Soundtrack — How Deep Is Your Love by The Bird and The Bee

Ужин у Ричардсов прошёл в дружеской, почти семейной атмосфере. Жена сенатора — Синтия — чем-то напоминала Эллен. Примерно одного возраста с моей нынешней свекровью, она обладала шармом и изысканностью, с лёгким оттенком аристократизма. Её добрые, лучистые глаза по-матерински сияли, когда она обнимала Дилана и расцеловывала его в обе щёки.

— Здравствуй, мой дорогой! Ты, как всегда, как снег на голову.

Дилан аккуратно обнял маленькую женщину.

— А вы, как всегда, очаровательны, Синтия.

— Льстец. Впрочем, продолжай: мне нравиться получать комплименты. А это, как я понимаю, и есть тот грандиозный сюрприз, о котором ты говорил, Генри.

Миссис Ричардс лукаво глянула на мужа и перевела смеющийся взгляд на меня. Покраснев, я неосознанно придвинулась к Дилану. Он обнял меня за плечи и ответил вместо мистера Ричардса.

— Это Оливия. Оливия Митчелл. — Дилан сделал паузу, и когда удивлённый взгляд миссис Ричардс метнулся к нему, рассмеялся: — Да-да, Лив Митчелл. Моя жена.

Синтия в изумлении уставилась на своего мужа. Сенатор Ричардс захохотал и развёл руками:

— Я сам только сегодня узнал, Син.

— Вот это сюрприз, так сюрприз! Рада видеть вас в нашем доме, дорогая! А вами, молодой человек, — притворно-сердитым взглядом Синтия окинула Дилана, — я крайне недовольна. Это ж надо, ни разу не обмолвиться о предстоящей женитьбе!

— Когда я был у вас в октябре, у меня и в мыслях подобного не было.

— Значит, мы имеем дело с истинной любовью. В любом случае я хочу знать всю историю.

На обратном пути в гостиницу я уснула. Убаюканная ровным ходом лимузина, мерцанием городских огней и крепкими объятиями Дилана. Будучи одарена множеством нежных поцелуев, я с радостью отвечала тем же, не в силах сопротивляться желанию, которое за два часа вынужденного отсутствия близости стало по-настоящему болезненным.

— Мы сумасшедшие, — шептала я, когда губы Дилана покинули мои и переместились на шею, дразня её лёгкими покусываниями.

— Нет, радость моя, просто влюбленные.

— Не думаю, что это простая влюблённость.

Дилан оторвался от своего мучительно сладкого занятия и посмотрел на меня с лёгкой усмешкой.

— А что же, по-твоему?

Понадобилась ровно секунда, чтобы найти ответ.

— Одержимость.

— Одержимость?

— Да. Не думала, что когда-нибудь это скажу, но я одержима тобой, Дилан Митчелл. Я одержима всем, что есть в тебе. Я хочу быть с тобой. Хочу обернуть тебя собой. Если бы ты был свитером, я бы надела и никогда тебя не снимала.

Дилан засмеялся.

— Свитером? Никто никогда не сравнивал меня с одеждой.

Его смех сбил весь романтический настрой, и я продолжила свою дурацкую мысль, решив, что с романтикой у нас и так полный порядок.

— Если сравнивать с одеждой, то свитер — это не совсем ты.

— Окей, я не свитер, — снова хохотнул Дилан. — А кто тогда? Вернее, что?

— Ты… Эм-м, дай-ка подумать. — Я приложила к губам палец, который он тут же поцеловал. — Ты смокинг! Точно! Ты определённо смокинг.

— Такой же чёрный и претенциозный?

— Нет, глупый. Такой же праздничный и безумно сексуальный.

— Тогда ты — самое восхитительное, самое сексуальное в мире бельё.

— Бельё?!

В притворном ужасе я попыталась оттолкнуть Дилана.

— Да, бельё, — совершенно невозмутимо продолжил он и снова придвинул меня ближе. — Знаешь, все эти красивые и совершенно бесполезные штучки, которыми женщины соблазняют мужчин.

— Так-так-так, похоже, у кого-то в этом вопросе немалый опыт. — поддразнила я.

