Сорейя снова дома. Сейчас она занята оборудованием виллы, где они живут с шахом. Дворец с его троном служит только для репрезентаций. Но и личные покои, по воле молодой шахини, должны выглядеть привлекательно. Свежевыкрашенные стены, салон в стиле Людовика XVI. Только один предмет мебели остается неиспользованным: колыбель для наследника трона.

Сорейя начинает ощущать на себе давление: «Я знаю, что он хочет от меня ребенка, ребенка, который однажды унаследует его трон; ребенка, в котором я отказала шаху в первый год нашей жизни, потому что была слишком больна, слишком больна и молода. А во второй год меня слишком взволновали события с Моссадеком… Мать шаха не отступает и снова и снова задает один и тот же вопрос: «Ну, когда же Вы думаете подарить моему сыну мальчика?»

Сорейя была красивее, чем когда-либо, и она умела скрывать свою печаль. По желанию шаха она начинает заниматься благотворительностью. Еще долгие годы она будет вспоминать посещение сиротского дома – этих несчастных и грязных детей, их беспомощное существование среди болезней и нужды. Молодая шахиня пытается раздобыть деньги в благотворительном женском обществе Тегерана, что ей в конце концов удается, но это была капля в море. Несмотря на отчаянное положение в экономике страны, шах хочет провести роскошную церемонию коронации. Он должен будет короноваться вместе с женой, чтобы упрочить свои притязания на трон. Вместе с Сорейей они посещают иранский Центральный банк для того, чтобы выбрать украшения для короны. Она увидела настоящее сокровище: горы изумрудов, рубинов, жемчуга, сапфиров, аквамаринов и один из знаменитейших бриллиантов, Дарийи-Нур – солитер, весящий 126 карат, в оправе из 475 бриллиантов.

По преданию, солитер этот был добычей Надиршаха. Он привез его вместе с другими драгоценностями из Индии, где одержал свои победы. Вначале у Надир-шаха этого прославленного в сказаниях камня не было, но, согласно легенде, он добыл его, пустив в ход свою хитрость. Устроив встречу с побежденным королем Индии, Надир-шах по-дружески попросил его в знак доверия снять тюрбан, то же самое сделал и победитель. Как и предполагал Надиршах, из тюрбана индуса выпал и покатился по полу вожделенный камень. Надир-шах без объяснений и извинений поднял его и взял себе. И это было еще не все. В жены он хотел взять дочь побежденного короля Индии. Тут несчастный побежденный закричал, разрыдавшись: «Бери все, только оставь мне мою дочь!»

Было так на самом деле или это была только сказка из «Тысячи и одной ночи»? Как о сказке мечтали много столетий спустя немецкие журналисты о коронации «своей» шахини Сорейи.

Газета «Вохенэнд» писала в 1955 году: «Впервые в жизни ислама будет коронована женщина, она будет называться «Король всех королей», и это будет – Сорейя! Тегеран и весь Восток готовятся к «коронации столетий», так как – это говорят эксперты – никогда еще не было такой всеми любимой королевской пары. В короне шахини Сорейи будет и бриллиант, который слывет «королем среди королей драгоценных камней», это знаменитый на весь Восток Дарий-и-Нур, этот «свет морей». Тот, кому посчастливилось хоть один только раз взглянуть на его таинственный огонь, завораживавший людей уже 5000 лет тому назад, ощущал «вечное блаженство»… Дарий-и-Нур является роскошным экземпляром персидского королевства. Теперь же, по воле шаха нынешнего, Дарий-и-Нур будет украшать корону Сорейи».

Но и «король всех королей» не может делать с этой драгоценностью все, что захочет. Она принадлежит не лично шаху и шахине, а иранскому правительству и служит поручительством для имеющихся в обращении банкнот. По настоянию Сорейи обработать несколько драгоценностей, являющихся государственным имуществом, и изготовить из них корону было поручено знаменитому нью-йоркскому ювелиру Гарри Уинстону. Сорейе было не суждено ее надеть никогда.

Вначале шах, из-за все усиливающейся тяжелой экономической обстановки в стране, все-таки отказывается от роскошной церемонии коронации, тем самым проявляя тонкость чувств, впоследствии им утерянную. Сорейя осталась некоронованной.

«Так же, как и я во время моего бракосочетания надела на себя драгоценности первой жены шаха, лишившейся трона, так же и Фара Диба позже должна была носить драгоценности Сорейи Пехлеви, урожденной Эсфандияр, той маленькой, молоденькой женщины, что так гордилась принадлежностью к роду Бахтияров и которая точно так же скоро должна была лишиться трона».

