ГЛАВА ПЕРВАЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ И НАКАЗАНИЯ
Прекрасный багровый закат разливался по всем уголкам не менее прекрасного песчаного пляжа и, отражаясь, и переливаясь золотыми оттенками, растворялся в джунглях позади пляжа. Огромная звезда как будто нарочито решила задержаться прежде бы, чем райский остров окутало покрывало ночи. Воздух был влажен и свеж. Океанский бриз нёс с собой вечернюю прохладу, и все обитатели дивного леса, словно проснувшись от дневного зноя, наперегонки пытались выкрикнуть каждый своё. Макаки верещали на верхних этажах о том, что пора спуститься к берегу за ракушками. Всевозможные попугаи и птички вторили им, что как бы оно да, и надо, да только вот поскорее. Ведь совсем скоро проснётся хозяйка здешних мест красавица чёрная пантера и уж тогда кому-то может не поздоровиться. В свою очередь эта самая хозяйка, протяжным рыком известила остальных что вовсе и не спит да вдобавок ко всему всё слышит. И не только слышит, а скоро придёт и вас на одного станет меньше. Не понятно, за каким лешим, вышедший на берег тапир что-то прохрюкал, будто пьяный и снова скрылся в чаще. Между делом был на данном острове ещё один экземпляр, которого не радовало ни вечернее солнышко, ни звуки дикой природы как, впрочем, и прохладный бриз. Да это был именно он, некогда властный и заносчивый, уверенный в собственном превосходстве над другими, продуман и прогнозист, владелец большей части всех денег на земле Джон Рокфеллер. Правда, теперь он более походил на несчастного задумчивого старца из какой-нибудь Богом забытой кельи в горе, или скорее, на отшельника дервиша — собирателя сказок, нежели на распорядителя судеб. Оно и понятно ведь сидел Джон на простом табурете без спинки, а совсем не в кресле, да ещё на перцовом горчичнике с ногами, опущенными в тазик с постоянно ледяной водицей. Но самое отвратительное в данной ситуации было то, что сидел старик в подобном качестве уже как три года с довеском. По крайней мере, он сам так себе насчитал, определяя время лишь по смене сезона дождей на сезон засухи. И конца подобным посиделкам, покамест ничего не предвещало. Поначалу его очень тревожило создавшееся антагонистическое положение. Весьма отравлял первые дни и ночи, месяцы и кварталы перцовый горчичник, а вместе с ним и тысячу раз проклятый тазик. Сидеть, также было невыносимо гадко. Затекало буквально всё от ног до шеи. Однако к физическим так сказать неудобствам Рокфеллер попривык. Хоть и не сразу, но всё же привык и почти перестал обращать на них внимание. Слава Богу, хоть, что каждое утро с гор не спускается огромный орёл клевать печень. Изо дня в день. Из века в век. Размышлял старик, радуясь тому факту, что ему самому худо было всего нечего — пара каких-то годиков, в то время как Прометею особо тяжело было первые сто лет. Ведь так и с ума можно спятить, постоянно думая, что задницу больно жжёт, словно сидишь на сковороде. Вспомнив технологию медитации, ещё всякую там ерунду про йогу, аюрведу и прочее и поняв, как, не обращать внимания на боль и неудобства, облегчения к своему удивлению Джон не испытал. За физическими муками незамедлительно, словно из-за угла появились муки душевные, ещё более коварные и безжалостные. Терзало и душило одиночество. Страх и безысходность периодически накрывали своим опахалом с головы до пят. Безысходность порою была сравнима лишь с той, которую испытывают только суицидники перед самим ужасным актом умерщвления себя. Но самое сильное переживание, доставляло какое-то пока не совсем понятное чувство, идущее откуда-то из самой глубины души. Чувство того, что почти всё, и вся делал неправильно. Не по велению совести, про коею и вспомнил-то только уже, будучи сиденцем на острове, а по наставлению алчности, тщеславия и корысти, деструктивного образа мышления, направленного только на одно — любой ценой сохранить и приумножить. И притупить данное нещадное, ледяное чувство, с помощью медитации и йоги, увы, никак не удавалось. Ну, хоть ты тресни, как бы Джон не тужился. Однажды в самом начале отсидки старик заметил в стае попугаев ежедневно поутру слетавшихся к песчанику клевать камешки для улучшения пищеварения, заметил и выделил для себя не совсем обычного попугая. Да, с виду это был совсем обыкновенный белый какаду, только Джону сперва показалось, а затем он уже утвердил себя на мысли, что попугай видит его. Более того, непросто видит, а наблюдает за ним каждое утро в то время как его сородичи клюют песок и общаются на своём птичьем языке. Было что-то немного пугающее во взгляде птицы. Казалось взгляд этот, обладает разумом, и поэтому Рокфеллер практически всегда не выносил его, уводя глаза в сторону. А попугай, вдоволь насмотревшись на старика, возвращался к своим попугайским делам, принимаясь то ухаживать за пернатой самочкой, то ставить на место зарвавшегося соперника. К слову сказать, остров на котором сиживал вот уже третий земной год корпоратократ и глобалист, был не совсем безлюдным. Иногда на него заплывали или туристы на красивых яхтах или просто путешественники да счастливые обладатели собственных посудин. Хоть это событие и вносило разнообразие в пресный репертуар теперешнего бытия Рокфеллера, однако радости доставляло не особенно. Всё дело в том, что все эти счастливые и беззаботные люди отдыхали на острове, любовались его красотами, кормили полу ручных обнаглевших макак бананами, и даже иногда занимались любовью на песке почему-то всё время как назло прямо неподалёку от табурета. Так вот все они совершенно не замечали беднягу арестованного, словно бы его и не существовало. А однажды чей-то ребенок, резвясь, пробежал сквозь старика, словно бы тот был бесплотным духом. После этого события Джон до вечера стонал и плакал. А рядышком с ним метрах в пяти у костра весело праздновала какое-то событие группа туристов, как показалось по речи из Франции. Они задорно плясали и смеялись. Прыгали через костёр, поздравляя упитанного румяного старика, судя по всему с юбилеем, и с каждым тостом хлопали тому в ладоши. На углях шипело и скворчало мясо, а Джон мог только понюхать и облизать пересохшие губы. Кушать ему, видимо не полагалось весь срок наказания. По крайней мере, слуга индус раз в день не появлялся возле ног хозяина с корзиной, доверху набитой яствами. Зато вместо слуги индуса ровно три раза в день как по часам отмечая завтрак, обед и ужин появлялся нестерпимый голод, покидавший злодея дедушку только под вечер.
— А печень то в итоге кончилась. Что же может кончиться в моём случае? — всхлипывал и горюнился старик вечерами. — Ах, Прометей, Прометеюшка, как же я тебя теперь понимаю!
Правда однажды в полдень аккурат к обеденному часу, прямо из ниоткуда перед Джоном нарисовался молоденький повар с кошачьими усиками, в беленьком фартуке и шапочке, да с салфеткой на рукаве. Правда на бейджике появившегося, несмотря на одеяния повара, красовалась надпись «Гарсон Людвиг». Старик аж дар речи потерял от такого появления. Приготовился сперва наперво Рокфеллер к худшему, однако повар весело подмигнул старику и пламенно воскликнул:
— Бон аппетит сеньоре!
Не менее весело повар принялся проделывать перед стариком, вот какие штуковины: Для начала из ничего слепил столик и накрыл его белейшей накрахмаленной скатертью. Затем будто из закладных невидимой кухни достал приборы для первого и второго и аккуратно разложил их перед уже пришедшим немного в себя стариком. Добавил немного столового серебра в вилках ложках и ножах. А в концовке на столике появилась искусно сделанная кастрюлька определённо с чем-то вкусненьким. Запахло каким-то неземным мясным супчиком. У Джона слюнки непросто потекли, а побежали ручьями. Вот оно, хоть какое-то послабление! Только в этот самый момент понял он, как по-настоящему проголодался. Ну, наконец-то! Хоть что-то хорошее за последнее время.
— Простите, а вы не подскажете где я и сколько мне тут ещё сидеть? — задал немного осмелевший Рокфеллер, вопрос наполнявшему в тот момент тарелку гарсону Людвигу. Повар лишь удивлённо пожал плечами, показывая тем самым, что ничего не понимает. Тогда старик всецело переключил своё внимание на тарелку. Ах, что это был за супчик! Волшебство, а не супчик. Определённо на основе сырного и грибного пюре с двумя филейными кусочками мяска на косточке, да в придачу посыпан зеленью и приправами. От одного аромата голова закружилось у старика. Представилось одно — как вкусно сейчас будет и как бы подольше растянуть удовольствие. Маленькими глотками, да вдумчиво-долго пережёвывая, собрался кушать Рокфеллер. Самое главное медленно! С такими мыслями и потянулся к ложке с вилкой. Как вдруг, подобно повару, из ниоткуда, по другую сторону от старика касаемо столика, возник пренеприятнейший во всех отношениях какой-то бродяга. Бродяга был три дня минимум небритый, неопрятный, как попало одетый, с вульгарной физиономией плюс метр пятьдесят росту.
— Вижу я как раз вовремя! Как вкусно пахнет! С утра ничего не лопал! Проголодался как чёрт! — с этим монологом бродяга этот выдернул тарелку прямо из-под носа старика, прихватил ложку из стариковской руки и неподалёку сев на песок, прямо с колен принялся уплётывать за обе щёки супчик Джона. Сперва Джон растерялся, но быстро овладев собой, понял, что с бродягой связываться не имеет никакого смысла. Оставался повар. Тогда старик жалобно уставился на Людвига, затем на кастрюльку, потом опять на повара и снова на кастрюльку. Намекая тем самым, что супчик ещё в кастрюльке есть и что он Джон не против отведать его и из самой кастрюльки, хотя бы и руками. Повар не сразу, но всё-таки понял молебный призыв старика, а поняв, просиял и уже вознамерился пододвинуть кастрюльку к Джону, как проклятый бродяга закричал, размахивая руками следующее:
— Ни в коем случае! Охренели что ли? — тут бродяга покрутил у виска в сторону повара. — Вы чего это тут такого удумали?! По праву сильнейшего, экспроприирую кастрюлю целиком! Мне одной тарелки мало!
На что повар лишь пожал плечами и участливо-грустно улыбнулся старику. Улыбка эта прямо говорила: Ничего не поделаешь, действительно по праву сильнейшего имеет право!
Далее бродяга съел первую тарелку, два раза сходил за добавкой, пока кастрюлька не опустела, после чего вылизав тарелку, вернул её повару, поставив на столик перед опять-таки носом Джона.
— Спасибо, было очень вкусно! Что-что, а супы у тебя всегда отменные. Не забудь и в следующий раз меня опять позвать! — молвил бродяга напоследок, чем заложил участие повара в своём появлении, после чего незамедлительно исчез.
Далее после пару секундной паузы, повар заговорщически подмигнул Джону, приложил к губам указательный палец и шепнул: Тсс! После чего оглядевшись по сторонам, уже более осторожно извлёк на столик опять-таки из ниоткуда определённо второе. Второе било первое вдребезги. На столике появились жаренная на гриле стерлядка, политая лимонным соком, а по бокам украшенная чёрной икрой и зеленью, да на золотом подносе. Жаренные на гриле овощи располагались на другом подносе, а бонусом послужил свежее выжатый яблочно-апельсиновый сок. Один только запах блюд чего стоил, не говоря уже о внешнем виде. Джон с недоверием и мольбой в глазах уставился на Людвига. Людвиг приободряющее закивал головой и даже сам отрезал кусочек королевской рыбы, нанизал его на вилку и протянул старику. Неужели покушаю, — взорвалось в голове, — Неужели всё-таки! Закрыв глаза, старик медленно потянул руку с вилкой ко рту. И напрасно, что медленно. Сантиметр оставался между вилкой и ртом. Всего сантиметр. И рот уже открыт и запах, рыбы ударил прямо в мозг и губки задрожали, как за руку схватили. Глаза открылись сами собой. Ровно там же где ранее появлялся бродяга, теперь как чёрт из табакерки возникла уже бродяжка. Бродяжка была также неопрятна и грязна, нечёсаная да с синяком под глазом. Ещё бродяжка очень походила на вторую половинку предыдущего бродяги. За это можно было бы ручаться. А ещё бродяжка отличалась уникальной широтой тазовой кости и едва заговорила, как в воздухе появился терпкий запах перегара.
— Слух прошёл об том, что ты тут продукты дефицитные понапрасну переводишь! Вижу теперь, не врут добрые люди. Ну, разве так можно Людвиг? — обратилась бродяжка сразу к повару с упрёком, при этом, не отпуская Джоновскую руку с вилкой.
Повар виновато пожал плечами, стыдливо покраснел и накуксился, а накуксившись, отвернулся. Всё, — якобы нет тут больше гарсона Людвига, делайте что хотите. Гарсон Людвиг вне игры!
— Не бойся ножа, а бойся вилки, один удар — четыре дырки! А ну давай сюда вилку! Стерляди ему, видишь ли, захотелось. Ишь ты, какой умненький нашёлся! Видали мы таких миллион раз! Ты посмотри, какая птица! Губа то не дура! Желаешь стерлядью питаться, иди сперва налови, — угрожающе надвинулась на несчастного старика бродяжка.
Далее совсем обнаглев, бродяжка эта не стала уносить блюдо и кушать его на земле. Наоборот, по-хамски она немного отодвинула столик, и уж совсем по бесстыжему перекинув ногу через колени Джона, на эти самые колени и плюхнулась как раз своим широким тазом. После чего сидя на Джоновых коленях без обиняков принялась уничтожать второе предназначавшееся старику, тем самым полностью второе это отжав. Джон попробовал было спихнуть неприятную во всех отношениях наездницу, но, увы, ничего не получилось. Всё тело старика буквально парализовало, так что оставалось сидеть и вдыхать перед самым носом аромат немытых жирных волос. Ела бродяжка, не спеша. Смакуя. Хвалила и рыбу, и овощи, а сетовала только на то, что на таком столе да не оказалось хотя бы простого фуфырика из аптеки. У старика начали уже затекать ноги от увесистой широкой кости, как бродяжка, вытерев руки о брюки Рокфеллера, встала из-за стола, оставив о себе лишь голову и хвост королевской рыбы.
— Ну а теперь, когда я очень вкусно поела, пойду, поваляюсь где-нибудь в кустах. Может, повезёт и кто-нибудь заметит. Больше так не шути Людвиг! На связи! — после чего бродяжка рассыпалась на атомы, как и её предшественник.
Вслед за бродяжкой почему-то не предлагая Джону десерта, ещё раз сочувственно вздохнув в сторону старика, испарился и повар. Надо ли говорить, что после такого конфуза Рокфеллер очень расстроился. Неделю как минимум не забывался столик с кастрюлькой и стерлядкой. А уж к ним примешивалось ещё и то другое. То, что над Джоном определённо поиздевались. Разыграли беднягу и просто наверняка посмеялись! Но и это было не всё — это было лишь четвертью беды. Беда с большой буквы наступала с приходом ночи. Джон до сих пор отчётливо помнил её первый визит. В одну из первых ночей, а стоит отметить, что старикан не мог почему-то спать, не мог буквально. Так вот в одну из первых ночей вдруг ни с того ни с сего прямо из океана, в одно мгновение выросли башни близнецы с южной части Манхэттена. Далее, как в замедленном кинофильме поочерёдно эти башни подверглись атаке двух авиалайнеров. Сперва пострадала северная башня всемирного торгового центра, а уж затем и южная. И вот тут начался настоящий кошмар. С самых верхних этажей, располагавшихся выше эпицентра взрыва, начали выпрыгивать люди. С криками, а кто и молча, что было ещё более жутко, эти самые несчастные разбивались у подножия небоскрёбов. Разбиваться то разбивались, да вот только после того не оставались лежать трупами, или не шли на дно океана, а по очереди вставали, отряхивались и разбредались кто куда. Некоторые, завидев Рокфеллера, направлялись прямиком к тому.
— Не найдётся ли закурить дядя? Второпях забыл сигареты на письменном столе, а возвращаться плохая примета сам понимаешь. Так и не получилось затянуться напоследок едким дымком, — заговорил с Джоном полу обгоревший мужчина лет сорока. Костюм и кожа свисали с него лохмотьями, а лицо походило на лицо зомби из фильмов ужасов. Рокфеллер лишь молча, пожал плечами, при этом отчётливо слыша стук собственных зубов.
— Всё так быстро и неожиданно, трах — бах, бабах. Кругом дым, огонь, крики, вопли. Как думаешь, это русские или китайцы на нас напали? И куда только этот балбес младший из белого дома смотрит? Определенно не в ту дырку. Да оно сразу было понятно! Ведь говорил своей перед выборами: марионетка он, проститутка, и попросту дибилоид! — продолжал немного сплюснутый от падения офисный работник. На это Джон покрутил головой, притворяясь глухонемым, после чего втянул голову в плечи.
— Да ну тебя к черту! Больной какой-то что ли. Не интересен ты, мне боле, — говоря это, мертвец будто бы полетел в сторону неба, становясь параллельно каким-то светящимся. При этом все его ожоги и увечья от падения как-то разглаживались, а над головой плавно стал образовываться светящийся круг, напоминавший собой нимф.
Следом за первым, улетевшим, перед Рокфеллером образовалась ещё более ужасающая девушка. Дело в том, что девушка эта несла на руках видимо только что рождённого ею ребёнка. Пуповина тянулась от плода к матери и перерезать её, судя по всему никто, не собирался. Бросалось в глаза, что младенец родился намного раньше срока и весь был в крови и родовой слизи. Девушка также была примерно на треть обгоревшей, также немного приплюснутой, и вдобавок ко всему одна нога её в коленном суставе была вывернута вперёд, что делало её походку похожей на походку хромой цапли.
— Скажите вы мудрый человек? — обратилась девушка к Джону с порога. И видимо приняв молчание последнего за утвердительный ответ, продолжила: — Тогда ответьте, почему эту бездарную дуру Луизу узнав о том, что она находится на третьем месяце, эта скотина Майкл наш босс тут же повысил в должности и сразу же незамедлительно принялся опекать да обхаживать, премировать по поводу и без? А? Почему так? Вот и я сегодня после утренней пятиминутки задержалась в его кабинете затем, чтобы открыть, что и у нас с Филом будет маленький в скором времени. Надеялась, что и ко мне с пониманием отнесутся. Думала дура, что и мною не побрезгуют. И что же получила я? — девушка вопросительно уставилась на Рокфеллера, надеясь видимо на то, что тот сам сообщит ей то, что именно она получила. И не дождавшись ответа, сама и продолжила:
— Болгарский перец я получила! Вот что! Коровьими лепёшками со мною рассчитались за годы безупречной службы. Вот чем! Без выходного пособия и медицинской страховки, а у нас ипотека, понимаете ли, у нас кредиты. У меня ещё и живота то не видно. Вот я тупица! Ещё месяца три могла скрывать и немного деньжат пооткладывать. Теперь-то определённо ясно кто папаша Луизкиного выблядка. Недаром она перед ним весь прошлый год буферами вертела. А ещё семейная, мужа говорит, люблю больше жизни. Вот сволочь! Нам, коллективу своему баки втирала, мол, какой шеф у нас добросердечный. В беде ну прямо никого не бросит. Паскуда! — внезапно молодая леди остановилась, посмотрела на свою выпирающую вперёд ногу, и будто бы прозрев, разрыдалась. — Ой-ой, что же это такое твориться то? Чего это я всякую ахинею мелю про Луизку, — сквозь слёзы за всхлипывала девушка, — я ведь только что в огне горела и, спасаясь от него, в окно выпрыгнула. Где это я вообще? А вы тогда кто будете?
Старик, молча, смотрел и слушал. В ту первую ночь кошмара, он переживал лишь только относительно своей собственной персоны. Посетившие его безвинно убиенные люди волновали Рокфеллера только с позиции не нанесения себе собственному, какого-либо вреда. Никакой элементарной человеческой жалости, сочувствия или простого сострадания молодая мать с окровавленным чадом на руках не вызвала у толстокожего Джона. А потому старик поняв, что та ничем ему не угрожает, лишь брезгливо отвернулся.
— Вы хоть скажите мне, он то, он будет жить? За что его то? Понятно я! Грешна была, каюсь! Хотя в принципе зла никому не сделала. Но он — дитя мое! Спасите хоть его, — девушка, рыдая, взахлёб повторяя лишь одно слово «пожалуйста» принялась тыкать маленьким трупиком прямо в лицо Рокфеллеру. Отчего тот поневоле занялся великолепными в своём исполнении уклонами, от внезапных джебов. При этом отворачивая голову и жмурясь. В один из разов, открыв глаза, Джон с облегчением увидел, что и девушка, и её ребёнок подобно первому посетителю стали плавно уходить в небо. Вместе с тем, как и в первый раз, повторилось и сияние, и чудесное исцеление, с той лишь разницей, что нимф на этот раз образовался сразу в двух местах, как у матери, так и у ребёнка. И кстати, уже на приличном расстоянии Джон заметил, что ребёночек явно ожил в руках матери, и будто бы даже помахал ему Джону своей крохотной ручкой.
Затем к старику буквально на широкой ноге подкатил ярко выраженный афроамериканец. С этим, на удивление катастрофа не сотворила ровным счётом ничего. Он не был не сплюснутым не обгорелым. Руки ноги в полном порядке. В общем, ни единой царапинки. Негра даже можно было бы причислить к живым, если бы тот малость не просвечивался.
— Нет, ты видел это? Вот тебе на! Вот так сходил на собеседование. Славненько отсобеседовался ничего не скажешь. Ведь как чувствовал поутру, не стоит. Так нет же, эта сквалыга настояла на своём. Провались она пропадом. Хорошенько было бы её саму сейчас сюда под этот замес поставить. Да кстати, ты чего тут расселся словно истукан? Очки протри батя, разве не видишь, что творится? — начал сходу дитя Африки сверкая жемчужной белизны зубами.
Рокфеллер проглотил ставший в горле ком, но всё-таки ответил.
— Да вот, как увидел, так и сел. Несчастье то какое!
Джон уже малость пришёл в себя, и даже малость попривык. Призраки попадались всё сплошь безобидные, а посему появилась кое-какая смелость отвечать.
— Оно и понятно. Я и сам обалдел. Так им, кстати, и надо прости меня Господи. Будут знать, как на работу не устраивать. Подумаешь две судимости. Тоже мне причина для отказа. Хотя бы ради приличия поинтересовались за что или, когда. Что за денёк сегодня такой! Сперва прекрасно подготовленное враньё не прокатило, затем это. Благо хоть цел остался. Ишь ты, вздумали Томаса повредить каким-то там самолётиком. Да в меня стреляли дважды и пером кололи. И как видишь, я тут цел и невредим, стою перед тобой, — тут Томас принялся задирать рубаху, хвастливо показывая Джону шрамы от якобы пулевых ранений.
Не зная, что ответить на это, ответил Джон следующие:
— Больно, наверное, было?!
Потомок рабского заселия северной Америки, а ранее славный отпрыск мавров и сарацинов поглядел на старика, словно на первейшего, на всём белом свете идиота и уже улыбнувшись, сказал так:
— Ты знаешь, напротив, щекотно было просто жуть как! Ты, между прочим, чего брюки приспустил? Что бы в случае чего в штаны, не наделать что ли?
Здоровенный словно буйвол негр задорно рассмеялся, явно совсем позабыв про то, что творилось за спиной.
— Котлы у тебя зачётные дедуля! Платиновые, небось? — продолжал Томас, немного уняв беспричинный, как казалось в данной ситуации, приступ веселья. — Камушки что надо, сразу видно! Ты как я погляжу, дока в камушках, прям как я! Как, кстати, думаешь, рухнут небоскрёбы, али устоят? Ставлю пятёрку, устоят. Сейчас так строить навострились никакие там Боинги нипочём. Так что давай сразу сюда пятёрку! Чего тянуть, ты проиграл, — и чернокожий наглец, без каких бы то ни было церемоний, принялся вытряхивать содержимое из карманов беспомощного старика.
Вытряхнуть удалось больше пятёрки. Примерно пятёрку, но возведённую в двадцатую степень не менее.
— Сдачу я тебе после отдам. Ты гляди горе то какое. Тут не до взаиморасчётов. Уж кто-кто, а мы с тобой мелочиться в подобной обстановке не станем. Верно дедуля? Сказал же, верну, значит верну. Клянусь Николой Макиавели, судя по твоей физиономии твоим же предком. А ты и впрямь пошевелиться не можешь? — продолжал молодой грабитель, щёлкая пальцами, будто дразня перед самым стариковским носом.
— Не хватало ещё того чтобы мною помыкала обезьяна да в добавок ко всему ещё и мёртвая. Уничтожу! — зашипел где-то в левом полушарии прежний Джон, и даже было открыл рот, дабы осадить на место негодяя, вот только слова неожиданно для самого себя слетели совсем другие.
— Уверяю тебя, ещё как рухнут. Так задумано было, чтобы непременно рухнули. Вот и рухнут. На военный термит не поскупились. Эффект Хатчинсона опять же и всё такое. Тебе не понять, — пробормотал старик и от тут же появившейся дикой тоски втянул голову в плечи.
— Но-но, без паники. Какой такой термит, чего не поскупились. Ты я вижу, дедуля рассудком разбавился от увиденного. Не впадать в детство! А часики и впрямь хороши! Настоящие? — не унимался призрак чернокожего грабителя.
— Ах, сколько бы я дал, чтобы вот только взять и изменить всё это. Передвинуть стрелки часов назад. Отменить этот чудовищный спектакль. А ведь, казалось бы, ну погибло там три тысячи человек, ну и что. Тоже мне невидаль какая. Каждый день от голода больше умирает. Кто они такие, зачем они живут? Тля! Чем меньше станет, тем лучше. Зато выгода какая, а! Пусть и на дистанции в среднем небольшой, но выгода! А заодно отсрочка и упреждение! Эта самая неоспоримая выгода, будь она проклята. И ведь сработало, как по нотам сработало. Только тут на табурете в первых рядах сидючи и понятно, что не стоит эта выгода того, и близко она несоизмерима. Вот бы Морганов с Ротшильдами да Барухами сюда за компанию на скамеечку усадить полюбоваться. Ведь меня простят, как думаешь? Простят? — с какой-то непонятной надеждой в голосе задал последний вопрос измученный пытками старик и почему-то именно этому социально опасному человеку Томасу.
Томас всю речь Джона внимательно смотрел на того. Казалось, что он всё понимает и сейчас вот-вот, возьмёт, да и утешит старика или наоборот бросит тому справедливый упрёк от целого поколения. Однако чернокожий брат не сделал ни того, ни другого. Следующее предложение поступило от Томаса в ответ на минутную слабость Рокфеллера.
— Слушай, белый господин, дай-ка мне свои часики померить! Просто посмотреть, как на руке смотреться будут. И я уверяю, тебя обязательно простят, причем, трижды если угодно! Я давно себе что-то подобное купить подумываю. Глядишь, увижу на руке, понравится и куплю в скором времени. Ведь недаром же говорят: мысли материализуются, — бормоча всё это, как и в прошлый раз здоровенный негр не дожидаясь согласия хозяина начал аккуратно снимать с того часы, неуклюже менять гигантскими пальцами размер ремешка и напяливать драгоценность уже на собственную ручищу. Причём во время всего этого процесса Томас был так увлечён, что практически не обращал внимания на Джона. Лишь только пару раз, случайно встретившись взглядами, ободряюще весело подмигнул старику в первый раз, а во второй скорчил рожу, изобразив косоглазие и высунув язык трубочкой.
— Как родненькие сидят! Нет ну разве не прелесть, а?! — ещё пуще предыдущей истории с пятёркой просиял верзила Томас. — Как смотрятся! Будто я и они единое целое! Ребята умрут от зависти. Нет, старик ты явно чужие часы носил, до сей поры, но к счастью я тут и у тебя появилась возможность всё по быстренькому исправить, — продолжал всё более веселеющий призрак.
— Вот ведь недаром говорится: было бы счастье, да несчастье помогло. Даже и не думал, что всё может вот именно так благополучно сложиться. А ну-ка спроси меня: «Который сейчас час масса Томас?». Или нет, не так: «Уважаемый господин подскажите сколько время?». Хотя и так не годится, лучше во как: «Простите, не подскажите какое сейчас время мистер?!», — и, не дожидаясь этого самого вопроса от старика, негр тут же сам и ответил: — А время сейчас такое, что пора делать отсюда ноги. Главное особо потому, что у тебя ничего больше нету. Тем более ты говоришь, всё-таки рухнут. Так чего тут простаивать, почём зря рискуя. Пойду лучше напьюсь. Не так уж и плох, денёчек оказался. Удачи дедуля! Завтра на этом же месте приходи сидеть. Я проходить мимо буду заодно всё и отдам. С процентами как банках. Да кстати, надеюсь никакой там полиции и всё такое? — Томас угрожающе-враждебно поглядел и надвинулся на старика, но тут же что-то сообразив, мгновенно просиял.
— Да какие там копы, им сейчас не до тебя. Можешь вопить, сколько влезет. Могу даже немножко посодействовать, — тут Томас громко и весело заголосил: — Люди добрые, помогите кто-нибудь! Что же твориться то такое! Я, вот именно я, беспомощного старика граблю. Держите меня скорее! Ловите мародёра пока не поздно! И это среди бела дня! Кто-нибудь остановите беспредел! Кто-нибудь вызовите полицию! И тут горе и там!
И уже снова обращаясь к Джону, прежним голосом без крика, широко скаля белоснежными зубами:
— Рад был познакомиться! Пока!
Томас, было, отвернулся и попытался зашагать восвояси, как неожиданно из тьмы ночи окружавшей происходящую реальность отделились четыре устрашающего вида фигуры. То были, как показалось Джону сами дети преисподней. Угловато заострёнными своими формами они, в доли секунды разбивая окружающую тьму и пространство, приблизились к несчастному грабителю. Затем распределившись по двое на руки и на ноги, вцепились в конечности афроамериканца и с дикой силою потащили того куда-то прочь. Холод в душе и мурашки по спине ощутил старик, вместе с как ему показалось замиранием сердца, поймав на себе взгляд одного из них. То был взгляд голодной змеи, смотревшей на упитанного мыша, вместе с тем переливаясь адским пламенем. Казалось, взгляд этот говорил: и твой черёд настанет, и за тобой придём не поленимся. Томас же только и успел что крикнуть:
— Какого хрена происходит?
Как голос его стал не слышим из-за моментального удаления. Однако также нежданно пришло и спасение. Внезапно от далёкой яркой звезды ударил мощный прямолинейный луч света, буквально вырвавший безвинно убиенного из лап ужасной бесконечности. Отброшенные этим лучом инфернальные сущности, немного поогрызались скаля чудовищными клыками. Но покорились, а покорившись, растаяли во тьме, родившей их. А чудом спасшийся горе грабитель подобно предыдущим посетителям бесконечно затянувшейся ночи плавно полетел к спасительной звезде, повторив при этом номер с воссиянием, а также с надеванием на голову нимфа. В момент, когда Томас был уже порядочно высоко началось предсказанное Рокфеллером обрушение первого небоскрёба. Столбы пыли почти мгновенно окутали всё вокруг и последнее что увидел Джон сквозь пелену дыма было то как негр определённо с большим удовольствием отмечал сколько время и радостно махал старику свободной рукой.
Облако обломков и пыли полностью закрыли всё вокруг. Меж тем, видимо напрочь отброшенная инертность материального мира, ускорила ход событий. Почти моментально в этих клубах дыма стали заметны фигуры мечущихся беспомощных людей. Повсюду стоял вой сирен, плачь и крики вперемешку с душераздирающими воплями. Неожиданно рядом с табуретом появилось свежее новообразование. То был мальчик лет семи от роду, одетый в голубенькие модные джинсы и серую кофточку с рисунком Микки Мауса на груди. У мальчика была свёрнута шея и получалось так что стоя к Рокфеллеру боком, лицо его было устремлено на Джона. Пристально посмотрев на дедушку пытливыми, большущими карими глазами мальчик не торопливо отряхнул свой нехитрый гардероб от грязи и как бы беззаботно вслух произнёс:
— А хотите узнать кто?
Фраза эта эхом прокатилась в пространстве.
В ту же секунду всё беспокойное окружение царящего хаоса, непонятно каким образом услышавшее этот детский голос в подобной полигамии звуков, вдруг затихло и замерло. Затем сперва одиночные мужские и женские голоса, а несколько секунд спустя уже сливаясь в рокот толпы, поступил ответ, заключавшийся всего в одном слове. Толпа несчастных скандировала, повторяя и повторяя всё сильней и сильней — Хотим! Хотим! Хотим!
— Он!
Как приговор прозвучал ответ детским, но каким-то металлическим голосом. При этом ребёнок, по-прежнему стоявший боком, поднял руку со стороны старика и указал по-детски пальчиком на несчастного. Далее, как в кошмаре вся эта масса людей, позабыв про своё собственное горе все, все без исключения угрожающе двинулись в сторону табурета, прихватывая по дороге куски арматуры, палки, камни и обломки мусора. И вот когда самый ближайший проворный верзила, работавший при жизни судя по всему вышибалой в каком-нибудь клубе, подскочил к Джону и что есть силы замахнулся немаленьким обрезком трубы над седой головой. Вот тут мужество покинуло старика окончательно. Сжавшись насколько это только возможно в клубок, и зажмурив глаза, Рокфеллер завизжал как баба перед неизбежным изнасилованием:
— Нет! Нееет! Не надо!
Далее не произошло ничего. Голова по ощущениям располагалась по-прежнему на плечах, и вроде бы даже была цела. Череп также не трескался. Не вытекали и мозги на манер бетона выходящего из миксера. И только спустя какое-то время, поняв, что голова на месте, что голове этой ничего не угрожает и чудовищного удара удалось избежать. Осознав, что весь шум куда-то будто провалился, а сам он вроде как цел и невредим. Для верности выждав ещё чуток, старик решился открыть глаза. Открыв сперва один, а следом и второй глаз он к величайшему облегчению узрел то, что все его кошмары разом растворились в ласковом утреннем рассвете. Не было ничего! Ни разрушенных башен близнецов. Ни блуждающих и жаждущих мести призраков. Лишь океан как всегда, шипя и переливаясь, омывал берег острова. Никогда ещё Джон так не радовался приходу солнышка как в это утро. Никогда. Шёпотом можно досказать: старик в ту первую ночь пусть и понарошку, но для него взаправду, словом, как ни крути, а обоссался. Но это большой секрет!
И вот после той самой весёленькой ночки, подобного рода мероприятия стали происходить систематически и одно веселей другого. Не сказать, чтобы уж каждую ночь, но всё же частенько. Пожалуй, даже будь они пореже, спокойней относился бы старик к закатам и приходам тьмы. Повтора не было ни разу. Всякое новое видение отличалось своей собственной изюминкой и лишь только ему присущим шиком и блеском. Так, веселья ради, спустя всего лишь месяц после трагедии на Манхэттене вдруг нежданно-негаданно перед Джоном появились абсолютно в рабочем состоянии печально знаменитые печи концентрационного лагеря Освенцима. Дым полным ходом валил из труб, а вслед за дымом из пепла непонятным образом слепливались, ужасающего вида замученные тела, при жизни судя по всему находящиеся в последней стадии дистрофии, цинги и прочих заболеваний.
— Только вот давай не будем рассказывать, что ты тут не причём, — сходу, без обиняков начал первый подошедший «кожа да кости». — Это ты Томасу можешь мозги промывать, про вернуть время назад и всё такое. Здесь подобное, не прокатит. Ответь-ка пожиратель младенцев: сколько твоё семейство вместе дружками подзаработали, развязав войну? Продажа руды, оружия, нефти, ссуды и кредиты и это только то что я знаю. Верхушка айсберга, так сказать, — наседал крайне дошедший человек, злобно и напористо.
Он видимо являлся председателем группы подобных себе, на данном собрании.
— Привели к власти одного вырожденца шизофреника, затем вдоволь налюбовавшись над его проделками по Европе, столкнули лбами с вышедшим из-под контроля отцом народов и, кстати, весьма, талантливым руководителем. И затем, продавая и ссужая и нашим, и вашим, здорово провели время, а главное интересно и с пользой. Замечательный план ничего не скажешь. Весь мир в огне, зато вы как всегда в огромном плюсе. И как вам только это удаётся? Вот ведь истина: в войну умный насмеётся, глупый навоюется, хитрый наживётся! А ну как тебя самого голышом да в газовую камеру, а?
Рокфеллер тяжело молчал. Он знал, что хотя и по причине своей тогдашней молодости основные решения принимал не он, но всё же призрак стократно прав. Но настроение в ту ночку было не то чтобы оправдываться. Угрызения совести почувствовал старик? Ни как нет! Какие там угрызения. До угрызений было ещё далеко. То были чувства, как если бы съеденный на обед ягнёнок вдруг вырвался из брюха и, представ перед лощёным едоком, вздумал нагло и даже по-хамски, опротестовывать свою несчастную участь да проповедовать вегетарианство. Съевший ягнёнка, неторопливо вытирая бараний жир с бороды и усов салфеткой, естественно заявил бы этому куску мяса: во-первых: убивал не он, а значит, ягнёнок как минимум обратился не по адресу. Далее, претензия должна быть подана туда сам не знаю куда, и уж просто наверняка едок потребовал бы с барашка мандат на право вести беседу. Затем не получив этого самого заранее несуществующего в природе мандата, румяный и упитанный едок продолжил бы объяснять, что во-вторых: собственно для этих самых целей ягнёнок и появился на свет белый. В-третьих: обычно еда не перечит пожирателю. Уж так заведено с начала времён. Плотоядных покамест ещё никто не отменял. В-четвёртых: ягнёнок должен спасибо ещё сказать за то, что за ним ухаживали, кормили и поили, прививали, держали в тепле в студёные дни, а главное иногда приятно расчёсывали. В-пятых: маму с папой, деда с бабой ягнёнка ведь тоже когда-то слопали, а они знай, молчат себе, не лезут на рожон, не протестуют почём зря. В-шестых: продолжал бы любитель баранины, на этот раз, вытерев остатки жира с губ пальцами руки, а пальцы эти в свою очередь очистив о шкурку и шерсть безропотно стоявшего напротив ягнёнка, умертвили барашка безболезненно, можно сказать гуманно, и отправился он в лучший мир невинною душою щипать травку на райских лугах. И собственно ну что с того что ягнёнка скушали в рассвете юности?! Ягнёнку ведь тоже, небось, сочная молодая травка более импонирует нежели старые обезвоженные кусты. А травка между прочим если уж на, то пошло тоже живая! В-седьмых: ягнёнок ведь, по сути, сделал доброе дело, а именно смертью своею поддержал и продлил другую более значимую жизнь. А ведь это что как не подвиг?! Разве не об этом мечтает каждый истинный патриот-энтузиаст в военное время. И чем окончательно бы добил и без того уже раздавленного ягнёнка слопавший того, так это вырезкой из писания, в которой говорится что никто иной, а сам Господь Бог дал когда-то человеку зверей всяких и растения многие дабы употреблял человек и то и то в пищу. Глубоко вздохнув, ягнёнок, конечно же, сказал бы съевшему его:
— Бе! И ещё тысячу раз Бе! — барашек прослезился бы и продолжил. — Ты бесконечно прав о великий мудрец! Прости что побеспокоил тебя после сытного обеда и оторвал от важных мыслей о возвышенном. Я смиренно возвращаюсь в твой желудок и мечтаю теперь только об одном, как не доставить тебе хоть малейшего беспокойства в процессе переваривания меня собственного. Очень жаль, что твой повар цыган, выдающий себя за серба, немного пересолил меня, и ты до конца не распробовал всю палитру и гамму вкуса моего молодого нежнейше сочного мяса. Советую тебе строжайше с поваром, вплоть до последнего предупреждения. Обед это дело такое — интимное, и портить его лишней солью всё равно что женщину прелюбодеять пока в соседней комнате муж хоккей смотрит. Никуда не годится такое дело. Никакой слабины, но только это потом, не сейчас. Дабы не портить и без того подпорченного моей пустой, ровным счётом ничего не соображающей башкой, настроения, во время этого загадочного, волшебного процесса, именуемого пищеварением. Да кстати, завтра, ближе к вечеру за рюмочкой коньяка девяти летней выдержки, советую тебе не церемониться и попробовать мою младшую сестрёнку Галю. Вот уж где точно язык прикусишь если конечно опять-таки сволочь повар не подпаганит. Редчайший товар. Я по сравнению с ней кусок просроченной говядины, умершей от старости и болезней, да к тому же ещё в прошлом веке. Полтора месяца от роду, и всё родная титька да альпийские луга. Никакого крахмала, сои и кукурузного корма. Да чего уж тут говорить, сам всё понимаешь. Уверяю тебя оно так, девочки они всегда вкуснее. Особенно те места умопомрачительно вкусны, что пониже пояса. А сам я, конечно же, исчезаю, и отправляюсь щипать сочнейшую травку, произрастающую только на райских лугах и нигде боле. Спасибо тебе огромное за то, что поделился маленьким процентом своей мудрости, притом совершенно бесплатно. А про вегетарианство забудь! Даже и не думай! Клали мы на это самое вегетарианство огромный болт с резьбой. Храни тебя Бог и спасибо во сто крат! Я буду молиться о твоём благополучии. Ещё раз прости!
