Soundtrack — Say by John Mayer

Макс влетел на кухню, размахивая руками, словно ветряная мельница.

— Где мой спиннинг?

— Какой спиннинг?

— Какой, какой — чёрный! Который дедушка Марти подарил.

— Не имею представления. Посмотри под лестницей.

Сын снова раздражённо всплеснул руками.

— Да нету там! Проверял уже. Я хотел показать Дилану какой спиннинг подходит для форели.

— Может, ты его отпустишь? Вы уже больше часа наверху сидите. Дилану ещё в Сиэтл возвращаться.

Макс нахмурился, потом фыркнул и в мгновение ока исчез из поля зрения.

— Через полчаса обедать! — крикнула я в пустое пространство без особой надежды, что кто-нибудь меня услышит.

Когда машина Дилана въехала на школьный двор, Макс уже ждал нас на парковке. Рядом, зябко поводя плечами в едва застёгнутых куртках "на вырост", стояли "эм квадрат". Майк-младший, как всегда, был без шапки, но, когда Макс изо всех сил начал махать притормаживающему внедорожнику, достал её из кармана и быстро натянул по самые брови.

— Я всё видела, Майки! — Выйдя из машины, я погрозила ему пальцем. — Будешь разгуливать в такой холод с непокрытой головой — заболеешь.

Майк Джонс шмыгнул носом и стыдливо потупился.

— Я сказал парням, что мы их подвезём. — Макс обращался не ко мне, а к показавшемуся из-за машины Дилану. Тот окинул смеющимся взглядом стоящую перед нами троицу:

— Конечно, подвезём. Нет проблем. Вы предупредили родителей?

— Да, — подал голос Марк. — Мы позвонили маме. Сказали, что поедем с тётей Лив.

— Куда едем? — повернулся ко мне Дилан

— Домой. Это парни Ким.

— О! Сегодня я как раз имел честь познакомиться с вашей мамой.

Дилан пожал руку каждому. Даже Максу, который едва не лопнул от гордости, когда он дружески похлопал его по плечу. "Эм квадрат" смущённо переминались с ноги на ногу, пока Макс рассказывал Дилану, что мальчики младше его на два года и учатся в первом классе.

— Так, быстро в машину, — захлопала я в ладоши. — Размещайтесь аккуратнее и не придавите Эбби.

Малышка визжала, когда мальчишки по очереди залезали в машину и по очереди по-братски её тискали.

— Пути, ты каодный. Он каодный, мамиська, путь уйдёть.

Всю дорогу я просидела полубоком к Дилану, ни на минуту не прекращая увещевать расшалившихся детей. Он же всю дорогу улыбался и иногда еле слышно шептал мне: "Держись!"

Ким поджидала нас у дороги. Пока её мальчики выгружались, она протянула мне в окно бумажный пакет.

— Держи вертикально. Здесь суп для Эбби. Не думаю, что в твоём холодильнике сейчас есть что-то существенное.

Я от всей души поблагодарила подругу. Она отмахнулась и послала знающую улыбку Дилану, который с явным интересом за нами наблюдал.

По приезду Макс сию же секунду потащил Дилана к себе. За время, что они провели наверху, я успела приготовить обед, накормить Эбби и переодеться.

Около трёх мы выехали в Толедо, перед этим завезя детей Ким.

Макс очень тепло прощался с нашим гостем.

— Ты ещё к нам приедешь?

— Мне бы очень хотелось.

— И мне тоже, — закивал мой мальчик. — Я познакомлю тебя с дедушками и Стивом. Они тебе понравятся.

— Думаю, так и будет.

Потом настала очередь Эбби. Она сидела на руках у Ким и просто помахала Дилану ладошкой.

— Пока.

— Пока, принцесса.

Похоже, Ким уловила напряжение во взгляде и голосе Дилана и, пододвинувшись, позволила ему взять дочь за ручку. Он склонился над ней, притянув маленький кулачок к своему носу. Эбби счастливо засмеялась, а я едва не попросила его остаться.

На этот раз, чтобы вывезти нас из города, за руль села я. На каждом светофоре и машину, и меня оценивало множество любопытных глаз. И если до сих пор до кого-то не дошёл слух о моём появлении у школы на новом внедорожнике, теперь новость об этом точно облетит весь город.

С того момента, как мы отъехали от дома Ким, между нами повисло неловкое молчание. Я заехала на ближайшую заправку, чтобы поменяться с Диланом местами. Он молча вышел из машины, молча ждал у двери, пока я перелезла на пассажирское сиденье, и так же, храня молчание, сел, завёл двигатель и выехал на шоссе.

Итак, мне предстояло заговорить первой.

— Дилан.

Он едва заметно повернул голову, не отрывая взгляд от дороги.

— Дилан, — я снова позвала его. — Посмотри на меня.

Он выполнил просьбу, немного задержав взгляд на моих губах, и снова отвернулся к дороге.

— Когда ты говорил, что нам не стоит торопиться, я не думала, что всё будет именно так. И очень ценю то, что ты делаешь для меня и детей.

Дилан покачал головой.

— Это не надо ценить, Лив. Я хочу сказать, у нас не будет по-другому. Ты всегда будешь важна для меня больше, чем кто-либо другой. Ты и наши дети. Так было, так есть и так будет, потому что без вас я прожил достаточно долго.

— Я люблю тебя.

— Теперь я это знаю, — сказал он после небольшой паузы. — Поэтому не хочу уезжать. И меня страшно выводит, что я ничего не могу с этим поделать. Не могу вас забрать. Нелегко считаться с тем, что у любимой женщины есть своя жизнь.

— Эта жизнь теперь наша общая, и ты не должен…

— Вот именно, не должен! — Воскликнул Дилан и с силой сжал руль, так, что побелели костяшки пальцев. — Я не могу отделаться от мысли, что, если бы Майкл Вуд был жив, ты бы никогда не стала моей. И я бы никогда не узнал, что у меня есть дочь.

