Адмирал Штерн стоял, отвернувшись к стене, и рассеянно изучал текстуру отделки. Панели из натурального дерева мягко светились и наполняли адмиральский кабинет терпкими ароматами хвойного леса. Наверно, наполняли. Инспектора с Земли уверяли, что никаких запахов не чуют, и их мнению вроде стоило доверять, все же земляне, бывали в настоящем лесу — но адмирал четко различал тончайшие оттенки и даже изменения их в зависимости от местоположения в кабинете.

— Говорят, русские матки сделаны из бетона, — сказал адмирал, не оборачиваясь. — Это правда?

Офицеры облегченно пошевелились — многоминутное молчание наконец кончилось, адмирал заговорил.

— Технические сектора и помещения сержантского состава, сэр! Командный сектор выглядит лучше, но все же уступает европейским нормам. У русских не принято заботиться об удобствах для подчиненных. Сэр.

Адмирал медленно развернулся. Припал на правую ногу, шагнул неловко и опустился в кресло.

— Господа, я одобряю проведенную вами работу. Вы знаете всё, что происходит в российском флоте.

Адмирал смотрел своими рыбьими глазами, и непонятно было, он действительно хвалит или издевается.

— Но если вы всё знаете, то несомненно знаете также, почему передовая группа ракетоносцев нарвалась на встречный бой, попала в зону засветки и была уничтожена российскими лазерами с матки и «Чертями». А также почему нашими диверсантами не были сняты экраны Фридмана. По отчетам у меня сложилось впечатление, что наши бойцы ходят по российской матке строем под радужным флагом. Но экраны Фридмана они снять не смогли. Вовремя — не смогли. А вот русские смогли нанести ракетный удар по стартовым площадкам именно в тот момент, когда там находилось практически все флотское руководство. То есть я. Русские знали, когда нанести удар, знали, куда, и сумели это сделать. Я вас слушаю.

Сказать офицерам было нечего, и это было очень плохо, потому что адмирал некомпетентности не прощал. Но молчать было еще хуже. За молчание адмирал мог убить. И, поговаривают, уже убивал.

— «Тринадцатый»… — пробормотал капитан Буковски.

— А-ха-ха!

Офицер заткнулся.

— Вы наконец прозрели, мой милый капитан! — язвительно сказал адмирал. — «Тринадцатый»! Главная военная тайна русских! Русские — плохие организаторы, еще худшие исполнители, у русских царят бардак, воровство и пьянство, бить их — легкая и приятная задача! Но как только их прижмешь по-настоящему, из ниоткуда появляется какой-нибудь долбаный «тринадцатый», и… Буковски! Найдите мою бумажку! Изучите ее со всем тщанием! И нейтрализуйте этого долбаного призрака! Я действительно доволен вашей работой, господа, вы создали прекрасно действующую агентурную сеть. Так воспользуйтесь ей наконец! Идите и сделайте это.

Офицеры молча развернулись к выходу. Но адмирал неожиданно быстро выскочил из-за стола и цепко схватил капитана за воротник.

— Вы оценили, как здорово они это проделали? — дико улыбнулся в лицо опешившему капитану адмирал. — Всего две ракеты! Всего две! Но каков результат! Я попадаю на операционный стол, мой осторожный заместитель сворачивает атаку и отводит матку, и весь план по разгрому русских зависает в генштабе под знаком большого вопроса! Буковски, «тринадцатый» реален, хоть и сверхъестественно силен! Меня не мог ранить призрак! Найдите его. И выпотрошите! Считайте это своей единственной задачей! Привлекайте любые средства, используйте самые грязные приемы! Запишите «тринадцатого» в свои личные враги, Буковски! Иначе нам всем конец. Русские вот так полмира завоевали когда-то, вспомните историю!

Адмирал отпустил офицера и заботливо смахнул невидимую пылинку с рукава его формы.

— Вы талантливый разведчик, — сообщил адмирал ласково. — Энергичный, самостоятельный. Здоровенный, наконец. Вы справитесь. Идите.

Офицеры торопливо убрались из опасного кабинета.

— Говорят, адмирал сам из русских? — шепотом спросил третий аналитик.

— Нет, но прадед его да, — процедил начальник разведотдела. — У русских сильная кровь, хотя генетики не подтверждают. Буковски, вам лучше найти эту долбаную бумажку. Хотя и без нее ясно, что причина не в «тринадцатом», а в обычной утечке. На матке множество стартовых площадок, но ракетной атаке подверглась именно та, где находился адмирал. А ранее — флагшип с ним же. Это не может быть случайностью.

— Отдел технического контроля совсем не работает! — высказался третий аналитик. — Русские подбираются на дистанцию ракетной атаки, а в отделе не могут объяснить, как они это сделали! Понятно же, что у русских испытывается новая секретная техника, а в отделе про нее — ничего!

— И никакой мистики! — удовлетворенно сказал начальник разведотдела. — Работаем, господа.

Не знаю, как будут распределены силы в человеческой цивилизации в гипотетическом двадцать пятом, не знаю. Мир меняется непредсказуемо. Вот в двадцатом веке гегемонили американцы, но кто сейчас про это помнит? Ну, была такая империя, была и сплыла, как множество прочих, как и российская в их числе. Потому и пишу, чтоб сохранились знания. Знайте: в середине двадцать второго главной силой в космосе стали европейцы. Главной силой и соответственно смертельной угрозой для России. Прямоходящим хищным обезьянам, гордо называющим себя людьми, не терпелось вцепиться в горло сородичам и конкурентам. Казалось бы — зачем? Или не хватает пространства?! Не знаю, как в двадцать пятом, а в двадцать втором до полного освоения Солнечной системы еще, как до Альфы Центавра на ракетных двигателях. Космос огромен! Но таковы люди, хищное, подлое, любимое мною племя. И в далеком веке двадцатом рвали друг друга, хотя тогда и север не был освоен, и к шельфам даже не подступались, подводных городов и в планах не существовало. Что спасло русских тогда, не представляю. Но в двадцать втором, если б не новая вера, европейцы Россию удавили б. У них для этого все имелось: и желание, и технические возможности. Не было только «тринадцатого».

* * *

— Тревога! — заорал офицер, набегая на дисколет. — Тревога!

Механики, недовольные свалившимися на них ремонтно-восстановительными работами, проводили его сердитыми взглядами. Дежурные экипажи, в ремонте участия не принимающие, удивленно покосились и вернулись к отставленной было выпивке. Он запоздало подумал, что экипажа «семерки» тоже вполне может не быть на дежурстве, чем они хуже остальных, не русские, что ли. И тогда его крики и беготня будут выглядеть, мягко говоря, неадекватно. К счастью, экипаж оказался на месте, как и положено дежурным, внутри дисколета, готовыми к немедленному вылету.

