Soundtrack — Gomenasai by t.A.T.u.

Одним из главных достоинств Кимберли Джонс всегда оставалась честность. Честность, которая либо обезоруживала, либо являлась в виде правды — а ее, как известно, не каждый готов выслушать. В первом случае Ким слыла искренней, во втором — острой на язык стервой.

После того как я вкратце рассказала о завтрашней статье в "Сиэтл Интеллиджинсер", она ненадолго замолчала.

— Чёрт, Ливи, я согласна с Диланом, — вымолвила она нехотя. — В Сиэтле об этом через неделю забудут, но здесь, в Лонгвью… Ох, потешат себя местные кумушки. Бриттани читает "Интеллиджинсер" от корки до корки, в салоне Кристины каждую пятницу обсуждают сплетни с последней страницы. Нет, думаю, чем скорее вы отсюда уедете, тем лучше.

— Я тоже так считаю, но хотелось бы встретиться с Марти. С Сандрой бы ещё поговорить, да и с Зоуи — ведь, придётся забрать Макса посреди учебного года. А магазин? Что будет с нашим магазином? А дом? Как можно просто так всё бросить!

— Не о том думаешь, сестрёнка. — Ким сочувственно покосилась на Дилана.

Пока я вводила подругу в курс дела, он хранил молчание. Его бедро касалось моего, и когда я устало откинулась на спинку стула, Дилан привлёк меня к себе. Даже если Ким было неприятно смотреть на это — так же когда-то на её кухне меня обнимал Майк, — она тактично помалкивала. И я была ей за это благодарна, потому что сейчас не было ничего важнее, чем чувствовать спиной твёрдую грудь любимого.

И я, действительно, не о том думала.

Дилан напрягся, когда я излишне эмоционально взывала к Ким. Да, я испытывала отчаяние: только вчера утром всё было прекрасно — мы сетовали на то, что в ближайшие полгода нам вряд ли удастся устроить ещё одни подобные выходные. Но и Дилан, и я понимали необходимость дистанции. А сейчас… сейчас всё изменилось.

Но разве не этого я хотела — никогда с ним не расставаться? Разве всё остальное так важно? Практичная Лив вопила, что много вопросов надо решить до отъезда. Влюблённая Лив шипела на практичную, приказывая ей заткнуться.

Я повернулась к Дилану, чтобы поймать его взгляд. Он некоторое время изучал меня, потом слабо улыбнулся и прикоснулся губами ко лбу.

— Мы справимся.

Чёрт, я реально его не заслуживаю.

Ким одобрительно кивнула — то ли в ответ на его реплику, то ли шестым чувством угадав мои мысли.

— Зоуи я позвоню сама. И за домом присмотрю, пока ты не решишь, что с ним делать.

— Ничего я не буду с ним делать. Это дом Майкла, а значит — Макса. Продолжу выплачивать ренту, и через пару лет полностью выкуплю.

Я сразу остановила принявшего было возражать Дилана. Ещё много придётся обсудить в нашем совместном будущем, но в данном вопросе необходимо было проявить принципиальность.

— Нет, милый. Пожалуйста, позволь мне самой решить этот вопрос. Я сохраню дом для Макса. Он всегда сможет сюда приехать. Ты же знаешь, он обязательно захочет.

Я с мольбой смотрела на мужа, надеясь, что он сможет понять мои чувства.

Макс был слабым звеном. Я ещё не придумала, что ему скажу. Мысли разбегались; меня бросало в холодный пот от того, что завтра, проснувшись на полу в комнате у троюродных братьев, он, как и я, не будет знать, где уснёт вечером.

Дилан внимательно посмотрел на меня и спустя несколько мгновений коротко кивнул.

Разговор с Кимберли проходил легче, чем с папой. Её не надо было вводить в курс дела, и первой реакцией подруги на информацию об охоте, которую с завтрашнего дня могут устроить на нас журналисты, был смех:

— Надеюсь, я не упаду в ваших глазах, Дилан, если скажу, что, до того, как Лив рассказала о вас, фамилия Митчеллов мне ни о чём не говорила.

— Я был бы расстроен, если б случилось обратное.

Это замечание немного разрядило обстановку.

— Как бы то ни было, что сделано, то сделано, — сказала Ким. — Может, продажи книг вырастут.

— Ага, — скептически хмыкнула я. — Детские книги и скандал — весьма взаимосвязанные понятия.

— Ты ничего не смыслишь в рекламе, дорогая.

— Можно подумать, ты смыслишь. Если я не ошибаюсь, у тебя юридическое образование, — поддела я подругу.

— Верно. Но курс экономики и права я прослушала, так что кое-какое представление о рекламе имею.

— Надо придумать, что сказать Максу, — устало вздохнула я. — Это первоочередное.

— Он смышлёный мальчик, тайны будут его нервировать, — заметил Дилан. — Думаю, он заслуживает знать правду.

Я согласилась: да, Макс ужасно нервничает из-за всякой недосказанности. Будучи изначально весёлым и открытым ребёнком, он закрылся в себе почти на два года. Тяжело было вернуться к беззаботному состоянию, и сейчас я рада видеть прежнего мальчика: умненького, отзывчивого, счастливого, но всё ещё с грустными глазами. Нет, он не заслуживает, чтобы с ним обращались как с ребёнком, ставя перед свершившимся фактом. Мы долго справлялись с трудностями вдвоём; едва ли я могла назвать его только сыном. Даже сейчас приходится напоминать себе, что он всё ещё восьмилетний мальчик, хоть и переживший многое. Я была рада, что сын поладил с Диланом, и, может статься, не будет у нас никаких проблем, если я объявлю ему, что мы поженились. Ни о чём больше Максу знать не надо. Во всяком случае, пока.

Но я должна именно сейчас расставить все точки над "i". Необходимо, чтобы и Ким была в курсе моего мнения — на тот случай, если поползут слухи.

