«Черт, черт, чееееееееерт!!!»

Мэри во весь дух мчалась к машине. Ни одной связной мысли не было в ее голове, только это постоянное «черт, черт, черт».

Более неловкой ситуации и представить себе нельзя. Особенно ту часть, в которой ей показалось, будто мистер Крайтон говорит о…

Мэри снова чертыхнулась. «Дурочка несчастная! Да как только я могла предположить, что… А что, что? Черт, черт! Чеееееерт!!!»

Она ведь даже испугаться не успела этому «к тебе или ко мне»? Изумилась только. Вспыхнула. А потом это чувство предвкушения.

«Какое предвкушение? О чем она вообще?»

Трясущимися пальцами Мэри нащупала в кармане куртки брелок сигнализации. Машина представлялась убежищем, где можно спрятаться и немного побиться головой об руль. А сделать этого очень хотелось, потому что большей дурехой она не чувствовала себя никогда.

Открыв водительскую дверь, Мэри сорвала со спины рюкзак и с силой закинула его на пассажирское сиденье. Сама она через секунду оказалась внутри «жука» и с той же самой силой шарахнула за собой дверью.

Схватившись обеими руками за руль, девушка невидящими глазами уставилась перед собой. Она одновременно была и взволнована, и зла. В большей степени, на себя. Нет, исключительно на себя.

После того, что про себя Мэри назвала «инцидентом с цветами», прошло три недели. Предпосылок к тому, что он может получить дальнейшее развитие, не было. Неоткуда им было взяться, и потихоньку Мэри начала понимать, как неоднозначно выглядит ее поступок. То, что казалось правильным на тот момент, сейчас представлялось настолько неприличным, что девушка едва не плакала от собственной глупости. Надо было просто вызвать такси и позвонить кому-нибудь из коллег. Томми знает все и обо всех. Наверняка, и адрес мистера Крайтона ему тоже известен. А если и не известен, никто, кроме Томми, не смог бы его узнать. Вот так надо было поступить, а не тащить босса босса ее босса домой, не кидать конверт со сдачей и чеком из аптеки в ячейку дирекции в канцелярии и уж точно не млеть от невозможно красивого и самого первого в ее жизни букета, присланного через службу доставки. Она ведь каждый вечер подрезала те розы, а когда они завяли, срезала головки и разложила на подоконнике. Лепестки потемнели, но все еще пахли предвкушением, которое она испытала, впервые их увидев, и которое испытала сейчас, услышав «к тебе или ко мне». Мэри не понимала, что именно она предвкушает — это был не аромат, а всего лишь легкий флюид счастья, подобно косметическому средству, нанесенный на кожу для подготовки ее к основательному уходу. В данном случае, не на кожу — на душу.

А разве можно было по-другому? Разве можно было не помечтать? Несбыточное манило, обещало, разрешало надеяться. Мэри же поняла, что цветы были всего лишь поводом узнать ее имя. И это имя в квитанции, Белль Бист, «Красавица и Чудовище» — прямая отсылка к тому, что мистер Крайтон помнит все подробности пребывания в ее доме; что он заинтересован и хочет узнать о ней больше. Три недели прошло. Наверняка, узнал. И, наверняка, на этом остановился. Посчитал дело исчерпанным. Ее, Мэри, посчитали исчерпанной. Бесперспективной.

Плохо быть умницей, а она точно умница. Только умнице под силу разобраться в своих бедах. Ее беда в том, что она позволила себе надеяться. Совсем чуточку, но, когда надежда не оправдалась, разочарование было безмерным. Таким, что, выбегая из лифта, она, подобно Флешу, едва не вышибла дверь.

Мэри не переставала думать о Мэтте Крайтоне. Особенно, вечерами. Потому и работала допоздна, и задерживалась, и в выходные приходила, потому что все в доме напоминало о нем. Кровать особенно. Постельное белье она так и не сменила. И мыло, которым он мылся, засунула в пакет и спрятала на верхнюю полку туалетного шкафчика. И до сих пор вытиралась «его» полотенцем. Мэри сотворила себе кумира и потихоньку принялась наделять его симпатичными качествами: щедростью, отзывчивостью, благородством. А еще верностью, надежностью и скромностью. Именно скромность, по мнению Мэри, не позволяла ему сказать о своих чувствах, которые глубоки, как неспокойные воды Мичигана.

