Животные рядом с нами

Гржимек Бернгард

Эта книга о разных животных — домашних и диких, — которые существуют рядом с нами. С любовью и глубокой заинтересованностью в судьбах этих существ пишет о них известный немецкий натуралист Бернгард Гржимек, имя которого хорошо известно всем любителям природы.

Рекомендуется широкому кругу читателей.

 

Предисловие автора

Животных можно сделать героями романов и повестей. И Сетон-Томпсон делал это мастерски. Мальчиком я читал его «Бинго» и «Животные-герои», а позднее зачитывался книгами Свена Флёрона. И конечно же, это явилось одной из причин того, что вся моя жизнь отдана животным, этим «гражданам мира», которых мы постоянно тесним, убиваем, уничтожаем.

Но перед вами совсем иная книга о животных. В ней вы увидите, что животные интересны и сами по себе, во всяком случае не меньше, чем машины, моторы, самолеты. Из ежедневно получаемых писем мне известно, что все больше и больше людей отдают явное предпочтение орлам, а не реактивным истребителям и находят, что слоны интереснее грузовиков и даже людей.

Имея дело с животными, постоянно сталкиваешься с тем, чего еще не знаешь, что изумляет, а порой сбивает с толку. В них скрыто больше загадок, чем в вещах и аппаратах, изготавливаемых нами самими.

Главы этой книги разнообразны, а факты, приводимые в них, подчас столь же удивительны, как и события, часто поражающие меня — зоолога и исследователя — в мире животных. Зачастую происшествия эти озабочивают и угнетают. Но в целом они делают мою жизнь полной и радостной, вызывают удовлетворение. В этой книге сделана попытка передать кое-что из моего опыта другим людям, которым не посчастливилось найти род деятельности, связанный с изучением животных.

Бернгард Гржимек

 

Человекообразные обезьяны и их детеныши. Горилла

Горилла-самец по кличке Масса.

В двадцатидвухлетнем возрасте он весил 180 килограммов.

Можно с уверенностью сказать, что людей, которые, подобно нам, много лет живут под одной крышей с гориллами, не так уж много. А между тем при таком близком общении с ними без конца открываешь в них что-то новое и начинаешь интересоваться всеми сведениями о жизни этих «страшных» лесных обитателей. Пишут же о них очень мало. И это тем более удивительно, что об их существовании знали с глубокой древности.

В 460 году до нашей эры, то есть более двух с половиной тысяч лет назад, из Карфагена вышел в море необычно большой по тем временам флот в составе шестидесяти весельных судов, на борту которых находилось тридцать тысяч финикийцев. Командовал флотом Ганнон, названный впоследствии Ганноном-мореплавателем. Пройдя Гибралтар, флотилия повернула на юг и, плывя все дальше и дальше вдоль африканских берегов, достигла широт теперешнего Камеруна. Раньше в такую даль еще никогда не забирались. Корабли попытались подняться вверх по Нигеру, но от порогов им пришлось повернуть назад. И вероятно, на территории нынешнего Габона экспедиции повстречались огромные, покрытые черной шерстью диковинные существа, похожие на человека. Скаля зубы, они угрожающе ворчали. Когда же карфагеняне по закоренелой привычке работорговцев попытались поймать нескольких из этих существ, то все они, не исключая и самок, оказали столь яростное сопротивление, нанося жестокие укусы, что пришлось их убить.

Ганнон повелел снять шкуры с этих удивительных, похожих на человека существ. Эти шкуры он привез в Карфаген, где их поместили в одном из храмов. Лишь через пять веков они предстали взорам римских завоевателей: так по крайней мере сообщает римский историк Плиний, погибший при извержении Везувия в 79 году нашей эры. Местные толмачи-переводчики сказали Ганнону, что столь удививших его диких существ называют гориллами. Были ли это и в самом деле гориллы, теперь уж никому не узнать наверняка.

Прошло очень много времени, пока до стран Европы вновь дошли вести об этих огромных человекообразных животных. В конце шестнадцатого века в плен к португальцам попал английский моряк Андреас Баттел, ему пришлось провести несколько лет в Западной Африке. В своих записках он приводит описание двух видов человекообразных обезьян, в которых без труда можно узнать горилл и шимпанзе. Он называет горилл «понго» и утверждает, что они обычно выжидают, пока люди покинут сооруженное ими кострище, и потом с удовольствием греются около него, однако у них недостает смекалки подбросить в огонь дров. Постепенно многое из рассказанного Баттелом о черных гигантах подтвердилось.

Первые шимпанзе были завезены в Европу в 1640 году. О других же видах человекообразных обезьян долго еще знали очень немного. В научных трактатах того времени горилл постоянно смешивают с орангутанами и шимпанзе. Лишь в 1860 году миссионер Соваж и путешественник Дю Шейю сделали более подробные описания человекообразных обезьян и привезли их черепа и шкуры. По словам Дю Шейю, гориллы — кровожадные обитатели девственных лесов — нападают на людей и убивают их. Он описывает их страшные физиономии, огромные фигуры, ужасающий рык и то, как гориллы перед нападением на человека барабанят кулаками по груди. Немудрено, что в течение полувека после этих описаний гориллу в сознании европейцев олицетворяло могучее, огромное и безобразное лесное чудище. Однако впоследствии в этом стали все больше сомневаться, и постепенно гигантские человекообразные обезьяны стали казаться миролюбивыми и почти доброжелательными.

И все же Дю Шейю, вероятно, не слишком сгустил краски: сталкиваясь лицом к лицу с таким огромным животным, как горилла, человек, располагавший несовершенным оружием середины прошлого века, вряд ли мог избавиться от чувства ужаса.

С живыми гориллами Европа познакомилась лишь в конце прошлого века. Честь их доставки принадлежит майору Доминику, которому с помощью чуть ли не тысячи негров удалось поймать сетями трех горилл. Две из них попали к Гагенбеку. Одна прожила тринадцать, а другая семнадцать дней. Они, по словам Гагенбека, умерли в тоске по родине. Вероятно, мы не должны категорически отказывать в подобных чувствах взрослым животным.

Тогдашние зверинцы были очень плохо оборудованы. В берлинском Аквариуме, куда позднее на некоторое время поместили одну из горилл, ей давали «на завтрак несколько венских, франкфуртских или егерских колбасок, или копченое мясо, сыр по-берлински или бутерброд. Охотнее всего горилла запивала его охлажденным белым вином». В обед она вначале выпивала чашку бульона, затем съедала рис или овощи, картофель, морковь или кольраби, варенную с мясом. Конечно, ничего подобного ей не приходилось есть у себя на родине. Теперь мы гораздо лучше знаем, как нужно кормить в зоопарках диких животных, и это заметно улучшило условия их содержания.

Из трех видов человекообразных обезьян шимпанзе встречаются наиболее часто. Они же выделяются особой подвижностью и умом и состоят с человеком в гораздо большей степени родства, чем, например, гориллы. В то же время изо всех приматов лишь гориллам, шимпанзе и человеку присущ ряд общих анатомических признаков, например наличие лобных пазух. Азиатский же орангутан состоит с нами в более отдаленном родстве. О таком же соотношении в родстве говорят и биохимические показатели: у человека и шимпанзе они очень сходны, у горилл уже заметно иные, а у орангутана существенно отличаются от человеческих.

Чтобы составить правильное представление о горилле, недостаточно однажды увидеть в зоопарке взрослое или молодое животное. Несмотря на короткие ноги, рост гориллы может достигать двух метров тридцати сантиметров. В 1930 году в Африке, в районе вулканического горного массива Вирунга, на территории национального парка одной научной экспедицией по специальному разрешению был убит самец гориллы. Он весил 325 килограммов, обхват грудной клетки составлял 185 сантиметров, а длина раскинутых в стороны рук — 3 метра. А ведь встречаются и еще более крупные гориллы с шириной плеч в 1 метр 10 сантиметров! Они выглядят колоссами по сравнению с людьми.

В филадельфийском зоопарке (США) жили две старейшие из содержавшихся в неволе гориллы: Бэмбу и Масса.

Тринадцатого мая 1951 года в нью-йоркском зоопарке во рву с водой утонул самец гориллы по кличке Макобо. Склонившись надо рвом, он упал в воду и камнем пошел ко дну, не попытавшись выплыть и не воспользовавшись канатами и лестницами, предусмотрительно закрепленными на стенках рва. Один из звероловов рассказывал мне, что даже маленькие африканские реки являются для горилл непреодолимым препятствием. А между тем умение плавать свойственно от природы большинству обезьян и почти всем другим животным. Только человекообразные обезьяны и человек составляют исключение.

В настоящее время на Земле еще живет примерно 15–20 тысяч горилл. Несколько маловато по сравнению с численностью людей. Большинство горилл обитает в девственных лесах Западной Африки, по берегам Гвинейского залива. Около 3 тысяч животных, а именно горные гориллы, сосредоточены в восточной части центральноафриканского вулканического горного массива, между озерами Иди-Амин-Дада (бывшее оз. Эдуарда) и Киву. Именно там, главным образом с целью охраны горилл, в 1925 году был создан заповедник «Национальный парк Киву». Площадь этого заповедника составляет теперь около 800 тысяч гектаров. Гориллы селятся здесь на высоте от 3 до 4 тысяч метров. В 1955 году я побывал в тех местах. Горы покрыты тут густой лесной растительностью, скорее даже почти непроходимыми зарослями кустарника, полускрытыми в тумане и омываемыми постоянными дождями. Помню, что, пока я там находился, отовсюду текло и капало, и было так холодно и неуютно, что я искренне пожалел горных горилл и посочувствовал, что им приходится жить в таких условиях. Но, думая так, я, конечно, сильно очеловечивал их.

В 1953 году при помощи авиаписем, опросников и телеграмм я закончил перепись горилл, находившихся за пределами Африки в неволе. Их оказалось всего пятьдесят шесть — не так уж и много. Тридцать пять из них были самцами. Во время поисков мне удалось повидаться со многими из этих животных. В 1960 году Хонегер сделал новую перепись, которая установила, что число горилл, содержащихся в зоопарках, возросло до ста двадцати.

Как и все ребятишки, этот детеныш гориллы не любит врачебного осмотра.

Почему же меня так волнует судьба этих гигантских человекообразных обезьян? Чтобы ответить на этот вопрос, я снова воскрешаю в памяти один из августовских дней, а именно тот день, когда я вернулся из поездки за границу. По примеру всех крестьян и директоров зоопарка я прежде всего решил навестить животных, а уже потом отправиться домой. У павильона хищников ко мне подошел наш самый молодой ученик и сказал, что к нам поступили три гориллы. «Ерунда, — ответил я ему, — ты, конечно, имеешь в виду шимпанзе». Ведь чаще всего в зоопарк попадают черные африканские шимпанзе. Гораздо более редки рыжие восточно-азиатские орангутаны. Детеныши же гигантских черных африканских горилл поступают крайне редко. В довоенной Германии лишь берлинский и франкфуртский зоопарки могли похвастаться тем, что у них живет по горилле. Томми из франкфуртского зоопарка благодаря заботливому уходу прожил там целых девять лет. Обе гориллы погибли в последние дни войны. Во франкфуртском зоопарке долго содержались одновременно все три вида человекообразных обезьян.

Согласно традиции, я, став директором, прежде всего восстановил, расширил и модернизировал обезьянник. В течение нескольких лет мне пришлось вести переговоры с правительством двух зарубежных государств о разрешении приобрести горилл. Как известно, в соответствии с конвенцией от 8 ноября 1933 года, к которой присоединились почти все африканские государства и тогдашние колонии, гориллы подлежат строгой охране. Отлавливать или убивать горилл, хотя бы и «в научных целях», разрешается лишь в исключительных случаях и с ведома высших властей страны. Только бывшая Французская Экваториальная Африка уступила напору охотников, включив горилл в список «Б», охватывающий подлежащих охране животных, на которых, однако, время от времени допускалась охота.

Разрешение на вывоз я наконец получил, а горилл все не было. И вдруг такое сообщение. Каким же я почувствовал себя счастливым, когда обнаружил, что это и в самом деле гориллы. Одному старому лесничему пришло, слава богу, в голову доставить на самолете прямо из девственных лесов Западной Африки во Франкфурт трех детенышей гориллы. Здесь он первое время даже спал вместе с ними, не отлучаясь от них ни на час. Узнав, что моя жена сама выхаживает привередливых младенцев человекообразных обезьян у нас дома, он продал их нашему зоопарку, отказавшись от предлагавшихся ему гораздо более высоких денежных сумм. Мы начали спешно устраивать жилище для них в одной из комнат. Но пока приготовления там не закончились, нам пришлось поместить горилл в жилой комнате, а самим переселиться на кухню, где мы и прожили целых десять дней. Но делали мы это охотно, ведь звериным детенышам нужна была такая же помощь, как если бы они были человеческими детьми. Ухватив руку или краешек юбки моей жены, они держались так крепко, что не хватало сил отцепить их.

Вспоминается, как однажды вечером задолго до описываемых событий моя жена Хильда и четыре маленьких шимпанзе сидели за ужином. На столе лежали бутерброды, фрукты и в том числе виноград, который особенно любила одна из шимпанзе — Ируму. Разумеется, она тут же съела виноградины, лежавшие на ее тарелке, а затем попыталась отнять несколько виноградин у своей подружки Инди, но Хильда запретила ей это. Несмотря на запрет, Ируму спустя некоторое время взяла за руку свою приемную маму и с надеждой подвела ее к тарелке Инди. Но ей не удалось смягчить мою жену. Наоборот, одну из виноградин Хильда положила на середину стола и стала наблюдать. Медленно и, казалось бы, совершенно невзначай рука Ируму стала приближаться к вожделенному плоду, и, когда она уже почти коснулась виноградины, жена кашлянула. Рука тотчас же исчезла. Однако теперь в игру включилась Инди. Как бы мимоходом она взяла листик салата и накрыла им злосчастную виноградину. А надо сказать, что Инди довольно равнодушна к этим вкусным ягодам. И вот теперь, так как, по ее мнению, Хильда не обратила на этот эксперимент никакого внимания, Ируму схватила листик салата, извлекла из-под него ягоду и быстро съела ее.

Я описываю этот случай потому, что сегодня утром получил письмо от одного школьного учителя. Ему хочется знать, что отвечать своим ученикам на вопрос, думают ли животные. Чтобы ответить на него, для начала пришлось бы задать уйму других вопросов. Прежде всего что понимать под животным — майского жука или человекообразную обезьяну? Естественно, что человекообразная обезьяна своим поведением, миром чувств и умом стоит гораздо ближе к человеку, чем майский жук, хотя и шимпанзе и майский жук — животные. Множеством экспериментов доказано, что приматы, как биологи по-научному называют обезьян, способны действовать обдуманно и осмотрительно, что они в некоторых отношениях разительно похожи на нас. Разумеется, это еще не делает их людьми. Для этого им, например, недостает языка как средства общения. Именно владение языком в первую очередь отличает нас от других живых существ.

Часто мне приходилось наблюдать, как люди самых разных профессий, видевшие в обезьянах лишь забаву для детей или для самых легкомысленных из взрослых посетителей зоопарка и относившиеся к этим животным весьма пренебрежительно, уходили от нас, глубоко задумавшись. Было ясно, что непосредственное знакомство с человекообразными обезьянами, которые живут среди людей, и с их поведением перевернуло их прежнее представление. Поэтому мне так хочется рассказать здесь о том, как детеныши горилл стали членами нашей семьи.

В детской. Дружеская потасовка сопровождается воплями, слышными на всю округу.

На качелях. Семейный портрет (Томас — слева, Рафики — справа и Карло — вверху.)

Томас, Карло и Рафики — это мальчики. Они попали к нам в возрасте от одного до двух лет и весили вначале от 6 до 8 килограммов.

«Рафики» на языке суахили означает «добрый друг». У этого малыша и в самом деле очень ласковый характер. Даже придя в ярость, он никогда не пытается укусить, что порой делают два других его соплеменника — Карло и Томас, да и дети тоже. Чем старше становились наши гориллы, тем более благородными казались они нам в сравнении с шимпанзе. Шимпанзе, самые близкие наши сородичи в мире животных, больше всего похожи на человека и, конечно, самые смышленые. Но им, увы, присущи и все столь типичные для человека пороки: злорадство, стремление подразнить и помучить, злоба. Гориллы в отличие от них гораздо более веселые животные, любящие поиграть, склонные к шуткам, хотя и грубым, с нашей точки зрения, и, в сущности, более добродушные.

Благодаря правильному питанию у Рафики за шесть недель отросли волосы, которых он, истощенный и худой, был лишен при поступлении к нам. Пока они были короткими, у него был очень забавный вид и он напоминал плюшевую игрушку. На протяжении нескольких месяцев лишь кончики его русых волос были черными, но в общем он выглядел светлошерстным. Подобная аномальная окраска и даже белые пятна не столь уж большая редкость у диких горилл. Правда, на пятом году жизни Рафики уже почти не отличался цветом шерсти от своих товарищей.

Мы приобрели для гориллят детскую коляску, но, конечно, не потому, что стремились совершенно уподобить их человеческим младенцам. Дело в том, что моя жена, с ее хрупким телосложением и весом всего сорок шесть килограммов, лишь с трудом могла удержать на руках трех малышей сразу. Маленьким гориллам очень понравилась коляска, и они, пока мы ее возили, мирно дремали в ней, словно дети. Но как только экипаж останавливался, они тут же покидали его, тем более что сделать это детенышу обезьяны гораздо легче, чем ребенку, потому что, карабкаясь, он использует не только руки, но и ноги. Томас, самый старший из всех троих и, может быть, поэтому преисполненный особого достоинства, вскоре сообразил, что коляску можно опрокинуть, если свеситься далеко вперед, держась при этом за ее ручку. Порой же он развлекался тем, что раскачивал коляску, словно качели, нимало не беспокоясь при этом о судьбе спящих братцев, которые подчас вываливались на землю.

Когда Хильда выходила с питомцами на лужайку, то они начинали хлопать в ладоши, приглашая ее поиграть. Иногда Карло и Томас начинали энергично бегать друг за другом, как бы играя в горелки.

Карло очень любил, когда его брали на руки. Охотник, привезший их, даже подозревал, что у малыша повреждены внутренности, тем более что Карло и ходить-то не мог как следует. Но позднее выяснилось, что он попросту еще слишком мал, чтобы ходить: осмотр его зубов показал, что ему не было еще и года. Первые несколько месяцев Карло предпочитал сидеть на коленях у Хильды и с тихой радостью играть ее пальцами. Гориллята сразу же прониклись трогательным доверием к нашей крупной псине — боксерше Асси. Они совсем не боялись Асси, шлепали ее по морщинистой, добродушной морде, пытались залезть ей на спину. И Асси снисходительно играла с ними, даже если эти маленькие, но дюжие лесные дикари грубо хватали ее за ноги или за челюсти.

Сначала они терпеть не могли, если им вытирали нос — злились и пытались кусаться. Но потом они свыклись с этой процедурой и стали сами подставлять свои широкие и короткие носы.

Томас всегда был склонен к грубым шуткам: он подстерегал момент, когда Хильда садилась на корточки, и, внезапно подскакивая, пытался опрокинуть ее наземь. Не было предела его восторгу, когда она для вида беспомощно барахталась, якобы не в силах подняться. Тогда он с видом победителя вскарабкивался на нее и барабанил кулаками по ее телу.

Разумеется, что порой детеныши горилл ссорились и дрались между собой. Если это случалось, то Хильде приходилось все бросать и во весь дух бежать в их комнату. В эти моменты в ушах звенело от криков и визга, ибо наши шимпанзе Катрин и Уши с восторгом ввязывались в любой скандал. Иногда перед нами открывалось совсем уж неожиданное зрелище. Так однажды мы увидели, что Рафики, самый маленький, но и самый хитрый, испуганно крича, сидит на одной из настенных полок, а толстый неуклюжий Томасик, размахивая руками, расхаживает внизу, явно радуясь, что его персона внушает такой страх.

Томас вначале боялся посторонних людей. Если приходил кто-либо чужой, не являвшийся членом семьи, то он тотчас же забирался в самый дальний угол квартиры. Приводили гориллят в трепет и ссоры крикливых шимпанзе, которые были слышны за квартал от дома. В это время гориллята, совершенно оробев, жались друг к другу и молча обнимались. Первое время Томас боялся даже моего сына Михаэля. Он начинал плакать каждый раз, когда ему приходилось оставаться с ним в комнате наедине. Но едва поблизости оказывалась Хильда или наша милая домработница Эльза, как он тут же нахально пытался его укусить. Когда мы с Михаэлем в последний раз уехали в Африку, то Томас почувствовал себя героем. Он носился по всей квартире, не желая возвращаться в свое жилище к братьям, но стоило лишь громко произнести: «Михаэль», как он тотчас же убегал. Правда, со временем это перестало помогать, и тогда Хильде в критических случаях приходилось обращаться в канцелярию зоопарка, находящуюся этажом ниже, откуда приходил один из служащих, которого Томас боялся.

Несмотря на отдельные недоразумения, кончавшиеся взаимными потасовками, гориллята искренне любили друг друга. И когда однажды Карло увезли на машине — ему нужно было сделать рентгеновский снимок, — Томас проплакал полтора часа, а под конец загадил все вокруг, потому что у человекообразных обезьян, да и вообще у многих высших животных, впрочем, как и у нас, душа находится в таинственной связи с кишечником.

Все три горилленка не любят ни шоколада, ни конфет, ни пирожных. Зато они с таким наслаждением вгрызаются в лимоны, что при одном виде этого сводит рот. Они всегда готовы лакомиться ветками вербы, луком и чесноком. Почти сразу они доверчиво научились пить из ложечки любое лекарство, как бы оно ни было отвратительно на вкус — необходимая мера, чтобы предохранить их от заболеваний, потому что взрослых горилл невозможно приучить к этому.

«А вот я и выскочил из коляски!» Белая повязка — это пеленка, которая, оказывается, нужна и обезьяньим детенышам.

Подкидывание — любимая игра.

Им знакомо множество чудесных игр. Томас хватает вас за руки, желая, чтобы его покачали. Если же мы отказываемся, то, раздосадованный, он пытается укусить. Но кусается он несильно, если же уж очень разозлится, то норовит схватить за ногу. В разгаре игры он, озорничая, начинает бить обеими ладонями по вашему лицу. Иногда все трое в упоении и блаженстве выстраиваются в ряд, дубася себя кулаками в грудь, а зачастую колотят и по стене, лишь бы только гремело посильнее! Правда, у маленького Карло эти знаменитые горилльи жесты долго не получались, и лишь через несколько месяцев он, прислонившись спиной к стенке, попытался воспроизвести их, но и тут потерпел неудачу и лишь хлопал себя по брюху ладонями. Стоило же ему протянуть руку к груди, как он шлепался на пол.

Нам приходилось быть всегда начеку и вести себя так, чтобы гориллятам не показалось, будто кто-то обижает их «маму» — Хильду, ибо они тут же бросались на защиту, кусая «негодяя» куда и как придется. Впрочем, шимпанзе поступают точно так же.

Если гориллятам что-то не по нраву, то они прежде всего издают отрывистый звук «э». Этот звук, выражающий раздражение, непроизвольно произносят и все люди вне зависимости от того, на каком языке они изъясняются. Это один из многих стереотипов инстинктивного поведения, общих для человека и человекообразных обезьян, понимающих его без труда.

Рафики — создание странное. Его окраска не вполне черная, скорее он темно-русого цвета. Иногда он играет один, и тогда носится по кругу на четвереньках, наверное, не менее десяти раз кряду. Если его укачивают на руках, то, испытывая истинное счастье, он блаженно закрывает глаза. Все трое любят, когда их щекочут, и, сопротивляясь изо всех сил, в то же время смеются, охотно подвергаясь этой процедуре.

Томас всегда стремится обратить на себя внимание. Если я сижу на полу, то он, шумно топоча, бежит в мою сторону и, поравнявшись со мной, с грохотом ударяет по полу деревянной кеглей.

Каждый из них приглашает к игре по-своему. Карло, например, тихонько подходит к Хильде сзади и слегка кусает ее, безошибочно достигая того, что ему нужно: Хильда устремляется в погоню за ним.

Прошлой зимой гориллятам пришлось надевать вязаные свитера, чтобы защитить их от холода в промозглую и ветреную погоду. Вначале эти шалуны упорно не желали подставлять свои головы и всячески ускользали от шерстяных «удавок», но через несколько дней они сообразили, что надевание свитера означает прогулку в коляске. И в дальнейшем они уже сами протягивали свои черные как смоль руки, прося одеть их.

Перелистывая свои записи, я вспоминаю, что Томас раньше боялся бегать в одиночку по квартире. Теперь нам кажется это невероятным, а в ту пору он тянул нас за руку к комнате животных, чувствуя себя там увереннее всего. Если Хильда не хотела следовать за ним, то он просовывал голову меж ее коленей и, охватив руками ее ноги, толкал ее изо всех своих сил.

А вот как он играл, качаясь на качелях. Усаживаясь на них, он ждал, чтобы я как следует раскачал его. После этого всякий раз, приближаясь ко мне, он пытается ухватить меня за волосы и затем осматривает руки, проверяя, не осталось ли в них нескольких моих волосков. А ведь моя шевелюра и без того была не так уж пышна. Плут блаженствовал, если к тому же ему удавалось стукнуть меня по голове или плечу. Когда качели, раскачавшись как следует, поднимались почти до настенной полки, он хлопал по ней ладонью или пытался, схватив одного из братцев, стащить его вниз.

