Шушу и Гном

Письмо 8

Здравствуй, Бархата.

Кажется, что наша жизнь в Тёмном Уголке разделилась на «до праздника» и «после праздника». «До праздника» было временем игр, историй, посиделок и беззаботности. А вот «после праздника» оказалось, что в Тёмный Уголок приглашены мы не только для веселья. Нам приходилось принимать непростые решения. Не знаю, справились ли мы. Но мы старались, Бархата.

На празднике же я впервые увидела Князя. Тогда я не придала этой встрече значения, да и видела её мельком. Думаю, ты бы хотела сказать ей спасибо, Бархата. Я тоже. Кто тогда знал, что совсем скоро она спасёт Тёмный Уголок.

Князь запомнилась мне внешностью. Она была ярко красива. Медные волосы, подстриженные каскадом, длинными прядями спускались до пояса и на изумрудной её одежде сияли своей рыжиной. Зелёные глаза, веснушки, ангельские белые крылья за спиной. Она была старше меня, но рядом со своим наставником казалась хрупко-тонкой. Князь сурово поджимала губы и летела вслед за ним с твёрдой решимостью. Настоящий хранитель. Ангел-хранитель с рыжими волосами.

А сам праздник мне запомнился тем, как я оплошала. Увы.

– В этот раз Новые Встречи проходят у Замка Временных Крыльев, – рассказывала нам Бархата, стоя у руля лодки и правя на Каменный Луг. – Призраки по своей натуре – странники, но Тёмный Уголок – наш дом, наше гнездо. Раз в четыре года мы собираемся здесь, чтобы создать пары, найти новых попутчиков, поделиться новостями или остаться растить детей.

Плед не мог усидеть на месте, его чёрные, с красными искрами глаза горели нетерпением, а я всё боялась, что своими прыжками он перевернёт лодку, и привычно держала его за хвост.

– Раньше праздник проводился только у Белого Рога. Но во времена Подлой, когда изменились многие традиции, специально для торжеств перед Замком-заводом, выкорчевав лес, сделали большой луг до самого берега Воровского Озера. С тех пор праздник проводится у замков попеременно, но и сейчас древние призраки, забыв об этом, часто приходят к Белому Рогу. Защитники рассаживают их по хрустальным лодкам и отправляют к Ворам.

– Этот праздник похож на наш Новый год? – спросил Гном, пытаясь поймать Пледа и прижать его к себе, чтобы он не скакал.

– Наверное, чем-то похож, – ответила Бархата. – Но главная цель праздника – это обмен новостями, изменение маршрутов и, конечно, создание семей и дружеских компаний.

– Нет, всё-таки не похож, – решил Гном. – Новый год – это веселье, вкусная еда, игры, песни, танцы и подарки, а не выбор второй половинки.

– У нас тоже будут еда и танцы! – пискнул Плед, которого Гном наконец-то поймал.

– На празднике нам придётся разделиться, – сказала Бархата. – Шушу будет гулять с Пледом, а Гном – со мной.

– Это обязательно? – спросил Гном, с беспокойством косясь на меня.

– Да, – кивнула Бархата.

– Эх, – вздохнул Гном.

Я вцепилась в край скамейки, думая лишь о том, чтобы быстрее закончилось это воздушное путешествие. Удивляюсь, что я даже что-то запомнила из слов Бархаты.

Но вот наконец показался Замок-завод – серебристый, двухбашенный, оплетённый лестницами и трубами.

– Ого! – сказал Гном. – Замок киборгов?

– Нет, Воров, – улыбнулась Бархата.

– Я его другим представлял, – признался брат. – Но он мне нравится! Жаль, что наш собственный замок больше похож на домик лесника.

Под прозрачным дном замелькали мшистые камни, а потом вода. Лодка приземлилась на озеро, странно-синее, и причалила к берегу.

Плед молниеносно выскочил на камни и полетел к столикам с едой, пискнув мне:

– Догоняй!

Я, тяжело вздохнув, вылезла из лодки, стараясь не наступить на влажные синие водоросли.

– Нам обязательно разлучаться? – опять повторил свой вопрос Гном.

– Один призрак – один СамСвет, – пояснила Бархата. – Но я буду за тобой приглядывать, не волнуйся, – и Бархата ободряюще улыбнулась мне.

– Плед называет себя драконом. Это ведь неправда? Драконы не такие. Они похожи на змей, только с лапами, дышат огнём и спят на золотых горах. А Плед – всего лишь клетчатое покрывало, – неожиданно сказал Гном, наверное, раздумывая, может ли он доверить сестру покрывалу.

– Плед – просто маленький призрак, – пояснила Бархата. – Он мог бы принять и другое обличие, но до огнедышащего ящера всё-таки ещё не дорос. Он мечтает о драконах и, возможно, когда-нибудь станет настолько сильным, что будет летать, как Ищу, и отрастит чешую. Кто знает. А теперь нам пора.

Я снова обречённо вздохнула и отправилась за клетчатым хвостом, который резвился впереди. Хорошо, что он пока без крыльев, а то точно было бы не угнаться.

Начало праздника оказалось кошмарным. Подвижный и жизнерадостный Плед летал туда-сюда в восторге от всего происходящего. Он метался из стороны в сторону, резво прыгал с маленькими призраками, временами (да почти всегда) забывая обо мне. Я запыхалась, догоняя его, и только мелькание венка Бархаты, её дымчато-мятного платья и длинных волос придавало мне немного уверенности, и я кричала Пледу:

– Не потеряй меня! Не потеряй!

Плед спохватывался и важно говорил своим друзьям по играм:

– Меня ждут дела, нужно приглядывать за СамСветом.

Кто ещё за кем приглядывал! Через минуту он замечал другую интересную компанию, и всё повторялось.

Тем временем я заметила, что к Бархате и Гному присоединилась Царица Защитница. Она подлетела к ним, ослепительно белая, со сверкающим хвостом, похожим на серебристую спинку рыбки. И вдруг откуда-то рядом сразу возник высокий юноша в такой же одежде, как у Гнома, только нежно-голубого цвета. Со светло-русыми волосами до плеч, рядом с Ищу он смотрелся словно вышедший из сказки: прекрасный принц и белый конь. СамСвет следил за плясками призраков, которые скользили в замысловатых движениях над заснеженной травой, мерцая, будто блики света на воде. Льдистые колоски мелодично звенели, когда призраки задевали их, и получалась нежная музыка. Этот снежный принц не отводил от призраков глаз и не замечал мальчика, который глядел на него снизу вверх. Мне стало обидно за Гнома.