Примерно по этой аналогии и прошла дальнейшая беседа с набравшимся храбрости Рокфеллером и бедными узниками, и мучениками из недалёкого прошлого. После убедительной и жаркой речи Джона все без исключения выразили желание вернуться в газовые камеры и печи где ещё немного пострадать во имя человечества. А главный предводитель даже прослезился, и на прощание, тряся старику руку, проговорил лишь одно:
— Прости меня. Я чудовищно ошибался на твой счёт. Ты, несомненно, честный человек!
В другие, следующие ночи приходили умирающие от голода и болезней африканцы по комплекции своей не особо более пухлые, чем узники Освенцима, да к тому же ещё с постоянным роем мух на слипшихся на выкате глазах. Так же были гости со всех континентов без исключения и просто умершие от разного рода болезней и вирусов. И те, и эти просили лишь одного: покушать, воды и лекарств. И, между прочим, справедливо замечали старику, что сами натворили сами и исправляйте. Одна мёртвая африканская ведьма даже грозилась каким-то там Обаталой, неврастенично тряся бубенцами и брызгая ядовитой слюной почти в лицо Джону. А напоследок эта страшная, разукрашенная как попугай старуха, пожелала Рокфеллеру вульгарную бородавку на детородный орган, да непременно размером с теннисный мячик. Плюс вдобавок ко всему всё полное без исключения семейство хламидиявых вместе с комаром неубивайкой сосущим и сосущим в местах разных иногда, но часто, а особенно по ночам. С этими Рокфеллер и вовсе спорить не стал. Кто они вообще такие, в конце-то концов? Так, мусор из-под ногтей. Бультяшки в стакане с содовой.
— Да пошла ты! — лениво прошептал Рокфеллер в сторону ведьмы. И та действительно пошла, да так пошла, что взяла, да и исчезла.
Иногда растасовывали всевозможные несчастья современности кое-какие катастрофы и из прошлого. Была как-то на закуску и первая мировая со всеми вытекающими, и провокация с Перл-Харбором, не пробежала мимо ядерная бомба, сброшенная на Хиросиму и Нагасаки. Но в большинстве своём всё-таки шли и шли к Джону простые жертвы голода, холода, обмана. Были и самоубийцы, и жертвы искусственно созданных переворотов, и не выдержавшие банкротства, страдальцы грязной политики, и всё более несчастные заёмщики, то есть, говоря попросту обычные люди со всех уголков планеты и из разного времени, начиная примерно с рассвета ростовщичества да образования тайных орденов. И вот ночь за ночью, день за днём, меняя настроение с раскаяния на глубокую оборону, стало немного доходить до старика вся безграничная степень ответственности перед не просто людьми, а перед видом человека в целом и перед всей окружающей природой. И главное, что кое-какие мысли стали брать верх, давя беспощадно прежнего Рокфеллера. То были мысли не раскаяния в целом, но мысли что безграничной этой ответственностью распоряжаются совсем не правильно, и как оказывается совсем не те, кто надо. Раскаяние, конечно, тоже стало появляться всё чаще и чаще, но к своему удивлению в первый раз наплевав на самого себя, старик думал теперь не о том, как вымолить прощение, а о том, как всё исправить, даже тут сидя на табурете. Про себя же он как-то смирился. Меня уже ни что не спасёт, а посему пусть так и будет. Главное хоть как-то, ну хоть чуть-чуть поменять всё, думал старик и, кстати, как раз тогда думал, когда прекрасный багровый закат разливался по всем уголкам не менее прекрасного песчаного пляжа и, отражаясь, и переливаясь золотыми оттенками, растворялся в джунглях позади пляжа. Вот тут-то и появилось новое видение, отличавшееся от ранее прочих не только своей нелепостью, но и тем, что появилось оно это самое видение ещё при свете вечернего солнца. Заключалось же необычное видение в следующем. На одном красивом статном Иберийском жеребце караковой масти, верхом, неторопливо прогуливалась старушка Азза. Та самая с чьей лёгкой руки старик и был утрамбован на трижды проклятый остров. При этом рядом с собою бабушка вела под уздцы определённо Владимирского тяжеловоза уже игреневой масти здоровенного мерина, как определил бы любой мало-мальски подкованный любитель лошадей. Вела не понятно, за какой целью, да и сама смотрелась в седле ну словно, к примеру, как навозный жук на украшении именинного пирога.
— Добрейший вечер, милейший Джон! — обратилась Азза к Рокфеллеру, поравнявшись с ним. — Чего это ты извиняюсь, тут расселся посреди тропинки. Ты посмотри только какой-закат-то сегодня! Загляденье просто, а ты тут сидишь горюня. Хватит уже бездельничать. Пора действовать. Ведь есть ещё порох в пороховницах? Есть, а? — старушка весело подмигнула, вместе с тем улыбнувшись, показала Джону беззубый старушечий рот.
Джону показалось, что вены на лбу вот-вот лопнут от охватившего его прилива волнения. А уж пульс и артериальное давление по ощущениям определённо подступали к границе невозврата.
Он лишь жалобно посмотрел на старушку и, не понимая, что делать, сел по стойке смирно, распрямив спину и расправив плечи.
— Да не волнуйся ты так! Чего как маленький глазками моргаешь? Я ей Богу не кусаюсь. Давай-ка приходи скорее в себя, да прокатимся верхом по вечернему пляжу. Ничего так положительно не влияет на настроение, как прогулка верхом. Ты знаешь кое-где, кое-какие светлые головы даже додумались лечить детей больных аутизмом с помощью прогулок на лошадках, и уверяю тебя не безрезультатно. Тебе сейчас тоже немного лошадиного лекарства не помешает. Последний зуб даю, как заново родишься. Только шенкелями поосторожней сперва шевели, сперва попривыкни. Право, не бойся ты так! Косточки заодно разомнёшь. Засиделся, небось, на этом стуле, ходить разучился. Кто-кто, а я-то тебя понимаю. Эх, какие наши годы. Уж мы-то с тобой знаем, что такое ревматизм да, когда суставы хрустят и скрипят обременённые солями от неправильного питания. Какие там табуреты? Нам перины пуховые выдавать надобно. Да ты не бойся. Давай! Вставай потихонечку. И какая же извиняюсь сволочь, тебя сюда усадила! Вот так, сперва одной ножкою. Так, так правильно, теперь другою. Ой, ой, смотри не упади сердечный мой, аккуратнее! — как-то по-матерински, ласково ворковала бабушка. На последних четырёх предложениях Азза с необычайной ловкостью шестнадцатилетней гимнастки, спорхнула вниз со своего жеребца, и принялась всячески растрясывать и разминать напрочь затёкшего за три года отсидки Джона. При всём этом нежно — ободряюще приворковывая.
Рокфеллер просто очумел от происходящего и по-простому, как ребёнок в детском садике передаёт процесс одевания себя родителям, передал себя в руки неизбежного в лице милой старушки. Всё тело Джона ощущало неописуемую лёгкость и бодрость. Исчезло чувство ледяного холода в ногах, почти сразу, как только Азза пинком опрокинула треклятый тазик. А уж затем после натягивания опять же Аззой Джоновских штанов на Джоновский же пояс, словно он был маленьким и беспомощным, пропало и жжение от перцового горчичника. Далее, чётко и беспрекословно выполняя команды старушки, Рокфеллер вставил, правда, не без труда, одну ногу в стремя Владимирского тяжеловоза. За вторую ногу в тот же миг был подброшен старушкой обладавшей на удивление помимо звериной ловкости ещё и чудовищной силой Геркулеса. Да так ловко подброшен, что прямо с первой попытки да в седло.
— Вот это другое дело! Вот это, по-нашему! Кстати познакомься, это Гаврош! Ну, разве не богатырский конь, не правда ли? Прямо как с картины сюда пожаловал! Думала сегодня сюда с Буцефалом приехать, да тот не смог. Дел говорит выше крыши. Марк Авроний говорит, заупрямился на переговорах и в таком разе пора с ним кончать. Неуступчивый ни на йоту оказался характером конь. Гавроша, дружочек, вперёд, шагом! — скомандовала Азза, сама уже, будучи в седле на своём иберийце.
И Гавроша тяжело, но гордо зашагал, неся на себе словно пушинку распорядителя судеб трёхгодичной давности. Азза же моментально поравнявшись со стариком и не давая тому, опомнится, продолжала, но всё так же по-доброму и как-то даже по-дружески.
— Право, Джон, это уже как-то не вежливо. Я, конечно, всё понимаю, но неужели же ты хоть самую капельку не рад меня видеть. Разве сидеть на табурете приятнее? Или я больно стара для вас? Ну, скажи хоть что-нибудь. Неужели так во рту пересохло. Я надеюсь, у тебя не было перебоев со снабжением? Воду, еду вовремя подавали? Хотя бы поздоровайся, а то уже как-то даже неприлично. Ведь мы с тобой люди преклонного возраста, разве у нас не может быть каких-либо тем для общения. Общих так сказать интересов, дабы завести непритязательную, ни к чему не обязывающую беседу?
— Здравствуйте, — немного робковато, всё-таки нашёл в себе силы произнести старик. Тут же ему показалось, что этим приветствием он спугнул видение, словно птицу счастья. Азза прямо сейчас растворится, а он сам вновь окажется на табурете. Но к счастью Азза даже и не думала растворяться, а вместо того одобрительно кивнула, намекая Джону, чтобы тот смелее продолжал.
— Простите, а что сейчас происходит? — снова, но сперва набравшись храбрости, задал Рокфеллер вопрос дня.
— Ну же, дорогой ты мой! Ты прямо меня пугаешь! Долго, наверное, сидел на табурете-то? Небось, недели две не менее? Разве ты сам не видишь? Мы, я и ты замечательно прогуливаемся верхом, по вечернему пляжу. Ужели не прелесть?
Пришлось Рокфеллеру немного переосмыслить свой вопрос, и попробовать зайти с другого бока.
— Скажите, а куда мы едем, и чем закончится данная прогулка?
— Куда, куда! Прямо, вот куда! А чем закончится одному Богу известно. Я, во всяком случае, будущее предсказывать не умею. Ты лучше посмотри, какой миленький цветочек короставника полевого! И откуда он тут только взялся-то? Каким ветром занесло сюда его зёрнышко? Жутко даже представить! — жмурясь от удовольствия, бурчала бабушка. Затем как-то скептически смерив взглядом Рокфеллера, бабушка неожиданно выдала, совсем не в тон беседы.
— Знаешь, вот посмотрела на тебя, и угадай какое выражение пришло мне на ум. Ну же! Ни за что не угадаешь! — и далее уже сквозь смех, сама и ответила: — Всадник без головы! Вылитый! Не иначе как! — совсем развеселилась Азза.
Джон инстинктивно протянул руки к голове, в который раз уже убедиться на месте ли та, чем ещё более рассмешил старушку.
— Ой, не могу! Проглотил! — расхохоталась бабушка. — Разве можно так над пожилой дамой! Так ведь и лопнуть ненароком можно! Повёлся!
Старик смущённо молчал, как обычно при общении с потусторонней силой совсем не понимая, что делать и что говорить. Тем временем жеребцы подвезли своих наездников к небольшому оазису, располагавшемуся на средней полосе пляжа, как раз между джунглями и морем.
— Ай, какая удача! Давненько я искала эту травку! Кто бы мог подумать, что именно тут и найду, — воскликнула радостно Азза, на ходу спрыгивая с лошади. И уже снова обращаясь к Джону. — Ну вот! Теперь ни какие там вульгарные бородавки нам не угрожают. Теперь мы их в зародыше, на раз, два три загасим. А за одно, и всё семейство хламидиявых в придачу! Эта травка сила! Уж можешь мне поверить. Домой вернёшься как новенький. Да что там. Любовницу заведёшь как в былые времена. Ласковым словом старушку Аззу поминать будешь, — и Азза принялась рвать какую-то сине-зелёную травку, распихивая её по карманам своей деревенского кроя юбки. Вдоволь нарвав травы, бабушка не стала снова по-молодецки прыгать в седло, а повела своего красавца под уздцы. За нею последовал и тяжеловес, с ничего непонимающим волнующимся стариком. Метров через сто такой прогулки, Азза вдруг резко затормозила. Затормозил и Гаврош со своим верховым.
— Ай да паразиты! Что вытворяют! Ты только глянь! Буквально везде, где не появится человек, так обязательно всюду необходимо насвинячить да нагадить. Как будто земля резиновая или невидимый дворник прилетит и уберётся! Айяй-яйяй-яй! — не скрывая негодования, запричитала старушка, обнаружив перед собой свежее оставленную стоянку каких-то гостей острова. На стоянке повсюду валялись пакетики из-под еды, пустые бутылки и банки, а в центре ещё догорал, не успев потухнуть костёр. Бабушка тут же принялась убираться. Попытался предпринять попытку ей помочь и Джон, однако сразу же был остановлен милейшей старушкой.
— Сиди, сиди голубчик! Ты и так настрадался. Я и сама неплохо управлюсь. Упадёшь ещё в обморок от нагрузки с непривычки. А я за тебя отвечаю. Намучился бедненький. Хватит уже, дальше только хорошее и приятное.
Джон перечить не стал. Попросту не стал и все. Скорее даже исходя из прежнего опыта. А бабушка и впрямь так быстро и ловко погрузила весь мусор в один большой пакет, найденный тут же, привязала этот пакет к лошади Джона, что осталось только костёр засыпать. Вытащив из углей длинную горящую головёшку, сердобольная Азза собрала ей все тлеющие угли в центр кострища, после чего ногой засыпала его песком. Произошедшее далее Рокфеллер понял совсем не сразу, и даже потом, осознав, всё равно не врубался: как и зачем? Дело в том, что потушив огонь, старушка подошла к сидящему на своём тяжеловозе Джону и заявила следующее:
— Все недобрые намерения и поступки имеют свойство бумерангом возвращаться, и если повезёт, то ещё при жизни. Тебе вот не повезло.
Тут Гаврош как-то подозрительно фыркнул, косясь на бабушку.
— Успокойся родной, ты то чего право разволновался! — похлопала бабушка мерина по бедру.
И снова обратилась к Рокфеллеру:
— Так вот, это я тебе с высоты своего житейского опыта со всей ответственностью заявляю. Созидатели переживут себя в деяниях. Разрушители также. Первые в восхищении, вторые в проклятьях. Я вот, к примеру, целиком и полностью только за дела добрые, чего и тебе советую. От добрых дел аппетит и сон улучшаются, правда, не всегда. Тебя мы уж точно в пример брать не станем, я в целом говорю. Твою воду ещё долго чистить надобно. Почаще музыку классическую слушай!
И с этими прекрасными и добрыми словами, бабушка вдруг с резвостью молодой мартышки подскочила к жеребцу Джона сзади. В один миг свободной рукой подняла хвост Гавроша кверху, а второй рукою смачно от души, вонзила всё ещё находящуюся в ней горящую головёшку под этот самый несчастный хвост. Моментально запахло палёным. Гавроша если бы и умел говорить то, наверное, громко бы закричал какое-нибудь матерное слово, но так как говорить бедняга был неспособен, то, попросту, дико заржав от нестерпимой боли и встав на дыбы — бросился прочь, прямиком, в джунгли, ломая всё на своём пути будто танк. При этом Гавроша, успел видимо обидеться и на весь род человеческий. А потому сделал несколько попыток сбросить наездника, что благополучно и свершилось почти сразу. Только вот на несчастье, наездник этот застрял одной ногой в стремени, в связи с чем, далее следовал за подло подставленным мерином, болтаясь, словно игрушечный скоморох, привязанный за хвост к бешеной собаке.
В джунглях старик очень больно несколько раз треснулся о крупные ветки и головой, и конечностями. Мелкие же кустарники и листья наоборот секли его кожу словно бритвы. Джон даже испугаться то, как следует, не успел, настолько всё быстро, стремительно и нелепо произошло, а главное уж никак не ожидаемо. Всё что угодно, вероятно, мог представить себе Рокфеллер в те минуты, но только не это. И вот в очередной раз, стукнувшись лбом о какой-то пенёк, старик полетел со своим конём куда-то в бесконечную пропасть. От последнего удара в глазах заиграли искры, а от ужасной скорости падения стало как-то нестерпимо щекотно в нижней части живота. Обстановка вокруг превратилась за долю секунды в чёрный космос, а окружающие звёзды были размазаны, по-видимому, из-за более чем световой скорости. Старик не выдержал и снова закричал, но себя не услышал. Подумалось одно: то был не конец, вот теперь-то уж точно конец!
ГЛАВА ВТОРАЯ ДОБРО С КУЛАКАМИ
— Тру-ля-ля! Ну, вот ты и вернулся безнравственный ублюдок. Как раз вовремя. Не прошло и трёх секунд — всё в точности как я и предсказывал. Ох, и проказница эта Азза, а уж фантазёрка какая. Буду испрашивать для неё прибавку к жалованию. По-другому никак, обидится, может.
Было первое, что услышал Джон Рокфеллер, обретя сознание после падения в чудовищную пропасть вместе с Гаврошем. И снова неприятное повышенное сердцебиение, и снова вздутие вен на лбу от волнения, но на этот раз ощущение было немного другого плана. Ощущения были плотскими. Тело ощущал Джон, собственное тело и непроизвольно раскрыв глаза, узрел себя в своём кабинете в удобном кресле, как будто его он и не покидал. Напротив сидел тот самый нагло ворвавшийся молодой жгучий брюнет, и запах могильной сырости присутствовал на лицо, но самое поразительное: часы показывали одиннадцать. Прямо как в тот момент, когда старик был, выдернут из тела, и закинут не понятно куда. Всё было в точности так, без изменений, когда Джон покинул свой кабинет. Ничего не изменилось ни в обстановке кабинета, ни в гардеробе гостя и самого хозяина. Только вот не ощущалось на руке часов, но об этом было думать некогда. Смешанные чувства бомбили старика со всех сторон. С одной стороны он снова вернулся в плотское состояния и даже прямо в свой кабинет, что определённо не могло не радовать, но с другой стороны это был, судя по всему, не конец и подтверждение этой самой пугающей другой стороны сидело как раз напротив.
— Нут-тис, нут-тис! И как прошло путешествие в страну грёз? Теперь-то надеюсь понятно, кто я такой? — продолжал молодой человек, при этом настроение у него казалось было явно приподнятое. — Надеюсь, желание тянуться к кнопочке испарилось? Вот и славно. Не будем, однако терять времени даром и перейдём ко второму вопросу, мучавшему тебя ранее, то есть, зачем я тут. Тащи бутылочку самого лучшего своего вина. Обещаю, всё расскажу! От тебя никаких секретов. Единственный плюс алкоголя такой, он сближает людей и развязывает языки. Да пошевеливайся же, чего как королевич на именинах развалился. Не самому же мне идти! Кто, в конце концов, тут хозяин?
После этих слов Джон, с трудом поднявшись на ноги и без вина словно пьяный, слегка покачиваясь, пошёл к секретному бару, располагающемуся в антресоли немецкого шкафа середины восемнадцатого века. Повернув секретку против часовой стрелки, в шкафу заскрипели различные механизмы, благодаря чему верхняя полка спустилась вниз и средние дверцы распахнулись, предъявляя на свет небольшую, но изысканную и редчайшею коллекцию спиртных напитков со всего мира. Выбрав из данного великолепия бутылочку ручной работы Screaming Eagle 1992 года, старик всё так же шатаясь, вернулся в кресло, забыв, как хрустальные бокалы, так и собственно открыть бутылку. Однако это было незамедлительно исправлено уже самим гостем. Со словами:
— Эх, чтобы ты без меня делал, дубина!
Молодой человек в два приёма разлил напиток пурпурного цвета с элегантными фруктовыми нотками по бокалам и ни капли, не теряясь, звякнув для приличия, осушил свой за один присест. Рокфеллер лишь пригубил для вида из своего бокала и с волнением ждал, что же будет дальше. Тем более что дальше могло произойти всё что угодно, и как показывала практика всегда скверное и неприятное во всех отношениях.
— Ну а теперь, когда жажда утолена, к делу. Как ты понимаешь, раз ты у нас субъект отрицательный и это не оспаривается ни в коем случае, а я не только не помогаю тебе, не пытаюсь угодить или посодействовать, а даже напротив, то с пониманием к какому лагерю отношусь я, надеюсь, проблем у нас нет?
Гость вопросительно поглядел на старика. Тот в свою очередь всем естеством своим попытался отобразить то, что проблем нет! И никаких! И уж точно не будет больше этих самых возможных проблем.
— Тогда сперва послушай предысторию моего тут появления. Как думаешь, существует ли такое понятие как Божий замысел? Или это понятие, по-твоему, попы придумали?
— Думаю, что есть, — после небольшой пару секундной паузы, боязливо косясь на палочку в руках незнакомца, ту самую, что в плётку легко превращается, с тревогой отвечал дипломатически Рокфеллер.
— Уж хорошо, что думаешь, о большем и не мечтаю. Ну а раз, думаешь, то давай-ка на минутку подумаем вместе. Всемирное полицейское государство. Тотальный контроль всех аспектов жизни, в том числе и частной. Корпоративная диктатура. Чипование человека, словно клеймение скотины. Власть, состоящая из нескольких семейств со своей иерархией, возомнивших себя умнее и достойнее других. Мировое правительство, решающее кому жить комфортно, а кому нет. Иногда и весьма часто и кому вообще не жить. Полная финансовая монополия в одних руках. Единая валюта и станок её, печатающий в тех же самых грязных ручках. Сокращение численности своей собственной популяции для более лёгкого контроля. Армия, существующая лишь для того что бы защищать богатых от бедных. Огромная пропасть между имеющими всё, и не имеющими ничего. Кредитное рабство, переходящее из поколение в поколение. Выращивание словно в теплицах послушных потребителей и рабочих муравьёв в одном лице. Работа за гробы. Всё это вышесказанное, как думаешь и есть Божий замысел? Ужели Отец наш так суров? Ведь если так, то ты не иначе как мессия, агнец Божий. Уж очень, получается, возлюбил Господь семейства Рокфеллеров, Ротшильдов, Фонды Карнеги и Морганов, Меллоунов, Кунов, Лоебов, Варбургов да прочих ваших подельничков, чтобы допустить подобное, — молодой человек с какой-то отеческой иронией посмотрел на старика. — «Наднациональная верховная власть интеллектуальной элиты и банкиров мира, несомненно, более предпочтительна, чем национальное самоопределение, практиковавшееся в прошлые столетия». Чьи это слова сногсшибательный Рокфеллер?
На всё вышесказанное нечего было ответить Джону, а посему втянув шею в плечи, он, молча, сидел, уповая только на то, что бы ни случилось ничего дурного вновь.
— Ну да ладно! Раз уж ты изволил думать, что Божий замысел не какая-то там фантазия или галлюцинация, то надеюсь, в существование Божьего промысла, любезный Джон, опять-таки подумав, ты, также согласишься. Иначе будет нелогично. Так вот плавно перейдём к промыслу. Сам понимаешь, что ранее сказанное ну никак не вяжется с замыслом. А тенденция, увы, такова, что всё к тому и идёт. Не будем показывать пальцем на одного из виновников. И конечно в оправдание можно привести множество аргументов начиная, например, с того что до недавнего времени ты уважаемый Джон был убеждённым атеистом. Полагаясь, прежде всего на то, что в любой древней известной религии начиная с древнего Египта и Шумеров, как правило, непорочная дева зачинала от святого духа дитя, и дитя это было Богом на земле. Конечно ваша осведомлённость в подобного рода вещах не вызывает никаких сомнений, но вот выводы…. Всё дело в выводах! Естественно выводы эти делали вы такие, которые удобны вам. А именно, что все религии состряпаны под копирку. Все они неправдоподобны, поскольку существенно различаются во многих ключевых вопросах. И вообще религия всего лишь мощный инструмент управления сознанием масс, придуманный какими-то одарёнными древними жрецами. Значит никакого сына Божьего, на земле никогда отродясь не бывало. И всё же, не более умно было бы подумать, что просто так ничего не бывает и не зря все народы древности взяли за основу одно и тоже, не смотря на расхождения в ключевых моментах. Быть может — это одно и тоже всё-таки и есть истина?! Пусть не такая как в книгах написано, пусть скопированная множество раз, а уж где, когда и как не важно. Ведь посуди сам: кому-то, наверное, необходимо было, чтобы всё происходило именно так. Чтобы долгое время складывалось, а сложилось в то, что вы имеете. Всё на свете управляемо и всегда находится под управлением. И надеяться тут на случайность, может только весьма недалёкий и ограниченный ум. Не может не вызывать удивления и тот факт, что кому-кому, а тебе то уж точно известно и более чем другим о всяческих аномальных и паранормальных не поддающихся никакой логике и современным технологиям явлениях. Начиная от неопознанных объектов везде, под водой, в небе в космосе и заканчивая так называемыми подводными квакерами. А весьма точные предсказания, а информационное поле, а миллионы необъяснимых загадок. Чудес огромное множество, они везде, они происходят всегда, и всегда будут происходить. Что это, по-вашему? Херня какая-то? Магия? Но нет, конечно же, гораздо удобней уверовать в то чего желаешь. В то, что выше себя собственного нет ничего в природе и на свете. Ведь эта самая вера напрочь растирает мораль и нравственность, а делать можно всё что, угодно зная, что никто и никогда тебя за то не спросит. Например, развязывать войны или устраивать искусственные кризисы ведь так? Но оправдание в этом примере слабенькое. Я бы его даже рассматривать не стал как оправдание. Зло вообще не имеет права на оправдание, хотя всегда его ищет всеми силами и иногда очень убедительно находит. Не имеет права, прежде всего, потому, что настоящее добро в оправдании не нуждается. Оно просто происходит и всё, а потому если взять вдруг и начать оправдывать зло — нарушится равновесие. Почему-то непонятным образом закостенелось в ваших умах утверждение того, что именно вы знаете, что делать и что будет лучше для человечества и мира в целом. Всему виной деструктивный образ мышления, привитый с ранних лет, основанный, прежде всего на скрытой даже вам самим незаметной подсознательной неуверенности в будущем и страхах всё потерять. То есть дружочек по-простому у вас паранойя и социопатия правда не совсем обычной формы. Плюс конечно тщеславие и алчность, куда без них. Так вот переходим непосредственно к промыслу. На носу очередной циклический и одновременно фазовый кризис и допустить развития вашего сценария сам понимаешь ну никак нельзя. Тем более по секрету тебе шепну, только никому не говори, и без нашего вмешательства ничего бы у вас не вышло. Уж больно задачу вы себе тяжёлую поставили. Только, увы, больно долго не выходило бы и с потерями большими. А потому было большое собрание с благословения Отца всего сущего и было на том собрании множество идей и даже споров как перевернуть с ног на голову создавшееся катастрофическое положение. Вот пример радикальной точки зрения по исцелению планеты земля от паразитов, выдвинутый одним весьма уважаемым участником собрания. Между прочим, его фракция двадцать восемь процентов голосов насчитывает. Это тебе не шутки. Пример разработан качественно, вплоть до мелочей, до единой личности, так что извольте. Так вот предложение было начать снизу, после чего плавно не нарушая гармонии продвигаться наверх. А именно: В одно прекрасное утро и именно утро вне зависимости от часовых поясов все-все без исключения лица так называемой цыганской национальности причастные к торговле наркотиками, мошенничеству и прочему криминалу, а это сам понимаешь почти девяносто четыре процента всех имеющихся в наличии цыган. Так вот все эти девяносто четыре процента были бы обнаружены кто возле собственных домов с вывороченными наружу кишками, кто висящими в петле на дереве, по кому словно каток прошёлся, а кое-какие и вовсе испарились, да так что позднее всем миром ища, зря время потеряли. Одну многочисленную семью в частном секторе под Екатеринбургом успешно продававшую героин вот уже полтора десятка лет, почему-то загрызли со средних веков никогда не водившиеся на данной территории волки. Каким-то чудом уцелел лишь один маленький пятилетний цыга ещё не успевший попробовать попродавать, так как ему ещё не исполнилось шести. Не уцелели и две сестрицы по прозвищу Зита и Гита весьма успешно торговавшие ханкой, но уже в Европе. Утром были-торговали, в обед были-торговали, вечером нету ни Зиты, ни Гиты, ни ханки. Кстати есть такая поговорка: «Не бывает плохих национальностей, бывают плохие люди!». Уверяю тебя всё с точностью до наоборот! Еще как бывают плохие национальности, а вот в них уже иногда попадаются люди хорошие. Ну, сам посуди вот — допустим, как можно назвать хорошими цыган? Ведь у этого сброда ещё с Индостана пошло разделение на Ромы и Гаджо. Ромы это дело ясное сами цыги и причинить вред рому, значит согрешить, лишиться благодати и тогдалее, а вот с Гаджо, то есть всеми остальными делать можно всё что угодно. Травить наркотиками, убивать, обманывать, обворовывать и ничего тебе за это никогда не будет. Работать ромам ну никак нельзя. Понятия не позволяют. Свои же заплюют да заклюют и с позором выгонят. Хорошая нация? Ничего не напоминает? Прямо как у вас, но только по национальному признаку. У вас конечно размах пошире будет и мерило другое…
Следующее утро заставило бы потревожиться членов семей и родственников уже поставщиков наркотиков, оружия, рабынь для проституции и рабов для физического труда, чёрных продавцов органов, сутенёров, лидеров организованной преступности и их подчинённых, а также прочих мерзавцев, маньяков, убийц и негодяев. Ещё бы не встревожиться, если поутру видишь вместо мужа на кухне, записку на столе в которой знакомый родной почерк сообщает коротко и сухо лишь одно: «Всё достало, жизнь дерьмо! Поехал топиться на болото, вечером не жди!».
А ведь если болото взаправду недалеко имеется? Ну и как тут не расстроится, тем более что вечером действительно не появился, как в прочем и никогда более. Или вот в другом случае, поставщик органов вёз в специальном контейнере купленные за бесценок в Таиланде две детские почки для добычи которых пришлось купить маленькую девочку у бедной семьи, а у самого по дороге печень ни с того ни с сего отказала. Или вот: Все без исключения изготовители смертельного зелья, как растительного происхождения, так и химического, так вот все, не сговариваясь, вдруг зачем-то решили попробовать собственный продукт. И представляешь, какое горе, все до единого ну словно дети маленькие, не рассчитали с дозировкой. Вот так, все-все в одно утро и в течение дня да каждый по-своему или исчезли или крякнулись. Естественно происшествие с цыганами и бандитами не осталось не замеченным в мире. Телевидение, разрываясь, только об этом и вещает. На поиски и расследования по всему миру брошены лучшие силы. Привлечены всевозможные экстрасенсы и так далее. Только вот толку никакого. А вместо хоть какого-то малюсенького толка, ровно через пару недель новое ЧП. На сей раз чугунный паровоз прокатился по всевозможным геям, лесбиянкам, педофилам, трансвеститам, защитникам инцеста, зоофилам и прочей мерзости. Эти просто лопались в течение всего дня с самого утра до позднего вечера, пока не лопнул последний имеющийся в наличии на свете. Лопались в независимости от места нахождения и социального статуса. Так, например, уже под вечер, дома греясь в джакузи со своим законным мужем и обсуждая тревожную обстановку, всё-таки тоже лопнул мэр Берлина, не смотря на своё высокое положение и статус, плюс многочисленную охрану. После чего муж его предпринял попытку отречься от мужеложства, завязать навсегда с содомией и сбежать, однако опять-таки также лопнул, но уже на вокзале пытаясь забраться в вагон скорого поезда. Лопались, к слову сказать, порядочно. Великолепно и красиво лопались, метров на десять в радиусе забрызгивая всё своими потрохами, костями и прочими субпродуктами. Одна сорокалетняя убеждённая лесбиянка, поднатужившись, так лопнула на пляже, что разом сумела охватить аж без малого сто двадцать человек, включая стариков и детей. Переплюнула буквально всех. Случай, безусловно, достойный книги рекордов Гиннеса. А скользкий и латентный педераст Николашка Алексеев, да ты его прекрасно знаешь…. Тот самый неугомонный фанатический устроитель гей парадов в Москве. Вот он специально не лопнул со всеми, чтобы уже под вечер его пьяные пограничники, в существование угрозы которых Николашка однажды вольнодумно не уверовал, именно эти самые пограничники, чей праздник Николашка однажды имел намерения осквернить своим парадом, утопили последнего в нечистотах уличного туалета пред тем хорошенько понадругаясь над Николашкой шваброй. На следующий день, выступая в прямом эфире один из авторитетных телеведущих Скай Ньюс, а также активный поборник защиты прав однополой любви, кстати, сам являющийся гетеросексуалом, гневно тряс руками, призывал всё человечество сплотиться в борьбе с нахлынувшей на него чумой. Предлагал, устроит по всему миру недельный траур по лопнувшим, а в концовке тыча указательным пальцем прямо в экран, заявил буквально следующее:
— Кто бы вы ни были подонки и убийцы, мы рано или поздно всё равно найдём вас, а найдя, уничтожим! Справедливое возмездие наступит, поверьте. Трепещите, ибо мы уже рядом, и будет суд и воздастся вам сторицей.
После чего хотел добавить ещё что-то, да не получилось. Невидимой рукою прямо в прямом эфире голова негодующего журналиста была прокручена на триста шестьдесят градусов, после чего он естественно тут же издох прямо на глазах шокированной многомиллионной аудитории, подтвердив тем самым, что уж кто-кто, а он-то действительно был рядом. Хотел в тот же день выступить на данную тематику с ещё более жёсткими высказываниями коллега англичанина, но уже с канала Би-Би-Си. И текст заранее приготовили со своей командой, и рейтинги, предполагаемые просчитали, и траурный костюм уже висел в гримёрке, а тут такой случай на Скай Ньюс. Как бабка отшептала жёстко выступать коллегу с Би-Би-Си! Ни за что не выйду в студию — заявил и заперся в гримёрке, а там напился пьяным. Конечно же, после такого происшествия поредели и ряды евро парламентов так же, как и американский конгресс не досчитался нескольких весьма влиятельных членов. Всевозможные канцлеры, сити менеджеры, сенаторы, конгрессмены и законодатели не вышли на следующий день на работу, причём все до единого по уважительной причине — лопнули. Множество корпораций и монополий оказались обезглавленными. Начались всевозможные волнения, митинги с религиозной подоплёкой. Расследование происходящего было утроено. И опять ничего, и опять полнейший ноль. Но зато о чудо! Через какой-то совсем маленький отрезок времени быть геем или лесбиянкой уже не модно в Европе и Америке, а равно и других странах. И даже не то что не модно, а боязно и мандражно. И никто больше даже пробовать не хочет, что это такое и с чем его едят. В Таиланде разоряются клиники по перемене пола, нет больше и знаменитого шоу — кабаре трансвеститов, как нет всяческих гей-парадов по всему миру. Из сценариев большинства голливудских кинолент спешно вырезаются сюжеты, с постоянной назойливостью присутствовавшие ранее буквально во всех кинокартинах. Сюжеты, в которых обязательный, ну просто жизненно необходимый педик одно из трёх или положительный герой, или, как правило, друг главного героя или что чаще всего свой парень — душа нараспашку и уж как минимум всегда весьма полезный элемент. Впопыхах, неся огромные убытки, меняют ориентацию и клубы, облюбованные ранее представителями различных секс меньшинств. И как нестранно никто не вздыхает печально о случившемся кроме родственников, полопавшихся, никто не сожалеет и вообще даже наоборот многие только рады. Так-так, с этими управились. Весьма оригинально управились, кстати. Без пресловутых никому не нужных церемоний. Кто же следующий? Ну, конечно же, они самые!
А точнее, подошла очередь подчистить религиозные ряды. И вот спустя всего месяц после ярчайшего по своей задумке и исполнению фокуса с лопанием новая беда обрушилась на беспокойное человечество. Правда на этот раз на ту его часть, что прикрываясь Аллахом, убивала беззащитных безвинных людей, считая войну с неверными основой своей религии. На тех, кто от имени Бога воровал людей, делая из них рабов. На тех, кто совершал или собирался совершить теракты. Кто ошибочно считает, что ему, возможно, творить любое беззаконие с людьми другой веры и при этом во всяческом злодействе опираясь на свою, быть оправданным. Позором была их жизнь, позорную получили они смерть. И не встретят их на пороге рая семьдесят две гурии, потупляющие взоры, большеглазые, подобные оберегаемому яйцу.
Не остались без внимания те храмовые служители, что превратили свои конфессии в секту поклонения золотому тельцу, в политику и монополию управления душами. Прежде всего, бомбанули и почистили ряды такой финансово-разведывательной организации как Ватикан. Однако и другие не отсиделись в стороне. Те, кто полагает, что ездить на дорогих лимузинах, проживать не в скромных кельях, а в золочёных хоромах, есть пить из злата, то есть благое и Богу угодное. Ведь ежедневно обращаясь к создателю за всё человечество и соответствовать надобно. Бог есть красота и наместники его на земле в красоте должны быть. Ведь не можно и предположить, что бы создателю простой монах в чёрной сутане или штопаном платье с капюшоном нравился больше, нежели раззолоченный поп с новеньким айфоном едущий на красивой иномарке делать бизнес во славу Божью в перерывах между службами. А где же тогда сирые да убогие? Нищие да больные где? Заблудившиеся и ищущие? Что им? А им паперть. А им на коленях молиться и нести подаяния. Не до них большинству служителей Господа, да и службу свою несут они словно работу и привязанности к мирскому у некоторых из них не меньше, а то и больше даже чем у самих мирян. Конфессию свою называют они институтом, а то и главным инструментом для вечной войны. Вот эти, между прочим, остались целы, правда отлучены от столь любых им предметов роскоши да от возможности в дальнейшем влиять и манипулировать сознанием прихожан и просто верующих граждан.