Мы давно отучили их от скверной привычки таскать кошку за хвост или пытаться укусить собаку, чтобы потом мгновенно убежать. Но до сих пор Томас, несмотря на все наши запреты, постоянно вырывается во время вечернего туалета из рук Хильды, с грохотом влетает в мой рабочий кабинет и, быстро обегая его, вышвыривает ловким и энергичным движением половину книг с нижней полки. Если при этом его никак не удается выставить, то мы с Хильдой попросту выходим в коридор, намереваясь плотно закрыть за собой дверь. И в тот же миг наш маленький храбрец превращается в трусишку, который, жалобно крича, бежит за нами, стремясь выскочить из кабинета раньше нас.

Гориллы даже теперь, когда каждая из них весит всего тридцать-сорок килограммов, обладают твердыми как сталь мускулами и необычайной силой. Стоит только не закрыть дверь как следует, как Томас прислоняется к ней спиной, берется двумя руками за решетку и попросту снимает дверь с петель. Успокаивает лишь то, что с годами, по мере того как растут его силы, он становится все более добродушным, дружелюбным и сердечным. Но нам приходится очень считаться с ревностью наших приемышей. Например, Карло, если Хильда играет с Томасом и Рафики, злится, ругается, пытается укусить. В свою очередь Томас из одного лишь желания подразнить Рафики начинает его колотить. Тот выходит из себя, впадает в ярость, а Томасу только того и надо, и он расплывается в улыбке. Наконец Рафики успокаивается, но его мучитель тут же наносит ему новый удар. Никогда нельзя угадать, что у Томаса на уме, так как, уже задумав какую-нибудь шалость, он сохраняет на своем лице совершенно серьезное выражение.

Все трое с их мощными мышцами похожи на борцов, играющих ради забавы в «лови-хватай». Чем сильнее становится Томас, тем больше ему нравится возиться с Михаэлем. Если в увлечении он укусит слишком больно, то стоит Михаэлю лишь вскрикнуть «ай», как Томас разжимает зубы. Несмотря на то что Томас по-прежнему боится выходить из квартиры без провожатого, увидев недавно, что Михаэль уходит, он бегом спустился за ним, пробежав все девяносто шесть ступенек, и пока мой сын садился в машину и она отъезжала, малыш, громко крича, стоял на крыльце. Томас и теперь охотно садится на колени к Михаэлю, требуя при этом, чтобы Михаэль обнял его руками. Если сын не делает этого, то Томас своими сильными лапами охватывает руки Михаэля и кладет их на свое толстое брюхо. Он может повторять это без устали и столь сильно, как тисками, сжимает руки сына, что ему лишь с большим трудом удается освободить их.

Когда один из гориллят впервые в жизни увидел в темной комнате большую красную восковую свечу с ее колеблющимся пламенем, он сел перед ней и долго задумчиво смотрел на нее.

Из нашей квартиры на шестом этаже далеко видны крыши домов и улицы Франкфурта. И когда вечером темнеет, наши питомцы обычно подходят к окну и, широко раскрыв глаза, обозревают огни и фары машин, скользящие внизу над асфальтом. Чтобы они не утомлялись от столь длительного созерцания, мы ставим для них стулья, как перед сценой театра.

Спят гориллы иначе, чем шимпанзе. Зачастую, сев к стене, они прислоняются к ней плечами. Веки их постепенно тяжелеют, глаза слипаются, и они засыпают, свесив черные головки на грудь. У каждой из обезьян есть постелька с одеялом, но лишь некоторые из шимпанзе пользуются ею. Томас же засыпает, когда голова Рафики покоится на его плече, а сам он обнимает братца. После того как наши питомцы из Африки уже заснули, Хильда еще раз тихонько входит к ним взбить постели и позаботиться о том, чтобы на следующее утро перед каждым из них лежали фрукты и хлеб. Едва она начинает укладывать Рафики, как Томас приходит в беспокойство. И лишь снова обняв его, Томас начинает дышать ровнее. Наши питомцы спят глубоко и спокойно.

Названая мама. Приятно быть объектом столь нежной привязанности, но трое на одних руках — это, согласитесь, слишком много.

За работой. Шимпанзенок охотно и толково помогает мыть окна.

В отличие от многих детей Карло любит умываться.

Итак, нам удалось воочию убедиться, насколько ласковы человекообразные обезьяны, и можно лишь возмущаться сообщениям об охотниках, которые утверждают, что они застрелили ту или иную гориллу в порядке самозащиты. Ученые всего мира теперь знают, что никогда ни один из этих столь могучих самцов гориллы не нападает на человека, если только он не придет в крайнее отчаяние от преследования охотников или попав в засаду. Гориллы очень робки и всегда предпочитают спасаться бегством, прежде чем их удается заметить.

Вот почему я не привожу здесь привычных, нагоняющих страх историй о лесных чудовищах, якобы воинственно скалящих зубы, барабанящих себя в грудь и к тому же похищающих женщин. Горилл следует пристально изучать, так как по степени родства с человеком они занимают второе место среди всех животных и знание их повадок и образа жизни могло бы пролить свет на многие моменты нашей собственной предыстории. Нам, например, известно, что гориллы — хорошие семьянины. Но мы в точности не знаем, моногамные или полигамные у них семьи, каким образом гориллы объясняются между собой, есть ли у них постоянные места обитания, в каком возрасте наступает у них зрелость и какова средняя продолжительность их жизни. Лишь зная жизненные потребности какого-либо вида диких животных, мы можем уберечь их от истребления на воле. Все эти сведения о диких животных мы узнаем, лишь наблюдая их в зоопарках.

В последние годы горилл в зоопарках стало больше. С одной стороны это объясняется быстрым ростом людского населения Африки. На родине горилл в прежде девственных лесах возникают поселения, распахиваются земли. Испытывая недостаток в питании, обезьяны опустошают поля, и возмущенные земледельцы убивают их, пренебрегая законами об охране этих ценных животных. Вероятно, на Земле никогда не водилось больше нескольких десятков тысяч горилл. В ближайшие же десятилетия их численность заметно сократится. Им, как и большинству других крупных животных, грозит вымирание.

Но есть и некоторые обнадеживающие моменты. Раньше, когда погибала самка человекообразной обезьяны, то ее оставшиеся без помощи младенцы, как правило, умирали. В наше время у них гораздо больше возможностей выжить, чем раньше. С одной стороны, это объясняется тем, что даже в центральной Африке стали доступными такие лекарства, как пенициллин, ауреомицин и тому подобное. А еще важнее то, что теперь повсюду можно достать молочные концентраты и продукты детского питания, которыми можно вскормить детенышей обезьян. Но самый важный фактор — перевозки самолетом. Детеныши горилл ранее почти не выживали из-за плохого ухода в течение многонедельного пути к побережью и еще более длительного плавания на пароходе. Они или вовсе не попадали в зоопарк, или попадали нежизнеспособными. А теперь через день или два они оказываются в зоопарке, который обеспечивает им по меньшей мере такой же уход, как в современной детской больнице.

Горилл среди животных в процентном отношении так же мало, как и миллионеров среди простых людей. Может быть, поэтому специалисты знают всех живущих в зоопарках горилл по именам.

Самой крупной гориллой считается Фил из Сент-Луиса (США). В свои пятнадцать лет он весит почти два с половиной центнера. Самец гориллы Альфред прожил в бристольском зоопарке (Англия) восемнадцать лет, а берлинец Бобби — семь лет. Известие о смерти Бушмена, жившего в одном из зоопарков Чикаго, обошло все дневные немецкие газеты. Этот великолепный черного цвета самец с широкой грудной клеткой и стройными бедрами отличался идеальным сложением. Когда по недосмотру служителя он как-то удрал из клетки, его удалось вернуть лишь с помощью маленькой змеи и черепахи. Дело в том, что, как теперь установлено, все человекообразные обезьяны испытывают необъяснимый страх перед рептилиями. После смерти Бушмена чикагские ученые тщательно исследовали его органы и установили, что двадцатитрехлетняя горилла погибла от разновидности бери-бери, то есть от авитаминоза. Очевидно, гориллы испытывают особенно большую потребность в витаминах группы В, которых много в мясе. Однако, по сообщениям охотников и исследователей, которым приходилось вскрывать в Африке желудки мертвых человекообразных обезьян, они питаются исключительно вегетарианской пищей. Тем не менее сотрудники зоопарков порой замечали, что некоторым из горилл нравится мясо. Чем же это объяснить? По-видимому, дело здесь вот в чем. В кишечнике живущих на воле человекообразных обезьян существует множество микроорганизмов, расщепляющих растительную клетчатку в превращающих ее в белок. Источником белка служат и сами микроорганизмы. Но как только гориллы и шимпанзе оказываются в неволе, флора их кишечника изменяется. Это и порождает внезапное вожделение к мясу у некоторых человекообразных обезьян. Учитывая причину гибели знаменитого Бушмена, в большинстве зоопарков гориллам время от времени стали давать бифштексы, вареную птицу и почти постоянно яйца.

Второй по старшинству долгое время была горилла по кличке Соланж, прожившая в парижском зоопарке двадцать четыре года. Каждый день она съедала по бифштексу. Месса и Бэмбу были приобретены филадельфийским зоопарком одновременно и когда они были в младенческом возрасте. Лишь через несколько лет выяснилось, что Месса тоже самец. Такая ошибка вовсе не редкость, так как у горилл в младенчестве половые органы малы и недоразвиты. Даже базельскую гориллу-самку по кличке Ахилла первые три года звали Ахиллесом.

В цветном американском фильме под названием «Могамбо» была впервые запечатлена на пленку живущая на воле семья горилл. Для этого в конце января 1953 года была создана специальная экспедиция, направившаяся в бывшую Французскую Экваториальную Африку, где в окрестностях деревни Ока, что находится у реки Санга (приток Конго), с помощью большого количества местных жителей, выступавших в роли загонщиков, удалось изолировать семью горилл вместе с участком леса, в котором они обитали. Территория съемок была обнесена металлической сетью, увешанной для устрашения горилл пестрыми тряпками и опутанной проводами, через которые пропускался электрический ток. Обезьяны были обеспечены пищей и прожили в такой обстановке все десять дней, необходимые для съемки.

Почти сразу же внутри ограды была найдена молодая мертвая горилла. Вскрытие трупа, проведенное французским врачом, членом экспедиции, не помогло установить, что послужило причиной ее смерти. Врач предположил, что животное укусила кобра, которую незадолго до этого видели поблизости. Вероятно, во всеобщей суматохе, вызванной облавой, горилла подошла к змее слишком близко. Другую обезьяну-самца, весившего пятьдесят пять килограммов, пришлось застрелить из пистолета в тот момент, когда он у подножия дерева, на которое в страхе забрались остальные взрослые обезьяны, начал душить трех-четырехлетнего детеныша. Причиной такого злобного поведения, быть может, послужило излишнее возбуждение, связанное с облавой. Еще два крупных самца, каждый из которых весил не менее ста двадцати килограммов, попытались напасть на кинооператоров. Надо заметить, что операторы, несомненно, раздразнили горилл, чтобы сделать съемки интереснее. Но грозно атакующие обезьяны всякий раз останавливались в одном-двух метрах от сети, ограничиваясь яростными угрозами, вздыбив шерсть и пронзительно крича.

Семья состояла из девяти обезьян. В нее входили старый и взрослый самцы, подросток, четыре крупные самки и два малыша. Видимо, при попытках изоляции этой семьи от нее отделили часть ее членов, поскольку обычно семьи горилл бывают многочисленнее.

Больше недели участники экспедиции могли, по сути, впервые наблюдать, как эти столь похожие на человека существа отыскивают пищу, общаются между собой, готовят себе место для сна под деревьями. Старый самец всегда засыпал, обняв двух взрослых обезьян…

Из пищи гориллам на выбор предложили бананы и ананасы. Ананасам было отдано явное предпочтение, а так как гориллы съедали на удивление много, то приходилось изрядно потрудиться для доставки к месту съемок целых гор ананасов. Старый самец брал подброшенные фрукты и, сорвав с них кожуру, раздавал членам семьи. Вначале этот глава семьи всякий раз улаживал то и дело возникавшие среди животных споры. Но к концу первой недели нервозность среди обезьян стала все больше возрастать, что проявлялось в драках и взаимных увечьях. Расхаживая по пятачку леса, группа горилл все с большей яростью ломала и вытаптывала подлесок и кустарник, так что через восемь дней прямоугольник размером пятьдесят на тридцать метров оказался почти лишенным растительности. Уцелело лишь несколько деревьев. Вынужденные находиться на вытоптанной земле, животные испытывали явные мучения, которые усугублялись в солнечную погоду. Казалось, они испытывают панический страх. Наконец ограждение убрали, вернув взрослым гориллам свободу. Однако животные не сразу воспользовались ею. Прошел почти час, пока самки решились удалиться. Вожак же просидел тут до ночи.

Эксперимент показал, что, изолировав группу горилл в девственном лесу, в принципе можно удерживать ее и более длительное время, а пожалуй, даже и сколько угодно. Но для этого изгородь вольеры, которую днем и ночью должна охранять цепь сторожей, нужно постепенно передвигать, чтобы в ней всегда оказывались свежие растения. Но в любом случае дело это довольно хлопотное и дорогостоящее.

 

Скунс — зверь добропорядочный и ласковый

Скунс. Этот ласковый симпатяга добр и мил и к тому же обладает честным нравом.

Однажды в немецких газетах промелькнуло сообщение: «Скунс причинил фабрике одежды ущерб в сумме 1,2 миллиона марок». Дальше рассказывалось, как в американском городишке Аппоматокс, что в штате Виргиния, кто-то впустил это животное в открытое окно фабрики. Возбужденный скунс, пытаясь выбраться на волю, опрыскал готовое платье и совершенно испортил его. У меня есть веские основания не верить этому. Как-никак, а скунсов я держу уже много лет. Впервые они попали ко мне несколько неожиданно: однажды ночью мне позвонили из аэропорта и спросили, не смогу ли я взять на свое попечение (на время, разумеется) баул со скунсами. Пассажирка, которой принадлежит этот удивительный багаж, больна и прилетит лишь через несколько недель…

Получив сей экстравагантный багаж, я стал распаковывать его почти с теми же предосторожностями, как сапер вскрывает ящичек, в котором что-то тикает, и не исключено, что в нем находится мина с часовым взрывательным механизмом. Дело в том, что у скунсов справа и слева от анального отверстия находятся железы, которые при появлении опасности набухают, а затем из двух узких устьиц разом бьют струи маслянистой жидкости. Обе струи сливаются в одну, и она распыляется мелким дождем на расстоянии до четырех метров. Разбрызгиваемая жидкость состоит главным образом из вещества, носящего невинно звучащее название «бутил-меркаптан».

Тот, в кого скунс попадет, может спокойно сжечь свою одежду; кроме того, ему не придется появляться в обществе несколько дней. У людей, которых скунс «обстреляет» в закрытом помещении, обычно начинается рвота. Вещество это пахнет чесноком и сероводородом, примерно так же, как тухлые яйца. Обрызганную одежду советуют основательно прокурить в дыму, но, по-видимому, это не избавляет от зловония. Судите сами. Обрызганные скунсом сапоги, простоявшие четыре месяца в хлорированной воде, все еще продолжали сохранять зловонный запах. Вода и мыло почти бессильны против него, и лишь бензин, говорят, способен радикально помочь. Место, где кто-либо зарыл мертвого скунса, месяцы спустя можно обнаружить по запаху.

Но мои опасения были напрасными. Наши приемыши из Америки оказались не злыми, и нас встретили не залпы их орудий, а приветливые черно-белые мордашки. В крышке баула нашлась и памятка по уходу за животными, и свидетельство о том, что у них удалены железы, а сами скунсы совершенно ручные. Лежали там даже шлейки и собачьи поводки, так что со зверьками можно было и погулять.

Спустя некоторое время объявилась владелица скунсов. Она поведала нам биографию прелестных черно-белых зверушек. По-видимому, эта супружеская чета скунсов совершила самое далекое путешествие. Оба скунса, дама приобрела их в Голливуде, попали к ней совсем еще малышами. Это были веселые, игривые существа, носившиеся вверх и вниз по лестнице, но их никак не удавалось приучить к чистоплотности. Проблема была решена, когда их приемная мать поставила в каждый угол комнаты по съемному жестяному уголку. Однажды скунсы удрали, и, чтобы найти их, владелица попросила всех соседей присмотреть в огородах за грядками с морковью — лучшим лакомством этих зверьков. Беглецы оказались недалеко, опустошив ближайшие грядки. Служа в американской армии, дама всегда путешествовала вместе с обоими скунсами, помещая их в комфортабельно оборудованный баул, с которым я и познакомился столь неожиданно.

В зоопарках и зверохозяйствах всегда держат скунсов, предварительно удалив у них железы. Ветеринар вырезает их под местным наркозом, так как эти железы находятся непосредственно под кожей. Делается это прежде, чем железы у молодых животных как следует разовьются. Но и лишенный своего оружия скунс всю свою жизнь принимает во время опасности угрожающую позу и, предупреждающе задрав хвост, поворачивается к врагу задом. Это инстинктивное действие совершается без раздумья и не подверженно влиянию жизненного опыта. Впрочем, и с человеческими инстинктами обстоит точно так же. Разве уже приобретенный горький опыт мешает нам снова и снова влюбляться?

Если неопытная собака случайно встретится со скунсом, то он, разумеется, погиб. Собака, уже имевшая дело с ним, далеко обежит его. Известен случай, как пятеро взрослых медведей почтительно отошли от добычи, поскольку к ней не спеша приближался скунс, также собиравшийся отведать лакомства. Некий охотник рассказывал, что однажды он проснулся от резкого запаха и увидел, что под полог палатки вошло семейство скунсов и принялось обследовать ее. А у входа в палатку в ярком лунном свете виднелась большая рыжая рысь, которая внимательно рассматривала человека, оказавшегося в такой глухомани. Скунсы не обращали никакого внимания на этого страшного хищника, рысь же, когда кто-либо из малышей слишком близко подходил к ней, вздергивала губу с таким неописуемым презрением, что, по словам охотника, ей не удалось бы лучше выразить свое отношение к этим маленьким вонючкам, даже если бы она вдруг заговорила.

Этим и объясняется, почему скунсы всегда столь беззаботны. Животное, если только оно не погибает от голода, ни за что на свете не пожелает иметь с ними дела. Однако скунс вовсе не так уж и любит пускать в ход свое оружие. Дело в том, что, выстрелив от четырех до пяти раз, он остается без «зарядов». Тот же, у кого боеприпасы ограниченны, вынужден подпускать противника поближе и бить наверняка. Так и поступает скунс.

Но в любом случае он всегда вежливо предупреждает нас об опасности. Ярко-белые полосы на шкурке зверьков заметны не менее, чем любой из дорожных знаков. Собираясь нападать, он задирает трубой свой великолепный, пушистый, словно новогодняя елка, хвост, выгибает спину и начинает стучать передними лапками по земле. Наблюдать его в это время так же приятно, как и молодую собаку, приглашающую поиграть с ней. Но горе тому, кто ложно истолкует эти знаки. Скунсы — меткие стрелки и попадают точно в глаза. Жжет ужасно, но серьезного вреда не причиняет. Не обольщайтесь, видя, что животное обращено к вам своей мордочкой, ему нетрудно мгновенно изогнуться и «пальнуть».

Зная учтивость скунсов и их манеру всегда предупреждать о своем опасном оружии, нельзя поверить, что, попав на фабрику, скунс мог опрыскать огромное множество безжизненных предметов, не причиняющих ему никакого вреда. История эта слишком сенсационна, чтобы быть правдивой.

Впрочем, ручные скунсы вряд ли «стреляют», даже если их железы не удалены. Обычно они ограничиваются тем, что, приняв угрожающую позу, стучат лапками.

Отправляясь на добычу, скунсы обычно пользуются уже проторенными звериными тропами. Там они к тому же находят помет других животных и лакомятся собирающимися на нем навозными жуками. Вообще скунсы поедают множество насекомых. Ознакомившись с содержимым их желудков, ученые обнаружили, что оно на семьдесят процентов состоит из остатков колорадского жука, саранчи и других вредителей сельского хозяйства. Поэтому-то скунсам и прощается их зловоние. Правда, пчеловоды не очень-то жалуют скунсов, ибо те по ночам скребутся в улья до тех пор, пока из них не вылетят потревоженные пчелы. Окоченев от холода, они падают на землю, и тут-то скунсы поедают их. Поэтому многим американским пчеловодам приходится обносить ульи низкими проволочными ограждениями, а вверху привязывать широкие полосы из жести.

Люди, как правило, не угрожают беспечному скунсу, но этого нельзя сказать о машинах, созданных их руками. По сообщению дорожно-строительного управления, в Пенсильвании за год было задавлено 17 301 животное, прежде всего, разумеется, собак и кошек. Среди диких животных, сбитых машинами, на втором после опоссумов месте находятся скунсы. Численность погибших скунсов составила в этот год 1205 особей. Это связано с тем, что, питаясь останками сбитых животных, они и сами попадают под машины и гибнут. Конечно, много скунсов гибнет и от рук охотников. Так в США ежегодно поступает в продажу более двух миллионов шкурок скунсов. Недавно я наткнулся на сообщение, что крыс и мышей можно отвадить от мешков с кормом, опрыскивая их тем самым бутил-меркаптаном, который и служит оружием скунсу. Пока запах сохраняется, корм остается нетронутым. Дольше всего, целых четыре месяца, зловонный запах сохранялся медом.

В США на каждом квадратном километре обитает около четырех скунсов, столько же, сколько человек приходится в Парагвае на один квадратный километр и в два раза больше, чем в Исландии, где на один квадратный километр приходится лишь два человека. В целом же, как я подсчитал, в США живет двадцать восемь миллионов скунсов.

 

Тюлень и другие ластоногие — многомиллионные жители морей

Хохлач — один из самых крупных и красивых тюленей

Скорее всего раньше на вопрос о том, какие из крупных животных самые многочисленные на Земле, мы бы ответили — антилопы. Однако время их давно миновало, и стада африканских антилоп заметно поредели. Что же касается водных млекопитающих, то вряд ли о них кто-либо вспомнит. А между тем в морях нашей планеты обитают многие миллионы тюленей, хотя, разумеется, их численность заметно уступает численности людского населения, насчитывающего миллиарды человек. Советские ученые, совершая систематические облеты Белого моря на высоте восемьсот метров (чтобы животные не пугались и не бросались со льда в воду), сделали массу аэрофотоснимков для подсчета количества тюленей, образующих лежбища на плавучих льдах. Им удалось насчитать более трех миллионов гренландских тюленей. Гренландский, или настоящий, тюлень решительно предпочитает гигантские дрейфующие ледяные поля, боязливо избегая берегового припая, так как не умеет, подобно нерпе, проделывать во льду продухи.

В отличие от этих тюленей их могучим сородичам моржам хотя и с трудом, но удается подчас пробить ледяной панцирь. Изогнувшись, они прижимаются спиной к внутренней поверхности льда и, с силой распрямившись, проламывают ледяную корку. Разумеется, они способны на это лишь в том случае, если лед не слишком толст. Когда ледяной покров оказывается чересчур мощным, моржам остается лишь одно — попытаться как можно скорее достигнуть открытой воды, скользя вдоль льда на брюхе. Встречались вконец истощенные, истершие на брюхе всю кожу моржи, которые указанным образом сумели преодолеть полосу припая шириной в несколько десятков километров!

Нерпы же и морские зайцы даже и не пытаются пробивать толщу льда. Им это совсем ни к чему, ведь они владеют удивительным секретом. Когда вода только начинает замерзать, они приподнимают носом корку молодого льда, образуя в нем небольшую выпуклость, в вершине которой они затем проделывают маленькое отверстие — продух. Такой продух оказывается выше поверхности воды и не замерзает потому, что нерпа своим дыханием поддерживает его открытым. На каждого тюленя приходится несколько продухов, которые он совершенно непонятным образом легко отыскивает подо льдом. Когда лед покрывается глубоким снегом, нерпа расширяет продух, превращая его в лазку, и, отрывая в снегу длинные ходы, устраивает логово. Именно там в разгаре зимы у нее рождается детеныш, хорошо укрытый и от посторонних глаз, и от холодного ветра.

Жесткий и короткий волосяной покров недостаточно защищает ластоногих от леденящего холода морской воды, даже если это морские котики, мех которых люди используют на теплые дамские шубки. Дело в том, что их мех легко намокает. Поэтому он хорош лишь на суше, особенно при сильном ветре.

Стоит только тюленю, например, в зоопарке выйти из воды на сушу, как из однотонно-черного и блестящего он становится вдруг пятнистым. Это оттого, что в некоторых местах, и в особенности на брюхе, меховой покров высыхает гораздо быстрее и приобретает коричневый оттенок. А причина тут особая. От холодной воды тюленей и китов защищает толстый слой жира. Разогревшись в стремительном плавании, тюлень остывает потом очень медленно, словно кофе в термосе. Под самой кожей у него в точно определенных и четко оконтуренных местах располагается густая сеть кровеносных сосудов, которые рефлекторно обильно снабжаются кровью и обеспечивают теплообмен.

Тюлени во многом уподобляются человеку. Например, при перевозке их на кораблях они, подобно людям, а также обезьянам, лошадям и слонам, заболевают морской болезнью. На первый взгляд это кажется удивительным: ведь тюлени всю жизнь качаются на волнах. Но, по-видимому, совсем не одно и то же: плыть самому или находиться на палубе судна, испытывающего качку. С тюленями могут случаться и другие неприятности, что порой отравляют и нашу жизнь. Им, в частности, приходится страдать от солнечного перегрева.