— Милый, не всякую правду можно выдержать. С детьми это даже тяжелее, чем со взрослыми. Я люблю тебя и не хочу обижать, но… — Я запнулась, смотря ему прямо в лицо — прекрасное лицо, чуть бледноватое, с залёгшими под глазами тенями от недосыпа, но всё равно любимое и родное. — Не уверена, что Максу надо знать об Эбби.

Кажется, я ждала целую вечность. Когда Дилан отпустил мои плечи, я внутренне содрогнулась: неужели, моё решение его оттолкнуло? Но уже через секунду, когда он встал и, присев передо мной на колени, взял мои руки в свои, стало стыдно, что я в нём усомнилась.

Прежде, чем заговорить, Дилан поймал мой взгляд.

— Малыш, ты должна мне доверять. Я поддержу любое твоё решение. Особенно в том, что касается детей. У меня нет необходимого опыта, но я постараюсь стать хорошим отцом. Надеюсь, ты мне поможешь.

Я часто заморгала, обезоруженная его словами и тоном, которым он сказал их. Никогда не думала, что такие мужчины бывают и тем более не представляла, что когда-нибудь встречу одного из них и полюблю. А он полюбит меня.

— Я люблю Макса так же, как и Эбби. И если ты считаешь, что для него лучше будет не знать всей правды, я соглашусь. Более того, я тоже считаю, что это правильно.

— Ох, Дилан, — всхлипнула я и обняла его за шею, прикасаясь губами к его щеке.

— Не плачь, девочка моя. Всё будет хорошо. Ты просто устала.

Да, усталость давила: хотелось лечь и уснуть дня на два, но я точно знала, что этой ночью спать мне не придётся. Надо ехать домой, собирать вещи, и я не совсем понимала, что именно может понадобиться в Сиэтле.

— Тебе надо поспать, Лив, — Дилан успокаивающе гладил меня по голове. — Ты совсем измоталась.

— Всё в порядке, — я слабо улыбнулась и, отстранившись от него, поднялась. — Я только проверю детей, и поедем.

— Ливи, да всё нормально. Поезжайте, отдохните немного. — Ким попыталась меня удержать, но я её остановила:

— Я быстро. Хотя бы посмотрю на Эбби. Она у Стива?

— Да, всё так же оккупировала его комнату, — улыбнулась подруга.

— Я пойду с тобой, — Дилан поднялся следом.

— Нет, я быстро.

— Может быть, ещё кофе? — Ким потянулась к кофейнику, нажимая на кнопку.

— Да, спасибо.

Я чувствовала, как Дилан провожает меня взглядом, поэтому быстро обернулась и, выходя из кухни, ободряюще ему подмигнула.

Дверь в комнату мальчиков была приоткрыта. В коридоре горел маленький ночник. При его тусклом свете я пыталась отыскать в куче ног, рук и одеял своего сына. Сделать это было непросто: все трое мальчишек были темноволосыми, и все раскидывали во сне руки и ноги. Они всегда сваливали на пол матрасы и так, вповалку, засыпали перед телевизором. Приглядевшись, я увидела полосатую пижаму Макса, которая всегда хранилась у Джонсов — на случай, если он задумает у них переночевать. Помимо пижамы, в шкафах близнецов можно было найти и другую его одежду, в которой, если что, можно было бы пойти в школу. Кое-какая одежда Майка и Джона хранилась у нас. Стало грустно от того, что, возможно, это последний раз, когда Макс ночует у своих кузенов вот так, запросто. Сейчас это было легко сделать — достаточно просто добежать до другого конца улицы. Увезя сына в Сиэтл, я лишу его подобной радости. Как и общения с друзьями, с дедушками, со Стивом… Тяжело даже помыслить об этом, не то что сделать. Я тихонечко прикрыла дверь, с грустью думая о том, как же счастлив сейчас мой мальчик и сколько ему придётся ещё вынести, прежде чем он сможет снова вот так, беззаботно, спать на полу в комнате своих братьев.

Эбби крепко спала, и, как я и ожидала, была полностью раскрыта. Я обожала эту её привычку, оставшуюся с младенчества, спать на животе с согнутыми ногами и оттопыренной кверху попой. Макс в её возрасте тоже любил так спать, но как-то незаметно для меня перестал, больше предпочитая позу на боку, подперев щёку рукой. Эбби пока доставляла мне это удовольствие: я могла подойти к ней, спящей, и, нагнувшись, поцеловать кругленькую попку, обтянутую розовой поросячьей пижамой.

Вот и сейчас я не удержалась и, прежде чем натянуть на дочь сброшенное на пол одеяло, тихонько чмокнула её прямо в нарисованный маленький хвостик.

Спустившись вниз, я бросила взгляд в зеркало перед лестницей. Ну и пугало! Волосы растрепались, тушь потекла, вырез джемпера сбился набок, явив миру чёрную бретельку бюстгальтера. Я принялась приводить себя в порядок, одновременно прислушиваясь к голосам, доносящимся из кухни.

— Нет, Кимберли, это моя вина. Я должен был всё предусмотреть. Должен был хорошо подумать, прежде чем что-то делать, но… — голос Дилана стал тише, и я непроизвольно сделала шаг в сторону, напрягая слух. — Если бы она отказала, я… Я не знаю, я…

— А если бы она и вправду отказала? Что бы вы сделали тогда?

Голос Ким был тихим, но требовательным. Я отчётливо представила, как она буравит Дилана тёмными глазами в ожидании ответа.

"Милый, я не знаю, о чём вы, но что-то подсказывает мне, что вам обоим нужен этот разговор. Прошу тебя, будь честным. Ким мне как сестра. Она любит меня и детей, и обязательно полюбит тебя. Нет, она уже любит тебя, потому что тебя люблю я. Но ей нелегко, любовь моя…"

Сосредоточившись на этой мысли, я едва расслышала ответ Дилана.