— Не могу сказать, что это не так, любовь моя, но простые белые трусики, которые были на тебе вчера, распалили меня больше, чем самый изысканный кружевной комплект.

Я тихонько рассмеялась, прижимаясь щекой к его плечу.

— Значит, ты для меня смокинг, а я для тебя — банальные трусы. Очень поэтично.

— Нет, малышка, — Дилан принялся целовать мне волосы. — Ты маленькие, невинные, умопомрачительные белые трусики — и это совершенно не банально… Ой! — Я шутя ткнула его под ребро. — Для белья ты слишком своенравна, дорогая.

— Ещё одно слово об одежде, и останешься без неё.

— Не раньше, чем окажемся в номере, радость моя.

Губы Дилана снова нашли мои, закружив в водовороте нежных поцелуев. Которые, в конце концов, меня и усыпили.

— Лив, Ли-ив… Просыпайся, родная.

— Не хочу, — захныкала я. — Мне так здесь хорошо!

— А будет ещё лучше. Дай только уложить тебя в кровать.

С огромной неохотой я отодвинулась от Дилана и сладко потянулась. Машина стояла у центрального входа в отель. Дилан помог мне выйти и, держа под руку, повёл внутрь. Как только мы вошли в гостиничный холл, я тут же поскользнулась и, если бы не поддерживающие меня сильын руки, точно бы упала.

— Упс! — Отчего-то мне стало смешно.

— Ну вот, тебя уже ноги не держат.

В номере Дилан не стал включать верхний свет, а, скинув одним движением наброшенное на плечи пальто, сразу повёл меня в спальню.

— Раздевайся, а я пока приготовлю ванну.

— Не хочу ванну. Хочу спать.

Разобранная кровать так и манила, и я плюхнулась на неё прямо в одежде. Глаза закрылись сами собой. Я услышала лёгкий смешок Дилана, а затем почувствовала, как его руки снимают с меня туфли.

— Ммм.

— Надо раздеться, Лив. Давай-ка помогу.

Я так и не открыла глаз, когда он, легко приподняв, аккуратно снял с меня пальто, а затем и платье, оставив в одних чулках и белье. Был ли на самом деле или мне уже снился стон Дилана, когда его пальцы пробегали по моим ногам, стягивая чулки. Но последнее, что я помню в тот вечер, как он накрыл меня тёплым одеялом и, поцеловав в лоб, прошептал:

— Спи, ангел мой. Я буду рядом.

Пробуждение было внезапным, будто кто-то в один момент включил рубильник. Темноту спальни рассеивала полоска света, пробивающаяся сквозь приоткрытую дверь из гостиной. Несколько минут я лежала, прислушиваясь к тишине и ровному дыханию Дилана. Он спал на боку. Одна рука покоилась на моём животе; будто даже во сне Дилану необходимо было меня чувствовать. Я осторожно погладила его пальцы: нежность, любовь, желание — всё это бурлило внутри меня. Необходимость прижаться к нему, обнять, разбудить поцелуем, увидеть его глаза и услышать голос, была настолько острой, что мысленно я ударила себя по рукам. Отдых Дилану необходим не меньше, чем мне, ведь мы вымотаны не только физически, но и эмоционально. Завтра, вернее, уже сегодня у нас будет ещё один день. Мы проведём вместе всё воскресенье, и я не думаю, что оно пройдёт как-то иначе, чем суббота. Во всяком случае, для меня вчерашний день с Диланом за непрестанным занятием любовью, был идеальным. Поэтому сейчас лучше всего дать ему отдохнуть.

Потихоньку я начала двигаться к краю кровати. В какой-то момент его рука с меня соскользнула, и Дилан пошевелился. В тусклом свете спальни удалось разглядеть, как его брови сердито сошлись на переносице.

— Ш-шш, — прошептала я. — Спи, милый. Я рядом.

Дилан что-то пробормотал и перевернулся на спину. Именно в этот момент я быстро соскочила с кровати.

Спать не хотелось. Приняв душ и вымыв голову, я завернулась в один из гостиничных пушистых халатов и уселась в гостиной перед телевизором. Бездумно щёлкая по кнопке, я задерживалась только на музыкальных клипах и знакомых фильмах.