— Принято, тревога, — буднично отозвался в переговорнике старшина. — Пилот, стрелок — готовность раз.

Офицер рухнул в компенсатор и махнул рукой — сваливаем к черту! Дисколет подкатил к створкам, мигнул. Потом замигал часто и раздраженно. Из глубины ремзоны прибрел нога за ногу выпускающий, сверился со списком распоряжений, завел за дисколет стартовую перепонку, дал отмашку. Получив мягкого пинка, истребитель прокатился по слипу и выпал в космос с облачком пара. Створки захлопнулись. В опасной близости проплыла ремонтная платформа, связка работающих вакуум-бетонщиков, сегмент нового купола, чуть не снесший им половину трассеров, взорвалась в эфире и тут же заглохла злобная ругань диспетчера…

— Х-ху! — выдохнул офицер. — Вырвались! Чтоб я еще раз вместо вас стоял на разборе полетов!

— Ага! — поддакнул командир. — Тогда пиши рапорт, кэп. О переводе из командира экипажа в стрелки, с понижением до сержанта. Я характеристику дам. Нейтральную.

— И напишу! — буркнул офицер. — Вы меня не знаете! Чтоб я еще раз стоял и краснел, как…

— Как пацан?

— Пацаны врать умеют с честными глазами! А я не умею!

— Да, это тяжело! — лицемерно посочувствовал стрелок.

— О «тринадцатом» выспрашивали, — поморщился офицер. — Да так настойчиво! Как будто он в моем боксе стоит, а я не признаюсь!

— Ну и что ты им сказал? — напрягся командир.

— Что я сказал… правду, конечно! Про «тринадцатого» я и сам не против послушать! А так… сказал, что первый раз в первый класс, все в дыму, ни фига не видно, ни черта не понятно. Не выходил на связь, потому что забыл, потерялся в бою, потому что сам не знал, где меня носит, истратил весь боекомплект, потому что пальцы на управлении от страха судорогой свело… и ничего смешного! Так и было!

— А загрузку ракет как объяснил?

— Сказал, перестарался по неопытности, — пожал плечами офицер.

— А они?

— Обозвали всяко, вывели за штат с испытательным сроком, стукнули на пол-оклада… да, еще назначили «семерку» вечным дежурным. У матки половина автоматов дистанционного слежения потеряна, будем заменять.

— Автоматы? — нехорошим голосом переспросил пилот. — Заменять? И на сколько суток, хотелось бы знать?

Офицер пожал плечами, и в дисколете воцарилась унылая тишина.

— Суки, — наконец оценил стрелок.

— Не любишь ты женщин, — улыбнулся офицер.

— Я сук не люблю! А женщин… не знаю. Встречу, определюсь.

— Ты чем недоволен? — подал голос командир. — Все же хорошо. За наши фортели кэп отбрехался, «Черт» цел, боекомплект пополнен, воюй да воюй. Чего тебе еще надо?

— Вместо автомата?!

— Мы давно решили, что ознакомительный период — из наиболее опасных, — напомнил командир. — Что европейцы нам и продемонстрировали. И еще могут. Так что давай-ка сюда, освежи знания по работе с аппаратурой контроля.

— Чего там освежать? — проворчал пилот. — Было бы чего освежать… Пара тупых локаторов да примитивная программа визуального анализа, любой пацан справится…

— Серж, не ной, поставь «Черта» на стационар и присоединяйся. Тебе тоже полезно освежить знания.

— А мне? — напомнил о себе офицер.

— Отдыхай, — улыбнулся командир. — Заслужил. Отбрехаться от дисциплинарной комиссии на разборе полетов — надо уметь! За такое в экипаж принимают.

— Так примите.

— Мы подумаем, — обронил командир.

Офицер обиженно понаблюдал, как экипаж работает на аппаратуре, потом отвернулся и уставился в сферу.

— Может, действительно принять? — подал голос стрелок. — Кэп — хороший офицер.

— Это субъективное мнение. Мы о нем ничего не знаем…

— Я расскажу! — оживился офицер. — И я не кэп, меня Георгием зовут!

— … и что важнее, он о нас тоже ничего не знает.

— Так расскажите! — возмутился офицер.

— Ага, щас! У нас подвигов по совокупности на пять трибуналов! А мы вас не знаем. Возьмете и сдадите из чувства офицерского долга и воинской дисциплины, а нам на тюремные заводы рано, мы еще молодые!

Офицер задумался.

— Тогда не принимайте, — решил он.

Потом сообразил, что над ним подсмеиваются, и снова обиделся.

— Хороший ты офицер, кэп, — вздохнул командир. — Не дуйся. Узнать друг друга — это мы быстро. Это, считай, всего пара дел… о, вот таких! На ловца и зверь, то есть кэп, бежит… Кэп, даю вводную: мы ловим сигнал о помощи. Наши действия?

— По инструкции, — машинально сказал офицер. — Вызываем тральщика, сбрасываем ему засечку, продолжаем дежурство в установленном порядке.

— Европейский сигнал, — уточнил командир. — И мы его действительно ловим, это не шутка. Кто-то с «Дьяболо» там плавает. А европейцы ушли. И давай, кэп, быстрее решай, европейцу недолго плавать осталось. У них знаешь, какой ресурс скафандра? Пока наш тральщик расчухается, европеец окочурится. А тральщик еще может и не расчухаться, больно ему надо из-за одного европейца…

— Сбрось координаты стрелку, — лениво посоветовал пилот. — Спорим, он на дистанции европейца загасит?

— Командир, это может быть подстава! — напомнил стрелок. — Помнишь, мы похожую тактику прикидывали? Это когда один подает сигнал о помощи, охранение, как тупые юзеры, прутся спасать, а «Черти» под частичной невидимостью кэ-эк… А европейцы не глупее нас, только что доказали! Лучше действительно дай координаты, Серж немножко подкрадется, и я ему такую помощь окажу, спасать нечего будет!

— Скажите европейцу, пусть подходит сам! — неуверенно сказал офицер. — У нас же соглашение о гуманных методах ведения военных действий…

— Кэп, ты дурак? Чтоб его лазером сожгли? У матки к «Дьяболо» конкретное отвращение, особенно после сегодняшнего! Как даст на сигнал опознавателя!

— Не может он подойти, — буркнул командир. — Сигнал слабеет. Это, ребятки, отдельный пловец, и он улетает. Вот так-то, кэп. Пойдем за ним — нарушение устава, дисциплинарная комиссия, трибунал. И немалый риск нарваться на подставу. Не пойдем — улетит европеец и задохнется.

