— И что они забыли в «черной бороде»? Там ничего нет!

Адмирал смотрел на разведчика раздраженно и требовательно.

— Выясняем, — невозмутимо сказал офицер.

— И почему под ногами валяются обломки?!

— Русские десантники, сэр.

— Знаю, я их видел сам! Я спрашиваю, как они попали внутрь самого защищенного корабля Пятого флота? Как, Буковски?

— Я не Буковски, сэр.

— Ах да, — опомнился адмирал. — Буковски, кажется, вот это пятно на полу… или вон то? А, неважно. А важно то, что вот как надо воевать, ты, не знаю кто! Русские подготовили десантно-штурмовые капсулы, которые лазером не пробить, устроили нам ловушку, а ваша хваленая резидентура, как говаривают русские, ни сном, ни духом!

— Если б не наша резидентура, матку сожгли бы лазерными батареями.

— Верно, — признал неохотно адмирал. — Молодец, Буковски.

— Я не Буковски, сэр.

— Да? Разведчик, дылда здоровенная… ах да, он же был капитаном, а ты, не знаю, как тебя там… хм, тоже капитан. В разведотделе что, кроме капитанов, никого нет?

— Скорее, кроме капитанов, никто не работает.

Адмирал вскинулся и пристально уставился в невозмутимое лицо разведчика.

— Генрих Тирпиц? — наконец пробормотал старик. — Что ж… Буковски был прекрасным солдатом. Здоровенным, исполнительным, профессиональным. Не посрами его памяти.

— Буковски недооценил «тринадцатого», сэр. Это не делает ему чести.

— А ты, как там тебя, оценил правильно, да? — язвительно отозвался адмирал. — Сынок… «тринадцатого» недооценил даже я! Я! Его — и амазонок!

— Амазонки — прелестные! — скупо улыбнулся разведчик. — Я работал с ними в фильтрационном центре на Клондайке до перевода к вам. С красивыми женщинами приятно работать. Да, и я — не сынок. Сэр.

— Не связывайся с красивыми женщинами, сынок, — угрюмо пробормотал адмирал. — Не обманывай себя надеждой, что кто-то полюбит твои морщины, твою раздражительность, ворчливость и старческую хромоту. А то получишь… вот это. Без подробных сведений об устройстве матки ее не захватить и не поломать так качественно даже русским.

И адмирал кивком указал на обломки в коридоре, парамедиков, деловито уносящих трупы, рваные проломы тут и там…

— Не наша вина! — твердо сказал капитан. — Насчет Лючии Овехуна у контрразведки были определенные подозрения, но вы, сэр, не соизволили прислушаться к советам… и чересчур распускали язык в спальне. А к материальным носителям секретов мы ее не подпустили.

— Генрих, — устало сказал адмирал. — Прекрати. Я стар, мне поздно меняться. Всю жизнь был откровенен с подчиненными, таким и останусь. А вы ограждайте меня от шпионов, ограждайте, это ваша работа! Только не так, как это делал дуболом из контрразведки, не помню, как его там. Представляешь, он намекнул, что увлечение юными красотками-пилотессами в моем возрасте как бы поздновато уже! То есть отодвинуться и юных красоток — ему?! Ну я и… расстрелял его немножко. Не повторяй чужих ошибок. Сынок.

— Сэр, вы не расстреляли. Вы сломали ему челюсть, ребра и разбили голову об стену, несмотря на отчаянное и очень профессиональное сопротивление. После чего он умер. Но не расстреляли. Офицеры восхищены вашей принципиальной позицией.

— Какая разница? — отмахнулся адмирал. — К делу, фон Тирпиц. Где «тринадцатый»? И кто он, в конце, концов?!

— Кто — пока не выяснили, — невозмутимо сказал разведчик. — Но где — знаем точно. Он с бунтовщиками в «черной бороде». По показаниям оставшихся в живых пилотов, «тринадцатый» прикрывал отход бунтовщиков. Да, и пилоты ошеломлены его эффективностью, сэр. Те, кто остался в живых.

— Не ошеломлены они, а перетрусили до недержания! — буркнул адмирал. — Я сам перетрусил. Но это не важно, а важно то, что «тринадцатый» ушел из пространства боя. Ведь он же ушел, сынок? Значит, никто нам не помешает добить центральную базу космофлота русских. Не получилось уничтожить русского медведя, так поломаем его берлогу. Мне нужно, чтоб русские спали. Сможете?

— Сэр, мы разгромлены! — напомнил недоуменно офицер. — Флагман огневой поддержки потерян, матку разломали так, как это умеют только русские! Оставшиеся в живых пилоты боятся идти в бой!

— Ерунда! — раздраженно сказал адмирал. — У нас на подходе крыло кораблей огневой поддержки! Сил хватит! Главное, чтоб русские спали! Чтоб чертов русский «тринадцатый» сидел в «черной бороде» и не высовывался!

— Русские будут спать, сэр. Капитан Буковски оставил неплохие наработки в этом направлении.

— Вот и занимайтесь своим делом. А я займусь своим.

И адмирал захромал прочь.

— Сэр, прикажете ликвидировать Лючию Овехуна? — окликнул его разведчик.

Старик неохотно остановился.

— Если это необходимо.

— Наоборот, нам лучше сохранить ей жизнь, сэр. Дело в том, что… она ни с кем не вступала в близкий контакт, пока была с вами. Хотя с информативной точки зрения начальник штаба был бы ей более полезен. Он моложе, чем вы, гораздо симпатичней — и бабник. Легкая добыча для шпионки. Мы ждали от нее соответствующего шага в нужную постель. Однако она… получается, она хранила вам верность. Она испытывает к вам сильное чувство, сэр. И в нужный момент мы это используем.

— Лучше подумайте, кто такой «тринадцатый», и что, черт его подери, ему нужно в «черной бороде»! — бросил адмирал и ушел.

Могло ли зародиться что-то подобное новой вере у европейцев? Вряд ли. Им это не требовалось, потому что и так все было. Опять же, качество человеческого материала. Вот Генрих фон Тирпиц, вроде бы сильная личность и настоящий специалист — но не хороший человек, а это главное. Палач и садист хорошим человеком быть не может, как бы ни убеждали в обратном историки всех времен, обеляя и возвеличивая известных всем государственных деятелей.

Я — знаю.