— Не обещайте деве юной любови вечной на земле… — пропел над Изиным ухом хриплый голос.

— Что? Что такое? — Изя встрепенулся и резко обернулся.

— Ося развёлся с Мусей, — отступив на шаг, осведомил его низенький старичок, несмотря на сентябрскую теплынь, одетый в габардиновое пальто и галоши.

— А… — недоуменно начал Изя, но старичок опередил его вопросы и галантно представился:

— Хуна Абович Камердинер, отец Муси Тенинбаум…

— Да, но вы ведь… — стал припоминать Изя и запнулся.

— Да-да, ты прав, — обрадовался старичок тем, что его не забыли, — в пятьдесят четвертом, через месяц после Мусиного замужества, я попал под трамвай.

— Да… — подтвердил в замешательстве Изя.

Старика он абсолютно не помнил, разве что видел на Осиной свадьбе, а затем присутствовал на похоронах… Но ведь это было Бог знает когда, лет тридцать назад… Нет больше, быстро стал подсчитывать он.

— Я тогда не сам попал под трамвай. Меня толкнули, — затараторил старичок. — Не иначе как компаньон, с которым держал я артель по ремонту мебели, решил списать таким образом свои долги.

— Но… это что за цирк? — осторожно возмутился Изя, подозревая, что некто решил подшутить и совершить чудовищную мистификацию.

— Я пришёл мстить за свою единственную дочь. И как тень отца Гамлета, буду повсюду преследовать негодяя, — объявил о своих намерениях старичок. — Шутка ли, мужику за пятьдесят, а он завёл молодую любовницу и оставил жену, с которой в счастье и согласии прожил тридцать лет с копейками!

С этими словами старичок испарился, дабы Изя мог убедиться, что он действительно «тень отца Гамлета», а затем объявился за его спиной, небрежно постучав тросточкой по Изиному плечу.

— Ну что, удостоверился, Фома неверующий? — усмехнулся старичок. — Хуна Абович не так прост, как вы думаете.

Изя осторожно осмотрелся, но, похоже, никто из прохожих, а встреча произошла на достаточно людном проспекте Мира, ничего удивительного не увидел. Как будто и не было никаких мистификаций и перелётов.

— Что ты замолк? — вновь постучал тростью по Изиному плечу старичок. — Я ведь недаром именно к тебе обратился.

Изя недоумевающе «проглотил» и эту фразу, ожидая кульминационной развязки: если призраки и появляются, то не просто так…

— То, что ты с Осей уже несколько лет не общаешься, я знаю… Слухи и наверх дошли. Но… у тебя ведь тоже дочь?

— Да, Регина, — подтвердил Изя.

— Я к тому и говорю. Будь осторожен. Муж её… Ты ведь выдал её недавно замуж?

— Да, — только и смог пролепетать Изя, пораженный осведомленностью старичка.

— Он хоть и еврей, но не нравится мне. Большой швыцэр. Как и мой зятек. Смотри, чтобы и тебе не пришлось стать на путь мщенья.

Хуна Абович отошел на шаг, покачал головой и, кривляясь, гнусно пропел: «И как ни сладок мир подлунный, лежит тревога на челе. Не обещайте деве юной любови вечной на земле», — после чего помахал ручкой и исчез.

— Регина, доченька… — Изя схватился за сердце, опустился медленно на колено и неловко согнув ногу, повалился боком на асфальт…

* * *

Мы очень быстро, я бы даже сказал поспешно оказались в центре комнаты, на дверях которой написано мелом: «Восьмидесятые годы. Вторая половина». Позднее, для острастки на дверях повесят табличку: «Россия. Двадцатый век. Входить осторожно». Но это будет позже, когда историки и архивариусы проделают свою рутинную работу — задокументируют, пронумеруют и скрепят печатями события и факты. А пока порядок не установлен и обывателям дозволено многое, воспользуемся случаем и прошмыгнём в комнату, «1986 год».

* * *

Февраль. После этих слов так и хочется сказать: «Достать чернил и плакать».

Ибо не успел петух прокукарекать три раза, как Регина собралась замуж. Конечно, двадцать четыре года — не тот возраст, когда надо куда-то спешить, но если появился мальчик из приличной еврейской семьи, то почему бы его не взять? Тем более что летом Славик заканчивает Киевский институт инженеров гражданской авиации. А то, что он работает простым электриком на Школьном аэродроме, ему только в плюс — дурака не валяет и труда не боится. Нет, нет, таких женихов надо брать обеими руками и не задумываться.

Всё это Слава Львовна ненавязчиво пояснила Регине, для верности добавив, что если она и дальше будет перебирать харчами, то в результате останется старой девой. Как Роза, из тринадцатой квартиры. Переспелая ягода годится лишь на вино.

— Брала бы лучше пример с Дины, Осиной дочки, которая хоть и моложе тебя на три месяца, а уже год как замужем за зубным техником. А довод, что у жениха нос с горбинкой и он немного сутулится, спрячь в карман. Для семейной жизни нос не самое главное. Нечего привередничать… Ты тоже, — и тут бабушка для пользы дела слукавила, — неписаная красавица.

Регина колебалась, сравнивая Славика с другим претендентом, преподавателем курсов иностранных языков, который настолько нравился Шелле и Изе, что когда приходил в дом, неизменно получал приглашение остаться на обед. До тех пор, пока не признался, что женат, имеет двухлетнего сына, но ради брака с Регишей намерен подать на развод.

Суббота, 22 февраля 1986 года. Всевышний, как обычно, в этот день отдыхал, иначе бракосочетание отменил бы. Или перенес на другой день.

Не стыдясь слез, Изя протирал платком глаза и с грустью глядел на ликующих жену и дочь: как ни старался он отложить свадьбу хотя бы до майских торжеств — им приспичило ко Дню Советской Армии.

Свадьба, как и похороны, — время, когда собирается вся семья.

Даже если с соседями и друзьями наберется человек семьдесят, впоследствии обе стороны будут утверждать, что гостей было не менее ста, особо гордясь звонком дяди Яши из Нью-Йорка и тети Фриды из Чикаго, ибо с ними, то есть с их семьями, если бы они сидели за столом, было бы все сто пятьдесят.

— Но что делать? — рассуждала мама Славика. — Когда мы так разбросаны по свету! Зато Сёмочка, какой молодец, позвонил кому-то в Израиле, и мне занесли десять долларов… Что с ними делать, ума не приложу. Если их найдут, это же уголовное дело. Найти бы кому продать… Доллар, говорят, идёт один к пяти. Десятка — не бог весть какие деньги, но Сёме они легко не достаются. И если он сумел их от себя оторвать, то это о чём-то говорит. У вас нет, случайно, надёжного покупателя? — заговорщически поинтересовалась она напоследок, и тяжело вздохнула, услышав в ответ: «А кому эти доллары нужны?». — Да, вы правы. Я тоже так считаю. С ними кашу не сваришь.

Свадьба. К ней готовятся с трёх сторон. Третья, наиболее многочисленная, названная Славиком “массовка”, предпочитает в день свадьбы только лёгкий завтрак.

— Ты не очень наедайся, — напоминает Муся Тенинбаум Осе, как только открывает он утром холодильник, — не забудь, что вечером мы идём к Изе на свадьбу.

Бьюсь об заклад: подобную фразу в этот день повторяют во многих семьях, понимая, что большую часть денег, выделенных на свадебный подарок, необходимо в тот же вечер отъесть.

Мужей, дабы у них не случился голодный обморок, осторожно подкармливают бутербродами и поят сладким чаем. Они мужественно переносят лишения и, дорвавшись до стола, лихорадочно заполняют ёмкости…

Свадьба… Кроме вкрапленных в тосты двух ещё не забытых в народе слов «нахыс» и «лэхаим», о том, что она еврейская, говорит не многое. Разве что тихо плачет в центре стола Слава Львовна: «Я уже могу спокойно лечь и умереть, если дожила до этого счастливого дня», — принимая, как должное, возражения Регины: «Бабуля, тебе ещё надо женить правнуков», и оркестр срывается временами на не одобряемые властями «Семь сорок».

— Ты можешь достать оцинкованные трубы? — доброжелательно улыбаясь, Ося подошёл к присевшему отдохнуть жениху. — Я — Регинин дядя, — для верности добавил он и обнял счастливчика за плечо.

— Славик, — машинально протянул тот руку, с трудом восстанавливая дыхание.

Ося пожал ее и продолжил:

— Раз у тебя появилась семья, ты должен уметь крутиться.

— Как это? — жених вытер носовым платком пот со лба и совершил оборот на триста шестьдесят градусов. — Достаточно?

Ося засмеялся:

— Начало положено. Я надеюсь, ты не собираешься жить на одну зарплату? Как говорится, моим врагам… А я мог бы тебе помочь. Мы ведь уже родственники. Не так ли? — он вновь обнял Славика.

Тот кивнул головой и растерянно стал перебирать в памяти богатства Школьного аэродрома.

— Но… Я не совсем понимаю…

— Я вижу, тебе пора на передний зуб ставить коронку, — прервал Ося мыслительный процесс жениха. — Мой зять, — и он с гордостью указал на танцующего с Диной шатена, — зубной техник. Делает качественно и берёт недорого. А тебе, как своему…

— Караул! У меня уводят мужа! — бросившись на выручку, закричала Регина и потащила Славика танцевать, вырвав из-под опеки мудрого гешефтмахера.

Что делать, если женщины не разумны и, когда мужчины говорят о делах, предпочитают плясать…

* * *

Скорая помощь, вызванная к Изе случайным прохожим, констатировала — инфаркт.

В Обсерваторный переулок, в третью горклинбольницу, Шелла примчалась через час. К Изе, правда, её допустили на вторые сутки. После перевода его из реанимации в обычную палату.

— Что с Регишей? Она звонила? — ошарашил Изя жену, когда та вошла в палату. — Когда ты с ней в последний раз разговаривала?

— Чего ты спрашиваешь? — удивилась Шелла. — Скажи лучше, как ты?

— Как видишь, — Изя скривил губы. — Лежу на нарах, как король на именинах. Но сейчас меня больше интересует Регина.

И чтобы успокоить больного, Шелла рассказала, что ничего нового с тех пор, как неделю назад Регина звонила из Израиля, не произошло. Дети работают. Бэллочка ходит в детский сад.

Изя успокоился: предсказание Камердинера не сбылось. А был ли он вообще? Может, ему померещилось? Конечно, померещилось — Камердинер отбросил копыта вскоре после смерти Сталина. А это когда было!

Мысли о Регине, однако, не отпускали. Отъезд единственной дочери в Израиль вывернул Изю наизнанку.

Через два года после Регининой свадьбы, когда приоткрылись наглухо заколоченные границы, Славика папа, Марк Шапиро, вновь решил попытать счастье. С кем-то из приятелей, по тем же хлопотам поехавшим в Москву, в голландское посольство, он передал десятилетней давности израильский вызов, получил продление, и в мае 1988 года подал документы в ОВИР. В вызов, естественно, вписаны были новые члены семьи — невестка и годовалая внучка Бэллочка.

А в сентябре — поезд тронулся — Шапиры получили зелёный свет. Сборы были недолги — вдруг власть вновь поссорится с американцами и передумает. Спустя четыре месяца обычный кружной маршрут — Одесса — Москва — Вена — Тель-Авив доставил семью Шапиро на историческую родину. Новый, 1989 год они встречали в Натании.

Шелла готова была сорваться вслед за ними. Мужчины в делах таких не столь решительны, и Изя удерживал её: «Пусть дети устроятся. Тогда и мы тронемся. Мне пятьдесят три. Тебе сорок девять. Возраст — ни вашим, ни нашим. До пенсии далеко, а найти квалифицированную работу сложно. Тем более выучить иврит. Что ты хочешь, сесть им камнем на шею? Дай молодым пожить, а там посмотрим. Они сами дадут нам знать, когда надо ехать».

Довод убедительный, и Шелла согласилась малость повременить.

Прошло полгода, как дети уехали. Восторженные их письма впору было вывешивать в каждом одесском дворе — Шелла с Изей ничего не скрывали. И я не удивлюсь, если выяснится (со временем, конечно), что именно письма Шапиро стали причиной массового психоза, охватившего Одессу весной 1989 года. Хотя… Есть и другая версия: зажёгся в зале свет, и изголодавшийся зритель повалил в буфет.

Так это было или иначе, но весной 1989-го ОВИРы завалило. В очереди на подачу документов на выезд записывались за несколько дней, составлялись длинные списки, ежедневно делались переклички — неявившихся безжалостно вычёркивали. Кто-то был ещё не готов, но загодя держал очередь, чтобы не оказаться в хвосте, когда все необходимые документы будут собраны. Кто-то очередь перепродавал и записывался вновь — спрос рождает предложение, и почему бы не иметь маленький бизнес, если он лежит на ладони и не тает.