— Ну и счастливого полета! — легкомысленно сказал стрелок. — Назвался врагом — будь готов полетать. Помнишь, как нас в сто двадцатом?

— Я помню, — мрачно сказал пилот. — Олежа, да дай ты ему на сигнал из трассера! Инкубаторские жалости не имают! Врагам — вражья смерть!

— Ага. Так же, как мы, защищал интересы своей страны, — буркнул старшина. — Ух какой враг.

— Поосторожней на маневре! — построжел офицер. — Наговорите тут на трибунал!

— Да у нас на пять трибуналов набирается, мы ж предупреждали! А туда же, в экипаж…

— Кэп, решать тебе! — серьезно сказал командир. — Без тебя мы бы сами, конечно, или грохнули, или отвернулись и не услышали… но дернул тебя черт написать рапорт, мешаешься теперь под ногами!

— Подбираем, — отчаянно труся, решил офицер.

— А если подстава?

— Подбираем!

— Врага?!

— Человека, м-мать ваша внебрачная Даждь-бога дочь! Подбираем!

— И не надо так орать, — спокойно заметил командир. — Серж, кэп решил спасать, что мы можем сделать?

— Ничего мы не можем сделать, — проворчал пилот. — У нас пауза между пакетами информации короткая. Если чирикнем не со своего места — это оставление боевого дежурства, трибунал. Комэск давно на нас зуб точит.

— А если на полную?

— А после боя я в компенсаторах не уверен. Может сорвать.

— Серж…

— Какой урод придумал эти двигатели? — пробурчал пилот и взялся за управление. — Дали гравитационную тягу недоразвитой цивилизации… чтоб этого Фридмана самого размазало по компенсатору, как нас сейчас размажет!

И дисколет рванул.

— А-а! — невольно заорал офицер.

— Серж!

— Да торможу я, торможу…

— Серж, м-мать!

— Да разгоняюсь я, разгоняюсь…

Командир откинул лицевой щиток, вытер лоб. Посмотрел на ладонь, нахмурился.

— Кровь, — выдавил офицер. — С-сосуды лопнули… Вне компенсатора находиться на маневре запрещено…

— Зато уложились между сеансами, — покривился командир. — Семь секунд, ребята. Туда, обратно, еще и пловца выдернули. Поздравляю с рекордом по космофлоту.

— Т-трибунал…

— Второй за сегодня. Привыкай, кэп. У нас каждое дежурство трибунал, мы ж русские, ребята плечистые, языкатые и речистые… Зато твой, как ты говоришь, человек жив. Наверно.

И они уставились на лежащее между компенсаторами тело.

— Ну-ка спрятали бэйджики! — распорядился командир. — Щас я его вскрою.

— Бэйджики?..

— Не тупи, кэп! Опознаватель прикрой! На скафандре, придурок!

Места между компенсаторами было очень мало, как раз чтоб втиснуться экипажу и неожиданному гостю. То есть гостье… потому что, когда скрипнул под жесткими пальцами командира лицевой щиток европейца, на них глянули пронзительно черные, перепуганные, но несомненно женские глаза.

— Опа! — сказал стрелок.

Командир рассеянно сдавил руку гостьи, потянувшуюся было к личному оружию, и призадумался.

— Вот тебе женщина, Олег, — брякнул офицер. — Можешь определяться с отношением!

— Ну я не знаю, — обалдело сказал стрелок. — Но она сразу схватилась за пистолет, что есть нехорошая черта характера…

— Я сейчас кого-то прибью, — пообещал командир, выпав из раздумий. — Кому было сказано — без имен? Захлопнули щитки и хлебала, быстро!

— Это что получается? — пробормотал пилот. — Это получается, у них и женщины летают? То есть — в последний раз мы с кем рубились? То-то я отметил, они как-то бестолково нас убивали…

— Вы можете помолчать?! — рявкнул командир. — Дайте — мне — подумать!

Экипаж испуганно замолчал.

Гостью колотило и трясло. Стрелок молча сунул ей сок, она умудрилась облиться из тубы.

— Лючия Овехуна, — шепотом прочитал надпись на скафандре офицер. — Пилот. Из вражеской Испании, получается. Ну-ка… Эсте устед буэне?

Услышав голос из внешних динамиков, женщина закатила глаза, обмякла и провалилась внутрь скафандра.

— Силен твой испанский! — уважительно заметил пилот.

— Может, стимулятор ей поставить? — неловко предложил офицер. — Наш, российский, самый надежный…

— Но! — вскинулась женщина. — Но!

И затараторила что-то быстро и умоляюще.

— Не хочет, — растерянно перевел офицер. — Похоже, слава российских стимуляторов и до европейцев докатилась.

Постепенно выяснилось, что да, ее зовут Лючия, и она действительно пилот «Дьяболо» с европейской матки. Получила очередь из трассера в самом начале боя, потеряла управление и закувыркалась. Потом матка европейцев ушла. А она смогла сориентироваться и приняла единственно правильное решение: отстрелилась от корпуса истребителя в направлении российской матки. Тем самым замедлила свое удаление и получила малый шанс на спасение. А трясется из-за пережитого одиночества в космосе…

Лючия протестующе сверкнула глазами и затрещала снова.

— Не из-за одиночества, — поправился офицер. — Ее напугал наш полет. Европейцы так не летают. Она говорит… ну, неважно.

— Маньяки, психопаты, дебилы она говорит, — проворчал командир. — Ее спасают, а она лается… Ладно. Я тут подумал, пока вы галдели. Сдать на матку мы ее не можем — это трибунал…

— Не сдавать! — восторженно предложил стрелок. — Представляете, своя женщина на «Черте»? Ни у кого нет, а у нас есть! Оборудуем ей пятый пост между компенсаторами…

— Это тоже трибунал. На «Черте» вся аппаратура — секретная. Мы вообще внутрь не имели права ее принимать.

— Тоже мне, секретная! — проворчал пилот. — Для европейцев, что ли, секретная? Да мы у них же и слизали!

— А все равно трибунал.

— Все равно не сдавать! — уперся стрелок. — Мне же надо с мнением о женщинах определиться?

Лючия протараторила что-то слаборазличимое, но страстное.

— Дебилы, маньяки, психопаты, — понял стрелок без перевода. — Ну… согласен. А что тогда?

— Прыгнем к матке в паузу между сеансами… — предложил командир.

Женщина закатила глаза и побледнела.

— … высадим ее на слип и свалим обратно, — твердо продолжил командир, не обращая внимания на женские хитрости. — Ее там местной гравитацией присосет. И пусть стучится.

