Сколько Мардер себя помнил, больше всего на свете его пугала угроза оказаться связанным, лишенным свободы, физически беспомощным. Когда он был совсем ребенком, двоюродные братья – оба постарше и оба садисты, как уж водится у кузенов, – любили играть с ним в индейцев и ковбоев, и в конце маленького Рика спутывали веревкой, затыкали ему рот кляпом и запирали в темной кладовке в подвале их бруклинского дома. Он всегда впадал в истерику и мочил штаны, отчего эта парочка веселилась еще больше. Во Вьетнаме он боялся прежде всего не смерти или увечий, а того, что его возьмут в плен, обездвижат, посадят в тесную камеру. Он настроился ни за что не сдаваться и драться до последней капли крови. И держался этого решения: после того что произошло в Лунной Речке, Мардер и в самом деле не сдался.

И вот сейчас, оказавшись в наручниках на заднем сиденье машины, во власти людей, которые если и не были садистами, то определенно не желали ему добра, Мардер почувствовал, как его внутренности скручивает все та же детская истерика. Он старался дышать поглубже, жалея, что пренебрег роликами на YouTube, в которых демонстрировалось, как высвободиться из наручников за пятнадцать секунд.

К этому своеобразному неврозу примешивалось чувство, что в нынешней ситуации что-то неладно. Его еще ни разу не арестовывали, но он, как и всякий американец, видел тысячи арестов на экране, а кроме того, редактировал несколько документальных книг криминальной тематики, и ему еще не попадались полицейские, реальные или вымышленные, которые вели бы себя так, как эти двое. Может, никакие они и не полицейские вовсе. Эту зловещую мысль пришлось подавить усилием воли. С ними действительно было что-то не так, но вряд ли они собирались просто убить его. С какой стати службе по борьбе с наркотиками расследовать бытовое покушение на жизнь? И если они нечисты на руку, то почему не намекнули на взятку?

Казалось, машина едет уже много часов, но Мардер понимал, что это иллюзия. Мощная тонировка не позволяла видеть, куда они направляются, но доносившиеся снаружи сельские звуки сменились на городские. Похоже, они где-то в Карденасе. Автомобиль замедлил ход, резко свернул и остановился.

Гил открыл дверцу и вытащил Мардера из машины. Судя по всему, это была парковка на первом этаже какого-то здания. Он не стал спрашивать, где они и что происходит, поскольку понимал: ответа ему все равно не дадут, а своим молчанием только унизят его. Двое federales (если это были они) поднялись вместе с ним на площадку с голой стальной дверью, одолели пару лестничных пролетов и провели через стеклянную дверь с табличкой «213». Свет в помещении горел такой яркий, что Мардер невольно сощурился, но ни офисных работников, ни полицейских здесь не наблюдалось. Его тщательно обыскали, конфисковали телефон с бумажником и положили их в поли-этиленовый пакет. У Мардера стало легче на душе: если бы у него забрали деньги, а все прочее выбросили, это была бы совсем другая разновидность ареста по-мексикански, не сулящая ничего хорошего. Его отвели в маленькую комнату с классическим набором из стола и трех стульев и оставили в одиночестве, усадив спиной к стене, со скованными руками.

В душной комнатке не было окон, однако на помещение для официальных допросов она не походила. Вопреки ожиданиям Мардера, отсутствовало вполне уместное здесь одностороннее зеркало. Ни стулья, ни стол не крепились к полу. Время шло, и вскоре Мардер смог взглянуть на происходящее с иронией. Мистер Тень заставил его ощутить себя беспомощным, и тогда Мардер круто изменил свою жизнь, чтобы взять ситуацию под контроль, – и вот он снова беспомощен. Так или иначе, он не испытывал особенного страха, а сегодняшние события помогли окончательно справиться со старой детской травмой. Его двоюродных братьев звали Руди и Стэн, и он вспомнил, с каким злорадством узнал об их дальнейшей судьбе, – для обоих все закончилось скучной низкооплачиваемой работой в ближних пригородах Нью-Йорка. На Рождество ему до сих пор приходили открытки от Стэна – на снимках тот натянуто улыбался из-под слоя жира в компании упитанной жены и на редкость несимпатичных детишек. А Руди он лет пятнадцать назад случайно повстречал на улице; кузен бурно радовался, предлагал выпить, возобновить родственные связи и так далее, однако Мардер уклонился от приглашения, надеясь, что на лице у него не слишком ясно читается отвращение.