Посмотрев один с Киану Ривзом, я бросила взгляд на часы: восемь, а на улице едва начало светать. Выключив телевизор, я подошла к окну и некоторое время смотрела на просыпающийся внизу город — на огни, окаймляющие озеро, на мигающие светофоры и горящую рекламу. Внезапно до меня дошло, какой глупостью я занимаюсь — смотрю на совершенно пустой город, убиваю время перед телевизором, когда за стеной в тёплой постели лежит человек, каждая минута, проведённая с которым, драгоценна. Чуть ли ни бегом я бросилась в спальню.

Дилан спал на спине, закинув руки за голову. Его грудь была обнажена. Одеяло прикрывало лишь бёдра, открывая отличный вид на идеальные мускулистые ноги. Интересно, он правда любит спать обнажённым?

Одна мысль о том, что собираюсь делать, вгоняла меня в краску. Сначала я осторожно присела на край кровати, а затем, переместившись, оказалась полулежащей как раз рядом с бедром Дилана. Он дышал глубоко и ровно, как дышит крепко спящий человек. Медленно, дюйм за дюймом, я начала стягивать с него одеяло. Периодически, когда казалось, что ритм его дыхания изменился, приходилось останавливаться. Закусив губу, я смотрела на спящего Дилана, ожидая, что вот-вот он проснётся, застав меня за двусмысленным занятием. Любопытство, что я испытывала, свойственно разве что подростку, находящемуся на пике пубертатного периода, но никак не взрослой женщины, имеющей двоих детей.

Я уже понимала, что на нём, ничего нет, но остановиться было выше моих сил.

Внезапно перед глазами возникла сцена первого знакомства с обнажённым Диланом. Тогда — несколько лет назад — в его ванной я от смущения залилась краской. Сейчас же смотрела на него без всякого смущения. Сейчас он был моим. Его тело принадлежит мне. Как и душа. Я люблю его. Каждую клеточку, каждую черточку, каждый взгляд и каждое слово, сказанное его голосом. Он мой. Весь мой. И теперь я знаю, что означали эти слова, услышанные сквозь сон накануне.

"Это выше моих сил".

Я умирала от желания дотронуться до любимого мужчины. Тело ломило, руки дрожали, а губы саднило от желания почувствовать его, прикоснуться….

Больше не страшась разбудить Дилана, я приподнялась на кровати, затем, расположившись у него между ног, положила руку на его член. Даже в расслабленном состоянии он производил впечатление. Я сжала бёдра, вспоминая как это — чувствовать его в себе. Он доставлял мне несказанное удовольствие, двигаясь внутри, и я хотела, чтобы Дилан испытал те же эмоции. Заправив прядь за ухо, я наклонилась и поцеловала головку. Затем провела языком по всей длине и только после приподняла член, держа двумя пальцами. Меня совершенно не волновало — спит сейчас Дилан или уже проснулся, но, судя по сбившемуся дыханию, мои прикосновения не остались незамеченными. Пальцы кольцом обхватили член, и я начала водить ими вверх и вниз, безотрывно продолжая ласкать головку языком.

Он уже был крайне возбуждён, когда я почувствовала дрожащие пальцы Дилана в моих волосах. На секунду оторвавшись от своего занятия, я посмотрела на него. Его глаза блестели в тусклом свете начинающегося дня. Губы плотно сжаты, ноздри раздувались в такт неровному дыханию, что сотрясало его грудь.

— Тебе лучше закончить то, что начала, — сказал Дилан, поймав мой взгляд.

В его голосе не было нежности, не было ласки — того, к чему он успел меня приучить всего лишь за одну ночь. Сейчас в нём звучала животная страсть: грубая, порочная и чертовски заводящая страсть того, кто привык подчинять. И мне захотелось подчиниться. Захотелось сделать так, чтобы он застонал от того, что я с ним делаю. Сделать так, чтобы доказать ему: ни разу в жизни ни с одной женщиной у него не было так, как со мной!

Только я делаю с тобой это, любовь моя. Только со мной ты забываешь обо всём и становишься тем, кем хотел быть всю жизнь, — мужчиной, который любит и любим.