Он говорил резко, почти зло, но я признавала за ним это право.

— Скажи, что я неправ, Лив.

Я знала, что Дилан хотел услышать. Но ни он, ни Майкл не заслуживали этой лжи!

— Не скажу.

— Ты понимаешь, что какая-то часть меня — чёрная, загнанная далеко внутрь, — благодарит Бога за то, что Майкл Вуд погиб? Я чувствую, что пляшу на костях, и ненавижу себя за это.

Я похолодела.

— Ты не должен так говорить.

— Не волнуйся, — Дилан зло усмехнулся. — Даже если я заслужу адское пекло, призрак твоего мужа меня не остановит.

— Тогда не занимай всю сковородку. Это я изменила мужу. Это я изменщица.

— Ага, — хмыкнул он. — А я — соблазнитель чужих жён. И как нас только земля носит!

Меня прорвало:

— Я пыталась тебя забыть. Честно пыталась. Не смогла. Всё напоминало о тебе. Когда Майкл прикасался ко мне, я вспоминала твои руки. Это твои губы ласкали меня, твоё тело дарило наслаждение. Я ежедневно горела в аду из-за того, что ты не отпускал меня. Мне было стыдно перед мужем и одновременно за него обидно. И потом, когда Майкл погиб, и я увидела Эбби… Ты говоришь об аде, но что ты знаешь о нём?

Едва эти слова сорвались с губ, как я тут же о них пожалела. Сердце ухнуло вниз, когда я поняла, что именно сказала. Вернее, кому я это сказала.

Лицо Дилана превратилось в маску. Я ухватилась за его плечо, дрожа всем телом от страха, что он мог услышать за моими словами.

— Прости меня, милый. Я не должна была это говорить.

Дилан ответил не сразу. Он качнулся вперёд, будто отходя от гипноза.

— Нет, ты правильно сделала, что сказала об этом именно сейчас. Муки совести, терзавшие тебя, нельзя сравнивать с теми, что пережил я, узнав об Эбби.

Он говорил чётко и отрывисто. Без эмоций. Без малейшего упрёка в голосе.

— Это жестоко, — выдохнула я.

— Жестоко слышать, что я и наша дочь — причина твоего ада.

Я закрыла лицо руками и мелко затряслась: "Нет, нет, нет! НЕТ!!!"

— Ты этого боялась, да? Боялась, что узнают, что Эбби не дочь Майкла? Что ты будешь выглядеть в глазах окружающих не благородной вдовой, а изменщицей? Так?

— Прошу тебя, Дилан.

— О чём?

— Не надо…

— Ты боялась людского осуждения. Не моего.

— Я не этого боялась.

— Тогда чего же?

— Что всё это отразиться на них! — закричала я. — На детях. На моих родных. Я не хотела, чтобы на Эбби показывали пальцем и говорили, что она не дочь Майкла. Не хотела, чтобы она, а вместе с ней и Макс, стали изгоями. Не хотела, чтобы на Марти Вуда смотрели с усмешкой или, чего хуже, с жалостью. Не хотела этого ни для моего отца, ни для Ким. У нас маленький город, Майкла многие знали. Обязательно пошли бы слухи.

— То есть, сейчас ты этого не боишься?

— Сейчас я не боюсь ничего. Потому что мой главный страх в прошлом.

— И каков же он?

— Что тебе всё равно.

Дилан нахмурился. Я вздохнула, понимая, что ему требуются объяснения.

— Я боялась, что ты забыл меня. Что для тебя я ровным счётом ничего не значила.

— Такого никогда не было.

— Но я же не знала этого наверняка! — вскричала я. — Если хочешь меня в чём-то обвинить, обвиняй в том, что я тебе не поверила. При всём желании обратного, у меня просто не было на это времени.

— Господи, какой я дурак! — Дилан медленно провёл ладонью по лицу и застонал. — Ведь я хотел приехать, рвался к тебе. Я бы мог… Чёрт! Это невыносимо.

Я снова осторожно дотронулась до его плеча.

— Не вини себя. Мы оба были дураками.

— Я всё это время любил тебя, малыш, — произнёс он с горечью. — Ты должна была чувствовать это, должна была позвонить. Обязана была.

— Как ты себе это представляешь? "Привет, это Оливия. Мы как-то провели ночь, и я родила от тебя ребёнка. Да, и ещё, у меня муж умер, так что, как насчёт…"

— Прекрати!

Дилан резко выкрутил руль. Машина остановилась у обочины, а он обернулся ко мне, схватил за плечи и хорошенько встряхнул.

— Ты не понимаешь, что говоришь!

— Всё я понимаю! Майк не заслуживал этого! Да, с ним уже не было той страсти, что однажды накрыла нас с тобой, но он всегда мог рассчитывать на моё уважение.

— Ты всё ещё не можешь отпустить его. — Глаза Дилана метались между моими.

— Теперь уже могу. Иначе бы не вышла за тебя.

— Это ничего не меняет. Ты всё ещё жена Майкла Вуда, — сказал он с горечью. — К сожалению, я ничего не могу с этим поделать. Я хочу вернуться, забрать тебя и детей и привезти к себе. Я мог бы это сделать, если бы это помогло тебе захотеть быть ближе ко мне.

— Я люблю тебя.

— Я знаю. Как знал, что ты любила меня в нашу единственную ночь. Но, как и тогда, ты всё ещё мне не принадлежишь.

Дилан отпустил меня. Какое-то время он сидел прямо, смотря перед собой на дорогу. Я тоже не двигалась, думая обо всём сказанном. Я хотела сказать, что он не прав. Что я принадлежу ему. Сказать, что моя душа плачет от того, что он вынужден меня оставить. Что я жажду его, что он нужен мне…

Это было ни к чему. Дилан знал обо всём не хуже меня. Он так же хотел быть рядом. И он прав — нас не пускали друг к другу не только мы сами, но и то, что, казалось, уже давно осталось в прошлом, — моя жизнь с Майком. Для всего мира я всё ещё Лив Вуд. И буду ей до той поры, пока не надену кольцо Дилана и не назовусь Оливией Митчелл. Но сейчас — в эту самую минуту — я понимала, что не так-то просто будет это сделать.