Разумеется, тюлени превосходно ныряют и способны погрузиться до глубин в несколько сотен метров. Великолепно приспособлены они и к длительному нахождению под водой. При погружении они плотно закрывают ноздри, а частота их пульса резко снижается (до нескольких ударов в минуту). Охотники на тюленей хорошо знают, как долго их приходится караулить, если они нырнули. А вот посетители зоопарка иногда начинают бить тревогу: им кажется, что на дне бассейна лежит утонувший морской лев, тогда как в самом деле животное лишь надолго затаилось под водой. Нередко тюлени даже спят в воде, и лишь нос каждого животного с интервалом в одну-две минуты появляется на поверхности как бы сам собой. Гренландские тюлени могут плыть, хотя и недолгое время, со скоростью до двадцати морских миль в час (тридцать семь км/ч), то есть быстрее, чем обычные пассажирские и грузовые пароходы, не говоря уж о рыболовецких судах. Умея надолго задерживать дыхание, они могли бы проплывать под сплошными ледяными полями до одиннадцати километров, но обычно они не рискуют заходить под лед далее трех с половиной километров от границы чистой воды.

При погружении им помогает то, что их глаза почти мгновенно приспосабливаются к темноте, господствующей на больших глубинах. Зато на суше зрение этих животных проигрывает: их сильно выпуклые глаза страдают близорукостью. Поэтому тюленя, у которого ко всему прочему не очень хорошее чутье, легко обмануть. Этим и пользуются охотники. Напугав стадо тюленей и заставив их спасаться в море, они быстро подбегают к их залежке и, прежде чем эти любопытные животные вынырнут и приблизятся, падают ничком и начинают имитировать движения тюленя.

Повышенное количество крови в организме ластоногих оказывает им большую услугу, чем самый лучший акваланг. Вес крови тюленя составляет пятнадцать процентов от веса тела, а у человека лишь шесть и шесть десятых процента.

Многомиллионное «стадо» ластоногих, населяющих Мировой океан, насчитывает лишь немногим более тридцати видов, но для большинства посетителей зоопарков эти виды почти неизвестны, и плавающие в бассейнах животные обычно воспринимаются ими просто как «тюлени». На самом деле в зоопарках обычно наряду с тюленями держат моржей и морских львов. На суше тюлени вынуждены передвигаться рывками, опираясь попеременно на переднюю и заднюю части тела. Выгибая спину и отталкиваясь задними ластами, они ползут как бы на брюхе, причем не так уж медленно: в отдельных случаях им удается за час преодолевать до десяти километров. Скользить тюленям по земле помогает упругая щетина, состоящая из направленных назад толстых волосков. Поэтому-то эскимосы и подвязывают тюлений мех к скользящей поверхности лыж, чтобы они не проскальзывали назад по покрытому коркой льда насту.

Несмотря на указанные особенности, тюлени отнюдь неплохие «ходоки». Заблудившихся и потерявших ориентировку тюленей изредка обнаруживают в тридцати-сорока километрах от побережья и к тому же на высотах до семисот метров над уровнем моря.

В более привычной для этих животных морской среде задние ласты тюленей складываются таким образом, что вместе с хвостом образуют мощный руль — «гребной винт».

Тюлени с их круглыми, похожими на человеческие головами, врожденным любопытством и любовью к музыке, несомненно, послужили прообразом духов моря или русалок, столь знакомых сказочных персонажей.

Привыкнув к жизни в зоопарке, тюлени могут дожить до глубокой старости. В 1942 году в Стокгольме скончался сорокатрехлетний самец горбоносого тюленя по кличке Якоб. При вскрытии у него установили расширение сердца, заболевания сосудистой системы и множество явлений, типичных и для человеческого организма в старческом возрасте. Вряд ли он смог — бы дожить на воле до столь преклонных лет.

Толстый слой жира, защищающий ластоногих от холода, позволяет им переносить и длительное голодание. Когда, например, перевозят морских слонов из Антарктики в Европу, то они в течение всего восьми-десятинедельного пути обычно не притрагиваются к пище. Даже несравненно более легкий по весу тюлень обыкновенный может порой не есть до восьми недель кряду. А детеныши некоторых видов тюленей ничего не едят в течение двух — четырех недель после того, как мать прекращает их кормить. Только после этого «поста» они начинают питаться самостоятельно.

В самых тягостных ночных кошмарах мы не смогли бы представить, сколько тюленей ежегодно истреблялось в прежние годы ради их меха, кожи или сала. Одни только норвежцы, судя по их статистическим данным с 1875 по 1939 год необычайно быстрыми темпами расширяли добычу ластоногих в Баренцевом море: если вначале их добыча исчислялась восемью тысячами животных в год, то уже к 1925 году она возросла до трехсот сорока трех тысяч. Почти исключительно это были гренландские тюлени. В Западной Атлантике, у берегов Канады и Ньюфаундленда, ежегодно забивали от трехсот до пятисот тысяч тюленей. К этому следует добавить сотни тысяч тюленей, добываемых в Антарктике и северной части Тихого океана.

Морские слоны, а это самые крупные из ластоногих, прежде встречались повсеместно у побережий и на островах Южной Атлантики. Но из-за своей излишней доверчивости эти огромные животные, вес самцов которых достигает трех с половиной тонн, истреблялись людьми особенно безжалостно. В результате в настоящее время морские слоны сохранились лишь у острова Южная Георгия, где их обитает примерно двести шестьдесят тысяч, и у Фолклендских (Мальвинских) островов — там насчитывается их еще от двух до трех тысяч. Северный вид морского слона — он несколько мельче, но у него более длинный хобот — некогда обитал у берегов Калифорнии, но уже в восьмидесятых годах прошлого века считался уничтоженным. Однако затем, в 1892 году, у острова Гваделупа было обнаружено их маленькое стадо. Мексиканское правительство взяло его под защиту, и благодаря этому численность животных, первоначально не насчитывавшая даже сотни особей, стала постепенно увеличиваться, превысив в 1950 году шесть тысяч. (Наконец-то я могу сообщить хоть что-то радостное о судьбе животных, находящихся на грани вымирания!

С тюленями, как мы уже убедились, дело, по крайней мере сейчас, обстоит лучше. Но не думайте, что их легко содержать в зоопарке. Это очень прожорливые и привередливые животные, которые поедают в день от восьми до двенадцати килограммов рыбы, и притом самой свежей, самой лучшей. Не удивительно, что «пансион» каждого тюленя стоит зоопарку от пяти до восьми марок в день!

 

Американские белки-летяги — проказники и невидимки

Летяга в своем планирующем полете.

«Как уютно сидеть на этой ладони», — мог бы сказать себе малышка-летяга, родившийся в моей комнате.

В бытность мою студентом мне удалось побывать в Англии и Северной Америке на весьма скромные средства, которые предоставили журнал по птицеводству и фабрика собачьих галет.

В ту пору я был в гостях у одного фермера-американца. В памяти сохранился огромный ухоженный яблоневый сад, почва под которым сплошь была красной от опавших превосходных яблок: они были так дешевы, что собирать и отправлять их на продажу оказалось невыгодным. Дойдя до опушки леса, я было собрался влезть на дерево, чтобы сфотографировать сверху это яблочное великолепие. Из ствола дерева торчала сухая ветвь, в которой дятлом были проделаны два отверстия. Когда я коснулся ее, в этих отверстиях неожиданно показались крошечные большеглазые мордочки, послышалась какая-то возня и два или три маленьких серых существа, стремительно выскочив оттуда, удрали на ближние деревья. Все это произошло в какую-то долю секунды, и я даже не успел сообразить, что, собственно, произошло. Позже фермер сказал мне, что это были белки-летяги.

Прошел двадцать один год после моего первого знакомства с этими зверьками, когда у меня появилась первая летяга. На международных конференциях я свел дружбу с директорами американских зоопарков, и мы обменялись животными. В США отправилось самолетом несколько ворон, сов и белок, а взамен среди прочих животных в ФРГ прибыли крошечные летяги.

Ящик с двумя первыми зверьками я поставил в нашей спальне. День напролет они, свернувшиеся клубочком, пролежали в своем маленьком домике. Когда мы доставали их, они сонно лежали на ладони, не пытаясь убежать. В первые дни они, как нам показалось, невероятно много ели, особенно предпочитая орехи. Позднее я смекнул, что летяги просто делали запасы, перетаскивая орехи в свой домик.

Ночью они были куда активнее, и нас спасал лишь крепкий сон. Они резвились, поднимая шум, что-то грызли, ссорились и при этом беспрерывно пилили, царапали, скребли что-то. Казалось, что в их углу комнаты происходит настоящий шабаш. Рано утром на стенках ящика обнаружились следы их усердной деятельности.

Если, придя поздней ночью домой, я открывал ящик, чтобы взглянуть на этих серых непосед, то всякий раз случалось одно и то же. Не успевал я и оглянуться, как они мгновенно исчезали. Что тут начиналось! Юркие как мыши, они носились по полу, забивались в узкие щели между шкафами и стеной, между пружинами матраса. И нам приходилось часами ползать на коленях и животе, чтобы постараться в конце концов изловить их.

Однажды мне; казалось, удалось это сделать, бросив куртку на пол, где они все время пробегали. В поисках темноты и укрытия они тотчас же забились под нее. Но я все не решался крепко схватить этих крошечных хрупких существ. Их гладкие шкурки даже кажутся слишком велики для таких маленьких телец. В результате малыши вновь улизнули от меня, и в следующий раз они уже никак не желали прятаться под курткой. Под конец обе летяги исчезли.

Обессилев, мы сели на пол, держа военный совет и раздумывая, куда бы это они могли подеваться. И тут я вспомнил, что между боковиной полки для обуви и стеной должен быть промежуток. Внизу я отыскал щель, в которую они, вероятно, юркнули. Пришлось мне достать инструмент и осторожно отделить полку от стены. Тут-то я и обнаружил обоих гномов, укрывшихся за завесой паутины. Взяв сапог жены и держа его перед собой, я принялся шуровать палкой от швабры, понуждая их выскочить и спрятаться в сапоге. Так они и сделали. Теперь летяги затаились в носке сапога, и я едва касался кончиками пальцев их пушистых хвостов, не в силах вытащить их оттуда. Мое предложение поставить сапог в клетку к летягам и предоставить в их распоряжение, пока они не вылезут, не встретило сочувствия у моей жены. Зная о способности летяг прогрызать себе ходы, она не без основания опасалась, что они, пожалуй, проделают себе лаз в носке сапога. Пришлось терпеливо и упорно выуживать их из этого импровизированного убежища.

К сожалению, оба зверька оказались самками, и мне долго не удавалось получить из Америки еще и самца. Дело казалось почти безнадежным, но вот однажды по воле случая в перечне животных, предлагаемых венским торговцем, я неожиданно обнаружил летягу. Тотчас же написав ему, я узнал, что его летяга — самец. Вскоре этот господин сам приехал в ФРГ и привез малыша в маленькой проволочной клеточке.

Не зная, поладит ли купленный мной летяга-самец с самочкой, для начала я поставил ящичек с ним на одну ночь в клетку самки, чтобы через проволочную сетку они обнюхались и познакомились. Эта ночь оказалась очень беспокойной. Беспрерывно слышались визг, стук, треск, как на работающей лесопилке. К утру в ящичке была проделана дыра, и обе летяги, смертельно устав от трудов ночных, обнявшись, блаженно заснули в домике самочки. До этого самец, находившийся в маленьком дорожном ящичке два или три дня, даже и не пытался вылезти из него. А теперь, находясь рядом с самкой, он сделал это за несколько часов. Видите, что делает любовь!

Летяга не весит и четверти фунта. Ее желтое или серое тельце с белым брюшком лишь в два раза длиннее указательного пальца, если не считать почти такого же по длине хвоста, покрытого шерстью лишь с боков и оттого очень похожего на птичье перо. На каждом лучезапястном суставе этого забавного гнома имеется тонкий хрящ. Готовясь к планированию, он расставляет пальцы, хрящ распрямляется и летная перепонка, соединяющая задние и передние лапки, натягивается. Когда это крошечное существо сидит по-беличьи, например, разгрызая орех, то оно выглядит очень солидно и кажется, что на нем слишком свободные «одежды». Подобно сказочным гномам, эти потешные зверьки ведут ночной и настолько скрытный образ жизни, что люди подчас вообще не замечают их присутствия. А между тем летяги сплошь и рядом благополучно обитают по соседству с ними в скворешнях или на чердаках домов. Лишь иногда летягу удается мимолетно увидеть у кормушки для птиц.

Этот невидимка-домовой до полуночи не дает спать.

Американские летяги, несомненно, изящнее и миниатюрнее наших белок-летяг; несмотря на это, они могут не только разгрызать любые орехи, лазать по шероховатой поверхности, но и долгое время парить в воздухе, пролетая расстояние до сорока пяти метров. Поднимая или опуская лапки, они изменяют высоту полета, а собираясь сесть на дерево, пользуются хвостом как тормозом. Подняв его, они круто взмывают вверх, одновременно вытягивая вперед лапки, чтобы смягчить толчок и уцепиться. Оказавшись на дереве, летяга в тот же миг, вероятно из врожденной осторожности, оказывается на противоположной стороне ствола, спасаясь от возможного преследования хищными птицами.

Летяги, жившие у господина Эрнеста Уолкера, сотрудника вашингтонского зоопарка, были гораздо послушнее моих. Он даже сумел сфотографировать их в полете. Дело в том, что к господину Уолкеру попала парочка ручных летяг, взятых из гнезда в возрасте нескольких дней. Они совсем не боялись людей, были любопытны и непосредственны, словно доверчивые собаки. Днем они спали в спальном ящичке своей клетки, а ночью бодрствовали. Не любя ни дневного, ни даже электрического света, они быстро скрывались в темноту, отчего пришлось для них устроить слабое голубое освещение.

Едва клетку открывали, они бросались к своим друзьям-людям, прыгали по ним, исследуя внутреннюю поверхность куртки, рубашку и штанины. С особенной охотой они заползали в карманы и были бы не прочь устроиться там для сна.

Очень любили они, планируя, спускаться к знакомым людям с какого-нибудь высокого предмета. Для этого их воспитателю достаточно было похлопать ладонью по груди. В тот же миг они оказывались именно там, где им было указано, а это говорит о том, как уверенно и целеустремленно они планируют. Они могли без конца играть в эту упоительную игру. Иногда они, качнувшись вправо-влево, приподнимались на лапках, фиксируя взглядом то место, где им хотелось бы сесть. С помощью этих жестов зверьки, вероятно, определяют расстояние полета.

Летяги питаются всеми сортами орехов, в том числе земляными, желудями, каштанами, иногда и ягодами. Зелени они не едят вовсе. Зато, как и многие грызуны, летяги очень любят полакомиться мучными червями, жуками, кузнечиками и иными насекомыми.

Не было случая, чтобы эти забавные существа укусили своего друга Уолкера. Наоборот, они всячески выказывали ему свое расположение; например, укрепившись на его плече, нежно покусывали ему ухо или, сопя, всовывали в ухо свой носик. Лапками, зубами и языком они ощупывают и чистят волосы и одежду. Им нравилось, когда полусонными их брали на руки, почесывали и гладили. Тогда они нарочно подставляли головку, чтобы их легче было приласкать. Однако всякий раз, когда им (с их точки зрения) грозила какая-либо опасность, например они слышали шелест бумаги, который почему-то повергал их в сильнейший ужас, они, мгновенно обращаясь в бегство, забирались по вещам поближе к потолку или искали убежища у человека.

 

Животные-переселенцы

Индийские газели прекрасно прижились в Южной Америке.

Степные животные, как и люди, прокладывают себе дороги.

Я не ошибусь, сказав, что вы очень бы удивились, если, прогуливаясь где-нибудь под Гамбургом, вдруг увидели, что по полям вместо зайцев скачут кенгуру. В сущности, кенгуру могли бы жить в наших природных условиях. Это подтвердил опыт: несколько десятилетий назад их выпустили в Рейнской области и в Силезии. Они хорошо прижились, стали плодиться, однако в конце концов их истребили браконьеры.

Кое-где на севере Шлезвиг-Гольштейна можно увидеть живущих на воле грациозных японских оленей сика. Эти олени несколько больше косули, но меньше благородного оленя; более двадцати лет назад несколько особей их удрали из заповедника, расположенного в устье реки Шлай. А на заболоченном берегу реки Ампер, притока Изара, лесники неожиданно обнаружили молодых сухопутных греческих черепах, очевидно еще совсем недавно вылупившихся. Их родители — тоже беглецы из заповедника, — вероятно, очень глубоко зарылись в рыхлый болотистый грунт, что помогло им пережить холода.

В течение последних столетий в Швейцарии, Померании, на Рейне, а порой и в Англии охотникам то и дело удавалось убивать фламинго. А в настоящее время в ФРГ то тут, то там встречают представителей нового для этих мест вида животных. Речь идет о южноамериканской нутрии. Оказалось, что нутрии попали в естественные условия здешних мест со звероводческих ферм и быстро здесь расплодились.

Известно, что в Щецинском воеводстве Польши наряду с красными лисами обитает множество чернобурых лис, также бывших воспитанников звероферм. Недавно польское охотничье управление сообщило о появлении этого нового вида диких животных на балтийском побережье.

В 1942 году в северной Швеции со звероводческой фермы сбежало несколько североамериканских норок. В 1943 году охотники убили пару-другую этих животных, в 1944 — двести экземпляров, а теперь их добывают по нескольку тысяч в год.

До сих пор я приводил безобидные факты, но бывают и настоящие бедствия. Так, в 1930 году всю Бразилию охватило волнение: в ее прибрежных районах были обнаружены экземпляры комара анофелеса — переносчика малярии, причем самой опасной ее формы. Когда новым гостем занялись повнимательней, то с ужасом констатировали, что он уже проник на триста километров в глубь страны и продвинулся по побережью на триста пятьдесят километров. Вскоре от малярии умерло более двадцати тысяч человек. Несколько лет подряд пришлось бороться с этим вторжением, затратив огромные средства и труд трех тысяч семисот человек.

Иногда же интродукция проходит исключительно мирно. Соню, которую мы теперь считаем своей, местной жительницей, лорд Ротшильд привез в Англию в 1886 году; теперь она населяет обширные пространства Европы и везде любима.

В 1876 году вблизи Лондона выпустили тридцать серых североамериканских белок. А ныне эти белки вытеснили красную европейскую белку из большинства мест Англии. Скворцы же поселились в Лондоне лишь со времени первой мировой войны. Но теперь их так много, что своими ссорами они подчас досаждают жителям города. Кроме того, они обычно садятся рядами на стрелки башенных часов, нарушая точность их хода. Повсюду, где в Англии выпустили озерных лягушек, заметно меньше стало травяных лягушек и жаб, что, конечно же, никому бы не помешало, если бы их кваканье не было гораздо более надоедливым.

Приехав в Аргентину в 1888 году, германский консул Тьетен затосковал по охоте: ведь на страусов нанду и гуанако не поохотишься, как на зайцев. И поэтому он выписал из Германии тридцать четыре зайца-русака. Зайцы благополучно перенесли поездку через океан, но когда их закрыли в вольере, обнесенным проволочной сеткой, они пришли в панику. Бросаясь на сетку в надежде освободиться, они наносили себе серьезные увечья и все до единого погибли. Поэтому, когда прибыла новая партия зайцев, господин Тьетен сразу же распорядился выпустить их. Они обосновались по своему обыкновению неподалеку от места выпуска. Через несколько лет на них устроили первую облавную охоту, которая была лишь забавой. Зайчатину, считавшуюся плохой на вкус, как правило, не ели. Подвергаясь лишь редкому отстрелу, зайцы размножились до сотен тысяч и стали настоящим бедствием для фермеров. По вине зайцев, исподволь заселивших половину Южной Америки, становилось все меньше и меньше местных зверьков мара — короткоухих, величиной с зайца грызунов, которые до тех пор играли там ту же роль, что и зайцы в Европе.

Примерно в 1900 году из дунайских пойменных лесов в Аргентину прибыло четыре дюжины благородных оленей. В настоящее время их там больше десяти тысяч голов. Даже индийские антилопы-гарны образовали в Южной Америке огромные стада. В современной Северной Америке обитают тюрингские кабаны, предки которых некогда бежали из какого-то заповедника. Вот уже несколько лет на одном из островов озера Мичиган размножаются глухари и тетерева, завезенные американской лесной службой из Швеции.

Можете ли вы представить себе, что в прошлом веке в США существовали стада диких верблюдов? В 1856 году европейские переселенцы стали использовать в своих войсках одногорбых и двугорбых верблюдов. Постепенно они одичали и стали приносить потомство. Однако со временем их истребили индейцы. Полагают, что в 1899 году был убит последний из них.

Северные олени, завезенные несколько десятилетий назад из Скандинавии на Аляску, почти начисто вытеснили карибу, туземных, похожих на оленя животных. Ныне в северной Канаде обитают сотни тысяч европейских северных оленей, и ими весьма довольны.

Оказавшись на Крите, прижились и одичали индийские павлины.

Все поголовье свиней Южной Америки происходит от восьми свиней, взятых Колумбом на Канарских островах.

Несколько лет назад после длительной борьбы министерство сельского хозяйства Шотландии наконец разрешило ввезти в страну оленей из Норвегии. Дело в том, что во многих странах мира проявляют сейчас очень большую осторожность при акклиматизации новых животных, потому что в этом отношении накоплен горький опыт. Расположенный в Карибском бассейне остров Гваделупа был прежде маленьким лесным раем, у побережья которого водились крупные стада морских котиков. В середине XVIII века русские мореплаватели периодически заходили сюда поохотиться на котиков и китов. А так как тогда в плаванье свежее мясо было редкостью и моряки часто мучались цингой, то в голову кому-то пришла мысль выпустить на остров нескольких коз, чтобы китобои могли впоследствии поохотиться на них. Это было осуществлено примерно в 1750 году, а немного лет спустя на острове насчитывалось уже сорок тысяч коз. Они поедали травянистые растения, обгладывали кору деревьев и уничтожали молодые побеги. Вскоре остров лишился всякой растительности и превратился в бесплодный клочок земли. Вместе с растительностью исчезли большинство местных животных, причем многие из них, вероятно, вымерли раньше, чем зоологи успели открыть и описать их.

Но особенно печальным оказался опыт с завезенными в Австралию кроликами. Первые из этих переселенцев прибыли туда в 1837 году. Последствия, однако, обнаружились лишь двадцать лет спустя, когда некий фермер в своем имении близ Джилонга выпустил на волю двадцать четыре маленьких шустрых и, казалось, безобидных зверьков. За шесть следующих лет на землях своей фермы он убил двадцать тысяч диких кроликов, но их становилось все больше и больше. В следующем веке власти штата Новый Южный Уэльс вынуждены были ежегодно выделять на борьбу с кроликами три миллиона марок. По тем временам это была приличная сумма. Маленькие грызуны объедали кору, губя этим деревья; они пожирали лишь самые лучшие пастбищные травы, заменяя их посевы буйными зарослями сорняков, которые не могли есть даже овцы. В последние тридцать лет овец в Австралии было в три раза меньше, чем кроликов. Представляете, что это значит, когда речь идет об Австралии, где сотни тысяч человек кормятся овцеводством.

Континент дважды перегораживали проволочным забором, чтобы задержать дальнейшее расселение длинноухих. И дважды они вскоре оказывались по другую его сторону. Конечно, кролики служат источником как мяса, так и меха. За последние пять лет, когда поголовье кроликов достигло особенно большой величины, из Австралии вывезли кроличье мясо и мех на сумму сто миллионов марок. Но что это в сравнении с ежегодным убытком в 400 миллионов марок.

Почему же в Европе кролики не съедают всего подчистую, думали пришедшие в отчаяние австралийские фермеры. Казалось, они сделали правильный вывод, что все дело в отсутствии у кроликов естественных врагов, и завезли лис и кошек. Никак не думали они, что этим навлекут на себя новые беды. А между тем лисы и кошки полностью истребили многие виды местных сумчатых животных, а также птиц. Теперь в Сиднее или Мельбурне можно услышать лишь чириканье европейских воробьев, пение скворцов, дроздов и щеглов. Вместе с индийскими горлицами и соловьями они оживляют окрестности города, тогда как великолепные райские попугаи стали жертвой одичавших кошек.

Замена местной фауны привозной приняла в Австралии угрожающие размеры, и предпринимаются попытки хотя бы на некоторых островах сохранить исконный животный мир.

Но порой искусственно акклиматизированные животные оказываются союзниками человека. Так, примерно с 1900 года на пастбищах Калифорнии стал распространяться некий сорняк, глушащий кормовые травы и непригодный в пищу коровам и овцам. Австралийские биологи установили, что один из австралийских видов жуков-листоедов питается исключительно этими растениями, лишь случайно попавшими из Австралии в Северную Америку. Когда привезли этих жуков, то уже через год они очистили от сорняка несколько гектаров. Они ведь попали в истинный рай, где их главный «пищевой продукт» растет в изобилии. Так что вскоре этих прилежных, прожорливых жучков оказалось достаточно для повсеместного создания новых колоний. По утверждению биологов, через несколько лет нежелательный для Калифорнии сорняк будет полностью уничтожен. Но что же тогда произойдет с жуками? Вымрут ли они от голода или найдут для себя новую пищу? Ведь они стали нашими помощниками случайно. Колорадский жук, точно так же усердно специализирующийся на другом растении, а именно картофеле, является одним из самых страшных врагов человечества.

 

Знакомьтесь — лиса

«Рейнеке Лис» крупным планом.

Бытует множество историй о животных, которые не становятся правдивее от того, что их постоянно пересказывают и переписывают. К ним относятся рассказы о кладбищах, будто бы создаваемых африканскими слонами; птичьих судилищах, на которых разгневанные аисты якобы заклевывают до смерти неверную аистиху; о некоем столь злопамятном слоне, что он растоптал своего обидчика спустя двадцать лет после того, как тот неосмотрительно уколол иголкой его хобот; о кроликах, спаривающихся с крысами; о самцах обезьян, похищающих женщин. Всего удивительнее, пожалуй, то, что в том или ином виде эти россказни уходят корнями в глубокую древность, и у Геродота, Аристотеля и Плиния уже можно найти упоминание о них.