Но тут Плед снова ускакал вперёд, и мне пришлось догонять его. Вокруг, плавно огибая меня, скользили призрачные девушки, украшенные сухими цветами. Лишь у некоторых в причёсках были живые цветы. К ним относилась и я, с маленькой лиловой звёздочкой в пушистых светлых русых волосах. Вот для чего мы так долго хранили сон-траву. Для праздника.

И вдруг я потеряла Пледа. Нигде его не было видно. Я растерянно озиралась в поисках клетчатого хвоста, но мой наставник словно провалился сквозь землю. Я запаниковала, глаза набухли слезами. Пора искать Бархату, не хочу быть одна среди призраков!

Но вот он! Ужас! Взметнулся, схваченный зубами огромной кошки, серебристой, в чёрных пятнах, похожей на снежного барса. Плед повис тряпочкой в её зубах. Я отреагировала мгновенно. Позже я утешала себя мыслью, что любой поступил бы на моём месте так же. Но правда ли это?

С неба на барса упала тяжёлая железная клетка так, что голова его оказалась, вместе с зажатым в зубах Пледом, снаружи. Прутья начали деформироваться, сжимая шею барса – это подключился Гном. Плед высвободился, а Гном с Бархатой уже стояли возле меня. Всё это случилось мгновенно.

В следующую секунду всё перемешалось. Плед вскочил с земли и, нервно запищав, вцепился в прутья уголками-лапками. Барс хрипел, сдавленный железом.

– Немедленно прекрати! – шёпотом сурово приказала Бархата Гному.

– Но… – растерялся брат.

– Уничтожь клетку! Немедленно! – скомандовала Бархата громче.

Гном хлопнул в ладоши, но ничего не произошло: слишком он разволновался.

– От этих подорожников одни проблемы! Да, да, – услышала я шёпот призраков за спиной.

Гном совсем растерялся, поник и стал хлюпать носом. Но тут Бархата опустилась рядом с ним на колени и обняла.

– Давай, у тебя получится, ты сильный, – приободрила его она.

Гном кивнул и только вновь собрался хлопнуть, как Ищу остановила его крылом.

– Подожди.

Ещё один мальчик, лет десяти, лохматый и юркий, похожий на Маугли, подскочил к клетке, оттолкнул Пледа и разжал прутья на шее барса. Потом оттянул один прут ещё дальше, сделав для большой кошки выход.

Барс вылез из клетки, и Плед бросился к нему на шею. Царица Защитница расправила крылья и заходила по площади, разгоняя любопытных призраков.

– Всё хорошо! Маленькая оплошность! Ничего страшного! Продолжайте веселиться!

– Убери клетку, – шепнула Бархата Гному.

Брат кивнул и хлопнул в ладоши. На этот раз всё получилось, и клетка растаяла разноцветным дымом.

Всё это заняло от силы несколько минут. Я дольше описывала эту сцену.

Барс напал на Пледа – я сотворила клетку – Гном деформировал прутья – Бархата ужаснулась – Гном неудачно хлопнул – Маугли освободил свою Багиру.

Большинство призраков, с их «улиточным» темпом жизни, даже, наверное, не поняли, что что-то произошло. Так я себя утешаю.

Барс отряхнулся и, с Пледом на шее, подошёл ко мне. Он навис надо мной – мохнато-пятнистая шерстяная гора. И вдруг склонился в поклоне:

– Меня зовут Барсиа, и я мать твоего наставника. Извини, что напугала тебя. Просто я рассердилась на Пледа за то, что он забыл о своих обязанностях, и решила его немного проучить. Я вижу, что мой сын в надёжных руках.

Лохматый мальчик – СамСвет Барсии – ободряюще хлопнул меня по плечу.

– Хорошо, что с неба свалилась клетка, а не что-нибудь потяжелее. Клетка – это пустяк, – сказал он, улыбаясь.

– Я боялась навредить Пледу, – честно ответила я.

Лохматый Маугли рассмеялся:

– А ты классная! Жаль, что нам нельзя общаться.

Плед отцепился от матери и плюхнулся на землю виноватым клубком, а Маугли взгромоздился на кошку, и они удалились.

– Какая ты сегодня решительная! – похвалил меня Гном. – Я думал, спрячешься в кусты, поджав свой мышиный хвост.

– Спасибо, что помог мне. Но, кажется, мы всех тут переполошили, – вздохнула я.

Вроде я спасала друга, но, оказывается, напала на его мать. Стыдно и неловко. У нас же не зря есть наставники. А что, если бы мы навредили призрачной кошке? Нас бы прозвали птенцами Сорокопута? Тогда смело можно было бы оголять ночами пятки, чтобы Котти-Когти утащила в бездну. Да я бы и сама забралась под кровать.

– Теперь всё в порядке, а для Пледа это хороший урок, – сказала Ищу. – Пожалуй, не будем привлекать внимание, забудем об этом недоразумении и начнём веселиться.

Да уж, самое время для веселья.

Бархата взяла Гнома за руку.

– Я ведь твой СамСвет? – спросил Гном Бархату.

– Да, – кивнула она.

– А сестра – СамСвет Пледа?

Бархата снова кивнула, откидывая прядь лёгких длинных волос.

– Но как вы нас делили?

– Мы не делили. Просто Плед нашёл твою сестрёнку, а потом оказалось, что СамСветов сразу двое. Один призрак – один СамСвет. Я была свободна и пришла ему на помощь. Ты не рад, что я твой наставник?

– Рад! Рад! Беспокоюсь за неё, – и Гном покосился на меня.

Эх, что за меня беспокоиться. Хотя да – я же теперь опасна. Вне закона у призраков.

– Давайте будем вместе, как всегда, – упрашивал Гном.

– Ворам интересны наши силы. Не надо им много знать. Пледу просто не хватает опыта. Но он получил урок, и теперь, думаю, Шушу станет легче.

Я поспешно схватила виноватый «комок» наставника.

– Да. Всё в порядке! Не волнуйся, Гном!

Мой плед-дракон ожил и обнял меня.

Бархата улыбнулась:

– Мы будем поблизости.

Вот так состоялось моё знакомство с мамой Пледа.

 

Анжела Князь

Просто запись 15

Праздник…

Оставил после себя целый вихрь смешанных чувств: ревность, тревогу, удивление, восторг и, конечно, любовь.

Я сидела на подоконнике в Комнате Полётов, свесив ноги на улицу. За спиной нетерпеливо дрожали белые крылья. Рядом, поставив локти на подоконник и подперев руками подбородок, стоял Герман. А мимо нас пролетали прозрачные лодки, привязанные к огромным блёклым шарам в полосочку. Этакие нежные дирижабли, словно хрустальные туфельки Золушки. Они снижались и легко садились на Синее Озеро. Их шары глухо лопались, а сами лодки причаливали к каменистому берегу. Озеро выглядело романтично. Представлялось воскресное утро, и парк, и какой-нибудь лебединый пруд, а на нём парочки в лодках рассекают на крыльях любви. Но нет, всего лишь призраки, прозрачные, как и их лодки.