В своих мечтах Мэри опоздала лет на восемь. Обычно, девочки мечтают о таком лет в пятнадцать-шестнадцать. В пятнадцать Мэри была занята учебой — времени не было мечтать. А вот сейчас оно появилось, и девушка с энтузиазмом первооткрывателя создавала себе объект воздыхания.

Объект Мэри не узнал.

Он вообще ее не знал. Букет был всего-навсего простым жестом вежливости. Правда, не лишенным мягкой иронии. Ровно на девяносто четыре доллара семьдесят пять центов.

«К тебе или ко мне».

Глаза защипало. Мэри всхлипнула и заставила себя сделать несколько глубоких вздохов. Все. Хватит. Она взрослый человек. Самостоятельный и самодостаточный. У нее все в порядке, а с тем, что не в порядке, она обязательно разберется, как полагает разбираться самостоятельному и самодостаточному человеку. Вот сейчас заведет машину, выедет со стоянки, поколесит по ближайшим кварталам, как и планировала, затем поедет домой, достанет из морозильника лазанью сеньоры Софии и самостоятельно и самодостаточно ее съест. А завтра напросится в гости к Элис и весь день проведет с подругой. Но перед этим она сделает уборку и выкинет с подоконника весь этот пахнущий разочарованием гербарий.

Мэри сморгнула слезы, высморкалась и вставила ключ в замок зажигания.

Ничего.

Обычно, при первом повороте ключа загорались огни приборной панели, но сейчас ничего не произошло.

Мэри повернула ключ еще раз. Тишина.

На третий раз машина завелась. Поработав несколько секунд, двигатель чихнул, и, выпустив из выхлопной трубы сизый дым, окончательно заглох.

После испытанного эмоционального потрясения тяжело было сталкиваться с еще одним, пусть даже таким обыденным, как поломка машины. Ничего страшного не произошло. Мэри принялась составлять новый план. Сейчас она закроет «жука», вернется к лифтам, поднимется в вестибюль, выйдет из главного входа, пройдет квартал, сядет на седьмой автобус и поедет домой. Из автобуса она позвонит Нино Манфреди, и завтра он отгонит машину в ремонт. Ничего сложного, все проще простого.

Проще простого.

Мэри медлила. Ей не хотелось двигаться, не хотелось выходить под дождь. А больше всего не хотелось снова входить в тот же самый лифт, где разбились ее мечты.

«Лифт, разбивающий мечты». Чем не название для песни?

Впервые в жизни Мэри жалела о своем одиночестве. Жалела, что в этой вполне обычной, «проще простой» ситуации ей некому звонить. Нет такого человека, чей номер она могла бы сейчас набрать, не боясь нарушить его планы. Томми дома со своей невестой. Нино, Элис и остальные Манфреди на дне рождении матери жены Нино. Она могла бы позвонить кому-нибудь из друзей по университету, но, перебирая в уме имена, Мэри откидывала их одно за другим. Семья, друзья, маленький ребенок, нет в городе, давно не общались. Не звонить же, в самом деле, миссис Стенхоуп!

Как ни грустно себе признаваться, но ничего не изменилось за пятнадцать лет: она была и остается одинокой. Не на кого рассчитывать. Не на кого опереться. Некому пожаловаться. Поплакаться банально некому. Хотя, нет, для поплакаться есть Элис. Вот только плакать Мэри не по ком. Не получается найти того, о ком можно полакать. Не то чтобы она специально искала кого-то для этих целей, но уже хотелось бы чтобы он был — тот, о ком иногда можно и поплакать. О ком она будет мечтать, и на встречи к кому будет лететь как на крыльях. Из-за кого она не сможет долго уснуть по ночам, и чье лицо будет преследовать ее во снах. Чьих звонков она будет ждать и чьи сообщения, всплывающие на заблокированном экране, будут приводить ее в трепет. Мэри поняла, что готова влюбиться. Жаль, что для этого понадобилось едва не сделать это с неправильным человеком.

Сидя в темной, холодной машине, девушка положила руки на колени, закрыла глаза и смиренно опустила голову. Говорят, если чего-то очень захотеть, это произойдет. У нее получалось — и с учебой, и с работой. Пока все шло, как задумывалось. Правда, счастья не было, любви. Вряд ли дело в желании, что-то другое для этого нужно сделать. Открыть свое сердце? Ха, опять цитата из песни! Страшно это, очень страшно — открыться другому человеку. Это вам не экзамен в колледже, ни тест на интеллект. Здесь если ошибешься, последствия будут катастрофичными. Вряд ли Мэри сама с ними справится.