Мардер все еще бродил по закоулкам памяти, утопавшим в мусоре и граффити, когда в комнату вошел мужчина с холеным, приятным и бесстрастным лицом пригородного педофила и сел за стол напротив Мардера. Сопровождавший его Варела закрыл за собой дверь и встал у стены так, чтобы арестованный его не видел. Незнакомец распахнул папку и с минуту молча перелистывал страницы. Наконец он взглянул на Мардера и произнес:

– Ну что ж, Ричард… или вы предпочитаете «Дик»? «Рики»?

Он говорил по-английски, с нейтральным среднезападным акцентом.

– Я предпочитаю «мистер Мардер». Вы кто такой?

Мужчина бросил взгляд на что-то позади него, и Варела ударил Мардера за ухом – достаточно крепко, чтобы голова откинулась, а в ушах зазвенело, но не настолько, чтобы сбить его со стула или чтобы пробудился ото сна мистер Тень.

– Вот что случается, когда задаешь вопросы, Рики. Придется тебе оставить вопросы мне. Мы друг друга поняли?

– Да.

– Замечательно. Первый вопрос: что ты делаешь в Мексике?

– Раньше я работал в Нью-Йорке литературным редактором. Когда отошел от дел, взял свои сбережения и купил дом с землей в Плайя-Диаманте, чтобы отдохнуть на старости лет.

Варела снова его ударил. Не со всей силы, но ровно так, чтобы причинить боль и унизить, и Мардер понял, что мексиканец готов продолжать в том же духе хоть всю ночь. Постепенно может дойти до повреждений мозга, как нередко бывает в боксе и американском футболе. В его конкретном случае вероятность превращалась в уверенность. Он заговорил:

– Вам нужно иметь в виду кое-что: я переехал сюда еще и потому, что недавно у меня нашли неоперабельную аневризму сосудов мозга. Если ваш человек будет вот так меня дубасить, то она разорвется, и я умру. Вам-то, наверное, плевать, но есть люди, которым не все равно, в том числе Пепа Эспиноса. Она может задаться вопросом, почему по приказу сотрудника, как я догадываюсь, Управления США по борьбе с наркотиками американского гражданина подвергли пыткам, которые привели к его смерти.

Мужчина стрельнул глазами мимо него и, видимо, получил от Варелы какой-то знак, потому что снова заулыбался.

– Никто никого не пытает. На тебе ни единой царапины. Давай продолжим. Может, просветишь меня, зачем экс-редактору вести дела с Сервандо Гомесом, известным наркоторговцем?

– Никаких дел с Сервандо Гомесом я не веду. Это обычный рэкет. Он сдирает с меня пять кусков в месяц. Я подумал, что оно того стоит, потому что предыдущего владельца убили.

– Неужели? Почему же ты не обратился в полицию?

– Отличная идея, – сказал Мардер и, размяв шею, добавил: – Сеньор Варела, у меня вымогает деньги преступник по имени Сервандо Гомес. Пожалуйста, остановите его.

Варела опять ударил его, но заметно слабей прежнего.

– Никто не любит умников, Рики. Значит, ты несчастный пенсионер, жертва рэкета. Который по какой-то случайности привез с собой хорошо вооруженного наемника. Почему бы тебе не рассказать мне про Патрика Скелли?

– Мы с ним друзья. Он занимается проблемами безо-пасности и, когда услышал, что я собираюсь в Мичоакан, напросился поехать со мной и обеспечивать охрану.

– Консультант по безопасности, значит. Такой специализацией можно прикрыть множество грехов. На кого еще он работает?

– Понятия не имею. Мы не обсуждаем другие его дела. Вообще-то, насколько знаю, в этой сфере весьма ценится конфиденциальность.