В очереди знакомились и заключали браки, порой коммерческие. Делались гешефты, делились опытом и свежей, официально не подтверждённой информацией: «Я вам точно скажу, Горбачёву и Шеварднадзе хорошо за нас заплатили… А то с чего бы вдруг они стали выпускать?»

Примыкающий к ОВИРу район превратился в доску объявлений — деревья, столбы, телефонные будки обклеены были призывно-кричащими листиками: «Продаётся…» Кто-то добавлял: “Срочно“, что, однако, не меняло сути дела — Одесса распродавалась. Не успевало вывешиваться одно объявление, как на него наклеивалось следующее…

В Одессе аукнется — в Нью-Йорке откликнется. Когда страсти докатились до Вашингтона, Госдеп всполошился, всерьёз испугавшись одессизации Америки. Кто-то из местных начитался Бабеля и решил, что если вслед за уже оккупированным Брайтоном Одесса хлынет в Бей Ридж и в Бенсонхёрст, то Нью-Йорк превратится в Чикаго с Аль Капоне номер два. Госдеп занервничал и преподнёс сюрприз, взвинтив до предела чемоданные настроения.

С первого октября 1989 года вводились новые правила. Желающие присутствием своим облагодетельствовать Западное полушарие, должны заполнить пространную анкету, заручиться поддержкой проживающих за океаном родственников и переслать её в находящийся в Вашингтоне иммиграционный центр. И ждать вызова на интервью в американское посольство. Рим и Вена — залы ожидания жаждущих эмигрировать в Америку — для тех, кто не получил разрешения к указанной дате, закрываются.

Безумие, охватившее очередь, — успеть бы отметиться до первого октября — залетело и в Шеллину форточку. И она вновь принялась за Изю. Парикмахер занервничал:

— Куда ты так торопишься?! Никуда от нас Израиль не убежит. Дай мне прийти в себя и стать человеком. Клянусь тебе, я не могу уже слышать эти ежедневные разговоры об отъезде. Ты дождёшься! Это будет на твоей совести — ты доведёшь меня до второго инфаркта! До Третьего еврейского кладбища!

— Не нервничай, никто тебя в шею не гонит. Хочешь подождать полгода — мы подождём. Но не забывай, что там медицина лучше, чем здесь.

Она умолкала, на время, и Изя, оставаясь один, задумывался: почему, впервые за столько лет, привидился ему Камердинер? Есть ли в этом знак свыше? Злой умысел, сглаз, колдовство, после которого и случился инфаркт?

И чтобы развеять сомнения, в очередной визит Шеллы в больницу он невзначай обронил: «Кстати, что там слышно у Оси? Он ехать не собирается?»

И понеслось.

— Ой, я тебе не говорила — твой братец совсем умом двинулся: завёл любовницу на работе и разводится с Мусей. Представляешь? Она ему в дочки годится: на двадцать лет моложе. Кобель вонючий! Как тебе это нравится?! Прожить вместе тридцать пять лет, вырастить двух дочерей и на тебе — подарочек. А каково Мусе — в пятьдесят пять лет остаться без мужа? Кому она теперь нужна не первой свежести?!

Изя слушал её рассеянно. О “встрече” с Камердинером он Шелле не рассказывал и тревожное предчувствие не покидало его. Хотя… Новости из Израиля продолжали поступать одна лучше другой — Славик работает, Регина осваивает курсы компьютерной бухгалтерии и берёт уроки вождения. Иврит тоже, слава Богу, двигается. Бэллочка заговорила. Путает два языка и иногда у неё очень смешно получается.

Кое в чём старик оказался прав, размышлял Изя. Но Славик? Нет, это немыслимо. Конечно, лучше быть поближе к Регине и подстраховать её, но ехать в моём состоянии — просто безумие. Надо подлечиться.

Шелла изменила тактику:

— Давай начнём оформлять. Отказаться или выехать позже мы всегда успеем. Главное — подать документы. Ты же знаешь, их ещё полгода будут рассматривать.

Капля камень точит — Изя сдался.

Переводом стрелок эмиграционных путей порой занимается случай. Яша, родной брат Славы Львовны, позвонил ей из Нью-Йорка и предложил свои услуги — если она хочет ехать, пусть пришлёт данные на всю мишпуху, а он подаст документы и обеспечит гарант — это будет надёжнее и быстрее.

С братом, уехавшим в начале семидесятых, Слава Львовна почти не общалась, опасаясь опальным родством испортить Регинино будущее, но раз наступили новые времена и стали выпускать, она запустила Шелле пробный шар: может, лучше подумать об Америке? Во-первых, там спокойнее, чем в Израиле, во-вторых, есть Яша, который поможет на первых порах, а в третьих, Нью-Йорк имеет вэлфер и эсэсай — государственные программы, которые позволят, если они не сумеют найти работу, безбедно прожить до гробовой доски. А Регину мы к себе перетащим…

Шелла, не спрашивая согласия Изи, — зачем лишний раз его волновать — дала добро и на этот вариант — пусть дядя Яша подаёт. Дальше видно будет.

* * *

Увы, Хуна Абович и на этот раз оказался прав. Звонок Регины вскоре после Нового Года был на грани истерики: Славик ушёл из дому. Он спутался с женой приятеля, с которым они в прошлом году подружились в ульпане. Весь год он тайно крутил с ней шуры-муры. А теперь, когда та устроилась в госпитале, она оставила мужа, сняла квартиру и увела Славика.

— Мама, я не выдержу этого! — кричала Регина в трубку. — Я сброшусь с обрыва!

— Доченька, пожалей нас с папой, — плакала в ответ Шелла. — Подумай о Бэллочке…

Она звонила родителям Славика и умоляла их повлиять на сына.

— Что мы можем сделать, — вздыхала Славика мама, — когда он нас тоже не слушает.

А папа добавлял:

— Чтобы ни произошло, мы от нашей внучки не откажемся. И Регина вправе на нас рассчитывать. Вы должны это знать и сказать ей. А может, всё ещё кончится хорошо, он погуляет, перебесится и вернётся в семью…

— И вы в это верите? — плакала Шелла. — Вы не должны пускать его в дом, раз он такой. Надо повлиять на него. В такую минуту оставить жену с двухлетним ребёнком! Когда идёт война и иракские ракеты падают на Израиль! Разве он думает о ребёнке? О её счастье?!

Она позвонила дяде Яше в Нью-Йорк и попросила поддержки. Может, он сумеет вытащить их… Неровен час, Израиль втянут в новую войну с арабами…

Тот быстро нашёл выход: он сделает Регине приглашение в гости. Пусть она приедет с Бэллочкой и останется. Так, он знает, делают многие. На первых порах они поживут у него, а когда Регина устроится, то снимет квартиру на Брайтоне.

— А если её не выпустят? — засомневалась Шелла. — Они же взяли в банке ссуду, корзину абсорбции…

— Они не первые и не последние, — успокоил её дядя Яша. — Пусть посоветуется со знающими людьми, как это делается. А нет, так я сам выясню и позвоню ей.

Шелла вновь звонила в Израиль:

— Доченька, перестань кушать своё сердце… На нём свет клином не сошёлся. Найдёшь себе другого, и лучше. Ты молодая, красивая… Жизнь на этом негодяе не заканчивается. Дядя Яша обещал помочь тебе и вытащить в Америку. А там глядишь, и мы приедем. И возьмём Бэллочку полностью на себя. Главное только, чтобы ты держала себя в руках. Запомни мои слова, он ещё получит по заслугам.

* * *

Ой… Как объяснить вам доходчиво, что такое Брайтон? Если сумеете вы представить себе Привоз в ста метрах от Ланжерона, это оно и есть. При этом пустите для полноты счастья поверху железную дорогу, а для колорита разбавьте публику детьми разных народов: китайцами, мексиканцами, пакистанцами и афроамериканцами. Только не переусердствуйте… Нашего брата должно быть больше. О, что-то стало вырисовываться…

Теперь немножечко географии. Кони-Айленд Авеню разрезает Брайтон Бич Авеню пополам. Или где-то около этого. Справа, если стоять лицом к океану, вплоть до Ошеан парквэй — проходной двор на пляж. Это как Обсерваторный и Купальный переулки. Справа, как я уже говорил вам, дети мои, Привоз в ста метрах от Ланжерона, но слева… Если мы говорим о маленькой Одессе от Кони-Айленд до Пятнадцатого Брайтона, слева — Дерибасовская.

Слева — начиная от Одиннадцатого Брайтона, выходящие на океан шикарные кондоминиумы Ошеан фронт лакшери, от трёхсот тысяч до более миллиона долларов… Напротив — театр «Миллениум», ресторан «Одесса»…

Здесь нет задрипанных домиков, заселённых преимущественно пакистанцами, турками и нелегалами из России. Это прерогатива другого Брайтона, Привоза.

А теперь, если вы вошли уже в образ того, что в Америке именуется «маленькая Одесса», предложим новоприбывшим исторический зкскурс по Брайтону «от дяди Яши». Для верности его лучше было бы озаглавить так: краткая история Брайтона в изложении Яши Вайсмана. Поскольку Яше соблюдать правила игры незачем, его история несколько отличается от официальной.

— Жизнь на Брайтоне появилась в конце девятнадцатого века, в восьмидесятых годах, когда железная дорога докатилась до Брайтон и Кони Айлэнд пляжей. Локомотив не успел добежать до океана, как умные люди выстроили четыре гостиницы, Брайтон Бич отель — наибольшая из них. Тогда же, к удовольствию нью-йоркцев, Брайтон обзавёлся ипподромом.

Что такое злачное место и где был Лас Вегас конца девятнадцатого — начала двадцатого века? Два вопроса — в одном. Это казино на Ошеан парквэй, театры, рестораны, аттракционы, собачьи и лошадиные бега, азартные игры, короче — всё, что вам в голову взбредёт, чтобы добровольно выпотрошить карманы любителей приключений. Это и есть Брайтон. Туристическая Мекка. Восторг и опъянение. Любовь и разорение.

А в 1911 году — всему иногда приходит конец — ипподром был перестроен. Резвые скакуны и гончие собаки уступили место новому идолу фордовской Америки — автогонкам.

Скорости в то время были, конечно, не в пример нынешним, но несчастных случаев со смертельным исходом было предостаточно. Под напором многочисленных жалоб и судебных исков владельцы автодрома дрогнули, закрыли бизнес и продали поляну. Запомните это место — район Десятого Брайтона — и смахните вековую пыль с дачных домиков. Перед вами автогонки с азартными играми, стряхните и эту пыль — собачьи и лошадиные бега… Входите во вкус?

И что вы чувствуете после этого: запах навоза или машинного масла? Вы чувствуете то, что мы имеем на этом злачном месте сейчас — тесную застройку домиков-близнецов, кафе «Глечик», книжный магазин «Чёрное море»… А раз Чёрное море, то и «Турецкие ковры»… Не густо, однако…

Но теперь самое главное: как попали сюда мы, российские евреи, кто сказал за нас слово, и кого мы должны благодарить, что в массе своей мы находимся здесь, а не где-нибудь в Коламбусе? Тоже, к слову сказать, Америка. Штат Огайо.

Молодость Брайтона — прибежище русских евреев, поселившихся здесь с первой волной эмиграции, — приходится на погромы девятьсот пятого года. В начале XX века Брайтон разговаривал на идиш. Здесь был курорт, продолжавшийся вплоть до Второй мировой войны.

А в пятидесятых годах жизнь на Брайтоне стала угасать. Молодёжь уезжала, оставляя пенсионеров доживать свой век на берегу океана. Стала меняться публика — эмигранты из Азии, местные босяки, беднота — устремились к району, где можно делать быстрые деньги. Некогда дорогие аппартменты стали стремительно падать в цене. Преступность захлестнула улицы. Бизнесы заколачивали двери и бежали прочь. Пляжи опустели. Туристы исчезли. Жители боялись выходить из дому и открывать окна.

Дядя Яша берёт паузу, чтобы слушатели осознали трагедию — гибель Помпеи, утёрли слёзы и приступили к раскопкам исчезнувшей цивилизации. Но поскольку их всего двое — Шелла и Изя — и аплодисментов не последовало, он меняет партитуру — трубы уступают место жалобному плачу скрипки. Обращённой к Изе:

— Что тебе сказать, если бабелевская Молдаванка — это аль-капоновское Чикаго, то Брайтон шестидесятых — это компот с косточками. Из Гарлема и Чикаго. За считанные годы сады белой акации превратились в кактусовые рощи. Пляжи Аркадии в голливудские сцены мафиозных разборок. Но что вы прикажете делать тем, кто в этих садах провёл юные годы? Встретил первую любовь и имел первый поцелуй? То-то и оно…

Ты что— то слышал о раввине Каханэ и “Лиге защиты евреев“? Власти не говорят об этом, но мне-то чего бояться -я ведь не собираюсь балотироваться в Президенты. В то время как белые оставили Чикаго и Дейтройт и бежали в пригороды, Брайтон оказался единственным местом в Америке, где произошла обратная картина.