— Не знаю, что бы делал потом, но сначала я… Я бы не смог с этим жить.

— Потом с этим не смогла бы жить она, и дети остались бы сиротами.

Ким невесело рассмеялась. Когда после она заговорила, я едва могла разобрать её речь: Ким почти тараторила, будто торопилась рассказать Дилану нечто важное, не предназначенное для чужих — в данном случае, моих — ушей.

— Вы должны понять: она не совсем обычная — наша Лив. Она с детства воспитала в себе огромное чувство ответственности. И не за себя — это само собой, а за всех нас — родных, друзей, родителей. Даже в школу сама записываться ходила, представляете? Генри бы вечно занят на службе, а Хлоя… Хлоя просто об этом не вспомнила. Лив с первого класса готовила себе завтраки, и, как вы понимаете, это были не шоколадные батончики. Она привыкла к ответственности, и мы знали, что на неё всегда можно положиться. Да, она выглядит слабой, но никогда не была ею. Мой брат любил её, но, да покарает меня Господь, если он не был счастливым сукиным сыном, купавшимся в этой любви. Эта любовь была скорее сестринская, если не сказать больше. Лив потакала Майклу, хотя казалось, будто они были на равных. Нет — в их семье мужиком была она. И почти никто об этом не догадывался. Когда Майк погиб, я думала, что именно этот стержень удержит её, придаст силы пережить трагедию. Но я ошибалась. Мы все ошибались.

Ким замолчала, а я так и застыла на месте, держа в волосах расчёску.

Что она говорит? Зачем она это говорит? Дилану совершенно не нужно знать, как я жила с Майклом. Это не имеет никакого значения в той ситуации, что мы сейчас переживаем. Но какая-то не совсем честная часть меня жаждала услышать её слова; понять, почему она говорит их именно сейчас.

Затаившись, я стояла в коридоре и внимательно вслушивалась в то, что происходит на кухне.

— Она тогда сломалась. Мы старались её поддержать: говорили, что надо быть сильной, взывали к ответственности перед детьми. Теперь-то я знаю, что надлом произошел раньше. В момент вашей встречи. Она рассказала мне всё.

— Осуждайте меня, Кимберли, но только не её.

От убеждённости, прозвучавшей в этих словах, произнесённых тихим, но твёрдым голосом, у меня сжалось сердце.

— Нет, — немедленно запротестовала Ким. — Я не в праве кого-либо осуждать. Хотя бы потому, что ничего подобного в моей жизни не было. А если бы даже и случилось, не стану кривить душой — вряд ли я поступила бы иначе. Это касается только вас, Оливии, ну и моего брата. Хотя… — Она на мгновение задумалась. — Нет, вряд ли это касалось Майкла.

— Спасибо, что понимаете нас.

— Это вам спасибо, что сделали из неё настоящую женщину. — Вот уж не думала, что до этого момента Ким не считала меня таковой! — Только с вами Лив стала слабой. Она так долго сопротивлялась, так привыкла к тому, что все видят в ней принципиальную, гордую Оливию, что, проявив однажды слабость, растерялась. Она честно пыталась забыться, хотя ей было тяжело тогда — сразу по возвращению. Я хорошо это помню: она выглядела растерянной, хотя делала вид, что всё в порядке. Если бы Майк не погиб, думаю, со временем всё бы наладилось.

— А дочь? — прервал Ким Дилан. — Вы думаете, она бы смогла скрывать её происхождение от мужа?

— Думаю, могла бы. Майклу никогда бы в голову не пришло, что он не имеет отношения к рождению Эбби.

— Он любил Лив?

— Любил. И я не солгу, если скажу, что и она его любила. Возможно, этой любви им хватило бы до конца жизни. Но случились вы, и всё изменилось. Не смотрите на меня так, я же права.! Я говорю, что не осуждаю вас, потому что не знаю, кто у кого случился: вы у Лив или Лив у вас. Думаю, свою адскую сковородку вы уже спалили. Как и она.

Ким замолчала, а я ощутила, как по щекам снова бегут слёзы.

— Позвольте ей быть слабой, Дилан. Любите её. Не требуйте от неё больше, чем она может дать. Хотя мне кажется, что для неё сейчас нет предела в любви. Мы здесь справимся, а вы забирайте и увозите их. Но я хочу сразу предупредить: с Максом будет нелегко. Сейчас он очарован вами, я знаю. Всё может измениться, когда он узнает, что вы посягнули на его территорию. Вам надо очень постараться сделать из парня слабого мальчишку, как из Лив — слабую женщину. Эти двое больше не могут быть сильными. На это им уже сил не хватит.

Всхлипнув на последних словах, я выдала своё присутствие.

Через несколько мгновений сильные руки заключили меня в объятия, и я заплакала на груди у Дилана, дивясь тому, какой эффект произвела на меня маленькая речь Ким.

Перед глазами мелькали картинки из жизни.

Вот я — семилетняя — глажу себе тёмно-синюю школьную юбку, пока мама болтает по телефону. "Аккуратно, Ливи. Ты неправильно загладила складку".

Вот я ставлю её перед фактом, что возвращаюсь к отцу, и мама всерьёз говорит, что без меня пропадёт. Я успокаиваю её и показываю Тиму, где лежат таблетки для посудомоечной машины.

Вот я заполняю папин холодильник, в морозильнике которого лежат просроченные упаковки с замороженной пиццей.

Вот разбираю кучу носков Майка и выбрасываю пять штук непарных.

Вот дую на разбитую коленку Макса; вот дую на разбитый локоть Майка; вот дую на свой порезанный палец и плачу, плачу горько, потому что мне никто не дует. Нет, если я закричу, то сбегутся все и от усердия сдуют меня на другой конец города. Но я хочу, чтобы мне подули сейчас. У меня сейчас болит.