Экипаж обдумал предложение.

— Э… — выдавил офицер. — Так она скажет…

— А мы скажем — не было! — отрубил командир. — Кто ей поверит? Я для чего приказал закрыть бэйджики? Мы для нее — никто!

— Но контроль пространства на матке покажет…

— Чего? Мы и есть сейчас контроль! Через экраны Фридмана фиг чего разглядишь — а мы скажем, что ничего не было!

Стрелок вдруг дико улыбнулся:

— Ну я представляю лица выпускающих! Когда снаружи женщина попросится! Из космоса! Они неделю пить не будут!

Экипаж деловито стал готовиться к маневру. Женщина-пилот, поняв, что ей предстоит, обмякла и поплыла.

— И это хорошо! — одобрил командир. — Меньше дрыгаться будет! Давай-ка ее сюда, ко мне на коленки. А то размажет без компенсатора. Наш пилот о людях не всегда помнит. Вот как прошлый раз.

— Какой она людь? — буркнул пилот. — Так, европейка…

Дисколет прыгнул.

Командир внимательно слушал матку. В динамиках орали.

— Никого не было, — наконец ответил командир. — Не, не видели. А как? А чем? Радар женщин не берет! Мягкие потому что, сигнал вязнет, вот почему! Да пошли вы сами. Ну давайте серьезно. Мы контролировали пространство, не матку. Могло тело изначально болтаться у слипов? Там убывающая гравитация какая, на сколько? Вот то-то. Она говорит? Ну мало ли что она говорит. А? О… Не, не мы, мы «семерка»…

Командир выключил связь и развернулся с довольным видом.

— Хорошие они парни, на «тринадцатом»! — сообщил он. — Ну все на них можно свалить! Гордитесь, аж европейцы от «тринадцатого» трепещут! Лючия твердо стоит на том, что ее спас нас мистический защитник! Короче, пронесло.

— И ей поверили? — нервно спросил офицер.

— Кэп! — укоризненно сказал стрелок. — Ну подумай сам. Ну? Что она рассказала? Что плыла. Потом ее бах, и подобрали за десяток сек…

— За семь.

— … тем более. За семь секунд, когда рекорд по флоту на спасательной операции где-то у полминуты. Лиц за щитками не видно, опознаватели не читаются. Потом бац, и на слипе. И стучит. А «семерка» тут же стоит на страже, никого не пускает, усердно чирикает с одного места и никого не видела. Ну?

— Такое только «тринадцатому» по силам, — неохотно согласился офицер. — Мистика — это его профиль. Но… тогда получается, что вы и есть «тринадцатый»?

Стрелок тихо взвыл.

— Олежа, спокойней, пулю в затылок мы ему всегда успеем! — быстро сказал пилот. — Господин лейтенант, ну как вам не стыдно? Если не забыли, именно мы как раз предлагали европейца стрельнуть. Или не заметить. Это вы ее приказали подобрать. Так кто из нас «тринадцатый»?

— Да, я, конечно, приказал, но…

— Предупреждаю, если кто настроился на неделю дежурства, то не обломится, — равнодушно сообщил командир. — С матки информация, что идет усиление. Они притащат автоматы слежения, и нас сменят. Так что осталось нам дежурства на полчаса.

— Усиление? — насторожился стрелок. — Какое, к черту, усиление? Почему я не слышал? А пароль у усиления есть? Это не европейцы? А то подойдут да кэ-эк…

— Пароля у нас самих нет, — напомнил командир. — Мы же вместо автомата.

— Как всегда! Командир, ну почему история ничему не учит, а? Ну получали уже в мурло, и не раз, и снова без паролей! Подумаешь, опознаватели! Опознаватели подделать любой может! Помнишь, в восемьдесят девятом? Вот так же подошло усиление и оказалось америкосами. И как начали нас гонять! Не, командир, как хочешь, а я их не пущу!

— Эскадру «Чертей» не пустишь? — улыбнулся офицер. — Как бы они нас сами не пустили — на запчасти. Наши это. Теперь уже можно говорить. Они нам на усиление идут для рейда…

— Какого рейда?

— На европейскую матку, — неохотно сказал офицер. — Должны были. Просто европейцы успели первыми. А теперь… ну, не знаю. Приказ отдан, они и идут. Служба идет, и они идут.

— Вон они, — пробормотал командир. — Стрелки! Кэп, м-мать, не тормози! Эй, там, на «Чертях»! Откройте личики! Иначе бью на поражение!

— Ты дурак? — прорвался возмущенный голос. — Какое тебе личико на пяти тысячах? Сгенерированное? Так мы сейчас, махом по каталогу подберем!

— Стрелок-один, у нас торпеда осталась? — спросил командир. — Подорви-ка головного.

— Как подорви? — всполошился офицер. — А… а торпеду потом как списывать?!

— А никак, она ворованная, — процедил стрелок и тронул панель управления огнем.

Дисколет еле заметно качнулся.

— Дебилы?! — возмутился голос.

— Недолет, — хладнокровно констатировал командир. — Стрелки, готовность раз. Пилот…

— Как мы тебе личики откроем, как?!

— Садите на диск парламентера, даете импульс в нашем направлении, и пусть летит, — посоветовал командир. — Мы тут поймаем. Наверно. Если прицелитесь точно. И если парламентер понравится обликом.

— Нет, вы не дебилы, вы…

— Я выйду! — вмешался кто-то звонкоголосый и решительный. — Ловите.

Они молча проследили яркую звездочку парламентера.

— Вроде без бомбы, — неуверенно сказал стрелок. — Мне нравится.

— Серж, принимай, — решил командир.

Пилот прицелился, немного подвинул дисколет, спассировал. Все прислушались. Снаружи вроде брякнуло.

— Олег, люк, — напомнил командир. — И, это…

— Дулом промеж лопаток! — согласился стрелок радостно.

Фигура в знакомом, самом надежном в мире российском скафандре ловко ввинтилась внутрь. Восстановилась атмосфера. Щелкнул лицевой щиток.

— Опа! — поразился стрелок. — Я не понял, сегодня женский день?

— Сержант Милая, — зло представилась девушка. — Ну?

Командир посмотрел на светлые кучеряшки, подумал, потянулся к связи.

— Прибыло усиление, — доложил он. — Пропускать?

— А вы их стопанули? — гоготнул невидимый диспетчер. — Ну вы дебилы! Это ж спецназ с матки-три, эскадра амазонок! Девушкам мы всегда рады! Пропускай, конечно! Да, и снимайтесь сами, автоматы на подходе.

Командир еще посмотрел на амазонку, подумал.

— Подбросить, или своим ходом? — наконец спросил он.