– Так ценится, что в Мексику приходится въезжать по подложным документам?

На это Мардер ничего не ответил, и после паузы незнакомец продолжил:

– И ты, конечно же, не в курсе, что Патрик Скелли под несколькими вымышленными именами поддерживает тесные отношения с азиатским картелем Кхун Са и китайскими торговцами оружием. Он сотрудничает с террористами, перевозчиками наркотиков и, самое худшее, с торговцами людьми. Меня удивляет, что ты дружишь с подобным человеком. Редакторы обычно не водятся с преступниками международного уровня.

– Мы вместе воевали во Вьетнаме. Он спас мне жизнь.

Мардер давно уже заметил, как упоминание о Вьетнаме действует на мужчин, которые там не служили и при этом строят из себя крутых. Лица у них словно бы сдувались – помимо их воли. И в отместку они начинали вести себя еще жестче, как и в этом случае.

– Ладно, Рики, позволь рассказать тебе о том, что происходит на самом деле. Твой дружок пытается наладить тут какой-то бизнес – может, для американских заказчиков, может, для азиатов. С картелями ситуация нестабильная, и этот участок побережья – лакомая добыча, бери не хочу. Скелли использует тебя как прикрытие – тебя, твою землю и эту дебильную затею с народными ремеслами, с которой ты носишься. Ремесла, ну как же! Чтобы обезопасить свои наркотические делишки, он натаскивает сейчас личную армию, и я готов поспорить на три зарплаты, что ему уже везут оружие. Ну да, я не знаю, какое место занимаешь ты в его планах, и мне это без разницы, но послушай вот что и запомни мои слова. С этого момента мы насядем на вас по полной. Мы будем знать, с кем ты встречаешься, что тебе привозят и что от тебя увозят. Мы будем ближе к тебе, чем маленькая chica, которую ты трахаешь, и от нас ты не отделаешься, как от хахаля этой сучки. Ты замарался, Рики, и я тебя засажу. Старость ты проведешь в тюряге строгого режима с такими же гангстерами. – Он вырвал из блокнота листочек, что-то написал на нем и засунул Мардеру в карман рубашки. – Это мой прямой номер. Если надоест заговаривать зубы и расхочется в тюрьму, звони. Аста ла виста, урод.

С этими словами он взял папку и вышел. Варела нагнулся и разомкнул наручники, затем придержал для Мардера дверь. Они снова двинулись по залитому светом коридору. Полицейский остановился перед дверью без всяких табличек и постучал.

Открыл Гил. Мексиканцы перебросились парой слов, но говорили так тихо, что ничего было не разобрать. Потом Гил исчез в комнате, и Мардер успел заметить, что полицейский там не один. С ним был молодой человек в шелковистом бежевом костюме и белой водолазке с золотым кулоном на цепочке. Такое лицо забыть непросто, и Мардер его уже видел – в замечательном оптическом прицеле своей винтовки. Незнакомец был среди людей, которые повыскакивали из машин, подбитых Скелли на насыпи; Мардер еще принял его за главного.

Гил вернулся и вручил Мардеру пакет с его вещами. Из пакета пахло горелым. Он осмотрел свой сотовый телефон, понюхал его. По всей видимости, мобильник с полминуты продержали в микроволновке, превратив его в бесполезный сувенир.

– Можешь идти, – сказал Варела.

– Ну и как я должен добираться домой?

Полицейский пожал плечами.

– Вызови такси. У тебя сотовый есть.

– Он неисправен.

– Тогда звони по городскому. В конце улицы есть таксофон. Главное, вали отсюда.

И он указал на дверь.

Мардер покинул офис и спустился по лестнице, но на последней площадке помедлил. Выключив свет, он приотворил стальную дверь, присел на корточки и выглянул наружу. Машина, на которой его привезли, стояла там же, где и раньше. Он улегся на пол, очень медленно толкнул дверь и, протиснувшись в щель, постарался как можно тише закрыть ее за собой. Щелчок, с которым она встала на место, показался ему громче выстрела. Мардер по-пластунски сполз с крыльца и присел в его тени, под прикрытием джипа.