В одной из охотничьих газет некто рассказал об удивительном купании лисы, которое он якобы наблюдал. Рыжая плутовка вырвала клочок мха из кочки, и, держа его в пасти, пятясь, не спеша погрузилась в воду таким образом, что из воды торчал лишь кончик ее носа. Затем, отбросив мох с собравшимися на нем блохами, она весело выпрыгнула и убежала.

История эта мне сразу же показалась сомнительной, так как в лисьем меху и под водой остается достаточно воздуха. Пузырьки воздуха долго окутывают и туловище блохи, поэтому трудно поверить, что лиса могла так легко избавиться от своих мучителей. И что же? Через несколько номеров в газете появилось опровержение. Оказывается, эта история была почти дословным изложением детской сказки, помещенной в одном из старых школьных учебников середины прошлого века.

В переводе одной прекрасно иллюстрированной рукописной латинской книги о животных, датируемой двенадцатым веком, я недавно нашел описание того, как лиса притворяется мертвой, чтобы затем схватить ворон, собравшихся на «тризну». Еще больше изумился я, когда владелица зверофермы, находящейся в окрестностях Франкфурта, рассказала мне, что некоторые из ее лис неоднократно ловили ворон точно таким же способом. Иную сцену длительное время и почти ежедневно наблюдал профессор О. Кёлер, самый, пожалуй, педантичный из наших зоологов. Когда перед крупной овчаркой ставили миску с едой, вороны, в ожидании этого уже сидевшие на ближайших деревьях, образовывали позади собаки полукруг и начинали все ближе подкрадываться к ней. Наконец одна из птиц наскакивала на собаку, норовя клюнуть ее в хвост, та в ярости оборачивалась, пытаясь поймать птицу, в это время остальные дружно накидывались на еду.

Ежегодно в ФРГ отстреливается триста пятьдесят тысяч лисиц, а выручка от продажи их шкур составляет семь миллионов марок. И все же мы знаем очень мало об этом самом крупном хищнике в оскудевшей природе нашей страны.

Мой коллега доктор Альфред Зайтц, долгие годы успешно руководящий нюрнбергским зоопарком, первым из нас взял на себя труд ознакомиться с повадками лис. С этой целью он, что называется с пеленок, вырастил у себя дома, как обычно и делают зоопсихологи, нескольких лисят. Среди его питомцев самой милой была рыжая лисица Пусси. Когда он приходил домой, на ее мордочке появлялось приветственное выражение: она закрывала глаза и откидывала назад уши. Это примерно то же самое, что и крепкое рукопожатие, сопровождающееся дружеской улыбкой.

Когда Пусси исполнился 51 день, доктор Зайтц впервые свел ее с кроликом. Пусси стала преследовать его по всем правилам, норовя схватить сбоку за горло. Казалось бы, что лисенку вовсе не нужно учиться у матери приемам охоты, но тут крольчиха повернулась и забарабанила передними лапками по голове рыжего разбойника. В результате на несколько недель у Пусси пропал всякий интерес к новым охотничьим подвигам.

Дрессировать львов и тигров берутся многие, но я знаю лишь одного человека, который увлекался дрессировкой лис. Это Йозеф Големан. Вечно потеющий толстяк, потерявший в 1905 году во время землетрясения в Сан-Франциско все свое состояние и вынужденный стать военным музыкантом. Как-то раз командир предложил ему собаку с перебитой ногой. Големан вылечил ее. С тех пор ему стали приносить всех больных собак. Однажды к нему попала раненая лисица, и ему удалось приручить ее. Позднее он создал прославивший его цирковой номер с лисами, которые даже боксировали друг с другом, и нажил себе новое состояние. Человек, рассказывавший мне эту историю, между прочим заметил: «Это веселая, но не учитывающая природных свойств лисы дрессировка. Боксирование не свойственно лисам от природы, как, например, кенгуру».

Но доктор Зайтц, к своему удивлению, узнал, что «боксирование» вовсе не столь чуждо лисам, как это казалось. Играя меж собой, две лисы часто садятся напротив друг друга, словно служа, поднимают передние лапы и, тявкая, упирают их в плечи друг другу, а затем поднимаются на задних лапах, словно борцы или боксеры. Так ими непроизвольно разыгрывается весьма веселое зрелище.

Ручные лисы очень похожи на воспитанных в доме собак. Пока молоды, они стремятся быть рядом с человеком невзирая ни на что: если не удается вскарабкаться на колени, то можно улечься хотя бы на ноги. Стоит вам заснуть на кушетке, как, проснувшись, вы наверняка обнаружите лису, свернувшуюся клубочком между вашей головой и плечом. Если держать лис дома, а не в клетке, то они легко приучаются соблюдать чистоту. Репутацию нечистоплотного животного лиса приобрела по нашей же вине: тесные клетки, где обычно держат этих животных, конечно, в конце концов пропитываются запахом кала и мочи. На самом деле лиса так же чистоплотна, как и кошка, а ее шерсть пахнет намного приятнее, чем собачья. Большой любитель животных Бастиан Шмидт, теперь, к сожалению, уже покойный, дал однажды своей лисе Каро кусок пирога. Каро был сыт и по привычке, свойственной лисам и собакам, решил зарыть его. Но как это сделать на деревянном полу? Каро нашел замечательный выход. К удивлению хозяина, он взял с письменного стола листок бумаги и накрыл им свое «сокровище». Позднее и совершенно случайно профессор узнал, что его воспитанник «музыкален».

«Вот уже несколько лет, как у Каро вошло в привычку вздремнуть после обеда на моих коленях. После того как я сажусь в мягкое кабинетное кресло, он ложится мне на грудь и, по обычаю маленьких детей, собак и кошек перед тем как уснуть, глубоко вздыхает. За вздохом следует, как я наблюдал главным образом у собак, стонущее ворчание. Однажды я повторил этот звук: Каро стремительно и удивленно повернулся ко мне. Тогда я еще раз воспроизвел лисье ворчание, и Каро повторил его в той же тональности. После этой воистину славной переклички я попробовал произнести ту же «музыкальную фразу», но в другой тональности. И пошло. Начинал то он, то я. Уже через час он воспроизводил всю октаву первоначального основного тона, хотя и не сразу брал верную ноту. Он гудел, а гудение, на мой взгляд, единственно верное название звука, издаваемого лисой, то на полтона выше, то на полтона ниже. Впрочем, некоторое время он упражнялся в одиночку, пока не получалось правильно. На следующий день «музыкальные занятия» повторились. Сначала все шло хорошо, только теперь у Каро появилась склонность превышать октаву на кварту и стремление отвечать мне не основным тоном, а октавой; если же я воспроизводил октаву, то он отвечал основным тоном. Однажды я воспроизвел целую гамму в стакатто, и, представьте, он ответил».

Столь явная музыкальность Каро, биологическое значение которой мне не ясно, тем не менее произвела на меня огромное впечатление. И я порадовался тому, что известный ученый, психолог из мюнхенского университета, непосредственно наблюдал это удивительное явление. «Во многих животных кроются способности, о которых мы даже не подозреваем и которые неожиданно обнаруживаются благодаря такой вот случайности».

Лисы, растущие вместе с собаками, становятся их большими друзьями. Конечно, собаки с лисами связаны не такими тесными узами, как, например, с волками, являющимися их основными предками. Волки и собаки легко скрещиваются между собой.

Напротив от лисы и собаки никогда еще не удавалось получить общего потомства. Однако при совместном воспитании и лисы, и собаки проявляют явный интерес к животным другого пола. Но не только это говорит о некотором родстве обоих хищников. Один охотник дал с целью эксперимента своим какое-то время голодавшим собакам лисье мясо, но ни одна из них не притронулась к нему. И впоследствии стоило подмешать к их корму хотя бы кусочек лисьего мяса, как пища становилась для них несъедобной. Рыжие кумушки выражают свою покорность и смирение так же, как и собаки; чувствуя себя виноватыми, они опускают голову, прижимают уши и поджимают хвост, а иногда и ползают чуть не на брюхе. Иными словами, собаки и лисы, вероятно, обоюдно понимают этот язык жестов.

Пусси, воспитанная Альфредом Зайтцем, позднее сочеталась браком с нашим платиновым лисом и произвела на свет очаровательных лисят кремового и желто-белого цвета. Этот платиновый лис долго жил у нас. Сразу же после окончания войны мы вывезли его контрабандой из тогдашней французской оккупационной зоны в маленьком ящичке под сиденьем битком набитого купе. Подобные истории можно было бы рассказывать почти о всех животных, которых мы после окончания войны привозили в совершенно разрушенный зоопарк. Самая первая из платиновых лис случайно появилась на свет в тридцатых годах на одной норвежской ферме, специализировавшейся на разведении чернобурок. Зверовод вначале намеревался выбраковать ее из-за порока в окрасе, но, к счастью, отказался от этого. Необычный оттенок шкурки произвел фурор, и уже первое поколение потомства этой лисы принесло по 15 000 крон за каждую голову; позднее цена возросла до 30 000. Норвежцы, намереваясь сохранить монополию на платиновых лис, строжайше запретили их вывоз, но, как это бывает в подобных случаях, таможню сумели обойти. Чернобурых лисиц спаривали с платиновыми и беспрепятственно, на вполне законном основании вывозили их потомство: ведь никому не приходило в голову, что в их черном меху уже подрастают волосы цвета платины.

Благодаря зверофермам ежегодный выход шкур в Норвегии возрос с 2000 до 135 000 штук. Звероводам удалось даже добиться, чтобы в каждом помете оказывалось до двенадцати детенышей. Фермы США ежегодно поставляют свыше одного миллиона шкур чернобурых лис.

Чем реже встречается пушной зверь, тем выше поднимается цена за его мех в пушной торговле. А это побуждает охотников-промысловиков забираться в самые глухие места и терпеливо выслеживать животных, сулящих им большие прибыли. Но как только в продажу поступает большое количество мехов со звероферм, цены падают, и большие усилия, затрачиваемые на добычу диких животных, перестают окупаться. В результате их численность начинает понемногу расти. Некоторые виды диких животных, например соболь, норка, нутрия, избежали истребления лишь благодаря тому, что их стали разводить на фермах.

Наш изворотливый и пронырливый Рейнеке прекрасно видит и слышит, как, впрочем, и другие лисы. Ручная лиса прекращает есть из рук своего хозяина, если в окне соседнего дома, расположенного на расстоянии двадцати метров, покажется чье-нибудь лицо. Если вы, сжав губы и втянув сквозь сомкнутые зубы воздух, изобразите «мышиный писк», лиса услышит его за 100–150 метров. Этим часто пользуются охотники, так как осторожный зверь, привлеченный знакомым звуком, сам как бы «идет в руки», стараясь подкрасться к его источнику. Ни один человек не смог бы уловить столь слабый звук на таком большом расстоянии. Лисы же умудряются различать и оттенки такого писка, отчего далеко не каждому имитатору удается обмануть животное. Мыши — основная добыча лис, хотя они не прочь при случае полакомиться не только зайчатами и куропатками, но и курами и даже гусями. Правда, гусь для лисы добыча не совсем по зубам. Каких трудов стоит ей просто оттащить эту тяжелую птицу; одни из них, повернув голову, тащат его сбоку от себя; другие волочат неудобное лакомство между лапами, то и дело наступая на крылья или туловище гуся и падая. Когда же в лесу поспевает черника, лисы в основном переходят на вегетарианскую пищу. Их помет в это время окрашивается почти в черный цвет.

Если бы не охотники, то лисам был бы у нас рай земной — ведь мы постарались истребить всех их естественных врагов, и прежде всего беркутов и орланов-белохвостов. О том, как страдали лисы от нападений пернатых хищников, говорит, например, такой факт: в гнезде одного орла как-то нашли пятнадцать лисьих черепов.

Фенек — карликовая лиса африканских пустынь, сородич наших лис.

Многие лисы, как и их сородичи собаки, терпеть не могут кошек. Некоторые же из них стремятся очистить охотничий участок, нападая на каждую бродячую кошку. Бросаясь сверху на кошку, дугой изогнувшую спину, они норовят схватить ее за загривок. С другой стороны, подобно другим хищникам, лисы заботятся о том, чтобы в их доме царил мир. Нередко в норах, которые чуть не семьдесят лет подряд занимают многие поколения лис, с лисьими семьями вполне уживаются дикие и одичавшие кошки, барсуки, а также кролики. Рейнеке Лис сохраняет преданность своему дому и родным местам. Однажды с целью эксперимента половину всего лисьего помета данной местности отметили номерами. Позднее 50 % их были добыты в радиусе пяти километров от оконтуренной территории, треть — в радиусе двадцати километров, а самое большое расстояние составило семьдесят километров.

Как и многие другие дикие животные, лисы предпочитают прокладывать постоянные тропы в местах своего передвижения. Часто такие дорожки встречаются в хлебах, кустарнике или на болоте. По ним удобнее бегать на водопой или за дичью, а при необходимости и спасаться от врагов. Особенно заметны такие тропы на снегу у опушки леса. Охотники знают, что лисьей тропой, проложенной по молодому льду или через топь, можно идти без опаски: «Держит лису — выдержит и охотника». На этих же тропах чаще всего находят лисы и свою гибель — так на одной из них за шесть лет застрелили 23 лисы.

Есть у лисы удивительный орган, служащий ей своеобразной «визитной карточкой». А между тем далеко не каждый даже из охотников знает о нем. Он находится под кожей на верхней стороне хвоста в трех пальцах от его корня. Местонахождение железы, а это именно железа, обозначается треугольником волнистой черноватой шерсти. Это так называемая виола, то есть «фиалка». В одной очень старой книге, вышедшей еще в 1603 году, утверждается, что секрет этой железы благоухает, подобно «мартовской фиалке». Отсюда и название. Опытные звероводы утверждают, что они могут по оттенкам запаха секрета определить, какая лиса обитает в вольере — рыжая или чернобурая. Как-то я даже слышал рассказ, что раненая лиса, стремясь унять боль, покусывает свою виолу.

Лисы — превосходные прыгуны. Известен случай, когда пойманная лиса спрыгнула с балкона, находящегося на десятиметровой высоте, не причинив себе серьезных увечий. А в базельском зоопарке другая лиса перемахнула стену вольеры высотой 2,8 метра, а затем снова вернулась в свое жилище. Лис находили даже на ветвях деревьев, крона которых располагалась на высоте десяти метров от земли.

Весной часто приносят лисят с просьбой оставить их в зоопарке. Размещать их трудно, и вот в базельском зоопарке надумали держать их в просторном вольере вместе с обезьянами. Сначала все шло прекрасно. Животные ладили друг с другом, играли; со временем лисы стали прямо-таки членами обезьяньей стаи. Но вот однажды нескольких обезьян неожиданно парализовало. При вскрытии выяснилось, что в их спинном мозгу закапсулировались финны лисьих ленточных цепней. Лис пришлось немедленно отселить.

Как люди ни преследуют лис, желая отнять у них рыжие шубки, все же бывают ситуации, когда умница лиса-патрикеевна прекрасно понимает, что на сей раз ей встретился человек, не желающий зла. Именно такой случай рассказал мне мой знакомый — господин Ганс Буб. Однажды во время начинавшегося прилива он заметил лису, замешкавшуюся в ваттах. Когда уровень воды заметно поднялся, лиса, спохватившись, поплыла к сваям, вбитым в илистый грунт, чтобы попытаться спастись на них. Перерезав лисе дорогу, господин Буб приблизился к ней и, увязая по бедра, пошел рядом с ней. Он даже погладил ее по спине, что, казалось, лису совсем не обеспокоило. Лишь когда он слегка потянул ее за кончик хвоста назад, животное обернулось и несколько раз тявкнуло. Добравшись наконец до свай, она присела на них и стала отдыхать. Господин Буб примостился рядом с ней. Оба очень устали, в особенности лиса. Отдых затягивался, а так как шел конец ноября, то господин Буб начал основательно промерзать. Лиса же, по-видимому, намеревалась посидеть еще. Тогда господин Буб слегка хлопнул свою соседку по заду, и та, с явной неохотой войдя в воду, не спеша поплыла к берегу…

Такое доводится увидеть лишь счастливцам, да и то лишь в редчайших случаях и при условии, что они любят странствовать в одиночестве по самым глухим уголкам обширной земли.

 

Думающие и считающие? Голуби и галки

Как знать, что за мыслительная работа происходит в голове этой мохнатой молоденькой таксы?

Несколько лет назад один из моих сыновей, придя из школы, сообщил, что учитель биологии сказал, будто животные не могут думать, потому что они не владеют речью. В ответ на это мальчики спросили, не полагает ли он, что в таком случае и глухонемые лишены возможности мыслить? Учитель не сумел ответить на такой вопрос. А мне в свою очередь хотелось бы спросить, как относятся матери к мыслительным способностям своих еще не научившихся говорить детишек? Что касается нашего опыта, то могу смело сказать: наши сыновья и в младенческом возрасте безошибочно определяли, когда стоит и когда не стоит плакать.

Я рассеянно иду по мостовой, вдруг взвизгивают тормоза, возникает ужасная неразбериха, и, сам не зная как, я в несколько прыжков ухожу от опасности. Теперь, когда она уже позади, меня охватывает острый, заставляющий цепенеть страх. Все длилось какую-то долю секунды, но, чтобы описать пережитое словами, потребовалось бы не менее десяти минут. Разумеется, и в этот острый момент я думал, и даже очень напряженно, но словесный облик мои мысли обрели позднее. На забитых машинами улицах то же самое может испытать и собака, которая будет действовать точно так же, как и я, но в отличие от меня ей никогда не удастся выразить все это словами. Тут-то мы и сталкиваемся с огромным различием между человеком и животным: думают и животные, но рассказывать о своих думах могут только люди, хотя мышление не обязательно сопровождается речью, и каждый человек временами думает без слов.

Существует, разумеется, и язык животных. Сойка издает сигнал тревоги, предупреждая тем самым и других зверей о появлении охотника, а дикие гуси двумя различными криками сообщают гусятам о приближении врага по воздуху или по земле. Один из криков петуха служит боевым кличем, а другой выражает любовный призыв. Но это врожденные средства общения, и любой птенец понимает их, даже если он появился на свет в инкубаторе. Эти средства общения выражают лишь состояния, а не мысли. Тем не менее такие инстинктивно подаваемые сигналы порой поразительно точны. Если возвращающаяся в улей пчела где-то нашла нектароносные цветы, она начинает танцевать на вертикально расположенном соте, а другие рабочие пчелы подражают ей. Маленькая танцовщица, виляя брюшком, описывает восьмерки, и в зависимости от того, располагается ли восьмерка строго по вертикали или под углом к ней, пчелы летят в направлении, находящемся под тем же углом к солнцу, что и восьмерка к вертикали улья. А если возвращающаяся в улей пчела станцевала в минуту восемь одинаковых фигур, то после окончания танца пчелы летят по прямой за три километра от улья. Если же за минуту она выполнила фигуру тридцать шесть раз, то ее товаркам лететь всего лишь сто метров: чем ближе медоносные цветы, тем быстрее танцует пчела. А о том, какие именно цветы она нашла, пчелы узнают по сопровождающему ее аромату. Один лишь этот язык пчел вызывает почтительное удивление и внушает глубокое уважение. И все-таки это инстинктивное явление, и сравнивать его с человеческим языком нельзя.

Если грудному младенцу всякий раз, как только он видит мать, говорят «ма-ма», то через некоторое время он станет произносить это и сам. Даже попугая можно научить говорить в подходящей ситуации, например, когда кто-нибудь входит, определенные слова, скажем «Добрый день». Младенец же привыкает говорить «нет-нет», если кто-нибудь уходит. Но первый проблеск человеческого разума проявится у него лишь в тот момент, когда он произнесет «Ма-ма нет-нет», говоря тем самым, что его мама ушла. Образовать из двух понятий новое предложение, хотя бы и самое простейшее, не способно, по моим наблюдениям, ни одно животное. Это в состоянии сделать только человек.

В мозгу животных создаются определенные понятия, хотя некоторые и пытаются это оспаривать. Возьмем такой пример: мышь пустили в лабиринт, и она в нем длительное время блуждает. Но, несколько раз найдя из него выход, мышь научится избегать тупиков и кратчайшим путем достигать цели, где ее ждет корм и надежное теплое убежище. При этом она отнюдь не запоминает, сколько шагов до ближайшего поворота. Ориентируясь не по свету или звуку, мышь правильно решит задачу и в том случае, если мы вдруг увеличим путь лабиринта в три раза, расположим все его ходы относительно сторон света иначе, чем раньше, или вместо прямых углов устроим на повороте скошенные. Вероятно, образ верного пути, представление о нем, запечатлевается в ее мозгу, и поэтому, даже ослепнув, она выйдет из лабиринта. Точно так же слепой человек может верно нарисовать на листке бумаги пройденный им путь по городу, хотя он и не видел его. И человек, и мышь способны на это, даже будучи лишенными зрения, но, если у них окажется поврежденным зрительный центр мозга, они будут беспомощны. По-видимому, именно в этой зоне мозга и возникает представление о правильном пути. Такие понятия тоже лежат в сфере безъязыкового мышления.

Много лет назад некий любитель животных написал мне о лошади, которая всегда оборачивалась и смотрела, сколько мешков с углем грузят на телегу. Если их было больше двадцати, лошадь отказывалась везти телегу. Значит, поспешно заключил писавший, лошади могут считать. Вряд ли, однако, он был прав, достаточно предположить, что лошадь просто чувствовала по избыточному весу, когда поклажа становилась слишком тяжела.

И все-таки на вопрос, могут ли считать животные, ответить нелегко. Профессор Отто Кёлер с группой сотрудников проработал над этой темой двадцать семь лет. Было отснято много километров пленки, запечатлевшей подопытных животных. Полученные ими результаты помогают продвинуться в решении этой задачи и в то же время слегка приоткрывают завесу над тайной становления человеческой речи.

Первый эксперимент был очень простым. Перед голубем ставились две коробки, накрытые картонными крышками. На одной из них была изображена точка, на другой две точки. Если голубь ударом клюва пытался сбросить крышку с одной точкой и съесть пищу, находящуюся в этой коробке, в него «выстреливала» струя сжатого воздуха. После сотен удачных и неудачных попыток подопытный голубь усвоил, что есть можно лишь из коробки, на крышке которой изображены именно две точки, а не три или одна. Важно заметить, что он руководствовался именно количеством точек, а не выражением лица или вздохами экспериментатора, ибо тот сидел за толстой стеной и мог взглянуть на голубя лишь в крошечный глазок с оптическим устройством. Всякая возможность подачи знака звуками или жестами исключалась. Это было необходимо, чтобы избежать ошибки, как в опытах со знаменитой лошадью по кличке Умный Ганс или с собакой, якобы обсуждавшей с помощью лая политические вопросы. В конце концов голубь научился отличать две точки от трех и три от четырех, а затем и четыре точки от пяти. Дальше этого дело не пошло.

Волнистые попугайчики и галки за время опытов, длившихся неделями и месяцами, научились отличать пять точек от шести, а вороны, сороки и белки — шесть от семи. И, пожалуйста, не говорите, что это весьма скромные результаты в сравнении с нашим искусством счета, с помощью которого мы можем даже определить расстояние от Солнца до Земли и вычислить орбиты галактик. Когда нас просят не сосчитать, а лишь определить, какая из двух групп точек больше, а какая меньше, то и мы сумеем сделать это лишь в том случае, если количество точек не превышает шести или семи. Кёлер доказал это в экспериментах со студентами. Он проецировал на экран изображение двух групп точек. Изображение сохранялось одну секунду, поэтому студенты могли лишь прикинуть, какая группа больше, но не успевали сосчитать точки. Оказалось, что в большинстве случаев студентам не удавалось справиться с заданием, если им предъявляли группы в шесть или семь точек. Часть из них правильно определяла группы, содержавшие пять или шесть точек, а для некоторых приходилось упрощать задачу до групп из четырех и пяти точек. Сравнивая большее количество точек, нам приходится, хотя и про себя, пересчитывать их.

Животные не владеют речью, им незнакомы числительные. Поэтому они в состоянии производить оценку лишь по принципу «больше» или «меньше». А здесь предел возможностей и человека, и вороны одинаков. Поэтому и результаты совершенно одинаковы. Представление о «большем» или «меньшем» для человека и для животных не что иное, как самые настоящие понятия. Судите сами. Одна галка хорошо усвоила следующее задание. Из нескольких ящичков, на крышках которых было нанесено различное количество точек, ей можно было открыть лишь ящичек с четырьмя точками. И вот однажды зоологи-экспериментаторы коварно положили вместо крышки с нарисованными на ней точками пять мучных червей. Галка вышла и, увидев новую ситуацию, поначалу пришла в явное замешательство. Но потом, посмотрев на лакомых червячков, осторожно клюнула одного, другого. Наконец, склевав четырех червячков и не тронув пятого (!), она ушла. Не посвященному в таинства науки о поведении животных этот факт, возможно, покажется совсем не примечательным, но тот, кто давно работает с животными, может отказаться поверить в это и тогда, если даже ему покажут фильм, документально запечатлевший такое удивительное поведение птицы.

Вороны, которые, как известно, отличаются особым умом, научились большему. Однажды Кёлер распорядился поставить пять ящичков с различным количеством точек, нанесенных на их крышки. Выйдя из своей крошечной комнатки ожидания и, как всегда, направившись к ящикам, черноперый испытуемый вдруг обнаружил у себя под ногами пластинку с несколькими канцелярскими кнопками. А так как, проходя мимо нее, он склюнул кусочек яичного желтка, очень любимого им, то по-видимому, прекрасно запомнил количество кнопок. Во всяком случае, вскоре, если на пластинке лежали две кнопки, он стал открывать ящичек с двумя точками на крышке, а когда кнопок было семь, то ящичек с семью точками, и так далее. Следовательно, он обнаружил причинную связь между постоянно меняющимся числом кнопок и количеством точек на крышке искомого ящичка, причем для него не имело значения, были ли эти точки большими или маленькими, зубчатыми, круглыми или угловатыми.