С чего начиналось? Меир собрал людей, и они перекрыли Кони Айленд Авеню. Он сказал громкую речь и зажёг огонь в самых тихих сердцах. Я не был там и не могу передать дословно, но люди плакали, что он им сказал. Он задел их за живое, и это звучало примерно так: «Вы сидите по уши в яме с дерьмом и боитесь открыть рот. Так высуньте голову и чего-нибудь скажите! За вас это никто не сделает!»

Что говорить, когда до нас никому дела не было, именно Меир первым начал борьбу за право российских евреев на эмиграцию. Его люди никому не давали проходу — шумно митинговали у советского посольства, бойкотировали гастроли артистов. Конечно, они немножко нервничали и кидали бомбы. Это нехорошее дело, швырять бомбы. Но их услышали. Подключились сенаторы Лаутенберг, Джексон… Пошёл другой уровень. Деловой разговор. Мы — вам, если вы — нам. Когда надо, в Вашингтоне умеют говорить языком Молдаванки.

Вторая лекция начинается после обеда, когда Яша вытаскивает Изю пройтись по набережной. Не торопясь, доходят они до «Татьяны», и Яша приглашает племянника опрокинуть стопочку.

— Я угощаю.

Изя конфузится, и Яша сердится:

— Не морочь голову! Начнёшь работать — вернёшь две.

Закусили пирожком с мясом и продолжили прогулку.

— Слышал ты что-нибудь о Зяме Гринберге?

Изя отрицательно покачал головой, но Яша и не ждал комментариев — если в Одессе спрашивают, ответ давно лежит в кармане. В зависимости от вопроса в верхнем пиджака или в заднем брюк.

— Зяма был серьёзный человек, в Одессе директор крупного гастронома. Когда он увидел, что шантрапа не даёт людям вздохнуть, он пришёл с парой человек в полицию и говорит: «Наши дети не могут выйти на пляж и окунуть в океан ноги, чтобы не получить по морде и остаться без штанов. Наши жёны бояться зайти в лифт, чтобы не потерять сумочку или не быть изнасилованными».

— Это никуда не годится, — отвечают в полиции, — но мы не можем возле каждого лифта держать охрану, а по поводу пляжа — пусть ваши дети вечером сидят дома.

— Хорошо, — сказал Зяма, — мы понимаем ваши проблемы, но позвольте нам тихо решить свои. У нас есть хорошая традиция из нашей прежней Родины — жители гуляют по улицам и заодно смотрят за порядком. Там это была народная дружина, а здесь назовите, как хотите.

— Хорошо, — согласились в полиции, — но чтобы не было никаких грубостей. В Америке на первом месте главенствует закон.

— Что за вопрос?! — ответил Зяма, имея в кармане ответ, купленный у мальчиков Кахане. — Мы будем тихо гулять с жёнами и смотреть, чтобы после одиннадцати вечера никто громко не разговаривал.

Что дальше было, не стоит объяснять — гуляет по набережной интеллигентная пара и держит в дамской сумочке пистолет. Станиславский в таком случае говорил: пистолет стреляет, даже если его об этом не спрашивают.

На шум налетает полиция.

— Вы что-то видели?!

— Упаси Бог.

— Слышали?!

— Кажется, стреляли.

Полиция обыскивает мужчин — божьи одуванчики. А в дамские сумочки в Нью-Йорке заглядывать почему-то не принято.

И шантрапа дрогнула. Она увидела непонятную ей силу, которая пренебрегает принятыми правилами игры.

В результате, — с пафосом закончил дядя Яша, — Брайтон разговаривает по-русски. С одесским акцентом. Нравится это вам или нет. Кому же наводить порядок, открывать бизнесы и делать гешефты, как не детям Молдаванки…

В Манхэттене есть Китай-город и Маленькая Италия. Лицо русского Бруклина, словами коренных американцев, — Маленькая Одесса. Заметь, — с гордостью поднял дядя Яша указательный палец, — не Киев, и не Москва…

— А что Зяма делает теперь? — с надеждой на продолжение спрашивает Изя.

— На Брайтоне стреляли… Время было такое… Зайдём помянем…

* * *

— Ты пошёл на пляж, ты взял в карман какой-нибудь доллар?

Изя не отвечая, выразительно разводит руками.

— Ты привык. Ты знаешь, что у тебя есть жена, которая за тебя всегда должна думать. А если я захочу стакан воды или пирожок перекусить?

Они идут по Четырнадцатому Брайтону, плавно выходящему к широкой деревянной набережной (бордвоку), за которой начинается знаменитейший пляж. Изя при деле — он несёт шезлонг и ему лень отвечать на Шеллино ворчание.

В Нью— Йорке они два месяца -с июня девяносто второго. Полтора года, прошедшие после звонка Регины, проведенные на нервах, в слезах, телефонных переговорах и в сердечных приступах, постепенно стали забываться, захлёстнутые волной новых проблем. И впечатлений.

Регина, пережив тяжелейший развод, приехала с Бэллочкой зимой. По туристической визе. И осталась. Как дядя Яша и обещал, он приютил их, выделив внучатой племяннице диван в гостиной. Один на двоих. Не очень роскошно, но Регина не роптала — они с Бэллочкой не такие полные, чтобы не уместиться.

Её угнетало другое — пособие ей не полагалось, а попытки найти хоть какую-нибудь работу на кэш были безрезультатны. Толпы таких же, как и она, иммигрантов колесили по Бруклину в поисках трёхдолларового счастья. Но если легальные иммигранты, имея вэлфер, Медикейд и фудстемпы, могли не стаптывать обувь — краник капает, то ей, нелегалке, социальные блага положены не были.

Она с трудом дождалась приезда родителей и бабушки. Неделю все прожили табором у Яши. И ожили, когда Изя снял двухспальную квартиру на Тринадцатом Брайтоне. В одной спальне поселилась Слава Львовна, в другой — Регина с Бэллочкой. Изя с Шеллой принесли себя в жертву — расположились в гостиной. Со словами: «Ну что ж, возвращаемся в детство — в коммунальную квартиру по-брайтонски».

— Регина тебе ничего не говорила — она собирается с ребёнком на пляж? — продолжает допытываться Шелла. — Сегодня такая влажность, что можно задохнуться.

— Спроси что-нибудь полегче, — вяло отвечает Изя. — Она ушла утром и ничего не сказала.

Пляж — лучшее место для обсуждения мировых проблем. Не торопясь Изя и Шелла дошли до боёв в Тирасполе, начавшихся вскоре после их отъезда в Америку (Шелла: «Как вовремя мы уехали»), потока беженцев, хлынувших в Одессу, и сетовали, что в такую погоду Бэллочка не на океане. Затем они вспомнили, что разговаривая с кем-то по телефону, Регина обмолвилась, что в воскресенье утром она собирается в Манхэттен. На курсы.

— Зачем же она потащила ребёнка в Манхэттен в такую жару? — недоумевала Шелла. — Там же дышать нечем. Могла бы Бэллочку нам оставить.

— Не трогай её. Ты же видишь, в каком она состоянии.

И супруги перешли к новой теме: не мешало бы Регину познакомить с каким-нибудь стоящим парнем. Барахло мы уже имели. И они стали перебирать варианты. Под рукой — побочный эффект эмиграции — женихов оказалось много.

* * *

Подобной статистики не существует. Хотя… Что такое статистика? Результат обработки умело подобранных фактов. В зависимости от того, какой результат вы хотите получить. Посему, трудно опровергнуть или подтвердить выводы дяди Яши: по прибытии в Америку через непродолжительное время каждая третья эмигрантская семья распадается. Или даёт трещину.

— Одни семьи — бьёт себя в грудь Яша, — распадаются только на бумаге. Если сложить моё и Сонино пособие, результат окажется больше, чем на семью, вывод делайте сами. Если есть чем.

Американская корова не исхудает, если даст чуть больше молока. Тридцать долларов, полчаса в адвокатской конторе, объявляется сепарэйшен (раздельное проживание для несведущих), и без оформления развода можно продолжать жить под одной крышей. И иметь два удовольствия вместо одного.

Идём дальше. Допустим, кому-то повезло, и он устроился на работу. На маленький чек. Но без медицины. За что, спрашивается, второго члена семьи тут же снимают с вэлфера и лишают страховки?! Те же тридцать долларов, и одинокие матери или отцы — в зависимости от того, кому посчастливилось, — продолжают доить корову.

— Это изобретение афро-американской и испаноязычной общины. Наши — не дураки. Всё ценное схватывают на лету, — поучает Яша племянников.

Его университеты очень ценны, но Изе и Шелле фиктивный развод пока не грозит. Они стартовали на курсах английского языка в НАЯНе (из-за наплыва беженцев очередь на курсы растянулась на два месяца) и лишь мотают на ус опыт предыдущей волны.

— Другая проблема, — вздыхает Яша, — реальные разводы. По стрессам эмиграция сопоставима со смертью ребёнка…

— Да ну, скажешь, — прерывает его Изя.

— Ты ещё молодой. Поживёшь — увидишь, миролюбиво отвечает дядя Яша. Он не намерен спорить по пустякам, профессор не дискутирует с первоклассником об очевидных вещах. — Запомни, если обоим до сорока и женщина первой находит работу на приличные деньги, считай, семьи нет. — И он стал приводить примеры из жизни. Не станем утомлять вас их перечислением — у вас свой опыт.

* * *

Регина решила начать новую жизнь. Что это значит? Что слёзы высохли и ей захотелось замуж. Снаряд в одну воронку два раза не попадает. Так говорят. Кто? Промолчим, сославшись на Пятую поправку к Конституции.

Первым делом надо найти достойную кандидатуру. Регина заказала на имя бабушки вторую линию, установила в своей комнате телефон с автоответчиком и определителем номера и дала объявление в газету. Чтобы сразу поставить все точки над «и», она честно указала, что у неё есть прелестная трёхлетняя дочь, она ищет только серьёзные отношения, и чтобы ловеласы и прохиндеи с предложением секса её не беспокоили. Но дабы не отпугнуть достойных женихов, в описании себя ко всем прелестям: умная, весёлая, красивая — добавила: «одесситка с длинными ногами».

О— о… Как выяснилось, это был тонкий ход. Чуть ли не каждый звонок -нетерпеливые сразу, скромные — через пять минут, задавали вопрос: «А у вас действительно длинные ноги?»

На десятом звонке Регина не выдержала и выпалила: «Да у меня действительно длинные ноги! Спрашивайте о чём-нибудь ином».

На обратном конце дрогнули и бросили трубку. Регина прикусила губу — правила игры надо соблюдать. Тем более сама напросилась.

К этому времени у неё родилась мысль, как увлечь мужчину, который на предварительном этапе её заинтересовал. И одновременно как избавиться от звонков-мусора.

Она накупила карточки, используемые для библиотечных каталогов, и по ходу разговора вносила туда получаемую от собеседников информацию. Карточки она рассортировала по номерам телефонов.

Теперь в случае любого звонка она быстро определяла по картотеке, кто звонит, стоит ли откликаться, и если звонок был важен, удивляла собеседника знанием подробностей его личной жизни.

После слов: «Как прошло позавчера твоё интервью в Сити-банке?» или «Ты выгулял уже…?» — она точно называла имя любимой собаки или кошки, и на том конце учащённо начинало биться сердце — она думала обо мне, если помнит даже такие мелочи. До инфарктов не доходило, но лёд к вискам прикладывали.

Как мужчины доверчивы! Легковнушаемы и самолюбивы! Дети, одним словом.

Итак, часть кандидатов оказались нытиками типа Димы-маляра, который сразу начал плакаться, что ему в Италии за два дня до отъезда в Америку сломали правую руку, он не смог работать, и жена его, рассчитывавшая, что она быстро пристроится к кормушке, по прошествии трёх месяцев нашла себе обеспеченного любовника, американца, и указала ему на дверь. Он пробовал сопротивляться, но её родственники вызвали полицию, и ему пришлось складывать чемоданы. Теперь он делит подвал с таким же, как и он, неудачником в частном доме в Бей Ридже.

По неосторожности Регина полюбопытствовала: «А из-за чего, собственно говоря, произошла драка?» — и нарвалась на длинную историю, как он сдавал свою квартиру в Ладисполе новоприбывшим из Киева, а напарник его не поделил с ним маклерские деньги, и началось…

Регина посочувствовала ему и внесла в чёрный список — нытики и неудачники ей не нужны.

В финал конкурса вышли двое — начинающий адвокат Боря и Миша — неработающий программист из Киева.

Боря попал в Америку в пятилетнем возрасте, получил еврейское воспитание, соблюдал субботу, кашрут — идеальная партия для девочки из Боро Парка. Причём тут Регина? Не спрашивайте… Миша, полная ему противоложность (в плане воспитания), напоминал Грегори Пека в молодые годы.

Регина подумала и… стала встречаться с обоими.

