Мысль о том, что немцы смогут создать бомбу раньше нас, преследовала нас, начиная с 1939 г. и до той поры, пока вторгшиеся в Германию американские войска не захватили ведущих немецких ученых-атомников. Эта угроза заставляла нас постоянно интересоваться достижениями немцев в области атомных исследований.

В начале существования Манхэттенского инженерного округа разведывательная деятельность в области атомной энергии проводилась силами армейской разведки, военно-Морской разведки и управлением стратегических служб. Кроме них работали и другие разведывательные органы различных правительственных учреждений, собирая те доступные крохи информации, которые могли бы оказаться полезными для выяснения картины атомных исследований противника.

Осенью 1943 г. генерал Маршалл спросил у меня, почему бы мне не взяться самому за руководство всей разведывательной работой в этом направлении. Вероятно, он понимал, что деятельность многочисленных учреждений, занимавшихся этой работой, координируется недостаточно и приводит к большим пробелам в наших знаниях. Кроме того, эти учреждения часто были не в состоянии оценить важность той или иной получаемой информации, так как по соображениям секретности мы стремились ограничить круг лиц, знающих о наших работах.

Из бесед со Стайером я с удивлением узнал, что трения между различными разведывательными учреждениями куда сильнее, чем можно было предполагать. Все это заставило нас организовать собственную разведку. По установившемуся обычаю никаких письменных документов при этом не составлялось. Мы с Маршаллом просто договорились, что об этой реформе он известит армейскую разведку, а я сообщу разведывательным отделам Военно-морского флота и Управления стратегических служб.

Для начала было необходимо обсудить всю проблему с руководителем армейской разведки Стронгом и установить через адмирала Пернелла соответствующий контакт с разведкой военно-морского флота. Одновременно я встретился с руководителем Управления стратегической службы генерал-майором Доновэном и начальником его штаба полковником Бакстоном. Доновэн поручил полковнику Диксу рассмотреть наши потребности и проследить, чтобы вся информация по атомным вопросам, собранная управлением, была передана нашему отделу разведки.

Я был поражен, насколько неудовлетворительными были взаимоотношения между армейской разведкой и Управлением стратегической службы. Причины распрей между различными разведывательными учреждениями мне так и не стали понятными. Они, однако, не мешали нам поддерживать самые лучшие взаимоотношения с каждым из них в отдельности.

Новые задачи Манхэттенского проекта, возникшие в связи с организацией собственной разведки, были достаточно ясными.

Мы должны были в максимально короткий срок узнать, на что способны немцы в том случае, если они приложат все усилия для создания атомного оружия. Сотрудники проекта были высокого мнения об уровне германской науки. Я полностью разделял подобное отношение. Именно в Германии было открыто деление урана, а частые ссылки немцев, на некое секретное оружие усиливали нашу тревогу. Сознание этой угрозы не позволяло развиться беспечной уверенности в нашем абсолютном превосходстве в области ядерной физики. Мы были обязаны исходить из предположения, что к атомным исследованиям в Германии привлечены лучшие ученые и инженеры, которые пользуются полной поддержкой правительства, предоставляющего в их распоряжение мощный промышленный потенциал «третьего рейха». Любое другое предположение было бы легкомысленным и опасным.

Даже в том случае, если бы мы были убеждены, что немцам не удастся создать бомбу (а после того как мы увидели, насколько грандиозна эта задача, мы, действительно, верили в это), мы не имели права исходить из иного предположения. Мы не могли забывать о существовании у Германии всех необходимых исходных данных для решения этой проблемы. При этом нужно было учитывать возможность того, что немцы не станут утруждать себя соблюдением норм радиационной безопасности и что им удастся найти более легкий путь к решению проблемы, дававшемуся нам с таким трудом.

Сведения об атомных исследованиях в Японии нас мало интересовали. У Японии не было даже ничтожных шансов располагать необходимым для производства бомб количеством урана или урановой руды. Кроме того, необходимые для достижения этой цели промышленные мощности лежали далеко за пределами ее возможностей.