— Сейчас болит, — всхлипываю я.

Дилан берёт моё лицо в ладони и начинает целовать мокрые щёки.

— Ш-ш, маленькая моя. Больше не будет…

Я люблю его. Боже, как же сильно я его люблю!

Стоя к прихожей, Ким смотрела, как мы одеваемся.

— Может, мне всё-таки поехать с вами? Всё равно уснуть сегодня уже не смогу, зато помогу собраться.

— Нет, дорогая, спасибо. Я не в силах сейчас думать о сборах. Возьму кое-что на первое время, а там будет видно.

— Сначала я заставлю тебя хотя бы пару часов поспать. — Дилан помог мне надеть пуховик, а затем подал руку Ким. — Мне было приятно снова видеть вас, Кимберли.

— И мне вас, Дилан. Заботьтесь о них хорошенько.

— Это моя первоочередная обязанность.

— Рада слышать.

— Мы заедем в восемь, — напомнила я.

— Можете и к девяти. Я накормлю их завтраком и соберу вещи.

— Спасибо, родная. — Я поцеловала Ким в щёку и добавила шепотом: — За то, что так сильно любишь меня.

— Береги его, Ливи. Не подведи меня на этот раз.

Слёзы снова навернулись на глаза, и, чтобы их удержать, не расстраивать Дилана и Ким, понадобились все мои скудные силы.

Дом был холодным. А прошло-то всего ничего! Лишь три дня он простоял пустым. Три дня прошло, как я уехала в Чикаго к Дилану; три дня, как моя жизнь изменилась — все наши жизни изменились. Всего три каких-то дня, и я… я не чувствовала, что вернулась домой.

Неужели это возможно? Неужели всё бывает именно так, когда приходит время перемен? Когда принимаешь их необходимость, когда перемены — логическое продолжение жизни. Поступки, слова, люди, встреченные на пути, — всё это привело к тому, что я потеряла ощущение дома в собственном доме. Разве могла я когда-нибудь предположить, что буду в растерянности стоять на его пороге, сомневаясь, должна ли проходить дальше этой уютной прихожей с диваном, вешалкой и потрёпанным, связанным когда-то тётей Талулой ковриком перед нашей входной дверью.

Нашей ли? Разве могу я теперь так говорить?

Я мотнула головой: что за ерунда! В этом доме росли мои дети. Их дом, а значит, — мой дом. Наш. Никто не забирает у меня ни Вудов, ни Хейзов, ни Хаскеллов, ни Дэвисов — они всегда будут со мной. И не только со мной, но и с моими детьми, для которых все эти люди — семья. Теперь в эту семью вольются Митчеллы. Может поэтому, став одной из них — впервые, с того самого дня, когда Дилан сделал меня своей женой, — я почувствовала себя гостьей в доме, который построил Майкл Вуд.

Я не кривила душой, говоря, что сохраню этот дом для Макса, но мой дом теперь был не здесь. Теперь мой дом — там, где мужчина, который только что вошёл следом и, остановившись на пороге, бережно взял меня за руку.

В его глазах вижу отражение своего лица: бледного и растерянного.

— Иди ко мне.

Одной рукой Дилан обнимает меня, а другой, приподняв за подбородок, находит мои губы.

Он целует меня нежно, без страсти, почти по-отечески, лёгкими касаниями, вызывающими покалывание в тех местах, где я чувствую его горячее дыхание.

— Всё будет хорошо, — в который раз за этот вечер говорит он, и я ему верю. Я хочу верить. У меня нет другого выхода, кроме как поверить Дилану, иначе я упаду и не смогу подняться. Я смотрю, как он отстраняется, переводит взгляд с моих полуоткрытых губ на глаза, в которых неуверенность сменяется надеждой, и говорит фразу, которая в очередной раз доказывает, что он — именно тот, кто будет нужен мне всегда:

— Потерпи, малыш. Уже сегодня мы будем дома.

От усталости меня слегка пошатывает и, закрыв глаза, я прижимаюсь к его груди.

— Ты — мой дом.

Дилан помогает мне раздеться. Затем за руку отводит в гостиную и, отодвинув подушки в сторону, кладёт на диван.

— Постарайся заснуть.

Он накрывает меня пледом Эбби, и, как только голова оказывается на подушке, глаза сами собой закрываются. Сквозь сон я чувствую, как он целует меня в лоб.

— Не уходи.

Остаток сил уходит на то, чтобы высказать эту просьбу. Не уверена, правда, что произношу её вслух, но, перед тем как провалиться в темноту, я слышу его ответ:

— Никогда больше.

Ещё секунду назад я спала, а в следующую вижу перед собой потолок. По нему прыгают тени. Жёлтый свет уличных фонарей, ветки деревьев, раскачивающиеся от сильного ветра, — всё это кружится в причудливом танце, будто продолжение чьего-то сна. Мой был без сновидений: не знаю, сколько времени ушло на отдых, но чувствовала я себя довольно сносно.

Зябко поёжившись под тонким пледом, я ощутила, как затекло тело: проснулась я в той же позе, что и уснула. Мне стоило огромных усилий сесть — жутко болела спина. Я замерла в ожидании, пока боль скатится к пояснице, чтобы опоясать её и постепенно угаснуть.

Дилан на кухне разговаривал по телефону. Заслышав моё шарканье, он положил трубку и, сделав шаг навстречу, забрал меня в объятия.

— Привет, малыш.

— Сколько я спала?

— Мало. Сейчас только половина восьмого.

— М-мм…

Я потянулась. Дилан тихонько засмеялся:

— Мой сонный котёнок. Иди, полежи ещё.

— Не хочу.

В ожидании поцелуя, я подняла к нему лицо. Он тут же коснулся моих губ, обдавая ароматом мятной пасты.

— Ой.

