— Шли бы вы командовать бунтом, а, товарищ младший лейтенант? — буркнул старшина. — Драпать пора. А то уничтожат нас тут одним ударом. Что-то у меня нутро свербит…

— Не желаете показывать, как именно вы ремонтируете «семерку»? — понимающе прищурился офицер. — А придется.

Старшина пожал плечами и вернулся к прерванной работе. Снял защитный сегмент с диска, выдернул блок какой-то электроники, нацепил на виски сенсоры тестеров и погрузился в изучение архитектуры. Наверно. А может, музыку слушал. Офицер с досадой переключил внимание на пилота.

— Ну ремонт, — проворчал пилот. — И что — ремонт? Это раньше был ремонт, во времена российского капитализма. Гайки крутили, клапана регулировали… романтика! А сейчас эпоха модулей! Вот несущая основа, вот модули. Выдернул испорченный, вставил исправный. Вот и весь ремонт, чего тут смотреть…

Не переставая ворчать, пилот с хряском выдрал что-то из диска, включил холодную сварку и полез внутрь конструкции. Стрелок перехватил взгляд офицера, ухмыльнулся и продолжил замену трассера на что-то непонятное. Что-то непонятное в нишу трассера не лезло, стрелок ругался, сверлил, варил, резал и, как показалось офицеру, даже клепал. Ну, по звуку было очень похоже, в фильмах именно так показывали.

— Как я вас ненавижу! — с тоской сказал офицер. — Дезертиры! Мне, чтоб спасти людей, любая информация о наших возможностях нужна больше, чем воздух! А вы секреты разводите, как горох в поле!

— Как что? — изумился стрелок.

— Как горох в стойле, — неуверенно поправился офицер.

Экипаж дружно заулыбался.

— Откуда мне знать про горох? — возмутился офицер. — Ну, говорят так! В фильме! Вам-то, конечно, все понятно! А я еще молодой!

— Вот и шел бы командовать! — буркнул старшина. — Горох в стойле…

— … хотя в чем-то товарищ император прав, — неожиданно сказал пилот и отложил манипулятор сварки. — Он действительно молодой император.

Старшина в сомнении посмотрел на извлеченный блок, но потом вздохнул и присел на диск. Стрелок охотно бросил бороться с непонятным устройством, и оно тут же вывалилось из ниши на бетон.

— Мы не знаем, как вам помочь, — серьезно сказал старшина. — Знали б — сказали бы сразу. А то, что мы делаем… это для спасения самих себя, если вдруг что. Ну, жить мы очень хочем, чего тут непонятного? А вдруг снова под хорды крейсера придется лезть? Или через защиту Клондайка прорываться…

— Через защиту не сможем! — категорично вставил пилот. — И не надейтесь!

— Но кое-что вам действительно стоит знать, — спокойно продолжил старшина. — Вдруг в академии это не преподавали. Дело в том, что война… она изменилась совсем недавно.

— Перешла в активную фазу, с большими потерями личного состава, — кивнул офицер.

— При чем тут активная фаза? — поморщился старшина. — Просто… вот давно, в эпоху российского капитализма, ударной силой были танки с артиллерией. А потом авиация их задавила. И кто ставил на наземные средства — проигрывал.

— Но тогда существовали зенитные системы! — воспротивился офицер.

— Задавила! — отрезал старшина. — При прочих равных самолет несоизмеримо быстрее и дальнобойнее. Потом случился Фридман с товарищами…

— Были товарищи? — вырвалось у офицера.

— Были, более того, Фридман играл вовсе не основную роль, просто ловко воспользовался результатом… но это не важно, а важно то, что гравитационные преобразователи неустойчиво работают вблизи массивных тел. На Земле вообще сбоят, а на орбите чем дальше, тем лучше. Идеально работают в межзвездном пространстве, да кому б она была нужна, эта пустота… И сразу вперед вырвались державы, способные на обычных ракетоносителях вывести в космос производства. Мы, америкосы, европейцы, индусы, ханьцы. Ну и, как принято у цивилизованных народов, тут же передрались за главное богатство ближнего космоса, за астероидные скопления. Планеты оказались никому не нужны, на них не спуститься. Первая звездная война, вторая и потом вроде как мир, но крови больше. Первая звездная вся в фильмы вошла, уж очень она фотогеничная оказалась: крейсера и клиперы, дредноуты, авианосцы, штурмовики и рейдеры, космические крепости, мониторы, лазерные платформы… флоты, фронты, линии обороны, лихие десанты, глубокие рейды… Результат оказался предсказуемым: никто не победил. Выдохлись, растратили ресурсы, разбили друг другу производства и откатились чуть ли не на уровень аутсайдеров космоса вроде японцев. Крейсер — он дорогой, падла, а гробился одной атакой ракетоносцев. Так что вторая звездная получилась совершенно иной. На смену разнообразию пришли однотипные, дешевые, простые до примитивизма истребители. И, конечно, матки, несущие их. Они и вместо авианосцев, и как ремонтные базы, и склады, и место отдыха и постоянного проживания личного состава. Большая масса обеспечивает матке стабильность экранов Фридмана, то есть защиту от лазеров — и она же ограничивает скорость и маневренность пределом того же Фридмана. Так что военные задачи решают исключительно истребители…

— А европейские корабли огневой поддержки? — возразил офицер. — Тот же «Локи», он не матка и не истребитель. И есть корабли боевого управления, наши «Косатки», например, или европейские флагшипы. Тральщики есть. И лазерные платформы остались…