До аэропорта мы доехали в полном молчании. Безумно не хватало ощущения руки Дилана в ладони, — того, которым наслаждалась я по пути из Сиэтла. Не верится, что это было только вчера. И вот снова между нами стена, и Дилан снова меня оставляет.

Мы припарковались на стоянке небольшого аэропорта рядом с моим одиноко стоящим грузовичком.

Дилан заглушил двигатель и устало облокотился на руль сцепленными в замок руками.

— Теперь вы — ты и дети — вся моя жизнь, — сказал он глухо. — Пожалуйста, помни об этом.

Минуту я честно боролась со слезами. Но его голос — ровный, смиренный, почти безжизненный, прорвал все барьеры. Отстегнув ремень безопасности, я рухнула в объятия любимого.

— Не хочу! Не хочу, чтобы ты уезжал, — всхлипывала я, прижимаясь к его груди. — Это неправильно.

— Неправильно, — соглашался Дилан. — Но по-другому никак. Пока никак.

Он дал мне немного поплакать, а после, взяв моё лицо в ладони, большими пальцами вытер текущие по щекам слёзы.

— Надо подождать, малышка. Нельзя так сразу обрушивать всё это на родных.

Дилан словно уговаривал меня. Словно забыл, что совсем недавно мы оба пришли к такому выводу. Хотя, может, он уговаривал себя?..

— Мне кажется, с твоими особых трудностей не будет, — бормотала я угрюмо.

— Не скажи. Думаю, Фиби уже устроила Джейсону допрос с пристрастием. Теперь моя очередь.

— Мне так жаль.

— Джейсона?

— Вас обоих.

— Не стоит. Жалеть нужно о том, что мы так и не побыли вместе.

Дилан начал оставлять на лице маленькие поцелуи, заставляя меня жмуриться от нежности, с которой он это делал.

— О-ох. — Я задохнулась, когда его губы, наконец, нашли мои.

Он целовал меня, крепко сжимая в объятиях. Большие и сильные руки обнимали, гладили, двигались вверх, зарывались в волосы. Я стонала под его губами, так же жадно цепляясь за Дилана, за те минуты, что мы могли побыть вместе. Мне было отчаянно его мало. Это исступление длилось и длилось, и в какой-то момент я поняла, что не выдержу.

— Возьми меня. Сейчас.

Его лёгкий смешок я скорее почувствовала, нежели услышала. Мой язык упёрся в его зубы, когда Дилан улыбнулся.

— Нет, родная, мы не будем заниматься с тобой любовью в машине. Не в первый раз.

Он отодвинулся от меня, но зелёные глаза плавились от удовольствия.

— Первый раз у нас уже был, — заметила я сварливо.

— Да, но тогда ты ещё не была моей женой.

— Резонно.

Дилан снова приблизился и, убрав волосы, зашептал мне на ухо:

— Что бы ни было в прошлом, Лив, когда в следующий раз мы займёмся любовью, это будет наша первая брачная ночь. И как бы я ни хотел взять тебя прямо здесь, — он слегка прикусил мою мочку, посылая волну дрожи по телу и этим интимным жестом, и своими словами. — Позволь мне на этот раз всё сделать правильно. Хотя бы для успокоения остатков моей совести.

Выехав со стоянки, я посмотрела в зеркало заднего вида: машина Дилана ехала за мной. При въезде на пятую автомагистраль мы должны были разминуться: мой путь лежал на юг, а он сворачивал на север, к Сиэтлу. В последний раз с улыбкой я взглянула в зеркало на две яркие точки, и выкрутила руль налево.

Когда через пять минут я снова посмотрела в зеркало, эти яркие точки были там.

Достав из кармана телефон, я набрала номер Дилана.

— Это ты?

Он засмеялся:

— Смотря, кому ты звонишь.

— Ты едешь за мной.

— Еду.

— Зачем?

— Чтобы убедиться, что с тобой всё в порядке, — просто ответил он.

— Эту дорогу я знаю, как свои пять пальцев. А для тебя это лишний крюк в два часа. Разворачивайся.

— Если тебя волнует моё потраченное время, я забронировал билет на шестичасовой рейс из Келсо. В восемь буду дома.

— А как же снежная буря?

— Оказалась не такой страшной.

— А как же машина?

— Оставлю на стоянке. Когда в следующий раз прилечу к вам, она будет под рукой.

— Всё продумал, — усмехнулась я.

— Нет, малышка. Если бы продумал всё, ты бы сейчас сидела рядом со мной.

— Дилан…

— Я знаю, родная.

И снова всё было иначе. Всю дорогу до Лонгвью мы проговорили по телефону. На той же заправке, где мы пересаживались, я снова остановилась. Подождав, когда за мной остановится знакомый чёрный внедорожник, я выбежала из машины и через мгновение оказалась в тёплых, родных объятиях. Мы снова целовались, даря друг другу нежность и искреннюю радость от счастья просто быть рядом.

Только опасение, что Дилан опоздает на самолёт и ему всё-таки придётся возвращаться в Сиэтл на машине, заставило меня от него оторваться. Он пообещал позвонить из аэропорта, но сделал это немедленно, как только я завела двигатель и тронулась с заправки. Я счастливо засмеялась, когда Дилан, кажется, тысячный раз за сегодняшний вечер объявил, что любит меня. Он также сказал, что теперь мне придётся слышать это ежедневно, и он будет очень-очень стараться, чтобы "ежедневно" не превратилось в "ежечасно". Я совсем-совсем не возражала против такого развития событий.