Беседы с нашими учеными из Беркли, знавшими лично основных ученых-атомников Японии, убедили нас в том, что научные кадры Японии в этой области слишком малочисленны, чтобы добиться успеха за разумный срок. И, наконец, получение соответствующих сведений из Японии было делом в высшей степени сложным. Кроме того, если бы в Японии начались серьезные работы в интересовавшем нас направлении, мы бы (я был уверен в этом) тем или иным путем узнали о них через другие разведывательные учреждения США, с которыми поддерживали контакт, В этом случае мы немедленно заинтересовались бы Японией.

Подтверждение наших предположений об интересе Германии к атомной энергии пришло из норвежского города Рьюкан, расположенного в 104 километрах от Осло, где еще до войны норвежцы построили мощную гидроэлектростанцию и электролизный завод. Немцы, оккупировавшие в 1940 г. Норвегию, принудили администрацию этого завода приступить к производству тяжелой воды, которая отправлялась в Берлин для нужд атомных исследований. В сентябре 1942 г. мы смогли установить, что поставки тяжелой воды в Германию составляли около 120 килограммов в месяц.

По моей инициативе Стронг, заручившись поддержкой генерала Арнольда и генерал-майора Хэнди, сообщил об этих фактах Эйзенхауэру и предложил ему вывести из строя этот завод.

Через пять месяцев после моего предложения на территорию Норвегии были сброшены с парашютом трое норвежцев, прошедших специальную диверсионную подготовку. Их встретили партизаны. Проделав трудный лыжный переход через всю Норвегию, они 27 февраля 1943 г. вышли к городу и атаковали завод.

В сообщениях прессы, поступивших из Осло через Стокгольм, указывалось, что нанесенный ущерб невелик, но объект полностью разрушен.

Газетные сообщения из Швеции доставили мне и неприятные переживания. Рассуждая о важности производства тяжелой воды, газета отмечала, что ученые возлагают большие надежды на тяжелую воду в связи с разработкой секретного оружия, т. е. взрывчатого вещества беспрецедентной силы. Эта статья была перепечатана впоследствии лондонскими газетами, а 4 апреля 1943 г. жители Нью-Йорка прочитали в своих газетах статью «Тяжелая вода — потенциальное оружие Германии». Гарольда Юри, открывшего тяжелую воду, осаждали репортеры, желавшие услышать комментарии по этому поводу. Он очень спокойно парировал все опасные вопросы, заявив: «Насколько мне известно, использование тяжелой воды ограничено областью экспериментальной биологии. Я ничего не слышал о каком-либо промышленном использовании ее и не представляю себе, какое она может иметь отношение к взрывчатым веществам».

Англичане произвели оценку ущерба, нанесенного заводу в Рьюкане. По их первым оценкам, производство тяжелой воды остановлено приблизительно, на два года. Наши данные расходились с английскими и были подтверждены полученным нами, в апреле сообщением о том, что завод возобновил производство.

Более реальная оценка ущерба указывала на то, что завод будет восстановлен не раньше чем через 12 месяцев. После некоторого обсуждения возможности повторной атаки силами отрядов «коммандос» Маршалл предложил Диллу занести Рьюкан в число первоочередных объектов стратегических бомбардировок. В ноябре 1943 г. Рьюкан был подвергнут массированному удару с воздуха. Результаты налета были не слишком удачными, но он заставил немцев понять, что союзники не прекратят бомбардировок. Этот налет, а также постоянный саботаж рабочих завода вместе с недостаточным вниманием правительства к тяжелой воде заставил нацистов отказаться от ремонта повреждений, нанесенных диверсантами. Всю аппаратуру и промежуточные материалы, использовавшиеся при производстве тяжелой воды, было приказано перевезти в Берлин. Но большая часть оборудования была уничтожена норвежскими партизанами и даже был затоплен паром, перевозивший основную часть запаса тяжелой воды.

Еще до того как вопросы разведки в области атомных работ осенью 1943 г. перешли в руки МЕД, я несколько раз обсуждал со Стронгом вопрос об использовании источников сведений, появляющихся по мере продвижения союзных войск в Италии. Мне казалось, что таким путем мы сможем узнать что-либо о достигнутом в Германии уровне атомных исследований и, следовательно, более точно оценить время, которым мы располагаем для создания бомбы. Одновременно я думал, и Буш со мной был полностью согласен, что анализ полученных таким путем данных может, вероятно, дать нам и некоторую полезную техническую информацию.