Боря пообещал ей оформить рабочую визу, позволяющую легально закрепиться в Америке, и главное — получить сошиал секьюрити номер, без которого невозможно ни открыть счёт в банке, ни сдать на водительские права — основной, как выяснилось, документ в Америке.

Женщинам со времён Клеопатры всегда нравятся устроенные мужчины. И когда дошла очередь до вопроса, чьей любовницей становиться, Регина выбрала Борю. Слишком он был многообещающим.

По Бориной рекомендации Регину взяли секретарём в медицинский офис, где ей положили пять долларов в час наличными с обещанием повысить через месяц до шести, но на чек. При условии, если к этому времени её документы будут в порядке.

Пять долларов в час наличными — в то время как на Брайтоне и на три невозможно устроиться — родственники стали смотреть на Регину, как на национального героя. А бойфренд-адвокат — это звучит гордо. К тому же, согласитесь, бойфренд воспринимается лучше, чем любовник. Для слуха русского.

* * *

О— па! На Брайтоне пошли аресты. Заметьте, не на Ошеан Вью, где снять девочку можно в любое время суток, не на Брайтон Бич Авеню, где порой торговля идёт мимо кассового аппарата, а на тихой Тринадцатой улице, в доме, в котором живут Изя и Шелла. В той тихой Одессе, которая далека от Привоза. И кого взяли? Двух милых старушек, восьмидесятилетних Ханну Марковну и Иду Моисеевну. Их вывели в наручниках, вокруг собран был полк полицейских машин, посадили в одну из них и под эскортом увезли. Предполагали, по-видимому, что старушки будут отстреливаться -иначе чем обязаны почётному караулу?

В теленовостях пояснили — старушки были заурядными продавцами наркотиков. Обслуживали клиентов, не выходя из дому. Ужас! Живём на Брайтоне, как на пороховой бочке.

* * *

Посещение Региной курсов не прошло даром. Не стоило большого труда выяснить, что если Регине гранты на обучение не положены, но существует Слава Львовна, у которой эти гранты есть, то в чём же дело. В Одессе эти вещи понимают с полуслова. Для иногородних: какая разница, кто будет зарегистрирован, а кто — учиться. Главное, чтобы нужная сумма оказалась на счету. Первый закон бизнеса: каждый должен получить свой интерес.

Днём Регина работала, по вечерам изучала Cobol — в связи с угрозой сбоя компьютерных систем в двухтысячном году в Америке начался спрос на программистов, и русская улица вовремя уловила, откуда дует ветер. На Борю у неё совсем не хватало времени, но он, умный мальчик, не роптал и довольствовался субботними встречами.

А что Парикмахеры? Они как будто из Одессы не уезжали. Перед каждым домом на Тринадцатом Брайтоне вечерами собирался совет старейшин. Постоянные члены его уважительно относились друг к другу, и чтобы не возникало конфликтов в палате лордов, никогда не расставались со своими стульями. Более того, любой желающий, что вполне демократично, мог присоединиться и бесплатно постоять рядом — набраться мудрости.

— То что придумают наши, американцы в жизни не додумаются. Им придёт в голову разбавлять молоко водой или сметану кефиром? Это чисто одесские дела. А теперь раскиньте мозгами: чем бензин отличается от молока? Это же как дважды два — можно не спрашивать. Зяма купил автозаправку и стал делать коктейль — смешивать дорогие сорта бензина с дешёвыми. Только и всего. Что, от этого машина перестала ездить? Или мотор заглох? Мелочь, но Коза Ностра, чтобы понять элементарные вещи, нужно закончить Гарвард. На Привозе этому учат на второй день.

Потоптавшись пару вечеров в кулуарах совета старейшин, Парикмахеры выяснили кое-что и для себя: в синагоге на Сибриз Авеню Брамсон ОРТ колледж открыл группы изучения английского языка и начальные компьютерные классы. И они сели за парты.

* * *

Стадион ЧГМП в лучшие годы не был так заполнен, как классы в колледже. Контрамарку в дирижёрскую яму Оперного театра легче было получить, чем место у компьютера.

— Встань! Это моё место!

— Ты что его купил?

— Я здесь сижу с первого занятия!

— Дома сиди! А здесь колледж. Кто первый пришёл, тот и сел.

— Я всё равно не дам тебе работать! — в разговор вступают локти и кисти рук. Преподаватель, профессор из Гомеля, безуспешно пытается вмешаться и замолкает в растерянности.

Страсти накаляются:

— Посмотрите на этого нахала! Это что, твой персональный компьютер?

— Закрой свою балаболку! А то я тебя сейчас так двину, что мама родная тебя не узнает!

После такого концерта — Парикмахеры, к счастью, оказались зрителями, — они потеряли интерес к компьютеру, и весь семестр просидели за спинами счастливых владельцев мышки и клавиатуры. Иногда в конце занятия им милостиво позволялось немного покликать и чего-то попечатать. Word Perfect и DOS прошли мимо, но Парикмахеры не расстраивались. Главное — английский. А двадцать человек в английском классе или тридцать — все в равных условиях. Что делать, если понаехало столько народу и нервы у людей не железные. От Моисея ушла жена, и он живёт с пожилой мамой. Понятно теперь, почему за место у компьютера он борется, как за курицу в очереди на Пантелеймоновской?

А что светит в пятьдесят восемь лет Цукерману, глазному врачу из Киева? В кабинет врача он может попасть только как пациент. Молодая жена его поняла это ещё в Италии. Забеременела быстренько от местного негоцианта и помахала Цукерману ручкой. Вот он и чудит. Заходит в синагогу и крестится. Это в лучшем случае. В худшем — набрасывается в конце занятия на преподавателя бухгалтерии, что тот бездарь — он его не понимает, не хочет понимать и вообще устроит ему «весёлую» жизнь.

* * *

Тс— с… Шелла нашла подработку. Работа не пыльная, но и не очень престижная, поэтому не будем распространяться. Но всё-таки…

Соседка по дому устроилась одновременно в два офиса по уходу за пожилыми людьми. В её обязаности входит присматривать за русскоговорящими старушками — выгуливать, оказывать лёгкую помощь по дому. Платят немного, зато есть пенсионный план и медицинская страховка на всю семью. С одной старушкой соседка договорилась чётко — деньги пополам. Она приходит к ней раз в две недели и заносит половину чека — все счастливы. Другую старушку она уступила Шелле. Неофициально, конечно. И за вычетом налогов платит ей три доллара в час. Вы можете предложить больше? Нет? О чём тогда разговор…

Соседка пытается открыть свой бизнес — бюро путешествий — и работает на дому. Так дешевле. А что она имеет, отдав Шелле клиента? Медицинскую страховку и небольшие комиссионные.

Зато Шелла при деле.

Клиентка её, семидесятипятилетняя старушка из Львова, особо Шеллу не доставала. Разве что фраза: «Ой, ты моя люба дорогая», вставляемая каждые пять минут и обращённая ко всем. Независимо от пола, возраста, степени знакомства, по поводу и без. Сперва Шеллу это веселило, затем стало раздражать, но если всё остальное её устраивало, то с этим недостатком можно смириться.

— Посмотрим, какой ты будешь в её возрасте, — утешил её Изя, когда по дороге из колледжа Шелла поделилась с ним, обозвав старушку попугаем.

— Я до её возраста не доживу, — успокоила его Шелла. И неожиданно, как с цепи сорвалась: «И давай на этом закончим разговор! Надоело!»

Изя скривил губы — сама начала, но благоразумно промолчал. В отличие от неё он и цента в дом не приносит.

* * *

К концу восьмимесячного курса Регина выяснила, что как бы она ни вызубрила Cobol, без грамотно составленного резюме, подтверждённого опыта работы и двух рекомендаций с ней никто из серьёзных людей разговаривать не станет.

Второй закон бизнеса — каждый товар имеет свою цену. Школа Миши на Шипсхедбей роад в этом смысле вне конкуренции. К услугам будущих программистов — натаскивание на интервью (вопросы и ответы), подтверждённый опыт работы, рекомендации, а для слабонервных и неуверенных — техническая поддержка. Хоть пожизненная, если свежеиспечённый программист так и не научится работать самостоятельно.

А дальше — или ты самостоятельно ищешь работу, откликаясь на все объявления в «Нью-Йорк таймс», или Миша может предложить дополнительный сервис — поиск работы через собственную компанию, зарегистрированную им в Нью-Джерси, под прикрытием которой он общается с агентами по трудоустройству и предлагает им своих подопечных. Первый закон бизнеса — все участники процесса должны быть довольны, повторять не надо? Для иногородних, агенты — тоже люди. Живущие, между прочим, на коммисионные.

Не надо оваций — курочка снесла яичко — в мае девяносто третьего Регина открыла дверь школы на Шипсхедбей роад.

На лекции о прохождении интервью народ валил, как на Кашпировского.

— Обычно первое интервью — телефонное. И вам это на руку. Развесьте по всей квартире листики с ответами на вопросы. Я, надеюсь, радиотелефон у вас есть? Чувак вам задал вопрос. Не торопитесь с ответом. Лёгкое раздумье, вы ищете нужный листик — имитируя интервируемого, Миша не торопясь подходит к стене с прижатой к уху трубкой, и делает вид, что начинает читать, — только не выпаливайте ответ, как стихотворение. У вас же идёт мыслительный процесс. — Миша прикладывает палец ко лбу, наглядно показывая, где именно. — Новый вопрос. О'кэй… — Все смеются, наблюдая, как Миша дефилирует вдоль стены и ищет нужный листик.

— Второе интервью, если вы, дай бог, прошли первое, персональное. Чувак хочет на вас посмотреть. Сбрейте пейсы, если они у вас есть — народ смеётся и весело переглядывается, — таковых, мол, у нас нет. — В шкафу наготове должен быть костюм с накрахмаленной рубашкой и галстучком. И не забудьте о дезодоранте. Это Америка.

В заключение лихо проведенной лекции Миша рассказывает смешные истории о первом рабочем дне его питомцев.

— Итак, дай бог, всё позади, и компания дала вам оффер. Что такое оффер, надеюсь, все знают? «Предложение руки и сердца» — на всякий случай переводит Миша. — Первый рабочий день ознакомительный — вас представляют тиму, коллегам вашим, — уточняет Миша, — показывают, где у них кухня, туалет…

У меня был студент, Семён… После завершения ознакомительной процедуры менеджер подводит его к рабочему месту и говорит: «Лог ин», жестом руки указывая на кресло. Тот хватает его за руку и представляется: «Семён». — Все ухохатываются, довольные своими познаниями английского языка и тупостью Семёна. Это же так просто — войди в систему, стартуй.

— А как менеджер отреагировал? — спрашивает наиболее бойкий. — Тут же его уволил?

— Он улыбнулся. Решил, что тот пошутил. Сейчас Семён, слава богу, имеет под сто тысяч. — Все завистливо вздыхают, рвутся на интервью — скорей бы добраться до этих лохов-американцев — и засыпают Мишу вопросами: «Когда будет готово моё резюме?»

Через два месяца, когда все приготовления были завершены, Регина вышла на маркет. Девочки, с которыми она училась, получив резюме, бравировали: «Мы выходим на панель», и слегка приподнимали юбку, показывая друг другу, как они будут проходить интервью. Наиболее решительные готовы были при этом продемонстрировать канкан.

Регина поддакивала: «Право первой ночи за менеджером». К этому моменту Боря помог ей сделать рабочую визу и в подготовленном Мишей резюме значилось, что она уже год как работает в «Меррилл Линче». Больший срок указать нельзя было — как ни крути, Регина в стране всего полтора года. Зато образование в масть — мехмат Одесского университета.

Когда Регина в первый раз прочла резюме, она испугалась: «Не круто ли? Мехмат универа… А вдруг проверят?» — и стала просить Мишу написать что-нибудь попроще.

Миша засмеял её: «Кто говорил вам такие глупости? Тётя Маня из Мелитополя? Или тётя Фира с Брайтона? Так почему же вы пошли ко мне, а не к ним? Американцы доверчивы как дети. А если вы ещё положите руку на Библию, то вам поверят, даже если вы скажете, что вы внебрачная дочь Клинтона. Или Майкла Джексона».

Регина успокоилась: «По-видимому, так оно и есть. Сколько людей до меня устроились и не задавали глупых вопросов».

Она выписала из «Нью-Йорк таймс» с десяток адресов фирм, ищущих программистов со знанием Cobol'а, и разослала по факсу резюме. Следуя Мишиному совету, в дневное время она не снимала телефонную трубку, заставляя звонящего оставить на автоответчике своё имя, телефон и название компании. Затем она многократно прокручивала запись, пытаясь разобрать, что же ей наговорили, и только после этого, настроившись и разложив на диване конспекты, отзванивала. После десятого звонка, когда в очередной раз дрожащим голосом она отвечала на стандартный набор вопросов — где она сейчас работает, какая у неё зарплата и есть ли медицинская страховка, — она настолько свыклась с созданной Мишей легендой, что сама в неё поверила и стала лгать не краснея. С куражом. Была не была…

* * *

Ещё раз о географии. Подкова Южного Бруклина обращена к Атлантическому океану. В центре — Брайтон. Слева и справа — шпоры. Правая, если стоять лицом к океану, — Кони Айленд, левая — Манхэттен Бич.