Перед тем, как заехать к Ким, я завернула в закусочную и заказала с собой пять больших пицц. Сара, её бессменная хозяйка, с интересом поглядывала в мою сторону, пока в ожидании заказа я строчила сообщения. Наверное, у меня был слишком увлечённый вид, потому что обычно болтливая Сара даже не заговорила со мной, не говоря уже о том, чтобы поделиться последними сплетнями. Только после того, как я отъехала от кафе, в голову пришла мысль, что, пожалуй, не заговорила она совсем по другой причине: сегодня в главной городской сплетне наверняка фигурировали я и таинственный чёрный внедорожник.

Оставаться вечером одной не хотелось. Заехав за Эбби и Максом, я пригласила Ким с детьми на небольшую пицца-вечеринку. К радости мальчишек был снят вечерний запрет на газировку.

— Нельзя запивать пиццу молоком! — вопил Макс. — Нужна кола! Иначе это будет неправильная пицца-вечеринка.

"Эм квадрат" кивали и жалостливо поглядывали на нас с Кимберли.

Она сдалась первой:

— О`кей. Только вечером все чистят зубы ровно пять минут.

Позже к нам присоединились Пол и Стивен. Схватив коробку пиццы, они ушли в гостиную к дивану и телевизору.

На кухне творился настоящий бедлам. Мы едва успевали разогревать пиццы в духовке. И я, и Ким старательно избегали касаться в разговоре событий сегодняшнего утра. Не заостряли внимание и на Максе, который без умолку трещал о поездке в Сиэтл: о городе, о самолёте, об игровой в доме Митчеллов. В конце концов, не выдержала именно я, попросив сына есть молча. Но через мгновение эстафету подхватила Эбби:

— А де Диван?

От неожиданности я поперхнулась.

— Уехал домой.

— А када пидёт?

— Не знаю, солнышко. У него очень много дел. Может быть, когда-нибудь…

— Скоро, — успокоил сестру Макс. — Я приглашал.

И разговор снова вернулся к Митчеллам, Сиэтлу и перелёту.

Дилан звонил с дороги: когда добрался до Келсо и по прилету в Сиэтл. Всякий раз для разговора я выходила в коридор и всё равно старалась следить за тем, что говорю. Я рассказала про пицца-вечеринку и что затеяла её специально.

— Не хотелось оставаться одной. Да и Ким наверняка умирает от любопытства.

— Я тоже сегодня решил заехать к родителям.

— Передавай им привет. Завтра обязательно позвоню твоей маме, поблагодарю за гостеприимство.

— Она будет рада.

— Ты ещё позвонишь?

— Обязательно, — промурлыкал он в трубку. — Позже, чтобы пожелать спокойной ночи.

Я люблю тебя.

— И я тебя, — прошептала я и отсоединилась.

Гости ушли около девяти. Я искупала Эбби, уложила в кровать. Макс подсел с традиционной вечерней сказкой. Заручившись обещанием, что он без напоминания почистит зубы, я спустилась вниз для уборки и к своему удивлению обнаружила на кухне Ким.

Прислонившись к задней двери, она с неудовольствием оглядывала беспорядок.

— Ну, и долго ты ещё будешь валять дурака?

— О чём ты?

— Об этом!

Ким обвела рукой кучу грязных тарелок, стаканов, коробок из-под пиццы и банок содовой.

— Сейчас уберу, в чём проблема-то? А ты научи своего братца есть по-человечески. Сущий свин за столом!

Я кивнула в сторону отставленного стула, под которым оказалось больше всего крошек. Именно это место за столом полчаса назад занимал Стивен Хейз.

Ким фыркнула.

Внезапно разозлившись, я схватила гору бумажных салфеток и кинула в её сторону:

— Давай, помогай!

Ким сложила руки на груди и вперилась в меня хорошо знакомым "сейчас-как-врежу" взглядом.

— Что?! — раздражённо гаркнула я.

— Может, наконец, перестанешь идиотничать?

Ну не в самом же деле она пришла помочь с уборкой! Можно было и догадаться.

— Ладно, не возмущайся. — Я как-то сразу сдулась. — Самолёты не летали из-за непогоды. Он привёз нас домой.

— Из Сиэтла?

— Ну да. Приехали поздно, я предложила ему остаться. Переночевать, в смысле. — Подумав, я зачем-то добавила: — В гостевой.

— Ливи. — В обращении Ким больше не было ни вызова, ни нетерпения, поэтому я без опаски взглянула на подругу.

Она смотрела на меня с сочувствием.

— Тебе не кажется, что пришло время всё рассказать?

Сердце ухнуло вниз. Я, правда, не поняла — почему, и уставилась на Ким с недоверием.

— Что рассказать?

— Актриса из тебя всегда была никудышная, — всё тем же спокойным тоном проговорила подруга. — И ты это знаешь. И я это знаю. И ещё знаю, что он был здесь в новый год.

— Откуда?

Попытка поиграть в "я не понимаю, о чём ты", с треском провалилась

— Машина та же. Ты как-то странно отвечала тогда по телефону, вот я и решила сходить узнать, что случилось. А тут эта машина… Знаешь, а я тогда даже обиделась. Уж мне-то ты могла сказать про свидание. Ну, а сегодня, когда увидела её на улице, сразу побежала к тебе. И совершенно не ожидала увидеть, — Ким шумно выдохнула, — его.

Слишком много тайн стало между нами в последнее время. И даже если Ким примется утверждать обратное, моё недоверие очень её обидело.

Ещё неделю назад я бы подумала, что именно могу ей рассказать. Но после сегодняшнего разговора с Диланом, после того, как мы признались друг другу в своих чувствах, для нас не было другого исхода — мы должны и будем вместе. А Кимберли — человек, входящий в число тех, перед кем юлить не стоило. Тем более она знала куда больше, чем кто-либо ещё.

— Ты сказала ему про Эбби?

— Да.

— И что он?

— Удочерит её.

— Каким образом? — опешила Ким. — Собирается подать иск об установлении отцовства?

— Нет. Просто удочерит. С моего разрешения.