— Вы бы так воевали, как устав исполняете! — язвительно заметила Милая. — Вся матка в дырах! У вас, похоже, «тринадцатый» один за всех пашет, остальные дебилы!

Захлопнула щиток и демонстративно отвернулась.

— Эскадре проход разрешаю, — решил командир.

Истребители грозным строем проплыли мимо. Трассеры недвусмысленно провернулись, провожая прицелами наглую «семерку».

— Не страшно! — прокомментировал стрелок.

Офицер с ним не согласился, но промолчал. Пилот пристроился следом за эскадрой, дождался своей очереди, опустился на слип. Резко скакнуло и выровнялось тяготение. Опустилась наружная перепонка, облепила, подтолкнула к корпусу. Раскрылись и тут же захлопнулись створки. Всё.

— Ну, посмотрим на амазонок! — радостно сказал стрелок и полез из компенсатора.

— Ну и как мы все здесь поместимся? — проворчал пилот. — В ремзону, что ли? Командир?

— Я вот думаю, — медленно сказал командир. — До чего мы докатились — женщин бросаем в бой! Знаете, ребята, мое терпение кончилось!

Экипаж остановился, даже сержант Милая удивленно оглянулась.

— И что теперь? — непонимающе спросил офицер.

— Теперь — всё! Потому что мое терпение — кончилось!

Командир пер мощно и неотвратимо. Офицер еле успел посторониться.

— Куда это он? — спросил офицер у стрелка.

— Психушка! — охнул стрелок. — Держи его! М-мать…

И с разбегу прыгнул командиру на спину. Тот стряхнул его не останавливаясь.

— Да помогай же, кэп, не тормози!

До офицера наконец дошло. «Психушка», вот что это было. Особая, только в космосе бытующая болезнь. За недели дежурств в пустоте, в тесном элементаре, дни и ночи с одними и теми же людьми, не отвернуться, не побыть в одиночестве — вроде все нормально, но накапливалось что-то мутное, болезненное, копилось по крохам, чтоб прорваться в самый неожиданный момент дикой злобой. И тогда оставалось лишь молиться Даждь-богу, в которого никто не верил, чтоб у взбесившегося в данный момент не оказалось в руках оружия. Считалось, что психушка прорывается почему-то лишь на базах. Офицер не без основания считал, что в вылетах на дежурство тоже — просто некому было потом доложить о случившемся.

— М-мать! — высказался офицер и бросился в атаку.

Против психушки имелось одно, но действенное средство — связать и в карцер. И тогда проходило. Проходило лучше и быстрее, если при поимке больного отпинать. Но — попробовал бы кто отпинать командира «семерки». Буревой — он не зря Буревой. Ему еще и Медведь в позывной подошел бы, и Бык…

… Офицер очумело тряхнул головой и вскочил на ноги. Кажется, с третьего раза он понял, как Буревой это делает. Значит, надо поднырнуть под руку… оу-у! Какие твердые на матке стены, оказывается… Командир в очередной раз стряхнул с себя жилистого, но легкого стрелка и целенаправленно развернулся к командному сектору.

— Убью! — пообещал он серьезно.

Офицер быстро огляделся. К свалке потихоньку подтягивались заинтересованные экипажи, но пока что не вмешивались. Разборки внутри команды — дело тонкое, некомпетентной помощью запросто можно все испортить, так считали все. Сами разберутся, короче, а матке какое-никакое развлечение…

Вдвоем со стрелком они все же сбили командира с курса и запихали в ремзону.

— Давно бы так! — выдохнул стрелок. — Берегись!

Буревой бешено развернулся — против него стоял маленький и очень злой пилот.

— Уймись! — раздраженно приказал пилот.

Командир захрипел и попер вперед. Мелькнули неуловимо быстро ботинки космонавта, самые прочные ботинки в мире, и Буревой загремел на пол.

— Я что сказал?! — рявкнул пилот. — Мало в штрафной летали?

Мелькнули ботинки, офицер сочувственно поморщился. Наверно, очень больно падать, когда весу за сто…

— Убью! — пообещал командир дико и пошел на прорыв.

И взлетел. Ну а потом, естественно, упал. Головой в пол, спиной об стену…

Потом они тащили командира в душевые. И обратно.

— В следующий раз, — стонал под тяжестью стрелок, — в следующий раз выберем легкого командира, верно? Вон кэп очень легкий, его даже я помножу на ноль!

— А легкие сразу за оружие хватаются, проверено! — проворчал пилот. — Знаешь, как кэп стреляет? Аж двух «Дьяболо» обнулил!

— Суки вы, — сказал командир внятно. — Лучше б я их убил.

— Кого — их? — не понял офицер.

— А всех, — угрюмо сообщил командир. — Директора матки. Замов его. Эскадренный штаб амазонок, вон они, шкуры, светятся… всех. Что придумали, шкуры: девчонок в бой посылать… девчонок!

И тяжело присел в курительную зону.

— Вот такая у него психушка, — вздохнул стрелок.

— А у вас что, другая?

— И у нас, — легко согласился стрелок. — Разве что у кэпа… кэптэн Джонс! У контриков как психушка проявляется?

— В виде военной полиции, — процедил офицер. — Вон они, на след встали…

— Убью, — пообещал командир.

Но до убийства не дошло. Полицейские осмотрели побоище с дистанции и благоразумно решили, что если там офицер, то офицеру и разбираться. Офицер с тоской посмотрел на тушу командира и присел рядом. Издалека они наблюдали, как выстраивается около дисколетов строй амазонок. Лихие пилотки, кудряшки и косички. Белые рубашки, золотые погончики, строгие юбки. Каблучки. Тридцать шесть экипажей юного очарования.

— Цветник! — проворчал пилот. — Принарядились, ножками сверкают. Как будто не знают, что по матке только в комбезах можно ходить. Или в скафандрах. На матке такая пыль, что мигом аллергическую экзему заработают. Какой урод придумал делать корпуса из местных материалов?

— Вали на Фридмана, он во всем виноват! — отмахнулся стрелок. — У матки собственная гравитация, ей особая прочность ни к чему. Можно из глины слепить, и не развалится. Пока экраны не сорвет. Вот и лепят…

— Мужики, вы из-за амазонки схлестнулись? — радостно поинтересовался издалека механик. — Ну вы дебилы!

Офицер молча достал пистолет. Механик переменился в лице и исчез.

— А я говорил, что легкие за оружие хватаются, — напомнил пилот. — Быстро вы, кэп, психушку накопили, за два вылета.

Офицер криво усмехнулся и убрал оружие. Издалека донеслось звонкое многоголосие — эскадра усиления приветствовала личный состав матки.