Некоторые офицеры в армейской разведке и в ОСРД также были заинтересованы в организации подобной операции. В результате было принято решение о необходимости организованных мер для захвата источников научно-технической информации в Италии.

В сентябре 1943 г. после консультаций со мной и Бушем Стронг предложил Маршаллу план действий. В его письме к Маршаллу, в частности, говорилось следующее:

«Хотя основная доля секретных научных работ противника проводится на территории Германии, весьма вероятно, что ценную информацию по этим вопросам можно добыть и в Италии, допросив крупных итальянских ученых. Диапазон предлагаемых им вопросов должен охватывать все важные военно-технические исследования, и допрос следует вести так, чтобы не выдать наиболее интересующих нас вопросов. Для выполнения этой операции должен быть привлечен всесторонне эрудированный научный персонал.

В целях осуществления изложенной операции предлагаю направить в соответствующее время в оккупированную часть Италии небольшую группу ученых в сопровождении необходимого военного персонала. Научный персонал будет подобран бригадным генералом Гровсом с последующим утверждением Бушем. Военный персонал может быть выделен заместителем начальника разведывательного управления армии».

Далее он указывал, что эта группа могла бы составить основу для последующей аналогичной деятельности в других освобождаемых странах. Таким образом, армейская разведка, наш проект и военно-морская разведка (которая присоединилась к нам позднее) стали участниками операции по сбору научно-технической информации на фронте.

Мы всегда старались избегать повышенного внимания к нашим работам и сотрудникам. Для всех наших операций выбирались такие кодовые наименования, которые никак не указывали на нашу деятельность. Поэтому понятно мое состояние, когда я узнал, что армейская разведка назвала миссию по сбору научно-технической информации в Италии «Алсос». По-гречески это означает то же, что и по-английски «гровс», т. е. «роща» (точнее — рощи). Первым моим намерением было добиться изменения названия. Но, поразмыслив, я понял, что это еще менее выгодно с точки зрения привлечения внимания к нашим действиям.

Группа «Алсос» во многом отличалась от других современных ей разведывательных подразделений американцев и англичан. Ее задачи были похожими, но методы работы отличались. Мы стремились, чтобы сотрудники «Алсос» до предела использовали возможности уже существующих служб и организаций. Эта тактика позволяла нам сильно сократить штат миссии, избежать административной путаницы и оказалась особенно полезной на подготовительной стадии, во время выбора объектов деятельности. Одновременно мы гарантировали себе полную поддержку фронтовых подразделений армейской разведки.

В письме Стронга не упоминалось об атомной энергии, однако каждый руководитель в высших сферах понимал, что главной целью миссии будет сбор сведений об атомных исследованиях в Италии и Германии. Это, конечно, не исключало, что группа «Алсос» может натолкнуться на сведения о других важных научных исследованиях противника. Поэтому группа получила директивы использовать любые обнаруживаемые ею источники технической информации и сообщать о них непосредственно Стронгу, который уже должен был распределять их между заинтересованными ведомствами. Этот порядок строго соблюдался, и донесения, касающиеся атомной энергии, армейская разведка передавала мне, даже не распечатывая.

Поддерживая такой порядок, я преследовал опять ту же цель — отвлечь внимание от связи миссии с атомными вопросами. Я придавал этому очень большое значение. В ноябре 1944 г. я писал своему личному представителю в группе «Алсос»: «Деятельность „Алсоса“ создает впечатление, что миссия работает исключительно на нас. Это вредит как нашим интересам, так и работе миссии. Удовлетворение наших потребностей — одна из задач, поставленных перед группой „Алсос“. Следует указать руководству миссии на неправильность иного понимания ее задач».

Первоначально группа была образована в составе тринадцати военнослужащих, в число которых входили переводчики, и шести ученых, как носивших военную форму, так и штатских. Ее состав сильно отличался от структуры других разведывательных подразделений. В нее входили специалисты, способные путем опроса и наблюдения добывать подробные научные сведения об атомных исследованиях. В нее также входили люди, в общих чертах представлявшие всю совокупность научных программ и интересов как союзников, так и по возможности Германии и Италии. Члены группы должны были хорошо разбираться в научно-техническом оборудовании противника и быть готовыми к обнаружению и изучению работы не только военных лабораторий и их персонала, но и деятельности штатских ученых, инженеров и лаборатории.