— Слушай, — Ким, наконец, отлипла от двери и подошла ко мне. — Ты можешь не рассказывать, если не хочешь, — я пойму. Но, Ливи, это… Ты хорошо подумала?

— Я люблю его. И он любит меня. Остальное, — я замолчала, взвешивая свои слова. — С остальным мы справимся.

Ким выжидающе молчала.

Я вздохнула и прислонилась к мойке спиной, опираясь на неё руками.

— Ну, хорошо. Тебе лучше сесть.

— Ты меня пугаешь, — пробормотала подруга, но, тем не менее, подчинилась.

Я рассказала всё: и про то, как впервые увидела Дилана в больнице, где показалось, что он меня не узнал; про то, что он был на пресс-конференции, где со слов Джеймса убедился, что я счастливо замужем. Рассказала про его помолвку с Бри. Про то, как мы встретились на балу, где все подумали, что мы со Стивеном пара. Ким не смогла сдержать нервный смешок, вероятно, представив брата в роли моего мужа. Я рассказала, как Дилан примчался ко мне ночью после дня рождения Эбби и узнал о её существовании. И про приезд в новый год, когда он впервые заговорил об удочерении; и про то, что эта поездка в Сиэтл была вроде нашего официального знакомства с Митчеллами.

Ким слушал, не перебивая, иногда лишь кивала головой или, наоборот, мотала из стороны в сторону в неверии. Когда я рассказывала о том, как Дилан впервые увидел Эбби, мой голос сорвался. В глазах подруги стояли слёзы, но она не замечала их, продолжая неотрывно смотреть на меня. Я не выдержала этот взгляд — говорить, уставившись в пол, было намного легче.

Я рассказала и о сегодняшнем разговоре по пути в Толедо — о том, что чувствует Дилан, и о страхах, что терзают меня. Когда я закончила, то пошла к своему заветному шкафчику и достала пачку "Мальборо". Ким открыла холодильник и взяла банку пива из запасов Марти Вуда. Шумно вскрыв её, она припала к горлышку. Я во все глаза смотрела, как она, почти не отрываясь, вливает в себя холодный пенный напиток.

Закончив с ним и поставив пустую банку на стол, Ким задержала воздух, безуспешно пытаясь справиться с отрыжкой, и сразу принялась задавать вопросы.

— Как ты объяснишь, что посторонний мужчина собирается удочерить твоего ребёнка? Ведь запрос об этом придёт в нашу мэрию.

— Дилан не посторонний, — ответила я.

Ким не удалось скрыть сарказм:

— Вот как?! И кто же он, позволь узнать? Ну, кроме, для нас с тобой очевидного.

— Мой муж.

Подруга замерла. Потом закрыла глаза и помотала головой.

— Кто, прости?

— Мы поженились на рождество в Олимпии.

Я сама подивилась, как спокойно мне удалось это сказать. Разумеется, когда-нибудь я должна была это сделать. Однако, не предполагала, что "когда-нибудь" случится так скоро.

Вцепившись рукой в своё горло, Ким в неверии таращилась на меня.

— Кто ты и что ты сделала с моей подругой?

— Это была гражданская церемония. Ничего лишнего. Тем не менее, юридически мы муж и жена. Никто не задаст вопрос, почему мой муж хочет удочерить мою дочь.

— Никто не задаст вопрос? Лив, ты что, забыла, где живёшь? — Ким смотрела на меня как на умалишённую. — Здесь всегда задают вопросы. Я сегодня весь день отбивалась от звонков: все хотели узнать, когда это ты успела поменять машину. А потом позвонила Бриттани Бишоп. Её Молли Сью видела тебя в компании какого-то мужчины. А где работает Бриттани, ты помнишь?

— В мэрии юрисконсультом, — послушно ответила я, уже понимая, к чему она клонит.

— Умница, — кивнула Ким. — Это Лонгвью, детка. Задавать вопросы здесь любимое занятие.

— Дилан хочет, чтобы мы переехали в Сиэтл.

Это была правда. С одной лишь оговоркой, что, когда мы обсуждали это, предполагалось, что он хочет быть поближе к дочери. Теперь всё изменилось, но вероятность того, что мы сразу станем жить вместе, пока вырисовывалась слабо.

— Дилан хочет, — хмыкнула Ким. — Дилан захотел удочерить Эбби — ты согласилась. Ему для этого понадобилось жениться на тебе — ты и не подумала возразить. Теперь он хочет перевести вас в Сиэтл.

Ким встала из-за стола и, подойдя ко мне, взяла за руки.

— Ливи, а чего хочешь ты?

Моя добрая, милая, светлая Ким! Она смотрела с таким участием, с такой любовью во взгляде. Ей действительно было так же больно, как и мне.

Я смотрела на подругу и чувствовала, как влага скапливается в уголках глаз.

— Я хочу его. Я очень сильно хочу всего этого.

Не выдержав, я закрыла лицо руками и заплакала.

Ким тут же обняла меня и принялась утешать.

— Ну чего ты, дурочка?

— Я люблю его, — всхлипывала я. — Ты не представляешь, как сильно я его люблю! И как же мне тяжело всякий раз его отпускать.

Ким гладила меня по голове, не пытаясь прервать монолог. И я была очень ей за то благодарна. Глядя сквозь пелену слёз в её родные тёмные глаза, тоже наполненные слезами, я продолжала изливать ей душу.

— Прости меня за то, что сейчас скажу, но, Кими, я и не думала, что любовь бывает такой. Вот он ушёл, и я… я дышу одним лёгким, понимаешь? Мне так жаль, так жаль, что я совсем не так любила Майка. Мне так жаль…

Я всё повторяла и повторяла это, прижимаясь к подруге, и продолжая плакать. Дыхание прерывалось, переходя в истеричные всхлипы, и, в конце концов, у меня началась икота. Ким осторожно посадила меня на стул. Потом потянулась к холодильнику, отцепила от связки ещё одну банку пива, открыла и протянула мне:

— Пей.