— Только матки и истребители, — покачал головой старшина. — «Локи» — та же матка, только поменьше. «Локи» — ремонтная база, космодром и казарма, но не воин. Не случайно мы его так легко захватили. Еще за грузовиками он может гоняться, но истребитель ему не догнать, особенно на маневре — что мы недавно и доказали с «Одином». Тральщик вообще не боевой корабль, это вспомогательный специализированный флот, а лазерные платформы… пока что есть, но скоро не будет. Рудимент первой звездной, вот что они такое. Они крайне уязвимы сейчас. Одна постановка помех — и ослепшую платформу покрошит любой истребитель. Собственно, с постановщиками помех мы подошли к современной войне, к новому ее виду. Космос — это скорость, это расстояния, это мрак. Без радаров, без средств ориентации, без сканирования пространства, без связи космические корабли мало что могут сделать. Да что там мало — вообще ничего не могут! И средства подавления электроники — и соответственно средства защиты от подавления! — потихоньку, незаметно выдвинулись на первый план. Зрячий всегда победит слепого, как бы ни был силен слепой. Понятно?

— Олл-аут, — пробормотал офицер.

— Олл-аут, — усмехнулся старшина. — Он, проклятый. Но не только он. Еще и защита от него. Кто видит, тот владеет космосом, вот какое сейчас положение вещей, которое не все осознали. И кто-то по-прежнему ставит на маневренность истребителей да несокрушимость маток — и проигрывает. Понятно, о чем я? Вот… можете использовать это при планировании операции. Если мы действительно идем на Клондайк.

— Ах как помогли! — не удержался от язвительности офицер. — Связь даже теоретически не защитить от олл-аут, разовые комплекты — они и есть разовые, на весь бой не напасешься! И средства контроля пространства примерно одинаковы у всех сторон, потому что отражают современное состояние мировой науки!

Старшина сожалеюще развел руками, мол, не оценил помощь, не наша проблема. Стрелок разулыбался, пилот скорчил недовольную рожу, вроде как он предупреждал, что вот этот — не поймет ценности информации.

— У «тринадцатого», наверно, исключительное зрение? — вдруг спросил офицер.

— «Тринадцатого» не существует. Но, чтоб побеждать, «тринадцатый» должен видеть намного лучше других, — буркнул старшина. — Видеть и слышать. Но чтоб его самого при этом никто ни сном, ни духом, как говаривал герой фильма «Россия, вперед!». Чем мы, собственно, сейчас и занимаемся. А кое-кто нам мешает.

— То есть, — начал догадываться офицер, — Олег сейчас снимает облегченные трассеры, чтоб в освободившиеся ниши поставить… что?

— Спецоборудование, — признался стрелок. — Такая штучка для… в общем, штучка. Вы не поймете, но вам понравится. Только она не лезет. Не совмещается, дрянь. Но мы ее сейчас подпилим, подрежем и кувалдой ее, кувалдой, как принято у нас, русских…

— Снимаем, что устарело для боя, ставим средства защиты от лазеров, системы невидимости, то-се, всякую хрень! — проворчал пилот и снова взялся за манипулятор холодной сварки. — Конструкторы — уроды! Если уж слизали базу задарма у европейцев, то могли б в оставшееся время улучшить системы РЭБ? Работай теперь за них… уроды…

Последнее слово донеслось уже из внутренностей диска.

— Как вам должна осточертеть война, — тихо пробормотал офицер. — Вы же участвовали во всех, начиная с первой звездной. Горели в крейсерах, высаживались с десантами, дрались в обороне крепостей, у вас военного опыта больше, чем у всех ныне живущих — и все равно вы проигрывали, проигрывали все вместе с Россией… но почему-то не сбежали ни к европейцам, ни к америкосам. Хотя наверняка могли.

— Не болтайте лишнего, товарищ император! — непочтительно буркнул старшина. — Нас нет, мы умерли давно. И вообще не ваше это дело. Ваше дело — вон, Лючия третий раз мимо проходит. Наверняка что-то разведывательное желает сообщить… без свидетелей.

И огромной ладонью подтолкнул своего командира и лидера бунта в нужном направлении. Офицер поморщился, потер левую сторону груди и действительно пошел, но не вслед за стройной фигуркой испанки, а на шум в ремзоне.

В ремзоне происходило то, что и предполагалось: среди завалов битой техники сошлись грудь в грудь временный комендант «Локи» майор Быков и зампотех центральной базы космофлота генерал Кожевников. Два русских медведя в берлоге выясняли, кому в ней править. Группы поддержки угрюмо оценивали силы противника и пододвигались на убойную дистанцию. Офицеры-техники базы справедливо желали поквитаться с обнаглевшей десантурой, десантники справедливо готовились отстаивать свое право распоряжаться на «Локи». Офицер снова поморщился. Генерал Кожевников, чуть ли не единственный в руководстве, умел работать и работал, властной рукой правил гигантским организмом центральной базы космофлота. Опять же — в критический момент не побоялся взять командование на себя, вывел личный состав с минимумом потерь. Техники готовы были стоять за генерала насмерть. А десантники — за своего майора, не предавшего роту в бунте, прошедшего с ней огонь и смерть в драке с Пятым флотом. Офицер заметил притаившихся в коридорах бойцов в экзоскелетах. Что-то следовало делать, пока не полетели клочки по закоулочкам — в самом прямом смысле.

— Смирно! Равнение на императора! — прокатилась внезапно команда.

Офицер оглянулся — его полосатые телохранители невозмутимо торчали за спиной. Старшина-десантник еле заметно улыбался.

В наступившей тишине офицер прошел к месту действия. Внимательно оглядел красного от злости майора, бледного от ярости генерала. Что-то следовало делать.

