Должен признаться, что, когда четверть века назад я впервые полетел в Японию, я ехал туда не ради диких животных. Когда речь идет о Японии, то редко можно услышать что-нибудь об обитающих там представителях дикой фауны. Зато много разговоров о выведенных японцами удивительных породах домашних животных: например, о карликовых курах хабо, бегающих на коротких кривых ножках, или породе кур феникс, у которой петухи обладают хвостами трехметровой длины (чаще всего их поэтому держат на высоких перекладинах, чтобы они на земле не испортили волочащегося за ними роскошного хвостового оперения). Можно услышать рассказы о выведенных в Китае золотых рыбках, которым японцы «приделали» путем длительного отбора преувеличенно длинные вуалевые хвосты, мешающие рыбкам плавать. Кур породы Йокогама держат не ради яиц, а только ради их неправдоподобного, странного вида.
Причина моей первой поездки в Японию заключалась совсем в другом: просто, будучи в Калифорнии, я подсчитал, что лететь назад в Европу через Японию не дороже, чем через Нью-Йорк.
В аэропорту в Токио меня встречал доктор Тадамихи Кога, директор зоопарка. Он повез меня к себе домой, где я и остановился. Там же я столовался, причем по японскому обычаю выходил к столу в цветастом кимоно, которое мне было катастрофически коротко (а подходящего для моего роста не нашлось); сидел я за низеньким столиком на полу, сложив ноги по-турецки, а жена и дочь директора прислуживали за обедом, ползая на коленках. Пять раз меня заставляли выступать по телевидению, хотя большинство японцев английского не понимает.
Японские зоопарки так же переполнены людьми, как и вся Япония. Я был допущен в цветущие императорские сады и принят самим императором Тенно Хирохито, собственной персоной.
Несмотря на перенаселенность, в Японии еще сохранились некоторые виды диких животных, правда их мало, но зато они необычные. В северояпонских Альпах, на высоте двух-трех тысяч метров, обитают тундряные куропатки. Ушли они туда после последнего оледенения, когда повсюду на Земле стало теплее. Однако во всей Японии их на сегодняшний день осталось лишь 520 штук (при населении 115 миллионов человек!). Их оперенные лапы словно бы обуты в белые сапожки. Во время полета куропаток хорошо видны черные боковые перья в хвосте, которые при ходьбе незаметны. Эти перья не выпадают и во время линьки, когда птица меняет свой летний наряд на зимний, и остаются черными на всю зиму. И наоборот, белые перья на крыльях сохраняются на все лето. Тундряные куропатки вообще единственные птицы, меняющие ежегодно свое оперение в зависимости от сезона, подобно тому как это происходит с шерстным покровом у отдельных видов млекопитающих, например у зайца-беляка или песца.
Во всей Японии осталось всего 520 тундряных куропаток. На белом снегу они бывают едва различимы. Это птицы, сменяющие свой летний перьевой наряд на белый зимний, что свойственно только млекопитающим, например зайцам-белякам или песцам
Обычно ведь у обладателей перьевого наряда подобное «переодевание» совершенно не принято.
Несмотря на то что охота на тундряных куропаток уже в течение тридцати лет строго запрещена, число их неукоснительно сокращается от года к году.
Различить их на фоне снежного покрова человеческому глазу практически невозможно. Но хищным птицам это, вероятно, все же удается — ведь у них зрение в восемь раз острее нашего. Может быть, именно поэтому тундряные куропатки так неохотно садятся на солнечных склонах: тогда отбрасываемая ими тень отчетливо видна на белом фоне. Они выкапывают себе ямки в снегу, усаживаются в них и выжидают, пока ветер занесет их снегом. Там они чувствуют себя в безопасности и тепле, как эскимосы в своих знаменитых иглу. Они даже прокапывают себе под снегом длинные ходы, чтобы добраться до веточек и почек растений. Поэтому не удивительно, что даже далеко на севере, на Шпицбергене и на северной оконечности Гренландии, при температуре воздуха 40 градусов ниже нуля можно встретить тундряных куропаток. И это в то время, как все другие птицы переселяются оттуда дальше к югу.