К Манхэттену Манхэттен Бич никакого отношения не имеет. Как говорится, где имение, а где вода. Возможно, он назван был так потому, что облюбован был когда-то для отдыха богатыми манхэттенцами. Тут и сейчас не хило — миллионные домики аккуратно вписываются в местный ландшафт.

«Наши» давно положили на Манхэттен Бич глаз, и когда Боря разбогатеет, он обязательно купит здесь дом. А пока начинающий адвокат живёт на Эммонс Авеню, в односпальной квартире, окнами выходящей на узкий залив, на противоположной стороне которого дразнится Манхэттен Бич. Чтобы попасть туда с Эммонс Авеню, достаточно перейти узенький пешеходный мостик или… наскрести несколько сот тысяч долларов на первоначальный взнос.

Левая шпора Брайтона обвита ресторанами, мотелями, плавучим казино… Правая — Кони Айленд, начиная с Двенадцатой Вест, засыпана домами для малоимущих, автомастерскими и магазинами «99 центов». Здесь селятся афроамериканцы. Сюда же в поисках дешёвых квартир рвутся неамбициозные семьи российских эмигрантов, прибитые к пляжу Кони Айленд волной девяностых годов. Вечерами они не торопятся выходить на улицу, и бордвок — широкий деревянный настил, окантовывающий Кони Айленд и Брайтон Бич пляжи, разговаривает по-русски только на Брайтоне. Наконечник правой шпоры — Сигейт — Морские ворота — издавно отгорожен от Кони Айленд защитной стеной и охраняется местной полицией. Сигейт обжит американскими евреями в начале двадцатого века, но с недавних пор он стал прибежищем нелегалов из стран СНГ. Их привлекают недорогие аппартаменты, полиция и море. И — это немалый плюс — не выходя за пределы Сигейта, легко найти подработку на кэш — уборки квартир, присмотр за детьми…

Особенно много работ появляется в Сигейте на Песах. В поисках хамеца надо вылизать каждый соблюдающий традиции еврейский дом, и Сигейт, не справляясь собственными силами, привлекает клининг леди извне. Перед очередным Песахом Шелла и попала в Сигейт.

— Демократия в Америке начинается с языка, — создала афоризм Шелла, узнав, что «клининг лэди» переводится как «уборщица». — Слава стране, где каждая уборщица может стать леди!

* * *

Регина получила роскошное предложение — сорок пять тысяч!

Произошло это так. Некий хмырь позвонил ей и после короткого разговора пригласил приехать на интервью в агентство. В Манхэттен. На 37 улицу. Регина к подобным звонкам привыкла и даже ездила уже пару раз на безрезультатные интервью. Она нисколечко не волновалась, предполагая, что на неё в очередной раз хотят посмотреть и ввести информацию в базу данных. Агенты по трудоустройству — тоже люди, и когда надо, умеют пускать пыль в глаза, показывая начальству значимость своей работы.

Она воспринимала подобные поездки как очередной урок. И жалела только, что не может взять с собой Бэллочку, чтобы быстренько отстрелявшись, погулять с ней по Таймс-Сквер.

Так в общем-то оно и произошло. Дежурный разговор, дежурные вопросы. Вежливые обещания и стандартные улыбки. Через два дня Стив прислал ей электронное письмо — срочно требуется программист со знанием С++.

Регина психанула — два дня как подробно беседовали! — и с издёвкой ответила, что она глубоко извиняется, но у неё в резюме нет С++. Она специалист по Cobol'у. Читай, мол, внимательно и не морочь зря голову. Стив не обиделся и ответил фразой, убившей Регину наповал: «Don’t worry! There are a lot of fish in the sea!»

Она с восторгом перевела письмо Изе: «Не волнуйся! Полно рыбы в море!»

— Это значит, — ликовала она, оценив юмор Стива, — что рано или поздно моё время придёт. Одна фирма сорвалась с крючка — другая клюнет! В Нью-Йорке компаний много!

И клюнуло… Только не в Нью-Йорке, а в Нью-Джерси. В Эдисоне. Не ближний свет, конечно. Но с первой работой не привередничают. Особенно, если в руках у тебя не грин-карта, а рабочая виза. Которую не все компании принимают.

С Борей она почти не встречалась. В будние дни допоздна была занята, а в воскресные — просиживала у Миши в школе, не бесплатно, конечно, с девочкой, которая помогала ей писать первые программы.

Разрыв с Борей назревал. Он не торопился с женитьбой, а секс, хоть и нужен был ей для здоровья, но не в той мере, чтобы ставить его на первое место. Как говорится, не делайте из еды культа. На её упрёки, что она не хочет ходить в вечных любовницах, ей нужен муж, а Бэллочке отец, Боря отшучивался, а когда она стала дожимать его, пора, мол, определяться, — дальше так продолжаться не может, он помялся и пробормотал, что в качестве жены она для него не совсем кошер.

— А трахаться я для тебя кошер?!

Если бы в Одессе оставались биндюжники, они стали бы брать у Регины уроки сквернословия — отстоенные помои Молдаванки за пять минут вылились на изнеженную голову нью-йоркского адвоката.

Боря извинялся, пытался объяснить, что она его не так поняла, он не хотел её оскорбить, просто она достала его разговорами о женитьбе — дело было сделано. Она бросала трубку как только слышала его голос, и тому ничего не осталось, как утереть нос и смазать лыжи. И начать искать ту, с которой он действительно может создать семью.

А Регина… Помните, что написал ей Стив? «Полно рыбы в море!» Только — философский вопрос — кто рыбка, а кто рыбак? Это как посмотреть, снизу вверх или сверху вниз. Короче… Не знаю, чем женщины из России привораживают американцев. Еврейки, русские, украинки — все в моде. Акции их стабильны и имеют повышенный спрос на рынке потенциальных невест.

* * *

— Вот что я тебе краем уха скажу: у Регины кто-то есть. — Слава Львовна с трудом дождалась, когда останется наедине с дочерью, чтобы вывалить на неё страшную тайну. А взамен получить свежую информацию. Если таковая имеется.

— Ну и что нового ты мне сказала? Она давно не девочка. И слава богу, если в её жизни появилось нечто путное. Ты же видишь, как ей везёт! То Славик, то Боря…

— Я не об этом. Он не наш.

— Что значит не наш?! Чёрный, что ли?

— Я не знаю. Но она говорит с ним по телефону по-английски. Это меня и пугает.

— Мама, не бери дурного в голову. Может, это с работы звонят или агент какой-нибудь…

— Шелла, не держи меня за дурочку. Я вижу, как она с ним разговаривает.

Шелла решила не торопиться. Дождалась когда у Регины выберется свободная минута, и она выйдет с ребёнком на улицу, и вызвалась погулять вместе. И в спокойной обстановке осторожно начала, как бы подтрунивая над Славой Львовной: «Бабушка, старый человек, нервничает — с кем это ты по-английски так долго разговариваешь».

— А… Это Кларк.

— Он еврей?

— Нет. Вместе работаем.

Дальше выяснилось, что Кларку около сорока, женат он не был, и в Регину влюблён по уши.

— Ну и что ты думаешь? — поинтересовалась Шелла, получив нужную информацию. — С твоей стороны это просто так или серьёзно?

— Не знаю, — честно призналась Регина. — Мне с ним нелегко — в смысле языка, хотя общение очень полезно и я прогрессирую каждый день…

— Это хорошо, но я не об этом, — прервала её Шелла. — Ты с ним спишь?

— Да. Он меня любит. И я к нему, между прочим, тоже не равнодушна.

И тут Регина выдала, что она, оказывается, уже познакомила Кларка с Бэллочкой, и пару раз они прекрасно проводили время втроём. Он идеально к ней относится, внимателен, предупредителен, — и если бы не разное воспитание, то может быть она и согласилась бы стать женой Кларка.

Что такое геометрическая прогрессия мне вам не надо объяснять? Это скорость, с которой развивались Регина-Кларк отношения. Настал день, когда Регина по просьбе Кларка решила познакомить его с родителями и с бабушкой.

На субботу Кларк приобрёл пять билетов на бродвейское шоу «Мисс Сайгон» — Бэллочку по этому случаю оставили ночевать у дяди Яши. Прессу не приглашали. Поэтому вести репортаж с места событий, как проходило знакомство, первые рукопожатия и слова, — некому. Зато доподлинно известно, что после шоу компания отправились в ресторан на Таймс Сквер — места заранее были зарезервированы Кларком. А затем Регина с Кларком укатили ночевать в Нью-Джерси, а Парикмахеры со Славой Львовной — на Брайтон.

— Как он тебе? — первый вопрос, заданный Шеллой, как только сели они в поезд метро.

— Что мне? — отмахнулся Изя. — Главное, чтобы он ей подошёл. С виду человек видный, воспитанный…

— Интеллигентный… — тут же добавила Слава Львовна. — Славику рядом с ним в двух кварталах стоять негде.

— Причём тут Славик? — удивился Изя.

— При том! Он хоть раз поинтересовался за все эти годы, где его дочь?! Выслал двадцать шекелей?! Прислал открытку на день рождения?! Такого подонка надо ещё было уметь найти!

— Мама! — прикрикнула Шелла. — Хватит! Мы и без тебя знаем, кто он такой. Так что не порть нам шикарный вечер. Пожалуйста!

Слава Львовна обиделась и замолкла. Окунувшись в привычное состояние — третий лишний. Если бы Абрам Семеновича не свалил инфаркт за год до Регининого замужества, ей не пришлось бы выслушивать то, что она имеет теперь. Она умоляла Регину назвать девочку в честь деда, но та уступила Шапирам, — бабушка Славика, Бузя, умершая раньше, оказывается, в очереди на присвоение стоит первой. Регина сгладила конфликт, клятвено обещав ей, что следующий ребёнок назван будет в честь дедушки. Сколько же прикажете ждать? Пока не наступит её очередь отправиться за Абрамом?

* * *

Воскресенье, 4-е сентября 1994 года. Ресторан «Россия» на Нептун Авеню. Первоначально Кларк планировал снять зал торжеств в гостинице Хилтон, в Манхэттене, но Регина объяснила ему, что русскоязычным гостям не привычен стиль американских свадеб, и каким бы дорогим и престижным не был бы ресторан, её, мягко говоря, не поймут.

Её опыт основывался на трёх свадьбах, на которых она успела побывать — в итальянском ресторане «Ривьера» на Нептун Авеню в Бруклине, в Бостоне, в гостинице Шеротон, и в престижном гольф клубе в пригороде Дейтройта. Во всех случаях, зная вкусы нашей публики, мать невесты заблаговременно предупреждала гостей — перед свадебным ужином будет «коктейль час». Ловите момент. Позже расслабиться будет сложнее.

Коктейль час — разминка перед застольем, призванная подождать, когда гости соберутся, вручат подарки и слегка пообщаются. Открыт бар, где можно приложиться к напиткам, шведский стол с лёгкой закуской. А Шеротон — пятизвёздочный отель — и вовсе «порадовал» — вместо шведского стола между гостями шустрила официантка с подносом и предлагала микроскопические закусончики. В полпальца размером. Где тут разгуляешься?

Когда же гости сели за стол, официант подошёл к каждому и предложил на выбор — одно из двух вторых блюд и салатики.

— А как насчёт выпивки? — выслушав информацию, нервничал неискушённый гость. И мать невесты терпеливо объясняла, что вам, конечно, принесут рюмочку, если попросите, но бутылку на стол ставить не будут. Мало? Официант принесёт ещё одну рюмочку, но так чтобы — я не говорю о батарее, хотя бы одна бутылка украшала стол, — этого не будет. В Америке так не принято.

— Это же неудобно! — возмущался гость. — Каждый раз подзывать официанта. Весь кураж пропадает.

Мать невесты разводила руками: «Зато какой зал».

Усвоив американский опыт, Регина твёрдо решила: cвадьбу надо делать в русском ресторане, где прекрасно сочетаются два стиля — коктейль час — разминка перед боем, и стол, ломящийся от блюд и бутылок. Первая перемена блюд, вторая… Плюс, если позволяет зал, развлекательная программа — шоу-кабаре.

Без малого гостей на Регининой свадьбе набралось сто двадцать. Родственники жениха и невесты, друзья, сослуживцы. И началось… Зажигательная «Хава Нагила», вовлекшая в хоровод даже самых пожилых и малоподвижных.

Финал — целующиеся жених и невеста, поднятые на стульях танцующими гостями, слегка был скомкан. Сводная группа еврейских Самсонов, усадив Кларка на стул, сделала неудачную попытку приподнять его — со второго захода, когда прибыло подкрепление, вес взят был на грудь — и на этом остановились. Оторвать двухметрового Кларка от пола — и то достижение. Регина одиноко покружилась со стулом, помахала с высоты платочком, и благополучно приземлилась в объятия мужа. Что было дальше описать невозможно — надо увидеть. Оператор записывал свадьбу на видеокамеру, и в будущем Регина с Кларком ещё не раз прокрутят сделанный им фильм.