Я взяла её трясущимися руками и начала делать судорожные глотки. Через некоторое время с рыданиями удалось справиться, и я смогла спокойно вздохнуть.

Высморкавшись в комок мокрых салфеток, валявшихся на столе, я вытерла глаза и виновато посмотрела на Ким.

— Прости за истерику.

— Лучше истерика, чем твоё спокойное "мы поженились неделю назад". Гражданская церемония, ничего лишнего! А насчёт того, что ты мало любила Майкла…

Ким снова открыла холодильник и взяла ещё одну банку пива. Теперь уже для себя.

— Ты и сама не веришь в то, что говоришь. Я как-то прочитала, что для счастливой семейной жизни муж и жена не должны становиться друг для друга родными. Ну, в том смысле, что они не должны быть близкими родственниками. Муж всегда должен быть немного чужой. Понимаешь?

— Нет.

— Вы с Майклом были родными. Он был тебе и мужем, и братом, и отцом, и сыном в одном лице. Во всяком случае, пока у вас не появился Макс. — Внезапно она по-девчоночьи захихикала: — Знаешь, я как-то сказала Полу, что не представляю, как вы с Майком вообще любовью занимаетесь. Секс между близкими родственниками — это же аморально.

Струя пива вылетела из носа, когда я поперхнулась, услышав последние слова Ким. Кашель, сопли, смех, рвущийся из горла, — всё навалилось сразу.

— Да как вообще тебе это в голову пришло? Представлять нас с М-Майком…

— А вот так, — хохотала Ким. — Мне казалось, вы никогда не доходите до дела. Всё время друг над другом подшучиваете, прикалываетесь. Ваш брак в моих глазах был чуть ли не кровосмесительным. Мы же росли вместе. Ты была мне сестрой, как и Майкл, — братом. Откуда в вас могла взяться страсть, если ты ему одному из первых сообщила, когда у тебя пришли месячные.

Продолжая смеяться, я задумалась над словами Ким. Действительно, что бы ни происходило в нашей жизни, Майк всегда был моим другом. И, когда он умер, в первую очередь мне не хватало его надёжного плеча. Да, Ким права — мы были близкими родственниками, в равной степени замещая друг другу всё, что не хватало нам в жизни: Майк заботился обо мне так, как в детстве заботился папа, и, выйдя за него замуж, я, выражаясь официально, перешла под его юрисдикцию. Привыкшая к самостоятельности, позже я частенько ловила себя на мысли, что была к Майклу довольно снисходительна, относилась к нему как к ещё одному своему ребёнку. Даже не так: он был моим первым ребёнком, и, после того как появился Макс, я стала матерью для них обоих. Майк принимал это. Если бы ему что-то не нравилось, он бы точно об этом сказал. Он творил что-нибудь глупое, а я всего лишь крутила у виска, называла его ребёнком и, немного подувшись, почти сразу прощала. Ну а насчёт занятий любовью… тут Ким была не права: с этим у нас всё было хорошо. Правда, до той поры, пока у меня не появилось с чем сравнивать. Вернее — с кем.

Я не кривила душой, когда говорила Дилану, что не могла забыть о нём, занимаясь любовью с мужем. Это было ужасное чувство, и впервые, когда мы начали делать это по возвращении из отпуска, у меня случилась истерика: прямо под Майклом, когда, целуя, он запустил руку в мои пижамные шорты. Тогда я его резко остановила, а он не стал настаивать, полагая, что это наказание за сорванный второй медовый месяц. После, когда Майк уснул, я долго плакала в ванной, вспоминая Дилана, коря себя за эти воспоминания и ежеминутно повторяя, что подобное больше никогда не повторится. Что всё надо забыть и не обижать Майкла, иначе это будет не жизнь. Я запрещала себе думать о губах другого мужчины, когда губы мужа ласкали моё тело. Но, Боже мой, как трудно это было, нечеловечески трудно! Вскоре я обнаружила, что беременна, и наши сексуальные контакты стали довольно редки: всегда можно было сослаться на плохое самочувствие. Майк же, будучи чрезмерно заботливым, не настаивал. От этого я чувствовала себя ещё паршивее и клятвенно пообещала себе, что после беременности всё изменится, но… Мне так и не представилась возможность сдержать обещание. И сейчас воспоминания об этом снова всколыхнули чувство вины перед Майком. Он был мёртв, а я снова могла наслаждаться сладкими объятиями Дилана.

Пугаясь собственной ущербности, я закрыла лицо руками:

— Боже мой, Кими! Какая же я сука. Я не должна была соглашаться. Не должна была снова впускать в свою жизнь Дилана. Не должна была печатать эту чёртову книгу…

— Я тебя сейчас ударю!

От шока я чуть не онемела.

— Ч-что?

— Вот сейчас ты действительно рассуждаешь как эгоистичная сука! — прошипела Ким.

Прежде я никогда не видела её такой злой. Карие глаза прожигали меня насквозь. Едва ли ни ненависть плескалась в них. Волны ярости исходили от Кимберли Джонс. Она даже затряслась.

— Ты уже предала одного мужа, Дэвис. Не смей делать это со вторым!

Выплюнув это мне в лицо, Ким стремглав вылетела из кухни. Я же ещё некоторое время ошалело пялилась на дверь, за которой она исчезла. Постепенно до меня дошло, в чём именно меня обвинили, и вот тут действительно стало очень и очень тошно.

Ноги подкосились. Безвольной грудой я сползла по кухонному шкафу на пол и уткнулась в дрожащие ладони.

"Любовь моя, прости меня! Я не должна была это говорить. Не должна была это делать. Я должна была навсегда остаться с тобой, никогда не отпускать тебя. Беречь, лелеять, жить тобой, дышать. Я, как рыба, выброшенная на берег без тебя. Ты — моя стихия. Только с тобой я дома. Только в твоих объятиях я чувствую себя защищённой. Только тебе я готова отдать своё сердце, и только ради тебя всё ещё живу на этом свете".