Между тем бездетность Сорейи вызывала озабоченность и сочувствие в Германии. Со времени свадьбы королевскую чету всегда в Германии принимали с энтузиазмом. Сорейя была как-никак дочерью немки – а в те бедные годы после войны в молодой республике было не так-то много поводов для мечтаний. Как же это было заманчиво: заглянуть в персидский дворец, где правит настоящий шах, а его красавица жена гордо демонстрирует свои сверкающие драгоценности.

Политическая борьба за нефть и власть казалась тогда скорее второстепенным вопросом. Читательниц, а может быть, и читателей пестрых страниц прессы гораздо больше интересовала личная жизнь шаха и шахини. Читающая публика ожидала, что наконец и в жизни все будет, как в сказке «Тысяча и одна ночь», и шахиня подарит шаху наследника.

«Если колыбель остается пустой, муж и жена остаются одинокими, это правило распространяется и на бедную лачугу, и на княжеский замок. Ничто не может сравниться с радостью родителей при рождении ребенка… Немецкая овчарка Зита, одна из любимых собак шаха, поднимает голову, когда в комнату входит главный врач. Умное животное, наверно, чувствует, что доктор приносит не только хорошие новости?» (газета «Вохенэнд», 1958 г.).

Такие сообщения читали миллионы женщин, которые теперь понимали, что у красивой, избалованной, знатной женщины могут быть точно такие же заботы, что и у них или у их соседей. Следовательно, не было никаких оснований завидовать шахине! Возможно, в этом было даже что-то от удовлетворения.

А Сорейя и вправду была несчастлива. Как птичка в клетке, она начала скучать. Молодая женщина любила танцевать, любила кино, от нее же теперь требовалось только поддерживать беседу с членами королевской семьи.

Придворная дама Сорейи вспоминает: «Сорейя совершенно не интересовалась политикой. Она никогда о ней не говорила. Все ей было неинтересно. Были ли это беспорядки в стране или уход премьер-министра – все это не занимало ее внимания. Она была фактически абсолютно отрезана от иранской политики».

Свекрови Сорейи кажется, и она отмечает это со все возрастающим неудовольствием, что Сорейя уклоняется от общения с ней. Сорейя возражает, что это не так. Как следствие, часами ведутся долгие разговоры за чаепитием, устраиваемым матерью шаха для своего доверенного кружка.

«В глазах свекрови я иногда читаю ненависть ко мне. Как будто ее огорчает, что я единственная женщина ее сына. Она привыкла к жизни в гареме. Ей это нравится, и она хорошо себя чувствует в этой женской вселенной. Если даже официально у них нет никаких прав, женщинам удается насаждать свою волю – всеми мыслимыми хитростями и трюками… Скука, одиночество. Уже теперь. И постоянно ощущаю на себе взгляды принцесс Шамс и Асхраф, этих двух сестер, ненавидящих друг друга. Первая борется за мою дружбу, вторая хочет меня вытеснить».

Жизнь Сорейи все более и более становится непохожей на сказку «Тысяча и одна ночь», о которой она так мечтала. Ей хотелось предаваться своим интересам: кататься на коньках, смотреть фильмы, скакать верхом. Но нет. А давление на нее со всех сторон все возрастало.

«Это было, как некогда разразившаяся над ней гроза, – вспоминает ее придворная дама. – Она ничего не говорила вслух, но в ее улыбке скрывалась печаль. Все ожидали от нее рождения наследника. И правительство, и придворные. Я вспоминаю даже одну пожилую даму, прямо сказавшую шаху, что у него должен быть ребенок для его собственного счастья и счастья всей страны».

Вскоре в Иране стали распространяться слухи о предстоящем разводе шаха. В декабре 1954 года шах и шахиня посетили США, пробыв там два месяца, побывали они и в Англии. И он, и она ходили по разным врачам, выясняя причину бездетности. Сопровождавший эту пару в поездке адъютант шаха вспоминает, что врачи предлагали Сорейе сделать операцию, которая увеличила бы ее шансы забеременеть. Сорейя от операции отказалась.

Во время путешествия, которое было приятным уже хотя бы потому, что пара не страдала от дворцовых интриг и давления извне, было немало привлекательных моментов. Шах и шахиня встречались не только со знаменитыми личностями, такими, как, например, сэр Уинстон Черчилль или английская королева, но и такими, которые только впоследствии обрели свое место в мировой истории.

«Однажды, после обеда, в салон, хромая, вошел молодой человек. Мы как раз пили чай. Он представился как Джон Кеннеди. Тогда он был еще молодым сенатором, отдыхавшим в Палм Бич после операции на позвоночнике. Отсюда и палочка… Уже в тот же вечер мы ужинали с ним и с его молодой женой Жаклин Кеннеди. Она была восхитительна и в высшей степени занимательна, рассказывая нам о Франции в те времена, когда она еще звалась просто Жаклин Бувье!»