Пытаясь истолковать столь выдающиеся результаты, кое-кто стал поговаривать о телепатии. Люди, которым трудно или недосуг вникнуть в столь кропотливые и трудоемкие исследования, склонны объяснять подобные феномены вмешательством сверхъестественных сил. Но Кёлер утверждает, что часто, глядя сквозь систему линз в глазок, он страстно желал, чтобы ворон правильно решил задачу, а он как нарочно все ошибался и ошибался. Да что ворон. Экзаменуя своих студентов, он также почти всегда напряженно и настойчиво думал о правильном ответе, который как бы висел у него на кончике языка, но ни разу ему не удалось мысленно передать его экзаменуемому, если тот не знал его и сам. Проводя эксперименты с воронами, Кёлер часто, поставив ящики, уходил в институт; через два часа, возвращаясь оттуда, он обнаруживал, что крышка нужного ящика была открыта, а другие оставались нетронутыми. Но ведь все это время Кёлер вообще не думал о птице и не мог, следовательно, подсказать ей ее поведение. Очевидно, животные думали сами.

Другие исследователи выдвинули предположение, что животные, вероятно, запечатлевали лишь ритм, с которым они склевывали зерна, сравнивая это с тем, как мы запоминаем ритм музыкального произведения. Тогда Кёлер стал выдавать горошины, выпуская из их трубки в специальную чашечку. Попав в нее, горошины некоторое время продолжали катиться, описывая круги. Поэтому подопытным голубям приходилось порой предпринимать до десяти попыток кряду, чтобы склевать горошину. К тому же вначале почти сразу одна за другой выскакивали две горошины, затем в течение целой минуты не было ни одной, а после с разными интервалами появлялось еще несколько горошин. И все же голубь склевывал лишь положенное число горошин: значит, ритм здесь не при чем. Но самых поразительных результатов добился ученик Кёлера Шиман, работавший с одной из галок. Эта поистине талантливая птица усвоила, что ей разрешается съесть пять кусочков пищи. И вот эти пять кусочков разместили в пяти коробочках. В первую положили один кусочек, во вторую — два, в третью и пятую по одному, а четвертую оставили пустой. Съев вначале только четыре кусочка, галка уже от третьего ящичка повернула назад. Шиман уже собрался было записать: «Неправильно. Съела одним кусочком меньше», как галка вернулась из своей «комнаты ожидания», чего она до того времени никогда не делала, снова прошлась вдоль ряда ящичков, из которых первые три были уже открыты и пусты. Проходя мимо первого, она наклонила голову один раз, мимо второго — два раза, а мимо третьего опять один раз: по стольку кусочков она прежде взяла из каждого ящичка. Затем галка открыла четвертый ящичек, в котором ничего не было и проследовала к пятому ящичку, достав из него последний кусочек. После этого она ушла совсем. Шиман смог с полным правом написать: «Совершенно правильно».

Ушедшей галке задним числом стало ясно, что дело не закончено. И, словно ребенок, который, запнувшись при декламации стихотворения, еще раз отбарабанивает скороговоркой его начало и, так сказать, берет препятствие с разбегу, галка, пройдя мимо уже пустых ящичков, проимитировала то, что она сделала в первый раз. Проконтролировав себя таким образом, она выполнила задание начисто и до конца.

Так Отто Кёлер, проведя сотни тысяч экспериментов, доказал, что животные могут считать, но лишь в тех пределах, что и мы, если не пользуемся языком и числительными. Итак, животные мыслят, но без языка. Если бы у человека, как и у животных, не было бы развито доязыковое мышление, то он никогда бы не научился говорить. А это относится и сейчас к любому младенцу, впервые улыбнувшемуся из колыбели своей матери.

 

Бесчестный поединок

Бык не убийца: если тореро оказался поверженным, то он обычно прекращает бой.

Уже вечерело, когда мы приехали в небольшой испанский город. Притормозив возле одного молодого человека, я спросил его на ломаном испанском, как добраться до гостиницы. Но из того, что он, отчаянно торопясь, выпалил впопыхах, я разобрал лишь одно: «коррида де торос», то есть «бой быков». Мне тоже захотелось побывать на корриде, о которой часто и с таким увлечением пишут нынешние литераторы, и составить о ней собственное мнение, мнение натуралиста. У двух других юношей мы узнали, где находится «пласа де торос», и вскоре уже ничто не смогло бы сбить нас с пути, ибо все вокруг стремилось к единой цели.

Два дня назад на юге Франции, в городе Ним, нам довелось любоваться огромным древнеримским театром, построенным две тысячи лет назад. Здешняя «пласа де торос» с ее высоченными отвесными стенами, с трибунами для зрителей, амфитеатром спускающимися к самой арене, очень похожа на него. Однако как попасть туда? Ведь улицы забиты людьми, старающимися протиснуться к кассам. К счастью, наш фольксваген с его черно-красно-желтым флажком, и прежде всего огромная гора багажа на его крыше, вызывает всеобщий интерес. Толпа предупредительно расступается, и я медленно веду машину посреди людского моря, пока не добираюсь до высокого, мрачного фасада. Тяжелые арочные ворота из массивных брусьев, точь-в-точь как в старом замке, словно сами собой распахиваются, и мы, минуя двух тореро, въезжаем в пустынный внутренний двор.

Тореро выглядят точно такими, как мы привыкли их видеть в кино или на фотографиях. На них шелковые, расшитые золотом и серебром куртки, широкополые черные шляпы, штаны до колен, белые чулки и лакированные туфли. И словно назло, в камере нет цветной пленки! А в огромную открытую чашу «пласа де торос» вливается людское море.

Шесть часов вечера. Солнце уже клонится к закату, и часть трибун оказалась в тени. Естественно, что все места на них, даже самые верхние, заняты. Там же, куда еще падают палящие лучи солнца, не видно ни души. Таким образом, на снимке, сделанном вечером, когда солнце находится за спиной фотографа, окажутся лишь пустые, залитые солнцем трибуны, и может показаться, что на корриде никого не было. На самом же деле здесь собралось столько людей, жаждущих увидеть смерть мирных животных, что я невольно спросил себя: «А не оказывается ли пустеющий в часы корриды город в полной власти всяческого жулья!»

Перед самыми дорогими местами проходит еще одна галерея. Она отделена от просторной песчаной арены дощатым по плечи человеку барьером с приступками, позволяющими тореро, легко перемахнув через него, спастись от быка. Есть в барьере и проходы, замаскированные деревянными щитами, чтобы сбить быка с толку и не позволить ему настигнуть тореро, — вещь столь же бесчестная, как если бы на матче по боксу один из боксеров имел бы право, когда становится туго, нырнуть под канаты и из-за них ударить другого боксера, который не может покинуть ринга. Отсюда меня вежливо, но решительно выпроводил полицейский, показав свой жетон. И я, обежав арену по высоким галереям, проходящим под трибунами, протиснулся в самом начале корриды к барьеру, но уже с другой стороны.

Я не собираюсь, подобно спортивному радиокомментатору, два часа подряд смакующему все перипетии футбольного матча, воспроизводить здесь в деталях захватывающее публику действо. Привожу лишь основные моменты.

Вот у края арены поднимается вверх деревянная решетка, и гул толпы на мгновение стихает. Слышен лишь шелест вееров в руках у дам. Матери поднимают детей на парапет, чтобы им было виднее. Через несколько томительных секунд или минут появляется бык. В несколько прыжков он оказывается на просторном желтом поле, останавливается и осматривается. Этот бык гораздо меньше привычных нам массивных домашних быков, зато он намного проворнее их.

Бык не хищник, как лев или тигр, это всего-навсего травоядное животное. Еще недавно он пасся на своем деревенском выгоне, то мирно пощипывая траву, скудную траву безлесной Испании, то вступая в поединок со своими сверстниками за влияние в стаде: ведь каждому бычку хочется со временем стать вожаком. Молодые быки так же, как жеребцы, бараны или козлы, постоянно сражаются в турнирах, где выявляется сильнейший, но при этом все они строго соблюдают правила, предписанные природой. Никогда бык не заколет более слабых собратьев своими длинными, словно кинжалы, рогами. Рога нужны быку лишь для защиты, защиты стада от волков и медведей. Быки не убийцы!

Но вернемся к нашему боевому быку. …О бедный маленький бычок! О дитя серо-зеленых, залитых солнцем пастбищ Испании! Полное жизни молодое существо, впитавшее с молоком матери правила честного спортивного поединка. Ты и не подозреваешь, что тебя ожидает. Здесь на широкой, посыпанной желтым песком арене, где нет ни одной былинки, перед тобой бесчестный противник. Он борется другим оружием. На этом поле тебе не на что рассчитывать…

Теперь к быку направляется пестро одетый человек с красным полотнищем в руках. Кто придумал, что быкам ненавистен красный цвет? По всему видать, что бык так же равнодушен к одиноко стоящему перед ним тореро, как и к пастуху на деревенском выгоне. И хотя, перед тем как выпустить из хлева, его раздразнили и привели в ярость, он весь поглощен теперь разглядыванием гудящей, окружающей его стены любопытных человеческих лиц.

Львы и тигры рычат. Бык, маленький и совсем растерявшийся перед этой толпой, начинает мычать. Он мычит так же, как корова в хлеву. И, слыша это мычание, мы вспоминаем наши детские книжки. Но вот тореро взмахивает полотнищем у самой морды быка, и тот бросается к нему. Бросается без всякой злобы. Тореро отпрыгивает, и бык проносится под полотнищем.

По правилам турнирных схваток животное, отскочившее в сторону, считается побежденным. Ведь смысл таких поединков состоит в том, чтобы выявить сильнейшее животное, способное, приняв удар головой, выдержать могучий натиск атакующего противника. Но кто же теперь перед ним? Уж не мартышки ли какие-то или, быть может, павианы? Они дразнят его, делают ложные выпады, и в последний миг, отскочив в сторону, нападают сзади.

И вот этакий разряженный «павиан» медленно приближается к быку. В его воздетых кверху руках какие-то палки с крючками, украшенные разноцветными лентами. Быку кажется, что этот хвастун собирается помериться с ним силами, и он пытается боднуть его. Но тореро, отпрыгивая в сторону, вонзает ему в спину, в наиболее чувствительное место между лопатками, острые дротики. Бык уже давно разъярен, а в ярости боль, во всяком случае вначале, не очень заметна. Но почему же этому «павиану», нарушающему рыцарские правила поединка, злоупотребляющему благородством животного, столь восторженно рукоплещут зрители?

Крикливо одетые проворные «мартышки» доводят быка до неистовства. Мельтеша перед ним, они колют, щиплют, рвут кожу, наносят раны. Теплая кровь струится по атласно-черной шкуре быка. Боль пронзает все его существо.

Наконец у одного из мучителей слетает с ноги лакированная туфля, бык набрасывается на его мулету, и тореро прыжками мчится к барьеру, чтобы укрыться за ним. Второго тореро бык поднимает на рога и отбрасывает в сторону. Противник не возвращается, а по законам поединка это должно означать, что он признает себя побежденным. И бык, считая, что победа за ним, оставляет тореро в покое.

Еще один тореро падает. У меня даже дух захватывает: теперь бык может пронзить его своими великолепными, длинными рогами. Но он, немного понаблюдав за лежащим навзничь человеком, оставляет его в покое. Ведь в поединке определяется сильнейший. Убийство же быку несвойственно. Если бы он мог знать, что за игра здесь идет!

Быка без конца злят, наносят ему раны, все новые и новые палки с крючками на конце — бандерильи — впиваются в его тело, раскачиваясь на каждом шагу. Они возбуждают невыносимую боль, царапая и раздирая чувствительную надкостницу. Струится кровь, и бык слабеет. Три, нет четыре «доблестных» бойца кружатся, пританцовывая около быка. Если кому-нибудь из них грозит опасность, то остальные бросаются к быку, подставляя его рогам красные шелковые тряпки. Совсем ослабевши бык топчется на месте и мычит. И мычание это звучит так же мирно, как над деревенскими лугами.

Наконец один из тореро достает шпагу и, пряча ее под мулетой, подходит к измученному быку, и, когда он, обороняясь, медленно и неохотно наклоняет голову, этот «герой» глубоко вонзает шпагу в шею и грудь животного. Бык больше не нападает. Из носа у него хлещет кровь, он не видит больше этих тысяч глаз, жадно стремленных на него отовсюду. Быть может, теперь они кажутся ему маргаритками, растущими на его родном пастбище. Природа милосерднее, чем мы, люди, называющие себя венцом творения. Смерть от потери крови безболезненна, и бык делает то, что делал еще теленком, напившись материнского молока, и что делают все коровы, быки, волы, когда вечернее солнце, достигнув горизонта, скрывается за грядой кучевых облаков. Согнув передние ноги, он касается грудью земли и укладывается на бок. Так спокойно умирает это мужественное животное. А смог ли бы тореро умереть столь же достойно, если бы бык сумел пустить в ход свои рога?

Теперь на арену выходит мужчина в куртке мясника. Подойдя сбоку к умирающему быку, он ловко вонзает короткий кинжал между позвонками непосредственно ниже головы. Если он знает свое дело, то, коротко вздрогнув всем телом, бык вытягивается и затихает. На арене появляются три рослые лошади со свитой людей, одетых во все голубое. Накинув на рога петлю, они уволакивают труп быка. Звучит музыка.

Если тореро понравился зрителям, то его просят обежать вокруг трибун с отрезанным ухом своего мирного противника. Такого тореро осыпают цветами олеандра, конфетами, одаривают вином. Он кланяется публике, как цирковой артист, жаждущий похвал. Если же он сражался плохо, убегал или прятался от быка и не убил его, даже пронзив два-три раза шпагой, то ему вручают бычий хвост, а зрители забрасывают его пустыми бутылками и другими предметами.

Затем все повторяется. Снова слышится музыка, и очередной ничего не подозревающий бычок устремляется на арену. И так до тех пор, пока десяткам тысяч зрителей это не надоест. Тогда на середину арены выносят швейные машинки, велосипеды, столы, заставленные окороками, колбасами, винами. Празднично одетые девочки выкрикивают номера выигравших лотерейных билетов, и те из зрителей, у которых на входном билете оказался такой же номер, возвращаются домой, не только насладившись зрелищем смерти невинных животных, но и с выигранной швейной машиной. Могут спросить: «А не мучительство ли зверей такая коррида? Не позор ли это, лежащий пятном на культуре испанцев, южных французов и латиноамериканцев? Не следует ли им стыдиться этого?» Я взял себе за правило отвечать на подобные вопросы обдуманно, без скоропалительных выводов.

Начнем поэтому издалека. Установлено, например, что рыбы, как и люди, видят мир цветным и превосходно слышат звуки, различая их тончайшие оттенки. И, конечно же, они, так же как и мы, чувствуют боль. Но разве это мешает нам считать рыбалку очень успокаивающим, полезным и приятным спортом? Для рыбаков, конечно, не для рыб. А ведь рыба весом в несколько граммов или фунтов испытывает такую же боль, такие же мучения, как и бык, весящий несколько центнеров. Думается даже, что разъяренный, сражающийся бык ощущает в пылу битвы меньшую боль, чем рыба, испуганно бьющаяся на стальном, засевшем в гортани крючке, на котором в свою очередь извивается от боли еще живой червяк.

Коррида тянется долго. Большинство бычков вскоре отказываются сражаться. Видно, как мучительно болят их раны в холке, как грызет, как пронзает их эта боль. И тореро, понукаемому возбужденными зрителями, приходится прилагать все больше усилий, чтобы заставить слабеющих от мук животных защищаться. Да можно ли радоваться этому? Но ведь люди буйствовали в восторге еще на аренах Древнего Рима, когда на их глазах закалывали побежденных гладиаторов, когда сжигали первых христиан или бросали их на съедение львам. Видимо, люди устроены иначе, чем животные.

Я считаю, что коррида сравнительно безопасна для участвующих в ней людей. Серьезные ранения, травмы черепа и смертельные случаи встречаются здесь гораздо реже, чем в боксе или вольной борьбе. Да и сами по себе испанцы, в общем, симпатичный и благородный народ. Коррида, однако, нисколько не вдохновила меня, и вовсе не оттого, что там убивают быков. Да и кто из нас, обожающих бифштексы или жаркое из говядины под кислым соусом, мог бы, положа руку на сердце, защищать этих животных? Но недостойно человека наслаждаться муками живых существ! Впрочем, вправе ли мы, любители бокса, вольной борьбы, смертельно опасных авто- и мотогонок, критиковать любителей корриды?

 

Быстрее, дальше, выше… сапсаны, дельфины, гепарды

Стремительный гепард — один из крупных представителей семейства кошачьих — отличается тем, что очень легко приручается.

Сто лет назад человеку не приходилось и думать о соревновании с животными. Лучше его плавали утки, глубже нырял тюлень, быстрее летали птицы, зорче видел орел. В беге его обгоняли почти все животные, глубже закапывался барсук, дальше прыгал кенгуру. Но технические средства, созданные людьми в двадцатом веке, помогли человеку превзойти все это. И теперь в небе со сверхзвуковой скоростью, составляющей более 320 метров в секунду, проносятся самолеты. В былые времена мы лишь мысленно могли быть спутниками журавлей, летящих на юг. Теперь, оставляя их далеко позади, мы в считанные часы совершаем перелет, который у них занимает много месяцев.

Поскольку все животные играючи убегали, а птицы улетали от нас, то мы всегда, восхищаясь их быстротой, завидовали ей и переоценивали ее. И лишь несколько десятилетий назад начали ее измерять.

После основания на Куршской косе знаменитой орнитологической станции, там стали измерять скорость полета птиц. Там это было особенно удобно делать. Перелетные птицы летят из Финляндии вдоль побережья Балтийского моря, пользуясь узкой и длинной песчаной косой, словно дорогой. Орнитолог с секундомером занимал свое место, и, когда мимо него пролетала какая-либо птица, он по полевому телефону подавал сигнал второму такому же наблюдателю. Таким образом время полета на расстоянии в пятьсот метров можно было измерить с точностью до секунды. Оказалось, что ястреб-перепелятник летит со скоростью 41 км/ч, скорость чайки составляет 50 км/ч, с немногим большей скоростью летят вороны и зяблики, а скорость полета сапсанов и галок — около 60 км/ч. Скворцы развивают скорость до 75 км/ч, гуси — от 70 до 90 км/ч. Дикие утки за час преодолевают от 72 до 97 км, а ласточки — от 100 до 120 км.

Особенно быстро, делая примерно 120 км/ч, летят чирки-свистунки, но и их оставляют позади черные стрижи, скорость которых достигает 150 км/ч. На коротких дистанциях скорость птиц еще больше. Баклан, которому показалось, что его преследует самолет, целых пятнадцать километров летел со скоростью 105 км/ч, в то время как средняя скорость, с которой он обычно летает, равна лишь 70 км/ч. Охотящийся стриж развивает скорость до 200 км/ч, а сокол-сапсан, бьющий в пике голубя, — даже 250 км/ч. Про сокола говорят, что он, промахнувшись, второй раз не бьет добычу, якобы стыдясь своей неудачи. На самом же деле столь стремительный полет, хотя и в течение короткого времени, сильно изматывает его, и сокол, полуоткрыв клюв, часто и тяжело дышит, пока вновь не соберется с силами.

Однако, зная скорость полета птиц, еще нельзя судить о времени, которое они пробудут в пути. Так, скорость полета зяблика равна 52,5 км/ч, но за восемь-десять часов дневного перелета он пролетает не 500–600 километров, а всего 10 или 25. Путешествие аиста в Южную Африку занимает от 80 до 100 дней. Паря в воздухе, он пролетает за день лишь 100–120 километров, которые он мог бы преодолеть за каких-нибудь два часа. Птицы, направляясь к местам зимовки, в известной степени совершают прогулку, отыскивая по пути корм и далеко не так торопясь, как путешествующие люди. А вот не умеющим плавать перелетным птицам, если путь их пролегает над морем, приходится трудно. Расстояние от Дании до Англии, равное 450–600 километрам, птицы пролетают за несколько часов. И все это время им приходится непрерывно работать крыльями. При встречном ветре или в плохую погоду, обессилев и пытаясь отдохнуть, маленькие путешественники садятся на корабли. И совсем уж непонятен смысл трансокеанских перелетов некоторых неводоплавающих птиц. Так кроншнепы и камнешарки пересекают Тихий океан, пролетая при этом 4000 километров над безбрежной водной поверхностью. А щурки золотистые и соколы, перелетая из Африки в Западную Индию, преодолевают 3000 километров над Индийским океаном, не делая ни одной посадки. Для этого даже при скорости 100 км/ч необходимо непрерывно работать крыльями целых тридцать часов подряд.

Добродушные бегемоты не гнушаются обществом бакланов и пеликанов.

Гонки борзых пользуются популярностью. Животные развивают скорость до 70 километров в час.

Моряки и пассажиры океанских лайнеров часто бывают свидетелями того, как акулы и другие рыбы, а также киты, дельфины и морские львы сопровождают корабли, не только не отставая от них, но и легко их обгоняя, а иногда, будто играя, они описывают возле кораблей круги. Правда, следует помнить, что корабли плывут гораздо медленнее, чем это обычно нам представляется. Так, например, скорость рыболовного сейнера не достигает и 20 км/ч. Парусник плывет несколько быстрее, примерно так же, как сухогрузы и танкеры, скорость которых составляет 22 км/ч. Даже огромные пассажирские лайнеры и крупнейшие сухогрузы не могут двигаться быстрее 30 км/ч. Следовательно, с обычными торговыми кораблями мог бы без труда соперничать в беге любой из людей.

Наше тело удерживается в равновесии на двух выпрямленных ногах, что придает нам вертикальное положение. С точки зрения скорости передвижения все это отнюдь не обеспечивает нам преимуществ перед другими живыми существами. В 1960 году Армии Хари, пробежав стометровку за 10 секунд, а в пересчете это составляет 36 км/ч, установил новый мировой рекорд. Но и такой темп мы выдерживаем недолго. Самую высокую скорость в беге на пять тысяч метров показал в 1957 году Владимир Куц, преодолев дистанцию за 13 минут 35 секунд, что соответствует скорости 22,471 км/ч. В уже упоминавшемся 1960 году установил рекорд и Петр Болотников, пробежав 10 000 метров за 28 минут 18,8 секунды, то есть с еще меньшей скоростью. Итак, высокие скорости мы выдерживаем только на коротких дистанциях.

В настоящее время мы можем довольно точно измерить скорость бега животных, следуя за ними на машине и посматривая при этом на спидометр. Так, например, нам удалось догнать эму, большого неспособного летать австралийского страуса, лишь при скорости от 60 до 70 км/ч. О гепардах зачастую говорят, что они развивают скорость до 130 км/ч. Борзые не смогли догнать гепардов, с которыми они в двадцатые годы состязались в беге на одном из английских ипподромов. Собаки пробежали сто метров за шесть секунд, то есть со скоростью 60 км/ч, а гепарды за пять, то есть со скоростью 75 км/ч. Этой крупной кошке ничего не стоит играючи догнать быстроногих цесарок и других птиц еще до того, как они поднимутся в воздух. Несколько десятков лет назад мой предшественник на посту директора франкфуртского зоопарка был свидетелем ошеломившей его проворности гепарда. Стартовав с расстояния в сорок метров, он сумел настигнуть диких кроликов, стремительно метнувшихся к своей норе, находившейся в четырех-пяти метрах от них, и все-таки опоздавших. Гепарду не нужно, подобно нашим гоночным автомобилям, тратить время на разгон. Молниеносно он срывается с места, тотчас же развивая свою максимальную скорость, и именно это приносит ему успех. Теперь мы знаем, что рекорд скорости среди живых существ принадлежит представителям семейства кошачьих. Впрочем, и собаки очень неплохие бегуны: догнать борзую даже на мощных автомашинах нам удалось бы лишь на ровных участках современных автострад. Да и тогда борзая поначалу все-таки вырвалась бы вперед, ибо автомобиль не способен достигнуть наибольшей своей скорости в первый же момент. Почти так же быстро, как гепарды и борзые, бегает африканская антилопа куду; бубалы развивают скорость, равную 60 км/ч, антилопы гну и зебры пробегают от 60 до 65 км/ч, скаковая лошадь — примерно столько же, скорость верхового верблюда равна 50 км/ч, зайца — 50, кролика — 38, а слона — от 25 до 32 км/ч.

Белый носорог по величине уступает только слону и отличается на редкость мирным нравом.

У Кертона есть описание того, как два разъяренных носорога преследовали всадника. Это было впечатляющее зрелище, поскольку носорог, пришедший в ярость, бегает почти так же быстро, как и лошадь, скачущая галопом; правда, он не столь вынослив. Поэтому оба толстокожих вскоре вынуждены были прекратить погоню, со стороны, возможно, выглядевшую весьма забавно. Что же касается пешего человека, то ему не удалось бы уйти даже от кажущегося таким неповоротливым медведя. Охотящийся медведь гризли пробегает в час 50 километров, а в Йеллоустонском национальном парке однажды видели, как черный медведь, бодро галопируя, долгое время забавы ради бежал по обледеневшему снежному насту рядом с автомашиной, ехавшей со скоростью 60 км/ч.

