1945 год, май, я был в подвешенном состоянии. Баба Дарья вернулась из эвакуации с Иваном Ивановичем Краско – у меня был дед по маме. А брат мамы, Иван Иванович Краско, служил в авиации. Он демобилизовался. Приехал с молодой красавицей женой Валентиной Петровной. И вдруг он говорит: «Давай мы тебя усыновим». В 1946 году я был усыновлен и получил фамилию мамы – Краско. Он говорит: «Давай устроим тебя в авиационное училище!», поскольку сам летчиком числился. Я узнал, что там могут в центрифугу посадить, и будут испытывать вестибулярный аппарат. А у меня даже на качелях голова кружится. «Ну, тогда давай на флот». Я был зачислен в 1-е Балтийское военно-морское училище. И через четыре года меня назначили на Дунайскую флотилию командиром корабля. Вот и все. Прослужил одну навигацию.

Морское дело я знал и любил, каждый год у нас была практика. В 1950 году, мне еще и двадцати не было, я был на практике на Черном море, на знаменитом линкоре «Новороссийск», который через пять лет взорвался на рейде в Севастополе. Курсантская служба – великая школа для молодого человека, который вообще мог оказаться в сиротской бездомной среде. Бог миловал. Я попал в компанию таких же обездоленных молодых людей, которые после войны испытывали трудности. Иван Иванович – дядя мой, который отчимом стал, – говорит: «Жизнь-то трудная, послевоенное время, а там ты будешь на полном обеспечении. У тебя форма красивая будет». Я испытывал какой-то дискомфорт, в том смысле, что мне не хотелось жить в казарме все время. Но ребята оказались мировые.