Совсем по-другому спраздновали собственную кончину всевозможные сектанты, соблазнявшие малых сих, основатели тоталитарных сект и культов, лжепророки, религиозные мошенники и их покровители. На их собственное удивление с ними произошло как раз то, что они сами и пророчили, чем настойчиво десятилетиями и даже столетиями пугали многочисленных своих адептов. Апокалипсис случился с ними, и, конечно же, не в древнегреческом значении этого слова — «узнавать что-то новое», совсем нет. Ничего нового не узнали отцы основатели новых религиозных течений. Попросту не успели. Другого значения случился апокалипсис, да так неожиданно и самое интересное только с отдельными группами лиц в отдельно взятых местах. Серьёзный такой апокалипсис, взаправдашний, с багровыми реками и огнём с небес, а кое-где даже, вавилонская шлюха летала на древнем драконе. Фьють и не стало основателей сект и культов, лжепророков, религиозных мошенников и их покровителей, словно корова языком слизала. Многочисленные же адепты разбежались кто куда, а разбежавшись, протрезвели, проснулись, словно после дурного сна, да зажили нормальной жизнью, но это потом. Однако хуже всего пришлось служителям совсем другой религии — сатанистам.
Тут впервые прервав рассказ, молодой человек недобро глянул на старика, выдержал паузу, во время которой взгляд его блеснул огнём, после чего продолжал.
— Словно совсем сдурев, эти поклонники зла, эти почитатели Люцифера и Вельзевула, по всему миру занялись тем, что начали приносить в жертву не различных зверюшек, людей и детишек как обычно полагается, а самих себя или друг дружку, причём каждое новое приношение было изрядно изобретательней и кровожаднее предыдущего. Так продолжалось ровно шесть дней, шесть часов и шесть минут. Пока последний из оставшихся, не принёс в жертву уже самого себя, не имея под рукой никакого, даже самого завалявшегося соратника для помощи. Эх, что это было за последнее жертвоприношение, ты бы видел. Жаль все сатанисты, уже успели отправиться к своему кумиру Иблису, и по достоинству на земле оценить данное приношение себя в жертву уже было некому. Вкратце сообщу, что отрезав себе гениталии и вырезав на груди пятиконечную звезду вместе с крестом, перевёрнутым сверху вниз, данный последний поклонник дьявола залез по пояс в бочку с соляной кислотой, верхнюю же часть своего тела облил бензином и поджёг с криком: Князь тьмы я иду к тебе!
Прямо к нему и пошёл, всё без обмана, уж можешь не сомневаться. Уверяю тебя теперь он в звании лейтенанта как минимум, гарцует на огнедышащем буйволе по лабиринтам Аида со столь любыми ему джиннами. Да только выхода из этих лабиринтов нет, и не будет. Вот такие страсти, извиняюсь, что на ночь. Остаётся лишь добавить, что и тут как в случае с загадочно лопнувшими меньшинствами, которые, кстати сказать, тоже не Богу служили, вот и тут никто грустить и расстраиваться не стал. Снова пошумели, покричали, да и успокоились, видимо, начиная уже привыкать.
Конечно же, само собой напрашивается и именно так и вышло, что далее подошла очередь всяческих правительств, грязных политиканов, депутатов, градоначальников и даже президентов, а кое-где и королей с королевами. Но это немного опосля. А сперва-наперво особой благодатью овеяло сердца подобные гнилой картофелине, изъеденной червями. Кто же те счастливые обладатели подобных сердец, спросишь, наверное, ты?! Ну, конечно же, предатели и иже с ними! Причём предатели как убеждённые, так и те, что по глупости. Как предатели за блага или желание власти предавшие, так и по трусости шкуру спасающие. Те самые, что в своей стране на поклон во вражеское посольство ходят, и другие тоже. Те самые, чей девиз — предать значит вовремя предвидеть! Предатели, предавшие и продавшие родину, соотечественников, сородичей, кровь свою и память предков, те, прежде всего. Но и другие предатели, например, предавшие мужа или отца, друга, товарища, соседа или собственную совесть. Сгодились поголовно все предатели без исключения, но естественно значимые предатели, так сказать уже свершившиеся. С предателями получилось, пожалуй, почище, чем с меньшинствами. В день рождения одного из давно покойных предателей, но весьма почитаемого ныне живущими предателями случилось вот какое диво. Десять, девять, восемь, семь, — услыхали все без исключения предатели странный недобрый обратный отсчёт. Шесть, пять, четыре, — тут тело каждого предателя выпрямилось буквально как струна, как если бы с головы до пят продели им железный шест. Три, два, один-старт! Пятка и ступня правой ноги сначала задымилась, а затем с гулом вырвала из себя потоки сумасшедшего пламени. Немного успокоившись, пламя, связалось на манер тяги реактивного двигателя. Предатели полетели! Полетели те, кто были на улице, как бы легко, только лишь удивляя прохожих. Малость труднее пришлось тем, кого незваный старт накрыл дома, в гостях или в ещё каких закрытых помещениях. Пришлось буквально прорубать дорогу головой. Одному предателю в этом плане не повезло особенно. Дело в том, что бедняга как раз в момент старта, сидел себе спокойно и тихонечко предавал, никого не трогая, правда, на первом этаже двадцати пятиэтажки. Пришлось пройти все двадцать пять монолитных перекрытий по двадцать пять сантиметров каждое, включая стяжку. И представляешь, жив, остался, но наверняка только лишь для того, дабы полностью вкусить все прелести дальнейшего увлекательного полёта. А занимательный этот полёт у всех предателей происходил по примерно одной и той же схеме. На высоте примерно шести тысяч перегрузка в среднем равна была восьми — десяти G, а скорость с пол маха подбиралась к маху и равнялась примерно тысячи километров в час, грозясь далее выйти за звук. Примерно в середине стратосферы отделилась первая ступень реактивного двигателя, а именно правая нога по колено. На стратопаузе вслед за первой ступенью отделилась и вторая, а точнее правая нога по бедро. Произошёл перезапуск левого двигателя, а именно левой ноги в районе ступни. С одним весьма одиозным предателем вот что в этот самый момент случилось. Была такая полоумная, одержимая предательством предательница Новохудодворская. Я, почему про неё вспомнил, ты как-нибудь на досуге глянь на неё в интернете, посмотри на физиономию да габариты, и тебе сразу же станет ясно, что такое могло случиться только с ней и ни кем более. Так вот вторая ступень то Новохудодворской отвалилась, а левый двигатель взял, да и засбоил. Не завёлся! Вследствие чего получился глобальный прокид назад к матушке земле, во время, которого не прерывались попытки как-нибудь всё-таки левый двигатель да запустить. В районе пятки сей в кавычках госпожи, будто кто-то судорожно кремнём о камень бил, пока не стало уже видно отчётливо улиц и домов. И представляешь, на радость всем, запустили-таки левый двигатель буквально в ста метрах от земли. И снова приятное ускорение вверх. А топлива в этом куске сала, несмотря на то, что тянуть его невероятно трудно, хватило как раз на то что бы преодолеть термосферу и на последнем залпе в далёкий космос, подальше от преданной земли. Или вот ещё случай, не могу пропустить. Пятнистый предатель по фамилии Горбач тебе ни о чём не говорит? Вижу-вижу, прекрасно понял о ком я. И хотя многие вполне справедливо считают его иностранным агентом, но ведь одно другому не мешает, да, поди, ещё разберись, что именно в нём первостепенное, предатель или агент. Так вот захлопотался Горбач в связи с предстоящим празднованием собственного дня варенья естественно в Лондоне. Кстати на заметку, из Лондона более всего предателей взлетело, удивительное дело. Захлопотался и совсем забыл про воск, коим на дне варенье предстояло натереть лысину до блеску. Спохватился и решил сам за воском этим сгонять. Только собрался и вышел на улицу, а тут десять, девять, восемь и всё такое. Как у всех предателей складывалось по началу, но вот беда не получилось запустить в отличие от предыдущей истории уже правый двигатель, а вслед за ним и левый. Искры сыпались как от сварки, а толку никакого. Однако не отказываться же от полёта по такому пустяку, и неведомая сила пришла на помощь. Горбача перевернуло кверху тормашками. Снова попытка запуска, но уже не ноги, а правой руки. О чудо! — получилось. Естественно рука это тебе не нога, посему тяги в ней меньше и полетел Горбач с уклоном. Пришлось импровизировать прямо на ходу. Спасением стало пятно на лбу. Пятно это запустилось легко и мгновенно вырвало из себя потоки пламени, тем самым дестабилизировав ситуацию с никому не нужным уклоном. После запуска пятна стартанул Горбач так, что распороло воздух. Полёт был выровнен. Больно летел Горбач, плюс из-за положения головой вниз его тошнило и рвало, тошнило и рвало и так много раз. Отдались ему вот именно так все беды и несчастья людские, завязанные на его предательство. Так все предатели и улетели, будь уверен. Причём, несмотря на огромные перегрузки, отсутствие кислорода, кошмарные перемены температур, живы были до последнего, до выхода в ближний космос. А там далее всех до единого подальше от земли потянуло вечно блуждать ледышками по бескрайним просторам. Не заслужили эти самые предатели даже прах свой на земле оставить. И вот ведь какая штуковина, впервые соблазнители, отделались гораздо легче, ведь не они же на самом-то деле предали. После предателей естественно не обошли мимо членов Совета по международным отношениям, постоянных участников трёхсторонней комиссии, а также знаменитого круглого стола вместе с британской Оксфордско-Кэмбриджской элитарной группой. Чуешь, куда ветер деревья гнёт, а Рокфеллер? Правильно, в сети стала попадаться крупная рыба. Тут и там становилось весьма дурно и почему-то именно Билдербергейцам, да членам триста семидесяти одного семейства. Но конечно первый шаг был за правительствами и президентами с обещанными королями да королевами. Правда, в таком тонком деле не все удосужились, кстати, на своё собственное счастье, внимания со стороны. Ведь нельзя же взять вот так и обезглавить пять десятых мира. Что тогда начнётся? Хаос да анархия, а это никому не выгодно. Тут ведь как. Прямо как в случае с цыганами всего лишь девяносто четыре процента лжецы и самодуры, коррупционеры и взяткобратели, шизофреники и политические проститутки, тираны и просто никчёмные идиоты, продажные шкуры, предатели и мошенники, политические клоуны и падальщики и так далее и тому подобное. Но за то уж целых остальных шесть процентов, те более и менее, те ещё, куда не шло. И как мудро всё было проделано, прямо снимаю шляпу перед продельщиками. Одним, самым скверным, в большинстве своём твоим дружкам и соратникам, конечно же, поотрывало головы или руки с ногами. Было и аварии на ровном месте, и кирпич падал на голову в чистом поле, и из пистолета прямо в грудь били, по ошибке приняв за другого. Поскальзывались, катаясь на коньках; падали глазом на торчавший гвоздь; давились свежим абрикосом; тонули в душевой кабине; свиньи затаптывали в загоне; клещ энцефалитный кусал в декабре месяце, а в январе комар малярийный; падали с лошади; ангина непременно давала осложнение. Скинхеды вечером возле подъезда принимали за чурку, что согласись обидно. В парилке сердце отказывало и, наоборот, в бассейне почки. Устрицами несвежими травились; диким африканским пчёлам переходили дорогу; оказывались в пустыне в норковой шубе с бутылкой текилы в руке и, наоборот, в трусах купальных с мороженным в пакете да в полярную ночь на северном полюсе. А одного даже молния шандарахнула. Ястреба Пёрла, например, недоброжелатели ни за что, ни про что взяли, да и закатали в бочку с тремя голодными дикими медоедами. Эх, что это за прекрасные животные и, кстати, мясцом не смотря на название, совсем, не брезгуют, а даже наоборот мяско сильно уважают. Вот так вот, в бочку закатали и в землю закопали и надпись написали. В данной истории жалко одного — троих несчастных медоедов. Про королеву Нидерландов Беатрикс и вовсе молчу, стыд и срам такое рассказывать. Королева бабка английская так та просто по старости приказала долго жить. Долго-долго зазывала её Маргарет Хилда пораскладывать пасьянсы, вот и дозвалась. Этим двум давно пора. Не стало более нужды и во всяческих каналах связи. Поэтому рыжий ставленник клуба в России, этот двойной канал связи с твоим семейством и Ротшильдами такую нано-технологию на себе проверил, что ходя по большому, шестьдесят процентов собственной массы, прежде чем скопытиться, выложил. Ведь какая же умница, это подумать только! В шестьдесят процентов уложился, не то, что некоторые. Чик-чирик и не стало рыжего ставленника за три дня три ночи и полчаса. А ты мне говоришь, чудес не бывает. Это ли не чудо! Ещё пример: Недвусмысленный, печально знаменитый фуфломёт Бздежинский, что, по-твоему, учудил? А? По обыкновению, фуфло метнул? Как бы ни так! Неправильно! Профессор Бздежинский, конечно же, конкретно и сказочно бзднул, полностью соответствуя тем самым своей фамилии. Но не просто бзднул, а бзднул весьма вонько и ядовито! Да так ядовито, что одним махом ухайдокал себя и четверых своих гостей. Представить трудно, но и такое при желании бывает. Задохнулись насмерть, без вариантов. Как потом показало вскрытие, до сей поры неизвестным науке газом. Именно так вот, прелестно всё и получалось. Никак не прикопаешься, даже если сильно захотеть. Чистая работа, одно загляденье. Другим, тем, что не совсем подгнили, тем, что получше малость, но всё же не без бревна в глазу, пришлось по разного рода причинам оставить политику и власть. Тут и по семейным обстоятельствам бежали и по состоянию здоровья и в связи с переездом или по старости на пенсию, а иногда и сразу по всем четырём причинам вместе. Бежали и освобождали места для тех честных и добрых, смелых и целеустремлённых, да вдобавок ко всему умных и талантливых, что долгое время хотели, но не могли. И не могли, кстати, как раз из-за честности своей да порядочности. Кто бы мог подумать, что именно эти качества могут препятствовать карьере в твоём мире. Не их стихия была не их время. Ну и наконец, с третьей группой, в которую не без основания входили всяческие бездари, идиоты различного масштаба, придурки разных течений, а также всевозможные певцы, актёры и спортсмены на пенсии непонятно за каким лешим залезшие в политиканство, с этой группой поступили совсем по-простому. Те, что бездари, идиоты и придурки те на физическую работу туда, где думать особо не надо. А те, что когда-то пели, играли в кино и спортом занимались, каждый получил по новому увлекательному хобби совсем не сочетающемуся с политикой. Все довольны, всё замечательно! И опять-таки, свято место пусто не бывает, благо одарённостей великое множество, если захотеть поискать. Конечно же, всё происходящее очень встревожило твоё семейство, а также семьи твоих подельников. Более того, скажу, не то что встревожило, а страх и паника охватила вас. А что делает человек, когда смертельно напуган или паникует? Правильно, или глупость, какую или подобно страусу пытается спрятаться. Очень редко наоборот, мобилизуется, собирается, и правильное решение выдаёт, но это не твой случай. И не успело ещё остыть тело друга и верного помощника Генри, прибитого давеча ненароком кувалдой, сошедшей с ума прислугой, как все вы бросились врассыпную прятаться, будто крысы с тонущего корабля. И никто винить вас в том не станет, уж поверь мне. Всякий на вашем месте поступил бы так же.
Тем более что далее оптимизма поубавило то, что коса прошлась по банкирам и корпорациям, начиная с малых, и заканчивая центральными. Тут ни чего интересного. Как и в прошлые разы, нежданно-негаданно. Бах и не стало топ-менеджмента центральных банков и резервных фондов, элиты мировых финансов. Не стало опять-таки с большой фантазией и лёгким оттенком юмора. А плакать, как и ранее никто и не подумал, наоборот, с облегчением вздохнули, как узнали. После банкиров и корпоратократов наконец-то наступила апогея всех ранее перечисленных весёленьких событий. А точнее, в дверь вашего логова постучали. Тяжело и мрачно постучали. И оглушительно громко вдобавок. Не помогло и место секретное, и надёжность сто процентная, как и охрана безупречная также дала сбой в данном деле. Ведь бежать можно хоть на край света, а от себя не убежишь, и все прошлые поступки да деяния следом за тобой по пятам идут. И сбросить этот груз, не представляется никакой возможности. Никак и ни за что. Ну и конечно весьма печальным для всех вас был бы исход того стука. Касаемо тебя, могу сказать точно, что та островная благодать, что ты испытывал сидючи на табурете не так давно, показалась бы тебе наивысшей формой комфорта и блаженства по сравнению с тем местом, куда тебя бы определили. И на месте этом непременно будет лежать печать бесконечности.
— Ну и как тебе подобный милейший вариантик? Разве не шикарно? — довольно улыбаясь, обратился гость к Джону. — Лично я голосовал обеими руками за, да ещё и других агитировал. Видимо за это сейчас тут и нахожусь. И мне, кстати, совсем, не интересно. Тебе было бы интересно взять, да и пообщаться с королевой маткой муравьёв в муравейнике, о делах на бирже? Поучить её уму разуму, повлиять на её мировоззрение? Вижу, что мало. Аналогично!
Джон сидел сам не свой. Белый как мел старик нервно теребил пальцами пуговицу пиджака. Беднягу охватил озноб и неприятно потряхивало. Дело в том, что видимо для разнообразия или остроты восприятия, а может и потехи ради во время всего рассказа перед стариком в подробностях на столе происходили те казни, те описываемые события, но только в миниатюре и как бы понарошку. Будто бы на столе невидимая рука в солдатиков играла, только вот солдатики были точными копиями своих названных персонажей. И кровь как настоящая хлестала, и даже последний сатанист горел в бочке так убедительно, так правдоподобно палёным мясом запахло, что пот выступил на лбу у Джона. В комнате же где сидели пятеро в костюмах за круглым столом и, выпивая виски, о чём-то мило беседовали, у одного из сидевших, судя по всему, именно Бздежинского, из-за спины вдруг образовалось коричневое облако газа, которое моментально охватило всю комнату. Все пятеро схватившись руками за горло, попадали и забились в агонистических муках. Вот что видел Джон только в миниатюре. А в момент, когда постучали в логово, увидел старик самого себя только маленького сантиметров пять не более, зато за большой бронированной дверью.
— Ну, будет тебе, половой член мирового правительства. Чего задёргался как твой родственник, съеденный папуасами, перед тем самым знаменитым обедом. Ты же себя считаешь интеллектуальной элитарной группой, так пораскинь мозгами. Посмотри вокруг — где-нибудь наблюдаются дохлые разлагающиеся цыгане, где-нибудь валяются взорвавшиеся педофилы? Правильно ни тех, ни других, к сожалению, нет, покамест нет. А значит, увы, за вариант «А» проголосовало меньшинство, предпочтя его мягковатому с моей точки зрения варианту «Б». Догадываешься? Именно вариант «Б» сейчас и претворяется в жизнь. Суть его до гениального проста, начать наоборот не с низов, а сперва ударить по зубам на самом верху, то бишь тебе и твоим соратникам в первую очередь. А уж со всеми остальными звеньями цепочки предложено разбираться вам самим на своё собственное усмотрение. Только вот чтобы звенья эти не отравляли более воздух и землю своими смрадными делами. И кстати хоть за вариант «А» и проголосовало меньшинство, отменять его полностью никто не решился ввиду отсутствия какой-нибудь более и менее вязкой альтернативы. А посему если ты или твои дружки — коллеги вдруг заупрямитесь, словно коровы, начнёте упорствовать в своих заблуждениях, собьётесь так сказать с правильного курса, забудете, как оно, быть может, нет ничего проще, как заменить вариант «Б» его предшественником. И очень даже запросто. Берётся, стирается память. Стрелки часов отматываются назад и с одной стороны конечно здорово: не было никакого острова и так далее. Да вот утро с мёртвыми цыганами, пожалуй, тоже не есть хорошо, тем более цыганами дело не ограничится, ты уже знаешь. Цыгане, они так на закуску. С кого как не с них начинать сам посуди. Так вот далее по плану такие дела происходят. Ты естественно всё понял, кто пешки, а кто фигуры по значительнее. Понял, надеюсь и то, что всё это не шутки, и ты не в доме веселья. А потому в ближайшее время непременно должно состояться самое большое в истории собрание всех семейств, затем Бильдербергского клуба и прочих ваших организаций. Явка строго обязательна всем без исключения. Никаких отмазок и уважительных причин. За неявку увольнение на тот свет, по тому сценарию, когда кирпич на голову в чистом поле падал и прочее. Повестка дня, вот какая: Не столь привычное и сладкое уху перераспределение финансовых потоков Европы. Не создание мелких искусственных кризисов в России и Китае с целью ослабления экономики. Не приватизация свободного интернета и уничтожение альтернативных средств массовой информации. Не финансирование Евро майдана и создание нового витка хаоса на Украине. Нет-нет Боже упаси! Это всё в прошлом, а сейчас вот о чём вам подумать крепко стоит. Прежде всего, полное переустройство существующего хода вещей. Поверь, действующая мера развития уже насытилась и готова шагнуть на следующий уровень. Во-первых, полная отмена ранее намеченного пути в любой из сфер деятельности. Во-вторых, полнейшая переориентация всех ранее намеченных и уже воплощаемых мероприятий с минуса на плюс. Главное, что тут необходимо сделать — это прекратить все существующие локальные и мировые войны как с применением физической силы и эти в первую очередь, так и информационные. Пропагандистские, войны за ресурсы и экономические войны, и главную войну — войну за души. Всё — баста! Навоевались уже, будь здоров! Хватит! Конечно, понимаем, что сделать это в один миг будет непросто, но вы уж постарайтесь, от сего напрямую и ваше собственное дальнейшее благополучие зависит. Постулат о том, что свобода человека заканчивается его рецепторами — разорвать в клочья. Затем, конечно же, необходимо полностью исключить всё то — мракобесие, которому вы так усердно потакали, протягивали руку помощи и которое поддерживали столетиями, а какое и сами разводили. Понимаешь про что я? Да именно про заржавевшие звенья цепочки. Тут скажу прямо, жестоких методов осуждать не станем, но без переусердствования. Затем приказываю начать замену технократического мироустройства на технологический с последующим разрушением имущественных вопросов для всех без исключения. Ты гениальный мастак на всякого рода идеи. Так что справитесь. Далее по списку идёт полнейшее, поголовное искоренение голода, жажды, болезней и нужды. Придётся поделиться почти всеми своими богатствами, придётся поделиться скрываемыми знаниями об альтернативных источниках энергии, лекарствах от многих неизлечимых болезней и так далее, тебе виднее. Никаких более банков в существующем виде! Полная всеобщая амнистия всем должникам и беспроцентные кредиты на развитие без ограничения по времени. Причём без права требовать возврата по любой причине кроме как доказанного мошенничества. По-другому никак ты уж мне поверь, как бы дурно тебе сейчас не становилось. Спросишь меня, какой же тогда прок от этих банков? Какая радость их вообще держать? А я тебе отвечу. Самая что ни на есть прямая выгода — сохранение вашего вида.
Затем идёт возрождение честных независимых средств массовой информации и утверждение их роли в изменение порядка мировоззрения с такого в котором всё решают деньги и страх на осмысленный независимый гармоничный мир в котором правят любовь и честность, дружба и справедливое партнёрство, сочувствие и соучастие, а главное правда. Старые продажные СМИ к чёртовой бабушке. Закинуть их подальше, ну положим на северный полюс, в полярную ночь о белых медведях вещать. Там им самое и место.
Тут впервые незнакомец нехотя прервал разговор и с удивлением покосился на старика.
— Что такое Джон? Я что-то не так говорю? Не виляй, я тебя вижу насквозь. Видишь ли, к числу моих способностей относится такая мелочь, как умение читать мысли. Я, понимаешь ли, распинаюсь тут перед тобой, а физиономия у тебя какая-то скучная и пресная. Дай думаю, параллельно прочитаю, чего это миллионно каратный Джон обо всём этом думает и что же? Перебить меня хочешь, да решиться, никак не осмеливаешься. Так дело не годится, так ты всю суть упустишь. Ну что же, говори, чего хотел, я слушаю! — и гость с недовольным видом скучающе откинулся на спинку кресла, скрестив при этом руки на груди.
Старик от волнения, сперва отхватил нелепицу типа: Перебить оно случайно подумалось. Спонтанно. Гость очень интересное дело говорит и что весь во внимании, но увидев злобный огонёк в глазах незнакомца, Джон мгновенно собрал всю волю в кулак и ответил уже как полагается, а точнее правду. То есть то, что его действительно тревожило.
— Видите ли, не знаю, как к вам обращаться, покорнейше за это извиняюсь. Но я не альфа и омега организации, про которую вы недавно упоминали. Боюсь, что меня с подобными идеями сочтут за сошедшего с ума по старости лет, и принудительно отправят на пенсию. Уж очень много интересов и ресурсов задействовано и как вы правильно заметили не без фанатизма. Хотя я и являлся, до сей поры председателем и лицом первой осведомлённости, однако есть и другие, которые и слушать не станут, скажи я им хоть половину того, что теперь необходимо менять, — выпалил старик на одном дыхание и сам удивился своей не понятно, откуда взявшейся смелости.
— Нет, а ещё интеллектуальной элитой себя именуют, — ответил удивлённо и вместе с тем с непонятным вновь появившимся приступом веселья незнакомец. — Лично мне ты более напоминаешь беременную ослицу на распутье, — незнакомец впервые даже хихикнул. — Ну, сам посуди стали бы мы ставку на тебя одного делать? Уповать на одного единственного ракитного старину как минимум не дальнозорко. Или ты считаешь, что мы невежды в подобного рода вопросах? Поздравляю! Ты опять ошибся, опять промахнулся. Знаешь не совсем верно то, что дураки учатся на своих ошибках, в то время как умные, на чужих. На чужих ошибках учась, не прочувствуешь в полной мере той ошибки, потому как последствия не тебя коснулись. А значит и урок извлечённый, почти всегда окажется поверхностным и всего лишь иррациональным. А ну-ка посмотри сюда председатель.
Грозная палочка вновь в мгновение ока преобразилась в плётку, снова плеть эта применилась по назначению, опять последовал оглушительный щелчок. Джон инстинктивно сжался в клубок и зажмурил глаза. Где-то далеко в подсознании мелькнуло только одно: И зачем оно подумалось — перебить.
Далее что-либо соображать, не получилось. Причиной послужило то, что незнакомец соскочил со своего места и мгновенно очутился рядом с Джоном. С силою схватил Рокфеллера за воротник пиджака, развернул того на девяносто градусов, второю же рукою зафиксировав седую голову, в каком-то видимо нужном направлении.
— Ну же смотри смелее, — властно проговорил гость.
Не повиноваться, Джон не смел, а потому со ста восьмидесяти частотным трепетом в сердце всё-таки глаза открыл и всё-таки смотреть начал. Потихоньку вглядываясь, увидел старик следующее явление. Где-то в середине комнаты, словно большой монитор зависла немного прозрачная водянистая сфера, разбитая на сектора. Зафиксировав фокус зрения на одном из этих секторов, а тот тут же среагировал приближением, Рокфеллер аж рот раскрыл от удивления. Дело в том, что разглядел Рокфеллер в этом секторе своего давнего конкурента и партнёра одновременно. Да без сомнения это был барон Дэвид Ротшильд собственной персоной. Правда, сразу же бросалось в глаза, будто бы Дэвид прибавил годочков восемь. Глаза его на выкате нервно бегали по сторонам, а само лицо впало и посерело, как бывает, когда на человека ложится печать смерти. Но более удивляло другое. Сидел Ротшильд на скамеечке в какой-то закрытой аллее и внимательно слушал того самого вечернего гостя, что держал старика за голову в самый данный момент. Рядом на земле располагался огромный очень искусно выполненный глобус, на котором гость временами указывал Ротшильду какие-то места. В другом секторе, который также моментально отреагировал увеличением на внимание, на массажном столе в купальнике и с полотенцем на шее развалилась, как кобылица возле хлева, напрасно-амбициозная старуха Хилари. Массажистов рядом не наблюдалось. Судя по всему, этих самых массажистов отпустили. И только старик это подумал, как в кабинет буквально вломился здоровенный плечистый бугай. Без лишних предисловий и церемоний, бугай этот с большим усердием принялся за качественный массаж, от которого, по-видимому, хрустели кости и трещали швы. Напротив, Хилари и массажиста стоял всё тот же самый гость и что-то увлечённо рассказывал, судя по всему по-джентельменски решив не прерывать столь приятный сеанс для массажа. Однако было и издалека заметно, что Хилари не испытывает удовольствие от процесса. Что Хилари с трудом удерживает голову в неудобном положении задранной вверх, однако опускать её совсем не собирается или не может. В следующей ячейке Джон снова узрел знакомое до боли лицо. То был Киссинджер за обеденным столом, укрытым всевозможными непритронутыми яствами. Этот напротив не выражал испуга и обеспокоенности, страха или безумия, а наоборот слушал опять-таки Рокфеллерого гостя внимательно, и казалось воодушевлённо. Временами, вскидывая кверху руки, говоря тем самым, то, как вовремя к нему пришли, что и сам, мол, собирался, и вообще да здравствует сегодняшний день. При этом Киссинджер не только умудрялся слушать, но и всё время делал какие-то заметки в своём блокноте, каждый раз, угодливо поглядывая на гостя. Далее, внезапно в секторах, коих, кстати, было большое множество, отделилось от остальных, и принялось увеличиваться в размерах вроде бы уже знакомое окно. Но уже без какого-либо внимания, до тех пор, пока не закрыло собою остальные. То было окно с Ротшильдом, то самое первое, которое Джон просмотрел. Так вот став величиною полностью со сферу показывающею его, окно открыло старику следующее: По другую сторону, старик Дэвид встал со скамеечки, и приблизился к экрану, боязливо и с удивлением смотря прямо на самого Джона. Пару минут два старика молча, смотрели друг на друга. Что-то сентиментальное и трагическое было в этом немом спектакле, в концовке которого Ротшильд, видимо не выдержав, пустил слезу и увёл взгляд в сторону. После чего Джон услышал позади себя голос незнакомца, услышал и увидел, как на экране гость весело что-то заговорил Ротшильду на ухо.
— Вот глянь-ка, обратная ситуация! Приятель твой тоже меня перебить подумал. Все те же самые опасения изрыгнул из себя словно вулкан Таупо. Пришлось ему в свою очередь натурально тебя показывать. Разве не забавно вышло. Каких совпадений только не бывает. По поводу меня не теряйся, я, видишь ли, вездесущий и все эти сценарии за моим авторством проходят в режиме настоящего времени без какого-либо обмана, — сказал явно довольный собою гость, после чего сфера рассыпалась на множество серебристых осколков, которые растаяли, не успев коснуться пола.
— Поползли далее, лицо первейшей осведомлённости. В первейшую очередь тебя и осведомляю, что не позднее, чем завтра ты любезный растянешь сухожилие на правой ноге, и я тут совершенно ни при чём. Печально, но факт. Его величество случай! Затем как ты понимаешь на принудительную пенсию, в связи с пошатнувшимся рассудком тебя никто не отправляет. Это уже здорово и потому к данному вопросу мы более не возвращаемся. Попрошу также отметить, что я не только говорю, что делать, но кое-где подсказываю и как. А это дорогого стоит. Вот вы полагаете, что в скором времени тем более с увеличивающейся популяцией и спросом, закончатся все мыслимые источники энергоресурсов. Что альтернативные источники энергии никогда не займут место старых добрых ископаемых угля, нефти и газа, что и дня не протянут эти самые ненадёжные альтернативные источники. Правильно, всё так. А известные только вам новейшие средства получения чистой энергии или миф или повлекут за собой ещё большее ускорение, а стало быть, и ещё большие энергозатраты. Исчезнет плодородный слой почвы, продукты и пресная вода станут дефицитным и редким товаром. И потому рост численности населения не возможен, численность необходимо сокращать и как можно быстрее. А тут как на войне все методы хороши для достижения результата. Но вот ведь парадокс. Для того чтобы ваше детище — банковская система успешно существовала, просто необходимо постоянное положительное развитие, дабы теперешние заёмщики и дети их, и внуки продолжали успешно брать мыльные кредиты и возвращать уже в виде настоящих ценностей, да с процентами. Ну а положительное развитие предполагает собой в первую очередь повышение рождаемости. Получается, банковская система рухнет при сокращении численности. Как же так? Где логика? Хитрите враги рода человеческого. Опять большую игру затеваете. Как показала практика, и история вы неплохо умеете зарабатывать на войнах и несчастьях, так что такая перспектива вам не страшна. Но вот в чём дело. Если ранее вы всё время находились за кулисами, словно невидимые кукловоды дёргали за ниточки, и никто и не подозревал о вашем существовании, никто и не предполагал, откуда голова растёт. То сегодня многое изменилось. Про вас узнают, вами интересуются, вам уже встретиться поболтать о делах как прежде, не дают спокойно. Про ваше бесструктурное управление уже знают многие. И этот порядок, который вы оставляете в качестве ширмы, вряд ли продержится долго, как и ваши конспиративные нововведения. Не одни бараны вокруг как вы думаете, и это уже начинает раздражать вас и бесить. Так что уважаемый навряд ли будущий нюрнбергский процесс обойдётся без вашего прямого в нём участия. Но, слава Богу, до процесса этого, никому не нужного, дело никогда не дойдёт, и прежде всего, потому что я здесь. И что же делать? Что предпринять? А прежде всего, включить мозги. Включить не просто, а в направлении противоположном ситуации. Нет ни чего проще, чем выйти поздним вечером на балкон и посмотреть на небо, усыпанное звёздами. Звёздами, чьё количество многократно выше количества всех песчинок на всех пляжах земли. Посмотреть на вселенную и предположить, что есть другие и их многократно больше чем всех звёзд в этой твоей. И ты мне будешь продолжать говорить, что места мало? Что энергии скоро не станет? К звёздам лежит путь человечества, только к звёздам или к забвению. Одно из двух, иначе никак. Только вот не ты и твои соклубники конечно поведёте человека на другой уровень. Будь спокоен, другие поведут. Найдутся достойные, с полным букетом необходимых качеств. Ваша же роль в истории ограничится тем, чтобы не мешать, и прямо с сегодняшнего вечера направиться к выходу из тупика, в который столь упорно сами себя и загоняли. Буквально сделать будет необходимо следующее: Все ваши аналитические институты и программы переформировать и полностью переориентировать. Более нет необходимости устраивать революции, смены правительств, войны. Поиском новых технологий, лиц той или иной степени одарённости, необъяснимых явлений и всевозможных пусть даже на первый взгляд нелепых открытий, должны заниматься эти институты и программы. Все многочисленные агенты и контрагенты как действующие, так и спящие, должны полностью, всецело присоединится к данной программе. И совсем нет необходимости, то, что найдут, тут же патентовать, прятать или продумывать извлечение прибыли. Всё что нужно будет сделать, это финансово обеспечить, убедиться в действительности да надёжности и отдать всем людям на их рассмотрение и решение. Понял?
— Понял! — по-армейски чётко, мгновенно ответил старик.
— Тогда движемся далее. Далее построение многополярного мира или точнее единого союза всех стран. Который должен состоять из выбранных правительств этих стран, и в котором не должно быть единой конституции и единых правил, а вместо них честное сотрудничество и взаимовыгодное партнёрство. Никакой стране никакого приоритета — все равны. Каждая пусть самая маленькая и бедная держава должна иметь абсолютно равный со всеми голос и мнение её будет рассматриваться наряду со всеми. Всякое давление уничтожить, любое лоббирование отдельно взятых интересов перед группой — стирать. Никакого более стравливания по национальным, религиозным, минерально-ресурсным, демографическим и историческим признакам. Всю подобную пропаганду, весь интернет и СМИ — троллинг в туалет и смыть покрепче. Понимаешь разницу? Наднациональная верховная власть интеллектуальной элиты и доминион банкиров мира никому не нужны, как собаке пятая нога. В печку такую власть. Немедленно позволить человечеству вырваться из плена и стать на человечный строй психики. Согласен?
— Согласен! — по-армейски чётко, мгновенно ответил старик.
— С питанием тут понятно. Ваш любимый девиз для простого люда: «Лучшее лекарство от голода — это крепкий сон, а ещё лучше гроб!» — стираем и более не слышим. Напрочь убираем монополию на семена и сжигаем генно-модифицированную продукцию, а дальше всё просто. Необходимы инновации, необходимы качественно другие технологии. И они будут, уверяю тебя. Главное не гоните, всему своё время. Эту проблему не решить без разрешения проблемы с получением новых видов энергии, так как вся мировая пищевая промышленность напрямую завязана на устаревшее сырьевое энергообеспечение. Здесь также необходимо будет пусть и не без слёз в глазах, отдать контроль другим. Ничего страшного, поплачете и смиритесь. С медициной тоже ничего необычного. Прежде всего, отдать, отдать полностью. Все технологии отдать, все спрятанные способы лечения смертельных и опасных заболеваний. И думать забыть о патентах и извлечении прибылей от производства почти никчёмных лекарств, извлечении прибылей запуская в мир какую-нибудь новую заразу, при этом держа наготове полный склад с вакциной. А уж второе, но самое важное — это доступность медицинской помощи для каждого жителя любого уголка планеты. Уж тут постарайтесь, как следует. Это особенно важно. Когда человек болеет, он всегда мучается и бывает очень даже. Этого больше допускать нельзя ни в коем случае, и тем более, как у вас было заведено до сего дня, делить на тех, кому лечиться, а кому нет. Деньги в медицине и фармакологии более не должны решать ничего. Любой нуждающийся должен получать все необходимые изобретённые на данный момент лекарства, причём бесплатно и мгновенно. На кону человеческие жизни, а дороже жизни пусть даже единственной нет ничего на свете, что тебе стоит наконец-то понять. Усвоил?
— Так точно! Усвоил! — по-армейски чётко, мгновенно ответил старик.
