Перед глазами замелькали какие-то перекрученные в пустоте громадные лестницы-мосты. Их было бесчисленное количество, и они образовывали между собой удивительно законченные циклопические конструкции. Оставив их позади и нырнув в какое-то перламутровое свечение, мы с женой вскоре очутились на краю милой долины.

Она была буквально усыпана красивыми ажурными домиками веселых расцветок, утопающих в сочной зелени и цветах. Мы в изнеможении опустились на настоящую теплую землю и прислонились спинами к подлинному гранитному дубу.

— Где это мы? — удивленно спросила жена.

— Пока не знаю, но точно не на Земле.

— Жаль.

Все вокруг дышало тихой радостью и покоем.

— Как хорошо, — выдохнула жена, блаженно закрывая глаза и кладя голову мне на плечо.

Чем мы дольше сидели, тем ярче становились в долине краски и ароматнее запахи. Все вокруг благоухало. Да это и было Счастье в чистом виде, очищенное до четырех девяток.

Сколько мы так просидели, не знаю. Светило здесь, казалось, висело всегда на одном месте, соответствующем примерно одиннадцати часам утра. В какой-то момент я вдруг понял, что в этой долине что-то не так. И дело даже было не в том, что здесь не видно было людей. С трудом продираясь сквозь блаженную истому, растопившую мозги, как кисель, я внезапно осознал: здесь не было ни одной птицы! Вокруг стояла монотонная обволакивающая тишина.

Когда я сделал это открытие, жена уже крепко спала, улыбаясь во сне чистой детской улыбкой.

Я с силой потер лицо. Дурман в голове не прошел, но я хоть осознал, что не сплю, и голова у меня потихоньку соображает. Я огляделся в поисках зонта. Он лежал от меня в паре метров ниже по косогору. Сняв с плеча голову жены, я стал осторожно спускаться вниз. Достигнув зонта, я схватил его и начал взбираться обратно наверх, и тут меня ждал неприятный сюрприз: подняться вверх я не мог. То есть, натурально, никакой преграды передо мной не было. Этой преградой для себя стал я сам. Очевидно, я пересек какую-то незримую границу, после которой все прелести этой долины отозвались у меня во всем теле в тысячу раз сильней, чем около дуба, возле которого блаженно спала жена. Я не мог, не хотел уходить отсюда. Меня тянуло вниз будто трактором. Стоя на четвереньках с зонтом в руке, я как камертон отвечал на все соблазнительные предложения этой волшебной долины. А она знала, чем привлечь к себе человека!

Бесконечное счастье, покой и радость, что еще надо смертному? При этом я чувствовал, что в призыве долины нет никакого обмана или ловушки.

В голове моей плавал туман, а тело разрывалось на части. Одна из них, меньшая, рвалась обратно к жене, а другая — вниз по склону в долину. Мысль окликнуть жену и позвать вниз за собой мне казалась все более соблазнительной. Гринвич, Мебиус, вылченогие карлики, все растворилось в небытие. В мозгу лишь крепла уверенность, что я наконец отыскал то, что искал всю свою жизнь: безразмерное, бездонное Счастье…

Перед глазами промелькнула какая-то огромная тень, чем-то похожая на черепаху, и я получил ощутимый пинок ниже спины.

Никогда бы не подумал, что вековой гранитный дуб может так сотрястись от встречи с моей головой. Цилиндр сложился гармошкой, а я стоял, уткнувшись лбом в дерево, и с трудом приходил в себя. В руке я сжимал мертвой хваткой подобранный с земли зонт.

— Это долина — кимберлитовая трубка Совершенного Счастья, — нашептывала мне тем временем Черепаха, паря надо мной словно птица. — В ней произрастают алмазы Радости, Искренности и Справедливости для всех жителей нашей Вселенной. Кому-то, конечно, их достанется больше, кому-то — меньше, но для тебя одного плоды этой долины губительны, как лучи радиации. Эти дома остались от первых и последних переселенцев. После них никто не решается здесь поселиться. Жизнь — это постоянная синусоида потерь и находок, счастья и разочарований, но не сплошная ровная линия одного состояния, пусть даже счастья. А сейчас бери жену, раскрывай зонт, и я отправлю вас в такое место, где вы сможете спокойно выспаться, не опасаясь нападения и незваных гостей.

Я послушно взял жену за руку, раскрыл зонт, и вскоре мы очутились в удивительном месте, излучающем вековые спокойствие и тишину. Что это было за место, судить не берусь, потому что было темно, но я чувствовал, что мы куда-то плавно летим.

