. Сесили искоса взглянула один раз на Джона Грея, но увидела лишь его прикрытые глаза и низко склоненную голову.

После службы они вышли вместе, на ходу прощаясь с крестьянами. Сесили испытала непонятное ощущение, когда Джон Грей, слегка коснувшись ее локтя, повел ее туда, где деревенский мальчик держал наготове их лошадей. Было уже далеко за полдень, нужно было торопиться, чтобы добраться до Фолстоу еще до наступления темноты.

Подойдя к своей лошади, Сесили обернулась, чтобы поблагодарить Джона Грея за помощь, но он заговорил первым:

— Сегодняшние заботы и хлопоты не позволили нам как следует поговорить друг с другом.

В его голосе явственно прозвучало сожаление.

— Да, — согласилась она, — но ваше появление было для меня крайне приятным сюрпризом. Если бы не вы, мне бы ни за что не удалось оказать помощь такому большому количеству страждущих.

— Как дела у вашего… пациента в Фолстоу? — негромко поинтересовался викарий, оглядываясь по сторонам.

Сесили неопределенно пожала плечами и опустила глаза, теребя пальцами кончик шали.

— Сегодня я впервые за всю неделю почувствовала себя в здравом уме, — усмехнулась она, в глубине души с ужасом понимая, что это чистая правда.

Взглянув на Джона Грея, она была удивлена тем пристальным вниманием, с которым он смотрел на нее.

— Жаль, что вы так далеко от Фолстоу, Джон, — сказала она. — Ваши советы такие добрые, такие правильные. Вы не стали осуждать меня, как это сделали бы остальные.

— Мне нечего осуждать в вас, — искренне возразил викарий. — Сегодня даже я не смог подойти к алтарю, поскольку нуждался в покаянии.

— Мне всегда казалось, что в Хэллоуширском аббатстве нет недостатка в исповедниках, — недоуменно нахмурилась Сесили.

— Это правда, — согласился викарий, — но моя встреча с грехом состоялась сегодня утром по прибытии в деревню.

Сесили смущенно промолчала.

— Вам плохо в Фолстоу, леди Сесили?

— Полагаю, да. Если бы он уехал, тогда ко мне вернулось бы спокойствие.

Джон Грей кивнул, словно именно такого ответа и ожидал от нее.

— Поскольку в ближайшее время он вряд ли покинет Фолстоу, предлагаю вам отправиться прямо сейчас вместе со мной в Хэллоушир.

— Джон, но я… я еще не решила…

— Не с целью пострижения в монахини, а просто навестить матушку-настоятельницу. Кроме того, эта поездка позволит вам оказаться далеко от… проблемы, которую вам пока не удалось решить. Это только пойдет на пользу.

Сесили повернулась в ту сторону, где находился замок Фолстоу, словно пытаясь разглядеть стоявшего у окна в ожидании ее возвращения Оливера Белкота.

— Должен вам признаться, мои намерения не совсем бескорыстны, — неожиданно сказал Джон Грей. — Мне бы тоже хотелось быть ближе к вам. С того дня, когда я познакомился с вами, Сесили, я не могу полностью сосредоточиться на своих обязанностях. Мне бы очень хотелось иметь возможность больше времени проводить с вами на, так сказать, нейтральной территории.

В этот момент к ним подошел отец Перри. Его появление напомнило ей о ее обязанности сопровождать старого священника домой, в Фолстоу.

— Благодарю за добрые слова, викарий, — слабо улыбнулась она, — но меня ждет сестра, к тому же я не могу допустить, чтобы отец Перри отправился в обратный путь в полном одиночестве.

— О чем это вы разговариваете? — поинтересовался отец Перри с любопытной улыбкой.

— Я только что предложил леди Сесили отправиться вместе со мной в Хэллоушир, чтобы навестить матушку-настоятельницу, — ответил Джон Грей. — Увы, ее привязанность к дому слишком велика, чтобы порадовать меня согласием.

— Что за вздор! — сказал отец Перри, переводя взгляд с викария на Сесили и обратно. В его глазах мелькали веселые искорки. — Уверен, леди Сибилла не пожалеет денька или двух для визита в аббатство, в котором вы собираетесь провести всю оставшуюся жизнь. К тому же я не инвалид, миледи. В молодости мне приходилось преодолевать немалые расстояния. Обычная поездка по землям поместья Фолстоу даст мне время, столь необходимое для моего разговора со Всевышним.

Джон Грей снова посмотрел на Сесили:

— Мне бы не хотелось оказывать на вас давление, миледи. Вы не обязаны принимать мое приглашение. Если у вас нет желания ехать со мной в аббатство, не делайте этого.

Сесили видела, что викарий говорит совершенно искренне. Она неожиданно поняла, что вряд ли епископу удастся повлиять на него. Джон Грей мыслил абсолютно самостоятельно, он ясно и твердо выражай свои желания и намерения. Сесили вовсе не опасалась, что, отправившись вместе с ним в Хэллоушир, подвергнет свою и без того подпорченную репутацию еще большей опасности.

Думая о викарии, она неожиданно вспомнила Оливера Белкота.

«Как только вы оказываетесь рядом, я… я словно теряю разум. Я просто не могу не думать о вас. Такого со мной никогда еще не было».

Повеса, известный всей Англии, был целиком и полностью занят мыслями о Святой Сесили. Он ждал ее в замке Фолстоу, и она хорошо понимала, что не сможет долго противостоять его натиску.

Он заявил, что не собирается жениться на Джоан Барлег, но от этого ей легче не стало. Напротив, это показываю, что рати удовлетворения собственного самолюбия он готов пойти на что угодно. К тому же он сам признался, что вообще не собирается жениться — ни на Джоан, ни на Сесили, ни на какой другой женщине.

Сесили не собиралась позволять ему делать из нее дурочку. Если она не вернется теперь в Фолстоу, Оливер, возможно, уедет домой. И вместе с ним исчезнут ее стыд и слабость. И только сердце Сесили останется с ней. Это было единственное, что у нее осталось, что принадлежало только ей и что она еще могла отдать другому мужчине, теперь уже обдуманно и не спеша.

Волосы Джона Грея блестели в ярком свете полуденного солнца, и Сесили внезапно вспомнила, с какой нежностью он держал на руках новорожденного младенца.

Дворянин, хорош собой…

Он сказал, что служить Богу можно и не имея священного сана.

Он ни с кем не помолвлен.

Джон Грей был абсолютной противоположностью Оливера Белкота. В его присутствии Сесили чувствовала себя в полной безопасности.

И она решилась:

— Отец Перри, передайте, пожалуйста, леди Сибилле, что я уехала в Хэллоушир на несколько дней с викарием Джоном Греем.