Каменный Луг утопал в них и в тумане.

– Не думала, что эти серьёзные существа способны на радость, – сказала я Герману, чтобы завязать разговор.

Мальчишка задумчиво смотрел на копошащуюся светлую массу внизу в нежной дымке сгущающегося тумана. Мне стало смешно от его вида.

– Ты идеален для призрака! – хохотнула я.

Уголки рта Германа слегка поднялись в полуулыбке. Ну хоть чуть его развеселила.

– Ты видишь других СамСветов? Какие они, наши противники? Они ведь в лодках? – спросила я Германа.

– Ага, – ответил он.

Да уж, краткость – сестра таланта. Не хочет Герман со мной разговаривать. Ну и ладно. Мне кажется, что в Задорожье он никогда не найдёт себе девушку, вот и держится за эту странную невесту. Но это его проблемы.

А призраков на лугу становилось всё больше, словно приехал фантастический бродячий цирк. Верхние части призраков были плотными и видимыми, а вот с ногами творились разные метаморфозы. Некоторые бродили по лугу, и иглы ледяной травы свободно проходили сквозь их щиколотки. Другие казались материальными, но зависали над землёй и двигались плавно, не шевеля ногами. Третьи книзу почти растворялись, сужались, завершаясь тонкими хвостиками-дымками.

– А вот Царь может ходить по-настоящему. Иногда я слышу его шаги, – поделилась я открытием с Германом. – Интересно почему?

– Когда призрак постоянно использует чудо-камушки и часто бывает в Задорожье, он тяжелеет и теряет свою воздушность. Возникает такой вот эффект, – ответил Герман.

Хорошо это или плохо? Наверное, призраку всё-таки это во вред. Но мне нравится то, что Мой Волк материален.

– А полёты? Воры пользуются временными крыльями, Защитники – лодками. Но они же могут летать и так, зачем им дополнительные приспособления?

Герман приложил ладонь ко лбу и вздохнул:

– Ты вроде рыжая, а не блондинка. Мы же тоже, например, умеем бегать, но пользуемся велосипедами, машинами, поездами, в конце концов!

Ох, в этом весь Герман!

– Да, ты прав. Как всегда, – буркнула я.

Но напускная грубость Германа (я хотела верить, что напускная) не отбила моего желания засыпать его вопросами. Не часто Герман проводит со мной столько времени: мы уже около часа сидели в башне и ждали наставников. Но, не привыкнув к долгим разговорам с ним по душам, я в итоге стала пороть какую-то чушь.

– Я смотрю, все Защитницы такие нарядные! Эти воздушные дымчатые, мятные, голубые платья, длинные многослойные юбки. Я, конечно, не против своей одежды: она удобная, но в честь праздника могли бы и мне выдать платье принцессы.

Сказала Герману… Стыдоба! Просто, наверное, в каждой девочке живёт эта вредная Золушка (опять Золушка!), которая хочет фею-крёстную и бальное платье.

Герман хмыкнул:

– Дурёха. В своей одежде ты можешь оседлать химеру, тебе легче летать на крыльях, а Защитники передвигаются в лодках. Хочешь запутаться во всех этих тюлях, вылетая из Комнаты Полётов? Или задушить химеру многослойной юбкой? Зачем тебе эти метры ткани? Соблазнять Царя Вора?

Вот чего я добилась своими разговорами! Щекам сразу стало горячо.

– Что за чушь! – выпалила я и тут же, чтобы перевести тему, добавила: – Когда мы уже пойдём на праздник?!

Герман вздохнул:

– Я устал от твоих вопросов. Когда позовут.

Я состроила Герману рожицу, но он не обратил внимания. Больше мне не хотелось болтать с Германом, он даже у меня отбивает охоту к разговорам.

Я прислонилась к стене у оконного проёма, наблюдая за призрачным шевелением на улице. Посередине луга невысоко парил над землёй огромный старый корявый нагорник, украшенный яркими глянцевыми цветами из сада Царя Вора. Разноцветные светлячки облепили нагретый волшебством ствол и причудливо изогнутые ветки. Возле этого дерева позже призраки будут водить хороводы.

– Невеста с тобой пойдёт на праздник? – спросила я.

Эх, не могу долго сидеть в молчании.

Герман вспыхнул, выпрямился, сверкнув глазами:

– Я же просил не говорить о ней! Если бы не этот Сорокопут, которого боятся все призраки, я провёл бы день с ней, а не разгуливал на чужом празднике в качестве бесплатной охраны.

Я тоже устала от этого Сорокопута.

Все кругом вечно говорят о нём! А птица просто сидит в Шипастом Лесу на кусту, увешанном гигантскими жуками, не вылетает, да и вообще не подаёт признаков жизни, но при этом наводит на всех страх одним своим именем.

– Я как-то погуглила сорокопута – это всего лишь мелкая серая птичка в чёрной маске, – сказала я Герману.

– Правда, кровожадная, – добавил Герман. – А в Шипастом Лесу – его Терновый замок.

– Терновый замок? Или просто куст терновника, на иглы которого он нанизывает своих жертв?

Герман глянул на меня, как на глупую.

– Пора привыкнуть уже, что в Тёмном Уголке замки не похожи на те, которые в сказках о принцессах.

Всё-то он знает. Конечно, его же наставник разговаривает с ним. Это Царя Вора надо было назвать Букой, раз уж они тут дают имена по заслугам.

Но вдруг на лугу, за которым я всё ещё лениво следила взглядом, произошло нечто странное. Почти в центре я заметила какую-то потасовку, а потом барса, держащего в зубах призрака в обличье пледа. В этот же миг большая кошка оказалась в клетке, а через минуту мальчик в серых одеждах (значит, Защитник) освободил его, и барс, с пледом на шее, направился к маленькой девочке в серо-голубом платье. В это время клетка исчезла, дымом улетев в небо. Вот такие чудеса творят СамСветы. Конечно, мне, бесполезному подорожнику-целителю, ох как завидно.

– Что вообще произошло? Потасовка Защитников? – спросила я Германа.

– Кажется, да. – Мальчик упёрся ладонями в подоконник и вытянул шею, выглядывая виновников беспокойства. – Теперь понятно, почему призраки не любят, когда СамСветы общаются. Лучше нас держать по отдельности, – хмыкнул Герман.