Кому я адресовала эти слова: Майклу или Дилану? Два берега, между которыми текла моя жизнь. Две составляющие меня. Две неотделимые части одной жизни — моей. Я счастливо купаюсь в любви, которую дарят мне эти приветливые берега. Но они так же нуждаются во мне. Даже сейчас далёкий, еле виднеющийся в лёгкой дымке небытия берег Майкла меня не оставляет. Память о нём живёт в нашем сыне. Так и будет до скончания времён. Но теперь я знаю, насколько другому берегу сложно, когда я отворачиваюсь от него, с отливом унося радость и любовь, оставляя лишь горечь и сожаление. Я нужна этому берегу не меньше. Я нужна Дилану. Он мой второй берег, и сейчас я направляю свои воды именно к нему, притягиваемая самым незабываемым маяком — изумрудными глазами нашей дочери. Я больше не буду страдать из-за того, что сделала в прошлом, как не позволю этого и Дилану. Я буду счастлива с ним. Я уже счастлива. И я сделаю его счастливым, чего бы мне это ни стоило.

Конечно, мы помирились с Ким. Прямо на следующее утро, когда я завезла к ней Эбби. Она первая начала извиняться, но я её остановила.

— Ты всё сказала правильно. И мне нужно было это услышать.

— Ливи, я не…

— Перестань! Ты совершенно права. Давно пора навести порядок в своей жизни. Надоело обманывать себя, надоело постоянно возвращаться к одному и тому же. Надоело жить с оглядкой на прошлое. Я хочу быть счастлива, а без Дилана у меня этого не получится.

Это была сумасшедшая неделя. В магазине скопилось множество дел. Ежедневно шёл поток покупателей, которые ничего не покупали, а всё больше задерживались у прилавка, болтая о разных пустяках. Разумеется, мне было хорошо известно, чем был вызван подобный интерес, и мысленно я послала куда подальше всех сплетников нашего города, решив просто не обращать на них внимания.

Дилан звонил ежедневно, и минуты нашего общения становились для меня отдушиной. Мы разговаривали обо всём на свете. Я рассказывала, как проходил наш день. Он хотел знать абсолютно всё: что мы ели на завтрак, что делали вечерами. Дилан смеялся, когда я рассказывала про выходки Эбби, и как Макс всерьёз собрался стать пилотом, попросив заменить плед с Молнией МакКуином на "Аэротачки".

В пятницу Дилан сообщил, что всю следующую неделю проведёт в Чикаго.

— Должен был лететь Саймон, но в последний момент возникла необходимость его присутствия в Сиэтле. Придётся ехать мне.

Он рвался к нам и на эти выходные, но мы оба понимали, что необходимо взять паузу. Правда, была велика вероятность, что пауза эта затянется: через выходные мой отец отмечал юбилей.

— Хочешь сказать, я три недели тебя не увижу? — мрачно поинтересовался Дилан.

— Мне жаль, любимый.

Дилан долго молчал, а когда снова заговорил, я поняла, что он пытается меня подбодрить.

— Надеюсь, когда мы, наконец, встретимся, нам удастся побыть наедине. Я соскучился по твоим губам.

Моё сердце сделало кульбит.

— Я тоже скучаю по тебе, мой родной. Хочу быть рядом, хочу прижаться к тебе, обнять…

— Малыш, прекрати немедленно, — зарычал Дилан. — Иначе я примчусь и возьму тебя прямо на пороге.

Я рассмеялась.

— Мы напугаем детей.

— В следующий раз, когда вы приедете в Сиэтл, дети останутся у родителей. Мы проведём ночь у меня. Только вдвоём. И никаких возражений.

— Я и не думала возражать. Я хочу тебя.

Дилан застонал.

— Больше не говори мне это, Лив.

Я снова засмеялась, услышав умоляющие нотки в его голосе.

— Ещё две недели — и я буду твоей. Хотя, я и так твоя.

— Повтори это, — услышала я сдавленный голос.

— Я твоя. Я люблю тебя, и я — твоя.

— Моя…

Ещё до того, как я положила трубку, в голове созрел план. Если я прожду Дилана ещё две недели, то взорвусь от желания. Два года у меня не было мужчины, и теперь, когда он появился, я могла называть себя самыми нелестными словами, но он был мне нужен даже больше, чем я ему. Не знаю, получилось бы у нас побыть наедине в Сиэтле, но вряд ли кто помешает нам сделать это в Чикаго.

Сначала я хотела спросить у Дилана, что он думает по этому поводу, но потом решила, что, предупредив о своём приезде, лишу себя удовольствия увидеть его реакцию на моё неожиданное появление. А в том, что она будет очень бурной, можно было не сомневаться.

В последнем разговоре с его матерью, я сообщила, что собираюсь в Чикаго. Мы созванивались довольно часто. В основном, говорили о работе. Книга хорошо продавалась, и Эллен предложила подумать о продолжении. Мы также обсудили возможность возобновления моих поездок по больницам. После губернаторского бала многие лечебные учреждения и благотворительные организации заинтересовались нашим проектом. Я была рада снова окунуться в работу и, учитывая, что дела в магазинчике шли хорошо, решила поискать помощницу.

Услышав о Чикаго, Эллен сразу предложила свою помощь. Можно сказать, я открыто сообщила ей что собираюсь заняться любовью с её сыном, но, слава богу, миссис Митчелл пуританкой не была, а помощь её пришлась как нельзя кстати.

Я знала, в каком отеле и даже в каком номере остановился Дилан, но не хотелось случайно с ним разминуться. Эллен пообещала всё разузнать о его расписании, и уже к началу следующей недели я точно знала, что в пятницу вечером найду Дилана в "Ритце" на приёме по случаю завершения медицинской конференции. Как глава делегации "Митчелл Инкорпорейтед", он обязательно там будет.