— Теперь обратим свой взор на систему образования. Ну что ты будешь делать! Опять твои фонды не выдерживают никакой критики. Опять всё плохо. А ведь это дети и подростки, это будущее, прежде всего. Правильно было замечено лепить из них можно всё что угодно. И не правильней всего конечно послушный потребительский класс. Всё неправильно, причём с самого начала. А надо вот как. Всё просто! Вообще усложнение всего, экономики, образования и так далее человеческая придумка. Ну, сперва общие основы некоторых наук, конечно же, преподавать необходимо, как учить писать и считать. Но вот далее долгие годы завуалировано захламлять ими мозги растущих поколений нет необходимости. Тем более в стремительно развивающемся мире. Знаний и информации становится больше год от года и некоторые не совсем далёкие учителя полагают, что и одиннадцати лет средней школы уже мало. Это до чего мы дойдём такими методами? Поверь через годок — другой и двенадцати лет не хватит, а там и тринадцати, и четырнадцати. Калейдоскопический идиотизм развивает такая система образования и только. Когда знаний и фактов множество, а как связать их не учат, потому, как сами не понимают. Все школы, все высшие учебные заведения на сегодняшний день — дрянь и барахло, да и только. Пичкают, чем попало, лишь бы видимость создать. Сплошная теория и пустая потеря времени. А практика, то есть жизнь, она оказывается совсем другая. Ведь не учат же в университетах той практике, в которой без связей и денег ты всё равно так и останешься букашкой. Наоборот показывают примеры, с нуля добившихся, трудом и потом себя сделавших. А для чего спрашивается, показывают, и кто эти всего сами добившиеся. Ответ простой — рекламный трюк они не более того. Счастливчики, которым позволили. А для того и позволили дабы многократное большинство смотрело на них и вкалывало как следует, лелея надежду и мечты. И стать таким счастливчиком всё равно, что выиграть по лотерейному билету. Вердикт такой: Не нужны нам более такие школы, университеты подобные нам без надобности. Окончательно и бесповоротно упразднить! Тут другой подход более приемлем. Развивать каждого как личность, в каждом развивая именно его одарённость, присущую именно ему талантливость. Распознавать с детства кто является логиком, а кто эмоционалом и для каждой группы создавать отдельную программу. С детства же и закладывать мозаичное восприятие мира вместо калейдоскопического. И не насиловать юные мозги ненужными знаниями, от которых ни конкретному индивидууму, ни окружающим не будет никакого проку. Запускать с ранних лет и всячески поддерживать именно его предрасположенности к чему-либо, пусть это будут математика или физика, литература или музыка, не важно. Тем самым подготавливая к поиску и осуществлению именно своей цели в жизни. Нет надобности, пихать в голову ребёнка всё и сразу, необходимо научить его простому — методу по которому он сам сможет обучаться любой науке. Методология и есть основа мировосприятия в целом. Прибавим к этому закрепление любой теории практикой с ранних лет и получим замечательную систему образования. Университеты так те вообще должны полностью на практику перейти и учить непосредственно, жить и одновременно извлекать пользу из жизни. Тому, кому теории не доставать будет, сам её найдёт, уверяю. Теория она пускай старикам вроде тебя достаётся. Им теорией и удобно и интересно заниматься. Вот, например, если юноша лет так с четырнадцати увлекающийся положим самолётами, будет остаток школы изучать только необходимые дисциплины, а перейдя в вуз ещё и пятьдесят процентов времени будет находиться на самолётостроительном заводе, в конструкторском бюро вместе с ведущими инженерами и так далее, гораздо больше пользы принесёт такой юноша в дальнейшем. Скажешь мне, на всех желающих на заводе и в конструкторском бюро места не хватит. Я тебя умоляю, не смеши меня. Ты не так давно про землю тоже самое думал. Любой завод и уж тем более бюро, можно так растянуть при желании, что на всех без дела слоняющихся зевак место найдётся. Но главное как всегда впереди. Что на твой элитарно интеллектуальный взгляд главное, ну-ка подскажи нам Рокфеллер.
— Быть может общедоступность образования и его бесплатность? — уже как-то без страха ответил Джон.
— Начинаешь соображать потихоньку. Рад за тебя, — впервые гость похвалил старика, однако насладится похвалой, не дал ни секунды. — Но в очередной раз ногой в болото! Хотя и эти вещи без сомнения важны. Не буду мучить тебя, самое важное это среда. Да-да, та самая среда, которая везде и всюду окружает любой растущий молодой организм и мало того, что окружает, так ещё и влияет на него непосредственно и очень даже весьма. Тут не без математики. Сколько процентов положишь на то, что в семье алкоголиков, с постоянными ссорами и драками, вырастет социально опасный элемент? Ведь данное, увы, передаётся генетически. Хотя совсем не обязательно если дедушка бражничал, то внук также будет склонен. Среда — вот ключ ко всему. Добавим теперь к тому неблагополучный район, уличные друзья того же самого социума и легко доступные сигареты, алкоголь и наркотики. Подражание тем идеалам, что окружают вокруг — силе, жестокости. Не поддельная чёрная зависть к чужим деньгам, а главное славе, что они дают. Что получается в итоге? Спешу тебя обрадовать не сто процентов, но всё-таки порядочно. Или вот с точностью до наоборот. Крайне благополучная, зажиточная семья, никакой нужды и все пути открыты. Сперва элитная школа, затем первейшее высшее учебное заведение. Бац, а процентик стать элементом тот же самый. Как так? Что не так? А ты, поди, проверь, где большее зло гуляет, в нужде или преизбытке. Да что там, сам всё прекрасно понимаешь. Вот и получается тот самый опасный элемент в сорока двух процентах случаев и, к сожалению, число это пока константа. А ведь никому заранее не угадать где и как опасный элемент себя проявит, а уж то, что проявит рано или что ещё хуже поздно, будь спокоен. Выбор есть всегда, но влияние среды постоянно будет одним из решающих доминирующих факторов в развитии человека и, особенно в периоды детства и юности. Так вот, в современном мире среда оставляет желать лучшего, причём практически везде. Отравлена среда делами и помыслами скверными, отравлена прошлым и отсутствием правды. Отравлена главным образом отсутствием веры в будущее и отсутствием духовности. Зажать эту самую среду между двух прозрачных стёкол и посмотреть на солнце, так даже контура светила не разглядишь. Придётся очень плотно и терпеливо поработать со средой. Изменить её так, чтобы воспитывала она лишь созидание и справедливость, помноженные на любовь к миру. Вот тебе на раздумье такой факт. Почему тебя и твоих сыновей, многочисленных племянников, братьев, сестёр и прочих, взяли да по-простому не укокошили? А ведь плёвое казалось бы дело. И мне не пришлось бы тут тебе лекции и нотации читать, а тебе в свою очередь их слушать. Правильно, всё дело в среде. Ты ведь не выбирал, в какой семье родится, какую фамилию носить. Отсюда все вытекающие. Соглашусь. Естественно тяжело было бы тебе с фамилией Рокфеллер, взять, да и всем на удивление поменять ориентацию. Стать пекарем, строителем или пианистом. Ведь то, что ты есть, вбивали в тебя с детства. Хотя то, что ты есть на самом деле — это слабенькая по количеству кучка атомов, захваченных полем в узком спектре меняющейся реальности, да наделённая духом. Микрочастичка от общей биомассы замкнутого цикла не более того. А интеллектуальная элитарная группа, это всего лишь деструктивный энергетический эгрегор, порождённый и питаемый вашей больной фантазией. Иллюзия и только. Налицо, то самое пагубное влияние отдельно взятой среды, и вот что благодаря ней мы имеем на сегодняшний день. Тяжело, но не невозможно было стать кем-нибудь другим. Скажу более того, наибольших успехов ты добился бы на поприще этнографа. Эх, что за ненаписанные и никогда не изданные труды про некоторые весьма таинственные и вместе с тем великолепные, мало изученные этносы, читал я надысь. А на обложке чёрным по белому автор — Джон Рокфеллер. Представляешь?! Однако ещё там давно в юности ты решил не бороться с течением, и напрочь забил в себе великого этнографа. Ты свой выбор сделал и сделал его сам. Тебе за него и ответ держать. Запомни кобылица, путь к любой цели какая бы она не была благая, если он идёт по головам, никогда не приведёт к правильному результату, и что чаще всего получится, так это всё с точностью до наоборот. Ну-с вроде бы теперь всё о главном. Ах да чуть не забыл. Точки роста — засекреченные города и центры опережающего развития, да побольше и во всех странах мира. Ну и, пожалуй, научный да народный суверенитет, а не только суверенитет центральных банков и валют. Да кстати перед словосочетанием суверенная эмиссия необходимо поставить слово — «святая». Получится: «святая суверенная эмиссия», а на святость посягать сам понимаешь очень чревато. Это обязательно и в первейшую очередь. Теперь вроде всё. Что остальное непонятно будет — подскажут. Что дальше не так пойдёт — повернут. Чего не досказал, своим умом доедешь. Если вдруг что получаться не станет — подсобят. Не расстраивайся, никто тебя не бросает один на один с глобальными переменами. Уже то, что я в тебя столько времени и сил вбухал, одно только это говорит о непременном твоём успехе. Но кажется мне, закрепить не помешает. Закрепить оно всегда только на пользу. Дивная история произошла однажды на заре времён древнего Египта. Убили фараона. Кто, зачем и почему непонятно, да и особо некогда разбираться. Стал по праву преемства власти от отца к сыну фараоном сынуля убиенного. Первейше что сделал, казнил личного лекаря отца, начальника царской стражи, а заодно главного военачальника. Ну, подумаешь вроде бы, какая невидаль. Таких историй сплошь и рядом, одна на другой. Ан нет! Не просто казнили подозреваемых, а сперва хорошенько попытали до полного признания. Затем всем троим, отпилили ноги в районе ахиллово сухожилия. Интуиция подсказывала палачам и новому молодому фараону, что по отделению ног от тела, и душа преступника никуда не сможет уйти, потому, как ходить без ног никак не сможет. Вот и на веки вечные останется в камне ей уготовленном. Ну и наконец, то — для чего я всё это рассказываю: как следует проклятье это, закрепили. Закрепили славно. Закрепили многочисленными надписями, описывающими ситуацию и безногими изображениями казнённых. Без этого сочли никак не обойтись. Некоторые те самые изображения на гранитных плитах по сей день выглядят неплохо. Согласись, после такого сто раз подумаешь, прежде чем против фараона что-то затевать посмеешь. Одно дело просто запытать, а другое совсем — закрепить на веки. Молодцы были эти древние египтяне, те ещё затейники. Вот и мы по примеру египтян закрепим нашу беседу. Ты надеюсь не против весомый?
— Будет всё равно, по-вашему, так что закрепляйте, — отвечал Джон. Странно, но старик более не боялся вечернего гостя. Не сказать, чтобы Джон хотел закрепить беседу, он и так всё прекрасно понимал, и помнил. Но к своему удивлению страха и возражения предстоящее не вызывало. Понимал Рокфеллер, что от него теперь много чего зависит. Что он если и не на верхушке плана, то где-то рядом, а значило это то, что наверняка сильно его больше трогать не станут. По крайней мере, пока.
— Ну, вот и чудненько! Это ты правильно угадал — всё равно будет по-нашему. Не, по-вашему, же быть, в конце-то концов, — весело заговорил гость и вместе с тем снова палочку в руке слегка приподнял. Комок подступил к горлу старика. Опять проклятая палочка развернётся в плётку. Опять рассекая воздух, послышится оглушительный щелчок. А уж за ним всенепременно жди какой-нибудь отвратительной пакости в свой адрес. Старик уже проходил подобное. Всё это Рокфеллер успел предположить в долю секунды, инстинктивно щурясь и сжимаясь от предстоящего удара плетью. Но его не последовало. Новое удивление ожидало Джона. Раскрыв глаза после не последовавшего щелчка, Рокфеллер к радости абсолютно ясно увидел в одной руке гостя превосходную палитру, в другой же вместо палочки большую изящную кисточку. Гость тем временем, совсем не обращая внимания на взволнованного и удивлённого магната, с увлечением смешивал краски на этой самой палитре в какой-то интересный задуманный цвет. Закончив смешивать, с удовлетворением ещё раз оценив получившийся оттенок поднеся кисточку на свет, вечерний визитёр театрально кисточкой взмахнул и послал красочный ляп в сторону стены за Джоном. Джон непроизвольно обернулся. На стене этот самый ляп сразу же растёкся и преобразовался в известную картину Делякруа: «Данте и Вергилий в Аду» — самое эпичное творение эпохи романтизма! Главное, поразившее старика, было то, что узнал он свою собственную физиономию среди цепляющихся за лодку «гневных», подлежащих вечной казни в Стигийских болотах. Видно было лишь свою голову и руки, всё остальное тело скрывала тёмная зловонная чача. А на лице отображалась бесконечная мука и тоска. Флегий же тем временем, знай себе, управлял лодкой, ни на кого не обращая никакого внимания, будто бы плыл он обыкновенно на рыбалку по Енисею. Едва успел Рокфеллер, как следует разглядеть первое полотно, как на противоположной стене было состряпано второе. На второй картине снова различил старик себя в толпе каких-то проходимцев. Толпа эта кто с воем, кто со слезами на глазах, а кто и просто безропотно понурив голову, направлялась прямиком в раскрытую пасть к какому-то гигантских размеров чудищу, выползшему на берег из океанских глубин. Озадачило Джона то, что все как один, включая его самого, шли в эту самую ужасную пасть на добровольной основе. По крайней мере, по бокам колонны не наблюдалось погонщиков с дубинками, а в хвосте колонны не имелось телеги с пулемётом. Следующим произведением искусства, разбавившим многочисленную коллекцию самого Джона, стал «Ад» правый ставень триптиха «Страшный суд» Иеронима Босха. На нём почему-то Джон в окружении своего многочисленного семейства стоял в самом низу и все вместе смотрели на большую рыбу, явно в ожидании своей очереди за наказанием. Но этого мало. Огромная рыба не осталась в долгу, и ответила Джону с кровными, ехидным полным упрёка взглядом. Снова взмах кисточкой, снова просвистела словно пуля, капля краски рядом с Рокфеллеровым ухом. Родился новый холст на этот раз с портретом. На портрете, конечно же, красовался сам элитарный мыслитель. Вылитый получился Джон, ничего не скажешь. И пиджак чёрного цвета сидел отлично, и галстук подобран со вкусом и фон красивый — барханы пустыни. Вот только на плече держал старик маленького белого щенка непонятной породы, а из носа старика капала кровь фонтаном. Добрый и родимый щенок, по-видимому, сочувствовал хозяину и как мог, пытался кровь эту слизать и остановить, что на деле выходило слабо. На деле получалось: забрызганный, упившийся кровью щенок и забрызганный кровью Рокфеллер. Носовой платок почему-то просто торчал из кармана и не вынимался. Ну и в нижнем левом углу портрета ради смеха красовалась траурная чёрная ленточка с бантиком, завершая собой творческий замысел художника. Вот такой вот портрет, ни дать, ни взять. Председатель клуба, громко и неприятно икнул. Следом за портретом в углу кабинета появилась определённо древнеегипетская ваза на постаменте. Видимо рисовать гостю поднадоело, и он принялся за лепку. Кисточка и палитра испарились, уступая место куску глины. На вазе той среди многочисленных древних египетских иероглифов увидел Рокфеллер опять себя в профиль сидящего на стуле. Расстроило то обстоятельство, и заметно было сразу, что ноги внизу почти в самом конце большой берцовой кости были явно кем-то или чем-то отделены от остального тела. Пока Джон рассматривал вазу, на противоположной стене появился папирусный свиток в рамке с идентичным рисунком и надписями.
— Ну вот, наверное, и хватит. Искусством закрепили, как следует. Вдохновение оно ведь тоже свои границы имеет. Никуда произведения не продавай, а вот показывать, так это запросто. Кому угодно и сколько угодно, — заговорил весьма довольный собою гость, с любовью рассматривая своё творение. — Чисто подлинники! Как они тебе?
— Неплохо кстати получилось. С выдумкой, — уже даже как-то немного нагловато-саркастически ответил старик, принимая всё за шутку, пускай и чёрную.
— Ты, правда, находишь?! Ну вот, а говорили безнадёга. Ещё говорили, что старые деревья не пересаживают, то есть исправлять тебя бесполезно. Ошибались, ты вот понятлевеньким оказался. Получай тогда бонус! Дарю тебе два лишних незаслуженных тобою годика жизни. Пускай и проведёшь ты их лёжа в кровати из-за инсульта, причём весь в пролежнях. Не беда! Тяжело в болезни — легко в гробу!
Ещё более повеселевший молодой человек подскочил к Рокфеллеру и крепко пожал тому руку.
— Теперь ты рукопожатный человек! Гордись этим и цени. Теперь от тебя животные шарахаться перестанут. Да кстати, не покидает меня ощущение, что я что-то упустил. Не довёл дело до конца и что-то подзабыл. Так-так. Луна в Тельце. Полнолуние. День явно неблагоприятный. Дрянь какая-то лезет в голову, порнография сплошная! Озеро пересохло, обнажив останки. Дело фиговое! Пятнадцатое. Воскресенье. Тринадцатый час. Ах да точно! Спасибо что напомнил.
Старик снова проглотил ставший уже нередким ком в горле. Конечно же, ничего он не напоминал, потому, как нечего было ему напоминать, а и было бы чего то, не стал. Очень устал старик и очень хотел в тот момент просто лечь на кровать и уснуть так суток на трое. А гость всё не уходил и придумывал что-нибудь новенькое всё время издевательское. Приходилось терпеть.
— На кого же я думаю, ты похож! Кого мне напоминаешь?! — меж тем продолжал весёлый брюнет. — Звать Джоном. Хитёр, жаден. Самый страшный пират, но удачно притворяешься добрым. Характер скрытный. Уже не женат. Ничего не приходит на ум? Нет? Тогда так: — И в этот самый момент прямо из ниоткуда в кабинет впорхнул старый Джоновский знакомец — белый попугай какаду, пытавший старика на острове своими просмотрами и играми в перегляделку. Впорхнул попугай в кабинет словно бешеный. Разбил по пути дорогой бокал китайского фарфора древнего сервиза, задев его крылом. Чуть было не сорвал пару картин. Успел нагадить на шкуру леопарда в центре кабинета и в завершении приземлился на левое плечо старика, больно вонзив острые, словно иглы когти в плоть.
— Попрошу любить и жаловать! Гусар собственной персоной! — вскричал гость и зааплодировал. — Отсюда вижу, Гусар обрадовался вашей встрече словно выпивке!
Старик тем временем рефлекторно пытался от Гусара избавиться, что причиняло ещё большую боль, так как Гусару в свою очередь, дабы удержаться на месте, приходилось впиваться когтями сильней и сильней. Когда Старик понял, что наглого попугая не одолеть и не сбросить, он успокоился и сел прямо, частенько косясь на птицу в ожидании какого-нибудь подвоха с её стороны.
Увидев, что все успокоились, сияющий гость продолжил:
— Привет пернатый друг! Вижу-вижу, не дурно освоился на новом поприще. Оно и правильно. Некоторые весьма недалёкие плаксы переживают, хнычут словно девчонки, а чего хнычут, сами не понимают. Видишь ли, не как хотелось, вышло. С нытиками у нас разговор короткий! Чем больше ноешь ты намедни, тем больше будешь ныть в грядущем! Паскудство — это самое нытьё. Вот за что ты мне симпатичен, так это за то, что никогда не забивал голову подобной ерундой. Делай, что должен и будь что будет. Так вроде у вас говорится, — проговорил гость.
Попугай на это приветствие весело раскачался на Джоновском плече, при этом радостно что-то чирикнул, поднимая белый хохолок на голове.
— Кстати есть для тебя работёнка. Всё, как всегда. Как ты любишь. Приключения интриги опасность, ну и собой разумеется замечательная награда по исполнению. Всего-то на всего необходимо последить вот за этим румяным и добродушным с первого взгляда, древним стариком. Последить непросто так, а с полным правом вмешательства в случае недостойного поведения последнего. На острове ты уже имел честь за ним последить, так что работа для тебя не в диковинку. Ну и потом жду к себе в гости. В накладе не останемся, ты меня знаешь, — и, переведя взгляд на старика, уже обращаясь к старику, незнакомец продолжил: — Есть такой замечательнейший писатель всех времён и народов сэр Артур Конан Дойл. Есть, а не был, попрошу заметить. Это потому что и сейчас сей достойный сэр продолжает созидать романы и детективные истории. На всеобщую, кстати, радость своих поклонников. Только вот совсем в других местах. Так вот среди множества великолепных произведений данного почтенного сэра, выделим одно. Выделим затем, дабы кое-кому стала немного понятней генеральная линия. Вкратце напомню. Жил да был человечек англосакс, что уже само по себе плохо. Понесла в юности человечка англосакса нелёгкая искать приключения на свою жопу, а точнее по своему англосакскому обыкновению разграблять колонию. И не куда-нибудь, а в колониальную на тот момент Индию. Шло всё как по маслу, но вот однажды совершил человечек глупый непростительный проступок. Убил духовного учителя наивысшей категории. Убил человека на много ступеней выше себя стоящего в понимании мира. И это вместо того чтобы взять и поучится у этого самого мудреца. И вот в наказание человечка не казнили, не замучили, не вырезали весь его род, как наверняка поступил бы ты. Нет-нет, что ты! Бери скорее награбленные тобой сокровища и уматывай куда пожелаешь! Вот что уготовили человечку мудрые ученики. И всё наказание человечка, казалось бы, было в том, что подарили ему в дорогу сакральный колокольчик. Только и всего! Подумаешь, какой пустяк! И вот где бы с тех пор человечек не находился, а он успел обзавестись семьёй и детьми, так вот, везде проклятый колокольчик звенел и звенел напоминая, что расплата рано или поздно всё-таки настанет. Ну, какой тут покой и здоровый сон, сам посуди. Многие лета одно и тоже. Разве это жизнь?! Закончился данный рассказ весьма логично. За человечком всё-таки пришли ученики. Человечка забрали. Больше человечка никто никогда не видел. Главная философия рассказа, конечно же, в том, что ожидание смерти хуже самой смерти, но в нашем случае она ни при чём. В нашем случае весь упор на колокольчик. Ведь какая удивительная придумка. Дзынь-дзынь поутру и настроение на весь день испорчено. Дзынь-дзынь в обед и в боку закололо, и аппетит пропал. Дзынь-дзынь-дзынь вечером и попробуй, исполни, как полагается супружеский долг, попробуй потом усни сладким сном. И главное, что никуда не сбежать, никак не укрыться. Хорошая идея тем и хороша, что может сразу несколько голов посетить или посетить одну, а в других с успехом прижиться. И вот по аналогии с колокольчиком мы имеем сакрального какаду Гусара на твоём плече. Гусар — это, кстати, не имя как ты, конечно, подумал! Гусар — это должность. Дело в том, что в прошлой жизни он был действительно самым заправским гусаром на службе его величества, при этом пьяницей и ужасным картёжником, задирой и везучим дуэлянтом, дамским угодником и наёмником в улаживании щекотливых дел. По оставлению собственного тела Гусар раз и навсегда решил покончить с тёмным прошлым и послужить силам добра любой ценою. Для чего, прежде всего, пришлось покрыться перьями и дать обет молчания. Гусар просто незаменим в подобного рода делах и уверяю, обладает всем набором положительных качеств, для данного рода работы. Вот собственно вы и знакомы. Добавлю, что Гусара никто кроме тебя не сможет видеть, и уж тем более никто кроме тебя чувствовать. Кормить и убирать за ним не требуется. Гусар полностью всецело самодостаточен и неприхотлив.
Тут гость усмехнулся.
— Ты уж не обижайся, но в таком важном деле как вытаскивание человечества из глубокой задницы, полагаться только лишь на одну беседу и твои заверения да обещания никак нельзя. Как маленького приходится оставлять под постоянным присмотром. Будем считать, что мы тебя зачиповали. Ведь удумал же ты взять всех, да и зачиповать. Это тебе, кстати, демоны во сне нашептали не иначе. Вот проверь теперь какого это на себе. Про Гусара вроде бы всё. Нет, чего-то всё-таки опять не хватает, — гость ещё раз критически смерил старика взглядом.
— Ах да! Точно! У Джона Сильвера, героя романа «Остров сокровищ» написанного Стивенсоном не было ноги, зато был костыль. Ну что же, это несчастье легко поправимо. Нет ничего хуже неполноценной схожести. Тем более ты всё равно её завтра подвернуть и растянуть собрался. Что ж избавим тебя от этого неприятного подворота!
— Прошу вас, не трогайте ноги! — взмолился опять растревоженный последними словами Рокфеллер. — Без ноги будет гораздо труднее воплощать намеченное. Один только период адаптации и ремиссии может занять кучу времени. А времени как я понимаю, лишнего совсем нету.
— Хитёр! Не отнять! — задумчиво ответил гость. — Будь, по-твоему. Ходи на своих двоих на здоровье. Тебе и так и так недолго осталось. Оно и в правду перебором будет и лишним препятствием. А препятствия себе создавать намеренно последнее дело. Кстати если понадобится мощное напоминание чего-либо, ты, только, намекни, а то я уходить собрался. Ну, нет, так нет, упрашивать не станем! Ладно, засим прошу откланяться. Как бы весело у тебя в кабинете не было, есть и другие дела, полюбопытнее. Советую больше меня не вызывать. Первое что будет при такой встрече так это полноценная проверка воздравии ты или дохлый.
С этими последними словами, гость, не дожидаясь ответного прощания со стороны старика, шмыгнул прямо в стену и в стене этой растворился, оставляя Рокфеллера наедине с самим собой и новым пернатым другом. Было и ещё кое-что специально оставлено или случайно забыто по уходу гостя. Рокфеллер даже не сразу заметил и почувствовал, что на его седой голове какой-то чуждый инородный предмет, а заметив панически — рефлексивно сорвал его и со страхом отбросил от себя на стол. Предметом оказалась самая заправская чёрная пиратская треуголка конца восемнадцатого века. Неожиданно из стены, в которой растворился молодой вечерний посетитель, высунулась одна только голова гостя. Голова эта забавно подмигнула Рокфеллеру, улыбнулась и сказала:
— Ошибочка вышла бро, до встречи на ярмарке! Бывай буржуй!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ СПЯЩИЙ АГЕНТ
— Добрейшее утро дорогой Соломон Израилевич! Добрейшее утро! Пора вставать. Тебя ждёт интересная и увлекательная работа и не менее увлекательная дорога до неё…
Звучал где-то в правом полушарии сонного мозга мелодичный женский голосок. Соломон Израилевич прогнал его прочь и перевернулся на другой бок. Тогда к процессу подключилось полушарие левое — мужское.
— Вставай засоня, а не то я тебя побью! — грозно крикнул мужской голос, после чего в голове упорно не желавшего пробуждаться Соломона Израилевича, почему-то громко загавкала собака. Терпел Соломон Израилевич этот невыносимый лай около минут пяти, а тот всё не прекращался. Казалось вот-вот ещё чуть-чуть и к нему прибавится какое-нибудь неприятное козлиное блеяние. Ничего не оставалось делать, приходилось вставать.
Часы показывали шесть пятнадцать утра. В комнате было темно и зябко. Выглянув в окно, Соломон Израилевич ещё более перехотел жить. Сильный ветер гнал мокрые снежинки по дворам и улицам с огромной скоростью. Межсезонье почти всегда непредсказуемо. Потихонечку открыв замок на двери в свою комнату, Соломон Израилевич на цыпочках прошмыгнул в уборную. В зеркале уборной увидел Соломон Израилевич, прежде всего несчастного человека лет пятидесяти, хотя всего год назад он разменял пятый десяток. Под глазами красовались ставшие уже обыкновенными тёмные мешки, а на бровях и голове казалось с каждым утром, седых волосинок становилось всё больше и больше. Добрейшее утро ничего не скажешь! И вот выпив наскоро чашку кофе, не завтракая, через двадцать минут бежит хмурый Соломон Израилевич в числе прочих работающих, по своей улице до ближайшей станции метро. Бежит так, чтобы поскорее избавится от пронизывающего ветра со снегом в лицо. Ветра, от которого глаза слезятся, будто плачешь. Ах, этот шалунишка ветер! Почти всегда он сильно дует только зимой и в каком бы ты направление не шёл всегда именно в лицо. А летом, когда жара неимоверная, когда смог над городом, его днём с огнём не сыскать. Бежит Соломон Израилевич и поскальзывается. Ударяется, встаёт, отряхивается и снова бежит. Добрейшее утро наверняка, не приведи Господи, чтобы таким же добрейшим вышел остальной день! Вот она родимая, наконец-то. Бабушкинская станция метро. А ехать так далеко, а ехать с пересадкой на Замоскворецкую ветку, а там аж до Водного стадиона. Бежит по ступенькам внутрь, внутри уже лучше. Тепло и нет ветра. Зато есть люди, очень много людей. И ещё есть часы пик, как назло совпадающие с часами поездки Соломона Израилевича на работу и возвращения с неё. Как говорят французы — «такова судьба». Но привыкнуть к этому невозможно и практически всегда это злит, а иногда и просто откровенно бесит. И вот Соломон Израилевич уже на платформе ждёт в толпе свой счастливый вагон. А вдруг сегодня народу будет поменьше, а вдруг повезёт и место сидячее занять удастся! Нет не повезёт! Нет, не будет поменьше, а даже наоборот. Кажется, больше обычного скопилось вокруг Соломона Израилевича людишек. И все торопятся, все на нервах. У каждого своё добрейшее утро.
— Уважаемые пассажиры! На прибывающий электропоезд посадки не будет! Электропоезд по техническим причинам следует в депо! Во избежание неприятностей просьба отойти за ограничительную линию! — Через громкоговоритель на всю станцию звучит как злой рок — женский голос. Звучит и повторяет несколько раз одно и тоже.
Огромное спасибо, вот здорово! Теперь к следующему электропоезду количество пассажиров удвоится. Замечательно! Удружил Московский метрополитен, ничего не скажешь.
И вот наконец-то подкатил вагон, другой вагон, тот, что не в депо. Добро пожаловать дорогие пассажиры, вам так рады внутри! А внутри дела так обстоят, что не успел ещё вагон затормозить как через стеклянные окна в дверях сразу видно и понятно — в вагоне и без того давка. На предыдущей станции ведь тоже удвоенное количество вмещать пришлось. И смотрят прижатые к дверям пассажиры через эти окна с откровенным недовольством и даже с какой-то враждой. Оно и ясно, куда лезть-то? Дышать скоро будет нечем. А лезть, тем не менее, надо. Другого не дано. Разве что плюнуть на всё и домой отправится. Двери открылись, и погнал поток биомассы Соломона Израилевича внутрь. Безжалостно погнал всё время, давя и утрамбовывая со спины. Кое-как втиснулся, а не все вошли. И голос звучит металлический: Осторожно двери закрываются и всё такое. Но чтобы дверям этим закрыться, сперва необходимо несколько раз хорошенько ударить по человеческим телам, сперва придавить особо невезучих необходимо. И вот когда в первом случае сильнее сжались внутрь вагона, а во втором наоборот сдались и отступили, в виду невозможности уплотнится, двери закрываются. Ох, что же будет на следующей станции. Куда следующую станцию размещать? Но это как говорится уже их проблемы. Хоть тут в вагоне в это утро повезло Соломону Израилевичу. Придавила его судьба к миловидной, вкусно пахнущей духами девушке. И не беда теперь что чей-то локоть колет в бок, а на ноги уже дважды наступили. Как-нибудь в таком положении доедем! Уж как-нибудь! Вагон тронулся, все пассажиры кто не на сидячих местах, и те, кто не за что не держится, качнулись в обратном направлении, но никто не упал. Падать ведь некуда. Поехали! Не успели набрать скорость, затеялась внутренняя рокировка. Кому-то скоро выходить так те к дверям, а кому дальше ехать те наоборот, подальше, от дверей с превеликим удовольствием. Не дало провидение Соломону Израилевичу как следует насладиться приятным прижатием. Не ему вдыхать запах нежных духов вперемешку с запахом юного девичьего тела. Не ему подобное удовольствие. Увы, не ему. А что же тогда ему? Закружило, завертело Соломона Израилевича в вальсе человеческих тел и столкнуло нос к носу с противнючим толстяком, потным вонючкой, да будто предыдущего мало ещё и с бородавкой на щеке. Волшебно! Закружило и так крепко в итоге придавило лицом к лицу, что пришлось отворачивать голову, дабы не смотреть в упор. Контраст перемены запаха ударил подобно молоту. Получалось, судя по запаху то, что толстяк не только не ходил в баню как минимум с неделю, но и зубы забыл почистить наверняка ещё с позавчера. Терпи казак, атаманом станешь! Мысленно успокаивает Соломон Израилевич сам себя и терпит. Дышит редко, иногда через рот, голова повёрнута. Толстяк же, по-видимому, толст не только телом, однако ещё и кожей. По барабану ему Соломон Израилевич напротив, не отворачивает он головы. Дышит ровно и спокойно. Не забывает, как следует потеть.
— Только не вздумай испортить и без того не самый свежий воздух. Только не портить воздух. Я этого не перенесу. Этот, судя по всему, легко сумеет. А подумать чего доброго могут что я, — очень злобно едет и думает про себя Соломон Израилевич. А тем временем остановка. Опять движение внутри вагона, опять движение снаружи. Вот он момент избавления. Во что бы то ни стало необходимо отцепляться. На мыслях то оно легко, а на деле трудно. На деле выходит, будто склеенных Соломона Израилевича и толстяка попросту поменяло местами, то есть развернуло на девяносто градусов и ещё сильнее сдавило. Вагон тронулся, опять качнулись пассажиры. Опять никто не упал. Вот тут и произошла главная досада. Не стал толстяк портить воздух, не справедливо плохо подумал о нём Соломон Израилевич. Но зато чихнул. Чихнул неожиданно, без предупреждения. Чихнул смачно да прямо в лицо поворачивающего в тот момент голову с одной стороны в другую Соломона Израилевича.
— Простите, я не хотел! Сам не знаю, как такое вышло. Давят крепко! — начал оправдываться толстяк, добавляя зловонного дыхания и без того оплёванному Соломону Израилевичу. Соломон Израилевич кое-как высвободил руку, подтёрся рукавом. Толстяку отвечать не стал ничего. Поднатужился что есть силы и повернулся толстяку спиной. Теперь толстяк дышал в затылок, а спина ощущала его мягкое желейное тело. Тоже мало приятного, но всё же лучше так. В правом полушарии зазвенел женский голосок:
— Добрейшее утро Соломон Израилевич! Не кручинься, с кем не бывает! Восприми это как маленькое приключение!
— Вот ведь прицепилась зараза! Пошла вон!
Остальной день прошёл у Соломона Израилевича никак. Ни шатко, ни валко прошёл денёк. Работал Соломон Израилевич помощником главного редактора в одном небольшом журнальчике, освещавшем в основном жизнь сильных мира сего. Разных там политиков, всяких там крупных бизнесменом. Не брезговал журнальчик и сплетнями да интригами из мира шоу-бизнеса. Частенько подпитывался скандалами и попросту откровенной клеветой. Брал, правда, редко журнальчик интервью у олигархов и знаменитых раскрученных преступников. Не так давно обзавёлся собственным интернет-порталом. Постоянно испытывал журнальчик дефицит рекламодателей, но умудрялся выходить в печать, не смотря ни на что. Выживал, в общем, журнальчик как мог, как мог, вертелся в этом жестоком несправедливом мире.
— А меня ведь сегодня обчихали в метро! — жаловался Соломон Израилевич своей помощнице Юлии. — Видела бы ты это лицо. До сих пор как вспомню, рвотный спазм посещает.
— Да что вы такое говорите! Как так обчихали? — удивилась помощница.
— Натурально обчихали, вот как! С брызгами слюны и соплями! — отвечает Соломон Израилевич.
— Это же надо. Как же так можно — чихать не прикрываясь. По-моему, это свинство! — гневно вступалась Юлия за начальство.
— И я так думаю. По-моему, тоже свинство! Прямо в лицо представляешь, — продолжал горюниться Соломон Израилевич. — Что там главный сегодня не утвердил в печать статью про объедаловку с дракой в Изумрудном? Два дня осталось.
— Немедленно Соломон Израилевич посылайте меня в аптеку за циклофероном. Немедленно! Вы разве не знаете? Сейчас новая разновидность гриппа начала проявляться. Уже больные имеются. Ближе к вечеру думаю, утвердит, с утра тоже сердитый приехал, — отвечала Юлия, и было засобиралась уже в аптеку, но Соломона Израилевича так просто не купить на подобные приманки.
— Спасибо что напомнила про грипп, и за заботу спасибо Юленька. Только в аптеку я как-нибудь сам вечером. Кто будет весь этот завал разгребать? Я один? Два дня осталось!
Далее объяснял Соломон Израилевич уже молодому журналисту Игорю из числа своих подопечных, что такое есть дурак.
— Получается, по-твоему, раз эта двадцатилетняя певичка ошибочно во всеуслышание посчитала себя умной, так непременно так оно и есть?! Как здорово ты её расписал! Пойми и запомни: тот, кто считает себя умным и уж тем более умнее других, да ещё и кричит об этом на весь мир тот в списке дураков в первой десятке. И вот ведь какая штуковина, в процентном соотношении в первой десятке доминирует именно слабый пол. Статистика вещь упрямая! Правильнее полагаться в независимости от возраста, пола, статуса, опыта, на то, что ты глуп. Тот, кто справедливо думает то, что он глуп и постоянно пытается узнать что-то новое, совершенствоваться, тот в классификации дураков уже на более высоком уровне, нежели считающие себя умными. Те же, кто успокоился, и уже не считают себя ни умными, ни глупыми, те, кто уже особо и не совершенствуются, но считают, что они вправе давать советы, учить жизни, те тоже дураки. Только сама жизнь в лице кого-нибудь или чего-нибудь может претендовать на право обучать. Вот те, которые более и менее это понимают и ограничиваются подсказками и помощью, не отказываясь при этом от возможности получения нового опыта, вот эти менее дураки, чем те другие, — воодушевлённо разглагольствовал Соломон Израилевич, совсем забыв про утренний чих.
— Что же получается? Кругом одни дураки и дуры, куда не глянь? Плюнешь, непременно в дурака попадёшь? Так что ли, по-вашему? — растерянно спрашивал Игорь.
— Именно так! Назови мне хоть одного умного знающего всё. Хоть одного умного всегда поступающего правильно. Назови человека, поступки которого на дистанции длинною в жизнь были все до единого безупречны, а энциклопедические знания давали ответ на любой вопрос. Лично я таких не встречал. Не глупые попадаются то там, то сям, иногда, а вот умных извини, не разглядел пока. Все мы ученики до гроба в этом мире, а ученик в априори уже не может быть умным. Он ведь только учится и учится именно для того чтобы стать умным. Старательным да! Сообразительным, смекалистым, ловким может быть, но не умным! А главное, на мой взгляд, это желание и способность к саморазвитию. Оно кстати наиболее привязано ко времени. Вот, к примеру, тебе тридцать лет, и ты только осознал и почувствовал стремление и желание само развиваться. Что мы имеем? Допустим, долгие годы тебе жизни, проживёшь ты до девяносто лет. Ну, так образно до девяносто. Примем и то, что в девяносто ты всё ещё будешь силён духом, и в полном рассудке и памяти. Получается, период саморазвития равен шестидесяти годам плюс минус несколько годиков, когда не получалось в силу каких-либо причин. Казалось бы, начни ты в двадцать, и он будет равен семидесяти годам, разница небольшая, какой-то десяток лет. Но вот ведь в чём дело: будь это ты в первом случае и твой, к примеру, сосед во втором. Будь вы погодки, то к девяноста годам сосед твой будет мудрее тебя на десять лет саморазвития, а это поверь мне — не мало. Каждый день читай по часу. По часу смотри в интернете полезные документальные фильмы. По часу изучай сперва одну интересную область, затем изучив её, принимайся за другую. Теперь эти три ежедневных часа помножь на десять лет. Сколько можно узнать полезного? На какую ступень собственного развития шагнуть?! Вот я и считаю, чем раньше начинаешь, тем лучше. Начинать всегда самое трудное, но ты уж мне поверь, начав именно само развиваться, ты сам не сможешь остановиться после небольшого довольно-таки срока. Настолько это увлекательный и интересный процесс. Заразный я бы сказал, с наркотиком сравнимый. И главное полезный во всех отношениях. Любую поставленную цель и задачу легче охватывать, параллельно само развиваясь. Пойми любопытство и есть главный двигатель прогресса. Любопытство такая штуковина, такая сила, что заставляет птенца выпрыгивать из гнезда, котёнка осваивать территорию и даже рыбу лезть в пасть к более хищному собрату. Более тебе скажу, лично я считаю, что создатель сделал нас, прежде всего любопытства ради. Всему присуще любопытство. Говорят, вот — любопытной Варваре на базаре нос оторвали! Брехня! Любопытной Варваре много чего нового на базаре рассказали! Испытывай постоянную жажду знаний дружочек. Утоляй жажду эту по мере сил своих и ждёт тебя успех.
