Удивительное дело: как только человек устремится что-то сделать по своей воле, никакие препятствия для него не помеха. А начнёшь вгонять его в схемы и программы, тут же возникают трудности.

Через двадцать четыре часа после предыдущей встречи, собравшись под зонтом уличного кафе в полном составе, спасители Киева обнаружили, что всё задуманное вполне может свершиться. Оставалась малость – чётко распределить обязанности, расписать всё по минутам и оплатить расходы.

Анатолий справился первым. Для начала потребовал заказать ему бокал пива и, дождавшись его появления, сделал могучий глоток, почти как герой рассказа Мопассана «Гарсон, кружку пива».

Насладившись золотистым пенным нектаром и, выдержав МХАТовскую паузу, тихо сообщил, что добыл фамилии негодяев, и затем тоном судьи, оглашающего приговор, зачитал подготовленный текст.

– Откуда такая уверенность? Вы что, милейший, присутствовали в тот момент, когда им вручали пакеты с долларами? А может, среди них есть достойные люди? А мы вот так, наобум, их ославим перед всем городом! – в Мещер-ском-Барском просыпался трибун, оратор, Демосфен, но Анатолий жёстко его прервал:

– Ты что, парень, в другом городе живёшь, что ли? Или советские времена вспомнил? Никто теперь пачек с валютой не таскает. Для этого есть челядь. Всё делается тихо, через жён, родственников, друзей и как бы невзначай, и не сразу и в другом месте, а то и в другом городе или даже в другой стране. Почти законно. По прейскуранту. Захотел подпись для аренды земли под киоск, готовь десять тонн «зелени», и то, как для своих. Под магазин – другие цены. Ну а площадка в центре города – через швейцарский банк, потому как не существует чемоданов такого размера.

– Допустим, размеры взяток мне не известны, – не унимался «философ». – Допускаю, что их дают и их берут. И всё же, повторюсь, откуда вам известно, что именно эти люди берут?

– А тут и допускать нечего. Нет там других людей. Их просто туда не пускают, а если каким-то чудом и затешется белая ворона, её заклюют или прогонят.

– Ты хочешь сказать, что берут все?

– Точно. Все. Все сто процентов. В зависимости от чина и занимаемой должности. Поэтому и ошибки быть не может. Крата. Не будем терять времени, – рубанул рукой Анатолий, как бы подводя черту под бессмысленной дискуссией.

Вручая коллегам почти настоящие удостоверения, он попросил заучить новое имя, должность и место работы.

Оставалось вклеить фото и перекатать печати. Фото должны соответствовать новому облику, а для этого требовалось поработать над внешностью. Владимир, уже не сидевший рядом с Цок-Цок, но бомбардировавший её красноречивыми взглядами, командирским тоном с язвительным окрасом спросил:

– Вы, надеюсь, готовы преобразить нас по своему вкусу?

– Да. Я захватила и грим, и парики, и усы – всё, что понадобится, – миролюбиво ответила Снежана.

– А вы сможете нас сфотографировать? – осознав, что выдал себя пристрастным тоном, Владимир благожелательно обратился к Регине.

– Ноу проблем, – Регина решительно растёрла окурок в пепельнице и в упор посмотрела в глаза Вольдемара. – Лучше это сделать в моей студии. Давай команду, начальник.

Проблемы возникли разве что с «философом». Мещерский-Барский был великолепен в налаживании контактов, неподражаем в их развитии, но совершенно беспомощен в деловых переговорах. Вот и сейчас он не смог договориться с кладбищенскими мастерами ни о цене, ни о сроках выполнения заказа.

Операцию неспроста запланировали в пятницу на конец рабочего дня: служивых в это солнечное время в кабинетах не сыщешь: они либо пьют водку, либо нежатся в постелях любовниц, либо стоят в пробках по дороге на дачу. До времени «Ч» оставалось два дня, и риск переноса операции надо бы исключить.