И именно моё имя ты выкрикиваешь, судорожно сжимая мою голову, когда проливаешься во мне, и я глотаю тебя до последней капли.

— Лив… Ли-ив… Что же ты делаешь со мной, малыш? — шипишь ты сквозь зубы, и я в последний раз провожу по члену языком, перед тем как выпустить тебя из своего горячего плена.

Я кладу голову тебе на живот и замираю. Через несколько мгновений ты приходишь в себя, подтягиваешь меня выше, а затем крепко сжимаешь в объятиях, оставляя поцелуи на моих волосах. Я чувствую, я слышу, как бешено бьётся твоё сердце, и улыбаюсь: да, это сделала я. Сейчас ты очень слаб, и только я могу вернуть тебя к жизни своими объятиями и лёгкими успокаивающими поцелуями.

Мы долго лежим в тишине, наслаждаясь дыханием друг друга. Никто не хочет нарушить молчание. Этот покой, этот миг — мы растворяемся в нём, смакуем его…

— Я пытаюсь подобрать слова к тому, что сейчас чувствую, — прерываешь ты наше молчание. — И ничего, кроме "счастья", на ум не приходит. Я счастлив, Лив. Это ты меня сделала счастливым.

"Да, любовь моя, — улыбаюсь я про себя. — Это сделала я".

Мои глаза закрываются, и я погружаюсь в сон.

Этот день прошёл именно так, как я и планировала. Мы проснулись через пару часов и весь день провели в постели. Самолёт Дилан должен был забрать нас около семи вечера. Мы решили, что следующую ночь я проведу в Сиэтле, а утром в понедельник вернусь в Лонгвью. Я позвонила Ким, предупредив, чтобы она отвела Макса в школу.

— Надеюсь, ты хорошо проводишь время, — сказала она в конце разговора. Дилан в этот момент был в душе, и я могла немного поговорить с подругой.

— Даже очень, Кими.

— Вы оба заслужили это. Отдыхай и ни о чём не думай.

— Как же не хочется уезжать, — стонала я, когда пришла пора покидать гостиницу.

— Мы обязательно повторим этот уик-энд, родная, — Дилан обнял меня, стоя в дверях номера, ставшего теперь "нашим".

— Я хочу этот же номер.

Он тихо рассмеялся, в последний раз коснувшись моих губ лёгким поцелуем, перед тем как закрыть за собой дверь.

— Твоё желание, милая, для меня закон.

У трапа нас встречали две стюардессы. Одна из них была мне знакома.

— Здравствуйте, Джейн, — приветливо улыбнулась я.

Даже если девушка и была удивлена моему появлению, профессиональная выдержка ей не изменила.

— Рада снова видеть вас, мисс Дэвис.

— Вы присоединитесь к пилотам, мистер Митчелл? — поинтересовалась вторая стюардесса, когда Дилан вслед за мной начал подниматься по трапу.

— Не сегодня, Кристина. Я буду занят с мисс Дэвис.

Сделав "страшные" глаза, я обернулась к Дилану, на что он лишь весело мне подмигнул. Заливаясь румянцем, я попыталась как можно быстрее исчезнуть с глаз девушек, но, тем не менее, заметила, с каким изумлением они переглянулись.

А через мгновение удивляться пришлось мне: в салоне самолёта нас ждал ещё один пассажир.

— Мама?

Голос Дилана вывел меня из ступора, в который я впала сразу же, как только увидела сидящую в комфортном, обтянутом дорогой светлой кожей кресле Эллен Митчелл.

Рассерженную Эллен Митчелл.

Она всегда была понимающей, чуткой и сдержанной в своих эмоциях: и когда узнала про Эбби; и когда ошибочно предположила, что я скоропалительно вышла замуж за Стивена; и когда, стоя на крыльце своего дома, рассказывала, как страдал её сын из-за нашей вынужденной разлуки. Именно поэтому удивление при виде Эллен быстро переросло в панику.

— Думаю, вам лучше сесть, — сказала она вместо приветствия.