Я уложил так и не проснувшуюся жену в зонт, как в люльку, и лег с нею рядом. Откуда-то извне, но скорее в моей голове, раздались чистые неземные аккорды из двенадцати неизвестных мне нот. Было непонятно, что это — музыка или голос. Но я был уверен, что это поет для меня свою колыбельную Черепаха. Под ее удивительно мягкое гармоничное пение я медленно погрузился в глубокий сон, как в пуховое облако.

Мы с женой проснулись одновременно, разбуженные гомоном чаек. Я открыл глаза. Мы лежали на берегу бескрайнего волшебного озера. Почему именно озера, а не моря, я ответить не мог, но знал точно, что это озеро. А поскольку таких гигантских озер в природе не существует, то оно или плод моего воображения или волшебное. Первое предположение со звоном разбила жена, произнеся:

— Какое прекрасное озеро. Даже эти несносные базарки кажутся здесь симпатичными, — она посмотрела на чаек.

— Это точно. Если бы не они, мы бы еще проспали тысячу лет.

Мы лежали под большим белым шатром на теплом, будто просеянном через сито песке и чувствовали себя так, будто отоспались за все прошедшие с рождения годы.

Я обернулся к жене и остолбенел. Рядом со мной лежала не пастушка-простушка, к чьему облику я стал уже привыкать, а настоящая королева в дорогом платье цвета огненного опала и с бриллиантовой диадемой на голове. В ней было столько камней, что я на миг зажмурился, ослепленный их сиянием.

— О, моя, светлость, ты меня ослепила, — я крепко зажмурился.

Очевидно, сияние диадемы, ослепившее меня, помогло жене лучше рассмотреть меня самого.

— Эй, что это за маскарад? Откуда на тебе эти одежды?

Не оставалось ничего иного, как вновь окунуться в окружающую реальность. Я открыл глаза. На мне был превосходный черный атласный плащ до земли, высокие сапоги из оленьей шкуры, перевязь, усыпанная рубинами и изумрудами, и великолепный работы смертоносная шпага с отполированной до светлой дымки рукоятью из антрацитово-черного янтаря, рождавшего сказочное сочетание яркого блеска боевого клинка и спокойной рассудительности древнего камня. Рядом с головой на песке лежала шляпа с королевским плюмажем.

Жена терла глаза: так ее поразил мой новый образ.

— Где мы? Что с нами случилось опять? Я помню, мы заснули на краю великолепной долины.

— Не беспокойся, — я обнял жену. — Все идет, как задумано.

— Кем?

— Пока точно не знаю, но думаю, что скоро это станет известно. Все эти переодевания и путешествия по новым мирам — своего рода проверка, как мы будем вести себя в той или иной ситуации. Мне так кажется.

— Ничего не пойму, зачем эти проверки? Что мы вообще делаем в этом мире, ты можешь мне объяснить? — жена уткнулась мне в плечо.

— Еще не знаю, но думаю, что осталось недолго. Верь мне, рыцари своих дам не обманывают.

— Ну и как нам себя вести?

— Быть самими собой, моя Королева, — поглаживая жену по голове, я уколол палец о диадему. Чмокнув супругу в лоб, я осмотрел место укола, слизнул капельку красной, как зоря, крови и поднялся на ноги.

— Пойду умоюсь с дороги, пойдешь?

Жена будто не слышала. Она сидела, остолбенев, а по ее лицу стекали растаявшие бриллианты.

— Что это? — она дрожащей рукой прикоснулась к лицу, и на ее пальцах осталась мутная жидкость.

— Это твоя диадема. Поздравляю, ты сумела растопить бриллианты. А теперь, умываться!

Я схватил жену за руку, и мы побежали к воде.

Под полуденным солнцем озеро искрилось и играло как миллиарды драгоценных камней. Вбежав в чистейшую воду, я схватил пригоршню холодной воды и обдал ею жену. Она вскрикнула, ответила тем же, и мы, шумя и смеясь, побежали вдоль берега по кромке воды. Набегавшись, мокрые с головы до пят, мы без сил повалились на землю.

Я огляделся. Наш одинокий шатер с двумя вымпелами над крышей смотрелся отсюда как выброшенный на берег бумажный кораблик.

Жена проследила за моим взглядом:

— Как далеко мы ушли. Что там на вымпелах?

Я приставил ко лбу ладонь козырьком. Мне тоже было интересно узнать, что там такое.

— На верхнем, красного цвета, изображен какой-то четырехконечный колпак, наверно, корона, и наклоненная вниз шпага с черным эфесом и каким-то вензелем снизу.

Я поглядел на свой клинок.

— Видимо, эта. На нижнем, нежно-лиловом, тоже корона, только поменьше, и диадема, которая стекла у тебя по лицу. По-моему, так.