– Ну что ж, Александр, вот и пришло твоё время. Ты ведь мастер искушать людей, – Владимиру явно изменило хладнокровие, которое он культивировал и в своём облике, и в манере общения. Что ни говори, а мужчине практически невозможно утаить эмоции после того, как его отвергают: взыгравший тестерон давит любую волю. – Понимаю, что гипс, всё понимаю, но придётся ехать и договариваться. Вот «красавицу», – и Вольдемар метнул гневный взгляд в Цок-Цок, – могу дать тебе в помощь. Вдвоём у вас многое может получиться.

Александр решил не вступать в пикировку ни по поводу самозахвата Владимиром лидерства в придуманной и разработанной Александром операции, ни по поводу ревнивой атаки на Цок-Цок, ни по поводу амикошонства в свой адрес. Слишком тяжело ему далось движение к цели, слишком высока была её цена и слишком близко он подобрался к ней, чтобы вот так, из-за женщины, всё полетело кувырком. Хотя… Троянская война началась из-за женщины. Да всё в мире творится мужчинами, что бы они там не говорили и какие бы сказки не сочиняли, из-за женщин. А те во все века за этим процессом наблюдают. Очень внимательно.

– Хорошо, поеду, – только и сказал он, – даже без эскорта.

На том и порешили. Шумной гурьбой отправились к Регине и там, будто на разудалой корпоративной вечеринке, пребывая в возбуждённом состоянии от предстоящего приключения, густо замешанного на реальной опасности, ибо в случае поимки всем им светило от пяти до семи лет пребывания за решёткой, веселились от души, потешались друг над другом.

На Барского водрузили парик, приклеили ему щегольские усы, и он из аристократа преобразился в раздобревшего управдома, накрывшего своим вниманием близлежащие торговые точки, подвалы и мелкий нелегальный бизнес.

Вольдемар смахивал на городского начальника среднего управленческого звена. Анатолий же, как это ни казалось странным – на добродушного милицейского майора, стыдливо распихивающего по карманам сотки. И всё же, скорее, в нём угадывался полицейский пристав, потому как майоры, а особенно подполковники, ныне предпочитают если и не костюмы от Брио-ни (это привилегия политиков), то ненамного уступающие им в цене «прикиды».

Александра гримировали первым. Он ощутил на своём лице не столько грим, сколько дрожь в пальцах Цок-Цок. Чуть позже они принялись нежно поглаживать его шею у подбородка. Образ получался карикатурный, нечто среднее между руководителем охранной фирмы и надзирателем из СИЗО. Вот с этим гримом он и отправился на кладбище, где лишние три сотки евро легко помогли решить все вопросы.

Бабьим летом в Киеве тепло днём, а по вечерам потягивает сквозняком, как будто в концах улиц забыли закрыть двери. Цок-Цок и Александр не успели сменить одежду и, вспоминая о шерстяных свитерках, зябко поёживались.

Барбара рыскала по углам, считывая послания, переданные собачьей почтой, а они остановились под раскидистым деревом.

Как-то само собой так получилось, что Александр здоровой рукой обнял женщину за плечи, и она прильнула к нему, вначале робко, затем всем телом. Он принялся шептать ей на ушко нежные слова, но она остановила его, прикрыв двумя пальчиками его губы. И, действительно, к чему слова?

И тут на голову Александра упал каштан. Обычный киевский каштан. Он поднял его. Зелёная оболочка наполовину раскололась, и в обнажившемся молочном мешочке обнажилось ядро, уютно поблёскивающее лакированной кожурой кофейного цвета, будто натёртой шведским мебельным полиролем. Александр вытащил из мешочка аппетитного вида ядрышко, поглаживая его поверхность.

– Вроде бы и рановато таскать с собой, – сказал Александр, пряча каштанчик в карман брюк. – Врачи советуют носить их с собой в кармане страдающим суставным ревматизмом. И вообще, если и существует на свете лекарство-панацея от всех болезней, так это каштан. Но у меня другая причина.

– С молью что ли бороться? – Снежана поцарапала пальчиком Александра по животу. – Или ты сейчас будешь рассказывать о том, что каштаны хорошо очищают воздух от автомобильных выхлопных газов? А может, вспомнишь, что каштаны завезли к нам из Западной Европы лет триста назад, куда они попал из Константинополя в конце XVI века? Или ты собираешься подарить его Регине?