Перед миссией «Алсос» в Италии были поставлены задачи собирать сведения о ведущихся в научных лабораториях противника исследованиях, направленных на создание нового оружия или новых методов ведения войны, а также обеспечить захват всех важных с этой точки зрения учреждений, материалов и персонала немедленно после вступления войск союзников на соответствующую территорию, с тем чтобы не допустить их исчезновения. Деятельность миссии должна была помочь в выборе объектов для наших бомбардировок, в разработке мер зашиты против новых видов оружия, организации контрпропаганды в соответствующих направлениях, а также помочь планированию нашей стратегии и наших оборонных исследований.

Миссия «Алсос» должна была действовать только на территории оккупированной Италии, продвигаясь за передовыми частями союзных войск до самого Рима и севернее его, если возникнет возможность обнаружения важных объектов. Мы строили свои планы в соответствии с намеченными сроками продвижения к Риму. Эти сроки, к сожалению, не были выдержаны, поэтому в течение продолжительного времени группа не могла работать с полной эффективностью.

Командовал группой «Алсос» полковник Борис Паш. Впервые я познакомился с ним в Сан-Франциско, где он занимался обеспечением безопасности и секретности наших работ еще в то время, когда эти вопросы входили в компетенцию армейской разведки. На меня сильное впечатление произвели его богатая эрудиция и энергия. Подчиненная ему группа первоначально состояла из начальника штаба, четырех переводчиков, четырех агентов Си-Ай-Си (Управления контрразведки США) и четырех научных сотрудников: майора У. Оллиса из Военного министерства, капитана третьего ранга Б. Одда из Министерства военно-морского флота, доктора Дж. Фиска и доктора Дж. Джонсона из ОСРД.

На основании доступной нам в конце 1943 г. информации мы считали необходимым начать операции по сбору научной информации в Италии как можно раньше. Беседы с вице-адмиралом итальянского военно-морского флота Миниссини позволяли сделать заключение о том, что в Италии никаких работ по атомному оружию не велось. С другой стороны, мы располагали доказательствами того, что не вся интересующая проект информация доходит до нас по существующим каналам. Поэтому 10 ноября я настоял, чтобы армейская разведка обратилась к командующему итальянским фронтом с просьбой разрешить провести операцию «Алсос» на территории, занятой американскими войсками.

14 декабря весь состав группы собрался в Алжире. После посещения командующих тех участков фронта, где им предстояло действовать, группа отбыла в Неаполь. Там она вступила в контакт с отделом разведки пятой армии и итальянским временным правительством. Следующие полтора месяца члены группы занимались допросом в Неаполе, Торонто и Бриндизи тех итальянских граждан, которые могли что-либо знать о научных исследованиях в Германии и неоккупированной части Италии. Скоро стало очевидным, что сколь-нибудь достоверные источники информации можно искать только в Риме. Чтобы завладеть этими источниками, было предложено два плана. Согласно первому группа «Алсос» должна была быть прикомандирована к пятой армии и войти в Рим немедленно после его падения. По второму плану предполагалось захватить и вывезти с еще не оккупированной территории Италии наиболее крупных ученых. Однако оба эти плана не удалось осуществить в то время. Поскольку продвижение союзных войск в Италии приостановилось, а попытки добывания информации в тылу противника потерпели неудачу, миссия постепенно прекратила свою деятельность, и к началу марта 1944 г. все ее сотрудники вернулись в США. Несмотря на некоторое их разочарование, результаты первой миссии «Алсос» были в целом очень успешными. Эти результаты были в основном негативными, но они превзошли все наши ожидания.