Всё складывалось как нельзя кстати. Эллен внесла моё имя в список членов делегации, записав как Оливию Мейсен, и, несмотря на мои возражения, забронировала номер в том же "Ритце", где, кстати, остановился и Дилан. Расходы на проживание взяло на себя агентство, за что в душе я была очень признательна: страшно представить, сколько всё это могло стоить.

Детей я оставила Ким, и на этот раз обошлось без тайн. Я рассказала подруге куда и зачем еду.

— Постарайтесь не разрушить гостиницу, — напутствовала она, от души расцеловав меня в обе щёки.

Я покраснела, но оправдываться не стала. Я была на взводе. Желание, помноженное на ожидание, сводило меня с ума.

В отеле я оказалась около семи вечера. Приём был назначен на девять и проходил в банкетном зале на верхнем этаже "Уотер Тауэр Плейс", где располагался чикагский "Ритц".

Служащий проводил меня в номер на двадцать пятом этаже. Он оказался угловым: с одного балкона открывался захватывающий вид на вечерний город, а с другого — бледнело в темноте занесённое снегом озеро Мичиган.

Я решила распаковать вещи. Правда, на распаковку это мало походило, всего лишь предстояло достать из чехла вечернее платье. Времени заняться поиском подходящего наряда не было, но я не очень-то и расстроилась, взяв с собой то, что надевала на губернаторский бал в Сиэтле. Но, открыв чемодан, я вспомнила последний разговор с Эллен: перед самым отлётом она позвонила и настоятельно попросила по приходу в номер заглянуть в гардероб.

Зайдя в спальню и открыв широкие зеркальные двери шкафа, я обнаружила внутри несколько шелковых чехлов, покачивающихся на рейлинге. Под ними стояли обувные коробки; на полках, выстроились в ряд с десяток вечерних сумочек.

Эллен продумала всё.

Сначала я рассердилась и с гневом захлопнула дверцы. Не знаю, что скрывалось под чехлами, но одного взгляда на сумочки и надписи на коробках было достаточно, чтобы моя гордость была уязвлена. Я уже собралась позвонить Эллен, чтобы отчитать её за… Рука с телефоном безвольно повисла, когда я поняла, что меньше всего мать Дилана заслуживает моей отповеди.

Не много поостыв, я достала из чемодана своё платье и повесила его на плечики. Однако чувство любопытства перевесило упрямство, и я с энтузиазмом начала расстёгивать чехлы.

C каждым разом внутри обнаруживались всё более и более роскошные наряды. Платьев оказалось не меньше дюжины, и все они были на разный вкус: короткие и длинные, откровенные и строгого фасона. Но когда я открыла восьмой по счёту чехол, то задохнулась от восхищения. Платье было предельно элегантное: струящаяся шелковая юбка, посаженная на облегающий корсет, задрапированный мягкими шелковыми складками. Несколько серебристых нитей, пропущенных между ними, подчёркивали его форму. Но не это поразило меня — нет: поразительным был его цвет — так хорошо мне знакомый, изумрудный, завораживающий цвет глаз моего любимого.

Я немедленно сняла платье с вешалки и приложила к себе. С шоколадным цветом волос и сияющими карими глазами оно смотрелось бесподобно. Мне не удалось справиться с искушением, и я совершенно по-детски закружилась перед зеркалом.

От этого приятного занятия меня отвлёк звонок. Это была Эллен. Услышав мои восторженные возгласы по поводу платья, она засмеялась и посоветовала перед приёмом обязательно выпить бокал шампанского.

— Это чтобы расслабиться, девочка.

— Я не знаю, как мне вас благодарить, Эллен.

— Сделай моего сына счастливым, Оливия, — ответила она мне на это. — Сегодня и всегда.

Я приняла душ, вымыла и высушила волосы, оставив их свободно струиться по плечам. Чувствуя, что напряжение не отпускает, я решила воспользоваться советом Эллен. На столике в гостиной я нашла большое блюдо с фруктами, рядом с которым в серебряном ведёрке темнело горлышко бутылки, заткнутое полуоткрытой пробкой. Взяв один из двух стоящих рядом хрустальных бокалов, я потянулась к шампанскому, но, передумав, наполнила бокал водой из прозрачной пластиковой бутылки. Пока мне хотелось оставаться трезвой.

В связи с тем, что я решила надеть изумрудное платье, возникло две проблемы. Первую я благополучно решила, найдя в одной из коробок серебристые босоножки на высокой шпильке. Представляющие собой переплетение двух тоненьких серебряных ремешков, они оставляли ногу открытой. Конечно, о педикюре и прочих косметических процедурах я позаботилась дома. До сих пор меня бросало в краску от необходимости решить вопрос с эпиляцией зоны бикини. Это была настоящая дилемма. В прошлый раз я удивила Дилана её девчачьей чистотой, но даже желание сделать ему приятное не смогло сподвигнуть меня снова подвергнуться этой жесточайшей процедуре. Обошлась малой кровью.

Вторая проблема вышла с бельём. Конечно, собираясь в Чикаго я пробежалась по магазинам и купила несколько довольно откровенных комплектов. Но ничего из них не подходило к зелёному платью. Это действительно становилось проблемой, и я уже было решилась позвонить в справочную отеля, чтобы узнать, есть ли где-нибудь поблизости магазин женского белья, но времени на шоппинг не оставалось. Делать было нечего, я надела самые маленькие трусики, которые нашла в своём арсенале: простые белые стринги, брошенные в сумку в последний момент. А вот лифчик… когда я примерила платье, то мысленно похвалила себя за то, что так и не решилась на новые покупки — корсет так плотно облегал грудь, что было невозможно что-либо ещё под него надеть.

Около половины десятого я подошла к столу и всё-таки достала из ведёрка бутылку шампанского. Наполнив бокал, я сделала пару глотков и подошла к зеркалу, внимательно себя оценивая. Что ж, неплохо. Со вкусом и довольно сексуально.

О, да — я определённо сегодня займусь сексом! И горе тому, кто попытается мне в этом помешать!