Оливер покинул Фолстоу на седьмой день после возвращения Сесили из Хэллоушира. Его управляющий прибыл за ним в сопровождении конников и привел с собой несколько лошадей для его светлости.

Сесили и Джон Грей стояли поодаль во дворе, глядя, как отец Перри прощается с лордом Белкотом.

Сибилла была в отъезде, у входных дверей стояла Джоан Барлег с покрасневшими и опухшими от слез глазами, но Оливер так и не удостоил эту женщину с разбитым сердцем ни единым взглядом.

Джон Грей склонился к уху Сесили и прошептал:

— Наконец все ваши беды кончились. Теперь вы должны испытывать долгожданное облегчение.

Повернувшись к нареченному, Сесили посмотрела ему в глаза, желая быть с ним до конца честной и откровенной, но вместо этого солгала, улыбнувшись:

— Да, это так.

Желать чего-то и иметь это что-то — совсем не одно и то же, как убедилась Сесили.

Отец Перри отошел от лошади Оливера, осеняя его крестным знамением, и быстрым шагом направился в сторону Сесили и Джона со счастливой улыбкой на лице.

— Именно в такие дни я имею основания возносить хвалу Господу больше, чем обычно! — воскликнул священник, воздев руки. — Аллилуйя! Сегодня замечательный день для исповеди.

Сесили и Джон с улыбкой смотрели, как отец Перри с радостными возгласами исчез за дверями часовни.

Сесили никак не могла взять в толк, почему она, окруженная такими честными и благородными людьми, как отец Перри и Джон Грей, все же тянется сердцем к человеку со скандальной репутацией. Тому самому, который сидел теперь в седле гарцующего коня и выжидательно смотрел на нее.

Сесили медленно подняла голову, их взгляды встретились, но тихо сказанные ею слова предназначались только для слуха Джона Грея:

— Сегодня отличный день для исповеди, Джон.

В его глазах мелькнуло удивление. Она молча повернулась и пошла к часовне.

Казалось, прошла целая вечность с того дня, когда она в последний раз стояла у деревянных дверей часовни, оглядываясь через плечо на полуразрушенный древний круг Фоксов.

На этот раз Сесили ни разу не оглянулась.

Оливер смотрел с болью в сердце, как Сесили уходила в сторону часовни. Она даже не попрощалась с ним. Ему нестерпимо хотелось спешиться, побежать ей вслед и заставить ее посмотреть ему в глаза. Он понимал, что при следующей встрече, уже после его отъезда из Фолстоу, она уже будет женой Джона Грея. У него был шанс завоевать ее сердце, но Оливера, по всей видимости, сочли недостойным. Возможно, он получил по заслугам.

Несколько мгновений он смотрел на викария, который так и не стал им. В ответ тот тоже посмотрел на него без всякой враждебности во взгляде. Наверное, Сесили права — Джон Грей гораздо лучше Оливера Белкота. От этой мысли ему стало не по себе, внутри него постепенно разгоралась досада от неудачи.

Нет, он должен преодолеть свои переживания и забыть о своем поражении. И он это сделает.

Оливер поднял все еще слабую после перелома правую руку и негромко произнес:

— Я желаю тебе добра, Грей!

Джон неожиданно двинулся в сторону Оливера. Тот открыл было рот, чтобы заговорить с ним, но Джон прошел мимо него, не сводя глаз с замка Фолстоу и на ходу обронив сквозь зубы:

— Да простит вас Господь!

С этими словами он исчез за дверями замка.

— Уже простил! — крикнул Оливер ему вслед. Он был в полном отчаянии. — Да пошел ты к черту, викарий!

Оказавшийся неподалеку Арго прыснул со смеху.

В этот момент Оливер все-таки заметил Джоан, стоявшую у каменной стены замка. На ее лице застыло выражение скорби. Он решил, что теперь самое время проявить себя другим, более хорошим человеком.

— Джоан! — позвал он.

Она отделилась от стены и подошла к нему. Было видно, что она недавно плакала.

— Теперь ты подзываешь меня к себе словно собаку? — обиженно фыркнула она. — Ну вот, я пришла. Зачем ты звал меня, Оливер?

— Джоан, я хочу сказать… мне очень жаль, что все так случилось.

Она лишь равнодушно приподняла брови.

— Это правда, — продолжал Оливер. — И прежде чем покинуть Фолстоу, я хочу тебе кое-что сказать, чтобы у тебя не осталось ложных надежд или намерений.

Она слегка прищурилась, и в ее глазах мелькнула заинтересованность.

— С самого начала, как только мы оказались в Фолстоу, я сказал тебе, что у меня нет ни малейших намерений жениться на тебе. И это было чистой правдой. Даже когда тебе показалось, что я сделал тебе предложение…

— Показалось? — почти взвизгнула Джоан. — Ты действительно его сделал!

Оливер поморщился:

— Я только спросил, выйдешь ли ты за меня замуж, хотя твой ответ был очевиден и известен заранее. Я сделал это исключительно по просьбе леди Сибиллы.

— Что?! — побледнела Джоан. — Зачем? Это не имеет никакого смысла!

— Она сказала, что у нее имеются некоторые подозрения относительно гибели Огаста, и, по ее мнению, ты об этом что-то знаешь, но не хочешь говорить.

— Что? — прошептала Джоан. — Она… она думает, это я убила Огаста? Оливер, ты тоже так думаешь? И поэтому ты…

— Нет, я не думаю, что ты убила Огаста. В то утро, когда его нашли мертвым, ты проснулась в моей постели. Сибилла хочет знать, что тебе, как ей кажется, известно — вот откуда ее необычная приветливость и дружелюбие по отношению к тебе. Репутация Сибиллы верна — она холодная и опасная женщина. Держи с ней ухо востро. Теперь, когда Огаста нет в живых, я не обязан помогать ей. Я рассказал тебе всю правду, и это самое меньшее, что я мог для тебя сделать после того, как принимал участие в этом обмане.

Она с трудом перевела дыхание, глядя на него расширившимися глазами. Даже ее губы покрыла смертельная бледность.

— Спасибо, Оливер. Может… можно мне приезжать к тебе в Белмонт? Возможно, мы могли бы…

— Нет, Джоан, — решительно оборвал ее Оливер. — То время, когда мы были друзьями и прочее… то время безвозвратно ушло. Я желаю тебе только добра, но нам лучше больше не видеться, никогда.

Она с трудом сглотнула. Ее била дрожь.

— Мне очень жаль, Джоан, — повторил Оливер.

Ее глаза внезапно сузились, и она яростно выпалила:

— Тебе никогда не занять место Огаста! Надеюсь, король лишит тебя поместья Белмонт и оставит без крова и гроша в кармане, грязная пьяная свинья!

Она резко развернулась и направилась к входным дверям замка.

— Джоан! — позвал Оливер, шокированный ее злобной реакцией.

Она остановилась у распахнутых стражей дверей и обернулась, вздернув подбородок:

— Кстати, он был гораздо лучше в постели, чем ты!

В следующее мгновение она исчезла за дверями, а Оливер остался во дворе, окруженный своими конниками. Ни Сибиллы, ни Грейвса, ни Джона Грея, ни Сесили… Никто не проводил его до ворот. Зато он неожиданно узнал, что Джоан Барлег спала с его братом, потом спала с ним самим, а потом… сравнивала их.

Лицо Оливера горело, зубы сжимались. Не глядя на Арго, он пришпорил своего коня и галопом помчался прочь из Фолстоу.