Антилопы, зебры и жирафы, спасаясь от нападения львов и леопардов, пытающихся убить их в молниеносном прыжке, способны в течение непродолжительного времени бежать с очень большой скоростью. Волки как и африканские длинноухие пятнистые гиены, не обладая способностью к сверхбыстрому бегу, берут своей большой выносливостью. Стаи этих животных преследуют жертву до тех пор, пока она окончательно не выбьется из сил. Вероятно, это их свойство обеспечивает им еще большую удачливость в охоте. Бдительность травоядных оказывается в этих случаях бесполезной.

На больших дистанциях всегда побеждает не самый быстрый, а самый выносливый. Поэтому в состязании между лошадью и верховым верблюдом, проведенном некогда в Турции на пари, победил верблюд, хотя, как правило, верблюды уступают в скорости лошади. За три дня состязаний каждому из соревнующихся животных пришлось ежедневно преодолевать по сто пятьдесят километров.

Главное достоинство скаковых лошадей не их быстрые ноги, а крепкие сердца. Чистокровная лошадь немногим резвее зебры, кулана или дикой лошади, но она дольше не сдает даже со всадником на спине. И поэтому, сидя на лошади верхом, мы свободно догоняем жирафов, слонов, зебр и антилоп и ловим их лассо. Вот уже более ста лет таким образом ловят диких степных животных для зоологических садов.

Возвращаясь к человеку, можно в качестве утешения сказать, что существуют и еще более медлительные создания, чем мы, причем это не только какие-нибудь там улитки и дождевые черви, но и такие вполне «солидные» животные, как, например, ленивец, который преодолевает за час всего триста метров.

 

Знания приобретенные и унаследованные. Дрозды, славки и жеребенок

Мать и дитя. Сервалы — хищные африканские кошки, родичи рыси.

Неуверенно, слегка пошатываясь, поддерживаемый каким-то сапожником, едва переступая кровоточащими ногами, по нюрнбергской площади Уншлиттплатц шел некий юноша. Он был во фраке с обрезанными фалдами, при красном галстуке и в высоких сапогах. Сапожник помог незнакомцу отыскать ротмистра Вессенига, для которого у юноши было запечатанное письмо. Подписи на письме не было, необычным было и содержание:

«Господин ротмистр! Посылаю Вам этого парня. Он хочет стать солдатом и верой и правдой послужить королю. Мне подкинули его младенцем зимней ночью 1815 года, положив у двери. А у меня и так дети, я беден и еле свожу концы с концами. Он из беженцев, мать же его я расспросить не имел возможности. Никогда я не выпускал его ни на шаг из дома, и о нем не знает никто. Ему неизвестно, как зовут меня и где находится мой дом.

Если Вы попытаетесь расспросить его, он не сумеет ответить, так как плохо еще владеет речью. Я увел его в полночь. Денег у него совсем нет. И если Вы решите не оставлять его у себя, то Вам придется убить его».

Юноша и в самом деле не мог говорить, он лишь невнятно пролепетал свое имя: Гаспар Хаузер. И так как никто толком не знал, что с ним делать, то его отвели в крепость. Там, в Вестерской башне, избегая дневного света, он и провел целый день, лежа на соломе, пил воду и с отвращением отказывался от любой пищи, кроме хлеба. Ни на один из множества вопросов о своем происхождении он решительно ничего не мог ответить.

Молва о странном пришельце разнеслась по всей округе, и многие нюрнбергцы тайком проникали в крепость, чтобы поглазеть на него, словно на какое-то диковинное животное.

В конце концов над юношей сжалился некто Даумер, учитель гимназии. Он принял его в свой дом и с любовью начал воспитывать и обучать его. Гаспар Хаузер оказался довольно смышленым. Постепенно Даумер узнал от него подробности его предыдущей жизни, о которых он письменно сообщил начальнику окружного управления. Выяснилось, что Гаспар Хаузер с самого раннего детства жил все время в темной комнатушке, где каждое утро находил свежую воду и хлеб. По всей вероятности, ему иногда добавляли в воду снотворное, потому что время от времени, проснувшись, он обнаруживал, что его волосы и ногти подстрижены, сам он умыт и одет в чистое белье. Единственной его игрушкой была деревянная лошадка на колесиках. Эта его жизнь была прервана, когда в светлом проеме двери появился какой-то мужчина, показавшийся бедному узнику огромным и очень шумным. Этот мужчина, кое-как обучив его стоять и ходить и втолковав юноше (уже юноше!) его имя, отвел его в Нюрнберг на площадь Уншлиттплатц.

Что могло побудить людей, как бы жестоки они ни были, поступить так с беззащитным ребенком? Необычайная судьба юноши взбудоражила умы. Каждый доискивался причин, по которым этого человека столь тщательно прятали. Возникла версия, что, быть может, он незаконнорожденный сын Наполеона. В секретном сообщении, направленном королю Баварии, начальник окружного управления высказал предположение, что Гаспар — наследный принц Бадена, который вовсе не умер в октябре 1818 года, как об этом было сообщено в свое время. Поскольку он был единственным сыном (три дочери в расчет не шли), то в случае его смерти трон должен был перейти к отпрыску морганатического брака. Эти слухи и предположения вскоре разнеслись по всей Германии и не желали смолкать. Даже полвека спустя страсти еще не улеглись, так что император Вильгельм I приказал обнародовать официальный акт из архивов баденского дома об обстоятельствах смерти наследного принца.

Слухи достигли апогея, когда 17 октября 1829 года Гаспара Хаузера, потерявшего сознание, всего залитого кровью, обнаружили в подвале дома Даумера. Придя в себя, он рассказал, что, когда он гулял в саду, ему повстречался одетый во все коричневое незнакомец с шелковой повязкой на лице. Приблизившись, он басом произнес: «Гаспар, ты умрешь!» Тотчас же кто-то ударил его по голове чем-то очень тяжелым. Стремясь спастись в доме, с помутившимся сознанием и едва держась на ногах, юноша кое-как спустился по лестнице в подвал, где его и нашли.

Однажды в Нюрнберге появился богатый англичанин, некий лорд Стенхоуп. Он сдружился с Гаспаром и, уезжая, даже оставил на его воспитание некоторую сумму. Юноша переселился в Ансбах, где его приняла семья учителя Мейера; там он начал трудиться: стал исполнять несложные обязанности писца при апелляционном суде. Уровень его умственного развития оставался довольно низким. 13 декабря 1833 года, по словам Гаспара, его ранили во дворцовом парке обратившиеся к нему трое незнакомцев. Но воспитатель Гаспара Мейер, осмотрев порез на груди, не увидел в нем ничего серьезного, тем более что кровь из него не текла. Ему показалось, что юноша выдумал всю эту историю о нападении, и резко отчитал его. Однако Гаспар, проболев три дня, скончался от внутреннего кровотечения, вызванного ударом стилета. Так закончилась эта загадочная история, и вряд ли когда-нибудь раскроется, кем был в действительности Гаспар Хаузер. В главном государственном архиве Мюнхена находится 49 больших фолиантов с бумагами о нем. За сто двадцать лет, прошедших после его смерти, появилось множество книг, романов, драм, стихотворений и статей, посвященных ему и по-разному пытающихся ответить на интригующий всех вопрос. В моем справочнике, например, написано: «Вероятно, это был не желающий работать плут».

Я рассказал эту историю потому, что о врожденных качествах человека, который бы вырос в условиях изоляции, как Гаспар Хаузер, можно было бы узнать очень и очень многое. Наблюдая за ним, мы смогли бы получить ответ на множество важнейших вопросов о сущности человека как живого организма. Если бы существовал такой Гаспар Хаузер, который бы сызмальства не видел родителей и вообще людей, а следовательно, не смог бы чему-либо научиться от них, что-либо перенять или скопировать, то мы бы узнали, что заложено в нас природой. Будет ли он смеяться, если ему весело, нахмурится ли, охваченный гневом? Сможет ли он вообще стоять вертикально и ходить на двух ногах? Придумает ли он для обозначения определенных предметов особые звуки? Почешет ли в смущении за ухом? Поцелует ли юную девушку? Отдернет ли руку, прикоснувшись к чему-то гадкому? Все, что в его поведении окажется типичным для любого человека, очевидно, в таком случае будет свойственно ему от природы, как цвет волос или глаз.

В последние десятилетия ученые не один раз наблюдали таких вот «Гаспаров Хаузеров», но в обличье птицы, а не человека. Оказалось, что даже инкубаторный цыпленок, не знавший матери, по достижении определенного возраста начинал кукарекать. Но ведь он ни разу не видел петуха и не слышал его пения!

Если, съедая за завтраком сваренное всмятку куриное яйцо, мы внимательно осмотрим поверхность желтка, то обнаружим пятнышко величиной с острие иглы. Эта так называемый зародышевый диск. Из него при насиживании развиваются глаза, ноги, кишки, почки, перья, клюв — словом, весь будущий цыпленок. В зародышевом диске, сверх того, заложены также сведения о том, как кудахчут куры, кукарекают петухи и те врожденный опыт и умения, которым не нужно учиться. Мы называем это инстинктом. У каждого вида животных знания, наследуемые от родителей, различны. Подопытные певчие и черные дрозды, став половозрелыми, поют, как это свойственно их виду, даже если прежде они никогда не слышали пения дроздов. Точно так же врожденными являются призывный крик вяхиря и токование козодоя. А вот зяблики, соловьи и траурные мухоловки не смогут петь, как их сородичи до тех пор, пока не услышат, как они это делают. Им необходимо вначале научиться.

Профессор Отто Кёлер, о котором я уже писал, стремился так поставить эксперимент, чтобы пернатые «Гаспары Хаузеры» были полностью изолированы от каких бы то ни было звуков. Поэтому он распорядился построить в подвале руководимого им института звуконепроницаемые боксы. Их стены были сделаны из нескольких слоев звукоизолирующих плит, стекловаты, кирпича, пробки и цемента. Смотровое окошечко также состояло из шести слоев стекла и плексигласа. В самих боксах, где птицы должны были расти, начиная с первого дня, разбили маленькие искусственные лужайки, поместили ванночки для воды и зеленые ветки. Вечером свет в боксах постепенно ослабевает и наступают искусственные сумерки. Когда на следующее утро «солнце восходит», птицы, никогда не видевшие настоящего солнца, растопорщив крылья, усаживаются под горящей ультрафиолетовой лампой. Дважды в день отработанный воздух откачивается по шлангам, проведенным с чердака института, и заменяется новым. Таким образом, как вы уже, наверное, заметили, об этих маленьких пернатых «Гаспарах Хаузерах» заботятся лучше, чем заботились о настоящем более ста лет назад.

Сложнейшая задача служителя состоит в том, чтобы из насиженных птичьих яиц вывести искусственным путем птенцов, а затем, начиная с первого же часа, кормить из руки этих привередливых малышей и все же вырастить из них полноценных здоровых птиц. Птенцов, забираемых от родителей в возрасте от пяти до шести дней, выращивать гораздо легче. Но может статься так, что эти слепые и голые птенцы тем не менее уже услышали и запечатлели какие-то звуки в первые дни своей жизни или, быть может, даже еще находясь в яйце, за несколько дней до появления на свет. Подобные факты известны из жизни других животных. Кто докажет, что с пернатыми дело обстоит иначе? Известным берлинским орнитологам, супругам Хейнрот, несмотря на все усилия, лишь однажды удалось вывести из яиц и благополучно вырастить птенцов певчего дрозда. Было это в 1926 году. Теперь же за два года сотрудники Кёлера вывели и вырастили в звуконепроницаемых боксах множество черных дроздов, сибирских жуланов и озерных камышевок.

Фрейбургские орнитологи параллельно с экспериментами наблюдали жизнь птиц на воле, досконально изучая их поведение. Подопытные дрозды сидели в своих звуконепроницаемых боксах, они совсем не знали, что же это такое настоящее лето и солнце, но, как оказалось, в определенное время дня и в определенные периоды года они делали то же, что и их обитающие на свободе незнакомые сородичи. Один из сотрудников Кёлера, Франц Зауер, недавно сообщил, как ведут себя в боксах славки. Чтобы правильно кормить славок, выращиваемых в боксах, приходилось каждые два дня ловить в зеркальную сеть диких славок, несущих корм своим птенцам, вынимать его у возмущенных птиц из клюва и тщательно исследовать; затем давали этот корм подопечным птицам. Кормовые смеси, как удалось установить, были очень сложными. Они состояли из личинок муравьев, зеленых цикад, гусениц листовертки, ягод лесной земляники, малины, лепестков одуванчика, небольшого количества земли и слюны и других подобных лакомств. На 10–13 день жизни подопытные птицы точно так же, как их сородичи, живущие на воле, покинули свои стерильные искусственные гнезда, расселись на ветки и стали издавать просительный звук «идат-идат», протягивая к руке человека или пинцету свои раскрытые клювики. Чем старше они становились, тем больше считали бокс своей собственностью. Если в смотровом окошечке показывались люди, то одни из славок — «Гаспаров Хаузеров», издавая угрожающие звуки, яростно нападали на них, другие же, приняв человека за самочку, начинали пылко изъясняться ему в любви.

На воле, устав, молодая славка издает тихий звук, равнозначный плачу младенца» Она «плачет» таким образом, пока ее братишка или сестренка, придя в такое же настроение, не подсядут к ней. Если начинала «плакать» подопытная славка в своем лишенном всяких звуков жилище, то, стоило лишь протянуть к ней руку и пощелкать пальцами, подражая звуку, который издает птица, приводящая в порядок оперение, чтобы птичка тотчас же прижалась к ладони, ощупывая пальцы подрагивающими крыльями, и тут же успокоилась. «И как бы осторожно я ни убирал руку, — писал Франц Зауер, — чтобы успокоить другую птицу, как славка сразу же просыпалась и вновь принималась жалобно «плакать»». Как и их собратья, живущие на воле, молодые славки в боксах поют, закрыв клюв. Забавно видеть, как засыпает поющая птица. Пение становится все тише, все отрывочнее, короче, а паузы удлиняются, пока не замирает последний звук. Если птица заснула не больше, чем на десять минут, то, просыпаясь и пока еще в полусне, она начинает со слабого звука, похожего на дуновение ветра, но, постепенно набирая силу, ее голос разливается безмятежно летящей вдаль песней.

Так же как молодые птицы, живущие на свободе, играют меж кустов, догоняя друг друга, и «Гаспары» в соответствующем возрасте начинают наскакивать на человеческую руку, сражаются с ней или с пучками травы или же загоняют воображаемого врага в верхний угол клетки. Рука человека, смотря по обстоятельствам, становилась то «врагом», против которого велась яростная борьба, то «самочкой».

Итак, пернатые «Гаспары Хаузеры», обитавшие в подвале фрейбургского института, вели себя и пели совершенно так же, как и живущие на свободе сородичи, хотя подопытные птицы ни разу в жизни не видели их и не слышали их пения. Было изящно доказано, что в зародышевом диске яйца заложен инстинктивный опыт и поведение животного, появляющегося из него.

С трудом укладывается в сознании, как много знаний передается по наследству у некоторых видов животных. Молодые птицы самостоятельно в течение нескольких недель летят над Испанией и Средиземным морем, направляясь в Африку на зимовку, причем делают это после того, как их бывалые родители уже улетели. Обладающая почти математическим совершенством паутина, расчет которой, казалось бы, мог осуществить лишь опытный конструктор-строитель, создается маленьким паучком, появившимся на свет и выросшим без матери. Вот если бы и человек тоже мог передавать свои знания по наследству, а не приобретать их путем напряженной учебы! Представьте только, что, достигнув определенного возраста, мы могли бы делать операции на кишечнике или конструировать самолеты только потому, что наши отцы и деды умели это делать. Но можно предположить, что и мы от рождения располагаем определенным набором некоторых знаний. Разве не об этом свидетельствует то, например, что при взгляде на одно из строений у нас возникает ощущение какой-то угрозы, при виде же другого — ощущение радости, что из двух девушек одна кажется нам красивой, а другая нет.

Птицы — существа, с которыми у нас довольно мало общих свойств. Гораздо более похожи на нас млекопитающие. Но птицы малы, их легко разместить, да и содержание обходится дешево. Поэтому аналогичные эксперименты с млекопитающими стали проводить гораздо позднее.

Однажды мне представилась прекрасная возможность понаблюдать за жеребенком, изолированным от своих сородичей. Едва малыш появился на свет, как, завернув в одеяла, его унесли в стойло, которое я заранее распорядился сколотить из досок под одним из дальних навесов. В три часа ночи мы подоили его мать, что без соответствующего навыка оказалось делом нелегким, но все-таки кобыла отдала нам примерно пол-литра молока. Дитя, которому следовало бы сосать вымя матери, стало, однако, без труда пить из миски. Правда, он так сильно поддавал ее носом, что едва не опрокидывал. В течение всех последующих ближайших суток мы доили кобылу каждый час и несколько раз за ночь, так как она не желала отдавать больше, чем по четверти литра. Не помогало и массирование вымени; в этом случае она просто отходила в сторону. К нашему счастью, это была ласковая, спокойная лошадь, никогда не пытавшаяся лягнуть. Наконец я догадался, что нужно попробовать толкнуть кобылу в вымя, как это обычно делает сосущий мать жеребенок. Опыт удался, и теперь с молоком не было проблемы.

Лошадиный «Гаспар» рос в своей клетушке в полном одиночестве. Начиная с третьего дня он стал издавать едва слышное ржанье, когда к нему заходил кто-нибудь из людей. Он делал это, хотя никогда не слышал еще, как ржут лошади. Вероятно, это свойственно ему от природы. Так же как и взрослые лошади, он, подергивая кожей, отгонял мух, помахивал хвостом и лягал, если его щекотали. Молока опять стало не хватать, и я постепенно начинал подмешивать к кобыльему молоку все большую пропорцию коровьего молока.

Восемь дней спустя я впервые открыл дверь его стойла. Солнечный мир как бы ослепил его.

Мой «Гаспар» встал словно вкопанный, и нам пришлось силой вытолкнуть его. Однако он оказался беспомощным и не сумел поначалу передвигаться в незнакомой обстановке. Но когда чуть позже я сделал вид, что убегаю от него, он припустился за мной галопом.

Когда «Гаспару» исполнилось две недели, я внес в его залитый солнцем загон изображение лошади в натуральную величину, сделанное масляными красками на фанере. Взрослые кобыла и жеребец, которым я показал это изображение раньше, чем «Гаспару», отнеслись к нему, как к любой незнакомой лошади. Это значит, что они признали в нем эту лошадь. Но «Гаспар» не проявил к нему ни малейшего интереса. Зато он свел дружбу с немецкой овчаркой, которую я поместил к нему в загон, где они вместе и резвились.

После переезда на новое место я поместил «Гаспара» в удобный для него «вольер», переоборудованный из сарая, где он мог чувствовать себя более вольготно. Но и здесь он все время старался держаться поближе к людям, ластился к тем, кто входил к нему, лизал им руки и даже мягко захватывал зубами кожу, не кусаясь при этом. Так обычно лошади шутливо ласкают друг друга. Выпив из миски все молоко, он начинает бить копытом передней ноги: у лошадей это жест выражает нетерпение. Наблюдая за «Гаспаром», я смог составить целый список инстинктивных действий, которые свойственны ему от природы и которым ему не нужно учиться у матери.

Не все унаследованные «Гаспаром» повадки лошадей безобидны. Когда я подселил к нему львенка, подаренного мне директором рижского зоопарка, «Гаспар» начал с того, что простодушно обнюхал его, но, когда эта «кошка» вдруг грозно рыкнула, в испуге отскочил. Затем в моем сопровождении жеребенок снова приблизился к львенку, но теперь он изловчился и лягнул его, чуть-чуть не угодив копытом в голову хищника. Значит, и этому ему не надо было учиться.

К сожалению, через два месяца и четыре дня после рождения моего гнедого «Гаспара» мне пришлось окончательно расстаться с ним. Перед расставанием мне нужно было вывести его «в люди». И вот впервые в жизни «Гаспара» я знакомлю его с лошадью. Нам интересно, как он поведет себя. Оказалось, что «Гаспар» испытывает перед собственным сородичем такой же страх, как и перед коровой, которую я показывал ему раньше. Он пытается убежать.

Наконец я распахиваю перед ним ворота загона. «Гаспар» не решается вначале переступить порог, но, как только он заметил, что я хочу оставить его одного, догоняет меня и преданно трусит следом за мной. На одной зеленой красивой лужайке парка выпущенный на свободу пленник начинает озорно скакать вокруг меня, делая большие прыжки, словно находясь на пастбище с матерью. Впрочем, «Гаспар» с такой же охотой бежит за любым проходящим мимо, даже совершенно чужим человеком, не оказывая мне ни малейшего предпочтения. Я прохожу вместе с ним сквозь большое стадо коров, и он, не осмеливаясь отойти, держится вблизи от меня. Точно так же приемыш ведет себя, когда я с ним прохожу меж пасущихся лошадей.

Примерно через десять минут после того, как мы отошли от табуна лошадей, «Гаспар» впервые в жизни звонко и громко заржал.

А затем мы расстались. Конечно, в первые недели своей жизни ему пришлось не столь сладко, как другим жеребятам, росшим рядом с матерью и резвившимся на зеленом пастбище. Но благодаря ему удалось узнать многое из того, что нам не было еще до сих пор известно о лошадях. Вот таким образом я и расстался с «Гаспаром», боявшимся лошадей и доверявшим людям.

 

Знакомая незнакомка

Шел последний год войны. Некая лондонская домохозяйка, чистя камин, обнаружила на его колосниковой решетке нечто, что она поначалу сочла куском сала, покрытым копотью. Но, приглядевшись поближе, она поняла, что перед ней не что иное, как золотая рыбка, хотя и едва живая под слоем грязи и копоти. Возможно, что какая-то птица выловила ее в одном из прудов, но, пролетая над крышами, выронила свою добычу, которая и угодила в дымовую трубу. Помещенная в воду, рыбка быстро оправилась. Известна выносливость таких рыбок; они полностью сохраняют свою жизнеспособность, пролежав во влажном иле даже более полусуток. В Голландии, зная об этом свойстве рыб из семейства карповых, к которому и принадлежит золотая рыбка, раньше умудрялись перед зажариванием откармливать обыкновенных карпов, подвешивая их в сетке с влажным мхом и кормя с ложечки хлебом, предварительно смоченным в молоке. Надо надеяться, что сейчас этого не делают.

Несомненно, что золотая рыбка — самая известная и любимая из 20–25 тыс. различных видов рыб, существующих на Земле. Но несмотря на то, что обычно наша любовь или нелюбовь к рыбам зависит от их вкусовых качеств, в Европе, как правило, никто не стремится приготовить себе золотых рыбок на обед или ужин. В Китае и Японии, наоборот, многие сотни лет они расцениваются как лакомство. Говорят, что по вкусу они очень похожи на карпа и, так же как и карп, порой пахнут тиной.

Если спросить китайцев о происхождении этих великолепных рыбок, то они охотно расскажут подходящую к случаю легенду. «На второй год правления императора Пьинга из династии Хун (769 год до нашей эры) за сто дней не выпало ни капли дождя. Пришедшие в отчаяние крестьяне во всех храмах приносили жертвы, чтобы умилостивить богов. Боги сжалились над людьми, и вот открылся журчащий источник, в водах которого играла золотая рыбка, блестя своей чешуей. Тут же хлынул и столь долгожданный дождь». Если же обратиться к действительности, то в китайских хрониках точно указан год, когда предок золотой рыбки — серебряный карась — впервые был замечен в одном из притоков реки Хо. Произошло это около 350 года нашей эры. Дикие формы золотых рыбок окрашены в зеленовато-серый цвет и невзрачны на вид. На китайских рынках эту рыбу покупают для стола.

Собственно золотая рыбка, как одомашненная форма серебряного карася, была выведена в Китае лишь в 960 году, и только двести лет спустя в Срединной империи стало модным устраивать в садах пруды с золотыми рыбками. Одеяние рыбок с годами, словно они осознавали себя знаменитостями, становилось все великолепнее.

Уже около 1300 года наряду с золотыми появились серебристые, красные, черные и пестрые разновидности аквариумной (и прудовой) формы серебряного карася. В Японию рыбки серебристого цвета попали лишь в 1500 году, где два века спустя началось их промышленное разведение в больших глиняных чанах.

Когда самочке исполняется девять месяцев, в ее холодное маленькое рыбье сердце вселяется любовь. И чтобы не опоздать на ее свадьбу, приходится вставать чуть не среди ночи. С четырех и до девяти часов утра в этот период самцы, обычно такие спокойные, словно сатанеют и энергично гоняются за самками по всему маленькому садовому пруду. Забывая об опасности, влюбленные рыбки становятся легкой добычей птиц и иных врагов. Самец то и дело таранит самку в бок, чтобы побудить ее отметать икру. В конце концов загнанная рыбка в изнеможении опускается на дно, но не тут-то было. Возлюбленный, подталкивая самочку головой, поднимает ее наверх к водным растениям, почти выталкивая из воды. Лишь теперь она наконец-то выметывает икру, которую тотчас оплодотворяет самец. Когда золотые рыбки содержатся в аквариуме, то сразу же после оплодотворения икры нужно переселить родителей в другое помещение, потому что потомству не приходится ждать от них ничего хорошего. Мы ругаем плохих родителей, называя их «кукушками», но кукушки, подбрасывая свои яйца в чужие гнезда, по-своему заботятся о своих детях. А вот если бы мы называли плохих родителей золотыми рыбками, то попали бы в самую точку. Дело в том, что золотые рыбки обычно поедают только что выметанную икру, то есть своих будущих детей. Это сущие каннибалы.

