Пару раз за ночь я вставал к терминалу, но там всё было спокойно. Утром Пусь не стал меня будить на прогулку и ушёл через лоджию просить выйти с ним уже вставшую Валю. Когда мы тут жили, они его иногда выводила, когда я не мог. Саша уехал в лабораторию ни свет, ни заря, и нам с Владой, проснувшимся в десять утра, было немного совестно. Контрастный душ окончательно вернул нас к жизни.

Коммуникатор показывал, что Марта вызывала нас уже несколько раз. На терминале висела записка от Ростислава Петровича. Он предлагал нам ещё задержаться в городе. Я посмотрел телеметрию, потом связался с Сашей. Профессор Ивин выглядел немного взъерошенным.

— У тебя неприятности? — осведомился я.

— Ну, как тебе сказать? — замялся он. — Я пытаюсь всё это осмыслить… И не очень получается. Вчерашний едва мерцающий жизнью труп уже пытается сесть, как понимаю.

— Воскрешение предполагает такое, — авторитетно заявил я, вызвав изображение зала и посмотрев на Серёгина. Садиться он не пытался и лежал-дышал спокойно. — Мы сейчас едем к тебе. Жди, профессор.

Влада как раз вылезла из душа. Я сообщил ей новости и попросил связаться с Мартой, но посоветовал не детализировать. Тем более что мы ещё ничего сами не видели. Сам я запросил телеконференцию с Ростиславом Петровичем и Володей. Связь установилась довольно быстро.

— Если Вебсик одобрит, то Серёгина надо транспортировать в Загорный. — сказал я им после обмена приветствиями. Ни его, ни ситуацию в Загорном нельзя оставлять без Вебсика, а насколько он может быть одновременно везде — я не знаю. Я предлагаю доставить и развернуть для Серёгина медицинскую палатку на той самой полянке, где вы беседовали с собакисами.

— Я уже перетащил туда разведчиков, — озадаченно сказал Володя. — И вроде наблюдаются подвижки… Регистрирую накопление энергетического потенциала в большой машине.

— А идея неплохая, — поддержал меня Ростислав Петрович. — Я думаю, что ваша картина в какой-то степени играет роль этой полянки.

— Не совсем, наверное, — не согласился я. — Скорее, присутствие Вебсика через картину. Но сейчас это не столь важно. Я попробую выяснить транспортабельность Серёгина и готовность Ивина выпустить его из своих рук. Во втором случае мне может потребоваться весомая поддержка. Словом, думаем, коллеги, а мы сейчас коротко перекусим и понесёмся к Ивину.

— Погоди, — остановил меня Володя. — Мы тут с Юлей вчера уточнили кое-что. Большой разведчик — это бутафория космической машины, собранная вокруг достаточно примитивного лабораторного биомеханического стенда. По уровню его исполнения — это полтора века назад. Устаревший принцип общей шины с декодерами нейроприводов. Но на него «надета» свежая бутафория изоброни и то, что ты называл «постом управления». Им — максимум лет десять. Системотехника принципиально иная, я бы сказал, оригинальная.

Володя по привычке поскрёб бровь. Я «переварил» сказанное им. Интересно получается….

— А маленький разведчик? — спросил я.

— А маленький пока не поддаётся. Он на порядок сложнее. И мы боимся ненароком его испортить.

— Все «строения» в Соловье точно исчезли?

— Да, — ответил мне Ростислав Петрович. — По данным внешнего наблюдения — исчезли.

— Вот бы проверить, какие изменения в связи с этим происходят в маленьком разведчике, — предложил я. — Получается, что они как-то взаимосвязаны.

Володя кивнул.

— Да, мы тоже это видим. До встречи!

Мы были готовы ехать к Ивину.

Коррективы внёс только Пусь, который категорически отказался отпускать нас без него. За это был весомый аргумент — если срочно нужен будет круг, то он уже был третьим. В итоге мы прибыли в проходную лаборатории втроём. Пришлось потратить некоторое время на объяснение Саше пользы собакисов для общего дела, которые, конечно, должны быть стерильными, но сами понимаете, четыре лапы и хвост… В итоге Пусь был чем-то опрыскан, завёрнут в какое-то стерильное полотенце и ехал у меня на руках до самого зала. Сам Пусь то и дело мне пытался на ухо изложить своё отношение к устоям официальной медицины, от чего я увёртывался.