— Товарищ майор, господин генерал. Реальность такова: вы, товарищ майор, никогда не сможете эффективно руководить столь сложным организмом, как «Локи» — просто в силу отсутствия специальных знаний и управленческого опыта. Вы, господин генерал, никогда не сможете занять руководящую позицию в иерархии восставших — вы из высшего руководства российского космофлота и причастны ко всем творящимся там мерзостям. От немедленного расстрела вас отделяет всего один шаг. Этот шаг — уважение мое и ваших подчиненных. Не теряйте его.

Генерал выпятил челюсть и попробовал шагнуть вперед — но наткнулся на дульный срез «Шмеля» одного из телохранителей. Как показалось офицеру, очень болезненно наткнулся. Десантники не собирались церемониться с представителем генералитета.

— Бригада спецназ «Внуки Даждь-бога» уходит в глубокий рейд, — продолжил офицер, невозмутимо глядя на злые лица собравшихся. — Все желающие биться за будущее России поступают в распоряжение временного коменданта «Локи». Остальных прошу проследовать обратно в спас-модуль. Приводные маяки будут транслировать ваш эс-оу-эл на всю мощность. Надеюсь, спасатели российского космофлота обнаружат вас раньше, чем европейцы. Товарищ майор, подготовьте службы корабля к работе в невесомости, последнюю треть полета гравитационные преобразователи будут заглушены…

— Вы идиоты? — не сдержался генерал. — Корабли огневой поддержки не приспособлены к эксплуатации в невесомости, это вам не элементары!

— У нас нет выбора, — пожал плечами офицер. — Будем приспосабливать. Поэтому я и прошу вас, господин генерал, помочь своими знаниями и опытом коменданту «Локи». В качестве нештатного консультанта. Только на время рейда. Если да — вам будет обеспечена охрана в целях личной безопасности. Если нет — можете немедленно проследовать в спас-модуль. Под той же охраной. Товарищ майор, распорядитесь. Кораблю двухчасовая готовность.

Офицер развернулся и спокойно отправился в пилотажную. Где-то там, как помнится, он видел неплохое навигационное оборудование…

Его скрутило в лифте. Сердце хватануло так, что слезы полились из глаз. А нечего было держать одной волей толпу разгоряченных самцов. Но — ничего страшного, и не такое бывало. Сердце-то здоровое.

Он отдышался. Вышел с помощью телохранителей из лифтовой кабины, доплелся до пилотажной… и встретился с пилотом. Сергей Стрежевой сидел в компенсаторе первого пилота и брюзгливо разглядывал панель управления.

— Все слышал, сделаешь? — поинтересовался офицер.

— Подумаешь, невесомость, — проворчал пилот. — Подумаешь, по инерционной через межзвездное пространство. Никто не может, но нам все пофиг. Мы же русские, ребята плечистые, языкатые да речистые… Хотя мысль правильная. Если по инерционной, то расходников точно хватит. Я-то сделаю. А курс кто проложит? У этого оборудования знаешь какая погрешность? А корректировать и нечем, и не по чему. И как я понимаю, на заключительном этапе еще и смертельно опасно, да?

— Вышел один раз на базу, выйду и на Клондайк, — прошептал офицер. — У меня выбора нет. Вот прицелюсь хорошенько и…

— «Локи» к невесомости не приспособлен! — предупредил пилот. — В гидроузлах земные унитазы стоят. Как поплывет дерьмо, то-то веселья будет горничным!

— Если б это была единственная проблема! — вздохнул офицер. — Не поплывет. У зеленой зоны есть собственная гравитационная установка, она захватывает весь жилой сектор. Ну, почти весь… стоп. Каким горничным?!

— Европейским горничным, — равнодушно сообщил пилот. — Их много тут. Маются от безделья. Можно было запереть на складе отработанных расходников, чтоб не маялись и получали свою дозу облучения, или допустить к привычной работе. Мы решили, пусть работают, девочки профессиональные, им без разницы, кому постельное белье менять. Не в них дело, а в вас, товарищ младший лейтенант. Вы знаете, кто мы. Или догадываетесь. А вот кто вы, мы не знаем. Уже не знаем. А надо бы знать. Судьба «Локи» в ваших руках. Это не «семерку» на базу вывести, когда и опорных точек до черта, и расстояние несерьезное, и три специалиста за спиной контролируют…

— Ах, так вы разбираетесь в астронавигации?! — возмутился офицер. — И не признались? Чтоб я, как дурак…

— … это задача, например, нам уже не по силам, — спокойно продолжил пилот. — Но вы на что-то рассчитываете. Если на удачу — мы вас отстраним от командования немедленно. Если на помощь Даждь-бога — еще и запрем в медицинский бокс для тронутых психушкой. Если решение стартовать было всего лишь способом погасить конфликт между десантурой и спецами с центральной базы…

— Похлопаете одобрительно по плечу и дадите должность заместителя коменданта по работе с личным составом? — неприятно усмехнулся офицер. — Что-то вы разговорились, товарищ сержант. Значит, старт «Локи». Есть определенная скорость принятия штабных решений в российском космофлоте. Есть — в группах заговорщиков. У европейцев — своя скорость реагирования на изменение оперативной обстановки. Конкретно у Штерна — своя, он псих и гений. Плюс надо учесть текущее расположение и время подлета сил, способных справиться с «Локи». Еще дождаться результатов одной операции прикрытия, о которой вам, товарищ сержант, знать не обязательно. Еще — получить агентурные данные о европейских силах у Клондайка. Учесть уровень овладения трофейной техникой летным составом. Дождаться подкреплений с вполне определенными специалистами, без которых рейд невозможен. Уговорить техсостав центральной базы примкнуть к нам, без них рейд тоже невозможен. Стычка нашего коменданта с генералом Кожевниковым в этом раскладе — всего лишь один досадный момент, ни на что не влияет. Если б не операция прикрытия нашей разведки — нас бы покрошили двое суток назад. Если не стартуем немедленно — покрошат менее чем через вахту. А раньше стартовать не получалось — техники были не готовы. Понятно?