— То есть, выходит, что мы с тобой и впрямь король с королевой?

— Чертовски похоже на правду, моя госпожа.

— Где тогда наши владения? Замок, троны, короны?

— Ты задаешь слишком много вопросов, ни на один из которых у меня нет ответа. Скорее всего где-то на берегу.

Я осмотрелся кругом в поисках высоких сторожевых башен с зубцами и нашими вымпелами, но, увы, ничего не увидел. То есть вообще ничего, за исключением голой степи. Лишь на горизонте темной стеной возвышался загадочный лес.

Я повернулся к жене:

— Тебе не кажется странным, что мы не ели с тех самых пор, как из дома попали в этот заколдованный мир? И, откровенно говоря, даже не хочется.

— Тебе здесь только это кажется странным? — жена стряхивала с платья мокрый песок.

— Конечно, нет! Но к чему пытаться найти объяснения необъяснимому? Не лучше начать с того, что попроще?

— С еды, например?

— Хотя бы с нее.

— Ты мыслишь как инфузорная туфелька, мой король. Нашел, о чем беспокоиться. Лучше подумай, как нам попасть обратно домой. Здесь, без сомнения, очень забавно и интересно, но в своем мире я чувствую себя гораздо комфортнее, не знаю, как ты.

— Ты, наверное, хотела сказать, в нашем мире?

— Я так и сказала.

Жена встала. От былого веселья на ее лице не осталось и следа. Сейчас оно было обеспокоенным и раздраженным одновременно.

— Идем к шатру. Мне тут как-то не по себе, — она сделала шаг, когда со стороны леса до нас долетел еле различимый звук рога.

Я вскочил на ноги.

— Это еще кто? — жена схватила меня за руку и потащила к шатру.

Рог протрубил еще раз. Может, в этом была виновата ударившаяся в панику жена, но этот звук мне показался зловещим.

— У меня мурашки по коже от этого рога, — призналась жена, ускоряя шаг. Она испуганно поглядывала в сторону леса. — Ты мог бы идти быстрее?

Она уже почти бежала, но странное дело, чем быстрее мы шли к шатру, тем скорее он удалялся от нас, а загадочный лес становился все ближе.

— Стой! — позвал я супругу. — Беги к лесу, и тогда мы добежим до шатра.

— Ты в своем уме? — запыхавшись, выкрикнула она, пытаясь вырваться из моих рук.

— Бежим к лесу! — заорал я, понимая, что время для объяснений отсутствует, и был прав. Я заметил со стороны леса быстро приближавшуюся к нам стаю каких-то странных животных.

Развернув жену к ним лицом, я потянул ее за собой.

— Не стой же, беги!

Но жена стояла, как вкопанная, не отрывая глаз от несущейся к нам удивительной своры. Там было на что посмотреть. Это оказались исполинские жабы-альбиносы, приближавшиеся к нам стремительными прыжками.

Я сорвал с места жену и помчался прямо на них. Расстояние между нами несколько увеличилось, но оно было тут же сокращено серией прямо-таки гигантских прыжков мутантов. Я уже видел их оскалившиеся кровожадные пасти, из которых вместо языков свешивалось что-то похожее на громадные колючки репейника.

Когда я понял, что нам от них не уйти, из леса опять раздался охотничий рог.

— Где же этот таинственный трубач? — пробормотала жена, находясь от страха почти в полубессознательном состоянии. — Надо крикнуть ему, чтобы он отозвал этих выродков!

— Он охотится за нами!

Я остановился, чтобы перевести дух и выхватил из ножен шпагу, чтобы встретить врага. Боевой клинок повис на эфесе, как шнур.

— Только этого не хватало! — простонала жена, закрывая руками лицо.

Подобным обстоятельством со шпагой я не то что был обескуражен, а был выбит из колеи. Но королям, и по совместительству Казначеям, сдаваться было не свойственно.

Размахивая бесполезным клинком, как веревкой, я постарался придать себе устрашающий вид и с воплем, мало похожим на человеческий, бросился в бой.

То ли мой вопль, то ли вид, а скорей очередной звук из леса заставил тварей остановиться от нас в нескольких метрах. Вблизи чудовища выглядели еще менее привлекательно, чем с расстояния. Двухметровые жабы, покрытые густой свалявшейся шерстью, бывшей когда-то белой, производили омерзительное впечатление.

Я в сердцах послал привет Черепахе, втянувшей нас в этот омут событий.

Нас обдало жарким дыханием вожака стаи. Жена с удивлением открыла глаза и потянулась ближе к жабе.