После свадьбы молодожёны улетели на неделю в Париж, а вернувшись въехали в новый дом, купленный Кларком перед свадьбой. Одна спальня предназначена была им, вторая — Бэллочке, третья пустовала — видать, у Кларка были на этот счёт свои соображения.

* * *

Кстати, о солнце. И о маленькой скамеечке в тени белой акации. Возраст, в котором Изя и Шелла пересекли океан, не самый лучший для старта. Пятьдесят шесть и пятьдесят два — что вам сказать, частный извоз и уборки квартир. Есть другие варианты? Предложите… Если вы не профессор-математик, или не ручных дел мастер (автомеханик, электрик, маляр…) — не будем о плохом. Во-первых, никто здесь не умирает, барахтается, барахтается и, как правило, выплывает, а во-вторых, может всё-таки есть скамеечка под мягкими лучами Его Величества Солнца? В тени белой акации. А если поискать?

— Вот ты сидишь на диване и ноешь: и это не то, и то не так, — начал свои университеты дядя Яша. — Но посмотри на Шеллу… Она в отличие от тебя работает.

— Кому я нужен — оправдывается Изя.

— Послушай сюда, — сердится дядя Яша, — что умные люди двадцать лет до тебя делали. Может, это встряхнёт твои мозги наизнанку. А то сидишь — третий год штаны протираешь! Скоро богатство твоё от безделия наружу вываливаться станет!

— Давай-давай, — бурчит Изя. — Все вы умники задним числом.

— Жила эдесь на Брайтоне некая Мила из Киева. Выучилась на бухгалтера и решила купить в Сигейте четырёхсемейный дом. И сдавать квартиры в рент. Но чтобы купить дом, надо положить в банк даун паймент — первоначальный взнос. От десяти до двадцати процентов. А на оставшуюся сумму взять моргедж и выплачивать с процентами лет двадцать.

Так вот, ежемесячные выплаты банку она собиралась делать за счёт собираемого рента. Но где взять деньги на взнос, если их нет. Кумекаешь?

— Нет, — честно признаётся Изя, не понимая куда дядя Яша клонит.

— Мила договаривается с продавцом, что если дом стоит, допустим, сто тысяч, то по бумагам тот продаёт его за сто двадцать.

— Зачем? — недоумевает Изя. — Я что-то не догоняю…

— А затем, что если в первом случае, банк дал бы ей ссуду восемьдесят тысяч, то во втором — сто. Разница и есть первоначальный взнос.

— Ничего не понимаю… А продавцу, что с этого? Он же платит налог с дохода. И на фиктивно полученные двадцать тысяч, он отстёгивает дополнительные таксы. Зачем это ему?

— В этом то и есть весь фокус. Мила научилась делать инком такс. На мировом уровне. Она пишет, что в доме текла крыша и продавец нанял людей, чтобы полностью её переложить. А это прямые убытки. И доходы, которые он якобы получил, она ему благополучно списала. Никто же не станет лезть на крышу и перепроверять — перелицовывал он её или нет.

У неё уже два таких дома есть, купленных без копейки денег. Рент за две квартиры уходит на погашение моргеджа, а за остальные две она имеет чистую прибыль в карман. А так как она сдаёт квартиры нашим, а наши платят исключительно налом, то эти деньги она нигде не показывает. И никакие таксы-шмаксы не платит. Докумекал?

— Окэй. Но какое это имеет отношение ко мне? Не все могут быть фармазонами, как Мила.

— Ты как не из Одессы! — сердится дядя Яша. — Никто не говорит тебе, чтобы ты стал лэндлордом4. Возьмись за что-нибудь другое. Кто мешает тебе научиться делать инком такс? Ты же ходишь в Колледж. Я, как пенсионер, каждый год плачу за это двадцать пять долларов. А для знающего человека это десять минут работы. Выучись и работай с января по апрель. Поверь мне, инком такс — это золотое дно. Расклеишь везде объявления, что ты делаешь на пять долларов дешевле и к тебе потянутся. А когда набьёшь руку и у тебя появится клиентура, станешь брать как все. И учти — это нал!

Главное — делай что-нибудь и не жди, что тебе на голову посыпется манна небесная, — дядя Яша прощается и уходит, оставляя Изю в глубоком раздумье: «Где же найти скамеечку в тени белой акации под мягкими лучами солнца? И блюдечко с голубой каёмочкой…

И Изя в очередной раз прокрутил историю с аварией, рассказанную дядей Яшей по прибытию их в Америку.

— Первый раз это было в начале восьмидесятых, когда за полторы штуки я купил поддержанный Форд. И стал подрабатывать подвозом клиентов в Лонг Айлэнд на сдачу экзамена на гражданство.

Познакомился я тогда с дамочкой из Сигейта, подвозил её в азропорт, и она, слово за слово, делает мне бизнес предложение. За руль моего Форда садится профессионал, автогонщик из России, я — рядом, сзади она, моя жена, и ещё кто-нибудь, кого я пожелаю. Выезжаем на трассу и буквально ползём, ждём, когда появится дорогая машина с водителем и без пассажиров. Задача профессионала, как только лох повысит скорость и станет нас обгонять, подставиться под удар сзади и юркнуть вниз. Выходим из машины, за рулём был я. Лох подмены даже не заметит. Затем мы дружно идём лечиться, и его страховая компания платит каждому за ущерб здоровью, а мне — дополнительно — за разбитую машину. Нас пятеро — он один. Как он докажет, что мы его подрезали и спровоцировали удар сзади? Никак.

Я и клюнул.

Звучало соблазнительно. А дальше всё произошло, как дамочка говорила. И я с женой и с сыном получили на троих тридцать тысяч. Плюс — три тысячи за побитую машину.

Но, оказывается, между медицинскими офисами есть своя конкуренция. За лечение каждого «пострадавшего», они вытягивают со страховых компаний штук пятьдесят. Так почему бы, если светит полтинник, не побороться за клиентуру? И дать человеку заработать ещё пару копеек.

Умные люди назвали мне офис, где хозяин сразу же отстёгивает полторы штуки, если я обращусь к ним в случае аварии. В первый раз уже было поздно и номер не прошёл. Но спустя пять лет мы этот трюк повторили. Я с Cоней получил двадцатку и три с половиной штуки на ремонт машины. Доплатил и взял вэн, на котором сейчас езжу. Потом мы во Францию съездили, и в Испанию… Догоняешь?

Изя почесал подбородок — дядя Яша неподражаем — и вновь принялся изучать объявления, но кроме разноски рекламок, чем он иногда подрабатывал, ничего нового он для себя не нашёл. Скамеечки под солнцем в Бруклине есть, но не на каждом углу.

* * *

Что мужчина без женщины? Не в смысле продолжения рода. Засохший ручей. Дерево без ветвей. Кресло без спинки.

Музыканты, расчехлите ваши трубы — Шелла нашла Изе скамеечку. Она встретила на Брайтоне одноклассника, который, оказывается, живёт в Нью-Йорке уже двадцать лет и держит агенство по торговле недвижимостью. Покупка и продажа домов и квартир. Другое направление — сдача квартир в рент. Майкл, так зовут одноклассника, расширяется и ищет энергичных риелторов.

Шелла тут же схватила его за пуговицу и завела разговор об Изе.

— Мишенька, у тебя найдётся что-нибудь для моего? А то сидит без дела и дурью мается.

— У него есть лайсен? Без этого я взять его не могу.

— Открыл Америку через форточку. Я и без тебя знаю, что на всё нужен лайсенс. Помоги!

Майкл стушевался. По губам промелькнуло досадное: «Мне это надо?», но Шелла вцепилась в него мёртвой хваткой.

— Давай посидим, попьём кофе. Сто лет не виделись. Или ты предпочитаешь пиво? С раками или без? Я угощаю.

Не каждый мужчина способен отказаться от настойчивого приглашения симпатичной женщины. Продолжающей невинно держать руку на его груди. Майкл не исключение -капитуляция его была предрешена, как только признался он в наличии успешного бизнеса.

Через полчаса, сидя в ресторане на бордвоке, Майкл расслабился и разоткровенничал:

— Если Изя пройдёт двухмесячный курс и получит лайсенс, я возьму его к себе. Поверь мне, это только для тебя. Ты мне ещё в школе нравилась. Позвони мне завтра в обед и я дам тебе адрес курсов. Пусть скажет, что он от меня — его примут, как родного. А лучше — я за тобой сам завтра заеду. Скажи только куда. И мы посидим где-нибудь… Развеемся.

— Спасибо, Мишенька. Ты настоящий друг.

Она не задумываясь согласилась встретиться — главное, чтобы он взял Изю на работу. Дальше видно будет.

Что мужчина бы делал без женщины? Без её маленьких хитростей и небольших слабостей? Изобретательства и лёгких, ни к чему ни обязывающих жертвоприношений?

Спите спокойно, Изя Парикмахер, и не нервничайте в ваши годы. Вам нельзя. Доктор запретил. А скамеечка — вот она, первая работа в Америке. Куст белой акации, я надеюсь, вы уже посадите сами.

* * *

Вскоре после возвращения семьи Нельсон из Парижа Регина позвонила бабушке и объявила:

— Бабуля, поздравь меня! Твоя мечта сбылась. Как говорят в Одессе, я немножко беременная. Сегодня мы с Кларком были у врача и он подтвердил — тебя ждёт ещё один правнук, на зтот раз — мальчик.

— Ой, что ты говоришь! Ты добавила мне ещё десять лет жизни! Но я не понимаю, что такое немножко? Месяц? Два?

— Шесть недель.

По странному стечению обстоятельств почти все сейсмологические станции Западного полушария зафиксировали в этот момент, и несколькими минутами позже, лёгкие колебания почвы, происшедшие в районе Южного Бруклина, но прийти к единому мнению, что же послужило причиной сейсмической активности в доселе тихом районе, — так и не смогли.

Последующие сорок недель объединённая семья Нельсон-Парикмахер ждала появления Энтони. Мечта Славы Львовны назвать правнука в честь Абрам Семеновича стала реальностью. Энтони, Антуан, а по-русски Антошка усиленно готовился к выходу в свет. Врачи обнародовали точную дату — шестнадцатое июня.

Кем считать его, дискусировали Парикмахеры. Зачат в Париже — француз. Рождён в Америке — американец. Но в отличии от Сильвестра Сталлоне у него не только бабушка, но и мама родилась в Одессе. Одессит? Тяжёлый случай для будующих биографов. Но, как говорит прабабушка, лишь бы он нам всем был жив и здоров.

Первый месяц Регина отсидела с Антошкой. Затем — программистам не рекомендуется долго засиживаться дома — вышла на работу Предварительно, воспользовавшись услугами агентства по трудоустройству, она нашла нянечку, милую, работящую женщину лет пятидесяти, приехавшую в Америку на заработки. И что немаловажно, почти землячку — из Измаила.

Регинины условия — шесть дней в неделю с проживанием, один день — выходной, уход за двумя детьми, новорожденным и восьмилетней девочкой — двести пятьдесят долларов в неделю наличными — приняты были с лёту. Тысяча долларов в месяц. Чистыми. При том, что на Украине среднемесячная зарплата едва достигает пятидесяти.

От Брайтона до Регининого дома в Нью-Джерси полтора часа езды на машине. Каждый день в гости не приедешь. В первое воскресенье после выхода Регины на работу, Парикмахеры, захватив бабушку, собрались навестить внука. Кларк к приезду гостей приготовился жарить на заднем дворе шашлыки. Нянечки не было — выходной она решила провести в Манхэттене.

От судьбы не уйдёшь. Когда Парикмахеры в следующие выходные повторили вылазку, Изю хватил удар — нянечкой оказалась Оксана.

О Господи! Четверть века прошло с того дня, когда с подачи Левита он почудил, и чтобы соблазнить дурочку-студентку, наврал ей, что он, в прошлом советский разведчик, чуть ли не единолично предотвратил фашистский путч в Венгрии. После тяжёлого ранения вернулся в Одессу, оставил временно службу, и по требованию командования перед длительной зарубежной командировкой женился, дабы всегда иметь связь с Родиной.

А та, дура, увлеклась по-настоящему, да ещё и родила сына, после чего он имел кучу неприятностей, потерял мать и чуть-чуть не расстался с Шеллой. И вот теперь она объявилась вновь — его вечное наказание.

Изя попытался сохранить спокойствие и сделать вид, что не узнал её, но — глаза его не закончили школу разведчиков — взгляд предательски вцепился в Оксану и выдал его с головой. Как ни старался он избежать встречи с ней, Оксана, улучив момент, когда Изя ненадолго остался один, быстро подошла к нему и шепнула: «Ты здесь по заданию? Нелегал?»