— Понятно — за исключением того, кто вы такой, — угрюмо сказал пилот. — Понятно, что офицер особой службы империи — но вот кто еще?

Офицер мстительно усмехнулся и погрузился в расчеты. Признаваться в том, что он вовсе никакой не офицер особой службы, что такой службы вообще не существует в природе, он не стал бы даже под пытками. Ну, он полагал, что не стал бы. На пыточном столике ему действительно еще не приходилось бывать. Пилот, не дожидаясь команд, принялся выводить корабль на разгонную.

— Я хорошо готовился к вопросам, Сергей, — пробормотал офицер, не отрываясь от приборов. — Очень вы меня заинтересовали. Я понял, что вы владеете чем-то. И это не приборы. Приборы не сохранить при вашем образе жизни. Это что-то ваше, личное.

— Магии не существует, — напряженно сказал пилот. — И не надейтесь. И для бога во вселенной места нет, понятно?

— Зато были забавные эксперименты… — офицер щелкнул пальцами и удовлетворенно вывел данные для первичной ориентации корабля. — Давно… но вы тогда уже жили, как я понимаю, и могли знать… Испытуемые меняли усилием воли параметры деятельности организма, вроде бы не поддающиеся сознательному контролю. При наличии обратной связи — меняли запросто. Давление, пульс, состав крови, еще что-то. И вроде бы начинали слышать в нечеловеческих диапазонах. Человек, как выяснилось, как-то ощущает излучения. Только не осознает. Обратная связь помогает быстро выделить… даже не знаю, как это назвать. Вибрацию, что ли? Воздействие, вот. Выделить и вывести на сознательный уровень. Там много интересного открылось, пока не засекретили. Человеческий организм — такое тонкое устройство, куда до него нашим фазированным решеткам… Вот я и подумал — с обратной связью сейчас проблем нет, соответствующей техникой любой кокон виртуальной реальности напичкан. Мотивированный долгожитель такие свойства себе натренировать может, что фантазии не хватит вообразить…

Пилот внимательно слушал, даже прекратил маневры. Офицер нетерпеливо указал ему на координатную таблицу, мол, работай давай.

— И не только подумал, но и попробовал, — рассеянно продолжил офицер. — Я же родился и вырос в космосе. Мне космические излучения — родные. Я неполадки систем жизнеобеспечения, например, шестым чувством беру. Кто вырос в космосе — все такие чуткие, ибо жить хочется. Может, поэтому у меня получилось легко и быстро? Я смог почувствовать захват систем наведения «Одина»… но кое-кто почувствовал раньше. Отсюда очень интересные выводы напрашиваются…

Офицер оторвался от расчетов и жестко глянул на пилота.

— Я чувствую космос. А ты — лучше. Наши организмы — самые точные приборы во Вселенной. Вдвоем мы выведем «Локи» на приводные маяки Клондайка — или погибнем. Понятно?

Пилот поерзал под его взглядом. Потом вздохнул и достал из-за компенсатора что-то, напоминающее противолазерный щиток.

— Чувствовать недостаточно, чтоб провести корабль, — очень неохотно сообщил пилот. — Вот… это сделал Борух. Очки для слабовидящих в некотором роде. Мне они мало помогают, и я действительно не смогу провести «Локи». Но вы попробуйте. Вдруг астронавигация — ваш талант?

Офицер покрутил в руках щиток. Примерился, надел… и вздрогнул, словно заглянул в бездну.

— Мы предполагали, что нам потребуется, — словно издалека донесся до него голос пилота. — Что-то, переводящее неосознаваемые ощущения в цифровую форму. Дающее картину окружающего пространства, какое оно есть. Делали для своих нужд, а потом подумали — вы тоже свой в каком-то смысле…

Прибор ничего не улавливает сам, понял офицер. Улавливает его организм. А щиток просто снимает его ощущения и визуализирует. Но как поразительно это выглядит!

— Мы точно выведем «Локи» к Клондайку! — с воодушевлением сказал офицер. — Мне показалось, или я учуял через «черную бороду» приводные маяки европейцев?!

— Ну учуяли, ну выведем, — проворчал пилот. — Мы же русские, ребята плечистые… а там Седьмой флот. С ним как?

Офицер облегченно откинулся в компенсаторе. Если пилот ворчит — значит, сделает.

— Ну не у одного меня особые свойства! — безмятежно заметил офицер.

Пилот аж вскинулся в своем компенсаторе:

— Наши свойства — в границах человеческих возможностей, понятно? Это не высокоэнергетические лазеры, не рельсотроны! Тем более — не ракеты! Даже не надейтесь на чудо!

— Да?! — язвительно отозвался офицер, и пилот почему-то скис и вернулся к панели управления.

— Первой пилотажной смене проследовать на рабочие места! — буркнул пилот. — Немедленно.

Щелкнули лепестки мембраны. Три офицера встали у входа в пилотажную плечом к плечу. Резко взлетели в приветствии руки.

— Капитан Гончар, прима-пилот «Косатки», отдельная эскадра прикрытия центральной базы космофлота. Второй пилот «Локи».

— Капитан Овчаренко, прима-пилот «Косатки», первая эскадра карательного корпуса «Свободная Россия». Третий пилот «Локи».

— Генерал Кожевников, мастер-координатор центральной базы космофлота, пилот-испытатель высшего класса, лидер-наставник операторов радарных групп высшего класса. Лидер-оператор радарных групп «Локи».