Золотая рыбка в возрасте четырех лет находится в самом расцвете сил, в семь лет у нее еще могут быть дети, но и после этого жизнь ее далеко не окончена. При хорошем уходе золотая рыбка, которую некоторые молодожены получают в качестве свадебного подарка, может дожить до их серебряной свадьбы! Тридцатилетние рыбки уже встречались в Европе, а в Китае некоторым экземплярам перевалило за сорок. Длина рыбки составляет в среднем полтора-два дециметра, но колеблется в зависимости от размеров аквариума, в котором она содержится. Так, одна золотая рыбка, прожившая 25 лет в маленьком комнатном аквариуме, к концу жизни все еще была лишь немногим более десяти сантиметров, тогда как другие золотые рыбки, обитавшие в больших резервуарах, за пять лет вырастали до десяти и даже тридцати сантиметров. Одичавшие золотые рыбки, обитающие в реках Португалии, Южной Африки и в притоках Сены превышают тридцать сантиметров, а разводимые в прудах в США — достигают даже шестидесяти сантиметров. Удивительная у них способность — приспосабливаться к различным условиям! Подумать только, что эти исконные обитатели пресных речных вод живут теперь и на Бермудских островах в солоноватой воде речных устьев.

Среди зеленых волнистых попугайчиков нет-нет да и попадется голубой. Но один такой попугайчик, вероятно, приходится не менее, чем на десять тысяч зеленых. Где уж тут голубому попугайчику встретить, да еще и случайно, такую же голубую подругу и вырастить голубых детей.

Точно так же и среди оливково-зеленых золотых рыбок редко когда встретишь рыбку, начисто лишенную черного пигмента. Подобная неожиданно проявившаяся «мутация», как называют это явление генетики, может сохраниться лишь в том случае, если владелец аквариума достанет где-нибудь вторую золотисто-желтую рыбку и позаботится о том, чтобы сочетать их счастливым браком. Именно так обычно поступали китайцы, питающие слабость ко всяческим редкостям и курьезам. Почти за тысячелетие они вывели этим способом множество самых удивительных разновидностей золотых рыбок: теперь их насчитывается около ста двадцати основных пород. Тут и арлекины в пеструю крапинку, и рыбки с раздвоенными хвостами, похожие на павлинов, и кометы, чьи хвосты в три раза длиннее, чем у собратьев. Точно так же как аквалангисты, увеличивающие гребную площадь ног при помощи пластиковых ласт, длиннохвостые кометки плывут под водой гораздо быстрее. Вуалехвостов, плавники которых и в самом деле ниспадают словно вуаль, разводят в Китае с пятнадцатого века. Вот по аквариуму бродит круглобрюхая рыба-яйцо; у рыбы-телескопа глаза торчат, словно выставленные на ножках, а у звездочета они всегда устремлены вверх; на голове львиноголовок сидят «помпоны» — огромные бородавчатые, смахивающие на гривы наросты, украшенные на конце кисточкой, которая при вдохе наполовину втягивается внутрь. Впервые эту разновидность золотой рыбки вывели в Хиросиме, городе, ставшем известным как жертва взрыва первой атомной бомбы, сброшенной на него американцами.

В 1772 году прекратили свое существование сони, названные так потому, что они проводили большую часть времени, лежа на дне аквариума. Китайским мастерам разведения золотых рыбок так и не удалось с тех пор восстановить эту породу. У жемчужинок каждая чешуйка (а их у золотых рыбок примерно 650) выпукла, словно шарик, и обведена темной каймой. Если рыба потеряет одну из своих «жемчужинок», то на ее месте отрастает самая обычная чешуйка. «Жемчужинки» появляются лишь однажды…

Можно лишь пожалеть о том, что люди наряду с красивыми и полезными животными иногда ради прихоти и в силу известной безответственности выводят несчастных, почти неспособных плавать уродцев. Еще хуже, когда они для своих экспериментов избирают не рыб, а более высокоразвитые организмы. Так, например, европейцы среди других пород домашних собак вывели и породы, представители которых имеют уродливые короткие и кривые лапы, как у такс, или же изуродованный и искалеченный нос, как у бульдога и боксера.

На гербе голштейнского города Плён (ФРГ) изображены золотые рыбки, и поэтому отцы города однажды решили запустить несколько таких рыбок в фонтан, находящийся на привокзальной площади. Но летом 1953 года какой-то бродяга выловил часть рыбок, поджарил их на сковородке и съел. Вскоре оставшихся обитателей фонтана обнаружили чайки и почти, полностью истребили. Тогда несколько городских коммерсантов сложились и за баснословные деньги выписали из Голландии тридцать новых золотых рыбок. Прошло некоторое время, и их осталось только шесть. Дело в том, что какие-то злопыхатели подсадили в бассейн фонтана двух окуней, и те изрядно сократили количество рыбок. Но не «везло» с золотыми рыбками не только городу Плён.

Зимой 1955 года суд одного из парижских округов приговорил двух молодых людей к солидному денежному штрафу за то, что они тоже выловили из фонтана на площади Нации самую красивую из плававших там золотых рыбок и положили ее на одну из ближайших скамеек. Двое прохожих, оказавшиеся свидетелями этой бессмысленной жестокости, схватились с хулиганами и довели дело до суда.

В Европу, а именно в Англию, первые золотые рыбки попали в конце 18 века. В 1711 году герцог Ричмондский получил большой глиняный сосуд, полный живых золотых рыбок, доставленный ему на паруснике из Юго-Восточной Азии. Говорят, правда, что одну из первых золотых рыбок будто бы подарили маркизе Помпадур, разорительной возлюбленной короля Людовика XV. Но возможно, это лишь вымысел досужих людей.

Золотой посланец Азии произвел в Европе сенсацию. В 1780 году появилась первая книга о золотых рыбках. Незадолго до этого граф фон Хейден, посол Пруссии в Голландии, привез золотых рыбок в Берлин. Еще десятью годами позже князь Потемкин, давая в Петербурге в своем превосходном зимнем саду банкет в честь императрицы Екатерины II, смог украсить блюда этими замечательными рыбками, пришельцами из далекого Китая. Весьма странно, что в США первая золотая рыбка попала лишь в 1874 году, но уже через пятнадцать лет именно там возникла первая крупная ферма по их разведению.

По сообщению одной из японских газет, в настоящее время только в окрестности Кориямы в бассейны профессиональных рыбоводов (аквариумистов) ежегодно выпускается от 12 до 14 миллионов племенных золотых рыбок многочисленных разновидностей. При этом в Азии не занимаются разведением обычных золотых рыбок, которых весьма дешево можно купить в наших зоомагазинах, куда золотых рыбок сотнями тысяч поставляют из питомников Италии и США.

В Англии существует клуб любителей золотых рыбок, который ежегодно устраивает крупные выставки. Два английских знатока, Харвей и Хэмс, написали об этой рыбке толстую книгу, из которой я и почерпнул всяческие подробности. На титуле книги помещена цветная репродукция написанной масляными красками картины, изображающей золотую рыбку. Картина знаменита тем, что ее нарисовал не кто иной, как бывший премьер-министр Великобритании сэр Уинстон Черчилль.

У золотых рыбок неплохая память. Ее легко приучить подплывать к месту кормежки, например на звук звонка. Эти рыбы обладают хорошо развитым слухом, так как у них в ухе, как и у нас, имеются слуховые косточки. Не удивительно, что в некоторых случаях, в частности незадолго до еды, они начинают «разговаривать». Это обнаружил один нью-йоркский ихтиолог, который с помощью гидрофона записал издаваемые рыбками звуки, похожие на бормотание. Удалось установить и то, что золотые рыбки запечатлевают причинную связь вещей. Вот как это было. В большой бассейн, построенный рядом с фабрикой, вливалась по трубам теплая вода во все дни, кроме воскресных. Рыбкам очень нравилось обогреваться, и они почти всегда держались поблизости от труб. В воскресные дни машины не работали и бассейн охлаждался. Золотые рыбки это заметили, и, когда в понедельник утром машины начинали работать, они заблаговременно собирались у трубы, хотя теплая вода начинала поступать несколько позже.

Золотые рыбки легко приручаются и охотно кормятся из рук человека. Но они не могут отличать ухаживающего за ними человека от других людей. Есть у них и еще одно удивительное свойство: они не пьют воду. Это легко показать, подсинив через стеклянную палочку у самого рта рыбы воду, которой она дышит. Вода, заглатываемая ртом, тотчас же вытекает в жаберные щели. Более того, у них есть специальный мышечный «затвор», который препятствует поступлению воды в желудок. Каждый кусок, проглатываемый рыбкой, так сказать, выжимается.

Теперь уже не вызывает сомнений, что золотые рыбки спят, как и остальные животные. Порой они спят днем, но чаще всего ночью. Если в темноте внезапно включить электрический свет, то можно увидеть, как спящая рыбка спокойно стоит на дне аквариума; только спустя некоторое время она, разбуженная, начинает шевелиться.

За некоторых особенно ценных золотых рыбок платят сотни и тысячи. Новые породы золотых рыбок входят в моду, как и женские платья. Во время правления Наполеона III вдруг возникла мода на серьги в виде маленьких стеклянных шариков, в которые помещали мальков золотой рыбки.

Для того чтобы красотка-рыба эффектно выглядела на выставке золотых рыбок — своеобразном конкурсе красоты, — ее предварительно дрессируют. Владелец неделями держит предполагаемого «чемпиона» в жилой комнате в маленьком аквариуме, чтобы она перестала бояться людей; ее мало кормят, дабы рыбка была подвижной и бодрой; приучают к электрическому свету. И все это для того, чтобы вывести свою питомицу в «знаменитости». И не зря. О таких знаменитостях пишут, они входят в историю и остаются в памяти людей.

 

Живая загадка

Барсук вопреки распространенному мнению животное компанейское.

Играющий барсук. Он слегка прикусывает сапог своего друга.

Около пятисот тысяч лет бок о бок с человеком живет на Земле барсук, но только в пятидесятых годах двадцатого века люди, а в их числе охотники и натуралисты, смогли получить верную картину того, как живет, любит и проводит время этот полосатый обитатель земного шара. Помог в этом учитель из Южной Англии по имени Эрнест Нил. Три года подряд в вечерних сумерках, ночью и на рассвете он неизменно занимал свой пост вблизи барсучьих нор, чтобы досконально изучить повадки этих животных. Его наблюдения и дали ответ на большинство загадок, связанных с жизнью барсука.

От нор, одним из которых насчитывается не менее пяти десятков лет, а другие и вовсе существуют с незапамятных времен, расходятся тропинки. Глядя на них, можно подумать, что они протоптаны людьми. Да и в самом деле люди охотно пользуются ими. Но так как местами тропки ныряют под нависшие над землей кроны деревьев и пробираются под густыми и колючими зарослями малинника, то приходится заключить, что их проложили какие-то маленькие животные. Барсучьи тропы ведут к реке, к местам водопоя и к камням, которые барсуки в поисках находящихся под ними насекомых регулярно передвигают или переворачивают, а также к площадкам для игр или отдыха. Некоторые же из них словно полевые тропинки, проложенные людьми, неожиданно теряются там, где, по-видимому, барсуки кормятся.

Прежде чем отправиться на поиски пищи, барсуки почти всегда какое-то время играют у самой норы. Как мало вяжется это с расхожим утверждением, что барсук существо угрюмое. Играя как бы в чехарду, барсуки резвятся, громко вскрикивая от восторга и поднимая адский шум. Взрослые животные разрешают малышам выйти из норы лишь через некоторое время после себя. Но только взрослые барсуки покинут нору, оттуда уже доносится нетерпеливое пыхтение и тявканье. Нежно обнимаясь, малыши вскакивают на пни и спрыгивают с них, а притоптав траву, устраивают себе самые настоящие площадки для игр. Направляясь к месту кормежки и проходя мимо другой норы, барсук обычно заглядывает к соседу. В знак приветствия оба животных трутся друг о друга носами. По всей вероятности, зрение у барсуков неважное, а цвета они, видимо, и вовсе не различают. Учителю Нилу поэтому почти не нужно было прятаться; достаточно было встать у ствола дерева, чтобы не выделяться на светлом фоне неба. Случалось, что эти животные в яркую черно-белую полоску оказывались в тридцати сантиметрах от его ног, и тогда он замирал в неподвижности, боясь даже вздохнуть. Но вскоре они привыкли к его присутствию, а под конец и вовсе перестали бояться его запаха. Впрочем, на расстоянии, превышающем девять метров, они чаще всего не могли его учуять.

Однажды Нил установил напротив барсучьей норы фотокамеру на штативе. Когда из норы вышел молодой барсук, родившийся, очевидно, в прошлом году и, вероятно, еще ни разу в жизни не видевший ни одного человека, он не испугался такого соседства, а, наоборот, как бы от удивления присел. Нил сфотографировал его при помощи вспышки. Услышав непонятный звук, барсук повернулся, словно намереваясь вернуться в нору, но передумал и снова сел. И даже, когда наблюдатель, продолжая съемку, ввернул новую вспышку, барсук, находившийся всего в полутора метрах от него, продолжал сидеть. Исследователь вновь воспользовался вспышкой, ведя себя весьма шумно, но вопреки ожиданиям барсук лишь подошел еще ближе, внимательнейшим образом оглядел камеру и, видимо, удовлетворив любопытство, отправился восвояси.

Егерь Тома однажды наткнулся на необыкновенно крупного барсука, спящего, похрапывая, среди бела дня под открытым небом. Камень, брошенный егерем и упавший рядом, не разбудил самоуверенного зверька. И лишь когда Тома, подойдя вплотную, громко крикнул «встать», соня наконец-то вскочил. А доктору Хенделю удалось даже пройтись по лесу вместе с двумя барсучатами и погладить их по спине.

Вообще-то барсуки не очень боязливы, вероятно, полагаясь на свою немалую силу; ударами своей узкой продолговатой головы и зубами они способны наносить ужасные раны. Их пестрая окраска в черно-белую полоску не покровительственная, а, скорее, предупреждающая об опасности. Лучше всего у них развит слух, но малыши ведут себя шумно. Топая лапами, они шелестят травой и листьями. Правда, то и дело на какое-то время замерев, они внимательно прислушиваются. Следовательно, к ним можно подкрасться, даже шагая по увядшей листве, надо лишь идти так, чтобы шорох, издаваемый при ходьбе, раздавался через разные промежутки времени и по возможности тогда, когда они и сами шумят.

Сколько именно барсуков жило в пяти норах, расположенных в лесочке, Нилу установить было сложно. Но он знал один старинный способ, которым определяют, занята нора или пустует. Для этого у входа в нору втыкают палки, а утром проверяют, не сдвинуты ли они. Ему удалось выяснить, что барсуки регулярно заглядывают и в, казалось бы, необитаемые норы, что они, производя в жилой норе уборку, временно занимают запасную, и что в одной норе одновременно могут обитать три супружеские четы вместе с детенышами. Нил поставил у каждой норы одного из своих учеников и попросил их точно по часам определить моменты входа и выхода барсуков из норы. Ведь один и тот же барсук не мог находиться одновременно у двух нор. С помощью этого нехитрого приема обнаружилось, что первые два года в лесочке обитало девять барсуков, а на третий уже одиннадцать. Впрочем, в Англии поголовье барсуков в последнее время увеличивается. На один квадратный километр там приходится в среднем по одному барсуку. Если эти расчеты верны и для ФРГ, то у нас в стране должно обитать около четверти миллиона барсуков. Так разве они не стоят того, чтобы люди лучше знали все особенности их жизни?

Уже то, как у них рождаются детеныши, более чем поразительно. Почти у всех млекопитающих, включая и человека, яйцеклетка оплодотворяется, когда выходит из яйцевода. Спустившись по яйцеводу, она врастает в стенку матки и начинает быстро развиваться, превращаясь в зародыш, а затем и ребенка. У барсуков все происходит иначе, и именно поэтому исследователи много спорили относительно того, когда же они справляют свадьбу. Оказалось, что у барсучихи оплодотворенная яйцеклетка не сразу врастает в стенку матки, а «плавает» от четырех до пяти месяцев. Лишь затем она опускается на стенку матки, и начинается собственно беременность и развитие эмбриона, продолжающееся три месяца. Следовательно, в среднем от свадьбы до рождения детеныша проходит семь месяцев. Но, по-видимому, период «плавания» оплодотворенной яйцеклетки может длиться гораздо дольше. Шведский ученый, доктор Нотини, содержа самок на очень сильном холоде и часто беспокоя их, добился того, что время вынашивания достигло семнадцати месяцев. Благодаря такой особенности детеныши барсуков всегда появляются в благоприятный для их развития период года, а именно в конце февраля, начале марта. Рождаются барсучата слепыми. На время родов самка, вероятно, уединяется в просторной норе. Но что в действительности происходит под землей, еще никто не смог установить в точности. Известно только, что в возрасте шести-восьми недель детеныши впервые выходят из норы, а достигая трех месяцев, с упоением предаются разным играм. Родителей они покидают лишь в конце октября, переселяясь в другие норы. Родители, вероятно, всю свою жизнь, а живут они, по меньшей мере пятнадцать лет, сохраняют верность друг другу. Медовый месяц они проводят особенно весело. Парочки резвятся и играют.

В августе все барсуки — подопечные Нила — перебрались из пяти нор в одну самую большую и, пожалуй, даже самую старую нору. Они много играли, и живя в ней, тщательно очистили все остальные норы, отрыв в них новые жилые камеры и выходы. Вытащив старую подстилку из листвы, они затем сгребали сухую листву и, зажимая ее между подбородком и передними лапами, пятясь, втаскивали в нору. Порой все это происходило в тридцати сантиметрах от ног наблюдателя. Перед появлением малышей на свет нору основательно убирают, а после их рождения уборка производится каждые две недели. Так что у барсучат сухо и чисто. Этим, вероятно, и объясняется, что животные обычно свободны от паразитов и мало болеют.

Тут же у выхода из норы они устраивают туалеты. На площади, равной нескольким квадратным метрам, они роют шесть или даже больше ямок, куда и испражняются. Вскоре ими привыкают пользоваться и детеныши. Когда ямка заполняется, наступает черед другой. Полагают, что и в норе устроены специальные туалетные камеры.

О том, как питается братец-барсук, рассказывают самые невероятные вещи. Говорят, что он поедает фазанят, птичьи яйца и даже ягнят и оленят. Чтобы достоверно узнать, какую пищу они употребляют в самом деле, производят тщательное исследование помета под микроскопом или же анализируют непереваренное содержимое желудка только что убитых животных. Летом, судя по собранным данным, барсуки едят очень много ягод, в другое же время поедают жуков, множество дождевых червей, личинок.

Нил почти всегда находил в кишечнике и кале барсуков шерсть крольчат. Барсуки отлично знают, как с поверхности прорыть ход прямо в гнездовую камеру кроличьей норы. На старых кроликов они не нападают, хотя, разумеется, не преминут съесть попавшее в ловушку животное. Они часто ловят кротов, не брезгуют и ежами. Живущие на воле барсуки никогда не едят падали. Было точно установлено, что барсуки очень редко в отличие от лис лакомятся в курятниках. Это дополнительное свидетельство того, что барсук полезное для человека животное, уничтожающее массу вредителей. Поэтому ничем нельзя оправдать его убийство.

Впрочем, добыть барсука из-под земли — дело совсем не простое. Барсук зарывается в землю за считанные минуты. Поэтому, когда раскапывают нору, находящуюся на глубине в несколько метров, барсук всегда успевает прорыть новые ходы.

В наши дни барсуков обычно ловят лишь с целью их расселения. Правда, и это сделать трудно. По личному опыту я знаю, что барсук с легкостью вылезает из любого мешка, стоит ему только найти хотя бы самое маленькое отверстие, в которое он сможет просунуть нос. Его голова — настоящий клин. И хотя само животное весит всего 12–19 килограммов, оно обладает невероятной силой и легко преодолевает всяческие преграды. Барсуки воистину мастера побегов.

В наше время для барсуков, как и для многих других диких животных, наибольшую опасность представляют автомобили. Барсуки же не придают этому, видимо, никакого значения. Недавно в двухстах метрах от деревни некто Виттке обнаружил барсучью нору под асфальтовым полотном автомагистрали, по которому непрерывно движется поток грузовых машин. Вход в нее барсуки устроили в водоспуске, проходящем под шоссе. Возникло опасение, что из-за пустот шоссе просядет, так как по большим грудам земли с обеих сторон шоссе видно было, что барсуки основательно подрыли его. При раскапывании норы, обнаружили ходы, которые кое-где проходили всего в пятнадцати сантиметрах от покрытия дороги. Значит, грохот, издаваемый грузовиками, весьма мало беспокоил животных.

Не все барсуки одеты в черно-белый наряд. Есть почти черные, вовсе не редкость и чисто белые, а также желто-белые и красно-белые. В неволе старые барсуки славятся дурным характером. Того и гляди цапнут за палец. Животные же, выращенные людьми, ласковы и доверчивы, а так как к тому же от природы они исключительно чистоплотны, то становятся желанными членами семьи. Они играют с собаками, словно собаки, кладут голову на колени хозяина и лакомство берут из рук осторожно. Встречались барсуки, по-собачьи сопровождавшие хозяина во время прогулок. У Бастиана Шмидта жил барсук, который, прежде чем искупаться, погружал в воду нос. Барсук же, который жил у меня, купался с удовольствием. Если кто-нибудь играл на гитаре, флейте или заводил патефон, то барсук, тотчас же обнаружив место, где находился инструмент, всегда набрасывался на эту громко звучащую штуковину. Ручные барсуки, гуляя зимой, с удовольствием катаются по льду. Быстро подбежав к ледяной дорожке, они скользят по ней на всех четырех лапах, а еще большим удовольствием для них служит катание с гладкой ледяной горки.

Молодой барсук, принадлежавший фон Эйбесфельду и живший в квартире, вскоре пометил это жилище, нанеся на пороге сильно пахнущую метку. Для этой цели у барсуков существует под хвостом неглубокая кожная складка, внутренняя поверхность которой покрыта множеством желез, выделяющих секрет с присущим ему резко выраженным сладковатым запахом. Свою охотничью территорию барсуки помечают, прижимая зад к земле и оставляя на ней метки, свидетельствующие о том, что она занята. На обуви всех жителей квартиры фон Эйбла появились такие постоянно возобновляемые барсуком метки. А это значит, что он отметил их как принадлежащую ему собственность или же как друзей. Этот барсук явно отличал членов семьи от остальных людей. Ласков он был только со своими, а на одного мужчину, когда-то ударившего его, барсук всегда яростно набрасывался, едва только он появлялся.

 

Маугли — правда или миф?

Дитя и «няня»

Некий индиец-миссионер по имени А. Л. Сингх появился в начале октября 1920 года в деревне Годамури, жители которой были весьма рассержены на «призраков». По их словам, «призраки» уже два или три года бесчинствовали в окрестностях местечка, расположенного примерно в 130 километрах южнее Калькутты. Сингху предстояло истребить или изгнать их. Миссионер одолжил полевой бинокль, ружья и вместе с двумя проживающими по соседству европейцами оборудовал нечто вроде наблюдательного пункта поблизости от жилища «призраков» — огромного заброшенного термитника. Недолго Сингху пришлось сидеть в засаде. Сначала из норы появились два волчонка и три взрослых волка, а вслед за ними вышел «призрак». Вид этого существа был ужасен: тело у него было человечье, а голова походила на большой шар. Почти сразу выполз еще один «призрак», однако он был гораздо меньше. Спутники Сингха изготовились застрелить их, но Сингх, поняв, что это люди, помешал им.

Зная нравы своих земляков, он привел помощников из дальней деревни, где и слыхом не слыхали об истории с «призраками» и с их помощью раскопал волчью нору. Одного матерого волка, оказавшего сопротивление, убили, остальные разбежались. В круглой гладкостенной камере, где не было испражнений и остатков пищи, они обнаружили двух волчат и «призраков», свернувшихся клубочком. Рабочие унесли волчат домой, а Синг привел двух найденышей в деревню, где и отдал их под присмотр местных жителей, чтобы несколько позже увезти их с собой. Вернувшись через пять дней, он обнаружил, что они совершенно заросли грязью и погибают от голода и жажды, так как жители покинули свои жилища и убежали, движимые суеверным страхом. Обследуя найденных детей, миссионер определил, что младшей девочке около полутора лет, а старшей около восьми. Он назвал их Амала и Камала и привез в сиротский приют города Миднапура, попечителем которого являлся он вместе со своей супругой. Сингх оказался достаточно умен и никому ничего не рассказал о предыстории своих подопечных. Да и оба англичанина, свидетели того, как девочки были найдены, тоже проявили удивительную деликатность и ни разу не обмолвились об этом и словечком.

Обе девочки не могли ходить, как люди, а проворно, словно белочки, бегали на четвереньках. Их голубые пронзительные глаза по-волчьи светились в темноте. По свидетельству Сингха, оба ребенка, во всяком случае первое время после того, как их отыскали, «лакали по-волчьи», они не потели при жаре, а охлаждались подобно собакам, раскрыв рот и быстро, сильно дыша. Девочки срывали с себя одежду, боялись света; днем они были вялы, зато после полуночи становились весьма активными. Отказываясь от человеческой пищи, они находили падаль или мясо, даже если то и другое специально прятали, и алчно заглатывали их. Найденыши не издавали ни звука и лишь изредка по ночам выли.

Через год с небольшим весьма серьезно заболела Амала, младшая из девочек, и обеспокоенные приемные родители позвали врача. Он оказался очень любопытным и заявил, что будет лечить маленькую пациентку только после того, как ему расскажут об ее предшествующей жизни. Супругам пришлось удовлетворить его требование, взяв, однако, с него обещание молчать. Но уже наутро история эта стала известна всему городу. И началось. Супругов стали осаждать репортеры и толпы любопытствующих, появились бесчисленные статьи в газетах, кинохроники. Фотографии детей обошли почти все газеты Германии. История повсюду принималась на веру, и газетчиков нельзя сколько-нибудь серьезно упрекнуть в этом, поскольку позднее даже один из американских антропологов опубликовал дневник Сингха, снабдив его к тому же ученым комментарием с доказательством того, что найденыши — воспитанники волков.