С опаской высунувшись из-за переднего крыла, он разглядел у тротуара две машины – темный фургон и какой-то крупный седан. На них должен был падать свет уличного фонаря, но лампочка очень кстати перегорела. Со своей позиции Мардер видел только красный огонек сигареты, которую кто-то курил, привалившись к фургону. Очевидно, его планировали сцапать, когда он выйдет из здания и, ничего не подозревая, пустится на поиски мифического таксофона – как он наверняка и поступил бы, если бы не заметил в комнате с Гилом заправилу из Ла Фамилиа.

В этот момент Мардера словно озарило. Прежде он думал, что примирился со смертью, как минимум – с мистером Тенью, но теперь вдруг осознал: ему совсем, совсем не хочется, чтобы мясники из Ла Фамилиа заживо расчленили его, а туловище бросили посреди центральной площади, нацарапав вместо эпитафии неграмотные каракули. Для начала, это оскорбляло его редакторский вкус, а еще больно ударило бы по его дочери и по общине, выросшей вокруг Каса-Фелис. «У меня есть причина жить, – подумал он, сам себе удивляясь, – ну или не умирать такой смертью, что, по сути, то же самое».

Сзади послышалось шарканье, потом ругань. Дверь распахнулась, и на площадку вышел какой-то человек – видимо, он споткнулся в темноте. Его лица Мардер не видел, но это наверняка был парень, сидевший наверху с Гилом. Скорее всего, он выходил в полной уверенности, что Мардера уже схватили и затащили в фургон люди, поджидавшие в засаде. Его фигура растворилась во мраке, и послышались разъяренные вопли.

Мардер сорвался с места – в надежде, что в этой суматохе его не услышат. Пригнувшись как можно ниже, он проскользнул вдоль стены к углу здания. Налево уходил тупик, завершавшийся воротами для разгрузки товаров, направо – улица, и это был единственный путь. При определенном везении они сюда не посмотрят. Машины стояли носами в другую сторону; чтобы преследовать его на колесах, им придется помучиться с разворотами на узкой улочке. Если удастся прошмыгнуть незамеченным, то он будет держаться в тени и свернет в первый же переулок. В конце концов ему попадется таксофон или какое-нибудь круглосуточное заведение.

Он сделал несколько глубоких вдохов, бросился через улицу – и тут же выдал себя. Раздался крик, зарычал мощный двигатель. Мардер достиг противоположной стороны и побежал неуклюжей рысью; увы, бегал он всегда неважно. Как и его дочь, он был скорее пловец. И все же он старался контролировать дыхание и двигаться ровнее.

Пробежав короткую улочку до конца, Мардер кинулся направо. Это был деловой район, средоточие ремонтных мастерских, заводиков и невзрачных офисных зданий. Все они закрылись на ночь. Фасады освещала скупая прерывистая цепочка фонарей. За Мардером гнались – видимо, кого-то отправили пешим ходом, чтобы не выпускать беглеца из виду. Без сомнения, преследователь был вооружен, а значит, шансов у Мардера не оставалось.

Топот слышался все ближе, и Мардер рискнул оглянуться. Бандит был ярдах в десяти от него – мужчина в белой футболке и темных штанах, моложе его лет на двадцать и резвый, как олень. Мардер поднажал, но было ясно, что при желании преследователь настигнет его в любую секунду; вероятно, ему велели не подходить вплотную, пока не подоспеет фургон. Беглеца хотели взять живым.

Мардер все бежал и бежал. Дыхание стало рваным, воздух обжигал грудь. Сзади донесся визг шин – из-за угла вывернула машина; перед ним в свете фар лихорадочно метались тени двух бегущих людей. Завидев справа проулок, Мардер со всех ног кинулся к нему. Быть может, там попадется незапертая дверь или какое-нибудь оружие – старый молоток, доска, пусть даже бутылка. Тогда перед смертью он поборется и не даст заколоть себя, как визжащую свинью.