— Получается и я дурак!? — как-то без радости, непонятно толи спросил, толи утвердил Игорь.
— Ну, наконец-то! Ты прямо капитан очевидность! Точнее ты адмирал ясен хер! Естественно дурак! Но поздравляю, дурак, перешедший на более высокую ступень в линейке дураков, нежели, к примеру, та бездарная певичка, заявившая себя, ни много немало — умной. Вот ответь мне сам, что бы произошло, пошли я тебя взять интервью, допустим у Андрея Фурсова или Николая Старикова? Ну что бы было? Молчишь?! Тогда я отвечу. И двух слов не смог бы ты связать, даже задавая вопросы, не говоря уже о том, если бы вы вступили в полемику. А Владимира Жириновского пошли я тебя вдруг сдуру проинтервьюировать, так он бы просто тебя съел. Это тебе не клубных завсегдатаев чудаков интервьюировать. Кстати касаемо умной певички советую тебе вообще не писать про неё ничего. Кому она нужна? Вот окажется в топе, тогда и вернёмся к этому разговору.
— Уж больно умён наш Соломон, аж дух захватывает, — жаловался после этой беседы Игорь помощнице Юлии в столовой. — Говорить начинает — сознание потерять можно!
И в этой самой манере прошёл весь оставшийся рабочий день Соломона Израилевича. Пятьдесят процентов времени Соломон Израилевич вспоминал утренний чих, расстраивался, злился, накручивал себе всякие нехорошие мысли по поводу гриппа и прочих заболеваний. А остальные пятьдесят процентов, как и обещал, вместе с Юлией разгребал завал, да всё интересовался, не поднялось ли настроение у главного, дабы утвердить статью. Статью за пятнадцать минут до окончания рабочего дня к всеобщей радости всё-таки утвердили. Засобирался Соломон Израилевич домой. Со всеми попрощался и в обратный путь. Опять метро, опять час пик. Опять работающий класс, уже с работы едет. Счастливчики, им кредиты одобряют. Счастливчики, они заняли свою нишу под солнцем, а это не каждому удаётся. Счастливчики, они пользу приносят, только вот, увы, прежде всего не себе! На этот раз хоть и нельзя назвать поездку домой сказочной, но добрался Соломон Израилевич безо всяких. Вышел из Бабушкинской, а на улице загляденье. Ветра нет, слабенький морозец и крупные снежинки. Чудо чудное на улице и ещё меньше Соломону Израилевичу домой хочется. И идёт он, потихоньку не торопясь, по дороге о смысле жизни размышляет. Есть у Соломона Израилевича все основания, не торопится домой. Дома у Соломона Израилевича в прямом и переносном смысле война. Дело всё в том, что восемь лет назад совершил Соломон Израилевич крупнейшую в своей жизни ошибку, а именно — женился. Женился Соломон Израилевич в возрасте Христа на гораздо более молоденькой, двадцати пяти летней жительнице Кривого рога, приехавшей покорять столицу. Покорять столицу Олюшке, а именно так звали супругу Соломона Израилевича, кроме как собственными ничем неподкреплёнными и необоснованными амбициями, особо было нечем. Вот и пришлось первым делом покорить Соломона Израилевича по жилищным и финансовым соображениям в первую очередь. Очень быстро понял Соломон Израилевич куда вляпался. Поспать, поесть, потанцевать, повеселится, погулять с подружками, а иногда и не редко выпить, вот то, что Олюшка ценила в жизни более всего. Но это бы ещё ладно и пусть даже всё за счёт мужа. Да только не ставила благоверная жена — вторая половинка, свою каменную стену ни во что. С первого года жизни начались упрёки и оскорбления, откровенные насмешки да унижения. Хотелось, к примеру, Олюшке новенькую шубку, да непременно лучше, чем у подруги Василисы, а Соломон Израилевич не хотел. Кто Соломон Израилевич в таком разе? Правильно, — жмот, скупидон и бессердечный подонок. Новенькую машинку жуть как хочется Олюшке. Кататься по магазинам ведь надобно на красивой машинке, а Соломон Израилевич опять не хочет. Кто он в этом случае? Правильно, — жадюга, лист лавровый и нищеброд. Зачем вообще Олюшка вышла за этого инфантильного обёртыша. А не балует Соломон Израилевич свою Олюшку не, потому что жалко. А скорее потому, что поцелуя в щёчку в благодарность и того не увидит Соломон Израилевич. И твёрдо знает, что это так. Единственно, что Олюшка хорошо умела делать, так это лить мутную воду на мельницу желаний. Отвело Соломона Израилевича провидение от второй крупнейшей жизненной ошибки. Очень хотел он по первой маленького Александра Соломоновича. Давай заделаем, предлагал Олюшке.
— Я ещё мало погуляла, мир не повидала, — отвечала Олюшка. — Вот будет у тебя зарплата в десять раз больше, тогда и обращайся. У моего ребёнка должно быть всё: лучший садик, лучшая школа, все мыслимые новейшие гаджеты и лучшая одежда, обучение так непременно в Лондоне, а ты на новую дачу накопить не в состоянии.
— При таком подходе будет у ребёнка всё кроме ума и совести. Воспитывать так необходимо, чтобы что-то хорошее появлялось непросто так, а в награду за какой-то поступок, деяние. Что бы ни с неба падало что-то материальное как в сказке, а умение это материальное заработать, заслужить, прежде всего, развивалось. Ценности они разные бывают, в большинстве своём ложные, а закладываются в основном с детства. При таком подходе вырастет потребитель, на полном серьёзе считающий и выдающий собственный акт потребления за достойное деяние и достижение. И никаким обухом потом это из него не вышибить. Не в гаджетах счастье пойми, — возражал Соломон Израилевич.
— Позиция нищебродов, лузеров и неудачников, — парировала Олюшка. Не сошлись Соломон Израилевич с Олюшкой во мнении как воспитывать и растить ребёнка, и, слава Богу. Понял Соломон Израилевич: не будет счастья ребёнку в этой семье. Однако вляпался Соломон Израилевич в другом. В другом погорел и приобрёл печальный жизненный опыт. До свадьбы была у Соломона Израилевича в наследство полученная однокомнатная квартира на Солянке недалеко от Москворецкой набережной. Там собственно и жили первые полгода. А ещё была у Соломона Израилевича дача в Жуковке, небольшой уютный домик на четырёх сотках. Ведь хотелось, чтобы всё как у всех, по-людски, так сказать. Из лучших побуждений действовал Соломон Израилевич, детишек завести опять же планировал в начале. Вот и продал всё недвижимое имущество с целью увеличения жилплощади. А на дачу мы заработаем, будет у нас ещё дача лучше прежней. Размышлял Соломон Израилевич и купил просторную двух комнатную недалеко от Бабушкинской. Но мало того что купил, так еще с супругой заехал да на равных правах прописались. Вот такой вот добрейшей души человек был Соломон Израилевич в возрасте Христа. Но, к сожалению, не прошли притирку отношения, не выдержали так сказать испытания бытом. Не получилось, попробовав вместе соль и сахар, даже стать друзьями. С разных планет оказались Соломон Израилевич и Олюшка. Из разных измерений даже! Столичная жизнь со временем окончательно испортила и без того неидеальную Олюшку. За прошедшие восемь лет Олюшка изрядно раздобрела и подурнела, ещё больше утратила меру и человечность. Раскидала по столичным клубам и кабакам остатки совести. Вместо житейской мудрости с годами приобрела бестактный эгоизм вместе с хабальством и какой-то чёрной ушлостью. Прониклась ненавистью и неуважением к супругу в такой степени, что однажды предложила тому съехать.
Благородным и воспитанным человеком слыл Соломон Израилевич, однако, благородным и воспитанным не до такой степени. И в свою очередь Соломон Израилевич предложил съехать Олюшке. Тут выяснилось ужасное: что из просторной Московской квартиры по линии метро, Олюшку никаким калачом не выманить. Палкой не выбить, ни за какие коврижки и только вперёд ногами. Начался новый этап совместной семейной жизни. На дверях, ведущих в комнаты, после пропажи месячной получки появились замки, словно в коммунальной квартире. И вот в один прекрасный день, Соломон Израилевич полностью снял благоверную с довольствия. При этом урезан был и рацион. Олюшка естественно заявила, что так этого не оставит. Что Соломон Израилевич за это ответит и ответит по-крупному. Что место ему на помойке и там он очень скоро и пропишется. Что и на без того рогатой голове Соломона Израилевича в скором времени появятся новые ответвления. И не стала Олюшка откладывать угрозы в долгий ящик. Кушать, веселится, гулять с подружками, выпивать ведь на что-то надо. И вот однажды придя домой, уставший с работы увидел Соломон Израилевич в коридоре, чьи-то ботинки сорок седьмого размера. На вешалке висела куртка, а в углу коридора стояла большая сумка. Из Олюшкиной половины раздавались голоса, а на кухне что-то шипело, скворчало и вкусно пахло. Бабах — сюрпризец. Сперва Соломон Израилевич подумал, что это так, гость какой-то или знакомый и, уйдя к себе в комнату, занялся своими делами. Время шло стрелки часов показывали одиннадцать, а гость тот, судя по всему уходить, не торопился. Напротив, Олюшка со своим гостем перекочевала на кухню. И вот уже как час с небольшим с кухни слышались весёлые голоса и хихиканье. Лопнуло терпение у Соломона Израилевича где-то к половине двенадцатого, когда услышал он такую фразу от уже подогретой своей благоверной в свой же адрес.
— Вот видишь! Сидит себе в своей комнате и носа не кажет. Тряпка, я же говорила! — веселилась подпитая Олюшка.
Соломон Израилевич резко встал. Резко же вышел и из комнаты своей. Увидел вот что. Сидела Олюшка за кухонным столиком в обществе молодого человека, определённо моложе её самой. Сидели и дружно выпивали, не менее дружно закусывали да общались. Человек молодой был высок и крепок, с наглой физиономией. Более ничем особо не выделялся, хотя было заметно, что вроде как бы ни местный.
— Что здесь происходит? — сжав зубы, сухо спросил Соломон Израилевич.
— Ты что ослеп? Сам не видишь? Ужинаем! Параллельно роман крутим. Кстати знакомься — это мой парень Эдик. Он будет у меня жить, — отвечала, усмехаясь Олюшка.
— Ага, как же! Знаешь, как называется жилище североамериканских индейцев? Фиг вам! Молодой человек попрошу на выход или я вызываю полицию, — раздражённо отвечал Соломон Израилевич.
— Сиди Эдик! Сиди! Ничего он тебе не сделает. Кого хочу того и пускаю на свою половину. Нет, ну ты только посмотри на него. Я же тебе говорила, теперь сам видишь кто это.
Подвыпивший Эдик до этого растерянно и немного исподлобья смотревший на Соломона Израилевича, но в беседу не вмешивающийся, неожиданно оживился и сделал следующее предложение:
— Почему бы тебе мирно не оставить нас в покое? Что такого-то? Сидим спокойно, никого не трогаем. К тебе не лезем. У нас, между прочим, любовь намечается, а тут ты мешаешься. По-мужски пойми, что третий лишний. Если выпить хочешь, так у нас ещё будет время. Давай только не сегодня. А?
— Ладно, не хотите по-хорошему, будь, по-вашему! — и Соломон Израилевич вернулся к себе, демонстративно хлопнув дверью, с одним лишь намерением вызвать полицию.
На удивление Соломона Израилевича, полиция, узнав, что насилия не было; драки не случилось; шума нет; кражи не свершилось; наотрез отказалась полиция ехать на такой ложный, по мнению полиции вызов. Тогда утром следующего дня под смешки из соседней комнаты засобирался Соломон Израилевич к участковому. Участкового этого, прежде всего, пришлось долго ждать. Затем выяснилось, что участкового более волнует то обстоятельство, не потревожили ли чем соседей. Причём здесь соседи?! Удивлялся Соломон Израилевич. В моей квартире посторонний мужчина засел, и, судя по всему, жить собирается. Вам что угодно чтобы меня выкинули или избили, дабы начать шевелится? На это участковый резонно возразил Соломону Израилевичу то, что не в его квартире, а в вашей, во-первых. Во-вторых, сор из избы выносить не стоит, и это последнее дело. Жалобы не поступали и вообще убьют тогда и приходите. Понял ещё раз Соломон Израилевич, что одинок он в этом мире и с тем одинок в своём горе. Пришлось жить дальше. Пришлось смириться. Тогда Соломон Израилевич решил, что это ненадолго и что или Эдик, узнав получше, кто такая Олюшка сам сбежит или же чего-нибудь натворит необходимого для основания его выкинуть. С этим и стал жить дальше. Надежда на то, что Эдик сбежит сам, треснула в первые же дни, словно весенний хрупкий лёд. Оказался Эдик приезжим на заработки молодым человеком двадцати трёх лет с дальнего востока. Работал шабашником в различных бригадах, но нигде по долгу не задерживался, так как работать не любил и не умел. Оказался Эдик зеркальным отражением Олюшки только в брюках. Как говорится, подобное притягивает подобное. Все те же взгляды на бытие и самоопределение в нём. Все те же нотки хамства и бескультурья. Всё та же завышенная самооценка и явное желание жить паразитом за счёт других. Вот что разглядел неглупый Соломон Израилевич в Эдике уже в первые три дня.
— Здорова журнальный человечек! Чего такой хмурый? — приветствовал Эдик Соломона Израилевича по-родственному, без обиняков, уже на второе утро. — А твоя супруга ничего так! Очень даже жаркая если захочет. Полночи сегодня спать не давала. Уф! Слушай, давно хотел посмотреть. Покажи, пожалуйста, скрипку.
— Какую скрипку? У меня нет никакой скрипки! — отвечал Соломон Израилевич в недоумении.
— Как нет?! — в свою очередь удивлялся Эдик.
— Да вот так! Нет и всё! — отвечал всё ещё ничего непонимающий Соломон Израилевич.
— Так ты выходит ненастоящий?! Ну, должна же быть скрипка, у родителей твоих, у дедов уж точно. Неужели не сохранил? Ну, будь другом, ну покажи скрипочку. Одним хоть глазком глянуть. Что тебе жалко, что ли?!
Тут до Соломона Израилевича дошло. Развернулся он и опять демонстративно хлопнул дверью.
Далее на подобные провокации Соломон Израилевич не реагировал никак, но это поначалу. Позднее всё-таки пришлось вступать в диалоги, касающиеся быта и совместного проживания. Везде где только можно Олюшка со своим Эдиком пытались кольнуть Соломона Израилевича, подшутить над тем, высмеять. Например, началась конкретная война за посещение санузла. Не успевал Соломон Израилевич утром зайти в совместный свой санузел умыться или ещё зачем. Как сразу же именно в это время туда же было важно попасть Эдику якобы опаздывающему на работу.
— Любимая он это издевается! Он это нарочито так долго там сидит! — кричал Эдик и стучал в дверь.
— Выключи ему свет дорогой, дело и сдвинется с мёртвой точки! — сипела Олюшка из своей комнаты.
— Но тогда он может не воспользоваться освежителем для воздуха! А я не хочу после него нюхать! — смеялся Эдик.
— Выключай смелее! Всё будет в порядке дорогой! Кто не рискует, тот не пьёт шампанского! — командовала весело Олюшка.
И Эдик выключил. Выключил один раз, затем другой. После чего взял подобную методу за практику. Однако мудрый Соломон Израилевич очень быстро купил себе простой, казалось бы, но очень необходимый в данном случае фонарик. И снова принялся злодейски по разумению Олюшки и Эдика непростительно долго сидеть в туалете. Тогда произошла смена тактик. Соломона Израилевича стали закрывать в уборной ежели тот не вырисовывался из неё по первому же требованию. Дважды Соломон Израилевич опаздывал на работу, а один раз дело чуть не дошло до потасовки. Спасло железное самообладание и выдержка Соломона Израилевича. Тогда Соломон Израилевич убрал наружный замок и пригрозил повторным визитом уже к начальству участкового. С туалетом на время отстали. Переключились на кухню. Однажды сварив великолепный борщ, Соломон Израилевич с неприятным удивлением почувствовал с первой ложки, что соли в борще раз в восемь больше чем надобно. Обнаружил лишнюю соль и сразу смекнул, что не он сам допустил такую непростительную ошибку. В другой раз пропали кое-какие продукты из холодильника. Затем посуду Соломона Израилевича испачкали непонятно чем, да так в шкаф и поставили на место. Приходилось принимать контр меры. А точнее, готовить, не отходя от плиты, посуду же и продукты в комнату под замок. Не остался без внимания и коридор. На ботинки и туфли Соломона Израилевича с определённой регулярностью начала наступать невидимая, всё время грязная нога. Верхняя одежда однажды поутру запахла дихлафосом, в другой же раз тройным одеколоном. Вся верхняя одежда и ботинки с туфлями в придачу, дабы оставаться целыми также перекочевали в комнату Соломона Израилевича.
Как-то опять-таки утром выходного дня повстречав Соломона Израилевича в коридоре, Эдик миролюбиво, но воодушевлённо заговорил:
— Вот в моём понимании, настоящий мужчина, настоящий рыцарь, не должен стоять на пути своей бывшей женщины. Настоящий мужчина попросту с достоинством уйдёт. Уйди и ты благородно в другое место. Когда будешь знакомиться с девушками, и говорить им: что, мол, я от своей ушёл, квартиру и всё остальное ей оставил. Знаешь, какое хорошее впечатление будешь производить?! Просто не представляешь! Одним только этим фактом станешь разить наповал! — буквально фонтанировал Эдик.
— Спасибо! Но у меня тоже есть своё представление о настоящем мужчине и рыцаре. Прежде всего, настоящий мужчина не подселится к ещё замужней женщине, да ещё и под одну крышу с мужем. А ещё настоящий рыцарь и это, прежде всего, сам забрал бы любимую пусть и на съёмную квартиру, — отвечал Соломон Израилевич.
— Ну, ты даёшь! Прикалываешься что ли?! На съёмную квартиру деньги нужны, а мне и тута неплохо! Зиг хайль! — смеясь, гундосил Эдик и выкинул зигу.
— Какой качественный стёб Эдя! Как я сама не догадалась, ума не приложу?! Ведь так просто и вместе с тем здорово! Обязательно постараюсь принять на вооружение, — ухохатывалась Олюшка, впервые увидав зигу.
— Бери любимая, бери! Для тебя дорогая и надоеды Соломона ничего не жалко! — оживился похвальбой Эдик и незамедлительно принялся объяснять Олюшке, как правильно кидать зигу. В каких случаях делать это просто необходимо. Например, вернулся Соломон Израилевич с работы, так зигуй! Или же, наоборот, на работу уходит, и тут поприветствуй его как следует. А ежели из комнаты вышел, например, постираться, так опять же можешь смело, как следует зигануть. Лишним уж точно не будет!
После этого разговора, зига стала обычным приветствием Эдика по отношению к Соломону Израилевичу. Соломон Израилевич терпел и терпел.
— Соломонишка! Беги скорее на кухню. Духовка уже раскалена, до красна! Духовка ждёт тебя! — мог, к примеру, закричать в конец оборзевший и зарвавшийся Эдик.
Или вот так:
— А в посольстве говорят: всем желающим без исключения можно вернуться на родину в Израиль! Израилевич, душенька моя, сделай одолжение, дуй скорее домой в свой родной Израиль! Там по тебе соскучились. Говорят, дела идут прекрасно, да вот беда! Израилевича не хватает для полного счастья! Для полной так сказать космической симметрии!
— Заткнитесь вы оба, и убирайтесь к такой-то матери, — мог иногда ответить на что-нибудь весьма обидное Соломон Израилевич. Оно и понятно — все мы люди. Нервы у любого предел имеют.
— Канарейку забетонируй! Шесть твой номер! — кряхтели, корчась от хохота на это Эдя с Олюшкой на пару из своей берлоги.
В день рождения Соломона Израилевича, вместо поздравления, Эдик с Олюшкой держали весь день пальцы крестиком, на то чтобы Соломон Израилевич заболел. Держали, и совсем не скрывали этого. Было и такое: поутру Олюшка нарочито громко и воодушевлённо рассказывала Эдику свой утренний сон. Мол, снилось Олюшке, что Соломон Израилевич помер и лежит в гробу на двух табуретках. Родня и сослуживцы, вокруг гроба, слезами давятся и серы лицами. Одни только Олюшка с Эдиком в сторонке стоят, взявшись за руки, и улыбаются да целуются.
Вот такая вот обстановочка творилась в родном доме Соломона Израилевича. Естественно терпеть это постоянно Соломон Израилевич не собирался и не хотел, а потому стал крепко думать вечерами. Думал непросто, а вооружившись чистым намерением и кое-какие мысли стали приходить в голову. Первыми мыслями, конечно, были «яд» или «несчастный случай». Стереть с лица земли этот дьявольский конгломерат, вот что особенно хотелось. Отчётливо Соломон Израилевич рисовал в своей голове картину, к примеру, аварии, или же падения с крыши гигантской сосульки. Вот только, всё это были мысли в момент гнева, в те времена, когда Соломона Израилевича только что зацепили или чем-нибудь особенно обидели. Трезвым человеком был Соломон Израилевич и соответственно умел мыслить трезво. А трезвое размышление над данным прискорбным вопросом говорило, прежде всего, следующее:
Что однажды встав на путь крови, дороги назад уже нет. Что как бы тонко всё не планировалось, в подобных вещах — всё может пойти не по сценарию. Что не стоят эти двое, прежде всего, загубленной Соломона Израилевича души. Что, планируя зло, против врагов своих врагам этим и уподобляешься. И наконец, из любой ситуации есть множество путей выхода. Сам собою напрашивался такой путь как неприятный размен собственной квартиры. Очень жалко было отдавать своё кровное. От отца с матерью в наследство, полученное. Да ещё кому! Этим жалким личностям. Одна из которых, к слову сказать, в один прекрасный день, порадовала Соломона Израилевича свежей новостью. Забеременела Олюшка от этого молодого бесперспективного Эдика. И это в то время как самому Соломону Израилевичу за весь совместный срок проживание по этому вопросу всегда звучал отказ.
— Тогда и у меня есть для вас новость! Сегодня же подаю на размен согласно долевому участию, — устало и как-то отрешённо проговорил Соломон Израилевич.
— Опа-па! Ну, наконец-то! Счастье-то, какое! Мы уж думали, сам никогда не догадаешься! Давно пора, мы и вариантики уже присмотрели. Твоя квартирка, конечно, чуть подальше будет и поменьше, но зато двор зелёный как ты любишь, и соседи тихие. Бабушки да дедушки в большинстве своём. Ещё потом спасибо скажешь! — на удивление Соломона Израилевича радостно восприняли услышанное Олюшка с Эдиком. Эти двое не скрывая восторга, даже хлопнулись ладошками, как будто свершилось что-то долгожданное. После этого взялись за руки и весело вприпрыжку сплясали, кружась по комнате и хором напевая:
Смотрелись со стороны как театр абсурда эти явно ранее заготовленные пляски и к радости длились не более минуты.
— Нет уж! Дудки! Ваши вариантики за бесполезностью можете проглотить на ужин. Мне они неинтересны. Я уж как-нибудь свои поищу собственные, — парировал Соломон Израилевич.
— Это мы ещё посмотрим. Нас скоро трое будет, а ты один. Поимей же совесть. Вот рожу в этой квартире, доля твоя резко сократится. А потом доказывай, что не ты отец. Не доводи до греха, — по-деловому, под согласительное кивание Эди, в свою очередь парировала Олюшка.
И с этого дня усиленно быстро приступил Соломон Израилевич к поискам выгодного размена. Был у Соломона Израилевича ещё один козырь в рукаве, про который ни Олюшка, ни тем более её сожитель не имели ни малейшего понятия. Тайник был у Соломона Израилевича. Ещё давно Соломон Израилевич осознал для себя некоторые простые вещи. Бумажные деньги — это, прежде всего бумага. Банки и прочие подобные заведения — это миф, вода на мыльной основе. А значит, нету доверия ни тому, ни другому. В чем же хранить заработанное и накопленное? И главное где? На первый вопрос ответ пришёл легко и просто. Хотелось бы конечно в недвижимости или земле, но пока не тот ещё уровень был у Соломона Израилевича. Оставалось в камнях и золоте — вечных человеческих ценностях. Со вторым вопросом пришлось повозиться подольше. Конечно лучше всего под боком, но надёжно ведь надо и не прознал, чтобы никто. Простой сейф никуда не годится в таких вещах. Пусть и спрятанный сейф по обнаружению сам собою заявляет то, что он хранитель чего-то ценного. Тем более что спрятать более и менее подходящий сейфик в квартире Соломона Израилевича возможности не было. Творчески подошёл Соломон Израилевич к процессу. Техническим глазом, посмотрев на свой собственный дом со стороны, Соломон Израилевич к собственной радости убедился, что плиты перекрытия пустотные. Далее на стадии ремонта семь лет назад с помощью перфоратора и тонкого бура шестёрки прощупал Соломон Израилевич свой собственный пол в той комнате, где жил сейчас. Действовал осторожно и хитро, всегда сперва спровадив Олюшку по какому-нибудь делу или дождавшись пока та сама уйдёт из квартиры. Ещё тогда давно что-то подсказывало Соломону Израилевичу то, что лучше благоверной оставаться в неведении. Если всё удачно сложится, будет сюрпризом. Но удачно не сложилось, а потому факт сокрытия тайника оказался блестящим ходом. После прощупывания определил Соломон Израилевич, где именно проходит полоса пустоты. Затем с помощью простой болгарки и алмазного диска вырезал аккуратненькую прямоугольную дверку из бетона. Дверка получилась замечательно. Она как частичка пазла доставалась и так же здорово ложилась на своё родное место. Пришлось вогнать в неё маленький дюбель-гвоздь почти по самую шляпку, дабы именно за него тянуть при открытии. Настолько чётко ложилась крышка тайника на своё место, что ничем не подцепляя, голыми руками с ней нечего было и делать. И вот — тайник готов! Все имеющиеся в наличии ценности последовали в него, в него же последуют и дальнейшие накопления. Осталось тайник замаскировать. Чтобы добраться до дверки сперва необходимо пододвинуть и немного приподнять тяжёлый, объёмный комод. Затем снять по обе стороны угла съёмные плинтуса. После этой процедуры остаётся лишь поднять линолеум и вот они сокровища! Да кто бы знал! А знал только Соломон Израилевич. Знал и очень рассчитывал, после размена реализовав часть своих драгоценностей приобрести жильё другого более высокого качества, нежели достанется Олюшке.
— Пускай удивляются потом, и лопаются от зависти, — думал про себя каждый день Соломон Израилевич. Думал и злобно радовался. Хоть где-то он перехитрил. Думал и в этот великолепно распогодившийся вечер, потихоньку не торопясь, бредя домой.
Дома Соломон Израилевич уже по обыкновению прихватив верхнюю одежду и зимнюю обувь, прошагал к себе в комнату. Из Олюшкиной половины раздавался негромко звук какого-то фильма шедшего по телевизору. Поужинав остатками сегодняшнего обеда, Соломон Израилевич принялся за процесс чтения. Читал Соломон Израилевич в своей жизни много и очень любил это занятие, отдавая именно чтению предпочтение в свободные часы. Однако в век информации очень много интересного в книгах было не сыскать или же очень трудно накопать, а потому в последние годы Соломон Израилевич пристрастился и к интернету и всевозможным научно-популярным фильмам. Читал Соломон Израилевич в этот вечер где-то до половины двенадцатого. И вдруг, как раз около половины двенадцатого раздался звонок на мобильный телефон. Номер не определился. Ну, кто может звонить в такое позднее время? Да с моей работой кто угодно. Сам себе задал вопрос и сам же на него и ответил Соломон Израилевич. Соломон Израилевич нехотя взял трубку.
— Алло! Соломон Израилевич? Здравствуйте! — заговорил незнакомый мужской голос, как показалось с небольшим акцентом. — Слушайте внимательно! Тринадцать стрел выпущены! Для вас есть работа.
— Кто это? Какая такая работа? — отвечал немного изумлённый Соломон Израилевич. Отвечал, а мозг сам собою почему-то зацепился за фразу-маркер про стрелы.
— Кто мы догадайтесь сами. Привет от покойного батюшки вашего. Надеюсь, теперь припоминаете?! — спокойно продолжал голос с акцентом.
Конечно же! Припомнил Соломон Израилевич как раз эдак около пяти за всё время при жизни отца, тот говорил ему про стрелы, выпущенные по врагу. Что фраза эта является ключом к действию. Так сказать, паролем. Что проигнорировать её нельзя никак. Что само существование Израиля Яковлевича и сына его и его детей, заключалось в ожидании этой фразы и последующих за ней команд и указаний. Ещё говорил отец, что все они в роду по мужской и женской линии являются глубоко спящими агентами. Агентами, призванными быть может так никогда и не проснуться, но уж если понадобится, исполнить всё что от них потребуется. Это и есть наш священный долг! Говорил отец ещё маленькому Соломону. А кто такие эти указатели? И в чём смысл? Спрашивал Соломон.
— Они есть вся мудрость и вся сила. Они есть изменение мира. Они есть главное в возрождении нашего народа, — отвечал отец, мало чего понимающему Соломону. Повзрослев, Соломон Израилевич вовсе забыл про эти самые разговоры. Счёл эти разговоры Соломон Израилевич скорее за фантазию отца, чем за реальность. Скорее за подачу желаемого взамен действительного. Ерунда какая-то, вот что это, давно решил Соломон Израилевич и ерунду эту как обычно с ерундой поступают, попросту из головы отправил. Однако звонок вечерний говорил об обратном. Ведь не мог никто знать об их разговорах с отцом сто летней давности. Тем более в таких мелочах.
— Это какая-то шутка? Что вы хотите? — неуверенно, но вместе с тем заинтриговано отвечал Соломон Израилевич в телефон.
— Да какие же могут быть шутки в столь позднее время?! Ни в коем случае Соломон Израилевич! Всё полностью серьёзно. Про вас как видите, не забыли. Да кстати, пускай вас, более не тревожит вопрос непристойного поведения вашей супруги. Уверяю, завтра вечером дома вас будут ожидать только лишь тишина и покой. Никаких более пресловутых Эдиков, уж поверьте мне на слово. Не останется ни единой вещички на добрую память, — продолжал шокировать голос с акцентом.
— Но чем я могу быть полезен? Я простой помощник редактора в мелком журналишке. И откуда вы знаете про мои отношения непростые и про Эдика?
— А ещё весьма умный и практичный человек. А должность ваша как раз плюсом, — не сдавался голос с акцентом. — Поверьте, мы много чего знаем, а узнать про какого-то там Эдика совсем пустяк. Так вот! Нам необходим качественный сбор информации. Нет-нет, не государственных тайн и прочей белиберды, как вы, наверное, себе нарисовали. Информации другого плана. Информация об одарённых людях, интересных нововведениях и открытиях по тем или иным причинам не имеющая возможности прорваться в мир. Кто как не жёлтый журнальчик получает её первым. Только и всего Соломон Израилевич. Только и всего дорогой! Кто как не вы уже на этапе поверхностного ознакомления сможет отделить и откинуть обычные восемьдесят процентов брака в данной сфере. Записывайте телефонный номер и адрес электронной почты. По ним будем держать постоянную обратную связь. — Подытожил голос с акцентом и надиктовал обещанный номер вместе с почтовым ящиком.
— Что же мне всё-таки практически делать? — все ещё с непониманием спрашивал Соломон Израилевич.
— А ничего особенного! Интересуйтесь, спрашивайте, подслушивайте. Если что интересного нароете, пишите, звоните. В вас верят! Если что стоящее ухватите, непосредственно живое участие в этом проекте за безграничным финансированием и получите. А теперь вынужден попрощаться, в одной только Москве ещё более сотни человек обзвонить намерение имею. До свидания!
В трубке зазвучали гудки, так что Соломон Израилевич попрощаться и не успел.
Далее Соломон Израилевич отложил книжку и размышлял. Не совсем верилось Соломону Израилевичу во что-то конкретное. Подозревалось что это розыгрыш. Однако розыгрыш очень как бы странный получался. И отбросил тогда Соломон Израилевич непонятное подальше. Переключился непонятно зачем к неприятному утреннему чиху. Пожалуй, думай Соломон Израилевич про этот отвратительный чих поменьше, всё бы и обошлось. Но вот почему-то засел этот чих упорно в голове. Да так упорно, что к двенадцати часам Соломон Израилевич взял, да и затемпературил. Сперва слабенько затемпературил, градусов эдак тридцати семи и пяти не более того. Но вот далее поползла температура вверх. Очевидно, это было, и плохо сказывалось, прежде всего, на самочувствие. То в жар кидало Соломона Израилевича, открывал тогда он окно. То морозить начинало, закрывал тогда он окно и кутался под двойным одеялом. Лекарств от подобного рода симптомов, к сожалению, у Соломона Израилевича не было. Так и не зашёл Соломон Израилевич по пути домой в аптеку. Забыл. Бежать в аптеку теперь было поздно, да и не было сил. Оставалось, одно — попытаться уснуть. Вот как раз это при увеличивающемся жаре, получилось весьма скверно. Сознание на пороге сна вошло в изменённое состояние. Но не бредовые галлюцинации поймал Соломон Израилевич в текущем неприятном состоянии, возникшем из-за жара. Нет-нет! Надоедавший весь день женский голос в правом полушарии мозга вот было то первое, что услышал Соломон Израилевич на пороге входа в сон.
— Соломончик! Дорогой мой! Душа родная! Только без истерик, побереги сердечко. Ведь как чувствовала моя упругая попка быть беде. Ей Богу, прознали паразиты про тайник! Скорее проверяй, а уж затем в полицию и только в неё, — плаксиво запричитал женский голосок.
И Соломон Израилевич в полубредовом состоянии, обливаясь градом пота, с трясущимися руками принялся освобождать вход к тайнику. С ужасом и глазами навыкат Соломон Израилевич с третьей попытки подцепил шляпку и открыл крышку. Все свёртки казалось, были на месте. Немного придя в себя, Соломон Израилевич стал поочерёдно их извлекать и проверять. Две шкатулки так же были целы и невредимы, а три мешочка которые уже не входили на расстояние вытянутой руки, и чтобы их извлечь, нужно было тянуть их за верёвочку, так и они были там в глубине. Их Соломон Израилевич даже не стал вытягивать. Лишь подёргал за верёвочку, убедившись, что на другом конце её имеется то, что надо. Соломон Израилевич сел на пол и с облегчением вздохнул. Фу ты бля! Надо же такому померещиться. Так срочно в кровать и спать! Скрыв тайник, Соломон Израилевич кое-как добрёл до кровати и рухнул на неё. Морозило, а потому укрылся и только закрыл глаза как опять.
— Ну что ты Соломонушка, дорогой ты мой человечек, мешочки на верёвочке-то не проверил! Неужели же постеснялся или поленился? А зря! Естественно эти жулики из-за стены всё сразу хапать не стали. Я бы на их месте поступила точно так же. Помаленьку бы тащила из самых дальних мест. Так оно менее всего заметно и дольше не вскроется. А когда вскроется они уже туту. На другом неизвестном адресе, — ещё более участливо пыхтел женский голос.
И снова повторение не такого, уж лёгкого, как казалось бы процесса. Процесса с передвиганием и поднятием комода, отрыванием плинтусов и оттягивания линолеума. И это всё как в лихорадке трясясь, а в один момент даже в глазах помутнело. Вот они любимые мешочки, извлечены! Бережно, несмотря на тряску в руках, Соломон Израилевич выкладывает содержимое на пол, и под светом настольной лампы просматривает. Вроде бы всё цело. Это же надо, какая собака! Что со мной творится то! А меж тем уже в жар кинуло Соломона Израилевича, и кое-как завуалировав тайник, прежде чем обрушиться на кровать, открывает он окно. Пять минут спокойствия. Вроде дела налаживаются. Кажется, вот-вот заснёт Соломон Израилевич. И снова!
— Нет, ну ты прости меня конечно дорогуша Соломон Израилевич, однако я ещё ни разу в своей жизни не ошибалась! Камешки-то, камешки из Таиланда контрабандой тобой ввезённые по возвращению с отдыха в собственном желудке. Можешь ли ты, поручится, что видел их сейчас в одном из мешочков. Дело тебе говорю. Свистнуты камешки. Тю-тю! Нету больше камешков. Хоть и немного их было, а жалко! — продолжал доставать женский голос.
— О Боже! Избавь меня! — Соломон Израилевич перевернулся на другой бок, правое ухо, накрыв подушкой. Тогда к делу подключилось полушарие левое мужское.
— Правильно не слушай её драгоценный ты мой Соломончик! Нашёл, кого слушать! Сразу бы меня спросил, а то развела тут сопли да слюни. Ничего внятного сказать не может, бибикает ерунду всякую. Гоняет больного человека, туда-сюда почём зря, — вступил в беседу хрипловатый мужской голос.
— Это я-то сопли развожу?! Это я-то слюни?! Это я ничего внятного сказать не могу?! Да ты посмотри на себя! Кто ты вообще такой-то? Ничтожное левое полушариешко с одной извилиной и той прямой, не более того! Соломонушка мне не последний человек. Ужели я его больного буду зря гонять. Проверь Соломонушка на месте ли камушки. Точно тебе говорю, профукал ты камушки! — с плаксивого тона женский голосок преобразился в немного агрессивный и обиженный.
— Да какие камушки?! В своём ли ты уме лепщица пельменей и королева борщей да салатов? Причём тут камушки? Брошь золотую от мамы полученную, вот что смотри Соломончик скорее. И не в мешочках, а именно в шкатулке её более нет. Этих двоих твоих сожителей, так вы их переоценили попросту. Какая там стратегия, какие там мешочки! Первое что попалось, схватили да в ломбард и радёхоньки. Думаешь на какие, сегодня попойка шла? А до мешочков ещё доберутся, ты уж мне поверь, если конечно прямо вот сейчас не встанешь и не проверишь на месте ли брошь, — убедительно и рассудительно проговорил мужской голос. Да так убедительно, что ничего не оставалось делать, как собрать всю волю в кулак и подчиниться.
Все последние силы задействовал Соломон Израилевич, дабы уже в третий раз вскрыть тайник. Пот уже буквально ручьями лился по лицу, а выжав майку можно было бы нацедить стакан гранёный. И радость, и ужас! Брошь на месте, цела и всё в порядке.
— Соломонушка! Камешки заодно проверь. Я ведь просто так не отстану. Душа за тебя ноет, — пиликнул женский голосок Соломону Израилевичу, а мужскому голосу: — Дурак! Только враки распускать и умеешь!
Пришлось проверить и камушки. С камушками получилась неразбериха. Их действительно не оказалось ни в одном из мешочков. Сердце неприятно закололо да засосало! Выручил голос мужской.
— Да во второй они шкатулке, скорее всего! Если бы камушки пропали, я бы непременно знал, — успокоительно промямлил мужской голос в адрес Соломона Израилевича. Женскому же голосу: — Сама дура!