— Ты с ума сошла! — заорал я, оттаскивая ее назад.

— Кензо! Это Кензо! — благоговейно прошептала она, втягивая в себя через нос выдох чудовища. Я принюхался. Из его пасти в самом деле до нас долетали волны насыщенного цветочного аромата.

— Эта тварь сожрет тебя и под Кензо, не подавится! — я пытался облагоразумить жену, крутящуюся в теплых клубах парфюмерии, как веретено.

Чудовище несколько оторопело от бурных восторгов жены. Вероятно, оно не привыкло видеть своих жертв в таком состоянии, затем обернулось ко мне:

— Прошу прощения, мы не твари, а полноправные жители этого мира. А кто вы, смешной чужестранец?

— Смешной?! — я был обескуражен и в то же время обозлен до предела.

— Мы таких в жизни не видели.

— Вы много чего в жизни не видели, — я раздраженно убрал бесполезную шпагу обратно в ножны. Выкидывать ее перед врагом было бы верхом легкомыслия. — Я — Казначей Хранителя Времени Первой и Единственной Бесконечности, кавалер ордена Солнца и Полной Луны, а также Король каких-то земель. Каких, на данный момент сказать не могу.

— Кто такой Казначей, мне известно, а что значит Король Каких-то Земель?

Пока я соображал, как бы получше ответить, меня опередила жена:

— Это такой титул, — нашлась она. — Прилагается к титулу Казначея за особые заслуги перед Хранителем Времени. А я — Королева, супруга Короля Каких-то Земель. Живем мы в двухкомнатном замке, санузел раздельный, — жена пристально посмотрела на меня, чтобы я промолчал. — Ну и испугали вы нас. Мы думали, что за нами гонятся какие-то хищники, чтобы нас съесть. Хрум-хрум, — жена попыталась продемонстрировать, как нас едят.

Чудовища заволновались, заходясь в хриплом смехе. Надо сказать, что они не стали от этого менее омерзительными, чем показались с самого начала.

— О, нет, мы не охотимся на чужестранцев.

— Чем же вы тогда занимаетесь? — опешил я.

— Мы охотимся на Чудо-озеро. Всегда, как только оно появляется, мы открываем охоту. Дело в том, что здесь больше не на кого охотиться, а кушать что-то надо.

— Вы… питаетесь озером? — не поверил я своим ушам.

— Ну, да, — совершенно спокойно ответил вожак. — Что в этом удивительного? Мы хватаем его с ближнего к лесу края и тащим в деревню. Там разделываем, пируем, заготовляем впрок и так живем до следующего сезона охоты. Как только озеро появляется вновь, все повторяется. Неужели вы не едите озера?

— Гм, как вам сказать, — пробормотал я, не зная, что ответить на этот вопрос.

Вмешалась жена:

— Конечно, едим, но несколько иначе, чем вы.

— Да? — удивилось чудовище. — Это же, наверное, неудобно.

— Удобно. У нас для этого существуют кружки или бокалы — это специальная клеть для воды. Но мы ее едим только живой. Иначе, стоит ее подержать несколько дней, у нее портится запах.

— И вкус, — вздохнул главарь стаи. — Но у нас больше нет выбора. Это наш единственный источник питания. С вас сорок швейцарских франков.

— Это еще что за новости! — вскинулась жена. — За какие-такие коврижки?

— За справку.

— Чудеса в решете. С каких это пор Король с Королевой должны кому-то платить? Что за чушь?

— Тем не менее, — терпеливо повторило чудовище, — кем бы вы ни были, с вас сорок швейцарских франков. Будь вы хоть самим Мебиусом.

— Где ж их нам взять? — развел я руками, когда понял, что жена потеряла дар речи. — Ваше предложение, хм, несколько необычно.

— А вот это уже ваша забота.

— Ничего не понимаю. Зачем вам франки, если ваше единственное пропитание — озеро? Что вы купите на них? Да и где? Я не вижу вокруг ни одного магазина.

— Мы ничего не покупаем, мы едим их. Это деликатес, — начиная раздражаться, сказала жаба, нетерпеливо притопывая по песку лапой. — Ну, так вы будете платить или нет?

Глядя на оставленный на песке жабий след, я начал кое-что понимать.

— Пожалуй, — медленно начал я, — у вас случился неурожайный год. Вы не получите ни франков, ни озера.

У жены округлились глаза.

— Ты что говоришь? При чем здесь озеро? Пускай жрут его на здоровье, если им это нравится. Главное, чтобы они не трогали нас!

Я повернулся к жене.

— Ты не подумала, почему наш шатер оказался именно на этом безлюдном берегу озера, или почему растаяла твоя диадема?