При нашем появлении море на картине сменилось изображением Вебсика.

— Создайте круг, — попросил он и исчез.

Мы посадили было Пуся на приставной столик и создали круг в ногах Славы, но ничего не получилось. Тогда мне пришла идея, которую я изложил Владе:

— Давай включим в круг картину.

Мы переместились к изголовью, где котором она стояла, замкнули круг, но опять ничего не вышло. Тут Влада спустила Пуся на пол и положила освободившуяся руку на плечо отца, кивнув мне, чтобы я сделал тоже самое. Я повиновался. В голове тут же зазвучал голос Вебсика:

— Концентрация информационно-энергетических полей должна быть высокой. У вас есть два часа. Переместитесь в дом. Транспортировка обычная, объект стабилизирован на два часа. Спешите.

Мы разомкнули круг. Оказывается, сообщение Вебсика услышали все, кто был в зале и около него. Ивин почти сразу отдал распоряжения. Вкатили транспортировочный бокс для тяжелораненых, мы с Владой сняли все датчики, и манипуляторы осторожно переместили Серёгина. На крыше уже готовился к посадке коптер медицинской службы.

— Я заказал туда на всякий случай реанимационный модуль с полным оснащением, — сказал мне Ивин, когда мы трое и он со своей бригадой заняли места в коптере.

— Там же почти нет места для развёртывания, — сказал ему я. — Участок всего десять соток на горе.

— Он будет наготове в посёлке. А для нас с коллегами место найдёшь?

Я кивнул. Не в нашем доме, так в посёлке у Серёгиных можно разместить. Пока я связался с близнецами и объяснял им «квартирмейстерскую» проблему, в широком окне коптера уже появился «наш» замок, и машина пошла вниз. Славу разместили в комнате Марты, в гостиной врачи развернули пост мониторинга. Картина с морем заняла прежнее место. Успели.

Я познакомил Сашу с Володей и Юлей. Ростислав Петрович с ним коротко переговорил и после обеда улетел с близнецами на коптере медиков «успокаивать всех и вся». Они забрали с собой и Миха, который пытался было протестовать, но безуспешно. Мы с Владой спустились в посёлок, где по хронотопограмме Марты разместили на безопасном месте прибывший следом реанимационный блок. Он оказался вполне компактным. В посёлке уже вовсю шла разметка опасных зон и их зачистка. Раздавался натужный вой транспортёра с гравитационным нейтрализатором, который медленно полз по улице, и яркие световые вспышки сопровождали его работу. В доме Серёгиных было чисто, на участке была закрыта только граница с водоёмом. Мы поставили посадочные маяки для автопривода челнока, который должны были доставить из ивинской лаборатории для перевозки дежурной смены медиков из посёлка на гору и обратно. Погода стояла просто отменная. В такие дни — да гулять бы, бродить по окрестностям… Эх… Видимо, Влада почувствовала моё настроение.

— Я бы вон туда сейчас залезла, — она показала рукой на тропу к водопаду за старой гостиницей. — Там так красиво…

— Залезем обязательно, — поцеловал я её. — Думаю, что жизнь теперь тут будет только налаживаться. Тут вот ещё что. Саша у нас, похоже, застрянет надолго, давай предложим Вале с Витькой приехать погостить?

— Витёк с Пусем — ты же сам видел в городе, — покачала головой она. — Вроде рано ещё. У меня предчувствие, что испытательный срок не кончился.

— Он завтра кончается, — вспомнил я.

— Я не про наш дом, мы тут точно остаёмся, а про всё это тут. И в Соловье тоже. — С этими словами Влада заняла пилотское сиденье коптера с эмблемой СБ, оставленного нам близнецами. — Ну, полетели обратно?

В доме было тихо, только из кабинета доносились два приглушённых голоса. Я прислушался. Один из них — точно Сашин. Второй я сразу распознать не смог, но Саша сам помог в этом.

— Спасибо, Вебсик, мне наша задача по работе с Серёгиным ясна, — произнёс Ивин.

Урра! Вебсик дома! Я прибавил шагу.

В кабинете, помимо Саши и Вебсика, были Пусь, Джека и Марта.

— Как дела? — поинтересовался я. — Приветствую Вебсика!

— Я тоже приветствую, — отозвался голос Вебсика.