– Тогда зачем призраки сегодня нас здесь собрали? Они же могут отгородиться.

– Ага, и перекрыть все Дороги? А как запоздавшие призраки попали бы на праздник? И кто бы охранял от Сорокопута их желейные тела?

Призраки внизу продолжали волноваться, и тут я увидела крылатую лошадь. О ней даже Хозяин соизволил мне рассказать как-то – это Царица Защитница, глава наших противников. Хоть видом призрака меня уже не удивишь, но Царица была прекрасна. Сегодняшняя Золушка внутри меня оценила белого коня, не хватало только моего принца. Он всё ещё не появился.

– Как думаешь, – вновь пристала я к Герману, – сколько СамСветов участвовало в той потасовке? Я думаю, трое: один сделал клетку, один разогнул прутья, а третий превратил клетку в дым.

– Очевидно же, что СамСветов было двое, – возразил Герман. – СамСвет странного призрака-пледа и СамСвет барса. Зачем вмешиваться третьему? Это нелогично.

– Да-да, как всегда, твоя взяла, – буркнула я.

И правда – зачем? Ситуация в целом странная. Вот бы узнать, что же там на самом деле произошло!

Но от этих мыслей меня отвлекло явление моего принца. Я, сложив крылья, бросилась вниз, лихо обогнав неуклюжего Германа, который, делая миллион взмахов в секунду, как колибри, тоже пытался спуститься к наставнику. Хоть в чём-то я его превосхожу!

– Так ты думаешь, они всё-таки родственники? – спросил Мой Волк Буку, быстро скользнув по мне взглядом.

Мой радостный пыл тут же затух, и я смиренно встала по правую руку от Хозяина.

– Поверь мне, что-то не так с этими СамСветами, – ответил Бука.

– А Листопада ещё не видел?

– Нет. Но он придёт. У него же дочка молодая.

– Ты следи за ним.

– Обязательно, – качнул Бука длинным клювом чумного доктора.

Призраки разошлись. Я махнула рукой на прощание Герману, он кивнул в ответ.

Мы с Хозяином углубилась в туманную толпу. Призраки легко скользили, не задевая друг друга, паря над землёй. Полное отсутствие человеческой толчеи. Но я всё равно предпочла крылья и кружила над Царём. Я обожаю летать.

Хозяин, постоянно останавливаясь, перекидывался парой слов то с одним, то с другим призраком. Я зорко следила за ним, я его хранитель, его СамСвет. Правда, если появится Сорокопут, толку от меня будет мало. Надеюсь, что птица так и будет сидеть истуканом в своём Шипастом Лесу, на колючем кусту (или в Терновом замке – без разницы), главное – подальше от нас.

Мы приблизились к столикам с едой, которые, балансируя на камнях, удерживали хрупкое равновесие. Призраки набирали себе закуски на тарелочки, потом, каким-то магическим образом (надо спросить у Германа), брали из воздуха стулья, табуретки, скамейки и неторопливо поедали съестное. Один, похожий на мохнатого паука, устроился в кресле-качалке – любитель удобств. Даже какая-то гигантская рука, тащащая за собой жуткую безвкусную шляпу, словно рак-отшельник раковину, сотворила себе возле стола пенёк и начала грести под шляпу всё, до чего дотягивалась. Мерзость.

Царь махнул мне, и я опустилась рядом. Присесть он мне не предложил, а я сама брать мебель из воздуха не умела. Я украдкой схватилась за диски его жёсткого плаща: всё-таки призраки в таком количестве меня тревожили.

Хозяин протянул мне деревянный кубок с синей жидкостью. На вид как маленькое Воровское Озеро.

– Пей.

Надеюсь, ты не хочешь отравить меня, Мой Волк, и так коварно вернуть в Задорожье навсегда?

Я подчинилась. Напиток оказался прохладным, сладким, вкусным, напоминающим что-то… Клубнику! Синяя клубника?

– Что это?

– Компот из местных ягод, – ответил Мой Волк.

– М-м-м… Мне понравилось!

– А теперь съешь это.

Мой Волк протянул мне на большой ладони половинку какого-то фрукта. Я взяла двумя пальцами угощение с самой прекрасной «тарелки», которую можно было вообразить. Хи-хи.

Съешь меня, выпей меня – прямо Алисины игры.

Я подцепила пальцем желтоватую мякоть из жёсткой скорлупы фрукта.

– А это похоже на взбитые сливки, – определилась с ощущениями я.

– Да. Я знаю. Я пробовал взбитые сливки, – сказал Мой Волк.

Спросить – не спросить? Спрошу…

– А ты ведь учишься водить машину?

Мой Волк посмотрел на меня глазами-вишнями. Говорить с ним, задавать вопросы только ради этого взгляда.

– Да. Только это секрет. Не будем здесь говорить об этом.

Я кивнула. Общий секрет с Хозяином! Ух!

– Давай выбираться отсюда, – сказал Мой Волк.

Сам он ничего так и не съел.

Я поднялась в воздух и опять медленно полетела за наставником, словно привязанный за верёвочку летучий змей.

 

Шушу и Гном

Письмо 9

Здравствуй, Бархата.

Оказывается, с Подсолнух, из-за которой всё и стряслось, я познакомилась на празднике. С тех пор я каждое лето собираю букеты цветов и подвешиваю их на чердаке. Моя маленькая традиция. Цветов должно быть много во всех мирах.

После встречи с матерью Плед немного присмирел, но красные искры в чёрных глазках выдавали его истинный настрой.

– Пойдём скорее! Праздник не бесконечный! Мне потом четыре года ждать следующего! – торопил меня клетчатый наставник.

– Отведи меня к Бархате и играй сколько хочешь, – теперь просила уже я, устав от чужого праздника.

Мой мышиный хвост грустно повис, и мне уже было неинтересно, что там подумают Воры: да, мы с Гномом – брат и сестра, и отстаньте уже от нас!

– Нельзя тебе к Бархате, – пискнул Плед.

– Почему? Гному можно, а мне нельзя?

– Да. Сегодня ты должна быть со мной. Вам объяснили уже тысячу раз! – Плед стал летать вокруг меня.

Ненавижу эту его привычку: сразу кружится голова.

– Это нечестно! Сегодня ты невыносим! Ты же мой защитник! Помнишь? Ты обещал меня защищать! – не выдержала я и всхлипнула от обиды.

Маленький призрак перестал наматывать круги.

– Пора взрослеть, – сказал он.

– Да. Пора, – вздохнула я.

– Это я не о тебе, а о себе. Я за тебя отвечаю. Хороший из меня наставник, нечего сказать.

Эх, мой маленький плед-дракон.