И действительно во второй шкатулке оказался пакетик с парой десятков бриллиантиков в ноль один и ноль два карата, круглой формы, цвета Е и чистотой IF. Соломон Израилевич сам лично на отдыхе в Таиланде, втайне от Олюшки приобрёл и перевёз эти крошки, эти звёздочки домой. Соломон Израилевич даже научился заглядывать внутрь камня, определяя по его ломанным природным линиям его подлинность. Не смог удержаться Соломон Израилевич от подобного выгодного вложения, тем более что в Таиланде цена камней разительно ниже и привлекательней. Большое счастье! Камни на месте! Но Соломона Израилевича снова сильно заморозило, и уже совсем нет сил даже на сокрытие тайника. На четвереньках дополз Соломон Израилевич до кровати, с трудом забрался на неё и на этот раз моментально отключился.
В шесть пятнадцать зазвенел будильник. Соломон Израилевич подскочил и с удивлением про себя отметил. Не осталось и следа от вчерашней ночной хвори. Как огурчик чувствовал себя Соломон Израилевич. Никакого тебе жара, никакого подмораживания. Как корова языком слизала давешний недуг. Что за чудеса, подумал Соломон Израилевич, наверное, действительно какая-то новая разновидность гриппа ходит. Подумал и прежде всего первым делом скрыл тайничок. Неприятно вспомнились ночные мучения и кошмары. Да ну их! Всё нормально, — сам себя подбодрил Соломон Израилевич, и намерился было пойти на кухню, как вдруг раздался телефонный звонок. Ну, кого там опять раздирает? А номер опять, между прочим, не определился. Брать или не брать, вот в чём вопрос! Соломон Израилевич взял.
— Соломон Израилевич с добрым утром! Не спрашивайте, кто я и зачем вас беспокою в такую рань. Лучше вообще ничего не спрашивайте. Только настоятельно вас попрошу самолично, двадцать третьего мая этого года в одиннадцать подъехать в министерство энергетики российской федерации. Там прямиком направляйтесь в кабинет зам министра Дорохова Аркадия Афанасьевича. Уверяю вас, назревает ситуация. Не мне вас учить, как проходить в подобные двери. Только умоляю никому ни слова. Никто не в курсе, пока это большая тайна. Не посылайте журналистов. Сами, только сами! Надеюсь на вас. Больше говорить не могу — нахожусь под непосредственной угрозой смерти. До свидания! — На одном дыхании протараторил женский голос, очень похожий на голос из правого полушария, и после слова «до свидания», в трубке пошли гудки. Странные звонки получил Соломон Израилевич вечером и утром, очень странные. В глубине души, что-то говорило, что даже мистические какие-то звоночки. Но любопытен был Соломон Израилевич как тысяча чертей. И выходя из дома на работу, твёрдо знал уже Соломон Израилевич для себя, что двадцать третьего в одиннадцать будет он в указанном месте.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ ПЕРЕКРЁСТОК
Владимир Иванович Круговой человеком был пунктуальным. А посему так, как назначено, было ему к десяти, на месте был уже в девять пятьдесят. Тихонько сидел он в указанном ему кресле в приёмной перед кабинетом зам министра энергетики РФ. Сидел и спокойно ожидал, пока его пригласит, наверняка, весьма занятой зам министра Аркадий Афанасьевич Дорохов. Верная секретарша сразу намётанным глазом определила в профессоре просителя, а потому доля уважения и почтения угасла, уступив место высокомерию и величию. За каким же лешим, рано по утру, оказался почтенный астрофизик в столь непривычной и даже немного враждебной для себя среде? И почему собственно один? Где верный спутник и помощник Олег? Но всё по порядку. Всё дело в том, что наткнулся в столице Владимир Иванович на стену непонимания в научных кругах. А после случая с выступлением в институте физики и вовсе всё пошло насмарку: никто не хотел иметь с ним дела. Ещё как минимум два института и одну академию посетил Владимир Иванович в надежде быть услышанным. Но, к сожалению, дурная слава всегда разлетается очень быстро, в, то время как репутацию необходимо заслуживать годами. В этих двух институтах Кругового слушали, ему улыбались, поили чаем и старались, как можно быстрее от него избавиться, даже не попытавшись вникнуть в суть вопроса. А в академии и вовсе обидно не приняли, сославшись на нехватку времени. Унывать Владимир Иванович, конечно же, не стал. Его научили не унывать. Попытался, подумав поискать альтернативы. Пришла идея попробовать заинтересовать светлые олигархические круги. Владимир Иванович наивно полагал, что такие бывают. Одна давняя знакомая, подруга его покойной супруги, давно переехавшая в столицу и выгодно продавшая себя замуж, узнав, что профессор в Москве, узнав примерно, чем занимается, откликнулась помочь, не вдаваясь в детали. Помощь эта была, прежде всего, в совете. Попробуй Володя пробейся к Дорохову. Дорохов выгоду за версту чует, а связями обладает приличными. Говорят, в Переделкино огромный особняк отгрохал. Уж конечно не на зарплату зам министра. Моему Валере очень однажды помог, да и сам в накладе не остался. Попробуй, попытка не пытка! Таков был совет подруги жены. И Владимир Иванович внял совету. На удивление никаких преград на встречу Владимир Иванович не испытал на себе. Его легко и просто записали на следующий день, только лишь узнав фамилию и цель визита. И вот собственно он тут. Но почему один? Отпустил сердобольный старик молодого помощника на встречу с Элей в санаторий. Нехотя конечно отпустил, но отпустил без обид и претензий, оставляя за последним право, вернуться и продолжить вместе начатое. Ну как тут не отпустить. Дело молодое, да и не хозяин Олегу Круговой совсем. Другое дело, что Олег всё-таки взял, и поехал. Полетел как первокурсник за короткой юбкой, зная, ситуацию, зная, чем рискует его пожилой друг. Но не голова вела Олега. Как говорится: «Пока голову искали, ноги встали и пошли!». Сердце и всё ещё не прошедшие чувства повели его в какой-то дурацкий санаторий чёрт знает куда. Однако Олег заверил профессора и это клятвенно, что останавливаться в данном санатории он не намерен. Не намерен отдыхать в нём, а равно и лечиться. А как можно скорее выяснит отношения и пулей назад. Да так да, или нет, так нет. Конкретики душа требует. В любом случае Олег туда и обратно. Пару дней не более. Ну а тут как назло встречу назначили сразу по отъезду Олега. Легко и быстро и как всегда на следующее же утро. Пришлось ехать одному, хотя Владимира Ивановича и ничего не могло напугать или смутить, а всё же непривычно без помощника.
— Заходите, вас ожидают! — оторвал профессора от раздумий басистый голос секретарши Матильды ровно в десять.
Владимир Иванович переступил порог. Нет смысла описывать Дороховский кабинет, ранее он уже был описан. А вот Аркадий Афанасьевич немного отличался от прежнего. Сначала перемена была в гардеробе. Не в деловом костюме принимал зам министра Владимира Ивановича, а в простом свитере на замке. Из-под свитера проглядывалась не рубашка, но футболка. Ну и, пожалуй, на голове зам министра царил творческий беспорядок — «а-ля сноп сена», взамен аккуратной причёски. Сам же зам министра всё так же вальяжно распластался в своём кресле, теребя в руках ручку. Поздоровались. Представились. Познакомились. Профессор расположился в удобном дорогом кресле напротив зам министра.
— Итак, весь во внимании! — первым приступил к диалогу Аркадий Афанасьевич.
— Я собственно вот по какому делу. Непосредственно к вашей должности дело отношение мало имеет. Прошу вас выслушать, а там подумаете, сможете помочь или нет, — живо подключился Круговой.
— Слушаю, слушаю, интересно! Если можно покороче, и пожалуйста, умоляю основной корень. Времени, видите ли, свободного совсем крохи. Душат, на части разрывают! — заинтересовался и вместе с тем пожаловался Аркадий Афанасьевич.
На этот раз, умудрённый прежними не совсем благополучными опытами, да и вдобавок сознавая немного другой профиль аудитории, Владимир Иванович начал из по вдоль да около. Не стал профессор травить зам министра формулами и диаграммами. Перевёл разговор с самого начала в другое русло в плоскость финансов, выгоды и перспектив. Как самый заправский менеджер по продажам продаёт набор по уходу за кожей в вечернее время плюс набор утренней косметики мужчине, покупая того на бонус в виде флешки, так и Владимир Иванович приступил со сладкого. Плюсы энергетической независимости и минусы существующего порядка. Прямая очевидность выгоды на сравнительно небольшой дистанции. Огромные перспективы для человечества в целом и уж конечно для самого Аркадия Афанасьевича вырисовывались на лицо. Тут кто первый схватится, тот и соберёт в итоге лавры. Доходчиво и вполне понятно объяснил Круговой всю суть, после чего дал понять, что обладает сто процентными знаниями и гарантией на положительный результат. Необходимо лишь создать исследовательскую базу, включающую в себя несколько корпусов, такие как лабораторно-экспериментальный, производственный, исследовательский и при необходимости ещё кое-какие. Поддержка государства очень желательна, но не сто процентов необходима. Большие вливания вот что требуется на первоначальном этапе, и скорее всего транши эти должны быть на долгосрочной основе. Но разве цель не заслуживает того? Разве отдача не покроет разом все беды и несчастья что терпит человечество? И если найдутся с Аркадия Афанасьевича помощью люди готовые взяться за данное дело, то Владимир Иванович сперва привлечёт экспертов. Могут привлечь своих экспертов и предполагаемые спонсоры. Затем объявит в научных кругах о предстоящих работах. В теории с помощью этих экспертов объяснит или постарается объяснить, что именно будет сделано и для чего. Составит долгосрочный бизнес план.
— Вот собственно за этим я к вам и обратился, — закончил профессор и выжидательно уставился на Аркадия Афанасьевича. — Так каков будет ваш положительный ответ?! — После небольшой заминки ещё раз просигнализировал профессор. Прежде чем ответить Аркадий Афанасьевич, почему-то хорошенько не прикрывая рта, зевнул.
— Мой положительный ответ будет — «Нет» и ещё раз «Нет»! Всё это конечно очень интересно и здорово, но причём тут я?! Ах да, наверное, за тем, что бы прочитать вам лекцию и отговорить от ваших фантазий. Ну что же соблаговолите! Вот, например, есть такое замечательное изобретение как импульсный двигатель Ростислава Пушкина однофамильца известного поэта. Так вот для его создания не требуется ни спонсоров, ни базы экспериментальной, как и привлечения непонятно каких экспертов. Всё уже есть! Попрошу отметить, данный Ростислав не околачивался по кабинетам министерств в поисках подаяния на свой уникальный двигатель. Всё сам! Сам и базу соорудил, и корпуса затеял и выполнил. Итог таков: двигатель изобретён. Двигатель работает! Фантастика, да и только. Сам лично в лабораторно-измерительном корпусе присутствовал при запуске некоторых прототипов. Так вот двигатель бесспорно хорош. КПД зашкаливает, подача топлива в разы сокращена, полезная нагрузка на тяге увеличена неимоверно. И где же мы видим двигатель Пушкина? Буквально все бросились его внедрять в автомобилестроение? В самолётостроение взяли на вооружение? Рос космос взял в разработку? Как бы, не так. Никому не нужен такой двигатель, оказывается. А знаете почему? Прежде всего, потому, что про него никто не знает. А не знает почему? А потому что невыгодно резкое сокращение подачи топлива вместе с возрастанием КПД. Невыгодно, прежде всего, нам! Корпорациям, всей нефтегазодобывающей отрасли невыгодно, невыгодно правительствам, пока невыгодно и стране. Весь мир плотно сидит на нефтяной и газовой игле и будет сидеть ещё долго. А великое множество альтернативных источников энергии, устройств использующих чистую энергию как уже созданных, так и в будущем изобретённых, все они не то что поддержки не получат, а напротив, мешаются они и значит необходимо их прятать как следует. Сами посудите, какие деньги вкладываются в разведку ископаемых, какие несоизмеримо мощные ресурсы задействованы в данной сфере. Бюджет страны из чего, по-вашему, формируется? Куда всё это, по-вашему? Курице под гузку? Да что там говорить вся страна на нефтедолларах сидит процентов на двадцать и не только страна. Семейства влиятельных банкиров и владельцев корпораций напрямую заинтересованы, чтобы двигатель Пушкина как можно дольше был похоронен и забыт. Утопия ваш проект. Поверьте, не дадут и это в лучшем случае. Упираться приметесь, так исчезните, и как звать никто не вспомнит. Бросьте всё это и спокойно доживайте старость вот вам мой совет. Ну а открытия ваши никуда не денутся. Изложите всё на бумаге, настанет время, их прочтут, ими заинтересуются. Ведь ресурсы природные всё равно не вечны. Засим, прошу меня оставить. Лекция окончена. Приношу глубочайшие извинения за то, что не оправдал надежд. До свидания!
Всё время пока Аркадий Афанасьевич увлечённо объяснял профессору то, что тот и так прекрасно знал, с самого вступление закралось в душу Владимира Ивановича неприятное чувство тревоги. Сперва закралось, а по мере продвижения Аркадия Афанасьевича в своих изложениях, набирало обороты и странно усиливалось. Почти в самом конце так называемой лекции, в мозг Владимира Ивановича влетела вот какая картинка. Отчётливо увидел он, что когда Аркадий Афанасьевич бестактно зевнул в самом начале, обнажил он тем самым звериные клыки. Такие же клыки уже видел Круговой в своём сне у демона калеки. Решил Владимир Иванович сымпровизировать на свой страх и риск. Терять то всё равно уже вроде было нечего. Взял Владимир Иванович после до свидания, да и перекрестил Аркадия Афанасьевича. Перекрестил и с ужасом увидел, как передёрнуло и скособенило замминистра. Аркадий Афанасьевич подскочил со своего места, руками облокотился на стол и ядовито с ненавистью уставился на Кругового.
— Нет ну так нечестно! Ну, какой тут может быть профит твою мать?! — злобно зачеремякал зам министра непонятно кому, но только не Круговому уж точно. — Наделяют способностями. Всячески содействуют. Ну и как тут работать?! А как же равновесие и невмешательство? — И уже Круговому, — а ты чего уставился? Думаешь, твоя заслуга в том есть? Может тебя за подобные проделки прямо тут прихлопнуть как паука или кишки на люстру намотать? Это тебе не твой идиотский сон. Тут тебе пушку никто не притащит. Добро пожаловать в реальность!
— Я тебя нечисть не боюсь! Делай что угодно, а у меня есть свой путь. Ему я и следую, — спокойно отвечал Владимир Иванович, чем окончательно вывел из себя одержимого Аркадия Афанасьевича.
— Тебе конец говорящая обезьяна! Продукт неудачного эксперимента нефилимов, лови маслину брюхом! — зашипел зам министра и принялся стрелять во Владимира Ивановича из указательного пальца. Выстрелы были самые, что ни на есть настоящие и убедительные. С грохотом, пороховым дымом и огненными залпами. Однако пули почему-то долетая до профессора, теряли силу и падали тому под ноги. Аркадия Афанасьевича снова передёрнуло и скособенило, но уже от досады. Тогда метнул он молнию. Ловко метнут с грохотом неимоверным, ослепительную молнию и огромную в придачу. Настоящую молнию, в общем. Но и тут молния как по волшебству всеми своими дугами и разрядами обогнула профессора по разные стороны, не задев того и не причинив никакого ущерба. На удивление никто не вбегал на эти грохоты в кабинет. Складывалось впечатление, что их никто и не слышит. Тогда ещё больше рассвирепевший зам министра принялся визуально душить Владимира Ивановича на расстоянии. Вот это сработало! То есть по другую сторону стола он делал рукой похожие на удушение действия, а Владимир Иванович находясь в пяти метрах, почувствовал на своей шее холодные металлические пальцы с острыми как иглы когтями. Пальцы эти сомкнулись словно тески, перекрыв ход кислороду и крови. Из последних сил перед неизбежной потерей сознания Круговой еле-еле двигая рукой, ещё раз окрестил демона. Что-то неведомое, а скорее внутреннее «Я» подсказало профессору поступить именно так. В воздухе раздался оглушительный удар плетью! Тиски, сжимавшие горло моментально пропали. Кровь ударила в голову, а кислород в лёгкие. Нагнувшись и сделав несколько глубоких вздохов, Владимир Иванович потихоньку пришёл в себя. Первое что сделал, это посмотрел на противника. Аркадий Афанасьевич после удара невидимой плетью закашлялся, и вышел из-за стола в середину кабинета. Тут произошло опять невообразимое явление. На манер покадровой перемотки — «туда-сюда» с Аркадием Афанасьевичем произошли следующие метаморфозы. Появился он сперва в защитного цвета, грязном комбинезоне охотника. Тут же в долю секунды этот наряд преобразовался в деловой костюм при галстуке. Затем опять комбинезон и снова костюм. И так раза три-четыре на большой скорости, словно заезженная пластинка менял гардероб зам министра. Невидимый костюмер остановился всё же на костюме. Бледный Аркадий Афанасьевич растеряно осмотрелся вокруг. Далее осмотрел самого себя и посетителя. Было заметно, как потряхивает зам министра. Последним что сделал Аркадий Афанасьевич, посмотрел он как-то безрадостно на портрет президента. По аналогии с прошлым разом портрет этот ожил, ухмыльнулся и показал кулак с опущенным вниз большим пальцем. Показалось, что говорит этим жестом президент только одно: «Сливаем мы тебя Аркаша! А как ты хотел!».
После этого Аркадий Афанасьевич упал замертво и принялся синеть прямо на глазах изумлённого профессора. Прогнав пару, секундное оцепенение Круговой выскочил из кабинета и закричал:
— На помощь! Кто-нибудь, скорую вызовите! Человеку плохо!
Кричал Владимир Иванович что есть силы, а на деле получался какой-то шёпот. Однако его с лихвой хватило, дабы неимоверно взбудоражить преданную секретаршу Матильду. Матильда сорвалась пулей в кабинет зам министра, моментально оценила обстановку и уже не шёпотом, а громким серено подобным визгом повторила ранний призыв Кругового. Началась суматоха. Понабегли всяческие коллеги Аркадия Афанасьевича. Один особенно резвый даже попытался оказать первую медицинскую помощь. У него не вышло. Затем зайцем подобно Матильде ворвались дежурные врачи министерства и так же приступили к реанимации. А уж за ними, на удивление очень быстро в течение каких-то пяти-семи минут подоспела и самая что ни на есть настоящая бригада неотложной скорой помощи. Били током тело зам министра, вводили разные растворы, кололи даже прямо в сердце. Да вот только всё безрезультатно. Без десяти одиннадцать врачи после десяти минут безуспешной борьбы за жизнь зам министра констатировали смерть.
— Ещё! Еще пробуйте! Требовала, рыдая навзрыд неугомонная Матильда. Но всё тщетно и старший в бригаде реаниматологов принял решение прекратить реанимацию. И это несмотря на то, что бывали случаи оживления и после тридцати минут. Испустил дух, ставший уже покойным Аркадий Афанасьевич. Царствие ему небесное! Далее, как в замедленном кино прибыла на место и служба внутренней безопасности, а за ними и полиция. Матильда и всяческие женщины — кто рыдал, кто просто делал вид убитого горем. В перерывах между особо острыми приступами рыдания Матильда поочерёдно подходила ко всякому попавшемуся на пути с одним лишь жалобным вопросом:
— Что же теперь со мной станется? А? Ведь не всё пропало? Как же теперь я то?
И не дожидаясь ответа, сразу же переключалась на рыдание, а затем уже тот же вопрос летел другому. Коллеги покойного решали всяческие, необходимые в подобного рода случаях, дела. Кто-то звонил домой жене, кто-то самому министру и так далее. Чужим почувствовал Владимир Иванович себя на этом празднике жизни, и вознамерился было уйти, как к нему подошёл один из сотрудников безопасности. Вежливо тот поинтересовался, кем является посетитель, по какому вопросу прибыл, что собственно произошло. Получив немного невнятные ответы, попросил профессора никуда не уходить, заверив, что вскоре с ним побеседуют, а уж его показания крайне важны, ну и конечно само дело ни больше не меньше, а государственной важности. Всё это внимательно подслушал стоявший рядышком Соломон Израилевич, прибывший на указанное место двадцать третьего марта ровно к одиннадцати как всегда с пунктуальной точностью. Прибыл Соломон Израилевич и глазам своим не верил. За что браться, с чего начать в голове прокручивал, да не складывалось. Ненароком подслушал беседу с профессором. Мудро решил ждать, что будет далее. Профессор тем временем пребывал в двояком состоянии духа. С одной стороны, проглядывалось явное расстройство и изумление ко всему произошедшему. Ведь совсем не на это рассчитывал Круговой, собираясь поутру и выходя из дому. Вместо результата, а он необязательно должен был сложиться положительным, и профессор прекрасно это понимал, так вот вместо результата, опять нелепая неприятность. Чайная ложечка говнеца в стакан чая, вот что получил Владимир Иванович. Благо хоть, что не столовая. Снова соприкосновение с потусторонним, и к слову потусторонним весьма несветлым. Опять гадость какая-то и отвратительный спектакль. Так чего доброго после таких продвижений слава опять пойдёт дурная, перестанут чего доброго профессора вообще на порог пускать. Но с другой стороны закрадывался вопрос. Зачем вот это мне сегодня? Должен же быть какой-то смысл? Хотя бывает и весьма часто, так что смысла с увеличительным стеклом не сыскать. Ещё как бывает. В голове запиликал монотонно куплетик из детского мультика: «Какой чудесный день! Какой чудесный пень! Какой чудесный день! Какой чудесный пень!». Прервал данные размышления вместе с пиликаньем, непонятно откуда взявшийся в данной тревожной атмосфере рыжий, полосатый, большущий котяра. Кот этот почему-то выбрал именно Владимира Ивановича, а выбрав, принялся тереть бока о ноги профессора. Круговой решил было отпихнуть наглое создание, но кот сработал на опережение. Уважительно отойдя вперёд сел, он перед профессором и мягко учтиво заговорил. Владимир Иванович проглотил ставший в горле ком. Огляделся по сторонам. Никто не замечал ни его, ни говорящего кота. Всем было не до них. Сперва счёл говорящее животное профессор за посттравматический шок от пережитого. Но кот говорил дельные вещи, и профессор поневоле стал прислушиваться.
— Не расстраивайтесь коллега! Эта второстепенная, заблужденческая фигура — Аркадий Афанасьевич — он ведь всё правильно помер! Так ему недавно кукушка накуковала. Спросил куковавшую кукушку давеча в лесу Аркадий Афанасьевич:
— Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось?
А та взяла и молча, улетела! Ну, сами посудите чего ему тут более делать?! Домик гостевой в Переделкино строить что ли? Так одни хлопоты и нервотрёпка с этим домиком будут. Чего он еще не видел тут? Пожить на широкую ногу кто-кто, а Аркадий Афанасьевич весьма успел. Чего-ж ещё надо-то? А меж тем спешу радостно сообщить вам то, что Аркадий Афанасьевич за последнее время весьма положительно преобразовался. Точнее будет сказать, его положительно преобразовали, но ведь суть от этого не меняется. А что тут? Ставлю клок шерсти из-за правого уха, что всего за неделю Аркадий Афанасьевич опять бы испортился и стал прежним. А то и хуже старого. Вот так вот уважаемый профессор. Вот так! Туда ему, как говориться, и дорога! И плакать по усопшему мы с вами конечно не станем. Уж точно не мы! Оставим это неблагодарное занятие Матильде! — говорил кот и временами поглядывал на распростёртое в десяти шагах тело зам министра. — А потому предлагаю вам выкинуть из головы ставшего уже бесполезным Аркадия Афанасьевича и, ответив на вопросы полиции спокойно отобедать в прекрасной во всех отношениях министерской столовой. Ах, что за селёдочка была сегодня нарезана в салат. Вы бы знали. Жаль, что Аркадий Афанасьевич её уже не попробует. Я бы эту селёдочку безо всяких там салатов проглотил с превеликим удовольствием. Можете мне ничего не отвечать, а то наиболее наблюдательные скажут еще, что вы умом попятились. Сами с собой разговоры разговариваете. Ну да ладно, меня, поди, уже хозяйка потеряла. Помашем же лапой на прощание новоприставившемуся! Пора мне, побежал я! Огромный приветище Олегу!
И кот действительно побежал от не верившего во всё происходящие и вместе с тем верившего своим глазам и ушам профессора.
А далее пришлось долго ждать тем более, что время как назло тянулось очень медленно. Ждать и наблюдать за всем происходящим. Затем, не вдаваясь в детали объяснять при этом подробно службе безопасности и полиции, что и как вышло. Подписывать какую-то бумагу утверждающую, что профессор должен явиться в кабинет дознавателя по первому требованию. Оставлять свои координаты и паспортные данные. Освободился Владимир Иванович от всей этой неприятной суеты аж в начале четвёртого. Настроение было если сказать нулевое, то ни сказать ничего. Задумчиво бредя по коридору министерства Владимир, Иванович вдруг вспомнил, что с утра маковой росинки во рту не держал. В подтверждение этих мыслей в желудке заурчало. Тут же вспомнились и слова кота, про чудо-министерскую столовую. А почему собственно и нет?! Чего теперь уже! Рассудил профессор и, спросив, какого-то мужчину, где столовая располагается, направился прямиком туда. Уже на входе Владимир Иванович заметил, как хороша столовая, а отведав первое блюдо — суп солянку окончательно понял, что рыжий кот не врал. Такой солянки вам в заводской столовой не подадут. Такая солянка только в администрации или в министерстве водится. Колбаса в солянке не за три копейки, а прямиком из цеха патронажного мясокомбината, прилетала в столовую каждый день в полседьмого утра. Действительно столовая, как и по интерьеру, так и качеству приготовленных блюд разительно отличалась от столовой, к примеру, какого-нибудь трамвайного депо. На носу уже маячило второе блюдо — телячий язык с картошкой под сливочным соусом, как к профессору за столик подсели.
— Здравствуйте! Разрешите присесть?! Позвольте представиться, Соломон Израилевич! — дружелюбно начал свой диалог подсевший.
ГЛАВА ПЯТАЯ ДУХОВНО БОЛЬНЫЕ И ЗДОРОВЫЕ
Немного ранее событий, произошедших как с Соломоном Израилевичем, так и с Владимиром Ивановичем произошло вот какое событие. На частном острове в огромной, просто шикарной спальне рано поутру проснулся Джон Рокфеллер. Проснулся, сладко потянулся, и вознамерился было вставать, но тут, же что-то вспомнил. Неприятно поморщился и прежде чем встать нащупал облегченный костыль с опорой под локоть. Дело в том, что старик всё-таки предсказано, потянул-таки ногу, и нога теперь эта при ходьбе болела, несмотря на последние достижения в медицине. Пустяк! Утешал себя Джон. Пусть так, зато на своих двоих. А ведь могло быть и гораздо хуже. Так вот нащупав свой костыль, Рокфеллер встал, и тут же из воздуха выпорхнул ставший уже обыденным Гусар, чик-чирикнул, да приземлился на стариковское плечо. Проклятый Гусар как назло всегда появлялся неожиданно и всегда больно впивался когтями в плечо. Далее Гусар постоянно сопровождал старика в течение всего дня, оставляя последнего лишь вечером подле кровати. Вот так вот! Как и было обещано! Затем в голове Джона стали отматываться назад события последней ночи. Вдруг разом волной пришло озарение вместе с воспоминанием. Дело в том, что часов около трёх ночи, проснулся старик от того, что кто-то вроде бы щекотал ступню потянутой ноги. Пару раз не открывая глаз, Джон ногой этой боднулся, однако, только нога замирала, как щекотка тут же возобновлялась с удвоенной силой. Проснувшись окончательно от подобного необъяснимого явления, Рокфеллер сел на кровати и широко раскрыл глаза. Мать честная! Ужасом было то, что Джон увидел. В ногах у старика прямо на кровати сидел гадкий во всех отношениях карлик, с безумной улыбкой на устах. Судя по всему, карлик этот и щекотал ступню Джона. Но и этого мало. Рядом, почти вплотную к кровати развалился на стуле угрюмый и какого-то печального вида человечек с тростью на коленях. Старик инстинктивно попытался защититься, прикрыв туловище одеялом, чем вызвал приступ небольшого веселья у непрошенных, ночных гостей. Подумалось одно: Опять началось!
— Нет, ты только полюбуйся на него Велиар! И эта наша надёжа и опора! Ставленник так сказать на земле, — первым заговорил сидящий на стуле.
— Какая там надёжа, чуть-чуть припугнули он и сдрейфил. Самую малость пошутили, а он тут же и размежевался. И радёхонек при этом! — отвечал карлик и принялся тянуть старика за больную ногу, но как бы шутейно, понарошку. Ногу старик высвободил рывком, однако боль почувствовать успел.
— Что вам надо? Кто вы такие? — дико волнуясь и при этом, хлопая глазами, спросил, Джон заикаясь.
— Мы зачем, по-твоему, в твоё семейство столько сил и времени вбухали? — вопросом на вопрос отвечал, Агварес, а это был именно он. — Прадедушку твоего словно клубнику взращивали? Дедуля ни одного решения без нашего шёпота не принимал. Папашу обхаживали, наставляли. Да что там берегли, как мать бережёт чадо своё. Про тебя вообще молчу. С твоих пелёнок лично следил за твоим благополучием. Получается, воля ваша, просто так? За красивые глаза? Что бы ты взял всё и испортил? Некрасиво поступаешь дражайший! Ой, некрасиво! Криво получается!
— Некрасиво, это мягко сказано! Подло поступаешь, предательски и хотя эти черты есть твоё «Я», именно с нами подлить и изменять чревато, — живо подключился к беседе карлик и снова предпринял попытку схватить старика за больную ногу. Однако старик на этот раз ловко ногу ту отдёрнул.
— А такие надежды на тебя питали! Ну чего такого страшного они тебе вбили в голову? Ну чего? Ну, подумаешь остров! Ну, подумаешь беседа неприятная. Гипноз всё это и обман. Ну, ведь и дураку понятно, что в свет тебя никто принимать не собирается. А что из этого вытекает? Прямёхонько к нам на постоянное место жительство полетишь в скором времени. Так откуда им знать, что мы тебе уготовили? Задумайся! Включи голову! Откуда я тебя спрашиваю? Никаких мучений вовсе. Уверяю! А совсем даже наоборот. В награду за преданность и службу получишь царство шестизначное, станок вечно доллары печатающий, как ты любишь, встреча с роднёй по седьмое колено, любовницы пышногрудые и прочие блага. Вот так вот! А ты раскис. Так что давай любезный не дури. Выкинь на помойку свой доклад и далее всё по прежнему плану и схеме. В долгу не останемся, — спокойно и монотонно гундел сидящий на стуле.
— Отвечаю, не врёт! Именно царство с шестью нулями! Кстати и дедуля твой привет передавал. Говорит, прокляну, если не одумается, — подтвердил карлик.
До старика тем временем дошло всё происходящее, и сердечная мышца бешено задёргалась в груди.
— Ну, так как, родное сердце? Сжигаем доклад? — плавно и медленно произнёс Агварес, наклоняясь к старику.
— Конечно, сжигаем! Никуда такие доклады негожи. Одно только место подтирать такими докладами! — подыграл карлик, при этом весело подмигнув старику.
Рокфеллер с минуту молчал и обдумывал ответ. Пришлось, чтобы ответ этот дать, собрать всю волю в кулак.
— Ну же, разродись уже! Не томи! — подстегнул гадкий карлик, и старик, слыша бой собственного надрывающегося сердца, ответил:
— Я сам для себя принял решение. Я был во всём неправ и сейчас намерен всё исправить. И будь что будет, о себе я больше не беспокоюсь.
— Нет, ну вы слышали его? Возмутительно! А если мы тебя вот прямо сейчас заберём? Только награды и встречи с роднёй уже не жди! — молвил злобно карлик.
— Забирайте! — безысходно как-то отвечал старик.
— Ладно-ладно! А ещё друг называется! Дорого тебе твой отказ обойдётся. Всё — то, чем тебе грозили, фантиками покажется разноцветными по сравнению с, тем, что я лично для тебя приготовлю. Пошли отсюда Велиар. Эту развалину не переубедить. Над ним крепко поработали. До скорых встреч, бесславный потомок великого рода! — злобно проговорил Агварес и тут же исчез.
— Ногу оторву! — зашипел карлик, и опять было потянулся к ноге, но дотянуться на счастье Джона все, же не успел, а подобно своему спутнику растворился в ночной темноте.
Долго лежал Джон, стуча зубами обдумывая новое, произошедшее и лишь только под утро душа, подсказала ему, что поступил он правильно, а потому совсем ненадолго получилось ещё уснуть.
Но все, же зачем старик оказался в этой громадной спальне рано поутру, да ещё и на частном острове в придачу? Да всё очень просто! Именно на острове решили подальше от посторонних глаз и ушей собрать экстренное, внеурочное заседание клуба, да ещё и со всеми участниками разом. К удивлению Рокфеллера, не встретил он ни одного возражения на пути данного созыва, как и не услышал ни одного вопроса в стиле — «Зачем?» да, — «Почему?». Напротив, некоторые клубники даже умудрялись опередить старика и сами предлагали данное заседание провести как можно скорее. Ну что же, уже хорошо, что так. Думал Джон и летел на остров со своей многочисленной свитой. К слову добавить, именно остров, почему-то вызывал непонятную тревогу и печаль. Смешанные чувства остались у старика к островам. И более был бы рад старик на материке устроить сбор, но, увы, конспирация и организационный комитет требуют частный остров.
Далее Джон совершил все необходимые утренние процедуры, а уж затем принялся одеваться и готовиться к встрече первой сотни. Одеваясь перед зеркалом, видел себя старик в отражении с той самой чёрной пиратской треуголкой на голове. Так было всегда после неприятного во всех отношениях визита. Однако треуголки этой на голове не ощущалось и никто кроме самого Джона, да и то в зеркале её к счастью не замечал. И вот уже в костюме, с костылём под локтем по одну сторону, гусаром на другом плече и в чёрной пиратской треуголке, последний раз, критически смерив, собственное отражение в зеркале и видимо оставшись довольным, Рокфеллер направился в зал переговоров. В зал переговоров, прежде всего, пришлось ехать на небольшом электромобиле, за которым также ехали, и бежали сопровождающие и охрана. В зале переговоров сперва собрались самые преданные и посвящённые.
— Приветствую всех собравшихся! Благодарю за то, что оперативно откликнулись и, бросив все свои важные дела прибыли на встречу. Объявляю заседание открытым! — начал пафосно говоря в микрофон, Рокфеллер и сразу же поперхнулся. Незамедлительно на помощь пришёл верный соратник Хайнц Альфред Киссингер и как мог, постучал дряблой старческой ручонкой Джона по спине. Это помогло. И старик продолжил.
— Прошу вас в первой части нашей встречи, выслушать меня внимательно. Не перебивая. Затем сделаем перерыв на обед и обдумывание. Ну и после, во второй части преступим к диалогу с последующим голосованием, — Рокфеллер вопросительно оглядел присутствующих. На лицах присутствующих сидели могильные, неживые какие-то маски. Никто не стал возражать. Старик с небольшим волнением приступил. Дело в том, что по посещению гостя прошло более недели. И время это, Джон провёл весьма с пользой. Всё что требовалось сделать и предпринять, изложил Рокфеллер на бумаге в форме доклада и одновременно руководства к действию. Причём доклад этот старик изрядно разбавил собственными идеями и размышлениями. Доклад получился весьма увесистым, очень конструктивным и рациональным, весьма пропитанным добром и только что не излучал свет и тепло. Отсюда и понятно было волнение Джона, ведь докладчиком являлся он не на ассамблее сил добра и созидания, а с точностью до наоборот. Однако помнил старик про огромный волшебный монитор с огромным же количеством сегментов, и это вселяло немного уверенности и спокойствия. Длился доклад и одновременно призыв к действию аж без малого шесть часов. Стрелки часов давно перевалили за обед, но на удивление старика, за всё время его никто не перебил и не попробовал остановить.
«13;15. И дано было ему вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил, и действовал так, чтобы убиваем, был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя.
13;16. И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на их правую руку или на их лоб.
13;17. И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число его имени».
Не зря эти строки сравнили с чипами RFID. Предлагаю историю с RFID считать навсегда закрытой, а тему эту более не поднимать никогда. Предлагаю также тут сделать перерыв, — завершил свой доклад Рокфеллер и вопросительно стал по кругу рассматривать собравшихся.
Генри Гейнц, президент Фонда Карнеги сидел белый, словно мел и мусолил жирными пальцами стакан с водой. Напротив, Эдмунд де Ротшильд, представитель семьи Ротшильдов казался румяным даже немного через, чур, наверняка вследствие посетившего его жара. Збигнев Бздезинский, бывший советник по национальной безопасности США тот наоборот физиономией посинел и походил на уходящего в мир иной. Дональд Рамсфельд, бывший министр обороны США опустил глазки вниз и потихонечку всхлипывал. Алан Гринспан, также бывший глава Федеральной Резервной Системы натирал лицо платочком и жадно глотал воздух. А вот Королева София Испанская, жена Хуана Карлоса I не в пример остальным просто сидела с каменным лицом, даже не моргая. Валери Жискар Д» Эстен, бывший французский президент прикинулся дурачком и глуповато смотрел на остальных. Ричард Перл, опять-таки бывший президент Европейского Центрального Банка, закрыл лицо ладонями, тем самым уйдя от реальности. Жан-Клод Трише, комиссар ОБСЕ по правам национальных меньшинств потряхивался, а Пол Волфовиц, снова бывший генеральный секретарь НАТО натянул на физиономию явную обиду. Джордж МакГи, бывший главный менеджер Мобил Ойл, выскочил из-за стола и убежал, при этом почему-то никого не удивив. Пол Волфовиц, президент Всемирного Банка стал икать громко и задористо. Индра Ньюи, глава Пепси-Колы жадно глотала воду и пялилась по сторонам. Остальные сидели непонятно как, словно не живые. И только Ричард Холбрук, представитель США в ООН решительно заговорил:
— Нет, вы чего все молчите? Вы разве не слышите, чего нам предлагают? Уважаемый сэр Джон — это что какая-то шутка? Если так, то весьма неостроумная. У меня очень занятой график, чтобы летать и выслушивать подобное. Вы предлагаете все-то, что мы строили годами взять и развалить? Вскрыть всю нашу моно систему и при этом выйти сухими из воды? Интересно как? Мы же лишимся всего, а затем чего доброго нас еще, и судить примутся. Ну же коллеги поддержите меня! И главное, для каких выгод всё это? Что это за ахинея вообще? — выпалив всё это, Ричард Холбрук неожиданно заснул и захрапел. Голова уже начала клонится к столу, но лечь на стол так и не успела. А вместо этого проснулась и вернулась в прежнее положение правда уже с совсем другим выражением лица и совсем другим взглядом. — Так на чём это я остановился? — как будто спросонья трезвея, продолжил Ричард Холбрук, — ах да! Чего это я тут такого только что намолотил? Сам не понимаю, как такое могло вырваться! Удивительное дело! Уважаемый сэр Джон говорит всё верно и коллеги всем нам без исключения необходимо приложить всяческие возможные усилия по доработке и внедрению этого гениального многоступенчатого проекта в жизнь. У меня всё!
Собравшиеся тревожно переглянулись. Высказываться более явно никто не хотел.
— Тогда перерыв два часа, после чего жду всех на прежнем месте, — подытожил Рокфеллер.