Миссия добыла ряд сведений, представляющих непосредственный интерес для армии и военно-морского флота США. Уже одно это оправдывало ее проведение. Из всей добытой миссией информации не следовало, что в Германии проводятся исследования по созданию атомного оружия. Поэтому я уже мог предполагать, что немецкие исследования ведутся менее энергично, чем наши. Руководство этими исследованиями, как подтвердила миссия «Алсос», еще находилось в руках ученых, а этот факт указывал на то, что они еще не достигли того этапа, которого достигли мы летом 1942 г., когда ответственность за наши работы была возложена на армию. Однако полное отсутствие подтверждающих сведений не давало нам абсолютной уверенности в том, что мы не введены в заблуждение. В своем отчете о деятельности на территории Италии сотрудники миссии рекомендовали по мере образования новых фронтов организовать службу по сбору научной информации, уделив особенно большое внимание аналогичной службе при подготовке вторжения в Западную Европу. С этими выводами я полностью согласился. Генерал-майор Клэйтон Бисселл, сменивший к этому моменту Стронга на посту руководителя армейской разведки, поддержал меня.

В декабре 1943 г., когда группа «Алсос» высаживалась на побережье Италии, я направил одного из своих офицеров — майора Фэрмана в Англию для переговоров с английским правительством. Переговоры должны были касаться организации в Лондоне отдела связи с Манхэттенским проектом и его участия в действиях объединенной англо-американской разведывательной службы.

Это предложение было хорошо встречено англичанами и уже в январе 1944 г. начальником такого отдела связи был назначен капитан Калверт. Юрист, специализировавшийся на вопросах нефтедобычи, он обладал большим опытом разведывательной работы и одновременно знал характерную специфику атомных исследований. В его обязанности входило собирать любую информацию о всевозможных атомных исследованиях в Европе, особенно в Германии, максимально используя для этого имевшиеся англо-американские источники, анализировать накапливаемые сведения, информируя Вашингтон обо всех, с его точки зрения, важных фактах. Одновременно он должен был установить личный контакт, и, по возможности, дружеские отношения с теми английскими и американскими лицами, с которыми в дальнейшем нам придется работать как в Англии, так и на континенте.

Стронг снабдил его рекомендательным письмом к полковнику Конраду, начальнику разведки европейской группировки вооруженных сил США. Немедленно по прибытии в Лондон Калверт представился Конраду. Я настойчиво советовал всем офицерам Манхэттенского проекта по возможности избегать всяческих военных формальностей, особенно если они чувствуют раздражение ученых. Калверт, к своему несчастью, оказался прилежным учеником. Приветствуя Конрада, вместо того чтобы отдать, как положено, честь старшему по званию офицеру, он просто протянул ему руку и сказал: «Доброе утро. Я майор Калверт». Даже сейчас, спустя 18 лет, он не может забыть охватившего его ужаса, когда он понял свою ошибку. На его счастье Конрад сделал вид, что воспринял его приветствие как должное. Он избавил его от смущения, пожав руку, и предложил сесть.

Калверт познакомил Конрада с основными задачами Манхэттенского проекта, а также с целью своей миссии. В результате Конрад предоставил ему место в своем отделе, где он смог заниматься просмотром предварительных данных разведки.

Вначале ему было трудно определить те критерии, которыми следовало руководствоваться при отборе интересующей нас информации. Однако с течением времени, когда он познакомился с различными типами данных разведки, ему уже удавалось исключать некоторые из них, как не представляющие для нас интереса.

После своего обоснования в разведке Калверт нанес визит послу США в Англии Винанту и познакомил его в самых общих чертах с порученными ему задачами. Ответом было опять предложение рабочего места и всяческой поддержки.

Третий стол был предложен Калверту в английском управлении по атомной энергии, носившем кодовое название «Проект по сплавам для труб». В этом управлении он установил самый тесный контакт с его руководителем Майклом Перрином и его помощниками.

Обмен корреспонденции с Калвертом осуществлялся через американское посольство в Англии и Военное министерство в Вашингтоне. Телеграфные сообщения всегда посылались по совершенно секретному коду, причем многие слова были еще дополнительно заменены географическими названиями. Например, Нью-Йорк обозначал уран, Индиана — плутоний, Невада — английскую разведку и так далее. Код периодически обновлялся.

Вскоре к Калверту присоединились еще один офицер Капитан Дэвис, три женщины из вспомогательного Женского корпуса и два сотрудника контрразведки. Фэрман, находившийся в моем штабе, играл роль связного. Я всегда использовал его для подобных особых поручений, поскольку он отличался быстрыми и решительными действиями.