Офицер испытующе вгляделся в команду. Жандармы, армия и бунтовщики. Прежде им ни за что не собраться бы вместе. Что изменилось? Чувство обиды за Россию? Копилось, пока не перешло некий критический порог? И люди начали объединяться ради единой цели? Какой единой, если она у всех своя?!

Генерал ответил ему твердым и слегка высокомерным взглядом, капитан из карательного корпуса криво усмехнулся.

— Ну, а мы бунтовщики, — усмехнулся в ответ офицер. — Навигатор и первый пилот «Локи». Уходим в глубокий рейд. Цель — Клондайк. Готовы?

— Слава России! — раздалось негромкое в ответ.

Офицер уселся в компенсатор, опустил на лицо устройство, которого даже теоретически не существовало — и космос развернулся перед ним, засиял опорными звездами, засветился призрачными волнами гравитационных взаимодействий, замерцал объемной решеткой дальней связи, позвал неразличимыми пока что голосами приводных маяков Клондайка… Как заблудиться в такой родной, такой понятной пустоте? Никак.

«Локи» развернулся, полыхнул сиянием распределенного двигателя и хищно начал разгон.

Уверен, умение видеть в радиодиапазоне и ощущать гравитационные поля и в двадцать пятом веке покажется многим волшебством. Уверен, несмотря на то что очень обнадеживающие эксперименты проводились в данном направлении еще во второй половине двадцатого века, во время тренировок космонавтов, и даже не были засекречены поначалу. Почему? А почему люди не следят за своей физической формой, не развивают в массе своей интеллект? Тренировки йогов — они ведь тоже общедоступны, но… вот потому и уверен. Хищной обезьяне главное что? Главное — давить конкурентов. Тут умение интриговать потребно, вовсе не тренировка перцепции или настройка мощности мозга на выполнение узкопрофессиональных задач. И только в космосе прошли на шаг дальше. Всего на шаг, но это — целый шаг…

Он шел по коридору и разговаривал. Разговаривал с подчиненными, потому что огромный организм «Локи» утрясался и никак не мог утрястись. Опьянение бунтом, бешеный азарт боя против чужих и своих, растерянность от огромных потерь были и прошли, потому что проходит все. И правильно, что проходит, жизнь человеческая на сегодняшнем дне не заканчивается, и как-то надо жить дальше. Проблема заключалась в том, что люди — летные экипажи, ремонтники, техперсонал палубы жизнеобеспечения центральной базы и разнородная мешанина всех остальных, в том числе и бойцы карательного корпуса — принялись жить, как и прежде. Этак по привычке, не задумываясь. И искренне удивлялись, когда в сфере их деятельности объявлялся «товарищ император» с угрюмой десантурой за спиной. Удивлялись настолько, что не могли вразумительно объяснить, почему в оплоте бунта своими руками воссоздают те самые мерзости российского космофлота, против которых так яростно восстали совсем недавно. Кум-компании. Поборы средних чинов. Продажность и воровство. Презрение к иным. Лень, разгильдяйство и безответственность. Разгораживание корабля на удельные княжества со своими внутренними, часто жутковато мракобесными законами… и много чего еще. Российский образ жизни вообще изобиловал мерзостями. Средств борьбы против них никто не знал, потому что прежде не боролись, и товарищу императору приходилось идти вслепую, методом проб и ошибок, уповая лишь на то, что любую его ошибку можно быстро исправить силами охочего до драк десанта.

Довольно быстро он нащупал верное направление. Честность, честность и еще раз честность вкупе с жесткостью — вот что он понял в первую же трехсменку. Прежде всего у человека нужно было честно спросить: «Товарищ бунтовщик, ты против чего бунтовал?» Честно спросить и добиться честного же ответа — если необходимо, то при помощи пары десантников. Первый шаг, как ни странно, оказался самым трудным. Ну не желали люди говорить честно про себя, и все тут! Искренность давалась трудно, с потом и даже с кровью. Зато остальное потом шло чуть ли не само собой, по инерционной, так сказать. Берешь этак легко, по инерционной, товарища мздоимца, вора и разгильдяя за горло и интересуешься, а с какой такой подрывной целью данный типус возрождает мерзости российского космофлота? Мол, ответь-ка со всей честностью. Ах ни с какой, ах а как же иначе, ах все так… После чего остается всего лишь объяснить, как именно жить иначе. Да, еще загрузить типуса работой по самые дыхательные фильтры, чтоб не дурил от безделья. Ну и, чтоб не лентяйничал, предложить типусу самому честно определить себе наказание за неревностное исполнение обязанностей, начиная от дружеского общения с десантниками и заканчивая выкидыванием в космос — разумеется, в аварийной капсуле. Смертную казнь «товарищ император», подумав, категорически запретил. Потому что иногда сильно хотелось кого-нибудь убить — а низменным желаниям потакать не стоило. Да и… зачем, собственно, казнить? Космос велик, всякой твари место найдется и еще останется. Проще обходить раз в трехсменку корабль и… и теперь офицер прекрасно понимал, откуда у ремонтников «Чертей» появлялись загадочные синяки вкупе со страстной исполнительностью. И никаких обид. Честно определил себе наказание? Честно и получи, именно столько и не больше. И типусу стимул, и десантникам дополнительная тренировка. А кого не устраивают честные взаимоотношения, на ближайшей остановке добро пожаловать обратно в любимый роскосмофлот. Честность во взаимоотношениях приживалась тяжело, слишком новым и необычным явлением она оказалась для рядового российского ума, и пока что приходилось рулить коллективом вручную и насильно, офицер надеялся, что все же недолго. То, что в российском космофлоте такого вообще не случалось, его не смущало. Времена изменились, и генерал Кожевников работает на «Локи» лидер-оператором радарных групп — это ли не знак, что все получится?