— Дом, можно мне и Владе сюда горячего чая с парой печенюшек? — попросил я. — Может, ещё кто со мной?

Согласились все. Пока дом исполнял просьбу, я кратко успел рассказать собравшимся о поездке в посёлок. Пусь и Джека получили свои печенюшки и ушли их грызть в холл.

— Вебсик нам сообщил, что пока не знает, удастся ли восстановить память Славы, — сказала мне Марта, — но моторику и основные рефлексы он уже наложил.

— То, что он делает, это медицина не завтрашнего, а послезавтрашнего дня, — задумчиво сказал Ивин. — Трудно осознать такие возможности. Объясняет он потрясающе. Для меня большая честь выпала пообщаться с ним.

— А где Володя с Юлей? — спросил я.

— Вызвались подежурить, пока мы тут обсуждаем с Вебсиком. — ответил мне Ивин. — Мне было не ясно, что делать, ну я его и спросил.

— Сам догадался, как? — поинтересовался я.

— Угу, как-то само в голову пришло, и рот сам сказал.

— Значит, он тебя принял в свой круг, если тебе ответил. Не всякому он такую честь оказывает, — заметил я. — Ну и что у нас на этом фронте?

— Ты знаешь, вроде надежда есть. Когда меня вдруг вызвали в СБ, показали «объект», то толком ничего, как водится, не объяснили, только засекретили. Жизнь в нём чуть тлела, повреждения — сам видел какие. Нам удалось не погасить тление жизни. Сейчас уже радикально иная ситуация, но всё равно сложная. Вебсик смотрит на тело человека как на объект реализации программы, которую задаёт ему на информационно-энергетическом уровне. Как он это делает, я не знаю, но идею понимаю и принимаю. Маятник жизни в Серёгине уже раскачивается сам собой и всё сильнее, наша задача сейчас его поддержать, выявлять и оперативно удалять все возможные помехи. Вебсик может только некоторое время сопровождать процесс, но до тех пор, пока тело не сформирует своё устойчивое информационно-энергетическое поле. К слову, у ребёнка человека оно на восьмом-девятом году жизни окончательно формируется. Тогда он может лечить себя сам, если научен, как это делать. С момента рождения до этого возраста ему помогают его родители и близкие родственники, да ты сам всё это знаешь. — ответил мне Ивин.

Что-то из сказанного я действительно раньше знал, но не всё.

— А какие примерные сроки? Восемь-девять лет?

— Не поспешая, да скоро. Не знаю сам. Как пойдёт. Тут, старик, спешить некуда. У меня проблема будет, конечно, с трансплантацией, но надеюсь, что выход найдём и проведём операции в стационаре лаборатории. Я организую тут постоянные дежурства своих сотрудников, удалённый мониторинг само собой, а сам отбуду уже сегодня…

— Погоди, не торопырься, — остановил его я. — Что значит «своё собственное поле», если у него проблемы с памятью будут, как я понял?

— Как пойдёт реанимация его разума, я не знаю, — помрачнел Саша. — Кстати, а кто такой Меер и его башня? Вебсик его упомянул.

— Один из десяти здешних умников, которые полтора века назад законсервировали тут в башне свои мозги и теперь хотят найти им применение, — машинально ответил ему я.

— Не мозги, а разумы, — вдруг поправил меня Вебсик. — Это не одно и то же. Мозг — объект биологический, разум — информационно-энергетический.

— Вебсик, поясни, пожалуйста, связи проблем Серёгина и Меера, — попросил я.

— Поясняю, — согласился Вебсик. — Разумы Меера лишены мозга, но они активны. Мозг Серёгина лишён разума. Полезны технологии.

— Мозгу Серёгина не нужен разум Меера, — запротестовал я. — Он не может вместить обобщённый разум десяти человек и далеко не обычных по способностям. Нарушается принцип соответствия способностей и уровня развития мозга… Кстати, Вебсик, что могло остаться от памяти Серёгина у него?

Вебсик молчал.

— Могли остаться долговременные воспоминания, которые хранятся в подкорке мозга, — ответил за Вебсика Ивин. — Могла остаться генная память его рода. Его знания, особенно полученные экспресс-обучением под гипнозом, исчезнут точно. Но мы не умеем их восстанавливать, вот в чём вопрос.

