И вот я прихожу в театральный институт на экзамен: на ногах подошвы из китовой кожи, чтобы казаться повыше. Захожу – там сидят Меркурьев, Райкин. У меня была заготовлена героическая проза «Тарас Бульба убивает сына». Такой сморчок – и вдруг трагедия. Делаю жест, которому меня научили, читаю деревянным голосом. Мне говорят: «Достаточно. Спасибо, мы вас известим». И тут я понял, что провалился, но я же еще не пел! «Ну, пусть споет!» Песня тоже была героическая. Пианистка грянула, и я запел не в той тональности. Она решила меня выручить – стала играть в мою тональность, а я решил, что она мне показывает: надо петь повыше. Я пел все выше и выше, и уже довывал, как волк. Опустив глаза, я увидел, что комиссии не было: они рыдали от смеха где-то под столом. Я вышел оттуда в ужасном настроении. Меня разбудил телефонный звонок: «Тебя взяли!» Я примчался в институт – там висит список: напечатано 24 фамилии и моя дописана ручкой: Равикович.