– Не брани себя. Ведь всё обошлось. И мы вместе! – подбодрила его я: неугомонным он всё-таки нравился мне больше, чем унылым.

Плед завилял хвостом-уголком и запрыгал вокруг меня:

– Я тебя люблю!

– Оставайся лучше таким! – засмеялась я, пытаясь поймать призрака-дракончика. – Весёлым и беззаботным, а не серьёзным наставником, который хочет повзрослеть!

И тут краем глаза я приметила знакомое… В толпе призраков мелькнуло большое, ванильно-нежное, с тяжёлой кремовой розочкой… Всё похолодело внутри меня, но Плед уже нетерпеливо окликал:

– Пойдём! Ты опять становишься медленной!

Может быть, показалось?

Мы подошли к хороводу призраков.

Кругом, на крупных камнях, группами горели свечи. Призраки любят огонь, он напоминает им о солнце, а в таком количестве, как пламя свечи, не может навредить, в отличие от солнечного света.

– Скорей сюда!

Призраки расцепились, впуская новеньких в хоровод. Я схватилась за тянущуюся ко мне лапку. Призрак, одного со мной роста, похожий на белку, с венком из сухих цветов и колосков, приветливо улыбнулся.

Призраки всё-таки милые. А когда-то я их боялась. Темнота скрывает совсем не страшных существ. Вот за это, наверное, призраки и любят ночь: темнота придаёт им важности.

Тем временем в хороводе затянули песню. Она была без слов, только набор звуков. Все призраки стали подпевать. Плед рядом время от времени вступал тоненьким писком.

– Скажи, что нужно делать? – спросила я у Пледа.

– Просто слушай и наслаждайся. Я не уверен, что смогу научить тебя петь как призраки, – отмахнулся Плед и опять тоненько запищал.

Я вздохнула и позволила хороводу медленно вести себя вокруг скрюченного, украшенного искусственными цветами дерева.

Честно, мне надоел этот праздник: толпа странно выглядящих существ, диковинные обычаи, непонятные песни, странная еда. Я огляделась в поисках Гнома и увидела в стороне печальную призрачную девушку с оливковой кожей, пушистыми жёлтыми волосами, чёрной макушкой и тонким лягушачьим ртом. Она смотрела на хоровод, но явно не желала присоединиться: слишком ей было грустно.

– Я устала, подожду тебя вон у того камня, – сказала я Пледу и вышла из хоровода.

Обычно я не знакомлюсь на улице, но в мире-убежище всё-таки я – СамСвет, а призрачная девушка выглядела такой несчастной. Я редко встречаю кого-то слабее себя, и это моя возможность побыть немного смелой и сильной.

– Я устала. Можно мне немного постоять с тобой? – спросила я, чтобы завязать разговор.

– Я не против, – ответила призрачная девушка, доброжелательно глянув тёмными жёлто-коричневыми глазами, похожими на мой любимый гречишный мёд. – Красивый цветок. И живой. Какая редкость, – добавила она, кивнув на лиловую звёздочку сон-травы.

– Спасибо. Почему ты не веселишься со всеми? – спросила я.

Призрачная девушка опустила глаза.

– Мне не хочется… У меня нет цветка…

– Только из-за этого?

Новая знакомая грустно посмотрела на хоровод. Я тоже взглянула на танцующих призраков. И правда молодых девушек украшали высохшие цветы и изредка живые. Они дополняли причёски, или были воткнуты за пояса, или ленточками привязаны к запястьям. У одной цветок, словно медальон, болтался на шее на длинной цепочке. А у грустного призрака не было цветка. Да. Не зря же и мы свою сон-траву так долго и бережно хранили.

– В Тёмном Уголке никогда не росли цветы. Поэтому призраки обменивались живыми цветами, которые приносили из путешествий по Солнечной Стороне. Потом появились горы, а традиция осталась. Теперь мы обмениваемся высохшими цветами Задорожья. Цветы мы дарим своим любимым. Ты – СамСвет, тебе не понять наших традиций. Для вас цветы – это просто цветы. Их в Задорожье всегда много, – вздохнула призрачная девушка.

– Да, я СамСвет! Поэтому могу сделать то, что не сделал бы ни один призрак! – вспылила я, задетая словами грустной девушки.

Я вытащила из причёски лиловый цветок и протянула призраку.

– Бери!

Призрачная девушка испуганно тряхнула лёгкими волосами.

– Я не могу его принять! Мы дарим цветы тем, кого любим! Это обряд!

У Бархаты тоже нет цветка, но вроде на нашу сон-траву она не претендовала.

– Я же СамСвет! В Задорожье мы обмениваемся кольцами, а не цветами. Бери! Ничего страшного не случится! – упорно протягивала я цветок новой знакомой.

– Я не могу! Это слишком ценный дар! – И девушка заслонила лицо длинными пальцами, словно защищаясь.

– Бери! – продолжала настаивать я.

Вот же упрямая гордячка! Нежный, мохнатый, словно шмель, цветок в моей руке качал тяжёлой фиолетовой головкой на тонком стебельке.

– Тебе этот цветок нужен, а для меня он просто украшение на праздник.

Я схватила руку призрака и вложила в неё лиловую звёздочку.

– Спасибо, – прошептала призрачная девушка и улыбнулась, высоко подняв уголки губ.

Я улыбнулась в ответ и побежала вытаскивать из хоровода Пледа. Скорее, чтобы призрачная златовласка не передумала и не вернула мне сон-траву.

Мне было весело оттого, что я помогла призраку, словно этим поступком извинилась перед Тёмным Уголком за Барсиу.

 

Анжела Князь

Просто запись 16

Да, всё о празднике.

Он проходил не так чудесно, как я ожидала. Призраки-то чинно веселились, а я летала, словно привязанная, за Хозяином, который переходил от призрака к призраку, приветствуя их и беседуя с ними. Да уж, скучно быть подорожником царя.

Вот мой Хозяин наметил очередную жертву. Таких не люблю – милых. Да ещё и на вид как девушка, с венком из сухих веток на длинных волосах. Рядом с ней был совсем малыш СамСвет.

– Здравствуй, Бархата.

Призрачная дама вздрогнула и, обернувшись, встретилась серым тёплым взглядом с вишнёвыми тёмными глазами. И сразу взгляд её потух, словно она захлопнула окошки.

– Тоже ни минуты покоя? – улыбнулся ей Мой Волк. – Ещё и подорожники ваши пошалили.

– Ничего не случилось. Да, Барсиа вспылила, и один СамСвет испугался. Но ты, наверное, уже всё знаешь от Ищу.