На самом деле, конечно, самым сложным делом было объяснить, как жить по-новому. И к чему стремиться. И почему именно так, а не иначе. За простыми и понятными на первый взгляд приказами должна была скрываться какая-то новая идеология — а где ее взять? Ну, взять-то он взял, только в жизни не признался б, откуда взял и что именно. И стократно похвалил себя за бесценную находку, за мифическую особую службу империи. Вроде ляпнул наугад, от безысходности да в критической ситуации, а сколько выгод получил! Чуть что — особой службе империи лучше знать, что и как! Не прекословить товарищу императору, спасающему великую державу! И, что странно, действительно не прекословили и не мешали, наоборот, помогали изо всех сил! Велико все же в русских желание гордиться великой Россией. Это при том, что часть бунтовщиков с российской империей не желала иметь ничего общего, другая часть за ту же империю готова была отдать жизни… а на «Локи» еще и европейцы были, тоже ведь чего-то желающие. В смысле, есть же причины, по которым техперсонал охотно влился в ряды бунтовщиков? Причины есть, времени разобраться нет. А надо бы, потому что им всем вместе идти в бой…

Он в очередной раз пошатнулся. Гравитацию в воспитательных целях уже сбросили до одной трети от стандартной, а перестраиваться было лень. Конец второй вахты, пора спать, а с подъемом координация самоустановится, как всегда бывало. Рожденные в космосе к гравитационным перекосам равнодушны. На базах дикие скачки тяготения в норме, приспособились и перестали замечать. У европейцев таких скачков почему-то не случалось, ну так у них и горничные есть…

Она вошла, когда он сбрасывал полетный скафандр. Стройненькая, в форменной черной юбке и белоснежной рубашке, темная челка по самые глаза… а глаза немного испуганные. С чего-то.

Он бездумно покрутил в руках выхваченный на автомате пистолет и убрал в крепление. Горничная, значит? В руках, прижатых к груди, получается, постельное белье? Ну вот и возможность разобраться со стимулами европейской обслуги появилась. Если, конечно, удастся найти с горничной общий язык. Европейка, значит? А какая именно европейка? Европейцы, они разные…

Офицер с сомнением оглядел широкую кровать-кокон. С такими он еще не сталкивался, обходился с рождения стандартными карематами. Да все в космосе обходились. Кроме европейцев, получается.

Девушка что-то прочирикала, он вслушался и не понял ни слова.

— Проходите, будьте как у себя, берите что попало, делайте чего хотите! — в результате махнул рукой он и продолжил раздевание.

Горничная издала странный звук, как будто подавилась. Прошла по каюте, отодвинула ширму и с ироничным поклоном пригласила хозяина в открывшуюся нишу. Офицер пригляделся и поморщился. Гардеробный отдел, чтоб его! А он и не знал, что в каюте такой есть. Он и в каюте первый раз в жизни. В настоящей, в смысле, в европейской. Значит, раздеваться там? Логично, если учесть, что тут горничные водятся.

Девушка проследила, как скафандр тащится за ним, и в ее серых глазах заискрилось веселье.

— Посмотрел бы я на тебя в компенсаторе «Черта»! — беззлобно буркнул он. — Недельки через две непрерывного полета.

— Fermez la porte! — заинтересованно посоветовала она.

Она явно добивалась, чтоб он покраснел. Ну, вот он покраснел, кому легче стало? Но дверь все же пришлось закрыть, то есть задвинуть ширму. Неважно, что уже разделся. Еще одеваться надо, и лучше не под взглядами этой насмешницы.

Потом он сидел в настоящем кресле и смотрел, как настоящая горничная справляется со своими обязанностями. Мало ли что, вдруг самому придется. Лишних знаний не бывает. Вот, оказывается, простыни не просто накидываются сверху, а крепятся к кровати чем-то. И из-за этого разворачивать их следует в определенной последовательности. Перепутаешь — склеятся. И Клаудии снова станет смешно. По крайней мере, именно это имя он прочитал на ее пропускном жетоне.

А еще у нее колыхалась и взлетала при каждом движении легкая юбка. Понятно, слабое тяготение. Но не только оно. Форменные юбки вряд ли такие легкие. Такие прозрачные. И красивая, глаз не оторвать.

Шпионка, заключил он с огорчением. С капитаном Михеевым, контрразведчиком бунтовщиков, он общался не так уж часто, но успел понять, что у капитана половина техперсонала в помощниках. А красивые девушки так вообще все его сотрудницы. Кроме разве что амазонок, да и то насчет Сашки имелись подозрения…

Он не поленился встать и сходить в гардеробную за шлемом. Подумал и решил оставлять его у кровати, так правильней.

— Капитан! — сердито вопросил он. — Ты зачем ко мне шпионку подослал? Я ж тебе и так все честно рассказываю!

— Она не моя шпионка, она европейская! — сварливо и очень устало отозвался невидимый контрразведчик.

— Ну так убери!

— А ты не болтай лишнего, — подумав, посоветовал капитан. — И пусть работает.

— А убрать не проще?

— А работать кто будет?

— Так… они что, все шпионки? — ошарашенно пробормотал офицер. — Ай да европейцы, ай демократы, ай как своим доверяют…

— Или застрели, — равнодушно закончил капитан и отключился.

Он отложил шлем и посмотрел на горничную. Девушка напряженно застыла над кроватью. Для слабого тяготения — напряженно.

— Ну, неси кофе, будем знакомиться, — вздохнул офицер. — Servant girl, значит? Только говори по-русски, я твой немецкий не понимаю.