Составляя план разведки немецких работ по атомной энергии, Калверт исходил из следующих основных условий создания атомной бомбы: наличия достаточного числа крупных специалистов по ядерной физике, запасов исходного материала — урана или, возможно, тория и, наконец, лабораторий и промышленных объектов.

Мы были уверены, что научные силы Германии вполне достаточны для решения этой задачи. Калверт в первую очередь приступил к изучению проблемы сырья. Вопрос о тории сразу отпадал, так как его основные месторождения находились в Бразилии и Индии и Германия не имела к ним доступа. До войны же Германия обладала лишь ничтожными запасами этого сырья.

Оставалось предположить, что исходным материалом для немцев мог быть только уран. Однако, зная на собственном опыте, какие грандиозные масштабы должны иметь заводы по выделению урана-235, мы были уверены, что подобные заводы, если бы они существовали в Германии, были бы уже замечены.

Самым вероятным потенциальным способом получения делящегося материала для немцев оставался процесс получения плутония. Исходным материалом для него могли явиться запасы очищенной урановой руды, хранившейся в Оолене, недалеко от Брюсселя.

Единственным, кроме этого, источником урановой руды были шахты в Йоахимстале в Чехословакии. Они, однако, имели довольно скромные масштабы. Большая часть добываемой здесь руды направлялась на завод фирмы «Ауэргезельшафт», расположенный вблизи Берлина. Английская разведка уже следила за работой этих шахт, а с июля 1944 г. группа Калверта также начала периодическое наблюдение за всем районом этого месторождения, изучая аэрофотоснимки в поисках новых шахт и других следов активной работы.

Измеряя по снимкам размеры отвалов возле шахт через определенные промежутки времени и сопоставляя эти данные с известной концентрацией руды этого месторождения, группа могла оценить среднюю производительность, шахт. Результаты такого исследования не обнаружили никаких признаков повышенной активности.

Если Гитлер поставил себе целью создать бомбу, то ему надо было мобилизовать всех крупных ученых Германии. Многие немецкие ученые, как было известно союзной разведке, были привлечены к работам по ракетному оружию, проводившимся, в частности, в Пенемюнде, однако, насколько удалось установить, специалистов по ядерной физике среди них не было. Калверт начал разыскивать немецких ученых-атомников, которых насчитывалось около 50. Он, конечно, понимал, что в Германии могут быть также кадры молодых ученых, сформировавшихся уже во время диктатуры Гитлера, о которых мы ничего не знали. Однако он считал, что если удастся разыскать известных ученых, остальные обнаружатся сами собой.

Были тщательно изучены фамилии в немецких научных журналах. Работавших в США ученых, таких, как Ферми, Фриш, Бор, а также настроенных враждебно к нацизму ученых в Швейцарии, Швеции и других нейтральных странах, детально расспросили о возможном местонахождении известных немецких ученых. Их имена были занесены в список английских и американских разведывательных учреждений, занимающихся анализом добытой через нейтральные страны немецкой прессы. Вскоре мы уже располагали адресами почти всех интересовавших нас ученых.

Сведения о лабораториях и заводах добывали аналогичным образом. Были составлены перечни всех известных нам в Германии заводов по очистке и переработке редких металлов, физических лабораторий, предприятий, связанных с ураном и торием, заводов по производству центробежных и поршневых насосов, электростанций и других родственных объектов.

Эти предприятия были включены в число изучаемых разведкой объектов и исключались из него только после того, как было установлено, что они не связаны с атомными исследованиями.

При помощи разведки с воздуха, агентурных средств, силами Управления стратегических служб и других многочисленных разведывательных учреждений уточнялся характер работы тех заводов, о которых у нас не было сведений.

Благодаря колоссальному непрерывному труду Калверта вторая миссия «Алсос», высадившаяся в Европе почти одновременно с передовыми отрядами союзных войск, была обеспечена подробным и точным списком объектов деятельности, досье на всех крупных немецких ученых, данными об их местах работы и жительства, размещении лабораторий, мастерских и складов, представлявших для нас интерес.