Весной каждый самец куропатки отвоевывает собственный участок и в своем пестром брачном наряде старается произвести впечатление на самок. Затем он «женится» на своей избраннице. Все три недели, которые самка высиживает яйца, он будет ее стойко охранять. Первое время после вылуппения птенцов он еще продолжает заботиться о своем потомстве, но постепенно теряет интерес к собственному семейству и присоединяется к мужской компании холостяков. Японским зоологам удалось установить, что следующей весной такой самец снова выбирает ту же — прошлогоднюю — подругу. Почему тундряных куропаток в Японии становится с каждым годом меньше, никто точно не знает. Может быть, все дело в туристах, которых стало слишком много? Из каждых четырех японцев трое на сегодняшний день живут в больших городах, а горожан, разумеется, весной тянет на природу. Национальный парк Фудзи-Хаконе, расположенный недалеко от Токио, ежегодно посещают 72 миллиона человек — это же кошмар! И очень возможно, что разбрасываемые повсюду пищевые отходы настолько облегчили жизнь разным мелким хищникам, что это позволило им расплодиться в огромном количестве. Во всяком случае японские зоологи выявили, что к осени остается в живых только треть весеннего приплода тундряных куропаток и с каждым годом это число сокращается.
* * *
Гигантскую саламандру — знаменитую полутораметровую японскую амфибию тоже можно увидеть скорее в зоопарке, чем на воле, в горных ручьях. Это саламандра-долгожительница: она может прожить дольше слона! У нас, во Франкфуртском зоопарке, например, одна такая саламандра прожила более 20 лет. А первая, которая попала в Европу в 1829 году, умерла лишь 62 года спустя. У этих огромных земноводных крошечные глазки, причем без век, так что они никогда не закрываются. Питаются саламандры лягушками и червями. Живут в воде, но через каждые десять минут бывают вынуждены высунуть нос наружу, чтобы набрать в легкие воздух.
* * *
А вот кого легко увидеть на японском севере, так это «снежных обезьян». Они живут открыто, не таясь, в заповеднике Игодукани (в переводе — «Адская долина»). Как это ни странно, но до 1948 года никто и не подозревал о существовании здесь этой популяции японских макак, пока профессор Итани из университета Киото не занялся их изучением. Дело в tqm, что «Адская долина» — место самых поразительных природных контрастов: из-подо льда бурлят гейзеры и вытекает кипящая вода. У здешних макак особенно густой мех, что придает им более мощный и упитанный вид, чем это есть в действительности. Но самое интересное то, что они изобрели особый трюк, с помощью которого им удается пережить здешние холода: они залезают по самую шею в горячую воду и просиживают там большую часть дня. Тепло воды спасает их от леденящего холода воздуха. Все это напоминает финскую сауну. Часто обезьяны усаживаются и в тех местах, где из-под земли вырывается пар, как в настоящей парной! И только во второй половине дня, когда солнце уже успевает прогреть воздух, животные выходят из воды, чтобы обсохнуть и поесть. Обсыхать помогает им также привычка перебирать друг у друга шерсть как бы в поисках паразитов. Но делают они это отнюдь не для ловли блох, как подозревают многие посетители зоопарков, — у обезьян в отличие от некоторых нечистоплотных людей ни вшей, ни блох не бывает. Такое перебирание шерстного покрова выражает у этих животных заботу, внимание к ближнему, любовь и сплоченность. К тому же оно им просто доставляет удовольствие.
Эти игодуканские макаки, живущие на самом большом острове Японии — Хонсю, — наиболее северные обезьяны мира; обитают они на широте Рима. Это от нас, людей, они забирались все выше на покрытые снегом горы.
«Снежные обезьяны» протаптывают себе в снегу тропинки и следуют по ним гуськом друг за другом. Они выкапывают из-под снега коренья, листья, ягоды и различных насекомых. Недавно они обнаружили, что и кора деревьев съедобна. Не пойми они это, им вряд ли удалось бы продержаться зимой. Так во всяком случае считают специалисты. Ведь в прежние времена эти обезьяны зимой спускались в более низкие, богатые кормами места. Кроме коры они употребляют в пищу и горьковатую на вкус хвою и почки деревьев.
В последнее время организована подкормка «снежных обезьян». Специальный служитель приносит им ежедневно немного зерна.
Самцы к пяти годам обычно уже завоевывают свое место в стаде и сохраняют его за собой в течение всей жизни, а доживают они иногда до тридцатилетнего возраста.
В распоряжении этой группы обезьян пока еще есть лес в качестве жизненного пространства. Но ведь лесов в Японии становится с каждым годом все меньше: людям нужна древесина. И хотя площадь Японии равняется примерно Калифорнии или ФРГ и ГДР, вместе взятым, но в Калифорнии живет только 20 миллионов человек, в ФРГ и ГДР — около 80, в Японии же, как я уже говорил, 115 миллионов!