У меня подкосились ноги, и, если бы не руки Дилан, обхватившие меня за плечи в этот самый момент, я точно рухнула бы на пол.

— Что-то с детьми?

— Нет, — ответила она и моментально отвела глаза. — По крайней мере, пока нет. Это касается вас двоих. Хотя, — она снова посмотрела на нас холодным взглядом, — думаю, скоро это коснётся всех.

— Прекрати пугать Оливию, — в голосе Дилана зазвучали стальные нотки. — И объясни толком, что происходит.

— Сядьте, — снова повторила Эллен.

На этот раз мы с Диланом послушались. Нас разделял низкий столик, почему-то заваленный кипой газет. Когда мы сели, Дилан немедленно наклонился ко мне.

— Ничего не бойся, — прошептал он мне в губы и поцеловал. И только потом обратился к матери: — Мы слушаем.

— Это было во всех сегодняшних газетах. От Сиэтла до Восточного побережья. И на всех сайтах, посвящённых светским сплетням.

Дилан потянулся к столу. Я последовала его примеру и взяла первую попавшуюся газету.

Это была местная "Сиэтл Пост-Интеллиджинсер". Пробежав глазами первую полосу, я непонимающе уставилась на Эллен. У Дилана в руках была сегодняшняя "Чикаго трибьюн", и он так же вопросительно смотрел на мать.

— Ну и что? Это протесты против повышения пенсионного возраста для полицейских заставили тебя прилететь в Чикаго? — Его голос был твёрд, в нём не было ни грамма иронии, которую подразумевал под собой вопрос.

— Листайте дальше.

Я начала перелистывать страницы. Ничего интересного: политика, общественная жизнь, интервью с представителем администрации, местные новости, реклама, спорт, светская хроника…

Открыв последнюю страницу, я увидела серию фотографий, занимающую половину полосы. С удивлением я смотрела на знакомый, ярко освещённый холл "Ритца"; узнала портье, который открывал перед нами двери вчера вечером. И, разумеется, я узнала себя и Дилана: обнимающихся, смеющихся, целующихся. Качество съёмки было замечательным — видно, снимал профессионал. Похоже, снимки были сделаны в тот момент, когда мы вернулись от Ричардсов. На них Дилан поддерживает меня за талию, что-то говорит, а я ему улыбаюсь.

Над всем этим красовался безумный заголовок: "Новая девушка Дилана Митчелла".

Я быстро пробежала глазами небольшую статью под фотографиями. Ничего конкретного сказано не было: известный бизнесмен и плейбой Дилан Митчелл после внезапного разрыва помолвки с Бри Холбрук замечательно проводит время с новой пассией и так далее…

Похоже, Дилан тоже нашёл нужную страницу, потому как в одно мгновение замер, смотря на те же снимки.

— Ну и что? — Он бросил газету на стол и откинулся в кресле.

— Это везде. Газетенки и сайты рангом пониже поместили фотографии на первую страницу.

Эллен подтолкнула нам ещё парочку газет. Среди них я увидела распечатки главных страниц сайтов светской хроники. Везде одни и те же фотографии, разными были только заголовки: "Он снова в строю", "В этом сезоне в моде брюнетки", "Кто эта цыпочка?"…

— По-моему, мы неплохо смотримся вместе, ты не считаешь? — Похоже эта ситуация всё-таки начала забавлять Дилана. — Мы не собирались долго скрывать наши отношения. Не так скоро, разумеется, но к чему-либо подобному мы с Лив были готовы.

— Не так скоро? — ехидно переспросила Эллен. — Позвольте поинтересоваться, сколько именно вы хотели пробыть на нелегальном положении?

— Полгода, — ответила я. — Мы решили, что полгода будет достаточно, чтобы дети привыкли к мысли о переезде в Сиэтл. Привыкли к Дилану.

— Что ж, теперь у вас нет и этого, — отрезала Эллен.

— Мама, прекрати! — вскричал Дилан. Встав со своего места, он навис над ней: — Ты раздуваешь из мухи слона. Завтра об этом забудется. Все переключатся на новые похождения какой-нибудь голливудской старлетки, и всё! Это не стоит того, что ты здесь устроила. Кто-то просто неплохо на нас заработал.