Все, включая чем-то сильно потрясённого Ричарда Холбрука, повставали со своих мест и отправились в обеденный зал, правда, с мрачными минами словно не на обед шли, а на собственные похороны. В обеденном зале распорядитель Уильям Хаски уже давно ждал сигнала и, увидав первых идущих, немедленно дал отмашку прислуге. Началось движение по приношению блюд, рассаживанию гостей и прочим пирровым этикетам. Прислуге запрещалось смотреть гостям в глаза и находится по левую руку от гостя, так было заведено всегда. Однако тут неожиданно Ротшильд подозвал распорядителя и, судя по всему, дал указания данные правила отменить. Естественно вышколенная прислуга не поняла, что от неё желают, и продолжала вести себя по-прежнему. Однако гости на удивление сами подхватили идею и всячески принялись с прислугой этой заигрывать и приободрять. Этим самым немного снялось гнетущее напряжение, и кое-где начали раздаваться сперва редкие и шёпотом разговоры. После первых блюд весь стол уже беседовал, правда, делились собеседники по месту посадки, и беседовать приходилось исключительно с соседями по столу. Сотрапезниками Джона по одну сторону оказался Питер Сазерленд, генерал НАТО, по другую руку Казий Барух представитель мощнейшей древней банковской семьи. Сперва разговорчик мягко скажем, не клеился. Обменялись некоторыми фразами по поводу блюд. Все трое похвалили прислугу. И только спустя полчаса первым о деле заговорил как раз таки Барух.
— Скажи Джон, ведь теперь демонтаж капитализма в мире пойдёт совсем по другой схеме? Что же будет со всеми нами?
— Что по другой схеме это точно. А вот что будет с нами, покажет будущее. Не думаю, что мы сами будем рыть себе могилу. Выкрутимся! — отвечал Джон, немного позабыв про сидящего на плече и внимательно всё слушающего Гусара. А позабыл зря! Гусар что есть силы, впился когтями в плечо, всем корпусом размахнулся и долбанул старика в лоб клювом со всей дури. Рокфеллер моментально пришёл в себя, как после холодного душа.
— Однако то, что будет с нами, не имеет никакого значения, в сравнение с тем, что будет с человечеством. Вот о чём необходимо теперь думать, прежде всего. Или кому-то это не понятно? — продолжил Рокфеллер, почёсывая ударенный лоб. Моментально вспомнилось как, совсем недавно забывшись, Джон принялся кричать и отчитывать своего персонального поставщика экологически безупречно чистых овощей и фруктов из Новой Зеландии, совсем за пустяк в виде маленькой едва заметной вмятинке на помидорке. Так вот, тогда Гусар напомнил о себе, укусив старика за мочку уха до крови. После этого укуса и как раз на его месте в отражении зеркала добавилась золотая пиратская серьга в виде кольца. Ошалевший поставщик так и не понял моментальную смену гнева на милость плюс непонятный стигмат в виде внезапно за кровоточившего уха.
— Можешь ответить мне на один вопрос? Если ты Джон не поймёшь про что я, так просто забудь об услышанном. Так вот, ты тоже год просидел голым, по пояс закопанным в снег на вершине горы? — неожиданно полушёпотом спросил Джона сидевший по другую руку и всё внимательно слушавший Питер Сазерленд. При этом голос у него дрожал, и старику даже показалось, что у генерала навернулась слеза.
— Нет, я около трёх лет на райском острове сидел, — задумчиво ответил Рокфеллер, и тут же добавил, — но не спеши завидовать!
— А меня каждый день грызли волки в течение пяти лет. Днём грызли, а ночью совесть приходила и мучила об том, что не все волки сытыми ушли. А на утро я снова был цел и невредим, так сказать готов к подаче, — с большим трудом казалось, преодолев страх и озираясь по сторонам, так же шёпотом подключился Барух.
— Тебя значит волки, — задумчиво проговорил Сазерленд, — мне от карликов доставалось каждый четверг и понедельник. Появлялись в эти указанные дни несколько весьма злобливых карлов обоего полу. Появлялись из соседней пещеры, и иногда просто как следует, меня колотили, иногда весело пировали рядышком, или же обзывались и угрожали всегда по-разному, но весьма правдоподобно.
Рокфеллер с тревогой покосился на Гусара. Было непонятно, нравятся ему или нет подобные разговоры. Но Гусар сидел себе спокойно, чистил перья, совсем не обращая внимания на подобную пустую, по мнению Гусара болтовню.
— Нам всем дали шанс! И я считаю, нам всем крупно повезло. Пускай и шанс этот был предъявлен болезненно, но зато он есть: как де-юре, так и де-факто. Подумайте, что было бы с нами после смерти не получи мы его? Жутко даже предположить, — тихо и размеренно говорил Рокфеллер, а сам тем временем внимательно разглядывал остальной стол. Показалось старику одно — будто все пировавшие вели в тот момент беседу на как раз одинаковую тематику. Временами Джон встречался глазами с кем-нибудь, и отметил вот какое явление. Все до одного прятали стыдливо и испуганно взор, как если бы теперь только от него единственного зависело всё дальнейшее.
Обед был завершён на удивление на много раньше прошлых раз. Толи внезапно проснувшаяся любовь к обслуживающему персоналу требовала персонал этот пораньше отпустить, толи попросту кусок в горло не лез, а закончился обед ровно за один час. Оставался ещё один час как раз на послеобеденный отдых. Старик Рокфеллер предпочёл уединиться. Остальные же разбрелись по кулуарам дворца, кто в компании, кто в одиночестве. Час пролетел очень быстро. И снова вся компашка в сборе. Снова все на своих местах. Отыскался даже ранее убежавший Джордж МакГи, бывший главный менеджер Мобил Ойл, после чего робко занял прежнее своё кресло. Наступил ответственный момент голосования. Голосовать решено было по старинке, то есть простым поднятием руки, сложенные руки на столе означали воздержание и уж обе руки, убранные со стола и опущенные вниз, говорили бы о протесте. Редкостное единодушие проявила мировая элита в данном вопросе. Все за исключением Ротшильда подняли руки вверх. Да и Ротшильд рук под стол опускать не стал, а только лишь мудро воздержался. Сослался он на то, что в семье коим представителем он является, нет пока чёткого взаимопонимания по данному вопросу. Необходимы встречи и консультации, и он Эдмунд де Ротшильд даёт слово не затягивать с данными встречами и консультациями, а также клянётся мамой, дать ответ в течение трёх дней. На том и порешили. Решено было незамедлительно сообщить свою волю марионеткам. К слову марионетки эти, такие как Барак Обама, Ангела Меркель, Николя Саркози, Даля Грибаускайте, Арсений Яйценюх, Толик Чубайс, Билл Гейтс, Дэвид Кэмерон, Джордж Буш и прочие другие, в великом множестве получив приказ, уже слетелись, словно мухи на навозную кучу и ожидали в приёмной любого распоряжения своих бенефициаров. Кстати, как не хотелось, скрыть подобный слёт в одно место сразу стольких высокопоставленных, но скрыть подобное сборище в современном информационном пространстве никак не представилось возможным. И вот тут, забегая вперёд, случилось невиданное и неслыханное ранее явление. На прямой вопрос интересующейся общественности:
Что опять за толковище вы затеяли, да по какому поводу?
С разъяснениями всё-таки вышли. Причём вышли далеко не последние люди. Разъяснения, правда, были немного размытые, немного завуалированные, но в целом говорящие о переменах. Так ведь не всё сразу. Спешка она при ловле блох полезна. Сперва наперво самим подготовиться необходимо, а уж затем людей подготовить и только потом долгожданная, правда.
А вот в то самое время сбора клуба, на другом континенте и в другом часовом поясе вот какая беседа состоялась. Протекала беседа в стране без преувеличения именующей себя империей. Назовём страну эту, дабы никого не смущать и не пугать, латинской буквой икс. Далее того протекала беседа, негде попало, а в кабинете президента страны икс и это не смотря на поздний час. Ну и из вышесказанного становится ясно, что беседа протекала между президентом и? А вот собеседника, он, кстати, был единственным на данном мини собрании, некоторые заокеанские партнёры узнали бы моментально. А узнав у кого как, кто бы в штаны трухнул, а кто бы на колени пал, тут всё зависит от характера и силы духа. Да всё верно, собеседником президента страны икс являлся тот самый вечерний гость Рокфеллера и остальных его подельников. Правда, на этот раз гость был не в старомодном костюме позапрошлого века, а в вполне современном деловом костюме при красном галстуке. Да и сама беседа, если посмотреть со стороны, протекала в другом русле и ключе. Дружелюбно беседа протекала, одним словом.
— Уверяю вас господин президент, как раз сегодня все они кроме одного балбеса проголосуют за! Балбеса мы в расчёт не берём, тем более что уже завтра и его семейство всё без исключения поднимет руки вверх. Конец однополярному миру. Конец корпоратократии и власти отдельных семейств. Кончились они! Но в этом положительном стремлении им необходимо помочь. Всячески так сказать посодействовать, да подсобить. Вот я и говорю, настало время. Пора безжалостно рушить доллар с евро. Тарабарские свои тубрики пускай, засунут себе в дупу. Здесь мы не совсем готовы, однако есть масса способов ускорить дело. Китай я беру на себя. Китай великая, миролюбивая и мудрая держава, они всё понимают и будут только рады нам помочь. Но и нам необходимо как можно скорее впрыснуть в мировую экономику как можно больше не существующей американской и европейской валюты. А уже затем Китай, а следом и мы потребуем её обеспечения. Потребуем оплаты долговых обязательств взятых в виде облигаций-долговых расписок федеральной резервной системы. Способы простые, надёжные и проверенные. Первым делом напечатаем валюту. А почему собственно и нет? Нет ни чего проще, сдублировать станок, а уж для государства, так это вообще пустяковое дельце. Напечатаем и запустим по всему миру несколько триллионов и евро, и долларов. В данной обстановочке никто и не заметит. А заметят, так курс уже другой. Спасибо ещё скажут за помощь. Тем более как нельзя, кстати, собственная платёжная система уже налажена и переход к торговле за свою валюту как раз вовремя. Центробанк национализировать необходимо уже на этой неделе, не дожидаясь изменений в конституции. И вообще её не изменять, а полностью переделывать необходимо. Ни куда такая конституция не годится. Суверенная эмиссия рубля, вот что в первую очередь. Да обеспечением рубля, как и думали раньше, пусть побудут энергоресурсы на первое время. Плюс берём под контроль все коммерческие банки. Тут необходимо действовать быстро и главное тайно. Рисуем нули на компьютерах и выдаём валютные кредиты, пользуясь неразберихой всем без исключения западным и заокеанским партнёрам под низкий процент да на долгий срок. И прошу отметить, мы ни чего нового не придумываем, мы лишь копируем приёмы наших уважаемых партнёров. Только и всего. — Спокойно закончил свой доклад гость.
Президент с несколько секунд обдумывал, после чего так же спокойно отвечал.
— Мне необходимо сделать качественный анализ, как данные действия отразятся на наших ближайших дружественных партнёрах и на наших соседях. И что главнее всего и в первую очередь, какие последствия и процессы будут происходить с народом. Причём меня беспокоит судьба народа любой державы. Оценить необходимо, насколько процесс будет предсказуем, ведь управлять можно только предсказуемым процессом. Будущее вытекает из прошлого, а не настоящего как многие ошибочно предполагают. А вот прошлое это оставляет желать лучшего.
— Вот всё-то вы господин президент о партнёрах, да о народе беспокоитесь. О вас бы кто подумал честное слово. Господин президент, вот уже несколько лет я являюсь вашим тайным советником по вопросам геополитики. Я хоть раз ошибался за весь срок службы? Пора действовать именно сейчас! Ваш коридор возможностей был сперва узок. Теперь он необычайно широк, но это ли предел? Необходимо этот пресловутый коридор возможностей как можно скорее превратить в площадь возможностей и провести на ней парад победы. Так вот ранее никогда не просил мне поверить, а теперь прошу. Действия данные отразятся на ближайших соседях, дружественных и более того даже недружественных партнёрах только лишь одним образом. Великолепно к лучшему отразятся действия. А что касаемо народов. Впервые народы обретут свободу. Впервые народы заживут. Исчезнет бедность и многие другие беды. Другой вопрос, что в инертности бытия не сразу как хотелось бы, получится всё. Но потихонечку, шаг за шагом и всё наладится. А бояться больше нечего, уверяю. Никакой горячей войны не будет. Хуже, чем было и бывало раньше, уже никогда не станет, — гость закончил и взял выжидательную паузу.
— Хорошо! Мы обдумаем ваше предложение! Жду вас завтра, как и договаривались. Завтра дам окончательный ответ, — завершил тем самым дискурс господин президент, славившийся тем, что никогда ни выдавал важные решения сразу. На том и распрощались. А забегая немного в будущее, можно констатировать вот какой факт. Как доллар, так и евро с небольшой временной разницей всё-таки к такой-то матери рухнули. Туда им как говорится и дорога!
ГЛАВА ШЕСТАЯ ПОДАРКИ
Стоял погожий майский день. Время было за полдень. Москва наконец-то разделась. И тут, и там все прохожие гуляли в майках или рубашках с короткими рукавами. Попадались первые индивидуумы в шортах и сланцах. Но это представители сильного пола. Прекрасная же половина человечества, так долго измученная вынужденным сокрытием красоты тем более в первую очередь сбросила с себя оковы и, казалось, устроила соцсоревнование на всеобщее оголение. В ход пошли излюбленные приемчики в виде секси мини-юбочек, коротких платьев с добрым вырезом в районе груди. Попадались и милые, ничего не скажешь укороченные шортики в купе с не менее милыми маечками, а кое-где даже можно было повстречать абсолютно прозрачные платья, подчёркивавшие в первую очередь красоту фигуры, и уж только во вторую эксклюзивность кружевного нижнего белья. Именно в коротком сексуальном платье с добрым вырезом в районе груди, да вдобавок почти голой спиной прогуливалась в этот майский денёк красавица Эля, загорелая и всегда уверенная в безупречности своего внешнего вида. Прогуливалась и скептически посматривала на свою подругу, приехавшую из Красноярска в столицу по делам касаемым работы. Скептически посматривать было от чего. Подруга напялила в этот прекрасный солнечный день на себя тёмные простецкие джинсы. Такое безвкусие, по мнению Эли не лезло ни в какие ворота, но это было ещё полбеды. Сверху на подруге как на корове седло, сидела пёстрая рубаха за длинным рукавом. Вот это уже была беда. А для чего ещё существуют на свете подруги, как не для того что бы прийти на помощь в трудную минуту. Протянуть руку помощи оказавшейся в беде подруге. Для чего ещё как не для этого?! И вот из по вдоль да около, дабы в упор не обидеть, Эля уже в третий раз пыталась перевести разговор в плоскость высокой моды и женственности. Но всё безрезультатно. Не волновала подругу высокая мода, не трогала её и в таком понимании женственность. Как казалось, наплевать ей было и на собственный внешний вид. Но почему, же так? Что за нонсенс в наше-то время? А объяснение оказалось простым как три рубля. Подружились Эля и Валя, а именно так звали подругу, ещё на студенческой скамье. Валентина была приезжей и по окончанию учебного заведения вернулась домой, где её ждал парень. Не прижилась Валя в столице, всё чужим ей казалось, не естественным. А родной Красноярск таким милым, родным и красивым. Опять-таки надёжный пример нонсенса, однако очень редко, и палка стреляет, а значит и такое может иметь место быть. Сейчас же Валя вышла замуж за того самого парня, что верно ждал её и родила ему дочку. Обычная семья, обычные люди и при этом счастливы. И не перед кем Вале показывать свои оголённые формы, кроме как перед мужем. Своя точка зрения у Валентины на этот счёт. И неинтересно ей кто и как на неё смотрит, одевается Валя исключительно по своему вкусу и чувству комфорта. Простовато? Ну да! Лимитировано? Конечно! Но судить, то никто права не имеет.
Поняв, что повлиять на подругу бесполезно Эля с высокой модой отступила. Как была Валюха упрямицей, так и осталась ничего уж тут не поделать. Разговор перешёл в другое русло. А именно к обсуждению любовных интриг, личных отношений, промыванию костей мужскому полу и всё такое в том же духе. Куда же ещё перейти было разговору как не в эту плоскость. Ведь не о геополитике или атомной физике с производством говорить двум молодым особам. Всё логично!
— А мне и с мужем хорошо! Мне повезло с мужем. Дочку любит, не гуляет. Работящий, и всё в дом. Меня опять же боготворит и понимает. С ним весело. Днём мы друзья, ночью любовники. Так что подруженция задумайся, годы идут. Пропоёшь своё красное лето, а дальше что? — рассказывала Валя о своём счастье. Однако пониманием не были встречены эти рассказы.
— Вот уж спасибище за совет! Скукотень какая! Ты оглянись вокруг, посмотри в каком интересном мире, мы живём. И всё это разом променять на участь домохозяйки и мамаши. Со всей ответственностью тебе заявляю, твои взгляды на жизнь устарели, являются древними и не соответствуют реалиям и вызовам современного мироустройства и порядка, — смеялась в ответ Эля.
— Ну да, конечно! Куда уж нам до вас! Мы в ресторанах ежедневно не питаемся. По клубам и выставкам штаны не протираем. Зато мы, работая пользу, приносим, а ещё детей рожаем и воспитываем. А как же ты с мужиками общаешься? Или они у тебя таких же взглядов? А может, ты уже и без мужиков обходишься? А? Сознавайся?
— Не завидуй подруга. Рестораны и клубы, кстати, это так мелочи. Путешествия и заграничный шопинг уже по интересней вещи. И конечно не одни вы работаете, пользу приносите. Именно карьере и уделяю я все приоритеты. Сперва хочу возвыситься, и самоутвердиться, пожить для себя на широкую ногу. А мужчины лишь инструмент поддержки. Так что в этом плохого? Использовать нужно всё, что дала тебе природа и у меня это неплохо кстати получается.
— Изменилась ты Элька. Раньше была более простой, ну да ладно не мне тебя учить. Сама взрослая тётя уже. Как говорится каждому своё, главное, чтобы никому не было от этого плохо. Вот мне только интересно, все мы женщины испокон веков смотрим на предполагаемого партнёра, с точки зрения насколько он сможет защитить и обеспечить якобы совместное потомство. Отсюда и предпочтение более старшему, зрелому и опытному возрасту и так называемая меркантильность. Но вот ты, если ты не планируешь детей в ближайшее обозримое будущее. Как ты смотришь на противоположный пол? Только ли как на инструмент поддержки?
— Ну что ты! Нет, конечно! Я мужчин люблю! Но больше я люблю сильных и уверенных мужчин. А ещё более мне любы сильные, уверенные и обеспеченные дяди. И уж совсем обожаю сильных, уверенных, обеспеченных да плюс ко всему щедрых. Вот с такими мне точно по пути! Но не подумай буквально. Я не продаюсь. Взамен на щедрость и покровительство я дарю общение с талантливой молодостью, красотой и энергией. А это того стоит уж ты мне поверь. А ещё смотрю я на мужчин с точки зрения жалости. Жалко мне их бедненьких. Ведь сама подумай. Разве они виноваты, что в их мужском организме, в тканях и органах, воды больше чем в женском. И с возрастом картина меняется только в худшую сторону. А чем это чревато? Можешь ответить? То-то и оно! Процессы метаболизма для связывания этой лишней воды протекают куда быстрее. Мужчины в буквальном смысле слова сгорают. Плюс стрессы, вредные привычки, удержание эмоций в себе, тяжёлая работа и всё такое. Социальное неравноправие полов опять же! Поэтому и уходят в мир иной по всем статистикам раньше нас. Один плюс от этой лишней воды. Не сохнут и долго остаются привлекательными даже за порогом зрелого возраста, в отличие от большинства женщин. Точнее нет, — два плюса. Именно усиленным процессам метаболизма и обязаны мужчины своей кипучей жизнедеятельностью, поэтому и получается у них всё без исключения лучше. Как-то так!
— Ну а с этим, как его? Забыла! Андреем что ли? Ну, тот, что на ладе калине за тобой приезжал на последнем курсе. Долго с ним продержалась? Расскажи интересно ведь! Правда, помню, не особо шибким был данный Андрей, — полу смеясь, спрашивала Валя.
Эля аж чуть не поперхнулась от внезапно посетившего её смешка, а похихикав, отвечала.
— Ну, ты даёшь! Нашла, кого вспомнить! Не особо шибкий это ещё мягко сказано. Ладно, ещё ладу калину на последнем курсе перетерпеть как-то можно. Но добил он свою возможность ухаживать и дарить подарки другим. Представляешь, отрастил до неприличия ноготь на мизинце левой руки, для того лишь только, чтобы ковырять им в ушах и извлекать из них этим ужасным ногтём серу, — тут Эля опять не удержалась и снова расхохоталась. Поддержала её в этом новом приступе веселья, и подруга Валя. — Нет уж, увольте! Чур, чур, меня! Никуда такие дела не годятся! В самом страшном сне такого не увидишь, — от смеха со слезами на глазах подытожила Эля.
— А Витька помнишь, что ко мне клеился? Что с ним не знаешь случаем? — спрашивала Валя.
— Это тот, что на четвёртом курсе, на дне группы твою пьяную грудь теребонькал?
— Ой, не ври, не было такого! Просто чего-то там пытался изображать и получил отказ.
— Ну-ну! Так всё и было! — снова развеселилась Эля. — Нет, конечно, откуда мне знать про Витька? Я мало с кем общаюсь из серого прошлого. Я всё более стараюсь, с успешными людьми знакомится, оно полезней гораздо и веселей.
— Скажите, пожалуйста! А со мной неуспешной чего тогда вышагиваешь?
— Ты дело другое! Ты подруга! С тобой много пройдено, и много вспомнить чего весёлого будет, — отвечала Эля и, насторожившись, внезапно стала прислушиваться.
— Показалось писк какой-то, ты слышала? — спросила Эля.
— Нет, ничего не слышала, — ответила Валя.
— А вообще если посмотреть глобально, измельчали мужчины в большинстве своём, — продолжала Эля. — Не все конечно, но попадаются такие экземпляры, что иной раз в ступор впадаешь. Ну что это такое, приходишь на свидание, а он просит тебя угостить себя коктейлем. Возьмёшь назло только себе, так он немного подумав из рук, вырывает и пьет, как ни в чем, ни бывало. Или вот другой индивидуум, за ужин предлагает официанту счёт принести раздельно. При этом заявляет гордо, что именно так и нужно, так оно по-европейски. Бывает и того хуже, у подруги у одной например. Начала встречаться, всё чинно да ладно. Цветы, конфеты, подарки разные, браслетик золотой подарил и серёжки. Втёрся в доверие, в общем. Занял денег кругленькую сумму и был таков, не забыв прихватить и браслетик, и серёжки да вдобавок уже не им подаренное колечко. Боже упаси! Ещё у меня лично было. Встречались около пяти месяцев. Первым его день рождение выпало. Дарю ему хороший мужской парфюм, дорогой страшно. Он мне большое спасибо и поклон. Через месяц мой день ангела. Ну, думаю, минимум новенький айфон. Раскатала губу, как же. Со словами — «В жизни всякое бывает! Извини я на мели!» протягивает мне свёрток. Разворачиваю, и что думаешь в нём? Ни за что не угадаешь. Мои же подаренные ему мужские духи, только наполовину испшиканные. Нет, ну ты представляешь?! Как вообще такое может быть?! Хорошенькую клизму тестостерона прописала бы я подобного качества так называемым мужчинам. Манерные и слащавые, те тоже в клизме такой обязательно нуждаются.
— Что главное в ухаживание за девушкой? — продолжала Эля наставлять подругу. — Естественно внимание, кто ж спорит. Забота и ласка тоже желательны. Чувствовать, свою значимость и быть желанной тоже хорошо, но вот только всё это и гроша ломанного, не стоит без оригинальных, желательно дорогих подарков и сюрпризиков. Ну, посуди сама, как без этого? А что мы имеем на сегодняшний день? Цветы, конфетки, прочая муть — банальщина! Ну, нет у тебя денег на что-то более конкретное, так ты хотя бы эти самые цветы, или какую-нибудь золотую безделушку подари с замыслом, заставь поволноваться, разожги любопытство. Так нет же, дудки! А где я спрашиваю духи Ив Сен Лоран, где сумочки Прадо? Где шубка из Баргузинского соболя? Что нужно сделать, что бы получить, к примеру, часы женские швейцарские Ролекс или же колье от Картье? Про миленький Mercedes-Benz SLR McLaren — супер кар, выпускаемый совместно Mercedes-Benz и McLaren Automotive я вообще молчу — не дождёшься! И жизни не хватит! На самый худой конец это билетики на какой-нибудь райский остров, но и это ещё в лучшем случае, билетики могут оказаться и просто в театр, а, то и в кино. Вот так вот подруга, измельчали мужчины, точно тебе говорю! — Завершила прелестница Эля свою претензию мужскому полу.
— Ну а потом Олег у тебя какой-то появлялся. Ты писала, что вроде как серьёзно даже. Что с ним? — перевела разговор в другое русло Валя.
— Олег тот давным-давно уже утилизирован. Да действительно чуть не попалась, чуть не вляпалась по уши! Думала на самом деле, что серьёзно. Да вот только Олег оказался совсем несерьёзным. Голова вроде есть на плечах, а ума не хватает. Правда, внешне симпатичен, но ведь это неглавное. Любил гулять, выпивать с друзьями. Подолгу без работы мог обходиться. Ну и зачем такое счастье мне надо? Слава Богу, чувства мои оказались лишь поверхностными. Пришлось, как ни крути бросить. Он кстати не так давно арестовывался, не знаю, толком, почему и как. Позвонила узнать, так абракадабру навертел очередную да всё встретиться, хотел. Согласилась, но встреча не получилась. Тут вообще фантастика какая-то! — и Эля рассказала подруге про тот день, когда встреча не получилась и про свои загадочные посиделки в кафе.
— Не знаю, может ты попросту перебрала чего или ещё чего хуже нюхнула гадости, какой? Как же ещё можно это объяснить?
— Не помню, говорю же тебе! Для себя я объяснила так: судьба увела меня от встречи и всё что не делается всё к лучшему!
— Мяу, мяу, — раздалось жалобное мяуканье, судя по всему котёнка, по другую сторону высокого забора. — Мяу.
Дело в том, что Эля с Валей за беседой на месте не стояли, а прогуливались, и в данный момент проходили мимо какого-то длинного высокого забора, не понятно, что собой загораживавшего.
— Да ты мой маленький! Где ты? Кис-кис-кис! — мгновенно откликнулась на кошачий призыв о помощи имеющая слабость ко всем без исключения кошачьим Эля.
— Мяу, мяу! — послышалось уже немного дальше. Эля с подругой проследовали за мяуканьем.
Последнее «мур-мяу» оказалось, как раз рядышком с дыркой в заборе. Дырка эта была сантиметров десять в диаметре и располагалась на уровне метра над землёй.
— Да ты мой хорошенький, ну где ты там? Кис-кис-киса! — с этими милыми словами Эля полу присев заглянула в заборную дырку одним глазком, в расчёте увидеть за ней милого маленького пушистенького котёнка. Струя воды с зелёнкой из водяного пистолета-брызгалки, незамедлительно ударила в лицо и Элин глаз. И это вместо милого котёнка. Эля как была в полуприсяди, так и села мягким местом прямо на асфальт. По лицу, волосам и одежде стекали зелёные подтёки. По другую сторону забора раздался детский хулиганский смех. В заборной дыре поочереди появились две пары озорничьих глаз. Глаза эти с явным удовольствием разглядывали проделанную работу. Более того, убегать никто не собирался, а лишь звонко обсмеивал несчастную жертву обмана.
— Вы что совсем дебилоиды? — немного осознав произошедшее, завизжала Эля. — Сейчас поймаем, уши оторвём, а родители добавят.
На что из-за забора явно безразлично прозвучало следующее:
— Дудку покажи! — после чего в дыре появился зловещий ствол пистолета брызгалки и принялся поливать уже всё вокруг. Эля с Валей едва отскочили.
— Вот ты и побывала у окошечка славы! Вот тебе и подарок! — совсем неуместно в данной ситуации пошутила подруга.
Эля всё ещё не веря, что такое бывает, посмотрела на Валю как на полную дуру и предательницу.
— Огромное спасибо! — ответила раздражённо и злобно, после чего ринулась искать, где этот проклятый забор заканчивается.
А в то же самое время лучезарный Олег на белоснежных крыльях любви, аки дурачок, мчался в санаторный комплекс Сосновка. Точнее будет сказать, непросто так мчался, а несли его по воздуху четыре маленьких пухленьких купидона, распределившись по двое на руки и ноги. А ещё двое позади несли букет цветов и конфеты. Несли и звонко переговаривались между собой.
— Раз уж за дело взялись мы, то непременно жди успеха, — звенели, словно колокольчики те, кто тащили за ноги.
— Да куда уж вам, помолчали бы! У вас и лук криво бьет, и в колчане стрелы посохли да затупились. Поцелитесь в сердце, так непременно попадёте в задницу. Совсем другие чувства и эмоции вызовите ненароком. Не позорились бы! Вот мы — другое дело! Гарантия взаимной любви сто процентов! — дразнились те двое, что несли Олега за руки.
— Смех, да и только! Наши братья, однако, совсем дураки! Какие там луки, какие там колчаны с никому не нужными стрелами? Какая романтика в наше-то время? Залог успеха в двадцать первом веке, прежде всего деньги и подарки! А подарки кто несёт? Правильно — мы! Нам и слава вся, нам и почёт, нам и орден за воссоединение сердец, — смеялась и пищала за спиной третья двойка, которой, к слову сказать, было гораздо легче тащить подарки, нежели братьям своим самого Олега. К сожалению, в этом несправедливом мире это не редкость, когда те, чья ноша и легче и приятней снискают и славу, и удачу, и богатство, в отличие от бедных мулов, рождённых таскать и тягать, да так и помереть в безвестности.
Санаторий же Сосновка славился, прежде всего, вот какими изысками. Например, если душ Шарко решил принять мужчина, то поливать его будет непременно голая красотка модельной внешности или же наоборот женщина захочет принять лечебную водную процедуру так тут на помощь придёт мускулистый загорелый жеребец в стрингах вместе с белоснежной улыбкой в придачу. Или же вот всегда можно заказать сопровождение в виде эскорта для прекрасного отдыха из числа персонала обоего полу и всё в таком роде. Качественный, короче говоря, санаторий ожидал Олега, немного даже борделем отдававший. Клиент всегда прав и всё что угодно за ваши деньги.
Наконец-то Олег добрался. Семь потов сошло с него от усталости в дороге и от волнения от предстоящей встречи. И вот он тут перед входом. Нежно розовые розы в красивой обёрточной сетке в руке, а в кармане золотой кулончик с синим сапфиром. Шаг-шаг и вот Олег в прекрасном большом зале, ещё шаг-шаг и он уже у стойки размещения. Милая девушка администратор улыбается и интересуется, кто таков и в качестве кого прибыл сей почтенный гость. Олежа в свою очередь объясняет милой девушке, что прибыл точно в качестве гостя и его ожидают. Узнав, кто именно его ожидает, милая девушка сообщает, что, несмотря на хорошую погоду, ожидают Олега почему-то в зимнем саду с пальмами и попугаями. Узнав, как пройти в этот самый дивный зимний сад, Олег незамедлительно туда и направился. И вот она дверь судьбы. За ней или счастье безграничное или разочарование ни с чем несравнимое. Сердце колотится, аж кажется, вокруг слышно. Глубоко вдохнув, помедлив, немного успокоившись и спрятав букетик цветов за спиной, Олег открывает дверь и шагает навстречу неизвестности. Открывается перед Олегом действительно прекрасный во всех отношениях да вдобавок огромный зимний сад. Только вот не слышно пения птичек и чириканья попугайчиков. И вот что происходит далее. Внезапно в три секунды за огромными окнами зимнего сада погода меняется с плюса на минус. Тяжёлыми свинцовыми тучами затягивает небо. Начинается подобие урагана. Сквозняком захлопывает дверь за спиной. Олег пятится и пытается открыть дверь, но, увы, она уже заперта. Затем из тени деревьев появляются три фигуры, появляются и приближаются. О Боже! В одной из фигур узнаёт Олег рыжую бесовку. Две другие спутницы рыжей ещё похлеще будут. Первая шагнувшая на встречу к Олегу была старая дева с проплешинами на седой голове, в чёрных пыльных лохмотьях вместо одеяния. Но не это отталкивало и пугало, прежде всего. Лицо и руки старой девы покрывали сплошь гнойные и коростные нарывы различной величины и различной же степени гадства. Не сильно лучше и оптимистичнее выглядела и вторая спутница дьяволицы. Косая сажень в плечах эта вторая была в боксёрской экипировке, то есть трусах, майке, боксёрках, да с синими перчатками «Твинс» на обеих руках. Лицо второй было перекошено от злобы, нижняя челюсть была абсолютно квадратной, а из пасти торчали весьма длинные клыки. Ну и конечно из копны чёрных волос выпирали верчёные козлиные рожки, завиваясь за головой на манер стрижки каре. Её, эту вторую, можно даже было бы причислить к мужскому роду, если бы из той самой копны черных волос вместе с рожками, не свисали две нелепые косички, заканчивающиеся розовыми бантами и кисточками. Трах-бах-тарабах! Вот такой вот сюрприз вместо красавицы Эли. И как тут букету цветов с конфетами вместе не выпасть из задрожавшей руки.
— Салют упрямец! — отсалютовала Аграт Олегу и уже своим спутницам: — Чур, кулончик с сапфиром мой! Всё остальное по иерархии ваше. — Ведь говорили же тебе не лезть, куда не следует. Так нет же. Ну, вот и пожинай плоды своей собственной тупости. Попрошу любить и жаловать, мои древние подружки: Чёрная оспа и Гаргалыга! — Представила рыжая своих спутниц.
— Что за хрень опять происходит? Где Эля? — проговорил Олег, ещё более прижимаясь к двери.
— А вот такая вот хрень! Эля, Эля ты где? Эля выходи не стесняйся, Олег приехал! Счастье то, какое! С подарками! — издевайчески меняя голос, протрубила Аграт в разные стороны сада.
На этот явно обманный призыв из тени пальм, откуда недавно появились три исчадия, почему-то действительно вышла Эля. Только Эля вышедшая из тени была абсолютно голой, и казалось, её это совсем не смущает. Быстрым шагом Эля эта направилась прямиком к Олегу. Затормозив где-то в метре Эля, протянула руку и подняла до этого опущенные в пол глаза, уставившись хитро и лукаво прямо на Олега. Если бы в тот момент какой-нибудь восточный поэт увидал Элю, то поборов религиозное чувство стыда перед голой красавицей, незамедлительно этот поэт выдал бы только одно:
«Сама она чисто пери! Брови её крылья ласточки, ресницы её подобны стрелам джигита! Груди — как две перевёрнутые пиалы; соски, что спелые джидинки; огромные глаза — два колодца в пустыне да с огненным блеском внутри, не смотри в них — пропадёшь!».
— Давай сюда скорей подарки! Чего ноздри раздул как паровоз? Подарки гони, говорю! Времени у меня совсем мало. Меня в самом Риме на вакханалии ждут с нетерпением, — нагло и бесцеремонно протараторила Эля, совсем не прикрывая, и даже казалось, наоборот раскрывая свою наготу. Нагота эта, к слову сказать, была пленительно притягательной, не было ни единого лишнего волоска на безупречном однотонно смуглом теле, как если бы совсем недавно Эля с помощью сахарной пасты Марис баловалась шугарингом.
— Милая! Что они с тобой сделали? Очнись же. Это я Олег, — проговорил вконец растерявшийся Олег и протянул руку, дабы схватить руку любимой. Схватить руку милой не вышло. Меж тем только он руку любимой чуть не схватил, как любимая начала раздуваться так если бы резиновой кукле вставили шланг, ведущий к баллону с газовой смесью, открыли краник да ушли — позабыли. Секунд пятнадцать милая раздувалась пока не превратилась в шар который как заезженная пластинка тягуче потребовал опять подарки после чего тут же громко лопнул не оставив по себе и следа. Олег от ужаса съёжился и сжался. Старуха в лохмотьях и язвах аж повалилась на пол от дикого приступа хохота. Не отставала от неё и рыжая только всё же стоя на ногах. Одна лишь квадратная челюсть даже не улыбнулась, а продолжала злобно исподлобья сверкать ненавистью в адрес Олега.
— Давайте я уже ему как следует, врежу?! А? А то я начинаю чувствовать себя чужой на этом празднике жизни, — не дожидаясь прекращения веселья, проговорила боксёрша своим спутницам.
— Да погоди ты кума! Не ломай кайф! Дай повеселиться, как следует, — отвечала ей на это всё, еще смеясь Аграт.
Подала голос, старуха, поднявшись с пола и зачем-то отряхнув свои хохаряшки.
— Сказочный долбаёб! Продай мне его? В моём гареме как раз вакансия освободилась.
— Да я бы с радостью и за даром отдала, только он мне дорог как память. Пятьсот заражённых в этом месяце из них триста пятьдесят с летальным исходом, — идёт? По рукам? — отвечала рыжая.
— Четыреста на двести семьдесят и по рукам! — торганулась старуха.
— Да пошли вы гадины! — крикнул Олег, пребывая явно в трансе, и попытался, развернувшись выбить дверь, что совсем не получилось.
Вот тогда и началось. Старуха, и она же судя по всему «Чёрная оспа», в один момент приблизилась к, будто загипнотизированному Олегу и одарила оторопевшего беднягу поцелуем взасос. Моментально Олегу стало дурно, едва хватило сил оторваться от Чёрной оспы, как за дело принялась Гаргалыга. Подобно Мухаммеду Али это чудовище занялось порханием, словно бабочка вокруг вконец потерявшегося Олега. При этом Гаргалыга наносила сперва одиночные точечные джебы, постепенно переключаясь на серии добавляя, как боковые, так и апперкоты. И раунда не простоял Олег на ногах. Тяжёлый нокаут случился уже на второй минуте. В голове, будто лампочка взорвалась электрическая и сразу же потемнело. Гаргалыга же явно нарушая любой спортивный этикет со словами «Я девочка, мне можно!» принялась добивать лежачего. Сознание покидало Олега. Как в моменты предполагаемой смерти, испытываемые эти самые моменты люди, видят всю свою жизнь в доли секунды перед глазами, так и Олегу пришло видение. Однако не собственная жизнь промелькнула перед ним, то было видение того как Эля прогуливалась с подругой Валей, как облили её зелёнкой, о чём беседовали они всю прогулку и особенно отложился в воспалённом мозгу отрезок беседы касаемый себя собственного. Ничтожными оценил Олег свои букетик цветов с конфетами и кулончик, услышав монолог о том, какими должны быть настоящие подарки. Неприятно кольнуло в груди, ведь выбирал с душою и от чистого сердца, бережно выбирал, представляя радость и улыбку во время вручения. Послышался удар грома. Сознание сжалилось и отключилось. Сколько пробыл он в отключке, сказать, конечно, по пришествии в себя Олег даже если бы и захотел, не смог. Радовало другое. Солнышко светило в огромные оранжерейные стёкла зимнего сада. Щебетали и тут, и там, да и порхали с ветки на ветку всяческие дивные птички и попугаи. Только Олег захотел приподняться, как почувствовал немного болезненный укол в правую ляжку. Неужели эти трое продолжают издеваться, подумалось в миг, и инстинктивно Олег повернул болевшую и опухшую от побоев голову. К счастью и к удивлению рядом на кресле сидел Олегов наниматель Валерьянкин Николай Фёдорович. Правда сидел немного странно, как неживой, не шевелясь и не моргая, смотря в одну точку перед собой.