Едва Мардер нырнул в проулок, как послышался неожиданный звук – автоматная очередь, а сразу следом грохот, с каким большая машина врезается в неподвижную преграду. Он замер в темноте. С улицы донесся рев легковушки или грузовика, затем опять пальба – пистолет, еще одна очередь из автомата. Мардер осторожно подобрался к выходу из проулка и выглянул за угол. Фургон врезался в столб, из салона валили дым и пар. Посреди улицы лежал его преследователь, белая футболка почернела от крови. Рядом стоял пикап, в кузов которого набилось полдюжины мужчин с автоматами, в числе которых был Скелли.

Мардер на ватных ногах побрел к нему, надсадно дыша, дрожа от пережитого ужаса. Скелли нагнулся и помог ему перебраться через опущенный бортик. Один из мексиканцев постучал по крыше пикапа прикладом, и машина тронулась.

Когда Мардер наконец перевел дух, Скелли поинтересовался, как он.

– Цел. Гадство! Я слишком стар для этого дерьма, понимаешь? Бегаю ни к черту.

– Зато умеешь стрелять, – возразил его друг. – Если стрелять достаточно метко, то и бегать не придется.

– Погоди-ка, сейчас запишу. Включу в сборник афоризмов и мудрых слов Патрика Ф. Скелли, ищите во всех магазинах. Как, черт возьми, вы меня нашли?

– Да известно как – наши тамплиеры следовали за тобой и этими federales от самого дома. Когда тебя высадили, Рейес мне позвонил и выслал пикап. Увидев, что тебя подкарауливают, мы решили не высовываться и понаблюдать. Думали, придется вытаскивать тебя из фургона, но тут ты дал деру, а остальное уже история. Для тебя даже как-то слишком умно. Как ты догадался, что тебя поджидают?

Мардер рассказал, что видел через оптический прицел, и описал внешность мужчины.

– Судя по всему, это Куэльо-младший, Эль Кочинильо. Да ты у нас важная шишка, шеф, раз сам Numero Dos взялся за дело. Обычно он поручает такое другим.

– Весьма польщен. Но как ты понял, что federales сдадут меня Ла Фамилиа?

– Ну, Гил и Варела давно у Куэльо на жалованье, это всем известно.

Мардер помотал головой.

– Нет, тут дело сложнее. Там, в здании, был еще парень из УБН. Он меня допрашивал, главным образом интересовался тобой. Думает, мы хотим организовать свой собственный картель.

– Да, нехорошо. Допрос был с пристрастием?

– Отчасти. В основном он пытался внушить мне, что все обо всех знает и теперь возьмется за нас по-настоящему, вместе с этой его бандой ручных federales. Я хотел намекнуть, что он впустую тратит время, но воздержался.

– И правильно, но организовать картель будет трудновато, если нам станут дышать в спину. Надо полагать, прямых действий ты не одобришь?

– Кокнуть его предлагаешь?

– Вроде того.

– Скелли, даже если забыть про факт, что мы, вообще-то, не кокаем людей, если те в нас не стреляют, на убийство агента УБН отреагируют жестко – пришлют ударную группу в сорок человек плюс десять вертолетов и легкий авианосец. Надо подумать, как еще можно его отвадить.

– В таком случае я открыт для любых предложений. Как этого козла зовут, кстати?

– Он не представился, – сказал Мардер. – Встреча прошла не совсем так, как требует этикет. Опять же, кстати, – что ты имел в виду под организацией картеля?

Проигнорировав его, Скелли обратился к одному из мексиканцев:

– Крусельяс, как зовут того парня из УБН, который работает с Гилом, Варелой и прочими?

Даже в темноте Мардер узнал одного из типов, явившихся к нему с угрозами вскоре после приезда в Каса-Фелис. Другой, Томас Гаско, тоже был здесь и сверлил его взглядом.

– Уоррен Элсоп, – ответил Крусельяс.

– Благодарю, – произнес Мардер и еще раз спросил Скелли: – Так что там насчет картеля?

– Да я ведь уже объяснял тебе. Помимо оружия нам надо подвезти тамплиерам немного товара. Это часть уговора.

– Нельзя. Я думал, что достаточно ясно выразился.

– Не волнуйся, Мардер. Ты будешь чист как младенец. Сможешь все отрицать.