Изя поперхнулся: «Ты что, офонарела?! Забудь это. То была шутка, за которую я уже сто раз поплатился».

Оксана с обидой сжала губы — не хочешь говорить, и не надо. Между прочим, я мать твоего сына. Мог бы и поинтересоваться им.

Успокоившись, она сделала вторую попытку: «Я всё понимаю и никому ничего не скажу. Но ты должен и меня понять. За все годы я от тебя ни копейки не получила и воспитывала Игорька одна. Сын твой, между прочим, взрослый парень, отслужил в армии и сейчас работает в милиции. Вот так, дорогой папаша-разведчик…»

Изя взбеленился: «Оставь меня в покое! Слышишь?! А то я заявлю в полицию, что ты в стране нелегально и тебя быстро депортируют без права возвращения!»

— Поосторожней на поворотах! Я тоже кое-что могу заявить в полицию! Английского языка на это у меня хватит.

Изя услышал чьи-то шаги, повернулся и, оставив без ответа прозвучавшую фразу, выскочил из комнаты.

К удивлению Шеллы он вдруг начал торопить её вернуться в Бруклин, вспомнив неожиданно, что у него запланировано свидание с клиентом, о котором он забыл…всю дорогу был неразговорчив и последующие дни, ничего не объясняя, ходил как в воду опущенный.

Шелла взялась за Изю — выкручивать ему руки и развязывать язык за тридцать пять лет брака она научилась сполна. И после мучительных раздумий — сложившуюся ситуацию надо как-то разрешить — Изя решил сознаться. Шелла-умница, должна найти выход из тупика. В конце-концов, Оксана — грехи молодости, которые Шелла давно уже ему простила.

Изя дёрнул за кольцо — язык развязался и раскрыл парашют. Шелла поохала, поохала — переживания четвертьвековой давности всплыли наружу — и она приняла единственно разумное решение: Оксану нужно уволить. Объяснить, что по настоянию мужа Регина уходит с работы, и сама будет следить за детьми. Поблагодарить её, сделать ценный подарок, пообещать хорошую рекомендацию и рассчитать на все четыре стороны.

— А как ты Регине это объяснишь? Она вроде бы ею довольна.

— Ничего особо придумывать не надо. Скажу ей, что мы её хорошо знаем. В своё время у нас в семье из-за неё были большие неприятности. И сейчас от неё надо тихо избавиться. Но так, чтобы та не заподозрила истинной причины.

Регина сделала так, как Шелла просила. Вежливо рассчитала, вручила подарок на пятьдесят долларов и… быстренько нашла другую нянечку — грузинку.

В доме Кларка наступили новые времена. Сочные запахи грузинской кухни заполонили окрестности Парсипани. Замедляли ход рейсовые автобусы, слетались из соседних штатов птицы… Покружатся-покружатся и улетают, на подлёте новая волна…из Флориды…

Безоблачное небо недолго висело над Южным Бруклином. Вскоре Майкл позвонил Шелле на мобильный телефон и без объяснения причин потребовал срочной встречи. Он мог и не настаивать — Шелла по голосу почуяла — стряслось нечто неординарное.

Они встретились в Сибрис Парке и Майкл без обиняков сообщил ей, что к нему на работу приходили двое мужчин. Представились сотрудниками ФБР и стали расспрашивали об Изе.

— Вроде бы ничего существенного, но среди вопросов были и такие: не заметил ли я в его поведении нечто непредрассудительное? Или подозрительное? С кем он общается? Знал ли я его до эмиграции? Причём, у них уже была информация, что мы земляки… А в конце беседы попросили меня о визите их не распространяться. Шелла, это не полиция, а ФБР, которое пустяковыми делами не занимается. Ты можешь, мне что-нибудь разумное сказать?

Шелла сразу поняла, откуда ноги растут. Но как объяснить это? Какой идиот поверит в эту кажущуюся неправдоподобной историю?

Она попыталась успокоить Майкла, свести происшедшее к шутке, мол, это рутинная работа местного КГБ. Надо же им оправдать высокую зарплату. Вот и делают выборочные проверки. Но Майкл, не дослушав, прервал её.

— Извини меня, но мне не до шуток. Я не хочу из-за Изи на ровном месте свою голову подставлять. Если он оказался под лупой, то моя контора — под микроскопом. Поэтому, я его не увольняю, но пусть он уйдёт сам.

— Да-да, ты прав, — вынуждена была согласиться Шелла. — Спасибо, Мишенька. Но спи спокойно, это не так серьёзно, как ты думаешь.

Дома ей предстоял тяжёлый разговор с Изей. Искусственное дыхание требовалось обоим.

— Закрой рот и открой уши что я тебе скажу. Эта дрянь таки заявила на тебя в полицию. Что она им наговорила — одному Богу известно. Но к Майклу на работу приходили двое из ФБР и расспрашивали о тебе. Он, как ты понимаешь, наделал полные штаны. И увольняет тебя. Точнее, просит тихо уйти пока гвалт не затихнет. Видать, в биографии у него тоже не всё кошер.

— Что же мне делать? — Изя выглядел растеряным и потухшим.

Шелла сжалилась: «Чего ты раскис? Или ты действительно советский разведчик?! Второй Абель на мою голову. Купим факс, проведём вторую линию. Комната Регины свободна. Чем тебе не контора? Может это и к лучшему. Попытайся открыть свой бизнес и работать пока из дому. У тебя же есть опыт!»

— Да, конечно, — вяло промямлил Изя. — Надо что-то делать… И не сидеть сложа руки.

На этом Изины неприятности не закончились. Когда всё хорошо, надо готовиться к худшему.

Он только начал раскручиваться — купил факс, дал объявление в газету, — как гости пожаловали. Вежливо представились и пригласили проехать для беседы в офис. Попробуй не согласиться. Спасибо ещё, что не надели наручники, и не опозорили перед соседями.

Ехали минут тридцать. Окна машины были затемнены, и Изя так и не понял, куда в конечном итоге его занесло. Подземный гараж. Лифт. Комната без окон.

— Cценка из нового голливудском детектива «ФБР не дремлет», — отметил для себя Изя. Он так и не выработал линию поведения — отвечать лишь на задаваемые вопросы — ни влево, ни вправо, — или взять инициативу в свои руки и самому рассказать давнишнюю историю. И её неожиданный финал.

— Вы в пятьдесят шестом году проходили воинскую службу в Венгрии? — после серии незначительных вопросов перешёл к делу фэбээровец. — Встречались ли вы в то время с Андроповым?

— Да. То есть нет, — быстро поправился Изя. — Я лежал в госпитале, а он после подавления путча пришёл проведать раненых и вручить награды.

— И только? — иронично переспросил фэбээровец. — Какие ещё были встречи?

— Я понимаю, к чему вы клоните — в дальнейшем Андропов возглавил КГБ. Но я с этой организацией ничего общего никогда не имел. И не имею. И Изя в очередной раз расссказал, что пытаясь соблазнить очаровательную студентку, дабы солиднее выглядеть в её глазах, он сболтнул, будто работает в советской внешней разведке. И повторил дальнейшие свои злоключения.

Видать ему поверили, и больше не дёргали. Отголосок стукачества скажется позже — на интервью для получением американского гражданства сперва вызовут Шеллу и Славу Львовну. Его — через два года. В канун противостояния Гор-Буш. Но осенью 95-го Изя не знал этого и умиротворился лишь после нескольких недель тревожного ожидания новых допросов. Рыжий Антошка — лучшее средство от стрессов. И от ФБР. Попробуйте. Помогает.

* * *

О том, что у Изи проблемы с ФБР, Яша Вайсман не знал. Иначе не стал бы устраивать своё семидесятипятилетие в самом центре русской мафии.

Моня, гардеробщик ресторана и старый приятель Яши, увидев его, воскликнул, подражая бандитам со стажем: «Только за то, что ты ко мне зашёл, ты уже попал на пять штук! А теперь давай разговаривать.»

Разговаривать Яша умел и он сказал ему пару-другую слов, после чего Моня обрадовался: «О! Я вижу, ты не потерял форму. Зайди позже ко мне, поболтаем…»

Как и Яше, Моне семьдесят пять. Или около того. На хлебное место Моню пристроил племянник, работающий в ресторане музыкантом. Почему конкурс на место гардеробщика, как в театр киноактёра, догадаться несложно — плакат над Мониным окном вещает: сервис платный. Один доллар за каждую сданную вещь.

— Ты, по-видимому, уже миллионщик, — быстро прикинул Яша его доходы за вечер. — Ещё и приторговываешь мелочишкой…

— Кушать же хочется, — прибедняется Моня и шепчет на ухо: «Половиной я делюсь с хозяином. Только так большой бизнес и делается».

Когда ушли последние гости, и официанты упаковывали для Яши оставшиеся напитки и несъеденное горячее, Моня рассказал по-секрету, что пару недель назад у них пропал вышибала, классный боксёр, Сережа, чемпион Америки в первом полутяжёлом весе.

— Хозяин, сам не свой. До этого наш музыкант сцепился с одним сопляком, бандитом недорезанным. И чтобы Длинного привести в чувство, его затащили в кабинет хозяина. Мне племяш говорил, что хозяин держит крышу у самого Япончика. И никого не боится. Вот он и на этот раз позволил себе вольности, кричал, шумел, пистолетом размахивал. А потом Серёжа Длинного вышвырнул. Обычное дело, но через несколько дней Серёжа исчез. Поехал в автомастерскую и сквозь землю провалился. Но хозяин, по-видимому, знает в чём дело — иначе не ходил бы чернее тучи. Чует моё сердце — на Брайтоне наступают новые времена.

Последнюю фразу Моня мог и не произносить — об аресте Япончика и о возможном переделе сфер влияния шумели все русские газеты.

Вечерний моцион — Яша с Изей возглавляют шествие, следом — в нескольких шагах— Шелла и Слава Львовна — обычный ритуал с июня по август. У Сони болят ноги, и на скамеечке перед домом она председательствует в совете старейшин.

— Что представлял из себя Брайтон Бич от Ошеан Парквэй до Кони Айлэнд, когда в семьдесят третьем сошёл я с борта самолёта? — продолжает Яша. — Запущенные двухэтажные домики — на первом этаже доживают свой век еврейские старики, на втором, на уровне грохочущих поездов сабвэя — веселятся пуэрториканцы.

Несколько кошерных лавок, маленький ресторан, и, пожалуй, всё. Если я чего-то забыл, то оно того и стоит. Грязь и опустошение — таким я застал Брайтон.

Был в Нью-Йорке известный в ту пору ортодоксальный раввин Рональд Гринвальд, если я не ошибаюсь в фамилии, который имел большие связи наверху. Для приёма русских евреев он добился решения мэрии начать строить в Квинсе комплекс современных многоэтажек с дешёвыми аппартаментами.

Когда пошла первая волна и стал вопрос, где селиться, привыкшие к удобствам Москва и Ленинград однозначно выбрали благоустроенный Квинс.Ты же читал Довлатова? Что он видел, кроме достопримечательностей Квинса и красот Манхэттена? Он сказал хоть два слова за Брайтон? Ему нечего было сказать — он гордый и Брайтон презирал.

— Ну, ты загнул…

— А ты почитай… Например, «Иностранка». Довлатов — певец Квинса. Сто восьмой улицы. О Бруклине, о Брайтоне — ни слова.

А Одесса предпочла презираемый обеими «столицами» Брайтон и только потому, что рядом был океан. Москва и Ленинград наслаждались безводным Квинсом и чурались Одессы, а Одесса имела их всех в ввиду и наслаждалась бордвоком.

Правда, произошла маленькая загвоздочка — в последнюю минуту стала возмущаться местная «интеллигенция», почему, мол, власть думает о русских и забывает о своих. Чтобы успокоить публику, квинсовские многоэтажки слегка разбавили.

А дальше — обычная схема. После того как лифты в Квинсе стали кабинками для изнасилования, питерская и московская интеллигенция дрогнула и стала упаковывать чемоданы, перебираясь в более дорогие, но безопасные районы.

А Одесса хотела жить на море, и когда ей стали наступать на ноги, дамские сумочки начали стрелять.Только и всего. В результате мы имеем Брайтон таким, каким он есть сейчас, где каждый кусок земли стоит бешенные деньги. Банки и рестораны наступают друг другу на пятки… Подпираемые строящимися дорогими кондоминимумами. Вот что за четверть века сделала здесь Одесса…

Не спеша, они дошли до аттракционов — дальше в позднее время идти не рекомендуется, и повернули назад.

— Ты говорил как-то об Евсее Агроне. Обещал выяснить у Мони…

— Тебя, я вижу, потянуло на историю.

— Сам начал…

— Да, ты прав. Хоть это и криминальная, но история. Для того, чтобы бизнесы окрепли, нужны крепкие кулаки. Это потом кулаки призовут закон и установят суд и справедливость.

— Хватит философствовать — ты не Вольтер. Знаешь — скажи. Нет — пошли дальше.