Страшно. Очень страшно.

Но оставаться одной — страшнее во сто крат.

— Господи, помоги, — зажмурившись, прошептала девушка, и в этот момент по стеклу со стороны пассажирского сидения постучали.

Мэтт не хотел подходить. Правда, не хотел. И в то же время не мог не подойти. Особенно после того, как из выхлопной трубы машины, в которую села Мэрилин Рейнольдс, повалил черный дым.

Да, он ждал, когда она уедет. Сидел в заведенной машине и смотрел в зеркало заднего вида на стоящий у противоположной стены голубой «фольксваген». Зачем, спрашивается?

Ник звонил еще два раза. Мэтт перекидывал его на голосовую почту.

Прошло минут пять после появления дыма, но никакого движения возле «фольксвагена» не было. Вздохнув, Мэтт заглушил двигатель и вышел из машины.

Он не сразу дал о себе знать. Оставаясь незамеченным, через пассажирское окно мужчина некоторое время наблюдал за неподвижно сидящей за рулем девушкой. Невидящим взглядом она смотрела на стену перед собой. Серебристые волосы, заправленные за уши, открывали изящный профиль с подчеркнутыми скулами, упрямо сжатыми полными губами и маленьким, чуть вздернутым носиком. Ее брови то и дело сходились к переносице; девушка хмурилась, будто решала в уме трудную задачку. Фотография, которую Мэтт видел на анкете, не передавала и сотой доли того очарования, той живости, что была во внешности Мэрилин Рейнольдс. Если бы не присные розовые кеды, он бы никогда ее не узнал

Неожиданно девушка зажмурилась и покаянно склонила голову. Мэтту показалось, что она вот-вот заплачет. Женских слез он не выносил, поэтому быстро преодолел последнее расстояние и решительно постучал в окно машины.

Мэрилин вздрогнула и резко повернула голову. Ее рука инстинктивно метнулась к горлу, глаза испуганно расширились, становясь похожими на блюдца. Как только она его узнала, Мэтту хватило света тускло освещенного салона, чтобы увидеть, как мисс Рейнольдс заливается краской.

— У вас проблемы? — громко спросил он.

Девушка таращилась на него во все глаза и, похоже, не собиралась отвечать.

Мэтт дернул за ручку пассажирской двери. К его удивлению, она поддалась.

Ему пришлось согнуться в три погибели, чтобы заглянуть внутрь.

— У вас проблемы? — повторил он вопрос, с недовольством отмечая, что при виде его массивной фигуры Мэрилин отшатнулась. — Проблемы с машиной? — уточнил Мэтт.

Мэри была уверена, что голос к ней вернется не скоро. Она так перепугалась при виде мистера Крайтона, что едва дышала. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди, стоит ей только открыть рот. Поэтому она просто кивнула.

— Я могу посмотреть?

Мистер Крайтон задал вопрос таким тоном, будто она сидела не внутри сломанной машины, а минимум на водородной бомбе. Мэри поняла, что ее реакция не совсем адекватна и надо срочно исправлять ситуацию. Необходимо что-то сказать. Сделать это оказалось сложнее, чем думалось, поэтому Мэри всего лишь снова покачала головой.

— Нет? — темные брови мужчины удивленно поползли вверх. — Почему?

Пару секунд Мэри медлила с ответом. Это позволило ей окончательно собраться с мыслями. Но, прежде чем заговорить, пришлось откашляться, что немного смазало эффект.

— В этом нет необходимости. Спасибо за беспокойство.

На этих словах, к удивлению Мэтта, девушка быстро вытащила ключ из замка зажигания, схватила свою рюкзак и так же стремительно выбралась из машины.

Двери они закрыли одновременно. Клацнула сигнализация.

— Еще раз спасибо за беспокойство, — не глядя на него, пробормотала Мэри. Потом развернулась и быстро пошла в сторону лифтов.

Мэтт поймал себя на мысли, что не помнит, чтобы кто-нибудь вот так бесцеремонно его избегал. Неприятное чувство и очень бьет по самолюбию. Особенно, мужскому.

— Подождите.

Мэрилин замерла лишь на мгновение и, слегка повернув голову, кинула через плечо:

— Простите, я тороплюсь.

— Но ваша машина! — Мэтт двинулся за ней.

