Запах сирени поглотил все. Казалось, перрон несколько минут назад поливало не дождем, а духами. Большие гроздья сирени, свисавшие через ограду, словно кричали: «Сорвите нас, сорвите!»

Но поезд стоял на этой станции всего десять минут, и люди не замечали чуда. Спешили к вагонам. Кричали через окошко. Смеялись. Плакали. Пили пиво. Второпях расхватывали газеты…

Московским вечерним я уезжал к новому месту службы. Я стоял и думал, сколько у меня еще дорог впереди. Вглядывался в людей. Я ждал девушку. Мои товарищи несли боевое дежурство и попрощались там, в части. А она… Она обещала прийти.

Но ее не было. А мне так хотелось, чтобы она пришла. Дурманящий запах сирени снова и снова будил мысли о ней, о наших встречах у белой мазанки, которая мне представлялась сказочным теремом. В ушах звучал ее грудной голос, ее смех, чистый, звонкий. Как она радовалась нашим свиданиям. Каждая встреча была для нас праздником, большим праздником. Неужели они кончились, эти праздники?

Нет, нет, не может быть…

Но вот и она. Сердце бьется все сильней. Это она. Только у нее одной такая плавная походка. Это ее бежевое пальто, ее белый воздушный шарф.

Девушка подходит ближе… Нет, не она! Я ошибся. Я ошибаюсь еще и еще. Семь минут до отхода поезда. Шесть. Пять… Две… Протяжный гудок. Поднимаюсь в вагон. Снова вглядываюсь в толпу на перроне со смутной надеждой. Жадно глотаю запах сирени.

…С тех пор прошло немало лет, а я всегда приношу жене первые букеты сирени. Я смотрю на нее, на сеточку морщинок под ее улыбчивыми глазами, вспоминаю вокзал в районном городишке, и мне кажется, она такая же, как тогда, когда я ждал ее перед отправлением поезда. Теперь же приходится ждать ей. Ждать с учений, с боевого дежурства, из командировок…