— Хорошо. Я расскажу то, что слышал от Мони. Если что не так — все вопросы к нему.

Их было трое, кого в разное время в среде бандитов называли Первым — Агрон, Балагула и Иваньков, он же Япончик. Царствовал Япончик недолго — с девяносто второго по лето девяносто пятого. И по сравнению со своими предшественниками — Агроном и Балагулой, революцию не произвёл и ничем выдающимся не отличился. Рэкет, наркотики, выбивание долгов… Ничего нового. Стандартный набор. А Первым по праву был признан — Евсей Агрон. Приехал он в семьдесят пятом и правил на Брайтоне почти десять лет.

Евсей наладил контакт с итальянцами, с семьей Дженовезе, в частности, и они первые, кто оценили его и стали величать Доном. Он был жестокий человек, и не мудрено, что у кого-то сдали нервы — летом восьмидесятого в него стреляли на бордвоке. Его тут же доставили в Кони Айлэнд госпиталь — на вопросы детектива Дон ограничился фразой: «Не беспокойтесь, я сам позабочусь об этом».

Он сдержал своё слово и безмятежно царствовал ещё четыре года — пока в январе восемьдесят четвёртого его не подкараулили при выходе из гаража своего доме на Ошеан Парквэй. На этот раз пули попали в лицо и в шею. Извлечь их не смогли, и правая часть лица Агрона навечно застыла в зловещей ухмылке. Когда детектив вновь задал свои вопросы, как и четыре года назад, Агрон отделался фразой: «Не волнуйтесь, я сам позабочусь о своём здоровье.» Знающие люди полагали, что не обошлось здесь без правой руки Агрона — Балагулы, который давно заслужил право самому называться Доном.

Субботним утром четвёртого мая восемьдесят пятого года Агрон по привычке собрался в русско-турецкие бани в Ист-Сайд в Манхэттене. Когда он стоял на лестничной площадке в ожидании лифта, из-за угла коридора вышли двое. Прогремело три выстрела. Говорят, стреляли телохранители.

— Трогательная история. Ты почти Бабель — тебе бы по телевизору выступать с циклом «Брайтоновские рассказы». А что Балагула?

— Балагулу «родили» дыры в законодательстве. Одно из его самых известных и громких дел Балагулы называлось красиво — «цепочка маргариток». По федеральному закону, действующему в то время, оптовики по продаже бензина и дизельного топлива сами должны были собирать налоги на всех своих мелких распродажах с последующей передачей налоговой суммы государству. В Одессе это называется: «Бери — не хочу!» Схема элементарная — создаются оптовые липовые компании, которые продают бензин розничным торговцам и собирают с них налоги. Затем компании исчезают. Где собранные налоги? Тю-тю…

Другая махинация связана с топливом, которое могло быть использовано либо как дизельное, либо как топливо для домашних систем обогрева. Хохма вся в том, что топливо для домашних отопительных систем налогом не облагалось.

Ну как не принять такую подачу? Это, как в волейболе, — есть мяч, который нельзя не погасить. И вновь всё просто — создается Отопительная Компания, которая покупает топливо как бы для отопления, а затем пускает его в распродажу по разряду дизельного, присваивая себе налоговый сбор, полученный с различных торговцев.

— М-да… А на чём же этот умник погорел?

— На самоуверенности. Он пригнал танкер с левой нефтью, стал на якорь в Нью-Йоркском порту и внаглую начал качать нефть. Итальянцы предупредили его: «Ты попал под колпак ФБР. ФБР поставило на трубу счётчик и контролирует каждый твой шаг». — Он отмахнулся…

* * *

Также, как Одессе, с гордостью произносят: «Я с Молдаванки», в Нью-Йорке — особый шик признаться в бруклинских корнях. Губернатор Патаки во время предвыборной компании бьёт себя в грудь: «I am a Brooklyn guy!» — что должно восприниматься, по-видимому, так: «Ребята, я свой!»

Регина поменяла компанию — перешла в брокерскую фирму, расположенную во Всемирном Торговом Центре. Рождественская вечеринка проходила в ресторане на 104-ом этаже. Зрелище — дух захватывает — страшно и величественно.

Менеджер её, живущий ныне в Нью-Джерси, опорожнив коктейль, неожиданно признался: «I am a Brooklyn guy!» — Регина добавила с гордостью: «Мой сын тоже! Он родился в Бэй Ридже, в Виктория-госпиталь».

Понедельник, 10 сентября 2001 года. Изнурительная августовская духота спала. В полдень Изя вышёл прогуляться по бордвоку. Океанские чайки, не в пример черноморским — крупные и упитанные, лениво вышагивали рядом. Шутя Изя называл их: «Жертвы Макдональдса или продукт американского образа жизни»

Мягкое солнце располагало к благодушию. Впереди маячит шестидесятипятилетие. Дата некруглая, но по местным меркам знаменательная — с этого дня должны начать начислять пенсию. Однако, придётся слегка подождать — для получения пенсии следует отработать как минимум десять лет.

Изя сел на скамейку, закрыл глаза и подставил лицо солнцу. Слегка задремал.

— «Ещё рокочет голос трубный, но командир уже в седле. Не обещайте деве юной любови вечной на земле», — пропел вдруг над его ухом знакомый голос.

От неожиданности он вздрогнул.

— Чего ты так испугался? Я не кусаюсь, — прогундосил тот же голос и холодная рука обняла Изю за плечо.

— В-вы? — едва выдавил Изя. Дружелюбно улыбаясь, рядом с ним сидел Камердинер.

— Чему ты так удивляешься? Или не рад? — светился Хуна Абович. — Давненько мы с тобой не виделись… Давненько… Ты почти не изменился, раздобрел только… На американских харчах… А волос седых нету. Нету седых волос. Или ты красишься, а?

— А как Ося? — неожиданно для себя произнёс Изя. — Что слышно у Муси? — поправился он, вспомнив чей отец Хуна Абович.

— Не забыл братца, не забыл… — Хуна Абович настроен был благодушно. — Он как Каин, позабыт-позаброшен. Хотел быть умнее всех, всех обшустрить, объегорить. Вот и остался один. Каин он и есть Каин.

А тебя я хочу предупредить… Я ведь люблю тебя. Пусть Регина поспит завтра подольше… Куда ей завтра торопиться?

Хуна Абович кряхтя встал, отошёл на пару шагов, прикрыв ладонью глаза, посмотрел на безоблачное небо, затем почему-то помахал Изе указательным пальцем и хрипло пропел: «Крест деревянный иль чугунный назначен нам в грядущей мгле». Грациозно поклонился: «Благодарю за внимание», — и… испарился.

— Реги… — Изя схватился за сердце и обмяк.

Полицейская машина патрулирующая бордвок, остановилась возле него минут через двадцать — женщина-офицер обратила внимание на нелепо лежащего на скамейке мужчину и вызвала по рации «Скорую Помощь». С предварительным диагнозом — инфаркт «Скорая» отвезла его в Маймонис-госпиталь.

* * *

Перед работой Регина заехала в госпиталь. К отцу её не пустили, но успокоили: «Для жизни опасности нет. Он находится в реанимационной палате, куда визитёрам доступ воспрещён» Она оставила для него фрукты, сок и уехала на работу.

Регина опаздывала. Она посмотрела на часы и прикинула — пока доедет до Всемирного Торгового Центра и поднимется на 29-й этаж — опоздает примерно на полчаса. В пределах нормы.

Поезд чудовищно медленно подползал к станции. Регина кинула взгляд на часы — восемь сорок пять — успеет. В то же мгновенье раздался короткий визг и вслед прогремел резкий раскат грома. Поезд остановился. Секунд через тридцать из динамика прозвучал истеричный вопль машиниста: «В чём дело?!» Регина вышла из вагона — из вентиляционных отверстий на платформу оседала густая асбестовая пыль.

Она вышла на улицу и сразу увидела чадящую верхушку северного «близнеца». Вокруг сыпались обгоревшие бумаги, осколки раскалённого металла и куски материала, похожего на стекловату.

— Что случилось?! — вцепилась она в первого встречного.

— Вроде бы самолёт врезался.

— Самолёт? Чушь какая-то… Планер что-ли? Но как в такой солнечный день можно не разглядеть небоскрёб?!

Она поспешила к Центру — из зданий в разные стороны хлынули люди, а под оглушительный визг сирен стали съезжаться пожарные, скорая помощь, полиция. Полицейские немедленно стали отгораживать подступы к Всемирному Торговому Центру.

Раздался короткий вой турбин, прогремел взрыв, и над вторым зданием появился стремительно разрастающийся оранжево-чёрный клуб огня. На головы стало оседать искрящееся стеклянное облако. По асфальту зазвенели осколки. В небе кружились бумаги и крупные листы алюминиевой обшивки, трепетавшие в воздухе словно кленовые листики.

Полиция непрерывно отгоняла людей. Под бесформенной металлической конструкцией Регина увидела двоих, лежащих на асфальте в луже крови. Одного она узнала — минут пять назад он сбегал в магазин за видеокамерой и лихорадочно стал снимать… — «Это же исторические кадры!» — Окружающие последовали его примеру, и бросились в магазин за фото и видеоаппаратурой. Теперь возле «оператора» бессмысленно суетились врачи. Поодаль валялась разбитая видеокамера.

Полицейские продолжали настойчиво оттеснять толпу. Вдруг раздался испуганный вздох сотен людей — из окна одного из верхних этажей выпрыгнул человек. Затем с короткими перерывами выбросился второй, третий, четвёртый… Они летели мучительно долго, неуклюже размахивая руками и ногами, и кувыркались в небе — маленькие воздушные акробатики под дымящимся куполом оранжево-чёрного неба. Ветер разносил их в разные стороны.

Регина заплакала.

С грохотом начала рушиться Южная башня…

— Бегите! — заорали полицейские, но и без этого крика отчаяния толпа побежала. Люди падали, поднимались, и снова бежали, бросая свои сумки на землю. Вдогонку неслось облако дыма и пепла. Под истошный вой сирен с десяток полицейских машин вынырнули из-под облака и рванули, спасаясь от густо падающих обломков…

Регина едва забежала в какое-то здание, как волна гари, дыма, пыли и пепла накрыла тех, кто не успел скрыться. Люди накрывались майками, рубашками, прикрывали рот от пыли, кашляли и задыхались. Теряли друг друга в кромешной тьме и перекликивались…

Облако не успело осесть, как медленно, с жутким лязгом стала проседать и рушиться Северная башня. За окном стало темно, как ночью. Лишь покорёженная металло-бетонная сердцевина высотой этажей в шестьдесят ещё несколько секунд продолжала торчать, как кость, с которой содрали мясо. Когда рухнула и она, на месте, где ещё мгновения назад возвышался символ Нью-Йорка, не осталось ничего кроме огромного серо-чёрного облака пыли и пепла.

Закрывая рот и нос носовым платком, она вышла из здания. Полицейские в оцеплении сообщили — туннели закрыты, метро не работает, выходить из Манхэттена можно только пешком — через Бруклинский мост.

Толпа шла молча. На выходе из Бруклинского моста стояли добровольцы и предлагали соки и воду. Продуктовые магазины раздавали напитки. По обочинам дороги врачи из близлежащих офисов спрашивали: «Кому нужна помощь?» Наготове выстроились машины «Скорой Помощи».

До Маймонис госпиталя Регина шла часа три. И всю дорогу думала — это судьба.

У входа в госпиталь она столкнулась с Шеллой. Та бросилась ей на шею и стала рыдать.

— Мамочка, успокойся, со мной всё в порядке…

— Папа! — взахлёб рыдала Шелла. — Доченька… Папа!

— Что папа?! — закричала Регина. — Что?! Говори!

— Нет нашего папы! Нет!!!

Когда Шелла выплакалась, она рассказала Регине, что утром Изя чувствовал себя хорошо, и его перевели в обычную двухместную палату. Сосед включил телевизор. СиЭнЭн многократно прокручивала кадры врезающихся в здания «близнецов» самолётов. Когда показали кадры обрушивающего здания, он вдруг побелел и прошептал странную фразу: «Не обещайте деве юной любови вечной на земле», после чего дёрнулся и — затих.

— Он спас меня! — ударило Регине в голову. — Если бы не папа… — она обмякла и упала в обморок.

* * *

Изя Парикмахер стал неучтённой жертвой терракта одиннадцатого сентября. Когда-то в России он с интересом смотрел популярный телесериал — «Телефон полиции: 911». С недавних пор три некогда развлекательные цифры стали зловещими, в одно слово произносимыми: «найн-элевэн-атак».

Месяц после терракта в нескольких милях от скорбного места на всех деревьях и в витринах магазинов висели листовки «Missing person…» — «Разыскивается… „с фотографиями исчезнувших, рядом с плакатами — „Nobody destroys our spirit“ — «Никто не сломит наш дух“. До середины октября в нью-йоркских сквериках горели поминальные свечи.