Я пискнула, рукой прикрыв рот: вчера я так и уснула, — не умывшись, не приняв душ, прямо в той одежде, в которой приехала.

— Мне нужно в ванную.

Дилан хохотнул и прижал меня к себе.

— Обожаю, как ты пахнешь по утрам.

— Ты ещё не видел меня со страшного похмелья.

— Думаю, даже тогда ты будешь сладкой, — промурлыкал он, снова целуя меня.

— Ты никогда не увидишь меня в похмелье.

— Почему? — Дилан отстранился. На его лице играла кривая усмешка. — Какой же я муж, если не увижу, как ты страдаешь от похмелья.

Я недоверчиво прищурилась:

— Это что, обязательная процедура? Вроде обряда посвящения для всех, кто собирается взять фамилию Митчелл?

Он снова засмеялся, притягивая меня к себе. Я уткнулась носом в его свитер и вдохнула любимый аромат.

— Ты не ложился?

— Нет, малыш, — пробормотал Дилан. — Надо было сделать несколько звонков. Не волнуйся, выспимся в Сиэтле.

— До него ещё нужно добраться.

— Уж как-нибудь доберемся, — ухмыльнулся он. — В полдень нас будет ждать самолёт в Келсо.

— Можем уехать завтра.

— Нет, Лив. Никаких завтра, — отрезал Дилан. — Я успокоюсь только когда вы окажетесь в Сиэтле. Кстати, может, вам поначалу пожить у моих родителей? Не стоит сейчас взваливать на Макса и переезд, и то, что мы женаты. Скажем ему, когда сами придём в себя. А пока поживите у моих. Ему же там понравилось?

Ох, как заманчиво звучало это предложение, избавляющее меня от тяжелого разговора ещё на пару недель. Так легко, так соблазнительно сейчас согласиться на него, ведь ничего вразумительного в голову мне так и не приходило, но как же хотелось быть честной и сильной…

— И всё-таки я тебя не заслуживаю.

Наконец-то я сказала это вслух.

Мои слова вызвали странную реакцию. Объятия Дилана стали твёрже. Изумрудные глаза засверкали.

— Никогда не смей даже думать об этом, Оливия Митчелл, — сказал Дилан твёрдо. — Ты моя жена, и подобными заявлениями ставишь под сомнение наш брак. Я люблю тебя больше жизни, и именно поэтому я тебя заслуживаю. А теперь, — развернув к себе спиной, он лёгонько подтолкнул меня к двери, — шагом марш в душ. Позавтракаем, и будем собираться.

Когда через двадцать минут я снова спустилась на кухню, Дилан стоял возле плиты и следил за закипающим кофе.

На столе меня ждали тосты с сыром и банки с джемом. Перед глазами сразу же встала картина, как Эбби кормит Дилана яблочными цукатами, таская их прямо из банки маленькими пальчиками. Я вспомнила его улыбку, вспомнила, с какой нежностью он смотрел на дочь; как был в тот момент счастлив…

Нестерпимо захотелось дотронуться до него, и, подойдя к Дилану, я обняла его, щекой прижимаясь к широкой спине.

— Я люблю тебя.

Послышался тихий выдох, которым сопровождалась его улыбка. Дилан развернулся в моих объятиях и наградил лёгким поцелуем.

— И я люблю тебя, радость моя. Садись за стол. Кофе будет готов через минуту.

— Я знаю, как объяснить Максу причину внезапного отъезда. — Намазав тост толстым слоем апельсинового джема, Дилан протянул его мне. — Тебе могут предложить работу. Предложение хорошее, жаль будет его упускать. Но работа в Сиэтле, и придётся переехать.

— В принципе, неплохой вариант, — согласилась я.

— Кстати, здесь мы нисколько не покривим душой. В благотворительном фонде много работы. Мама счастлива будет видеть тебя в своей команде.

— Но я думала, Эллен руководит агентством?

— Агентством руководят менеджеры, Лив, — мягко пояснил Дилан. — Разумеется, решения, касающиеся общей политики, она оставляет за собой. Мама любит этот бизнес, но свободное время отдаёт фонду. Я был бы рад, если бы вы работали вместе. — Накрыв мою руку своей, Дилан проникновенно посмотрел мне в глаза: — Лив, милая, я никоим образом тебя не ограничиваю. Если захочешь заняться чем-то другим…

— Это лестное предложение. Мне бы очень хотелось быть полезной и Эллен, и всей вашей семье.

— Нашей, Лив, — поправил Дилан.

— Нашей, — согласилась я. — С радостью приму его, дорогой, но сначала…

Внезапно зазвонил телефон. Извинившись, я потянулась к висевшему на стене аппарату.

— Доброе утро. Я бы хоте поговорить с Оливией Энн Дэвис, — попросил незнакомый мужской голос.

— Я слушаю.

— Скажите, что стало истинной причиной вашего брака с Диланом Митчеллом?

Краска схлынула с моего лица.

Дилан резко встал, но я уже шарахнула трубкой по стене. Пластмасса протестующе скрипнула.

— Что случилось?

Я смогла выдавить одно слово:

— Началось.

Весь следующий час я металась по дому, собирая вещи. Телефон трезвонил не переставая, пока Дилан не выдернул вилку из розетки.

— Они позвонили домой. Домой! — причитала я. — Не пройдёт и часа, как журналисты будут стоять под моей дверью.

— Именно поэтому я вынужден тебя поторопить, любовь моя. Возьми самое необходимое. Об остальном позаботимся позже.

Я запихивала детские вещи во все попадающиеся под руку сумки, не забыв о любимых игрушках Эбби и школьных принадлежностях Макса. В своей спальне я провела от силы минут пять, планомерно выгружая вещи из гардероба на кровать, но взяла лишь джинсы, два свитера и пару кроссовок.

Это было похоже на бегство.