– Не хочу я ничего отрицать. Хочу, чтобы этого не произошло.

– Слушай, тебя только что спасли или нет? Если б эти ребята не выполняли свою работу, сейчас бы тебе отпиливали что-нибудь жизненно необходимое. То, что мы им платим, – это так, мелочишка; даже на надбавку к месячной выручке не тянет. Их интересуют наркота и оружие. Надеюсь, этот сраный корабль не задержится. Он как раз уже должен подходить к Карденасу. Оп-па, что еще такое?

До этого пикап катил по прибрежной дороге на север от Ласаро-Карденаса, направляясь в сторону Исла-де-лос-Пахарос и дома, но у перекрестка с 37-м шоссе сбросил скорость и остановился на обочине. Крусельяс ткнул Скелли дулом в бок, а сидевший напротив тип обезоружил его. Трое остальных нацелили на американцев автоматы. В темноте заблестели зубы: мексиканцы улыбались.

Хлопнула дверца пикапа, появился Матео Рейес и опустил задний бортик.

– Что происходит, Рейес? – спросил Скелли.

– Планы изменились. Jefe беспокоится насчет обещанного оружия и товара.

– Черт, да я же говорил тебе, чувак, они вышли из Гонконга двадцать пять дней назад. Прибудут со дня на день.

– На транспортировку из Китая в Ласаро-Карденас обычно уходит двадцать три дня.

– Да ну? Это тебе не по автостраде прокатиться. Там ветра, течения и прочая хрень, и еще поломки случаются. Ждать уже недолго.

– Не сомневаюсь, но до тех пор вы побудете нашими гостями.

С этими словами он поднял бортик и вернулся в кабину.

Мардеру и Скелли связали руки кабельными стяжками, напялили им на головы мешки из-под муки, и машина помчалась по 37-му на север.

Мардер нагнулся к другу и проговорил:

– Хорошенькое дельце, однако.

– Ничего страшного, – отозвался Скелли. Его голос звучал приглушенно, но вполне разборчиво. – Так уж эти ребята ведут бизнес. Не переживай. В камеру нас не засадят. Поторчим у бассейна пару дней, в картишки порежемся, а потом придет корабль, и все будет в шоколаде. Ну и вообще, могло быть хуже.

– Это как?

– Ну, например… они могли похитить твою дочурку.

Наутро после ареста отца эта самая непохищенная дочурка наматывала круги по бассейну, надеясь, что изнурительная тренировка обеспечит выброс эндорфинов и поможет успокоить зудящие нервы, но все впустую. Естественно, она волновалась за отца, но скрежетать зубами и изрыгать проклятия ее вынуждало другое – то, как грубо обошелся с ней Скелли этой ночью. Когда он сообщил Стате, что Мардера арестовали за нападение на парня Лурдес, она наотрез отказалась с этим мириться и тотчас бросилась вон из комнаты, чтобы прекратить это безобразие. А Скелли схватил ее и удержал на месте. С ней такого не проделывали лет с шести – унизительное, оскорбительное ощущение. Она вопила как кошка, она исчерпала весь запас ругательств на двух языках, но все без толку. Скелли с презрительной легкостью удерживал ее фирменным спецназовским захватом, пока «Скорая» и полицейские не уехали. Теперь пропал и сам Скелли, бог знает куда, и она осталась одна… хотя нет, совсем наоборот; будь она одна, ее бы это устроило, но какое там. Все проблемы этого нелепого хозяйства легли на ее плечи.

А их долбаный бассейн был слишком коротким для нормального плавания – восемь метров в длину, это абсурд, только для детишек с надувными кругами годится. Выругавшись, она прервалась и выскользнула на берег, чтобы посидеть на кромке бассейна. Теперь Стата их видела: несмотря на усилия Ампаро, они стекались к границам террасы, как брошенные хозяином животные. Бедолаги были до смерти перепуганы. Солнце, озарявшее их жизнь последние несколько недель, сгинуло – кто знает, где оно? В лапах полиции, в черной дыре, и чего теперь им всем ждать? Вот что они хотели услышать от нее – ведь она Ла Сеньорита, может быть даже, новая patrona. А у нее не было ответов.