– Поражён твоими знаниями. Может, и официальное ботаническое название по-латыни вспомнишь?

– Отчего же, вспомню: Aesculus hippocas-tanurn. Дано Карлом Линнеем.

– Вот уж не ожидал!

– Да не смотри ты на меня такими глазами, – вначале лукаво отстранившись, а затем ещё сильнее прижавшись к нему грудью, воскликнула Снежана. – Был у меня воздыхатель. Ботаник. Настоящий Паганель. Он мне о каждой травинке, о каждом кустике и дереве столько понарассказывал У меня глаза открылись, в каком мире мы живём и что нас окружает. До этого слепая, как все, ходила. Воздыхал он, воздыхал робко и несмело, а потом завёл в заросли багульника на Лысой горе. Там мы даже лисиц видели. Теперь в их норах, кажется, бродячие собаки живут. Киев – это не Москва. Тут раньше весь гербарий можно было собрать. Лоси забредали и волки. Но скоро одни вороны останутся, вместо зарослей багульника – бетонные высотки.

– Ну и чем же вы в зарослях занимались?

– Чем-чем. Хоть убей, не помню. Честно. Ведь в жаркую безветренную погоду, а июнь тогда жарким выдался, в цветах багульника можно опьянеть до полной отключки. Я потом заинтересовалась этим растением и где-то вычитала, что в древности хитрые пивовары добавляли их в свой продукт для пущей хмельности, так что клиенты с ног валились. А колготки у меня оказались порванными – это я точно помню.

– Ты и во всём остальном так подкована?

– И во всём остальном.

– Тогда скажи мне, почему женщины любят мужчин широких в груди и с крепким торсом?

– Для того, чтобы ложиться грациозно на трепещущие груди.

– А почему женщины отдают предпочтение мужчинам с сильным, жёстким и тугим жезлом?

– Потому что такой жезл достигает до дна и заполняет женщину во всех частях.

– А почему женщина любит мужчину?

– Женщина любит мужчину лишь ради одного соития.

– Ничего себе! При такой эрудиции понятно, почему ты не замужем.

– Парниша, не хамите!

– Ну а почему у тебя возник интерес ко мне, прямо скажем, мужчине не с самым мощным торсом?

– Потому что ты не похож на других. И ещё потому, что ты – сумасшедший, а на таких держится мир. И ещё потому, что тебя любит Регина. А Регина замечательная, настоящая женщина, и отобрать тебя у неё, значит быть ещё более замечательной, чем она.

– Ну а ты хотя бы понимаешь, что завтра на нас могут надеть наручники и после этого мы лет семь можем провести за колючей проволокой? Зачем тебе это?

– На этот вопрос давно ответил Шекспир. За точность цитаты не ручаюсь, но звучит приблизительно так: Что человек, когда он занят сном и едой? Животное, не больше. А потом надоело, когда тебя считают быдлом. Вчера они продали подвалы моего дома, которые принадлежат мне и моим соседям, обобрали меня и довели до постыдной экономии на колбасе и газете, истребили продуктовые магазины в моей округе, так что и хлеба купить негде, с тем чтобы загнать меня в свои супермаркеты, а сами набили карманы, накупили по семь домов в Пуще и в Конче, где парятся в джакузи, садят за руль самых шикарных авто своих подросточков, а те презрительно давят сиромашных прохожих, а сегодня призывают меня посадить дерево и рассказывают мне о том, что они самые яростные борцы за моё счастье и поэтому я должна отдать им на выборах свой голос. Они разворовали и убили Город, в котором я выросла. Мой Город. Знаешь, тут самое время запеть старую песню:

«Пускай мы погибнем, но город спасём».

– Кажется, теперь я понимаю, почему мне на голову упал каштан. И почему ты мне встретилась.

– И почему же?

– Каштан помог мне мозги на место поставить в отношении тебя. Это как восклицательный знак в конце предложения.

– Видать, не врал мой воздыхающий ботаник, когда рассказывал, что прогулки под каштанами, особенно зимой, – замечательное средство от многих недугов. Но, гляди, на тебя он и осенью подействовал.

До операции оставалось ровно двадцать часов.