Сложив в сумку документы, я обвела глазами гостиную и устало опустилась на диван. Стало понятно, что чувствует капитан тонущего корабля. Да, он покидает его последним, но от этого ведь легче не становится? И пусть он знает, что будут ещё корабли — и больше, и лучше, и надёжнее, — но этот, маленький, скромный, первый, навсегда останется в его сердце.

Это был мой корабль. Я строила его с Майком. На этой палубе сделали первые шаги Макс и Эбби. Укромные уголки его трюма видели мои слёзы и отчаяние. И его паруса снова наполнились надеждой, когда однажды сюда вошёл Дилан Митчелл. Вошёл, чтобы навсегда забрать меня к себе на борт.

Он стоял в дверях, не решаясь войти в гостиную. Его силуэт был расплывчат, и только тогда я поняла, что плачу.

— Нам пора, родная.

— Да, пора.

В коридоре я выключила свет, погрузив дом в темноту. Сердце сжалось от щемящего чувства тоски. Я часто-часто заморгала и, прежде чем закрыть за собой дверь, прошептала:

— Прощай, дом. Прощай, Майки.

* * *

Завидев нас в окно, Макс выскочил на крыльцо и энергично замахал обеими руками.

— А ну марш в дом, — скомандовала я, выходя из машины. — Мне только твоей простуды не хватало.

— Привет, Дилан! — крикнул сын, перед тем как скрыться за дверью.

— Привет, дружище.

Едва мы зашли в дом, как были атакованы Эбби. Подбежав к Дилану, она немедленно оказалась в воздухе: подхватив дочь на руки, он подбросил её вверх.

— Исё, исё!

Эбби визжала от радости, и Дилан, потакая капризу, несколько раз подкинул её над собой. Рыжие кудряшки накрывали его лицо, когда он ловил малышку и щекотал носом розовый обнажившийся животик.

На шум из кухни вышла Ким. Облокотившись о лестничные перила, она смеялась, наблюдая эту чудесную картину.

— Привет, мам, — Макс обнял меня.

— Доброе утро, солнышко. Как же я соскучилась. — Я прижала к себе вихрастую макушку сына. — Как вы тут?

— Тётя Ким сказала, что я сегодня не пойду в школу. Это потому что Дилан приехал, да?

— И поэтому тоже, малыш.

Больше я не успела ничего добавить, так как дочь потребовала моего внимания. Довольная и раскрасневшаяся, сидя на руках у улыбающегося Дилана, она нетерпеливо протягивала ко мне ручки.

— Мамиська!

— О, моя принцесса, — я перехватила Эбби, целуя её прохладные щёчки. — Ты скучала по мне?

— Неть! — Как все маленькие дети, Эбби ещё не привыкла лукавить.

— Ничего себе заявочки!

— Мы пекьи писеньки и кейи игуськи. А Майк съел меменденс и его йвало! — с последними словами Эбби сморщила свой маленький носик.

— Ещё бы его не рвало! — смеялась Ким. — "Меменденс" они нашли в старом ящике с инструментом. Бог знает, сколько лет он там провалялся. Орехи, поди, давно протухли. Эбби — умница девочка — сразу выплюнула эту гадость и прибежала мне показать. А Марк, олух, моментально сжевал всю пачку. Ну и поплатился. Теперь неделю на рисовой каше будет сидеть.

Пока Ким делилась злоключениями одного из близнецов, я краем уха прислушивалась к разговору Макса и Дилана.

— Здорово, что мама позволила сегодня прогулять школу, — можно будет столько всего поделать.

— Думаю, сначала надо поговорить с мамой, — тихо, но убедительно произнёс Дилан.

Передав Эбби Ким, я обернулась к сыну и положила руки ему на плечи.

— Мне надо тебе кое-что сказать.

Я почувствовала, как маленькие плечики сжались под моими ладонями, и, на секунду замерев, Макс поднял на меня взволнованное личико.

— Не волнуйся, всё хорошо, — я постаралась, чтобы голос звучал как можно спокойнее. — Просто у меня есть кое-какие новости.

— Идёмте на кухню, Дилан, — позвала Ким. — Я как раз поставила в духовку кексы. Будете кофе?

— Да, спасибо. С удовольствием.

Уходя, Дилан ободряюще посмотрел на меня и быстро подмигнул Максу.

Нахмурившись, Макс послушно поплёлся за мной в гостиную, преувеличенно громко шаркая ногами. Он определённо не ждал ничего хорошего от предстоящего разговора. Обычно, когда я начинала разговор с "мне надо тебе кое-что сказать", особенно если мы были не одни, для Макса это означало, что он в чём-то провинился и, как только мы окажемся вдвоём, головомойка обеспечена. Небольшая любительница выяснять отношения на людях, я предпочитала отводить его в сторону, не унижая сына тем, что другие могут услышать, как я его отчитываю. Вот и сейчас он наверняка пытается вспомнить, где провинился, и я уже сто раз пожалела, что начала наш непростой разговор с этой заезженной фразы.

— Макс, я очень тебя люблю. — Я сказала это, прежде чем он напридумывал себе бог знает чего. — Ты и Эбби — два самых дорогих человека в моей жизни.

Мои слова нисколько его не успокоили.

— Ты чего, мам? Что-то случилось?

Я вздохнула. Чёрт, так только хуже. Ладно, начну по-другому:

— Помнишь, как мы осенью ездили в детские больницы?

Макс кивнул.

— Помню. Ты читала там свои истории.

— Да, правильно. Тебе нравилось ездить со мной?

Макс расслабился и сел рядом со мной на диван.

— Ну да. Только не нравится, что так много детей болеет.

— Мне тоже это не нравится, мой хороший, — я приобняла его за плечи. — Но, к сожалению, так бывает, и мы изо всех сил должны постараться помочь этим малышам.

Макс согласно кивнул.