Хозяин ничего не ответил, но продолжал стоять рядом, нависая над маленьким СамСветом в своём жёстком зелёном плаще, высокий и широкоплечий. Я видела, как мальчику неуютно, хотелось встать с ним рядом, показать, что Мой Волк нестрашный, но я, конечно, не решилась. Просто трепетала на своих белых крыльях чуть поодаль.

– Новый подорожник? – спросил Хозяин, разглядывая мальчика.

Тот смотрел на него исподлобья тёмными блестящими глазами.

– У тебя тоже, – заметила Бархата.

Мальчик взглянул на меня, и я, смутившись, опустилась на землю.

– Но у меня-то один СамСвет, – быстро сказал Хозяин, следя за реакцией противницы.

– Конечно один, – хладнокровно ответила Бархата.

Красивое у неё имя, не поспоришь. И вся она красивая. Ревность пожирала меня. Мой Волк. Вот поэтому я и помню их разговор. Я слушала внимательно.

– Та девочка, которая создала клетку… Они ведь погодки?

– Да. У нас есть маленькая девочка. Старше моего СамСвета на год. Но какое это имеет значение?

– Никакого. Значение имеет только то, что они родственники. Они могут объединять свои таланты?

– С чего ты взял, что я буду говорить с тобой о подорожниках? – фыркнула Бархата.

– Ты слышала о СамСвете в семье Безразличных? – перевёл тему разговора Хозяин.

Бархата немного помолчала. Но потом ответила:

– Нет. Ничего такого не знаю.

– Теперь знаешь. Он ходит, оставляя следы. Понимаешь, что это значит? Он живёт в Тёмном Уголке. Он – СамСвет, но не подорожник.

– Может, это его талант – оставлять следы? – предположила Бархата. – Мы же не знаем, как распределяются таланты.

– Не глупи. Это не талант, – ответил Царь. – СамСвет, оставляющий следы, появился тут примерно в одно время с Сорокопутом. Это настораживает. Пока Сорокопут не покидал замок. Мы следим за ним. Что Защитники намерены делать? Надо контролировать этого СамСвета. Безразличные – как дети, а СамСветы – опасные игрушки.

Я вспомнила разговор с Германом: мы все на этом празднике, потому что призраки боятся Сорокопута. Вот сейчас я тоже начала беспокоиться. Ничего, Мой Волк меня защитит. Или я его.

– Не думаю, что ребёнок, увязавшийся за Безразличным, натворит бед, – сказала Бархата.

– Ты недооцениваешь СамСветов.

– А ты придаёшь им слишком большое значение.

– Сегодня именно ваши подопечные продемонстрировали свою силу. Заметила, как они быстры? Никто из призраков не успел или не захотел вмешаться. СамСветы всё решили сами.

Да, Хозяин прав. СамСветы всё решили сами, и призраки не вмешались. Неужели во всех мирах призраки беззащитны? В Задорожье они боятся солнца, в Тёмном Уголке – СамСветов. Мы сильнее их? Да. Но я никогда не причиню вреда Моему Волку, буду защищать его, как защищала мелкая девочка своего наставника-пледа, а юркий мальчик – призрака-барса. И этот малыш рядом с Бархатой смотрит сердито, серьёзно, бесстрашно на Моего Волка, готовый вступиться за своего призрака.

Я придвинулась к Хозяину. Я здесь, Мой Волк.

– Что же ждать от того, неизвестного СамСвета? Правда, есть версия, что Сорокопут явился как раз за ним. Для мирового равновесия. Но кто знает… Я на самом деле пришёл тебе сообщить, что Сорокопут сегодня махнул крыльями, – только что вернулись разведчики. Наши опасения, что он ждёт Новые Встречи, пока не оправдались. Так какая же у него цель? Что ему нужно?

– Но нападать на призраков, когда их особенно много, рискованно даже для Сорокопута, – предположила Бархата.

– Сорокопута это никогда не останавливало, – заметил Хозяин. – Вспомни его прошлые появления. Он всегда возникал, когда призраки волновались: битва с Золотыми Облаками, возникновение гор, попытка разрушить его Терновый замок. Так какое же грандиозное событие уготовано нам на этот раз? СамСвет, который оставляет следы?

– Но праздник всё равно было не отменить. Многие призраки специально вернулись издалека. Кто-то считает и Сорокопута СамСветом. Не за тобой ли он пришёл и твоим пророчеством? – неожиданно съязвила Бархата.

Опять это пророчество. Что Мой Волк потеряет корни.

– Сегодня мы ясно увидели, что СамСветы могут вступать друг с другом в битву. Они готовы убивать, – серьёзно сказал Хозяин.

Бархата сердито поправила венок из веток. Её длинные волосы взметнулись в воздух и медленно опустились. Чёрт, какая она красивая.

– Иногда мне кажется, что ты тоже готов, – тихо сказала Бархата.

– Убивать?! Как плохо ты обо мне думаешь! Это свойственно людям, а не призракам. Ты бываешь у людей, ты знаешь, что они не жалеют друг друга, но и плодятся, как мухи…

– Это не так! – возмущенно пискнул малыш СамСвет.

Я поддерживала его. Хотелось ответить Царю его же словами: «Как плохо ты о нас думаешь».

– Мне пора, – как-то тускло сказала Бархата.

Хозяин посмотрел на сжатые кулачки мальчика и прикоснулся к руке Бархаты.

– Прости меня, Бархата… Я лучше, чем ты думаешь.

Бархата отвернулась и двинулась прочь. Мой Волк… Мой Волк смотрел ей вслед тёмными бордовыми глазами. Я стояла рядом, и мне было очень больно. Тысяча игл-ревнивок искололи меня, искололи моё сердце.

– Не обижай Бархату, – вдруг смело сказал мальчик и отправился за наставницей.

Он не видел, как призрак медленно кивнул.

 

Шушу и Гном

Письмо 10

Здравствуй, Бархата.

Гном потом рассказал, что завидовал мне, потому что мы с Пледом облазили все уголки, поели тысячу раз, сунули везде свои носы. Плед ни секунды не сидел на месте. А вы чинно блуждали и заводили разговоры чуть ли не с каждым призраком. Пикник посетили мимолётно. Хотя Гном и не был голоден (он же СамСвет), но как же не попробовать призрачных лакомств? Гном рассуждал, что нас поделили неправильно: он бы точно не отстал от Пледа, а мне бы понравилось неторопливо бродить, держась за твою юбку.

Я же не хотела делиться вообще. Я хотела, чтобы мы все были вместе.

Наступил рассвет, который мы не видели из-за гор, но посветлело небо, превратив фиолетово-золотисто-розовую ночь в серебристо-сине-дымчатый день.