— А заработает ещё больше, — спокойно ответила Эллен и достала из-под общей кипы ещё одну газету. Расправив, она положила её поверх остальных. — Мартин Грей, главный редактор "Сиэтл Пост-Интеллиджинсер" кое-чем мне обязан. Он не мог снять это с печати, но постарался предупредить как можно раньше. Это будет в завтрашнем номере.

Дилан сел, придвинув поближе завтрашний номер "Интеллиджинсера".

Прямо под знакомым заголовком я увидела ещё один снимок из "Ритца". Его не было в первой публикации. На нём я обнимаю Дилана, когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня. Я помню этот момент: мы уже стояли возле лифтов, и он поблагодарил меня за вечер. На снимке хорошо видно, как моя левая рука обнимает его за шею, демонстрируя всему миру кольцо, которое Дилан надел мне на палец пару часов назад.

Заголовок, огромными красными буквами горящий над фотографией гласил: "ОН СДЕЛАЛ ЭТО!". И чуть ниже более мелким шрифтом шли не менее шокирующие строки: "Детская писательница из маленького прибрежного городка на Восточном побережье сделала то, что не удалось первым красавицам страны!"

А ниже, после множества склонений имени Дилана, Бри, парочки известных на всю страну имён, стоящих по мнению репортёров в списке побед моего мужа, во всех подробностях было рассказано кто я, откуда и чем занимаюсь. Там было имя Майкла, моего отца, детей, моя фотография с губернаторского бала, где я стою на сцене рядом с Эллен и женщиной из окружной больницы.

— Вторая страница, — без эмоций проговорила Эллен.

Дилан послушно перевернул страницу и…

…похоже, именно это и заставило мою теперь уже свекровь примчаться в Чикаго.

Это была плохая, но довольно разборчивая копия нашего с Диланом свидетельства о браке, выданная в мэрии Олимпии не далее как месяц назад.

Я похолодела. Это случилось. Неужели мы были настолько наивны, думая, что правда никогда не выплывет наружу. Я медленно повернулась к Дилану, чувствуя себя как самый что ни на есть последний предатель, которого только что поймали на лжи. Дилан застыл в напряжённой позе и не отводил глаз от стола.

"Пожалуйста, — молилась я про себя. — Пожалуйста, любимый, посмотри на меня. Посмотри и скажи, что всё будет хорошо. Пожалуйста, Дилан!"

— У меня только два вопроса, — нарушила молчание Эллен. — Какого чёрта вы всё это устроили и что теперь собирайтесь делать?

Дилан медленно поднял глаза и внимательно посмотрел на мать. Насколько же сейчас они были похожи. Я застыла, не в силах пошевелиться от напряжения, в котором находились эти два сильных человека.

Дилан медленно повернулся ко мне. На несколько секунд он замер, смотря в мои глаза. Скорее всего с паникой не совсем получилось совладать, и она всё-таки проступила на моём лице. Дилан встал и протянул мне руку. Как только я вложила в неё свою дрожащую ладонь, он рывком поднял меня с кресла и крепко обнял, зарываясь носом в мою шею. Я проглотила рвущиеся из груди рыдания. Он взял моё лицо в ладони и, смотря прямо в глаза, прошептал:

— Всё будет хорошо. — Его губы оставили лёгкий поцелуй в уголке моего рта. — Всё будет хорошо. — Так же легко он снова поцеловал меня. — Я никому не позволю вас обидеть. Ни тебя, ни детей. Никому. Ты веришь мне? Веришь, Лив? Ты должна мне верить.

Он продолжал осыпать меня поцелуями, но, когда я, не выдержав напряжения, затряслась в беззвучном рыдании, Дилан сжал меня покрепче и впился губами в мой рот, пытаясь остановить поток слёз.

— Я люблю тебя, — в последнем прикосновении прошептал он.

Мне удалось справиться с дыханием и ответить:

— И я люблю тебя, мой хороший.

Не выпуская меня из кольца рук, Дилан повернулся к матери. Когда я снова нашла в себе силы посмотреть на неё, то увидела на лице свекрови привычную добрую улыбку.