— Я бы ещё ездил, мам. И многие ребята из нашего класса тоже говорили, что они хотели бы помочь. И игрушки принести, и книжки почитать. Для этих ребят это же тоже важно. Это как бы тоже лечение?

— Да, сынок. Доброе отношение и слова поддержки подчас творят чудеса, и лечение проходит более успешно. Макс, — я взяла сына за руку. — Мне дают работу в благотворительном фонде, который занимается организацией подобных мероприятий.

— Здорово!

— В Сиэтле. Они ждут меня в среду.

Макс присвистнул.

— Так скоро?

— Да.

Он на пару секунд замолчал, а потом резко вскочил и встал напротив меня:

— Ты поэтому сначала сказала, что любишь нас, да? Ты уезжаешь, да? Оставляешь нас здесь, а сама уезжаешь, да?

Я на секунду опешила от обиды и вызова, звучавших в надрывном голоске. С каждым заданным вопросом Макс будто наседал на меня.

Протянув руку, я подтянула к себе своего взъерошенного воробышка.

— Что ты, малыш! Что ты, успокойся! Я не оставляю вас. Я хочу, чтобы вы поехали со мной. Прямо сейчас поехали. — Говоря это, я гладила его по голове. — Я никогда бы вас не оставила, родной мой. Как я могу.

— Ты уже несколько раз уезжала, — пробубнил он глухо, и я поняла, что мои отъезды очень беспокоили сына.

— Я не хочу больше надолго вас оставлять. Именно поэтому и прошу сейчас согласиться поехать со мной. Эбби маленькая, я нужна ей. Мы нужны ей. Оба нужны, сынок.

— Нас Дилан отвезёт, да?

— Да.

— На самолёте? — В карих глазах, с надеждой смотрящих на меня, загорелись искорки предвкушения новых приключений. И я бессовестно решила этим воспользоваться.

— Да, на самолёте.

— Майк и Марк умрут от зависти! — захихикал он.

— Только выезжать надо немедленно.

— Почему?

— Потому что погода может испортиться, и мы застрянем как тогда, в Сиэтле.

— О’кей.

Похоже, объяснение его вполне устроило. Но внезапно Макс нахмурился:

— А школа?

— Ну, этого добра в любом месте хватает, — подмигнула я сыну.

Макс снова захихикал:

— Круто! Пропущу контрольную по математике.

— Не больно-то радуйся. Потом придётся догонять.

— Подумаешь — математика! — он пренебрежительно махнул рукой. — Дилан обещал в следующий раз дать потрогать штурвал.

— Да, по сравнению со штурвалом математика — действительно ерунда.

Макс даже начал пританцовывать от возбуждения. А затем внезапно остановился:

— Эй, а как же дом? А дедушки?

"Ну почему, почему ты у меня такой умный?" — мысленно простонала я. Как же мне необходим обычный восьмилетний мальчишка, у которого мысль о штурвале вышибает из головы все остальные. Но я знала, что мой сын не таков; что он просто обязан был задать этот вопрос.

— За домом присмотрит тётя Ким. Дедушка Генри в курсе, и он сам всё скажет дедушке Марти. А как устроимся, мы обязательно приедем их навестить. И будем приезжать всякий раз, когда вы захотите друг друга увидеть.

— Клёво. Пойду, напомню Дилану про обещание. Чёрт, обидно, что парни в школе. — С этими словами сын убежал, оставив меня одну.

Минут через пять появился Дилан. Он остановился, не дойдя до меня пары шагов.

— Кимберли повела детей одеваться.

Любящие глаза смотрели на меня с сочувствием, и, не выдержав, я сказала ему то, что жгло моё сердце:

— Я обманула его. Я сказала, что меня пригласили работать. Впервые в жизни обманула.

Я запнулась, осознав, что так оно и есть: впервые в жизни я намеренно сказала сыну неправду.

— Помнишь, о чём мы говорили накануне? — сазал на это Дилан. — Не всякая правда одинаково полезна. И ты не обманула Макса. Ты не сказала всю правду. И на твоём месте так сделала бы всякая мать, заботящаяся о душевном спокойствии своего ребёнка. Ты всё сделала правильно, родная, и я очень тобой горжусь.

— Я не хочу, чтобы ты мной гордился. Потому что это неправильно, понимаешь?

Я смотрела на Дилана, пытаясь найти в его глазах хоть отблеск жалости. Но его взгляд был твёрд, и мне сильно захотелось, чтобы именно сейчас он меня понял. Понял, что я не испытываю гордости от того, что пришлось соврать. Так же, как до сих пор не простила себя за то, что так долго врала ему, скрывая себя, скрывая свои чувства, скрывая дочь.

Дилан молча притянул меня к себе и зарылся носом в мои волосы, целуя в шею.

— Пусть это будет последняя ложь в нашей жизни.

Дилан ушёл прогреть машину. Макс кое-как оделся и, увернувшись от объятий своей крёстной, выбежал вслед за ним.

— Будь умницей, парень, — крикнула ему вслед Ким.

— Всегда. — Макс даже не обернулся.

Я заканчивала одевать вертящуюся Эбби, а в глазах снова стояли слёзы.

— Ливи, не кисни.

— Как я справлюсь без тебя?

— Теперь у тебя есть Дилан, — тихо сказала подруга. — Ты в надёжных руках, сестрёнка. Кстати, а куда именно вы едете-то?

— Сначала к родителям Дилана, а потом — не знаю. Я ещё пока ничего не знаю, Кими. Мы ни о чём толком и не говорили. Всё это так…

— Ладно, ладно, не расстраивайся. Всё решится, только дай срок.

Ким помогла Эбби спуститься с крыльца, и та поковыляла дальше по дорожке к машине, где Дилан подхватил её на руки.

— Мам, глянь, там какие-то машины. Я их не знаю, — Макс стоял на дороге и показывал пальцем в сторону нашего дома.