— А это прививка от чёрной оспы! Причём прививка правильная, не такая что в больницах. Не обращай внимания, — было первое, что сказал Валерьянкин, правда, всё так же оставаясь в каменном состоянии. — Без неё шансов у тебя маловато. Благо, что я мимо проходил и всё видел. Пришлось вмешаться, иначе бы душу из тебя ей-ей выбили. Ведь по условию контракта ты, где сейчас должен быть? Правильно — подле уважаемого всеми профессора, а не гоняться за юбками. Сам виноват. Уроком будет.
— Но я ведь с Владимиром Ивановичем договорился, он меня отпустил. Я быстро хотел… — попытался было оправдаться Олег.
— Нет, нет! Ни слова более, умоляю, а не то ты и со мной договоришься. Чего доброго, и меня уговоришь! — перебил Олега Николай Фёдорович и все, так же, не шевелясь и не моргая, смотря в одну точку, продолжал: — Спешу обрадовать тебя об том, что миссия твоя завершена. Завершена, безусловно, и навсегда! Как и что, судить не мне, но гонорар ты свой отработал сполна. За этим самым советую тебе как можно скорее придумать себе хорошее необходимое новое занятие.
— Как завершена? Почему завершена? Мы ведь ещё ничего не добились! — трезвея и поднимаясь с пола на ноги, выпалил Олег, с отчаянием.
— А вот так, просто завершена и всё. Далее пути ваши расходятся и если ты, хоть чему-то научился, ты спокойно это примешь, — продолжал Валерьянкин. — Дальше в ход пойдут другие силы, а у тебя твой собственный путь. И насчёт того что не добились, это ты зря дружочек. Вы много чего добились. Вы не сломались и добрались до пункта назначения. Позволь дать тебе несколько добрых советов. Все они конечно касаемо непосредственно тебя. Встань на распутье и послушай сердце и душу. Там, где сердце переполнится радостью и желанием и будет твой путь, но не обольщайся, что дорога по этому пути всегда будет шёлковой и гладкой. Будут и ухабы, и ямы и канавы с трясиной. Иди всегда с твёрдой уверенностью в себе, не оборачиваясь назад. Иди смело и всегда знай, что дойдёшь до конца. Никогда ничего не бойся — страх это удел бездействия. Интерес же подлинный рождается через трудности к успеху, а иначе скучно. Советую также более ни на кого не работать, только если самую малость и, то только для опыта да выработки рефлекса отвращения. Только так возможно истинное счастье. Маленькими хитростями окружи себя, дабы было легче. Например, номер с придурками. Не придурками в понимании жаргона времён ГУЛАГА, когда придурками называли зажиточных лагерников, устроившихся по блату на блатные должности, в столовую, например, или на хлеборезку, что ты, нет! Другими придурками, разумеется, то есть добрыми, весьма недалёкими людьми. Нет ничего проще и полезнее чем в достижении своей цели окружить себя небольшим или средним количеством придурков-помощников. Смело манипулируя которыми многие вещи приближаются гораздо быстрее. И ничего зазорного в этом нет, если цель благородная. Придурки ещё потом спасибо скажут, осознав свою значимость и получив благодарность по достижению результатов. Как заполучить придурка, так тут нет ничего проще. Сперва его необходимо найти, благо их всегда пруд пруди в любом социуме. Затем покажи придурку его значимость, поучаствуй в его личных делах, поддержи в жизненных неурядицах. Напой придурку про красивое будущее, завоёвывай его своим интеллектом, и главное будь с любым придурком добр, они это чувствуют и любят. Качественно ври, только качественно, если врать некачественно, да ещё и постоянно, врущему перестают в правду верить. Как в сказке заиграй на дудочке и поведи приплясывающих придурков за собой. И всё, — придурок твой с головы до пят, а вместе с тем, и верный помощник, причём бесплатный. Многие недооценивают полезных качеств придурков и почём зря, очень даже зря. Однако тут не переусердствуй и не заиграйся, такое ведь тоже может быть. На придурках можно и обжечься. Придурком, например, можно ради собственной выгоды притвориться. Бывали случаи, ещё как бывали, когда притворялись. Особенно подозрительным будь с застенчивыми придурками. Эти самые опасные. И кстати если хоть немножко придурков, идущих с тобой, хоть самая капелька, по завершению пути перестанут придурками по существу являться, то уже с определённой гордостью можно будет сказать, что путь этот пройден непросто так. Далее с Владимиром Ивановичем встреч покамест не ищи. Не ищи и всё тут. Придёт время, и вы встретитесь, встретитесь уже совсем в других качествах и вам будет многое, что друг другу порассказать.
Всё это время Олег сидел и слушал, а на сердце ныло. Не хотелось вот такого внезапного финала. Трещала избитая голова и рёбра. Да ещё дополняло всё видение с Элей и ужасное нападение, что пережил совсем недавно.
— А про этих чертовок можешь забыть, — монотонно строчил бывший работодатель. — Более они тебя не потревожат. Им на тебя крепкое такое табу воздвигнуто. Нерушимое табу я бы сказал. И последнее. Дело, конечно, твоё, но советую, выбрось ты поскорее из головы свою обожаемую. Нет в книге судеб такой главы, где бы вы жили долго и счастливо да детей нарожали. Не будут ваши линии судеб идти параллельно никогда, уж прости старика за правду. Всякий раз пересекаясь, волна возмущения, родившаяся на несовместимости характеров, целей и идей будет разводить ваши линии в стороны. И чем больше будет упрямство, тем больнее процесс. Так что не дури, иди сейчас умойся, подари цветы и конфеты девушке администратору. Кулончик оставь для новой пассии и домой с лёгким сердцем. Кстати в доме временном вашем профессора ты уже не встретишь. Начинай всё с начала, удачи тебе. Мы в тебя верим!
— Но… — хотел было засыпать Валерьянкина вопросами Олег, но засыпать стало некого. Николай Фёдорович Валерьянкин, как и полагается потусторонней силе попросту испарился, не дожидаясь более ничего.
По дороге домой Олег действительно сперва заметил, а далее почувствовал более ясно и осознал, что на сердце и впрямь стало легко и спокойно. Сбросился камень непонятных чувств, обещанное ворожило и интриговало. Все стало на свои места, всё далее наладиться.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ ПО-ПРОШЕСТВИЕ ЛЕТ
Минули годы, канули в небытие месяцы и дни. Историей остались и радости, и горе, и взлёты и падения в судьбах всех без исключения героев. И пока живёт память человеческая, память близких людей или же незнакомых совсем, будут жить и отдельные имена, такие как, например, Владимир Иванович Круговой. И заслужил память эту профессор астрофизики, прежде всего тем, что дал человечеству неисчерпаемый, бесконечный и главное бесплатный источник энергии. Тернист и нелёгок, оказался путь Владимира Ивановича. Стены непонимания, броня бюрократии, противостояние сложившейся системы и многое другое испытал на себе упрямый профессор. Стоит отметить, что не обошлось и без помощи. Странной помощи, непонятной простому человеку, нелогичной помощи для капиталистического режима. Однако она имела место быть и заключалась, прежде всего, в безграничном финансировании от различных международных корпораций. Удивительнее всего было то, что по условию контракта и договора, зарубежные партнёры никак не стали препятствовать тому чтобы вся материальная база, все конструкторские бюро и промышленные предприятия, прежде всего, строились под эгидой государства Российской Федерации. Что было обязательным условием досточтимого профессора. Далее, ещё более удивительно. Не сверхприбылями и патентированием, а также налаживанием производства руководствовались и мотивировались международные спонсоры, отнюдь. По условию договора, пункта три и следующих под тройкой подпунктов, четко и ясно, чёрным по белому заявлялось: «что любая коммерческая прибыль от данного предприятия должна быть определена на благотворительные цели». В равных пропорциях разбиваясь по всем в благотворительности нуждающимся, на усмотрение второй стороны, то есть на усмотрение руководителя теоретического отдела и КБ, Кругового Владимира Ивановича. Добавив тем самым профессору новый виток хлопот на старости лет и конечно бесконечного количества добрых дел. За годы работы удалось собрать команду талантливых единомышленников. Год от года предприятие набирало обороты, и уже планировались в ближайшем будущем первые серийные выпуски. Чем дальше погружались учёные в свои эксперименты и расчёты, тем больше неизвестного открывалось впереди, что настоящего, (не профанно-профессорского подхода к науке), учёного не могло не радовать. Так и протекала жизнь Владимира Ивановича. Практически без выходных, что уж там говорить про отпуска, с постоянным недосыпанием. Но с великой радостью на сердце. Той радостью, что горы двигает. Той радостью, когда делаешь правильное, великое дело. Ещё при жизни удостоился профессор и признания и множества наград, а когда изготовленные прототипы были предоставлены мировой общественности, эйфория в мире была сравнима, пожалуй, лишь с той, когда впервые в космос полетел Юрий Гагарин. Успешно переложив двоичную систему на систему квантовой запутанности, был создан наконец-то многозадачный и многооперационный квантовый компьютер. Более того весь техногенный сегмент науки впервые за долгое время перешёл от прогресса только в компьютерной индустрии к технологической индустриализации во всех отраслях. Ожила и космическая отрасль. Человечество снова устремило свой взор на небо. Словно из пепла возродилась мечта о звёздах. Появились различные «Кулибины» и «Очумелые ручки» наперебой обгоняя друг друга ставшие предлагать одну выдумку за другой. А где есть выдумка, там есть и варианты её воплощения. Да и сам мир вокруг стал оживать и просыпаться. Так если бы покрытый плесенью и грибком шарик, невидимая рука ежедневно принялась натирать противогрибковыми мазями. Исчезли войны и разногласия. Тирания однополярного мира и гегемония одной страны внезапно исчезли сами собою и самое удивительное то, что обвал до этого существовавшей финансовой системы, конец Федеральной резервной системы и крах Евросоюза произошли ну как-то совсем мягко, практически никого не затронув. Казалось, что-то непостижимое твориться, и непостижимое это есть какое-то великое чудо. Ходили слухи о всеобщей кредитной амнистии и прекращении существования банков, по крайней мере, в том виде, в каком были они, по сей день. Будучи уже совсем стареньким Владимир Иванович, частично передав дела молодым, успел попутешествовать, в основном по малоизвестным мегалитам древности. Очень интересовало его непознанное и тайное, тем более, что теперь кое-какие представления о природе происхождения мегалитов появлялись в голове профессора. Вот в такое удивительное время перемен жил, и принимал непосредственное участие в созидание этого мира в лучшую сторону, Круговой Владимир Иванович — профессор физико-технического факультета и много кто ещё, но главное: просто хороший, добрый и честный человек. И вот когда пришло его время, спокойно пошёл он, не оборачиваясь по знакомому уже ему коридору, а сопровождали его ангел Уриил, и ангел хранитель Милана, что-то радостно сообщая профессору в пути. В конце коридора на этот раз ждала Владимира Ивановича его семья, ждал его собственный рай со своим дворцом и городом. Не терпелось неугомонному и беспокойному мерину Кипарису прокатить Владимира Ивановича до радуги и обратно. Впереди у профессора была вечность.
Совсем недалеко от собственного рая Владимира Ивановича Кругового, расположился опять-таки собственный, только чуть-чуть поменьше, рай Аркадия Афанасьевича Дорохова. К сожалению, в этом раю не было дворца с фонтанами, как не было и города, и даже появление гостевого домика ничего не предвещало. Но зато был весьма уютный шалаш на берегу быстротечной изумрудного цвета речушки. Был и огромный удобный гамак, подвешенный за ивовые ветви в тени неописуемых райских деревьев. Очень удобно было Аркадию Афанасьевичу во время дневного зноя поваляться на этом гамаке, понежиться и почитать книжку. Взятки более не тревожили зам министра, напротив, полюбил он более всего сам давать. Благо никто его не чурался, и не было дня, чтобы не залетело к Аркадию Афанасьевичу несколько светлых душ в гости. Давал Аркадий Афанасьевич гостям в подарок всё, что попадало под руку, а с учётом того, что мысли в данных местах материализовались моментально и ограничивались лишь фантазией, много чего интересного унесли с собой гости зам министра. Не было запрещено и Аркадию Афанасьевичу ходить в гости, тем более что дорог и путей от его шалаша исходило великое множество. Стоит отметить, что в данных местах гостям не то, что рады, милых гостей всем сердцем любят. Всегда интересно пообщаться со светлой душой, узнать, кем была при жизни, что хорошего сделала. И вот однажды занесло зам министра, уже под закат несуществующего светила, в маленький уютный домик. Синий дымок очага взлетал и растворялся над трубой, а из окон лился приятный тёплый свет. На пороге встретила Аркадия Афанасьевича немного застенчивая хозяйка, и с поклоном пригласила в дом отведать чаю со сладостями. Так родилась неземная любовь. Не сразу конечно родилась, но ведь тут нет хода времени и торопиться особо некуда. Всё, что здесь зарождается, то навечно. В тот же первый визит, выяснилось, что хозяйка оказалась простой молоденькой учительницей из столицы поднебесной. Правда многому научить детишек она не успела, так как заболела раком и в течение года скончалась. Стыдно было рассказывать свою жизнь Аркадию Афанасьевичу, ой как стыдно, но ничего не поделаешь, раз пришёл в гости будь любезен, а обманывать в раю никак нельзя. Рассказал! Всё как было рассказал, и к радости своей увидел такое понимание, такую доброту и счастье о том, что всё же изменился и не пропал. С того визита не было и дня что бы зам министра не навестил свою китаяночку. Немного позднее, и она стала наведываться в шалаш у реки. Немного времени летали, друг к другу в гости. Тысячи гостей собрались на небесную свадьбу, ещё тысячи прислали подарки и поздравления. Не многие земные цари, и правители могли похвастать подобной свадьбой простых двух смертных на небесах. Такой свадьбой, где все без исключения гости, да что там и все небеса обронили искренне слезу счастья за образовавшийся союз. А шалаш и домик слепились воедино подобно своим хозяевам и преобразовались в чудного вида, словно царский, шатёр. Ведь и правда говорится, создатель сотворил не одного, а двоих, и неважно где повстречаешь ты родную душу свою, в том мире или в этом, главное, чтобы две души эти были светлыми. Дилемма, почему же именно злые силы способствовали возвращению в стадо заблудшей души Аркадия Афанасьевича, ведь казалось кто-кто, а они менее всего в этом заинтересованы, решалась, наверное, так: такова была цена за временное нахождение в Дороховском кабинете, под его личиной. Ведь, скорее всего, и злые силы ведут конструктивный диалог, торгуются, спорят с силами добра, почём знать.
Интересно сложилась судьба и у Соломона Израилевича. Начать можно с того что, как и было обещано, придя на следующий после странных звонков день с работы домой, Соломон Израилевич действительно не обнаружил у себя дома ни супруги, ни Эдика, ни вещей последних. Странные чудеса видывал Соломон Израилевич на своём веку, но чтобы такое! Не верилось и тревожно стало. Неделю было тревожно, пока не выяснилось, что не убрали Олюшку с Эдиком как ненужных свидетелей, а просто напросто сделали им предложение, от которого невозможно отказаться. Переселили Олюшку с Эдиком в один день, и как оказалось очень даже запросто, ведь переселили в просторную трёх комнатную, да в недавно построенном доме, и ещё почти в центре. Уж лучше бы переселили меня в эту трёшку, покручинился Соломон Израилевич некоторое время, только недолго. Осознал мудрый Соломон Израилевич, что и поступок с переселением оказался мудрым. Сам бы он естественно не принял подобный подарок, а если бы и уговорили невесть как, так с того момента чувствовал бы себя Соломон Израилевич обязанным. Долгом огромным нависло бы на него переселение. А тут вроде, как бы и не просил никого ни о чём. И всё прекрасно и замечательно, пусть обязанными себя Олюшка с Эдиком чувствуют. Долго кстати заморачиваться этим вопросом стало внезапно некогда. И внезапность эта, прежде всего, обуславливалась неожиданной встречей с профессором астрофизики Владимиром Ивановичем Круговым. С того самого момента резкий поворот наступил в кривой ухабистой тропе жизни Соломона Израилевича. Вдаваться во все подробности и мелочи будет конечно неинтересно, хватит и того, что сработались Соломон Израилевич и Владимир Иванович. Естественно Соломон Израилевич, прежде всего, отвечал за связи со спонсорами и финансовые потоки, но немного позднее проникся и самими идеями, и в силу своего тонкого ума, да таланта вместе с порядочностью, оказывался весьма полезным во всех проектах и на всех их стадиях. Огромное спасибо скажем ему за это. Как говориться счастье никогда не приходит одно и, заработав свой первый миллион золотых рублей, как в фантастике сразу же на следующий день повстречал Соломон Израилевич свою любовь в лице двадцатилетней студентки МГИМО по имени Юля. Ничему не научила жизнь Соломона Израилевича в отношении общения с противоположным полом. По уши вляпался Соломон Израилевич в молоденькую красавицу. И хоть союз этот был и недолговечен, и даже, скорее всего, не будем говорить с чьей стороны, а был он корыстным, только вот счастье Соломону Израилевичу он всё же принёс. Маленький Александр Соломонович появился на свет Божий, сделав отца своего счастливейшим из смертных. Жизнь втройне обрела смысл, было теперь, для кого продолжать увеличивать сокровища в тайнике. Кстати тайник этот перекочевал. Дом строил Соломон Израилевич в ближайшем пригороде. Средства теперь позволяли. А вместе с постройкой дома мудрейший Соломон Израилевич не забыл вырыть и собственную пещеру Али-Бабы. Как всегда, основательно подошёл Соломон Израилевич к процессу. Экскаватором рыли яму для будущего тайника. Монолитом вылили стены и пол. Стальная ста миллиметровая дверь открывалась с помощью электропривода. Сигнализацию не забыли тоже. Ну а поверх тайника поставил Соломон Израилевич собачью будку и поселил в ней кобеля Хаски. Будка при желании снималась с шарниров, и плавно на замаскированных рельсах, отъезжала в сторону, освобождая проход к тайнику. Оставалось только уничтожить физически работников, делавших тайник или на худой конец повыкалывать им глаза, но ведь Соломон Израилевич жил не в средние века, да и душою был светел, а потому рабочим честно заплатили и с рабочими на позитиве расстались. И вот однажды приболев, Соломон Израилевич лёг спать с жаром и головной болью. Сознание на пороге сна вошло в изменённое состояние. Но не бредовые галлюцинации поймал Соломон Израилевич в текущем неприятном состоянии, возникшем из-за жара. Плаксивый женский голос в правом полушарии утверждал, что те самые, так безрассудно отпущенные рабочие, что дверь на сейф устанавливали, они же в него и проникли. Мало того, что проникли, так стащили коллекцию древних монет, золотые биточки и бриллиантики из Таиланда ввезённые контрабандой.
— Беги скорее светик мой Соломончик Израилевич, свисти охрану, поднимай на уши соседей и полицию, — причитал женский голосок. На что в этот раз, Соломон Израилевич спокойно зевнув, повернулся на другой бок и со словами: «Спокойной ночи дорогой Соломон Израилевич!» — крепко да за здравие сразу же заснул.
Как же сложилась дальнейшая наисчастливейшая жизнь красавицы Эли? Да никак! Боком сложилась и сикось-накось, по-другому и не скажешь. Прежде всего, заблудилась Эля в собственных ложных убеждениях, а это до добра ещё никого не доводило. Что же за ложные убеждения? А всё просто: Я женщина и мне все должны! Все мужчины измельчали! Мы женщины сильны и независимы и сами всё можем! Хочешь иметь такую красавицу как я, соответствуй! Зарплата не ниже… Уровень интеллекта не ниже… Чувство юмора обязательно! Внешние данные спортивные! Состоявшийся и целеустремлённый, непременно обеспеченный, и так далее и тому подобное. Бла-бла-бла! Где же такого найти-то, если по собственному разумению все измельчали? Сама себя Эля закодировала на парадокс. Забыла и такую штуковину, как притяжение мысленных образов с дальнейшим физическим воплощением. Вот и получилось в итоге то, что вышла красавица замуж и за обеспеченного, и за целеустремлённого, уверенно можно сказать интеллектуала с отличным чувством юмора, да в прекрасной физической форме, но вот беда — измельчавшего! Измельчание это проявилось, прежде всего, в отсутствие силы воли перед слабым полом. В ужасном по своим меркам подкаблучничестве, непонятно, как соседствующим с жадностью. В желании погулять на стороне и опрокинуть за воротник с друзьями, а главное в постоянном вранье. Однако чудовищное это измельчание на Эли горе открылось не сразу, а открывалось постепенно, маленькими порциями, да в течение довольно-таки продолжительного отрезка времени. А когда открылось окончательно и полностью — бабах, а Эля уже на восьмом месяце. Далее всё как по учебнику: скандалы, развод, суд, алименты. Очень кстати неплохо устроилась Эля на эти самые алименты. Все идеи с написаниями сценариев, снятиями фильмов канули в небытие. Попросту стало лень заниматься подобными вещами, да и мотивация пропала. И стала Эля порхать, как бабочка по жизни, меняя одно увлечение другим, заменяя одного ухажёра-спонсора следующим, не меняя только одно — подход к жизни и мировоззрение.
Я женщина и мне все должны! Мужчина в априори должен! Мужчина должен за всё платить! А почему так? С какой такой стати ей должны, какой такой кредитной линией осчастливливала Эля мужчин? И почему собственно должны, раз все разом измельчали? А что тогда сама должна взамен? Чем сделала этот мир лучше? Размышлять на подобные философские темы было скучно, неинтересно и главное нецелесообразно. Ещё менее весело и главное невыгодно было задуматься над тем, что раз все мужчины измельчали, то по логике вещей женщины перестали быть достойными, становясь взамен доступными. Ведь ничего из ниоткуда просто так не берётся и получается, что на одной чаше весов измельчавшие, ну а на другой недостойные. Природа мать во всём стремится к равновесию. Или же вот гениальное изречение про сильных современных женщин. Ну да есть такие, однако «коня на ходу остановит, в горящую избу войдёт» не сегодня придумано. И полвека назад и сто лет назад сильные женщины были. В войну окопы копали, в мирное время страну поднимали, и, между прочим, лишних качеств себе не приписывали, силою своей не бахвалились. Все разные, вот что забыла Эля. Бывают и мужчины измельчавшие, но бывают и женщины, и наоборот хороших тоже немало обоего полу. Ну а ежели начинаешь себя возвеличивать, возноситься над другими, сильной женщиной считать, вот тогда и появляется в мозгу идиотское слово «измельчание», а затем после появляется оно и в жизни, без этого никак.
Одного у Эли было не отнять — это материнских качеств. Тут всё как положено. За чадо своё, всё на свете. Однако растить сына, а у Эли родился именно сын, без постоянного мужчины в доме, тоже не есть хорошо. Тем более с таким устойчивым мнением. Не будем голословно утверждать по поводу данного случая, однако, как показывает практика в подобных ситуациях как раз и вырастет подкаблучник, потребитель, маменькин сынок и попросту именно измельчавший мужчина. Так называемая спираль истории, упрямая и бескомпромиссная штука — за что боролась, на то и напоролась.
Шли года, перевалило за сорок. Красота потихонечку начала высыхать подобно цветку, лишившемуся влаги и солнца. И за внешним лоском, получаемым с помощью спа-салонов, правильного питания и дорогой одежды, вечерами смотрело на себя в зеркало начало приближающейся старости. Всё-таки Эля не была городской сумасшедшей от природы и, переступив за зрелость понятия, столь твёрдо сидевшие в её голове, не то что бы изжили себя, но немножечко стали размываться. Заметив подобный прогресс, хозяйка мозга этот прогресс заметившего, начала всё более грустить и впадать в беспричинную казалось бы тоску. На горизонте показалось время, когда повзрослевший кукушонок её, вывалится из гнезда, и по законам природы будет редко навещать свою мать. На горизонте показались страх и одиночество.
Как-то раз, увидела Эля по телевизору о предстоящей презентации новой книги Хоботовым Олегом, писателем, публицистом, историком и депутатом государственной думы. Презентация должна была состояться в доме книги на улице Лермонтова. Сжалось сердце у бывшей красавицы и стало на душе ещё тоскливей, как если бы осознала она, что упустила что-то настолько дорогое, настолько важное и упустила навсегда и безвозвратно. Два дня прошли в мучительных раздумьях, идти или не идти. Узнает ли? Что сказать ему? Как оказаться рядом и заговорить? И вот на третий день, день презентации, Эля с шести утра приводит себя в порядок. В девять часов она уже в салоне красоты и три часа кряду не выходит оттуда. Надето лучшее платье и самые дорогие туфли. Презентация началась. Издалека в толпе стоит и слушает Эля родной когда-то голос. Смотрит на практически неизменившегося внешне, ставшего только весьма солидным Олега. Слушает и дивится тонкости ума, да величине и глубине познаний писателя. Презентация заканчивается через полтора часа, Олег раздаёт автографы на своей новой книге. Эля не расходится со всеми, и ждёт ещё около тридцати минут на улице. Наконец-то выходит он, выходит в сопровождении двух молодых парней, и направляется в шикарный автомобиль.
— Привет Олег! Узнаешь меня? — дрожащим на ветру голосом, почти шёпотом кричит та самая красавица Эльвира.
— Привет! Узнаю, с памятью у меня всё в порядке, — отвечает Олег, но как-то безрадостно и безучастно, лишь на секунду задерживая скорость шага.
— А ты Олег совсем не изменился, — не зная, что сказать для продолжения беседы, робко роняет Эля.
— Да и тебя мать, годы совсем не пощадили! — отвечает Олег, запрыгивает со своим сопровождением в автомобиль, после чего бывает таков.
И как всегда бывает, всё самое умное и логичное для ответа и поддержания беседы родилось потом, почти сразу же, как Олег уехал. Да вот только умчались те самые уши, что раньше жадно ловили каждое слово. Некому слушать запоздалое Эльвиры остроумие. Нет более этих ушей рядом.
А дальше… А дальше слёзы!
Не будет далее интересно описывать все последующие действия, по наведению порядка в мире, дедушки Рокфеллера, его многочисленного семейства и стоявшего за ними клана из ста пятидесяти четырёх семей. Справедливости ради стоит отметить, что и семейство Ротшильдов уже со своим кланом за спиной, а также самые тайные теневые указатели, все до единого приняли участие в этом самом наведении. При этом были полностью сданы все активы, а позднее получилось и кое-какое подобие публичного покаяния. Всё это тягомотно, небыстро, а главное простому смертному неинтересно. Каганат мировых банкиров испарился навсегда, подобно дымке, от пожара разнесённой по ветру. Главное ведь результат. Но вот что действительно имело место быть, так это два лишних обещанных годика жизни, правда, проведённых в кровати из-за инсульта. Никуда не исчезли и обещанные пролежни, про них не забыли тоже. И как только лучшая в мире медицина с ними не старалась совладать, искоренить полностью пролежни не представлялось ну никакой возможности. Сутки за сутками валялся совсем жалкого вида старичок на огромной кровати, вертел головой, справлял нужду в утку и систематически отдавал приказы. Да-да, приказы. Дело в том, что инсульт парализовал всё тело по плечи и только лишь самую капельку мозг, но мозг восстановился в течение месяца. Каждое утро на кровать прилетал Гусар, и хитро косясь, прогуливался рядом. Не оставлял Гусар Джона и в течение всего дня, ревностно следя за правильностью отдаваемых приказов. Однако теперь если Рокфеллер ошибался, попугай не клевал того до крови за нос, не откусывал родинку на шее, и не бил что есть силы клювом в лоб. Гусар сменил тактику и по-гусарски не имел никакого права трогать лежачего и больного. А поэтому только кричал, в ухо да возмущённо хлопал крыльями. Этой меры воздействия с лихвой хватало, и старик всегда тут же поправлялся. Получилось так, что времени у Джона оказалось очень много для раздумий и совсем мало одновременно. Ну что такое два годика? Пролетели как один день. И вот однажды утром Гусар не прилетел. Не появился он и в обед. С обеда Рокфеллеру начал светить в глаза солнечный зайчик. Куда бы старик ни наклонял голову, в какую сторону не поворачивал, зайчик всё равно находил глаза и нещадно в них бил. Было это удивительно, прежде всего, тем, что занавески полностью скрывали окна. Приходилось жмуриться. Глаза всё равно слезились, и жмурился старик аж до полседьмого, а в полседьмого зажмурился в последний раз и сам превратился в жмура. Великий комбинатор, глава клана Джон Рокфеллер сбросил с себя путы, державшие его в этом каменном старом теле. Сбросил и полетел в неизвестность, но полетел без страха. Много всего передумал Рокфеллер за последние годы, много чего исправил, а страха не почувствовал не поэтому. Не успел просто, всё произошло моментально и легко. Да и что будет дальше решать не ему, так чего бояться и расстраиваться, умнее гораздо смириться. На том и кончилось земное существование ставшего переломным наследником своего рода Джона Рокфеллера. Может быть…
Итак, Олег! Интересную жизнь прожил Олег, но обо всём по порядку. Вернувшись из рокового санатория на съёмную квартиру, обессиленный Олег действительно не застал в ней ни профессора, ни его вещей. Лёг спать и проспал почти двое суток. Далее приходилось решать, что делать и как быть. Срок договора аренды ещё не истёк и решал Олег на квартире ещё с полмесяца. За полмесяца удалось нарезать много чего, и вслед за решениями настал черёд действий. Очень отчётливо врезались в память последние наставления Николая Фёдоровича и первым с чего Олег начал, так это с поиска придурков. К делу Олег подошёл основательно и поместил интересную вакансию на одном из сайтов. Начался отсев и вскоре небольшая команда придурков, пусть и наспех состряпанная да с виду невзрачная, но всё же на лицо имелась. Под разными идеями, исходя из характеров и внешних признаков, придурки были околдованы и привязаны. Очень разношёрстной поначалу казалась компашка придурков. Оказались они разных возрастов, из разных социумов и разного же уровня придурковатости, и даже был один придурок — девушка. Однажды прогуливаясь со всеми разом для сплочения коллектива, Олег был застукан врасплох старым своим знакомцем. У знакомца сперва аж глаза чуть из орбит не повылазили. Олег торопливо отвёл знакомца в сторонку и немного краснея, объяснил, что это его подчинённые.
— Ах, вот оно что! — отвечал знакомец, и едва не расхохотавшись, спросил: — Ты на какой бирже труда их набрал-то?
На что Олег уже немного с раздражением ответил правду: — По объявлению.
— А, но и видно! — уже не сдерживая наглого смеха, процедил знакомец и, махнув рукой, двинулся восвояси. Шутка заключалась в том, что в дальнейшем и сам Олег привязался и подружился с каждым без исключения придурком и придурками более не считал ни одного. Развил Олег с помощью своих теперь уже друзей кипучую деятельность в абсолютно разных направлениях. За финансы отвечало левое крыло и занималось оно, прежде всего маркетинговыми исследованиями и дизайном ландшафтов. Сам же Олег с правым крылом непосредственно ударился со всей энергией молодости в историю. А точнее в развенчания исторических мифов и фальсификаций. Тут выбор пал или на древние далёкие цивилизации или на историю прошедших двух столетий. Ну не лежала душа Олега к истории средних и ранних веков, что поделать. Как раз на этом отрезке времени предстало обзавестись второй половинкой и получилось оно вот как. В современном мегаполисе найти вторую половинку порой бывает трудней, чем в маленькой деревушке. Всему виной скорость, всему виной этот бешеный ритм многомиллионного города, всему виной вся та испорченность, внедряемая в сердца взамен на блага. Но есть один простой и быстрый способ. Конечно же, это сайты знакомств и социальные сети. С первых Олег и начал, ежедневно прочёсывая новеньких и тщательно просеивая старые анкеты. Очень быстро пришло видение как всё устроено, и Олег превратился в профессионала. Отбор, происходил вот по каким критериям. Ну, во-первых, конечно же, внешность и возраст плюс регион проживания. Затем понравившиеся анкеты мониторились на личные данные и интеллектуальные способности владелиц анкет. Например, если в анкете не был указан возраст, а на прямой вопрос: «Сколько тебе лет?». Приходил ответ: «Столько сколько и зим!». Олег про себя говорил: — понятно, едем дальше. Дальше ехал Олег, читая и такого рода статусы: «Мир создан для того, чтобы я мурлыкала!». Или: «Мамка одиночка, ждёт твоего звоночка!». Или: «Про меня говорят, что глаза мои хитрят…». Попадались и такие: «Забочусь о теле, душа всё равно бессмертна!) Мужчины разные бывают, одни могут в кино сводить, другие с ума!». Или вот: «Симпатичная… вредная… без башенная ведьма с вредными привычками, желает встретить попутчика для СОВМЕСТНЫХ ПОЛЕТОВ на метле на луну и т. д., и для СПЛОШНОГО БЕЗОБРАЗИЯ! За последствия не отвечаю!». Попадались и такого плана: «Надеюсь, что Вы внимательно прочитаете данную информацию перед тем как написать. Встречаюсь редко. Предложения интим услуг, содержания блокируются сразу. Ищу победителя…) P.S. Не ищите идеальную женщину… Я сегодня дома!». И даже такие: «Порой так хочется, чтоб кто-то прижался с нежностью к щеке, погладил волосы украдкой и заплатил за мой кредит…)». Ну и очень часто до банального так: «Для меня важно видеть пунктуальность и обязательность со стороны мужчины. Слова мужчины всегда должны иметь продолжение в его действиях, либо не должны быть произнесены».
После детального изучения фотогалерей держательниц подобных статусов выяснялось следующее: Эта — немножко кривоножка. А эта — кровь с молоком, зажатая в тиски. У той, малость в глазах тревога и усталость. У этой грудь совсем чуть-чуть. Вон та на фрейлину похожа, белее мела её кожа.
— Познакомимся красавчик? Сводишь даму в ресторанчик? — Приходит сообщение. Открываем анкету, смотрим. Силиконовая грудь, губы как у утки! Селфи в ванной комнате! — Извините, дудки!
Более и менее приличным владелицам анкет и внешних данных Олег мутил спам рассылку. Копировал одно предложения из разряда: «Прекрасная познакомимся?!». И вставлял в сообщение десяти и более красавиц зараз. Естественно в зависимости от количества разосланных сообщений приходило и определённое количество положительных ответов. Примерно три-четыре из десяти в осенне-зимний период и пять-шесть в весенне-летний. Олег загулял, долго не задерживаясь ни на ком. Не пробегало искры, всё в итоге оказывалось не то. Всё или с самого начала заворачивалось или длилось не более нескольких месяцев. Олег влип в систему. И так могло происходить до бесконечности если бы не его величество случай. Недаром говорится в пословице: «Никогда не знаешь где найдёшь где потеряешь». Однажды вечером Олег возвращался домой на новеньком своём мерседесе Е-320, ехал не торопясь тем более что пошёл обильный снегопад. И вот на одном из многочисленных перекрёстков столицы его догнала и припечатала в задний бок идиотская Хонда Капа. Признаки нарушения правил дорожного движения Хондой Капой были явно на лицо. Более того авария эта, затруднила и без того трудное движение, да что там, парализовала его почти полностью. Ну как тут не расстроиться. Злой Олег выскочил и принялся отчитывать обидчика. Обидчиком же оказалась весьма миловидная девушка, как оказалось совсем недавно получившая права. Девушка испуганно хлопала огромными от природы ресничками и пыталась вызвонить папу. В тот момент Олег совсем не обратил внимания на красоту, посланную ему самим небом, а лишь раздражительно осматривал повреждения и объяснял прочим недовольным участникам движения по чьей вине они стоят. Ну а далее закрутилось, завертелось, понеслось. Обратить внимание на красоту всё-таки пришлось, причём уже при разборе аварии аварийными комиссарами. Далее внимание это всё только усиливалось, подогревалось и утверждалось в своей правоте. Вылилось внимание в оплаченный ремонт автомобиля, Олегом, виноватой стороне. А уже после в настоящую, искреннюю, взаимную любовь. Ту самую любовь которую и называют счастьем. Ту самую любовь которая раскрашивает весь окружающий серый мир во всевозможные краски и делает его наполненным смысла. Была и свадьба с венчанием, появились сперва дочка, а затем сын. Олег же получил ещё и тыл который помогал творить и воодушевлял на действия. И Олег действовал. Многочисленные экспедиции и сутки, проводимые в архивах, не пропали даром. Сперва была написана первая книга, положившая начало целой серии книг на исторические тематики. В след за углублённым изучением правдивой истории пришла и заинтересованность геополитикой. Книги стали разбавленными тем и тем, а значит более поучительны и интересны. Помимо книг Олег волей-неволей стал выступать на различных патриотических каналах и радиостанциях. Лично пришлось возглавить комиссию по эксгумации тела вождя всех народов Иосифа Виссарионовича Сталина. Эксгумация проводилась с целью восстановления исторической справедливости и оказалась совсем ненапрасной. В ходе тщательного исследования останков отца и учителя, при помощи современных лабораторных исследований и экспертизы было со сто процентной уверенностью установлено то, что товарища Сталина отравили. Само по себе это явилось миру сенсацией, но и добавило загадок для историков. Кто? И как? Вот за что, тут кое-какие предположения имелись. Дело в том, что накануне своего убийства, товарищ Сталин волевым решением решил отстранить партию от руководства страной. Провести, так сказать, черту разделяющую партию и правительство. Что ясно было видно на девятнадцатом съезде партии осенью тысяча девятьсот пятьдесят второго года, где Сталин был всего лишь в середине списка членов центрального комитета. Судя по всему, это и послужило первопричиной.
Венцом личностного и карьерного роста Олега на уже, за порогом зрелости, стало избрание в государственную думу Российской федерации от партии патриотически-настроенных сил. Немало положительных и главное весьма полезных законов было принято при непосредственном участии Олега. Участвовал он и в разработках, и в разъяснениях этих законов, а равно и в пропаганде. Немало пользы принёс Олег за годы службы своему отечеству, немало пользы принёс Олег своему народу. Не станет когда-нибудь Олега, но останется у людей светлая память о нём. Останутся книги, которые расходятся многотысячными тиражами. А пока жива память людская, пока хоть одна книга кем-то читается, частичка бессмертной души не покидает этот мир, держа связь с хозяйкой душой в другом мире.
Было у Олега и несколько встреч с Владимиром Ивановичем Круговым до его кончины. Встречи протекали очень тепло и дружественно. Обоим было чем поделиться из своей кипучей полной успехов деятельности. Было им и что вспомнить. Но воспоминания эти не сговариваясь, Олег и Владимир Иванович трактовали, не затрагивая участия в них потусторонней силы. Как будто её и не было в их совместных похождениях. Остаётся предположить почему. Наверное, всё дело в уважении к тонкому миру, окружающему всех нас повсюду и везде. Не понять простому смертному замыслы и чудеса высших форм. А, следовательно, и трактовать не имеет смысла. Оставили наши герои вести подобного рода размышления о добре и зле, философам и богословам. Это их вотчина, пускай они, и спорят, размышляют да философствуют. Олег же и Владимир Иванович твёрдо помнили, что и как с ними произошло, и знания эти оставили в себе до конца.