На рассвете девушки-призраки вручали цветы понравившимся им призрачным юношам, таким способом признаваясь в любви. Праздник длился три дня, и каждое утро происходила эта маленькая церемония.

Я украдкой наблюдала за своей знакомой с лиловым цветком сон-травы в жёлтых волосах. Я даже не спросила её имени, зато потом слышала его часто – Подсолнух.

Плед сразу обнаружил исчезновение цветка, но я поведала ему историю о призрачной девушке и попросила понять меня.

– Теперь я хочу увидеть её избранника, – закончила я свой рассказ.

– Ох, девчонки! – вздохнул призрак, мечтающий стать драконом.

– А тебе ещё цветка не подарили? – Я знаю, как урезонивать мальчишек: их гордость – самое нежное место, прямо ахиллесова пята.

Плед возмущённо взвился в воздух и фыркнул:

– Больно надо! Никаких цветов! Как вы это называете, люди? О, вспомнил! Розовые сопли!

– Не бурчи. Неужели тебе неинтересно, кому достанется наша сон-трава? – примирительно улыбнулась я.

– Сдаюсь! – пискнул Плед. – Веди. Где она? Не зря же мы столько времени хранили цветок на подоконнике – надеюсь, он попадёт в достойные руки.

Я схватила Пледа за лапку-уголок и поспешила за жёлтой шапочкой лёгких волос. Каково же было наше удивление, когда призрачная девушка, отыскав Ищу и её СамСвета, робко протянула ему цветок. Юноша растерянно потоптался и обернулся к наставнице с вопросом в глазах, но Ищу старательно делала вид, что не замечает происходящего, и даже спешно отошла в сторону.

– СамСвет! Ей нравится не призрак! – ужаснулась я.

Тут явно происходило что-то не то.

– Да. Она странная. Вроде её зовут Подсолнух. И ходят слухи, что у неё есть собственный СамСвет, хотя она и Безразличная, – пискнул Плед. – Любой Защитник или Вор получил бы нагоняй за такую выходку, но Безразличные живут по своим правилам.

Юноша-подорожник вздохнул и покачал головой. Призрачная девушка поникла и тихо отошла.

– Не везёт ей. Но цветок же дарят возлюбленным! На что она надеялась? Они же на разных островах, в разных мирах, на противоположных концах Дорог! – Я не понимала.

– Да уж. Зря ты ей цветок отдала. Могла оставить себе, – пробурчал Плед.

– Ей он нужнее… был. И чего она в нём нашла? Ведь он не призрак и не сможет быть с ней.

Сердцу, конечно, не прикажешь. Возможно, она хотела подружиться с этим СамСветом, но даже я, в свои восемь лет, тогда понимала, что хоть мы и тут, в мире-убежище, и все вместе, но с призраками разные настолько, что общаемся лишь с наставниками. Мы приходим сюда спрятаться, отдохнуть, но наш дом не тут. Мы не должны привязываться к призракам, а они к нам… Как горько я заблуждалась! Разум отдельно, сердце отдельно. Мне так не хватает тебя, Бархата!

– Эх, – вздохнула я. – Конец этой романтичной истории мне не понравился. Всё зря. Пора возвращаться домой.

Кругом дети начали заглядываться на небо и уходить по сверкающим следам к невидимому солнцу. Следы резвились друг с другом, словно солнечные зайчики.

Я никогда не думала об этом раньше и заметила только сейчас:

– Если призраки оставляют лунные следы, то дети – солнечные?

– Получается, так, – пискнул Плед. – Вы наш солнечный свет, а мы ваше лунное укрытие.

Подорожники, словно утренние звёзды, исчезали в облаках, и скоро под дымчато-сине-зелёным небом Тёмного Уголка остались только призраки.

На следующие две ночи призраки не пустили к себе подорожников. Это были обычные ночи обычных детей.

 

Анжела Князь

Просто запись 17

Я напишу, дневник, и остальное. Соберусь с мыслями и напишу. Как меня увлекла эта писанина, однако.

Я подкараулила маму, когда она была одна – редкий случай в нашей семье мамопочитателей. Она пекла блинчики. Честно говоря, мама не часто подходила к плите. До Алексея мы вообще питались чем попало, в основном полуфабрикатами. Может, поэтому я такая худая? Но у мамы была слабинка: если скисало молоко, она бросалась мешать блинное тесто.

Перед Новым годом мама сменила своё каре на короткую игривую стрижку, сделала мелирование и теперь, мне казалось, выглядела младше меня. Хорёк, увидев обновлённую причёску, сначала стоял, как птенец, разинув рот, а потом заявил, что хочет такую же. Алексей строго-настрого запретил ей отрезать длинный чёрный хвост. И правильно: Хорёк без хвоста уже будет не тот. Останемся длинноволосыми сестричками, хе-хе.

Я облокотилась на подоконник и спросила:

– Мам? Почему папа от нас ушёл?

Кажется, она не сразу сообразила, о чём я. В её голове Алексей уже стал моим «папой». Она бросила на меня долгий взгляд перед тем, как перевернуть блинчик, и ответила:

– Просто для меня он был целым миром. Не всегда люди хотят быть мирами. Это такая ответственность – целый мир для другого.

Никто не хочет стать моим миром. Царь любит вспоминать о своём проклятье. Может, на мне тоже проклятье? Быть никому не нужной.

– Он хоть любил нас? – спросила я и осеклась.

Меня-то он даже не видел.

– Тебя люблю я и ни о чём не жалею, – сказала мама.

И я не должна ни о чём жалеть. Мы все просто пытались жить, пытались любить, пытались быть нужными. Пытались стать мирами.

Я, Герман, Сорокопут и даже Амулетное Дерево, хотя она знала больше всех нас. Мы все думали, что поступаем правильно, а на деле должны просить друг у друга прощения: невеста у Германа, Герман у меня, а я у Химер. Мой Волк… а он никому ничего не должен. Как всегда.

Мы никому ничего не должны.

И должны одновременно.

Мы звенья цепочки, и если не будем друг за друга держаться, то всё развалится.

Я должна.

Помочь Тёмному Уголку.

Даже после того, что сделал Мой Волк…

Сейчас я соберусь с мыслями и всё напишу.

 

Художница

Подсолнух вернулась утром. Художница лежала животом на поваленном дереве, свесив вниз руки, измаявшись от ожидания подруги. Красная мантия ниспадала на землю, словно водопад крови. Собака без дела свернулась клубком под деревом между его корнями.

Сначала, когда Подсолнух с родителями только ушли, Художница взгрустнула, подумав, что своим поведением навредила подруге. Она села на корень возле Норы и стала ждать призраков, с твёрдым намерением извиниться перед всеми. Ей, конечно, нелегко, но и её Подсолнух тоже.