— Двойной состав! — проворчал пилот. — Все площадки забиты! О чем они думают, придурки? Ремонтировать как будем? Механиков самим не хватает! После первого боя половина в ремзоне останется! А ремзона и так тесная!

— Лучше подумай, сколько их останется в живых после первого боя, — пробормотал командир. — А если биться будем там, где я подозреваю, то вопрос, останутся ли вообще.

— А чего подозревать? — удивился стрелок. — Я не подозреваю, я точно знаю, что будет как в девяносто втором! Так же вот двойной состав загрузили и кэ-эк… кстати, кэп, а чего вы молчите? Ну задавайте ваши вопросы, а то мы ждем, ждем, аж неприятно! Вы же всегда задаете вопросы! Такие… идиотские. А?

Офицер под тремя внимательными взглядами вытащил пистолет, рассеянно покрутил в руках, смутился и спрятал обратно.

— Ребята, вы вообще помните, какую должность я занимал? — сердито спросил он. — Я был замом по воспитательной работе! Здоровый психологический климат в военном коллективе — одна из моих прямых обязанностей. Я, ребята, стараюсь служить добросовестно, я по психушкам исследование писал. Думал, кому-нибудь в генштабе потребуется, наивный… А научное исследование, чтоб вы знали, это вам не рапорт о передаче дежурства и не байки о «тринадцатом», исследование на статистику опирается, на строгие факты и доказанные теории. Я статистику до сих пор наизусть помню, вот так-то. Вы сказали, у вас психушка одинаково проявлялась? Так вот, в российском космофлоте был зафиксирован всего один случай, когда психушка накатила одновременно на троих. Одновременно на троих, с одинаково выраженной реакцией у всех. Уникальный случай, я с ним специально разбирался. Как там… при виде погибших больные возбудились, сорвались, проникли в командный сектор, покалечили охрану, убили без применения оружия руководящий состав базы за исключением директора, успевшего укрыться в особо охраняемых лабораториях базы, затем совершили попытку прорыва к истребителям с намерением атаковать генштаб космофлота… нейтрализованы группой космодесанта, отданы под трибунал, приговорены к высшей мере с заменой на штрафную эскадру… Были они тогда инженерами летно-испытательного полигона на Луне-2, обкатывали «Чертей», на которых мы летаем. В примечаниях указано, что были хорошими специалистами и, что интересно, спортсменами. Борец, гиревик и акробат.

Офицер снова достал пистолет, крутнул на пальце.

— Только случилось все это в конце восьмидесятых, — сообщил он. — А вы, судя по личным делам, вступили в ряды космофлота три года назад. В конце восьмидесятых вас еще на свете не было — если судить по личным делам…

Экипаж завороженно следил за верчением пистолета.

— … следовательно, вы ими никак не можете быть, — заключил офицер. — Бессмертия человечество еще не открыло, так ведь? Ну упоминаете боевые события из восьмидесятых, ну и что? О восьмидесятых много показывают, могли узнать. Ну один из вас отличный борец, но спортсменов в космофлоте полно, я вот тоже… кстати, почему не ведешь занятия с желающими? И сам бы тренировался.

— Да пошла эта борьба, — проворчал пилот. — Это только считается, что спорт облагораживает. Он как раз наоборот, зверства добавляет. Я, пока тренировался, на любого встречного смотрел и прикидывал, как его поломать, представляете? И в драку тянуло постоянно. Только-только отошел и на человека стал походить…

— Значит, не будете спрашивать? — осторожно обрадовался стрелок. — Сдались? А мы думали, вы из контриков, а те так быстро не сдаются…

— Я спрашиваю, — криво улыбнулся офицер. — Я незаметно спрашиваю. А вы отвечаете — незаметно для себя. Только я пока что не понимаю ваши ответы. Но я пойму, обещаю.

Легкомысленная улыбочка сползла с лица стрелка.

— Что опять надо военной полиции? — пробурчал старшина. — В мурло, что ли? Щас оформим, настроение самое то…

Старший наряда сделал вид, что не расслышал, развернулся к офицеру и сухо доложил:

— Экипажу «семерки» приказано немедленно прибыть в штаб, в отдел военных дознавателей.

— Ну и на черта мы им понадобились?

— Опознание. Туда все экипажи собирают. Пленная будет смотреть, кто ее подобрал, там какая-то непонятная история.

— Вот и проявляй гуманизм, — растерянно моргнул стрелок. — Трибунал подкрался незаметно…

Под охраной полицейских они молча прошагали в командный сектор. Подождали своей очереди. И шагнули на дорогу к трибуналу…

Лючия Овехуна оказалась стройной высокой особой, что раньше под скафандром как-то не различалось. На гордо приподнятых плечиках — синие лейтенантские погоны, необычно высокое звание для пилота даже у европейцев. Черные глаза смотрят отстраненно и высокомерно.

— Эти? — словно издалека донесся голос дознавателя. — Mirar.

Девушка подошла. Внимательно оглядела. Прочитала опознаватели. Встретилась взглядом со стрелком. И отвела глаза.

— Но.

Офицер не запомнил, как вышел из комнаты дознавателей. Вроде только что умирал от страха там — и вот уже в коридоре, и даже не в штабном секторе, а очень далеко от него, и почему-то экипаж стоит, преграждая путь.

— Товарищ лейтенант, — четко сказал командир. — Разрешите принять вас в экипаж истребителя «Черт», опознавательный номер семь, для дальнейшего прохождения службы. Старшина Буревой. Борис.

— Сержант Огневой. Олег.

— Сержант Стрежевой. Сергей.

Офицер задумчиво оглядел их. Достал пистолет, крутнул и убрал обратно. И резко кинул ладонь к шлему:

— Лейтенант «кэптэн Джонс». Георгий.

В истории становления новой веры женщины сыграли исключительную роль. В двадцатом веке удивились бы — ну а как без женщин? В двадцать втором точно знают, что без женщин — запросто. Не могу предугадать, какое место займут женщины в двадцать пятом. Думаю, уйдут со сцены истории. Очень уж нестабильна их психика. Как, впрочем, и у мужчин. Думаю, мужчины уйдут тоже. Уже сейчас, в двадцать втором, более трети человеческого сообщества составляют андрогины — это по самым субъективным подсчетам. На самом деле — их абсолютное большинство. Процесс пошел еще в двадцать первом, и стремительно пошел. В первой четверти двадцать первого деление на мужчин и женщин почти исчезло — психологически, разумеется. Мало кто это заметил и правильно оценил, но я жил тогда, я — знаю. А физического однообразия удалось добиться в самом начале двадцать второго, за счет достижений в пограничных областях генетики, как принято скромно именовать сейчас евгенику. И ходят в двадцать втором по Земле, а чаще ездят, подтянутые спортивные девушки с крепкими плечами и маленькой грудью, а рядом с ними — гибкие стройные юноши примерно того же формата. И кто есть кто — лишь от одежды зависит да имени. Впрочем, имена на Земле сейчас модно брать из тех языков, где дефиниция рода не выражена — а одежду менять в зависимости от ситуации. Вот Мишель, например — милое имя, и подходит любому. И всех вектор развития землян в целом устраивает. Огромное количество симпатичных девушек вокруг, и уже нельзя злопыхать, что кто-то добился успеха благодаря красивым глазкам, то есть ножкам, то есть… Хочешь — добивайся и ты, в чем проблема?