Все посмотрели в том направлении. Действительно, напротив въезда на нашу подъездную дорожку припарковались несколько легковых автомобилей, среди которых высился белый фургон с эмблемой кабельного канала Портленда.

Как я и предполагала, не прошло и часа

— Макс, быстро в машину, — скомандовала я и бросила быстрый взгляд на Дилана: он с кем-то оживлённо говорил по телефону.

— Пора делать ноги, подруга, — засмеялась Ким и заключила меня в объятья. — Ну и переполох сейчас начнётся. В салоне у Кристины теперь станет не продохнуть!

— Вы справитесь?

— Ешё бы! Пусть только сюда сунуться. Уж я не откажу себе в удовольствии пригрозить штрафом за нарушение границ частной собственности. Оо-о, а вот и кавалерия!

Мимо проехали патрульные машины, среди которых был и папин пикап. Он притормозил рядом с нами, перегораживая проезд. Сделано это было с таким расчётом, чтобы никто из стоящих дальше по улице, не смог к нам подъехать.

Сначала папа пожал руку Дилану. Потом открыл заднюю дверь и по очереди обнял Макса и Эбби.

— Берегите себя, — сказал он, когда я обняла его на прощание.

— Ты тоже, пап. Как только всё успокоится, дай мне знать — приеду, поговорю с Марти.

— Хорошо.

— Вам точно не понадобится сопровождение? — поинтересовался отец у Дилана.

— Думаю, мы успеем проехать, пока не подтянутся основные силы.

— В случае чего, мой телефон у вас есть. Звоните, — папа ещё раз кивнул мне и пошёл к своей машине.

— С Богом, — проговорил Дилан, и, подмигнув мне, нажал на педаль газа.

* * *

Через полтора часа мы были в Келсо. Ещё через двадцать минут самолёт выруливал на взлётную полосу.

Дилан, к великому огорчению Макса, в этот раз был не в кресле пилота. Но позже, когда мы набрали высоту и отстегнули ремни, сын был допущен в кабину. Мечта дотронуться до штурвала осуществилась.

Эбби бегала по салону, то и дело забираясь и слезая с колен Дилана. Я хотела забрать её, но, видя, как эти двое наслаждаются обществом друг друга, решила не мешать, и, уютно устроившись в удобном кресле, незаметно для себя уснула.

Дилан разбудил меня, когда самолёт уже стоял в ангаре сиэтловского аэропорта.

Как только дети в сопровождении стюардесс вышли из салона, он развернул меня к себе и жадно поцеловал.

— Почти четыре часа без твоих губ. Это невыносимо.

Я счастливо засмеялась и вслед за ним вышла из самолёта.

Мы погрузились в знакомый лимузин, на котором в прошлый раз нас встречала Эллен, и машина немедленно сорвалась с места, выезжая на залитое солнцем взлётное поле.

На этот раз дорога к Митчеллам заняла гораздо меньше времени. Дилан всю дорогу мужественно сносил болтовню возбуждённого приключениями Макса. Эбби, заинтересовавшись моим обручальным кольцом, спокойно сидела у меня на руках.

— Дяй, — она потянула меня за палец.

— Не дам.

— Дяй!

— Иди-ка сюда, принцесса, — пришёл на помощь Дилан. Он нажал кнопку на подлокотнике двери и открыл зеркальный мини-бар, оборудованный внутри машины. Эбби охнула от восторга и немедленно рванула к нему. Дилан выдал детям лимонад, а нам налил по бокалу шампанского.

— За новую жизнь, — произнёс он.

— За новую жизнь, — подхватил Макс и стукнулся с ним банкой пепси.

— Зя зизнь! — дочь втиснулась между ними, забрызгав лимонадом комбинезон.

— Пусть она будет счастливой, — добавила я, делая маленький глоток.

— Обязательно будет, — услышала я тихий голос любимого. — Обязательно.

На подъезде к дому, я заметила несколько полицейских машин. Судя по непроницаемому лицу Диална, этот факт его нисколько не удивил. Да, теперь я понимаю, почему он торопился увезти нас из Лонгвью — сиэтловская служба безопасности Митчеллов работала безотказно.

Парковка перед домом оказалась полностью забитой.

— Саймон с Кэтрин здесь, — пояснил Дилан и добавил, нахмурившись: — И Джейсон.

Держа детей за руки, мы поднялись по широким, очищенным от снега ступенькам.

— Пусёк! — закричала Эбби и побежала к двери. Макс поспешил на помощь сестре и, приподняв, помог ей дотянуться до железного кольца.

Раздался знакомый лязг. Дверь немедленно отворилась.

— Ну, слава Богу, — выдохнула вышедшая навстречу Эллен. — А я уж начала переживать!

— Исё! — Эбби снова потянулась к кольцу, и Дилан, смеясь, подхватил её на руки. Она с удовольствием ударила по Пушку ещё раз и задорно завизжала.

— Заходите, заходите в дом. — Эллен поторопила нас, хотя я заметила, как приятно ей было видеть, что у Дилана и Эбби установилось полное взаимопонимание. Мы гурьбой ввалились в огромный холл, где нас уже ждали.

— Святое дерьмо!

Громогласный голос Саймона Митчелла, подобно Пушку, сотряс стены дома.

Старший брат Дилана стоял на лестнице и держал за руку хорошенькую девчушку лет пяти, в которой я с удовольствием узнала маленькую Лиззи. Его взгляд метался между опешившим от оригинального братского приветствия Диланом и сидящей у него на руках, с подозрением уставившейся на громкого незнакомого человека, Эбби.

— Странно, а я всегда думала, что ты Саймон!

Ослепительно великолепная Кэтрин вышла из гостиной и сразу же направилась ко мне.

— Рада видеть тебя, Лив! — Она крепко обняла меня, и добавила чуть тише: — Добро пожаловать в семью!