Шло время, Художница поглядывала в темноту Норы – и решила наконец, что даже готова жить в этом странном доме, похожем на печку, а не в их самодельном шалаше, лишь бы угодить Подсолнух. Она перебирала одной рукой тугие кудряшки, а другую смиренно положила на колени, всей своей позой выражая покорность судьбе.

Ночь сгущалась, а семья призраков не возвращалась. Художнице стало страшно. Она вспомнила чужаков, которые искали её. А вдруг они сейчас явятся за ней? Ночью легче проворачивать грязные дела.

Девочка, оглядываясь по сторонам, юркнула в дом-печку. Полумрак Норы разгоняли светящиеся бледно-голубые гнилушки, наваленные в вырытую ямку в земляной стене.

Внутри Норы было пусто, не считая груды листьев в углу и маленькой горки из ракушек, камушков, орехов, сушёных ягод и перьев. Художница присела на корточки возле этого маленького алтаря.

– Мой уголок в её комнате, – сказала Художница, обращаясь к Собаке, и весело захохотала.

Потом она плюхнулась на груду листьев и стала, от нечего делать, подкидывать их над головой. Но где спят призраки-родители? И чем они вообще занимаются, когда отсиживаются в этой земляной пещере, где только корни торчат из потолка и стен, груда сухих листьев, гнилушки да её уголок?

Художница вновь вышла на улицу. Ночь текла густым сиянием фиолетового неба, искрящейся пылью и сотнями разноцветных светлячков.

– Ночи здесь такие праздничные, – сказала Художница Собаке, – а дни серые, словно перья сорокопута.

Она вновь села на корень, пиная мелкие шишки нагорника, а призраки всё не возвращались. Художница разозлилась.

– Ушла на какой-то праздник и совершенно забыла обо мне! – воскликнула девочка, вскакивая. – Вдруг те злыдни опять за мной вернутся? А ей и дела нет!

Художница в ярости сжала кулачки, мелькнули за спиной серые крылья, и соседнее дерево с треском упало.

– Ой! – взвизгнула в страхе Художница и закрыла глаза ладонями.

Потом медленно убрала руки от лица, не зная, что по её глазам, словно маска, чёрной полосой пролегла тень.

– Кажется, я натворила бед, – вздохнула Художница.

Она забралась и села на поваленное дерево, словно пытаясь собственным телом прикрыть «катастрофу». Собака усердно заметала длинным хвостом её следы. Вот бы ей выдержку призраков.

Небо стало светлеть – может, хоть к утру Подсолнух вернётся?

Художница легла на ствол. Ей было скучно, тоскливо, одиноко. В таком положении её и застала подруга.

– Что тут произошло? – встревоженно спросила она.

– Дерево упало, – буркнула Художница, продолжая лежать. – Само.

– Ладно, родители разберутся, – решила Подсолнух и залетела в Нору.

– Где-то пропадала всю ночь и даже не извинилась, – возмутилась Художница, уже забыв, что сама недавно хотела просить прощения.

Она соскользнула с дерева и отправилась вслед за подругой. Подсолнух лежала в полумраке, зарывшись в листья и отвернувшись к стене. Её лёгкие жёлтые волосы, словно цыплячий пух, нежно торчали во все стороны.

– Где родители? – спросила Художница.

– На празднике, – глухо ответила Подсолнух.

– А ты?

– Пришла тебя проведать.

Художница хмыкнула и собралась уже съязвить, но неожиданно плечи Подсолнух задрожали от всхлипов.

Художница испуганно упала на колени рядом с подругой.

– Что случилось?

– Как у тебя, – сквозь слёзы выдавила Подсолнух.

– Что – как у меня? – спросила девочка, побледнев.

– Как у тебя. Ты его любишь, а он тебя нет.

Художница облегчённо засмеялась.

– Ты о нашей ночи знакомства? Я уже и думать забыла о том мальчишке. Вот дурёха! Значит, у тебя всего лишь разбито сердце? Напугала меня.

Подсолнух продолжала тихо всхлипывать.

– Скажи лучше, почему у вас дома пусто? – чтобы отвлечь подругу, спросила Художница.

Она стала выбирать из подстилки резные листья, похожие на кленовые, и укладывать их на голову Подсолнух, запутывая в жёлтых волосах.

– Потому что мы используем миражи. У нас всё временное, и оно исчезает, – глухо ответила Подсолнух.

– А эта засушенная трава тогда зачем? – не поняла Художница.

– Это моё гнездо. Я только недавно стала совершеннолетней. Дети призраков хуже контролируют миражи.

Подсолнух наконец немного успокоилась и повернулась к подруге. Она хотела добавить что-то, но её большой рот, полуоткрывшись, застыл в удивлении.

– Что у тебя с лицом? – испуганно спросила она.

– Что? – Художница принялась мять лицо. – Что не так?

– На глазах!

Подсолнух сотворила зеркало и направила на подругу. Пальцы девочки застыли, и она медленно убрала их от лица.

– Не знаю, – сказала она, опустив глаза.

Подсолнух вдруг кинула зеркало в листья и резко посмотрела на вход.

– Тихо! – неожиданно шикнула она. – Сиди здесь!

И призрак стремительно вылетела из Норы, встав перед входом. Художница шёпотом подозвала Собаку и прижала её к себе. Ей показалось, что она слышит шелест крыльев, а потом вдруг мужской голос:

– Где он?

– Здесь нет никого, кроме меня, – ответила Подсолнух сурово, но голос её дрожал.

– Ты его наставник?

– Безразличные не связываются с подорожниками, – так же холодно ответила Подсолнух.

– Дай осмотреть жилище. Все СамСветы покинули Тёмный Уголок.

– Вы не можете войти в дом без моего разрешения, – заявила Подсолнух. – Уходите!

Художница никогда не думала, что её подруга такая смелая. Её Подсолнух с круглыми робкими глазами, у которой она шутки ради выманивала подробности о призрачном мире, а та всегда отвечала урывками и, кажется, сама боялась своих же слов. Сейчас она говорила сухо и спокойно, обращаясь к незваному гостю. А Художница вся дрожала, сидя на сухих листьях и прижав к себе Собаку. Вот вам и хвалёный Сорокопут – гроза призраков. Но сейчас она не птица, а просто девочка, пришедшая за подругой. Сейчас любой призрак сильнее её.

Вдруг опять этот странный звук крыльев. Улетели?

Подсолнух повернулась к подруге.

– Снова приходили за мной? – обречённо спросила Художница.

Подсолнух кивнула, вытянув в линию длинный рот.

– Не бойся. Я тебя никому не отдам.