— Ты хочешь сказать…

— Да! Мы с тобой Король и Королева озера, а не каких-то неизвестных земель. Тот факт, что оно выбрало нас своей королевской четой как раз в этот период, говорит, что оно надеется на нашу защиту. Поэтому мы будем защищать наше озеро!

— Тоже мне выискался защитничек со шпагой на полшестого, — фыркнула, негодуя, жена. — Сначала они сожрут нас, а потом твое дурацкое озеро!

— Не сожрут, — убежденно проговорил я, с лязгом выхватывая шпагу из ножен. — Жабы — наши подданные и обязаны служить нам! Вспомни корону на вымпелах — это не только корона, а и стилизованный отпечаток их лапы.

— Только они об этом не знают!

— Сейчас узнают.

Я покрепче перехватил эфес шпаги и опустил ее вниз, как было изображено на вымпеле. Из кончика шпаги на песок начали выпадать виньетки петель, пока шпага не превратилась в самый настоящий кнут с раскаленным тавро на конце.

Все напряженно следили за мной, и тогда я взмахнул этим грозным оружием. Жена ахнула:

— Кнут Мебиуса!

— Нет. Это лишь его отпрыск.

Тяжело рассекая воздух, кнут обрушился на вожака жаб. Тот квакнул от неожиданности, но потом завопил так, что у нас едва не лопнули барабанные перепонки, когда в его тело впилось клеймо с изображением короны и шпаги.

Завоняло паленой шерстью и кожей. Чудовище продолжало вопить, не в силах сдвинуться с места. Лишь только когда тавро оставило на его коже четкий отпечаток королевского вымпела, оно отпустило чудовище, и вожак, рухнув на землю, медленно пополз к озеру, как провинившийся перед хозяином пес.

Пока прочие жабы раздумывали, как им поступить, я успел заклеймить еще двух гигантов самого свирепого вида. После этого остальные бросились врассыпную. Из леса опять раздался охотничий рог, но твари проигнорировали его.

— Теперь эти три жабы будут стражами озера, — произнес я, отдуваясь. — Остальные животные потянутся за вожаками. Не сегодня-завтра здесь будет целая армия защитников озера. Остается решить, как нам изловить лживого колдуна.

— Кого?

— Того типа, который трубит в охотничий рог и натравливает на озеро жаб. Определенно, это для него, а не для себя они требовали швейцарские франки. Из этого следует, что этот пренеприятнейший тип каким-то образом завязан в единую нить с нашим миром.

Жена недоверчиво покачала головой.

— Ты преувеличиваешь. Что он может купить на эти несчастные сорок франков?

— Что-то, что для него необходимо как воздух… Есть идея!

Я взмахнул кнутом несколько раз и просто вырезал из пространства кусок, откуда раздавался звук рога. Из дыры в этот мир на фоне черного неба выглянул серп луны.

— Подумать только! — удивленно прошептала жена, пробуя на ощупь вырезанный кусок. — Похож на фланель.

Пока я скручивал свою добычу в рулон, рог пискнул несколько раз и затих, когда я убрал его в походную сумку. После этого я спрятал шпагу обратно в ножны.

Мы с женой обнялись и устало пошли к шатру. На этот раз он не убегал от нас, а оставался на месте. Нельзя сказать, чтобы схватка с гигантскими жабами была изнуряющей, но она отняла у меня много нервной энергии.

Неожиданно поднялся ветер, и небо стало быстро темнеть. Мы переглянулись и ускорили шаг. Из низко висящих чернильных туч посыпались одна за другой белые зигзаги молний. Потом до нас докатился грохот разрядов, и на землю хлынул почти тропический ливень. В мгновение ока мы промокли до нитки.

— А вот и фейерверк в нашу честь! — крикнул я, хватая за руку жену. — Бежим!

Мы припустили к шатру со всех ног. Но не успели пробежать и трети расстояния, как обрушившаяся на берег гигантская волна сбила нас с ног и потащила на глубину.

Я заорал. Нас швырнуло в пучину, но затем что-то вдруг подхватило и вынесло на поверхность. Я огляделся, насколько это оказалось возможным, и обнаружил себя с женой сидящими на пике огромного водяного столба, вырвавшегося из озера. За миг он вознес нас на неимоверную высоту к самой туче, из которой продолжали сыпаться молнии. У меня перехватило дыхание. Среди рева ветра мне послышалась торжественная тушь в нашу честь, а может, это было мое разыгравшееся воображение. Потом все вдруг стихло, и я понял, что мы висим в воздухе. Какую-то долю секунды я еще сожалел, что мы не чайки, после чего мы полетели кувырком в озеро.