Почему в космосе осталось деление на мужчин и женщин, бог его знает. Бог — и я. По той же самой причине, почему в двадцатом веке существовал золотой миллиард — и прочий нищий мир. Андрогинность — довольно дорогая опция, рожденным в космосе не положена. Конечно, прослойка высшего руководства и топ-менеджеров могла себе позволить и не такое, но… им не требовалось, ибо было. Высшее руководство и топ-менеджеры в абсолютном большинстве родились не в космосе, имели семьи на Земле, всеми своими помыслами были там, в космосе просто работали и по полгода проводили внизу в отпусках. А рожденные в космосе на Земле не бывали, ибо не по карману, жили аскетично в своих пещерных модулях либо на кораблях космофлота и делились на мужчин и женщин. И в этом заключалась небывалая удача для России, потому что без женщин новая вера не состоялась бы.

Мирно светились над «космодромом» потолочные панели, разбрасывали зайчики по зеркальным куполам «Чертей». Под «семеркой» копалась бригада техников, неторопливо звякала, хлопала и шуршала. Стрелок сидел на диске, свесив ноги, и поучал старшего техника. Кэп под руководством Буревого осваивал правильную, то есть быструю, работу с разовыми комплексами сопровождения целей. Пилот валялся в пыли под хордами распределенного двигателя, менял расходники. Вдалеке руководство матки осматривало технику прибывшей эскадры усиления, основное внимание уделяя не вооружению, а пилотессам в кокетливо приталенных комбезах. На собственную эскадру у них внимания уже не оставалось, что было очень хорошо.

— Благодать! — блаженно улыбнулся стрелок. — Тихо, мирно, сирена не орет…

Перегнулся вниз, присмотрелся и посоветовал заменить трассеры нулевого градуса на укрупненные. Хотя бы один, но правильнее три. Выслушал ответ и ласково поинтересовался, а не дать ли кому в рыло.

— Соблюдай воинскую дисциплину, сержант, — посоветовал из-под дисколета техник-лейтенант.

Буревой высунулся из люка, посмотрел, что случилось.

— Кэп, и это тоже твоя работа, — бросил он внутрь. — У нас стрелок молодой, границ не чует. Ему помогать надо, поддерживать дружеским участием и ласковым советом.

Измученный кэп высунулся, неуверенно посмотрел на наставника.

— Ладно, показываю. В первый и последний раз. Сержант Огневой! Доложите технику-лейтенанту, что приказом командира экипажа переданы ему до конца дежурства для проведения вспомогательных работ по юстировке и профилактическому обслуживанию оружейных систем! Бегом марш!

— Совсем обнаглел, тинэйджер, — поддержал снизу пилот. — Нет чтоб помочь нормальным мужикам, сидит тут, умного из себя строит.

Стрелок настороженно посмотрел на старшину, что-то для себя уяснил, спрыгнул с диска, доложился по уставу, получил задание от техника-лейтенанта и действительно побежал.

— Вот то-то, — одобрил Буревой. — Дисциплина — она такая странная штука: с ней хреново, без нее еще хуже… Кэп, попробуй еще раз, ну ничего у тебя не получается!

Они попробовали еще раз, потом еще, и еще…

— Нет, вы не те ребята, — сказал кэп и утер взмокшее лицо рукавом. — А жаль. Такая складная теория, все объясняла…

Узнаю кэпа, — вздохнул Буревой. — Снова вопросы. Ну что опять?

— Не могли вы летать в штраф-эскадре, — сообщил офицер уныло. — У нас бригада спецназ, кого попало не берут. Уж личные дела проверяют от и до, и не по одному разу. Я в том числе проверял.

— Ага, — охотно поддакнул Буревой.

— И психушка твоя на их психушку не похожа, если разобраться! Тех ребят, во-первых, сорвало троих разом… да и вообще у тебя на психушку не похоже, слишком быстро прошло!

— Не похоже, — буркнул Буревой. — Оно вообще на что похоже, толком никто не знает. Там, на базе, положили девчонок из обслуги, и все потому лишь… девчонок! Убить бы гадов…

Буревой скрипнул зубами, навернул кулаком по компенсатору и замолчал.

— А у командира к девчонкам особое отношение, — сказал в переговорнике пилот. — Там личное. Он у нас домашний, не то что мы со стрелком, инкубаторские выкормыши. Но мы его поддерживаем, хоть и не понимаем. Вот стрелок считает, это у нас просто комплекс такой. Мы же кровавые убийцы, вот и защищаем женщин, чтоб за свою жестокость откупиться. Подсознательно. Но психологи его теорию не подтверждают. Так что…

— Так вы они или не они? — растерялся офицер.

— Мы — это мы! — отрезал Буревой. — Кэп, ну о какой ерунде думаешь! Не забивай голову!

— Мне надо разобраться в ваших стимулах! Как я командовать буду, если не понимаю?

— У нас простые стимулы, — снова вздохнул Буревой. — Ох трудно с тобой… Ты сам-то зачем на флот пришел?

— По зову сердца! — твердо сказал офицер. — Я родину люблю!

— Это какую родину? — неприязненно спросил старшина. — Ту, которая девчонок на войну посылает? Или ту, которая выпнет нас с нищенским пансионом на промышленный астероид? Или, может, ту, которая на Валдае отдыхает, на войне обогащается? Ты вообще о чем, лейтенант?

— А что тогда вы сами на флоте делаете? — тихо спросил офицер.

Буревой тяжело посмотрел на него, словно прикидывая, достоин ли офицер честного ответа.

— Мы здесь ждем, — все же ответил он. — Должно же хоть что-то произойти? И вот тогда…

— А почему на флоте?

— Потому что флот — единственная сила, способная захватить власть в России. Здесь решится все. Здесь, не на Земле. Понял?

— А?..