Впрочем, восемнадцать лет первоклассного американского образования сделали ее экспертом по части заговаривания зубов, так что Стата обтерлась, надела махровый халат и обратилась к собравшимся людям. Она сказала, что отец вышел на связь и с ним все нормально, что скоро он вернется и все останется как прежде. Отец дал им обещание, а он человек слова. Мексиканцы кивали, неуверенно улыбались. Людям хотелось верить ей, даже в этом краю no importa. И толпа стала расходиться. При этом некоторые женщины подходили и легонько дотрагивались до Статы, словно до скульптуры Богородицы Гваделупской в церкви.

К собственному удивлению и облегчению, она поняла, что это не вызывает у нее протеста. Тут не обошлось без матери: может быть, не прожитая матерью жизнь дала ростки в дочери, как семя, что долго дремало в непригодной почве, набухшее, колючее, жаждущее света, неудержимое. А может, Лоуренс и не ошибался насчет Мексики; может, хтонические силы все еще правили здесь, на некоем глубинном уровне, иначе как объяснить то, что произошло с ее отцом и что, по-видимому, происходило с ней самой? Конечно, Стата никогда не стыдилась своих мексиканских корней, но особо и не афишировала их. Это как ярлычок на изнанке блузки: отрывать не обязательно, но когда он вылезает наружу и начинает щекотать шею, заталкиваешь его обратно; такие ярлычки есть у каждого в американском обществе, помешанном на многообразии, с размытыми социальными границами, но в конечном счете они почти ничего не значат в сравнении с талантом, внешностью и деньгами.

И все же в ней было достаточно от американки, и она не могла сидеть сложа руки, ей нужно было действовать. Порывшись в сумке, Стата отыскала визитку майора Наки. Она позвонила ему со своего мобильника, теперь полностью работоспособного (все пять делений!), и майор ответил таким приветливым тоном, что сразу стало понятно – звонок ему не в тягость. Тогда она рассказала о ночных событиях, умолчав лишь о том, кто стрелял на самом деле. Важно одно: Ричарда Мардера забрали federales, и ей надо было знать, что с ним.

Нака выслушал ее, не задавая раздражающих вопросов, пообещал разобраться и перезвонить ей, как только что-нибудь выяснит.

В ожидании Стата включила ноутбук и немного поиграла в солитер, залезла на свои странички в Facebook и LinkedIn, но многочисленных друзей решила не извещать («Прикиньте, мой папуля шлепнул мексиканского бандита, и его арестовали федералы!!!! Ржунимагу!»).

Зазвонил телефон. Майор Нака отчитался, что federales отпустили ее отца той же ночью, сразу после допроса. Обвинений выдвигать не стали и дела пока не завели.

– Но привлекать его никто и не будет, – добавил майор. – Уж не за то, что он пристрелил отморозка, который с ножом полез на девушку. Это, вообще-то, услуга обществу.

– Замечательно, но где же он тогда? – спросила Стата.

– Наши осведомители видели тамплиеров в районе, где его выпустили из-под стражи. Там же ночью случилась небольшая перестрелка. Нескольких членов Ла Фамилиа изрешетили прямо в машине.

– То есть он у тамплиеров?

– Похоже на то. Если их сделка с вашим отцом до сих пор в силе, то с ним все должно быть хорошо.

– А если нет?

– Тогда не знаю, что и сказать. Очень хотел бы выслать солдат, чтобы помочь с поисками, но у нас в самом разгаре операция, и я не вправе отлучиться. Я попрошу наших осведомителей, чтобы были начеку, но боюсь, пока больше ничего не могу сделать. Искренне сожалею, сеньорита Мардер.

Она поблагодарила его за информацию, сказала, что понимает его и что сама наведет кое-какие справки. Лурдес согласилась отвлечь единственного тамплиера у насыпи, и Стата тихонько провела мотоцикл мимо автомобиля, в котором совершалось действо отвлечения. А потом направилась к единственному тамплиеру, который хотя бы теоретически мог ее просветить: к своему дяде, Анхелю д’Арьесу.