Разумеется, и японцы стараются сейчас охранять последних диких животных и растения своей родины. Но они повинны в безудержном истреблении таких видов животных, которые отнюдь не принадлежат одной только Японии, а являются достоянием всего человечества на Земле. Я имею в виду китов. В одной из следующих глав я вернусь к этому вопросу более обстоятельно.
Наблюдения за другой группой макак, проводимые в течение последних тридцати лет, открыли науке удивительные данные, имеющие самое непосредственное отношение к поведению человека в доисторические времена. Живет эта группа, насчитывающая около ста голов, на одном из самых южных островков Японии — Кошима. Им явно вольготнее, чем «снежным обезьянам»! Островок имеет всего 3 километра в окружности, и никого, кроме нескольких ученых, там не бывает.
В стаде этих обезьян наблюдается строжайшая иерархия.
Обезьяны сделали удобное для себя открытие: если бросить в воду пригоршню зерна, смешанного с песком, то песок тонет, а зерно всплывает на поверхность, откуда его уже легко собрать. Таким удобным способом сортировки в течение нескольких лет овладела вся группа обезьян
В доказательство своего превосходства обезьяна должна суметь оседлать нижестоящую по рангу особь (это не имеет ничего общего со спариванием). Группа всегда бежит в одном общем направлении, а не разбегается в разные стороны. При этом детеныши и самки всегда оказываются посредине. Вожаку островного стада 40 лет, что соответствует 80–90 годам у людей. Он всегда бежит впереди вместе с еще одним «руководящим» самцом и несколькими другими более низкого ранга, а молодые самцы составляют арьергард. Если стадо задерживается на одном месте подольше, самки с детенышами непременно будут сидеть посредине вместе с могущественными «шефами». Молодым самцам доступ туда запрещен, и они рассаживаются на почтительном расстоянии вокруг основного семейства. Когда у самок появляются грудные детеныши, их подросшие сыновья бывают вынуждены примкнуть к обществу молодых холостяков.
Самцы на «руководящих должностях» имеют преимущественное право на самок. Однако они, как правило, довольствуются лишь некоторыми из них, не претендуя на всех сразу. Случается, конечно, что кто-то из «высокопоставленных» отберет жену у молодого супруга и потащит ее в сторону. Но обычно самка, завидя издали приближающегося к ней «шефа», сама поскорее удирает прочь, чтобы несколько позже снова вернуться к своему молодому партнеру. Именно «партнеру», а не «мужу», потому что брачные узы здесь длятся лишь от четырех до шести дней, а то и один день, беременность же длится пять месяцев.
Когда обе руки заняты кормом, который необходимо снести к воде, то вопей-нево-пей приходится подниматься на задние папы и так бежать. Не таким ли именно образом начиналось прямохождение у наших предков?
Ученые, изучавшие много лет обезьян острова Кошима, к великому своему удивлению, установили, что поведение их далеко не всегда. инстинктивно и даже не унаследовано от родителей. Многое для себя полезное они познают сами. В первую очередь попрошайничество. Поскольку обезьян регулярно подкармливают пшеном и бататом, некоторые из них, завидя человека, начинают усаживаться перед ним на задние лапки, протягивать передние вперед и, загнув пальцы «горсткой», держать их так до тех пор, пока человек не полезет в карман и не достанет орехи или зерна. Точно таким же жестом просят милостыню люди.
Батат для обезьян обычно высыпали прямо на прибрежный песок. А кому приятно есть клубень, приправленный песком, противно скрипящим на зубах! И вот как-то (было это в 1953 году) одна молоденькая самочка по кличке Имо схватила такой испачканный в песке клубень, понесла его к воде и вымыла. Месяц спустя ее примеру последовала другая обезьяна. Рационализация привилась. Спустя четыре года уже пятнадцать обезьян научились старательно мыть батат, а к 1962 году это делало уже почти все стадо. Следовательно, можно утверждать, что личный опыт был передан дальше. (Не так ли начиналась вся наша человеческая культура?) Прежде других этому научился молодняк, а именно двух-трехлетки; среди подростков и более старых самцов почти никто не перенимал удобного новшества. Зато его переняли вскоре отдельные взрослые самки.
