Я родился в 1937 году в Петропавловске на Камчатке. Через несколько месяцев после моего рождения отца арестовали, и он провел в сталинских лагерях 18 лет. Он был инженером-экономистом, мама – инженером-строителем. Они окончили институт и поехали на Дальний Восток строить социализм. Они были очень преданы советской власти, а может, просто хотели подзаработать: тогда давали надбавки, лишь бы только молодежь туда ехала.

Воспитывала меня бабушка, Александра Давыдовна Губанова. Когда мне исполнился годик, она меня вывезла с Камчатки в Москву. Мы поселились в полуподвале, у нас была комната около двадцати метров. В 10 вечера мы выходили в коридор, там стоял рукомойник с ведром. Из ведра свисал хвост – там сидела крыса. Она была родной для всей нашей коммуналки. Никто ее не боялся, и она никого не боялась. Она ела объедки. Конечно, если ударить по ведру ногой, она оттуда вылезала, и то лениво. Крысы очень умные животные.

Каковы были игры детей войны? Надо было взять кусочек сахара, подобраться к ведру. Крыса долго мучилась, в ней кипели шекспировские страсти: схватить кусочек сахара или не схватить. Высший класс был, когда она его выхватывала прямо из руки. Это значит – ты король, большой мастер.

На кухне кто-то в кастрюли плевал, иногда были ссоры, ругань. Когда я прибегал из школы голодный и бабушке нечем было меня кормить, соседка звала меня и сажала за свой стол. У нее были свои дети, и я участвовал в соседской кормежке. В коммуналке была и настоящая дружба, и настоящая любовь.

Отец отсидел 18 лет в два этапа. Сначала ему дали 10 лет, и потом он тайно приехал в Москву. Это было в 1947 году. И мама, и бабушка боялись, что в коммуналке кто-то продаст, настучит. У нас в одной из комнат жил милиционер, разные люди. Так вот: никто не настучал, представьте. В нашей коммуналке была и своя мораль. Все знали, что у Лиды из заключения приехал муж. Все-таки тогда считалось: враг народа, вредитель. Но никто не продал и не предал.