Она не обернулась, удостоив его лишь неопределенного взмаха руки.

— Стойте, мисс Рейнольдс!

При звуках своего имени Мэри настолько растерялась, что даже споткнулась и точно бы полетела головой вперед, если бы две сильные руки не подхватили ее, удерживая на месте.

Неожиданная близость сильного мужского тела лишила девушку последнего самообладания. Она забилась в руках Мэтта, как испуганный зверек, а он, так же неожиданно для себя, с силой сжал ее предплечья. Мэри замерла, престав что-либо ощущать — лишь две руки, крепко держащие ее, и широкую грудь, которая оказалась прижата к спине.

Время остановилось. Мысли тоже остановились. Кроме одной: довольно неожиданным образом господь пришел ей на помощь, послав того, от которого Мэри всеми силами пыталась отгородиться.

Мэтт тоже чувствовал странное волнение от ощущения женского тела в своих руках. Неподатливого женского тела. Замершего, но не замерзшего. Руки сами собой поднялись по хрупким предплечьям и сомкнулись вокруг груди девушки. Даже сквозь одежду он почувствовал, как вздымаются при дыхании высокие холмики. Теплая, живая Мэрилин Рейнольдс, маленькая и уютная, прекрасно вписалась в его объятия, будто была создана для них. Мэтт едва не зарылся носом в ее волосы, хотя, даже с такого расстояния мог чувствовать исходящий от них запах земляники. Так пахло мыло, которое она для него приготовила.

Тайна, которую каждый знал про себя, объединяла, но ни он, ни Мэри не догадывались насколько ночь, проведенная Мэттом в ее доме, их сблизила. Или не сблизила. Но отчего-то прямо сейчас Мэтт был абсолютно уверен, что имеет право обнимать девушку. Эта же уверенность удерживала его в ее квартире, дозволяла открывать шкафы, рассматривать вещи. Мэрилин привела его к себе, и он остался. Фигурально, до этого момента. Буквально — сейчас. И пусть он еще ни разу не смотрелся в ее глаза, Мэтт был уверен в том, что никогда никого не подпускал к себе так близко.

А Мэри была уверена, что все это ей снится. Ни разу в жизни она не представляла, что когда-нибудь окажется в объятиях совершенно незнакомого мужчины и ей не захочется их покидать. На какую-то микроскопическую долю секунды девушка позволила себе насладиться иллюзорным чувством нужности и защищенности, которые при других обстоятельствах эти объятия могли ей дать.

И где она только взяла смелость, чтобы поднять свои дрожащие руки и положить на его. Тонкие белые пальчики обхватили мужские запястья, и Мэри оказалась в двойном кольце рук. Теперь казалось, что это она удерживает мистера Крайтона, а не он ее. А значит, у нее есть полное право его остановить.

— Отпустите меня. Пожалуйста.

Мэтт не знал, что поразило его больше: просьба, выказанная спокойным тоном, или что на этот раз, уходя от него, Мэрилин не бежала. К тому же, ни разу не обернулась. И вот опять за последние пятнадцать минут он в смятении смотрит вслед удаляющейся девушки.

Жизнь столкнула их второй раз, и второй раз Мэтт чувствует себя не так, как обычно. Он не привык быть пешкой в чьей-то игре. Он сам решал, где ему находиться, с кем быть, что делать. Сейчас он чувствовал себя не хозяином своей жизни, а сторонним наблюдателем. Это ему не нравилось. Ох, как не нравилось.

Никогда Мэтью Крайтон не был ведомым, даже в детстве. Никогда он не достиг бы того, что имеет, если бы позволял играть с собой, пренебрегать своими интересами. Мэрилин не сделала ничего из этого, но почему-то Мэтту казалось, что как раз сейчас им пренебрегли. Отец хорошо его воспитал, вложив в голову основные жизненные принципы — уважение к чужому мнению и честность перед самим собой. Именно эти принципы не давали Мэтту делать глупости и именно они подсказывали ему, что девушка ни в чем не виновата. Ее бесхитростность заставила Мэтта выпустить Мэрилин из объятий. Хотя, господь свидетель, как ему не хотелось этого делать!

Почему, черт его дери?

