В 1938 году я окончил 7 классов и уехал в Москву гостить к двоюродному брату. Вернулся – а отца уже посадили. Зимой 1938 года, больше я его не увидел. Говорили: без права переписки на 10 лет, это значило, что человека расстреляли. Система была очень простая: приезжала военная коллегия Верховного суда, три военных юриста и по списку приговаривали людей. За один день двести человек. На следующий день приезжала расстрельная команда, и этих людей расстреливали. Не было никакого дела, был листок от такого-то числа: приговор приведен в исполнение. Но никто этого не знал, и поверить в это было нельзя. Люди-то были совершенно ни в чем не виноваты! Мне было 14 лет, и я остался сиротой. Нас быстро выселили из квартиры. Это все-таки была квартира. С лепниной, красивая очень комната. Большая кухня – метров двадцать – и маленькая детская. Я вернулся из Москвы, пробыв там лето, и вдруг на вокзале меня встречает дедушка, который жил в Ростове и говорит: «Миша, маму тоже арестовали, как жену врага народа!» Маму не осудили. Она через три месяца вернулась в Ростов – ее выпустили. Хотя сажали всех жен врагов народа.

Дедушка говорит: «Поехали, Миша, ко мне, больше у тебя никого нет!» Вот тут я понял, что детство кончилось. Мы продали все, что у нас осталось, за копейки. Нас выселили из нашей квартиры в комнату, все отобрали – диван, гардероб с зеркалом, отцовский письменный стол. Отец был большой начальник, у него было именное оружие – два пистолета браунинга, ламповый радиоприемник.

Таганрог перестал быть для меня Родиной – и папу, и маму забрали. В Ростове я пошел в школу, потом началась война. Дата выдачи аттестата – 22 июня 1941 года. Армия, война, фронт, госпиталь, Германия, Берлин, демобилизация, институт, арест – вся моя биография. А Таганрог для меня – как сказка. Я прожил основную часть своей жизни не в Таганроге. Хотя думаю, что мои первые 14 лет значат не меньше, чем остальные 70.