— Вебсик, а какую природу сейчас имеет разум Меера? — вдруг спросила Влада. Оказывается, она уже была тут и следила за нашей беседой.

— Искусственную. Можно определить как инфологическую, — проинформировал Вебсик.

— Вебсик, — вспомнил я слова Миха, — нам сейчас нужно исследовать башни?

— Прошу воздержаться, — лаконично ответил Вебсик.

Загудел коммуникатор. Вызывал Ион.

— Совещание руководства тут, — сообщил он. — Ивина просят быть.

Саша пошёл собираться. Мы с Владой вышли его проводить. Потом настроили наш эсбэшный коптер на челночный режим — приближалось время смены медиков, шесть человек уже устроились в доме Серёгиных, двое дежурили в гостиной. Заглянули к ним. У Славы начинала просыпаться периферическая нервная система — датчики регистрировали слабые импульсы. Володи с Юлей около него уже не было — вернулась Марта.

Володя, Юля и двое наших псов обнаружились на полянке, на которой стоял остов большого разведчика. Все они были с обручами на головах и поглощены своим делом. Даже нас с Владой не сразу заметили.

— Юлина идея, — наконец увидел нас Володя, стаскивая обруч. — И, похоже, что верная. Создатели этого «чуда» изначально сделали его как биомеханическую собаку или взяли как основу её шасси. Соответственно и функционал — охрана, активная и пассивная защита, транспортировка грузов. Даже его «изоброня» могла преобразовываться в синтешерсть. Пусь и Джека могут через контроллер передать ему простейшие команды, и он отзывается. Но стоит присоединить к нему «голову», так всё блокируется. Дело в ней.

«Голова» машины, она же пост управления, было отсоединена и лежала вместе с блоками упавшей изоброни.

— Ты говорил, что какой-то потенциал у него тут растёт, — спросил я друга. — Что имел в виду?

— А, вот, смотри. Внутреннее сопротивление нейроткани повышается. Медленно, но растёт. А было на нуле — пробой. Поэтому обшивка с него и посыпалась.

— Володь, а как ты смотришь, если у него было несколько головных частей?

— Нормально смотрю. Я бы такую конструкцию так и сделал бы. Одна ходовка-платформа, разные головные части и, соответственно, возможности.

— А чем всё-таки можно объяснить, что «ходовке» полтора века, а голове — лет десять, и системотехника, как я понял, разная? Я могу предположить только одно, что эту голову делали уже в башнях, а «ходовку» они привезли сюда много раньше… Ты бы не хотел подстраховаться и пока изолировать эту голову?

— Чтобы она не ожила и всех тут не перекусала? — усмехнулся Володя. — Резон в твоих словах есть, но, как я понял, эту голову контролирует Вебсик. Он именно её и перехватил на управление. И именно её дезактивировал разряд из башен, вон сгоревшие пластины, видишь?

— Мальчики, — подошла к нам Юля. — Не стойте с умными лицами. Глупые женщины хотят побывать, наконец, в замке и почувствовать себя принцессами…

Мы переглянулись. За две недели, что я тут, мы до замка так и не добрались. Я сбегал домой за своим детектором (на всякий случай), предупредил Марту и присоединился к остальным у начала спуска на серпантин. Пуся взяли на поводок, Джека получила от Влады задание «искать опасность» и сама шла очень осторожно. Она теперь была служебной собакой Института Времени, хотя после травмы и не могла быть ею. Новый ошейник на ней выделялся ярко светящимся зелёным чипом. Если встретится опасность, цвет чипа станет жёлтым или красным.

Без приключений дошли до разрушенного участка стены, через который был проход во внутренний двор замка. Его чёрные, словно обожжённые камни, местами оживляли зелёные и сероватые мхи, да следы птичьего помёта. Обломки камня были всюду, то и дело кто-то из нас спотыкался. До стены башни оставалось метра три, как Пусь остановился и наотрез отказался идти дальше. Я предостерегающе поднял руку. Ошейник Джеки опасности не показывал. Но я верил Пусе. Юля подала мне два обруча, вот будут ли они тут работать, интересно?.. Нет, обручи не сработали.

— Я предлагаю вернуться и обсудить на полянке, — сказал я.

Пусь одобрительно замотал хвостиком.

