У меня есть брат, который моложе меня на четыре года. Я люблю его, но в детстве он был по отношению ко мне совершенным предателем. Меня не очень любили, называли «показулька». Вроде, я из себя хочу что-то изобразить. Может, я не была совсем обычной, такой как все, но мой брат Валера меня предавал. Он «дружил» против меня. У нас было старое бомбоубежище. Если забраться наверх, то через забор театра «Перекоп» можно было смотреть трофейные фильмы. Мы, например, смотрели «Тарзана» 150 раз. Стояли и бесплатно смотрели, пока домой не позовут. И вот в этом бомбоубежище ребята организовали штаб, назвали «ДПШ». Я прямо умирала, так хотела узнать, что это значит. Я Валерке – он маленький был – выворачивала руки, ногой на него наступала: «Говори!» Он как партизан молчал. Потом оказалось – «Детская подземная школа». Надо было так мучиться из-за этого.

Спорт для меня был на противоположном конце мироздания. Если я руку подняла – считайте, это уже мировой рекорд. Физкультуру я по возможности пропускала. Правда, я ходила на каток в Парке культуры. Но не для того, чтобы оздоровляться, а потому что там были мальчики. Я покупала конфеты «Клубника со сливками», плевала на эти «ягоды», наводила румянец, увеличивала формы (я была девочка субтильная) – напихивала ватку куда следует, чтобы казаться более привлекательной. И была у меня синяя беретка. Я скользила по льду и падала прямо перед тем, кто мне нравился. Он меня поднимал и дальше катался со мной в паре. Это уже было начало романа.

У нас на Большой Спасской был ломбард. Туда сдавали колечки, шубы, шапки – и на эту ссуду люди жили. Но вечерами ломбард затихал. А где-то к четырем часам утра люди приходили занимать очередь. Но до четырех там никого не было. И лавочки стояли. Эти лавочки были затемнены, и оттуда было видно все, что происходит на улице. А с улицы ни за что не разглядишь, что мы там делали. Тогда мне казалось, что мы самые грешные девчонки на свете. Но сейчас я вижу: мы были ангелы и с ангелами же общались. Мои первые поцелуи, первые анатомические упражнения были именно там.

В Ботанический сад я ходила и смотрела, как с богатенькими детьми гуляют немки. У нас в семье не было такой возможности. С тех пор во мне живет «вопрекизм». Я знала, что мне нужно пробиваться самой. Что меня никто не будет учить делать реверансы и говорить на иностранном языке. У меня очень большая пробивная сила. Я не люблю никого расталкивать. Но меня тоже не потолкаешь, я все могу.