Мэтт выругался и пошел к своей машине. Как и Мэри немного раньше, мужчина был чертовски на себя зол. Ему не хватило выдержки и опыта, чтобы вернуть контроль над разумом, когда девушка оказалась в его объятиях. Он действительно потерял голову, чего раньше не происходило. Много женщин прошло через его жизнь, почти все оставили след в его сердце, чем-то запомнились, но вряд ли он способен сейчас вспомнить их лица. Они все исчезли благодаря светлому затылку почти что девчонки, которую он и в лицо-то почти не видел.

Может, дело в том, что у него давно никого не было? Мэтт ухватился за эту мысль, как утопающий за соломинку. С Джессикой, предыдущей пассией, он расстался в начале лета. Тогда же на горизонте появилась Лора — набирающая популярность фотомодель. Мэтт два раза сводил ее в ресторан, прежде чем она отправилась на съемки в Японию. По ее возвращении они пару раз созванивались, но к тому моменту Мэтт был в деловой поездке в Европе. Звонками все и ограничилось. Получается, последний раз он занимался сексом больше четырех месяцев назад.

Мэтт вспомнил холеную фигуру Джессики, хозяйки художественной галереи, с которой встречался почти год. Им было хорошо в постели, но для Джессики большим удовольствием стало появление с ним в свете. Она таскала Мэтта по светским мероприятиям, демонстрируя многочисленным знакомым и друзьям, словно новый аксессуар. К чужому тщеславию Мэтт относился с презрением, но в данном случае все окупалось сексом с умелой и пылкой любовницей. Однако, и его хватило ненадолго. Когда он в третий раз отказался идти на очередной коктейль, Джессика разозлилась, и впервые в ее голосе послышались ультимативные нотки.

— Ты понимаешь, что, если я еще раз появлюсь где-нибудь в одиночестве, пойдут разговоры. Я не хочу быть объектом досужих сплетен. Тебе это так же не нужно. Это плохо для имиджа.

Мэтту было плевать и на имидж, и на чужое мнение, о чем он тут же ей сообщил. Джессика заявила, что в таком случае он может оказаться не единственным, о ком она вспомнит, получив приглашение на следующий прием. Мэтта это вполне устраивало. На том они и расстались. А вскоре на горизонте появилась Лора.

Похоже, пришло время ей позвонить. Но сначала — покер.

Выезжая со стоянки, Мэтт позвонил Нику по громкой связи. Его телефон оказался вне зоны доступа, как и телефоны Криса и Тея. Все ясно: друзья не стали его дожидаться и уже сели за покерный стол. Ник приобрел его специально для их встреч, выделив для покера отдельную комнату в своем особняке в районе Линкольн-Парка. По их молчаливому уговору телефоны на время игры выключались, отрезая четверку друзей от мира, благодаря чему они снова становились обычными парнями без званий, регалий и статуса.

Нет, не секс ему нужен, а мужская компания: карты, пиво, чипсы и скабрезные шуточки. И никаких пахнувших земляникой девчонок в розовых кедах.

Черная «ауди» выехала с подземной стоянки и врезалась в стену дождя. Легкая изморозь, которой Чикаго этим утром встретил Мэтта в аэропорту О’Хара, превратилась в тропический ливень. Дворники едва справлялись с потоками воды, льющимися с неба.

«Надеюсь, ей удалось быстро поймать такси», подумал Мэтт и тут же выругался про себя: он же решил больше не думать о Мэрилин Рейнольдс. Друзья, покер, пиво, звонок Лоре — вот на чем ему необходимо сосредоточиться, а не на том, как доберется до дома мисс Рейнольдс. «Убер» работает в любую погоду, и необязательно мокнуть под дождем, дожидаясь такси. Всегда можно зайти в кафе или магазин, или просто спрятаться под навесом, как вон тот человек на остановке.

Мэтт ехал в крайнем левом ряду, потому и посмотрел на сторону, противоположную движению.

Это была Мэрилин. Он узнал ее по светлой куртке и тем же чертовым кедам. Засунув руки в карманы, девушка сидела на скамейке, нахохлившись, словно воробышек: голова низко опущена, плечи сведены, капюшон натянут по самые брови.

Злость поднялась по горлу и выплеснулась из Мэтта очередным ругательством:

— Чертова девчонка!

Он развернулся на первом же перекрестке и нажал педаль газа.