Когда мы покидали внутренний двор замка, я бросил взгляд назад. Солнце так осветило выщербленную ветрами, зноем, дождями и временем стену, что на ней мне показался оскал ехидной улыбки…

«Нехорошее место», — прозвучал у меня в голове мыслеобраз от Пуся, когда мы добрались до полянки. — «Не стоит ходить».

«Что там?» — спросил я.

«Нехорошо», — повторил Пусь и зевнул. — «Можно уснуть».

Джека ничего сообщить нам не смогла. Володя и Юля отнеслись к реакции Пуся очень серьёзно.

— Воздействие малыми дозами может быть опасным, — сказала Юля. — Тем более, что мы не знаем его род.

— Марта говорила, что тут стазис или эффект стазиса, — ответил ей я и рассказал предание про 450-летнего владельца, придавленного мостом. — И призраки могут быть-с, — заключил я.

— В нашей вселенной стазис — это энтропия, — заметил Володя. — Разрушение бытия.

— И времени?

— Ну, тебе ж Пусь передал, что «можно уснуть». Во время сна субъективное время течёт по-другому…

«…в лице Зета и Иона, в лице избранных твоего Круга, человечество Земли просит помочь остановить разрушение времени. Помоги, Вебсик», — вспомнил я. Вслух же произнёс:

— Не зная броду, не суйся в воду…

— Вот именно, — согласился Володя.

— Но погоди, мне же рассказывала та же Марта, что и она со Славой тут были, и ребятня поселковая всё тут пролазала, да те же близнецы…

— А времена могли быть разные, — возразила Юля. — Вон иной псих временами человек-человеком, а находит на него и — нате вам…

Мою ногу поскрёб лапой Пусь. Я натянул обруч.

«Вы ужинать пойдёте, наконец?» — прозвучала его мыслеформа. И тут же от дома послышался гонг.

— Ты в детстве бывала в замке? — спросил я Владу, когда мы шли к дому.

— Бывала несколько раз с родителями, — ответила она. — Меня туда не тянуло никогда. Там просто скучно. Камни и камни. Были б разноцветные, а то чёрные кругом. Жуть. Замок чёрных камней.

— А ты вообрази его другим, — предложил я. — Весёлым, разноцветным, с развевающимися флагами и кучей воздушных шариков…

— И транспарантом: «Добро пожаловать, обед!» и мелко подпись: «Людоед», — поддержала она.

Я хмыкнул. Мы уже пришли. В столовой нас ждали Марта и два дежурных медика, как оказалось, брат с сестрой. То-то они так похожи. Оказывается, в посёлке ещё одна смена из родственников была, две сестры там. По молчаливому уговору, за столом мы о прогулке к замку не распространялись, но по глазам Марты я видел, что «допроса» не избежать. После ужина мы с Владой поднялись к Славе, поправили пару датчиков на руке и уже собирались было уходить, как его уцелевший глаз вдруг открылся и пристально посмотрел на нас. Это длилось несколько секунд, потом глаз снова закрылся. Но я и сейчас хорошо помню этот совершенно осмысленный взгляд.

Беседа с Мартой неожиданно вышла короткой. Мы с Владой рассказали о поведении Пуся, Марта подумала и коротко ответила:

— Пусь прав. Туда идти рано.

Уточнять «почему» что-то не хотелось. Рано, так рано. До сна ещё далеко, а у нас впервые за последние дни вдруг свободное время! И куда его тут девать? До города на коптере полчаса, но никто лететь не захотел. В итоге мы с Володей отправились кидать шары в боулинге, а девушки — в свой любимый бассейн. Собаки остались с Мартой и Славой.

Рука от кидания шаров у меня уже начала ныть, когда девушки поставили все возможные рекорды и вылезли из воды. Володя рядом кидал шары чисто механически, по его лицу было видно, что думает он о другом, более важном, чем сбивание кеглей. Моё лицо, видимо, не выражало никаких мыслей и выглядело туповато, если друг-профессор не рисковал о чём-либо спрашивать. Влада сладко зевнула, намекая на логичное завершение дня.

— Ну что, разбредаемся по келиям, братия? — вопросил я, отправляя по жёлобу очередной шар. Взять следующий мне помешала Влада. Она предложила вместо него себя. Но отправить её к кеглям было выше моих сил. И она это знала.

— Доброй ночи, — пожелала всем Юля, подталкивая к выходу покорного ей профессора.

День кончился.