Клаудия стремительно развернулась, уставилась на него огромными глазами, покусала губы — и все же расхохоталась.

— Ето быль француски! — сообщила она с ослепительной улыбкой и умчалась за кофе.

Быстрая девочка. И это хорошо, иначе б заметила, что он снова покраснел.

Клаудия принесла не только кофе, но и коньяк. Настоящий, в рюмочке! Это младшему лейтенанту. Он попробовал прикинуть, что тогда должны притащить шпионки в каюту коменданта Быкова, и не смог. Коньяк в рюмочке — вершина роскоши, дальше воображение не двигалось. Ну… разве что кусок настоящей свинины? Но мясо с кофе — изврат, да и где его взять в космосе? Поговаривали, что в агроимперии космофлота выращивают даже свиней, но кто б предлагал бекон простым офицерам? Изыски оседали где-то в генштабе, опять же, по слухам.

— Много языков знаешь? — стараясь выглядеть равнодушным, спросил он.

— А, не! — махнула рукой она. — Эро знаю, еще русски учила. Русски сами учиться не хотят, русски говорят…

Девушка задумалась, потом скорчила недовольную рожицу и противным голосом произнесла:

— По-русски говори, не понимаю!

Интонация, как и сценка, показались ему знакомыми.

— Зачем нам учить? — неловко буркнул он. — Всем навешаем, и сразу поймут.

— Кофе, товарисч младши льётенан! — строго сказала горничная. — И кушать. Бить слабенькую фройнляйн — потом.

Зараза, с уважением признал он и взялся за кофе.

— Две, дво… два соло, — предупредила горничная. — Карта пан-эро, пан-америкэн?

И достала из кармашка чекер. Он хорошенько подумал над ответом. Вот зараза. Ну ладно…

— Карта пан-русиш, — угрожающе сообщил он и показал внушительный кулак.

— Ето в чекер не лезет, — хладнокровно возразила девушка. — Бесплатно — есть анаркия. Ви предпочитает анаркия на борту, товарисч младши льётенан? Есть неразумно.

И тут он заметил подозрительные искорки в серых глазах. Вот зараза!

Поймать и шлепнуть ее получилось далеко не сразу. Поганка уворачивалась стремительно и гибко, но, когда попалась, даже не попыталась вырваться, прижалась доверчиво.

— Ви такой серьезный, такой строгий, такой весь господин офицер! — задыхаясь от смеха, призналась она. — С фройнляйн так не знакомятся! А так — уже да! Мир?

И искательно уставилась в его глаза. Шпионка. Наверно, и Лючия вот так же с кем-то игралась, смеялась и подзуживала. Так же искренне, мило…

— Бил европейцев и буду бить, — вздохнул он. — Какой тут мир?

— Значит, война, — легко согласилась она. — Тоже весело. Господин офицер играть шахмат? Шахмат — удобна война. Как жизнь, но не больно, весело, всегда можно… ето… ножки кверх — сдаться, вот.

И проследовала впереди него к столику, беззаботно размахивая юбкой. Она ориентировалась в каюте гораздо лучше хозяина, прекрасная шпионка. И, кстати, в слабой гравитации двигалась вполне уверенно. Так астронавты двигаются, не горничные.

— Быстрый шахмат? — азартно предложила она. — На айн момент?

Он подумал. Секунда на ход? Интересно. Тем более что играл он в академии недурно, и именно в быстрые шахматы.

Оживленно переругиваясь, они уселись за столик… и он моментально продул две партии.

— Еще! — озадаченно потребовал он.

Клаудия таинственно улыбнулась, и… он поймал ее кисть и вывернул. Пальчики у девушки оказались нежными и слабыми. Не боец. Зато мухлевщица, каких поискать. Это ж надо было догадаться снимать тайком фигуры! Если б не айн момент, он бы засек сразу, а так…

— Шахматы — игра по правилам! — грозно сказал он, отвешивая шлепка.

— Зато жизнь нет! — возразила она. — С обманом — правильнее, как жизнь! Весело, быстро, учит вниманию!

— Чисто говоришь, — заметил он, слезая с девушки. — Зачем придуриваешься?

— Господину офицеру нравится, — беззаботно улыбнулась она. — Мне нравится. Пуркуа-па? Иногда очень забавно. А пальцы у господин офицер — железные. Ето не нравится, больно. В следуюсчий рас быть нежный, да?

Она встала, придирчиво осмотрела себя, поправила воротник — совсем как примерная девочка. Потом подошла и уткнулась в его плечо.

— В следуюсчий раз, — прошептала она. — Быть очень нежный, да? Будет нюит, приду красивая, да?

— Я подумаю, — хмыкнул он.

Девушка мгновенно вскинула на него сердитые глаза.

— Я действительно согласна! Господин офицер — приятный офицер, познакомился с фройнляйн весело, почему нет?

— А почему не сейчас? — не зная, как реагировать правильно, спросил он.

— Господин офицер устал, — деловито объяснила она. — Слабенькая фройнляйн устала. Тебе не понравится, мне не понравится. Любовь — должно быть красиво, нэ-с-па?

— Уи, — блеснул он знанием европейского.

— О! — обрадовалась девушка. — Тогда ви понимать! Попрошайте… приказуйте… сказать здоровенный воин в экзоскелет не лапать всякий фройнляйн сервис-груп! Насилие не есть красиво!

— И что, уже есть повод для просьбы? — мгновенно помрачнев, спросил он.

— Тако ж нет, но…

— Я понял, — прервал он. — Побежденные бесправны, и кто-нибудь обязательно воспользуется. Майор Быков это тоже понял — и попросил своих бойцов принимать ежесменно супрессоры. Честно попросил. Ребята согласились. Что касается пилотов и техперсонала, то они, как правило, из рожденных в космосе, а у космачей распутство практически не встречается. Сознательные акты решили карать выкидыванием в космос. Если что, обращайтесь напрямую к майору, он выкинет.

