Однажды на заседание штаба Костя Лепилин пришел с невысоким сухоньким старичком. Косматые седые брови старика воинственно торчали, и поэтому особенно неожиданно выглядели глаза, поблескивающие неукротимой молодостью и задором. В глубокие борозды морщин на его лице въелась давнишняя металлическая пыль.

— Познакомьтесь, — представил нам старика Лепилин, — мой дед, Михаил Иванович...

— Здравствуйте, молодые люди.

Бросив на каждого из нас быстрый, но цепкий, как бы проверяющий взгляд, Михаил Иванович сел за стол и провел ладонью по сухим губам. Ладонь у него была маленькая, но на вид крепкая и тоже пропитанная синеватым металлом.

— В комсомол таких, как я, принимаете? — спросил он, улыбнувшись. — Или, на ваш взгляд, уже устарел?

— Принимаем, — почему-то басом за всех ответила Нина.

То ли над этим басом, то ли от вопроса Костиного деда все весело рассмеялись. Нам сразу понравился Костин старик.

— Ну вот что, комса, — уже серьезно сказал Михаил Иванович, — я к вам по делу. Вступать в комсомол мне, и верно, уже поздновато. А вот помочь вам в работе я еще могу. Дело вот какое.

Коротко, но обстоятельно Михаил Иванович рассказал, что после жалоб Кости на то, что нам зачастую бывает трудновато решать сложные жизненные вопросы, с которыми мы неожиданно сталкиваемся в патруле, он однажды в райкоме партии завел об этом беседу с секретарем. Выслушав Михаила Ивановича, секретарь райкома обещал подумать. А на днях он вызвал старика Лепилина к себе и попросил по мере сил и возможности помочь комсомольскому патрулю.

— Будь у них как бы политкомиссаром, — сказал он, — дела они делают большие, легко и ошибиться. Молодежь, горячка, сами такие были.

Так Михаил Иванович Лепилин снова стал комсомольцем.

Обычно он не вмешивался в текущую работу штаба, сидел в стороне в мягком кресле. На первый взгляд даже могло показаться, что он совсем равнодушен к тому, что происходит вокруг. Но так только казалось.

Мы очень скоро почувствовали, что с его приходом работать стало легче. Не могу сказать, как это он делал. Говорил он немного, и когда мы в жарких спорах между собой обращались к нему за поддержкой, он чаще всего отмалчивался. Но удивительно: каждый из нас теперь мог твердо сказать, правильно он поступил в том или ином случае или неправильно. Очень быстро Михаил Иванович стал совестью нашего комсомольского штаба. Но иногда он очень резко высказывал свое мнение.

Несколько раз случалось и так, что я, убежденный в своей правоте, не соглашался с мнением Михаила Ивановича. Надо признаться, что потом рано или поздно мне приходилось краснеть за свое упрямство.

Один из таких случаев произошел после ареста Волкова. Следствие по его делу заканчивалось, и мы думали, что больше нам ничто не напомнит о его шайке. Но вышло иначе.

Все началось со спора о том, нужно ли привлекать школьников к участию в рейдах комсомольского патруля. Я был уверен, что не нужно. Соображения мои были таковы: участники рейда нередко сталкиваются с позорными, возмутительными явлениями жизни. Нужно ли, чтобы школьники, совсем еще молодые комсомольцы, видели все эти безобразия? Я считал, что не нужно.

#img_31.jpg

Михаил Иванович твердо сказал, что я заблуждаюсь. Но все же наперекор ему я запретил членам штаба брать школьников в рейды. Это была моя первая ссора со штабом, потому что все ребята были на его стороне, а я против. Она меня многому научила, эта ссора, потому что, хотя я и сделал по-своему, но очутился в положении того поручика из старой побасенки, который один идет в ногу, а вся рота не в ногу. Очень смешной, а иногда и трагический образ.