Когда возле нее остановилась низкая серебристая машина, Мэри лишь сильнее втянула голову в плечи. «Семерка» ушла прямо у нее из-под носа, и кто знает, сколько времени придется ждать следующего автобуса. Она промокла буквально сразу, как вышла на улицу, и пока дошла до остановки, основательно окоченела. Вызвать такси ей и в голову не пришло — в такую погоду это сделать нереально, — а идти к метро означает снова выйти под дождь. Уж лучше так — под крышей автобусной остановки. Если она будет меньше двигаться, то холодная одежда не коснется тела. Хотя, это не самое страшное. Ноги промокли — вот это настоящее гадство. Мокрые ноги чреваты простудой, а простуда чревата осложнениями. Которые, в свою очередь…

У серебристой машины со стороны пассажирского сидения опустилось стекло:

— Садитесь в машину!

Мэри не сразу поняла, что обращаются к ней. Глядя исподлобья, она подняла тяжелый взгляд, чтобы встретиться с не менее тяжелым взглядом мужчины в «ауди».

Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Три раза за один вечер судьба сталкивает ее с мистером Крайтоном? Серьезно?

Завладев вниманием девушки, Мэтт немедленно повторил приказ:

— Садитесь в машину, Мэрилин.

Мэри пару раз моргнула, удостоверяясь в реальности происходящего, и только после этого покачала головой.

— Нет. Спасибо.

— Опять нет. Почему на этот раз?

— Я вымокла. Обивку вам испорчу.

— Немедленно в машину, иначе я выйду и запихну вас в нее вперед головой.

— Вы не должны так со мной разговаривать, — сказала Мэри.

Удивительно, но Мэтт чуть не рассмеялся. Девушка не возмущалась, а говорила назидательно, вызвав у него ассоциацию со школьной учительницей.

— Садитесь в машину, мисс Рейнольдс, — сказал он примирительно. — Я отвезу вас домой.

У Мэри имелось сто причин отказаться и всего одна, чтобы согласиться. Перспектива оказаться дома в непосредственной близости от горячего душа перевесила все возражения. Может, ей даже удастся не заболеть.

Как только девушка оказалась в машине, Мэтт включил теплый обдув и функцию обогрева сидений. Мэрилин села на самый край, стараясь свести к минимуму контакт мокрой одежды с кожаным сидением. На спинку она не опиралась, сидела прямо, словно хотела занять собой как можно меньше пространства.

Мэтт усмехнулся, когда девушка заерзала, почувствовав под собой тепло.

— Почему вы не взяли такси?

— В такую- то погоду? Не думаю, что это возможно.

— Есть же мобильные приложения.

— А смысл? Я уже вымокла.

— Интересная логика.

Они замолчали и пару светофоров проехали в тишине.

— Как часто ломается ваша машина? — поинтересовался Мэтт

— Не часто. Как за любым организмом, за ней просто надо следить.

— Организмом?

С легкой улыбкой мужчина повернулся к девушке. С серьезной миной Мэри смотрела перед собой и вроде как не замечала его саркастической улыбки.

— Ну, механизмом, — пожала она плечами. — Механизм — это тот же организм, только железный. И за ним необходимо следить так же, как за живым.

— Мне даже возразить на это нечего.

По правилам хорошего тона Мэри была обязана следующей поддержать беседу, но она этого не сделала. Похоже, мистер Крайтон тоже знал это правило, поэтому больше не заговаривал.

Подобно Скарлетт Мэри приняла решение не думать о том, что произошло на парковке. И после тоже. Слишком много событий, слишком много потрясений, целых три за вечер — есть от чего сойти с ума. Не сойти с ума — значит, сосредоточиться на данном моменте и подумать обо этом завтра.

Скарлетт была умницей. Увы, счастья ей это тоже не принесло.

Они ехали в полном молчании. Залитый огнями и проливным дождем, Чикаго проносился мимо. Мистер Кратон вел аккуратно, не лихачил, что импонировало Мэри. В какой-то момент она обнаружила себя съехавшей по гладкому сидению в его уютную глубину и едва не застонала от наслаждения, когда то же тепло, что грело ее снизу, оказалось за спиной. Вот бы ехать так и ехать, подумала она и, отдавшись приятным ощущениях, закрыла глаза.

В салоне приятно пахло дорогой кожей и дорогим мужчиной. Ненавязчивый аромат, сладковатый лишь самую малость, не будоражащий — успокаивающий. И близость с тем, кто так же будоражил ее воображение почти месяц и неожиданно оказался рядом, тоже успокаивала. Неудивительно, что, пережив столько тревожных минут, Мэри провалилась в глубокий и крепкий сон.