— Принимать анафродизиаки? — ужаснулась Клаудия. — Ето… печень мрет!

— Мрет, — вздохнул он. — И еще как. Но мы не для того устроили бунт, чтоб вернуться в мракобесие империи.

— Россия — чудна страна! — восхитилась она. — Господин младши льётенан — а решать глобальны вопрос!

— Европа не отстает, — заметил он. — Обычная горничная, а…

— Клаудия Розенталь! — строго сказала она. — Не обычна! Шеф-леди сервис-груп! Разрешите идти и принесть кофе и господин майор Быков тако ж?

— И Быкову кофе носишь? — оценил он. — Сильна! Иди, шпионка.

Девушка испытующе поглядела на него, подхватила поднос, целомудренно потупила глазки, приняла озабоченный вид и удалилась. Милая, непосредственная, умненькая разведчица.

— Кэп, я вас немного послушал — она действительно шпионка! — немедленно включился капитан Михеев. — Я ее, пожалуй, закрою!

— Думаешь? — вяло откликнулся офицер. — Это потому что по-русски чисто говорит?

— При чем тут по-русски? Она за пять минут задала тебе косвенно полтора десятка вопросов на закрытые темы, ты и не заметил! Правда, и не ответил, что есть молодец! А владеет она несколькими языками, потому что с Эсперансы. Мы с Лючией тоже оттуда. Знаешь, в детстве это был ад. Сестра училась в испанской школе, мне ее провожать каждый день приходилось. В результате она овладела испанским лучше родного, а я… выжил и стал мастером-рукопашником. Этнические банды, понимаешь ли… так закрыть ее?

Он прикрыл глаза. Тут же представилась мягкая, гибкая, смеющаяся Клаудия. Вот зараза…

— Пусть шпионит, — воспротивился он. — Жалко тебе?

— Она из контрразведки, значит, без средств дальней связи. Полезет к связистам, натворит дел…

— А вы охраняйте лучше, — посоветовал он. — А Клаудия пусть работает. Она, как я понял, руководит всей сервис-груп, вы же их начальство перестреляли. И она очень умная, подсказала мне две проблемы, представляешь?

— Представляю, и даже лучше, чем ты! — буркнул Михеев. — Разведчик, чтоб попасть куда надо, так должен у врага работать, что еще неизвестно, чего он больше приносит, пользы или вреда… А что за проблемы?

— Валюта бунтовщиков, — вздохнул он. — И еще шахматы. Причем шахматы гораздо интересней… все, я спать. Впервые на настоящей генеральской кровати, застеленной настоящей горничной…

— Ты ее защищаешь, потому что она тоже инкубаторская, чуете вы, что ли, родственную кровь? — проворчал контрразведчик и отключился.

Эсперанса. Он слышал про нее от курсантов в академии, кое-кто был оттуда. Один из многих неудачных проектов начала эры гравитационной космонавтики. Хотя замысел в основе был правильным. После катастроф цивилизационных войн попробовать свести в мирном общежитии на одном астероиде множество наций. Исключить материальные, конфессиональные и прочие противоречия и посмотреть, что же на самом деле не дает ужиться вместе разным народам. Посмотрели. Ужаснулись. Взрослые еще ничего, их для эксперимента очень тщательно отбирали по интеллекту и толерантности, а для детей там был ад, потому что дети были обычными жестокими зверьками. А их еще специально раскидывали по школам так, чтобы какая-нибудь национальность доминировала. Русская девочка в среде агрессивных, наглых мучачос — это… он представил себе отдельные сценки и поежился. Выходит, Лючии пришлось приспосабливаться настолько, что забыла родной язык. А ее брат дрался за неприкосновенность сестры каждый день насмерть. Жуть. Хорошо, что исследования позволили сделать ряд корректных выводов, и больше таких проектов не начинали. На Земле, говорят, есть еще многонациональные территории, но там места много. Да и то… катастрофы пятидесятых не на пустом месте возникли, а на этом самом… межцивилизационном конфликте. Так что в космосе, где психушка не страшная сказочка, а вполне реальная проблема, предпочитали не рисковать. «Локи» в этом смысле обещал преподнести кучу неприятных сюрпризов. Полтыщи чужеродного контингента, когда и среди россиян резкое расслоение — в социальном смысле настоящая взрывчатка. Бризантная, мать ее…

Под эти мысли он и заснул.

То ли из-за мягкой кровати, то ли из-за аромата белья, но снились ему в эту ночь не управленческие проблемы, как обычно. Снилось ему, что он сидит в обнимку с Клаудией, играет в быстрые шахматы, только вместо фигурок у них корабли Седьмого флота, а шахматная доска — астероиды Клондайка. Они оба страшно жульничают и почему-то выигрывают оба одновременно. Клаудия буйно веселится, а он расплачивается с ней золотым стандартом пан-галактического банка бунтовщиков. И при этом пребывает в твердой уверенности, что именно так и надо захватывать Клондайк.

А поверх сна — четкое понимание, что замечание Михеева насчет клонов — очень важное. Самое важное.

Завистники могут сказать — Георгию повезло на верных друзей. С десантниками за спиной любой социальный эксперимент обречен на успех, скажут завистники. И европейские шпионки сами падают в постель.

Я скажу — это неправда.

Не найти более одинокого человека, чем творец новой веры. Рядом с простым типусом всегда найдутся социально близкие и понятные, а кто встанет рядом с пророком? Бог?

Но богу нет места во вселенной.