Однако вряд ли это объясняется тем, что самки умнее и способнее к обучению, чем самцы. Просто самки продолжительное время, а то и пожизненно остаются рядом со своими матерями, в то время как молодых самцов очень скоро прогоняют из семейства. И все-таки должно было пройти целых десять лет, пока полезное открытие сделалось всеобщим достоянием.
Следующим этапом был «засол». Поначалу макаки носили свой батат мыть в небольшой, впадающий в море ручей, следовательно, в пресную воду. Но по-видимому, им больше пришелся по вкусу подсоленный батат; во всяком случае все больше обезьян переходило на полоскание сладких клубней в соленой морской воде и носило их на морское мелководье, несмотря на то что идти туда было дальше, чем до ручья.
Но самым большим открытием было отделение пшеничных зерен от песка. До 1956 года макаки собирали рассыпанные на берегу пшеничные зерна, выбирая каждое по отдельности из песка. Процедура эта довольно длительная и утомительная. Но в один прекрасный день все та же смышленая Имо схватила полную пригоршню песка вместе с зернами и, поднявшись на задние лапы, отнесла его к мелководью, где и бросила в воду. Песок пошел ко дну, а зерна всплыли на поверхность. А тут их уже легко было выловить и съесть без скрипящих на зубах песчинок. К ноябрю 1958 года такому способу обучились следующие три обезьяны, в 1959 году им пользовалось уже восемь, и постепенно все больше особей учились освобождать в воде зерна от песка. Именно поэтому им приходилось подниматься на задние лапы и идти, держась вертикально, — ведь руки у них были заняты. Может быть, как раз так начиналось прямохождение у человека 5 или 6 миллионов лет назад? Ведь не зря же обезьяны наши ближайшие родичи в животном мире!
Следующим нововведением было купание . В 1959 году ученые поставили следующий опыт: чтобы заманить обезьян в море, им бросали туда земляные орехи. Некоторые действительно отваживались за ними туда залезать. Через какое-то время таких смельчаков становилось все больше, и они безбоязненно бегали по мелководью. Кое-кто из молодых во время жары начинал прыгать в воду со скалы. Они плавали с огромным удовольствием в прохладной воде — добыча пропитания превратилась в игру. Отдельные особи решались даже нырять, проплывая под водой некоторое расстояние, доставали со дна разные предметы, но прежде всего водоросли. Через несколько лет вся молодежь пристрастилась к новой для себя стихии, из взрослых же только четвертая часть последовала примеру молодых.
Именно благодаря этим своим удивительным способностям японские макаки с острова Кошима стали в научном мире своеобразной знаменитостью.
Мы у себя во Франкфуртском зоопарке наблюдали нечто подобное у индийских макак-резусов. Они ведь близкая родня японским макакам.
Обычно обезьяны на воле избегают залезать в воду — возможно, из-за страха перед крокодилами. Эти японские макаки в особых условиях острова приучились заходить в море и даже плавать. Более того, отдельные экземпляры начали нырять в воду со скал и доставать со дна различные предметы
Когда их переселили из закрытого павильона на открытую площадку, со всех сторон огороженную наполненным водой рвом, то должно было пройти четыре-пять лет, пока первые из них отважились зайти в воду, и только спустя примерно десять лет это сделали все. Зато теперь они это делают с радостным восторгом, прыгая, резвясь и брызгая водой во все стороны.
На том же острове удалось выявить, что обезьяны вовсе не все одинаковы, так же как и люди. Нужно иметь унаследованные способности, и тогда легче чему-либо научиться. Имо, которая додумалась мыть батат и пшеницу, происходила из семейства, родоначальницей которого была Эба. К тому же семейству принадлежал и самец Эго, первым прыгнувший в воду. Восемь из пятнадцати членов «семейства Эба» усвоило все описанные мной «раннекультурные навыки». Шесть остальных усвоили по крайней мере три из них. Во время теста, который провел с ними доктор Нассо Каваи, ни один из них не выполнил менее шести пунктов (из десяти возможных).
Наименее способным проявило себя семейство Нами. Семеро детей Нами едва сумели усвоить два из новых усовершенствований, а некоторые не усвоили ни одного. Были и такие обезьяны, которые научились ловко использовать в своих интересах достижения «новаторов». Стоило тем бросить в воду горсть песка с зерном, как они на них нападали и отнимали заслуженный обед. Особенно отличались в разбойничьем промысле сама Эба и ее старшая дочь Санго, которые никогда не утруждали себя промыванием пшеницы. Не правда ли, удивительно человеческое поведение?..