— Ты не акай, лучше подумай, как дальше воевать. У нас появились установки частичной невидимости. И нам присылают эскадру усиления. Ну? Кэп, ну выводы же напрашиваются! Подумай хоть раз!

— Чего там думать! — проворчал в переговорнике пилот. — И так ясно, уже сколько раз было… как только появляется у нас новый вид оружия, так сразу, это… как это… а, вот — имперские настроения! На матки двойной состав, глубокий рейд, пух и перья во все стороны, а потом как получаем под хвост! Потому что у них — тоже новые вооружения. И тот же империализм. А организация лучше. Эх…

— Вы прямо аналитики генштаба, — криво улыбнулся офицер. — Или резиденты европейцев. Осталось только цель рейда назвать, и вас можно сдавать в особый отдел.

— Клондайк, — пожал плечами Буревой. — На гадальный сайт не ходи.

Офицер поежился и промолчал. Клондайк находился в глубине владений европейцев и защищался выше всяческих похвал. Седьмой флот!

— Седьмой флот, — поддакнул его мыслям пилот. — Всегда нас бьют, гады.

— Потому что у них маток больше! — запальчиво сказал офицер.

— Ага, и лазеры мощнее. И истребителей до черта. И порядок. А в остальном да, в остальном мы им не уступим…

— Всё, установил расходники! — доложился пилот. — Все двадцать четыре хорды полные, хоть щас на Клондайк и обратно.

— Как двадцать четыре? — не понял офицер. — Нам шестнадцать выдали!

— А я у соседей украл, — хладнокровно сообщил пилот. — Или я не русский? У меня на распределенке двадцать четыре хорды, значит, должны быть заполнены двадцать четыре!

Офицер беспомощно оглянулся.

— И это твоя работа, — безжалостно сказал Буревой.

— Верните, откуда взяли!

— Щас. А летать на чем?

— Минимальный полетный комплект — восемь!

— Но не на Клондайк, — твердо сказал пилот. — Кэп… двадцать четыре, и точка. Чтоб хватило туда и обратно. Мало ли что.

— На случай мало ли что есть база снабжения!

— Ага, и где ее в бою искать? Это у европейцев порядок, не у нас, не забывайте.

— Нет, он еще не вылечился от штабного! — сообщил в пространство Буревой. — Кэп, объясняю в первый и последний раз: мы жить хотим! Очень!

— Планирование операций у нас из рук вон, — серьезно сказал пилот. — Ну сложное это дело для русского ума, все не учесть, мы же понимаем. И исправляем по мере сил.

— А на чем соседи полетят? — безнадежно спросил офицер.

— На восьми. Минимальный комплект — восемь. Восемь я им оставил. А пусть не зевают. Кэп… нам о себе бы позаботиться.

Офицер посидел в тяжелом сомнении. Достал и крутнул пистолет.

— Стрелок! — наконец сказал он в переговорник. — Сержант Огневой! Ты в ремзоне? Найди укрупненный трассер на нулевой градус. Лучше три. А? А где хочешь. Но где хочешь не ищи, укрупненные у нас только на кораблях боевого управления стоят, то есть на «Косатке» заместителя директора по боевому управлению. А как хочешь. Но чтоб следом не пришли. Что? А ты что, не русский? Ну вот и сделай.

Поглядел на ошарашенные лица и криво улыбнулся:

— Седьмой флот укомплектован SS последней модификации. Наши трассеры SS не возьмут, нашими «Дьяболо» крошить в самый раз. SS только укрупненными достать, да и то… Так что и ракеты не помешают. Но я не знаю, где их взять в этот раз, и… о, нашу красавицу ведут!

— Живо спрятали мурла… мурлы! — приказал старшина. — А то узнает, дернется и выдаст!

И первым нырнул в люк.

Затаив дыхание, они следили, как по «космодрому» быстро движется слитная процессия. Впереди сам зам директора по боевому управлению в полетном скафандре, за ним плотная группа чинов военной полиции, и между ними — знакомая фигурка с синими погончиками на гордо вздернутых плечах, в ореоле глухого ропота и злобных взглядов.

— Как голову держит! — дрогнувшим голосом сказал офицер. — Гордая. Ну, лети, отважная птичка. Спасительница ты наша. А мы даже не познакомились, не подружились…

— Как даст нам под хвост в следующем бою, так сразу познакомимся! — язвительно отозвался пилот из-под дисколета.

— Не факт, — задумчиво сказал Буревой. — Заметили, она русский понимает? И появилась очень странно. И лейтенант, что редкость… И нас не выдала, что еще большая редкость…

— Она мне понравилась, — признался пилот. — Хотя и потрёхивала на маневре, совсем как кэп… Ребята, а она про нас вспомнила! Глядите!

У «Косатки» действительно произошла заминка. Легкая фигурка выскользнула из окружения полицейских, развернулась к дисколетам, вытянулась и четко вскинула ладонь к пилотке. Лейтенант Лючия Овехуна оценила мужество своих спасителей.

— Лети, гордая птичка, — прошептал офицер. — Да не встретятся тебе «Черти»…

И тайком протер глаза. В груди непонятно защемило. Он еще не знал, что черноглазая красавица поселилась в его сердце навсегда. Поэтому всерьез забеспокоился, когда вдруг заметил, что вот он смотрит в локаторные развертки, а перед глазами — строгое лицо девушки в обрамлении черных волос. И когда после смены они занимались на полетных имитаторах, все время чудилось, что Лючия сидит рядом, положив нежную руку ему на плечо. В результате он мазал через раз и плохо ориентировался в происходящем. Например, так и не понял, для чего командир регистрируется в имитаторе разными опознавателями: то за «тройку», то за «двенадцатого», а один раз за «Косатку» зама по боевой — и даже не захотел спросить. Сидел, мечтательно улыбался — и мазал. В результате стрелок обругал его по-всякому, а старшина посмотрел внимательно и посоветовал включить перед сном какой-нибудь красивый видеомир, и чтоб там обязательно были девушки.

Он так и сделал: забрался после ужина в личную соту, надвинул сенсорный кокон корпорации «Мрия», выбрал видеомир «Сибирские амазонки» — и вздрогнул, когда на него в упор глянула черноглазая гордая наездница. В «Амазонках» снималась знаменитая киноактриса, он даже помнил ее имя — но был готов поклясться, что это Лючия…

И впервые мысли о «тринадцатом» начисто вылетели у него из головы.

Да, одна из женщин, сыгравших исключительную роль в становлении новой веры — не из России.

Был, остаюсь и останусь на принципиальной позиции — нет европейца и русского, америкоса и индуса, есть люди. Побоку социологические исследования, выводы культурологов — я живу внизу, я вижу.