Людское невежество в вопросах биологии всегда было поразительно. Стоит только познакомиться с архивами музеев, где, в частности, хранится множество запечатленных на бумаге россказней, датируемых пятнадцатым, шестнадцатым и семнадцатым веками, о девушках, годами живших без пищи, об уродцах, родившихся от связи людей с животными, о беременных женщинах, якобы «засмотревшихся» на каких-либо животных и потому родивших собак, кошек или свиней. Чудовищно, но и в наши дни есть в ФРГ граждане, которые во всем, что касается суеверий, находятся на той же ступени умственного развития, что и негры из отсталых племен Центральной Африки или жители глухих деревень Индии. Как показали судебные процессы наших дней, состоявшиеся в северных районах страны, в некоторых деревнях и сейчас преследуют несчастных старух, считая их ведьмами, которые навлекают порчу на скотину и болезни на детей.

Увидев, какую сенсацию произвели во всем мире Амала и Камала, индийский миссионер задним числом завел «дневник». В нем на 126 страницах печатного текста ретроспективно изложена история обнаружения двух найденышей, их развитие в первые недели и месяцы. К сожалению, в дневнике события спутаны во времени и многое выглядит противоречиво. И тем не менее этот рассказ приводит в восхищение тем, как любовно, с каким беззаветным терпением эти супруги, и в особенности жена миссионера, заботились о бедных, беспризорных, почти слабоумных детях.

Маленькая Амала все-таки умерла от воспаления почек. Старшая из девочек, Камала, дожила до ноября 1929 года. Тогда ей, по всей вероятности, было 17 лет, но она так и не научилась правильно говорить. Однако со временем она усвоила множество слов и фраз индийского языка и могла с помощью определенных звуков выражать свои пожелания. Мало-помалу Камала перестала дичиться детей, привязалась к своей приемной матери и очень ее полюбила, научилась играть в куклы, привыкла к человеческой пище. Почему-то ко всему, что было красного цвета, она имела ярко выраженное пристрастие. Она так и не смогла научиться ходить на двух ногах, но с помощью ванн и массажа госпоже Сингх удалось распрямить скрюченные в коленях ноги Камалы, и девочка по крайней мере стала стоять. Через некоторое время она привыкла к одежде. Интересно, что она стала бояться темноты.

Согласно другому сообщению, также обошедшему все газеты ФРГ, в 1954 году в больнице Нью-Дели за небольшую входную плату можно было увидеть мальчика по имени Раму, «воспитанного волками». Этот девятилетний, весь покрытый рубцами и ранами мальчик был привезен из джунглей и тоже заболел. «Раму не говорит, а только плачет и рычит. Порой он пытается укусить ухаживающих за ним людей. Оживляется он лишь тогда, когда ему дают сырое мясо, которое он учуивает, еще не видя его. Ест он по-волчьи, обгладывая мясо с костей и проглатывая его неразжеванным, воду лакает по-собачьи, передвигается на локтях и коленях. Руки его точно когтистые лапы. В дальнейшем Раму собираются в порядке эксперимента запереть в клетке с волками, чтобы выяснить, как он прореагирует на присутствие этих животных».

Эти дети, якобы воспитанные волками, мало отличаются от несчастных молодых пациентов психиатрических больниц. И лишь весьма сомнительные истории о том, что их якобы воспитали волки, вызывают к ним интерес падкой на сенсации публики. Но именно эти истории, подозрительно схожие почти во всех случаях, в глазах знатока животных, как обстоятельно объясняет зоопсихолог профессор Отте Кёлер, делают сведения о выращивании детей волками совершенно неправдоподобными.

Глаза многих животных, например лошадей, крупного рогатого скота, ночных обезьян и особенно животных, ведущих сумеречный или ночной образ жизни, светятся в темноте. Это происходит потому, что на глазном дне у них существует особый отражающий слой, который отбрасывает попадающий на него свет и тем самым как бы удваивает количество света, падающего на «палочки». Глаза других животных, например обезьян, ведущих дневной образ жизни, а также человека (за редким исключением) лишены этого анатомического приспособления и, следовательно, не могут «фосфорицировать».

У курицы между пальцами ног не появятся плавательные перепонки или широкий клюв только потому, что она росла среди уток, ибо такие соматические признаки наследуются от родителей и более дальних предков. Так же немыслимо, чтобы в глазном дне человека возник отражающий слой по той лишь причине, что он взращен волками.

Подсознательные реакции наследуются так же прочно и навсегда, как и наша внешность. Собака, испытывающая страх, поджимает хвост, крапивник по той же самой причине поднимает его прямо вверх, отчего кажется нам смелым, хотя на самом деле он очень испуган. Радующаяся собака размахивает хвостом. Но кошка, даже растущая вместе с десятью щенками, никогда не замашет хвостом от радости. Курица, набрав воды, чтобы проглотить ее, задирает голову вверх. Зато как домашние, так и все дикие голуби пьют, опустив клюв в воду и всасывая ее. И ни один даже самый искусный дрессировщик никогда не добьется того, чтобы курица пила, как голубь, а голубь, как курица. Истинные подсознательные действия неизменны.

Собаки, волки, лисы и многие другие родственные им виды животных пьют, зачерпывая воду длинным языком, словно ложкой. Люди, лошади, крупный рогатый скот, овцы, обезьяны, напротив, прикоснувшись губами к поверхности воды, втягивают ее языком. Ну а Камала и Амала и другие приемыши волков, как без конца повторяют газеты, якобы лакали воду по-собачьи, то есть зачерпывая ее. Однако каждый может убедиться на собственном опыте, что это практически невозможно. Наш рот выступает не так далеко, как волчья морда, а язык слишком короток, чтобы зачерпнуть воды и донести ее до рта.

Лошади или люди, бегущие длительное время, сплошь покрываются потом, так как потовые железы распределены у них в коже по всему телу. Собаки не потеют, потому что у них таких желез нет, и им приходится охлаждаться, максимально раскрыв пасть, высунув язык и часто дыша. И если у человека, растущего вместе с волками, потовые железы атрофируются только потому, что их нет у волков, то было бы логично предположить, что в таком случае у молодого грека, пасущего коз, должны исподволь вырасти рога.

В Индии в слоях наиболее отсталого и бедствующего населения доведенные до отчаяния люди порой избавляются от лишнего ребенка, особенно если это девочка или хилое больное существо. Они становятся жертвой диких зверей или погибают от голода. Конечно, не совсем исключено, что волчица пощадит ребенка, заползшего в нору к выводку волчат. Некоторые хищные животные не убивают в своем жилище или поблизости от него. Но чтобы волчица сумела выкормить человеческого грудного младенца — чепуха. Ее молока хватает самое большое на четыре месяца. В состоянии ли в этом случае ребенок легко перейти к питанию сырым мясом или падалью, чтобы выжить? А что будет с ним, когда через несколько месяцев волчье семейство распадется и волки будут повсюду бродить стаями, и как переживет он период волчьих свадеб или появление нового выводка? У младенца, усыновленного человекообразными обезьянами, было бы гораздо больше шансов выжить. И все же никто не может припомнить хотя бы одного такого случая. Тарзан так и останется навсегда лишь выдуманным киноперсонажем.

Не всегда сообщения газет, неверные с естественнонаучной точки зрения, выглядят, однако, бессмысленными; это и порождает недоразумения. Иное дело, если бы они все уподоблялись таким «перлам», как сообщение одной франкфуртской дневной газеты. В июне 1955 года в ней была помещена заметка о том, как ядовитая змея спасла в Индии жизнь младенца. Грудного младенца забыли на жарком полуденном солнце, и он обязательно умер бы от солнечного удара, «если бы кобра, расправив свой капюшон, не заслонила его от солнца» (!).

Истории о детях, воспитанных волками, рассказывают в северо-западной части Индии сотни лет, но именно там бытуют и поверья о вурдалаках. Вспомним, что в не столь отдаленные времена у нас тоже верили в оборотней. Сами индийцы с давних пор не принимают всерьез этих россказней, считая их сказками и легендами, а потому и нам, европейцам и американцам, не следует верить в это без основательных доказательств и серьезного научного исследования фактов.

 

Необычная операция… зебу

Этот бык зебу хорошо перенес операцию на желудке, которую ему сделал ветеринарный врач нашего зоопарка.

Однажды в нашем зоопарке прихворнул крупный бык зебу. Он отказывался даже от самого лучшего корма из крупы и мелко нарезанной моркови. Безразлично мусоля его во рту, бык стоял, слегка сгорбив спину и вытянув вперед голову. Ветеринарный врач доктор Клёппель, внимательно осмотрев его, поставил диагноз: инородное тело в желудке. Такое заболевание часто встречается у крупного рогатого скота. Предшественник этого зебу умер от того, что нечаянно проглотил кусок проволоки, которая, попав в одно из отделений желудка, пронзила диафрагму и вызвала нагноение сердечной сумки. В Швейцарии от этой болезни погибает 12 % животных; в Германии до второй мировой войны от проглоченных инородных тел погибало примерно сорок тысяч голов скота, что наносило ущерб во много миллионов марок.

У крупного рогатого скота жесткий нечувствительный язык, а расположенные на слизистой оболочке ротовой полости вкусовые сосочки обращены вовнутрь. Эти особенности способствуют заглатыванию посторонних предметов и затрудняют их выплевывание. Вот почему с пищей в желудок коров часто попадают песок, камешки, куски проволоки, гвозди и другие инородные тела. В рубце коровы однажды нашли даже целое куриное яйцо. Ветеринары знают, что вблизи больших городов, где скапливается больше мусора, порой попадающего в траву и сено, такое заболевание, чаще всего ведущее к гибели животного, встречается сплошь и рядом.

С лошадьми, у которых губы и язык более чувствительны, такого почти не случается. У людей проглоченные инородные тела застревают в желудке, двенадцатиперстной кишке или где-нибудь еще в пищеварительном тракте; у рогатого скота они почти всегда остаются в строго определенном месте, в так называемой сетке. Как известно, у жвачных, кроме собственно желудка — сычуга, в котором, как и у нас, растворяется и переваривается пища, имеется еще три больших мешка. Впереди располагается рубец, вмещающий большие объемы пищи, за ним следуют сетка и книжка, а уж потом сычуг.

Будучи довольно большой, сетка время от времени сокращается до величины детской головы и даже кулака, выбрасывая содержимое в рубец, который снова выталкивает его в сетку. Таким образом пища перемешивается. При дыхании мышцы грудной клетки у коровы растягиваются, создавая в грудной полости разрежение. Одновременно открывается и расширяется задний отдел пищевода, куда всасывается порция жидкой кашицеобразной пищи. Затем нижнее отверстие пищевода, ведущее в желудок, закрывается, и отрыгнутая пища снова попадает в рот, где вновь пережевывается.

У каждого жвачного животного на это милое занятие уходит от пяти до семи часов в день. Каждая порция пищи прожевывается 15–30 раз, но все это происходит после того, как корова съела корм. На пастбище же она проглатывает порцию травы всего за 15–25 секунд, делая это быстрее лошади, которой нужно от 30 до 45 секунд, чтобы еще и пережевать пищу.

Вероятно, и это способствует тому, что в желудки крупного рогатого скота так часто попадают предметы, которым там не место. Если они из железа, то почти всегда застревают в сетке. Она называется так потому, что складки ее слизистой оболочки, имеющие форму сот, расположены словно основа сети. При судорожном сокращении и опустошении сетки острые предметы вонзаются в складчатую стенку этого отдела желудка и, проткнув ее, проникают сквозь диафрагму и если не застревают в ней, то попадают даже в сердечную сумку. Такая внутренняя рана причиняет животному серьезное страдание. Оно стонет от боли и боится пить и есть.

Нам не хотелось терять нашего прекрасного зебу. Он попал в зоопарк лишь три месяца назад и еще не принес потомства. Коров в подобных случаях оперируют умелые ветеринары-хирурги. При своевременном вмешательстве 80–90 % животных обычно поправляются. Но могучего быка зебу подготовить к операции далеко не так просто, как привыкшую к людям буренушку. До сих пор еще никто не пытался связывать его. Мы начали с того, что поднесли к решетке загона пучок свежей моркови, а когда он доверчиво потянулся к ней языком, на его рога быстро набросили петлю. Затем с помощью веревок и жердей его оттеснили в угол, обнесенный прочной загородкой. Общий наркоз ему нельзя было давать, так как во время операции зебу должен был стоять, потому что иначе, то есть в лежачем положении, его внутренности могли бы сместиться. Это обрекло бы операцию на неудачу.

Инородные тела обычно проникают в глубину грудной полости, ближе к сердцу. Чтобы добраться до них кратчайшим путем, пришлось бы перепиливать ребра. Во избежание этого ветеринарные хирурги предпочитают операцию, при которой в стенке брюшной полости животного сразу за последним ребром прорезают отверстие, вводят в рубец руку и, продвигая ее, достигают сетки, где пальцы хирурга через тонкие стенки ощущают мощные удары могучего сердца.

Операция на желудке. Через разрез, сделанный в боку животного, ветеринар проникает в рубец и затем, пройдя его, оказывается в сетке. Оттуда он извлекает инородные тела, застрявшие там и давившие на сердце.

Прежде всего в мягкие ткани операционного поля ввели обезболивающее. Через полчаса, когда оно подействовало, доктор Клёппель сделал длинный разрез кожи, обнажив мышцы брюшной стенки. Когда вслед за этим он развел их, показалась брюшина. После того как он рассек брюшину, из раны тотчас же стал выпирать наружу пузырь наполненного газом рубца, похожий на воздушный шарик. Всякий раз, когда животное изгибалось, нам приходилось обеими руками удерживать этот величиной с голову ребенка пузырь. Вскрытие рубца — самая ответственная часть операции. Слишком уж легко смещается гладкий и скользкий рубец в ране, где его загрязненное гнилостными бактериями кашицеобразное содержимое может излиться в брюшную полость. Если это случается, то возникает смертельно опасное воспаление брюшины. Чтобы избежать подобного осложнения, ветеринарный хирург Гётце предложил метод, при помощи которого квалифицированные практические врачи-ветеринары могут теперь проводить операции в любом коровнике. Прежде чем вскрыть рубец, ветеринар пришивает к нему брюшину и лишь затем посредине кругового шва делает крестообразный разрез на стенке рубца. Теперь внутренняя полость рубца соединяется через отверстие с внешним миром и его содержимое не может более попасть в брюшную полость.

Когда полость рубца зебу вскрыли, ветеринар прежде всего ввел в нее резиновую манжету, препятствующую загрязнению краев раны. Затем он выгреб целые груды кашицеобразного содержимого рубца, освобождая место, необходимое для ввода руки. Наконец, продезинфицировав руку, он глубоко запустил ее в чрево могучего быка. Чтобы просунуть руку как можно дальше, ему пришлось стать на цыпочки, а мы нажали ему на плечи. Если рука хирурга слишком коротка или оперируемое животное слишком велико, то приходится, как правило, выпиливать кусок последнего ребра. Но нам повезло. Доктор Клёппель ощупал кончиками пальцев сетку и вскоре стал доставать куски проволоки, монеты, камни и гвозди. Это была целая коллекция бесполезных вещей. Четыре или пять гвоздей уже глубоко проникли в стенки сетки и диафрагму, вызвав там воспаление и нагноение.

Операция проходила под открытым небом при температуре, равной четырем градусам мороза, так как нам не удалось перевести это своенравное животное в крытое или отапливаемое помещение. Все это могло кончиться прискорбно, причем скорее для врача, чем для пациента, поскольку доктору пришлось оперировать в полуобнаженном виде. Опасаясь за него, мы время от времени основательно растирали нашего врачевателя спиртом.

Когда острые предметы, грозившие быку смертью, были удалены, хирург подогнул стенку рубца и аккуратно зашил ее прочной шелковой нитью. Затем он зашил разрез в брюшине, наложил швы на мышцы и кожу. Операция окончилась.

Людей, которым оперировали брюшную полость, укладывают в постель, следя за тем, чтобы они не двигались и поменьше разговаривали. Но зебу нельзя было этого объяснить. Осторожно ослабив путы, мы тихонько перелезли через решетку и, лишь оказавшись вне пределов досягаемости, сняли с его рогов петлю. И что же? Обрадовавшись своему освобождению, наш пациент для начала словно бешеный промчался галопом по вольере. Мы со страхом глядели на него, опасаясь, что швы не выдержат. Хвала богу, они не разошлись. Теперь приходилось успокаивать себя тем, что через несколько часов местное обезболивание перестанет действовать, а когда у быка начнутся боли, он станет осторожнее. Видно, и боль в подходящих случаях необходима и угодна природе. Последующие дни нам снова и снова приходилось спутывать быка веревками, чтобы ввести ему пенициллин. Ведь иначе он, чего доброго, мог бы погибнуть от воспаления и нагноений, вызванных инородными телами. Кроме того, быку пришлось несколько суток попоститься. Он получал лишь по четверти ведра пойла из отрубей и сочный корм. Но уже через десять дней после операции зебу отпраздновал со своей избранницей свадьбу. Операцию он перенес хорошо и стал, кроме того, отцом многих телят…

 

Хозяин леса

Хозяин лесов — медведь.

В Северной Америке сохранилось еще много медведей, в особенности черных, или барибалов. В сентябре 1951 года в штате Миннесота гонимые голодом медведи осмелились появиться в городе. Случилось это потому, что из-за засухи в лесах исчезли грибы, ягоды и другой корм. Сначала звери никого особенно не беспокоили, но зато у многих людей при виде больших групп медведей, насчитывавших по 35–40 животных, возник непреодолимый охотничий зуд. Охваченные жаждой убийства горожане палили в беззащитных зверей из всех видов оружия. Союз охотников энергично, но безуспешно пытался бороться против этого разгула кровожадности. В конце концов за городом удалось организовать подкормочную площадку, которая привлекла медведей и где их неусыпно охраняли. Несмотря на это, за три месяца было убито по меньшей мере пятьсот медведей. В другой местности в больших холодильных установках одной из звероферм было обнаружено 62 убитых медведя разного возраста. Оправдывали это тем, что медведи денно и нощно осаждали ферму, так как пушных животных кормили кониной и рыбой. Вооруженному сторожу приходилось непрерывно от них отбиваться, и вот наконец голодным хищникам объявили войну.

На северо-востоке США и Канады, где медведи еще часто встречаются, их совершенно не охраняют. Зато в Йеллоустонском национальном парке я сфотографировал медведей, смело подходящих к посетителям и кормящихся из их рук. Такие полуручные медведи активно ищут лакомства, нередко производя погромы в оставшихся без присмотра автомобилях. Конечно, они совершенно утрачивают свойства, присущие диким животным.

На охотничьей выставке 1848 года, состоявшейся в США, экспонировались череп и шкура гигантского медведя, убитого в том же году на Аляске возле залива Колд-Бэй. Длина его черепа достигала 49,5 сантиметра, то есть почти полметра, длина шкуры — трех метров 30 сантиметров, а весил он 800 килограммов, то есть целых восемь центнеров.

Медведи водятся и в Западной Европе. В семи часах езды на автомобиле к югу от Мюнхена расположены Брентанские, или Презанельские, Альпы, где в долинах массивов Ортлес и Адамелло до сих пор обитают одна или две дюжины диких медведей. В этих местах с 1855 по 1933 год, только по достоверным сведениям, было убито 190 медведей, а уж сколько их убили тайком браконьеры и пастухи, этого никто не знает.

В настоящее время медведи, обитающие в этих краях, включены в Красную книгу; их, вероятно, не удастся спасти от гибели, так как именно здесь прокладывают автостраду для массового туризма. Способствует их вымиранию и все большее заселение долин; медведям приходится отступать в расположенные на слишком большой высоте негостеприимные места, где пищи для них не хватает.

В Северном Тироле медведей истребили еще в прошлом веке. Последний медведь, обитавший в Штубайтале, окончил свои дни в 1855 году, а медведь, живший в районе Веттерштайна, — в 1864 году. В Швейцарии последнего медведя убили в сентябре 1904 года. Иначе обстоит дело во Франции, где медведи остаются постоянными жителями лесов. Только во французских Пиренеях в 1952 году их насчитывалось около сорока особей. В Испании, в непосредственной близости от Мадрида, в глухих лесах Сьерры-де-Гредос и в Астурии обитают 35–45 медвежьих семей, насчитывающих около 140 животных.

Сохранилась легенда о том, как был убит в прошлом веке в Лифляндии последний медведь. Устроитель охоты, некий граф Д. заблаговременно расставил загонщиков и стрелков. А так как он любезно предоставил право стрелять своим гостям, то сам был без ружья. Как только прозвучал сигнал рожка, свора собак погнала медведя. Граф, опершись на трость, спокойно ждал исхода. Вдруг могучий медведь в попытке спастись устремился прямо к нему. Графу только и оставалось, что запустить ему в голову тростью. При этом он споткнулся и упал, а медведь встал над ним на задние лапы, с ревом отбиваясь от собак. Находившийся по соседству стрелок, увидев, какое приключилось несчастье, выстрелил в медведя, но промазал. Поднялась паника. Наконец кто-то выстрелом в упор из пистолета убил медведя, попав ему в голову. Медведь рухнул на лежащего графа, наполовину закрыв его своим телом. Сбежавшиеся люди с трудом оттащили тушу зверя и, подняв устроителя охоты, обеспокоенно спросили, не ранил ли его медведь. «Нет, — ответил граф Д. сухо, — но кто-то всадил мне пулю в бедро».

Нам, сотрудникам зоопарков, постоянно приходится обращать внимание посетителей на то, что такие на первый взгляд добродушные, славные мишки, смотрящие на них из-за ограды вольера, зачастую не так великодушны, как герои сказок братьев Гримм или похождений Рейнеке Лиса. Они зачастую столь же опасны, как львы или тигры. Моя жена с ужасом рассказывала, что однажды в нашем франкфуртском зоопарке она увидела, как какая-то женщина приподняла над барьером своего трехлетнего ребенка, чтобы он покормил через решетку «мишку». Эту даму нисколько не смутили размеры Марашо — так звали этого крупного племенного медведя — и даже его явно воинственная поза: он встал во весь рост, превышающий два метра. Когда же жена попыталась образумить мать ребенка, то в ответ лишь услышала: «А какое Вам дело? Ведь это не Ваш ребенок». Всего лишь год спустя у того же вольера какой-то восьмилетний мальчик перелез через барьер и протянул через решетку руку, чтобы погладить медведя. Окончилось это очень печально: зверь так изуродовал руку, что ее пришлось ампутировать.

Поэтому можно представить себе ужас директора цирка господина Клудского, когда в Оломоуце у него сбежали все медведи, участвовавшие в представлении. В радостном настроении он сидел, ужиная в своем жилом фургоне, когда вдруг распахнулась дверь и в нее вошли два бурых медведя. Этих зверей, с которыми он работал каждый день, Клудский поймал быстро. Хуже было с другими: прибежал какой-то мужчина и возбужденно закричал, будто остальные медведи в гостинице «Корона», что у рыночной площади, сожрали двух поварих.

Однако у страха глаза велики. На самом деле обошлось без жертв. Учинив на кухне совершеннейший погром, оба медведя, которых звали Макс и Мориц, осели в погребе. Обнаружив там бутылки с шампанским, они открывали их одну за другой и с воодушевлением высасывали содержимое.

Многие, наверно, решат, что это сказки, но всем дрессировщикам известно, что медведей легко приучить пить из бутылки, наливая в нее подслащенную воду. Ведь зрители очень любят, когда медведи встают на задние лапы и, держа бутылку в передних, выпивают ее. Так вот, Макс и Мориц проделывали это на сцене каждый вечер и поэтому прекрасно умели обходиться с бутылками. Для них не представляло труда разорвать проволоку и зубами вытащить выступающие из горлышка пробки.

Они были уже в сильном подпитии, но, когда появился их хозяин, немедленно сделали то, что всегда делали на манеже, выпив подслащенной воды, а именно улеглись на спину, изображая пьяных. Правда, на этот раз представление совпало с действительностью. Клудский был счастлив и, обняв за шеи совершенно уже успокоившихся медведей, отвел их в цирк.

Медведица Новая в возрасте около трех месяцев. Во Франкфуртском зоопарке ее кормили из бутылочки.

Трюку с бутылкой этих зверей легко обучить еще и потому, что медвежата — это настоящие сосунки. При игре с ними они беспрестанно сосут либо палец, либо краешек одежды. Когда мы как-то раз устроили в цирке «медвежьи крестины», а некая высокопоставленная особа, произнося веселое обращение, взяла на руки медвежонка, то он тут же начал обсасывать ей уши, а затем и нос. И разумеется, тотчас же засверкали вспышки фотосъемки.

В Карпатах еще и теперь обитают медведи. Обычно приманкой при охоте на них служат трупы павших лошадей, которых затаскивают в лес, где устраивают засаду на деревьях. Мне довелось слышать рассказ о том, как один исключительной силы медведь сцепился с кабаном, которому тоже захотелось отведать конины. На голову и спину кабана посыпались тяжелые удары медвежьих лап. Каждый из них мог бы убить теленка. Но прошел час, и медведь, получивший опасные раны в живот и ребра, которые нанес ему кабан своими мощными клыками, беспрерывно и громко рыча, отступил. Страшно было смотреть на яростную схватку этих гигантских животных. В другом случае медведь забрался на крышу лабаза и стал недосягаемым для охотника. Перед этим тот же медведь шутя оторвал от тяжелого ларя деревянные брусья, прибитые тридцатисантиметровыми гвоздями, чтобы волки, лисы и дикие кошки не смогли добраться до конины.

Но при всем этом медведи не очень кровожадны. На полуострове Камчатка, где обитает весьма много медведей, весной они неделями питаются главным образом цветущими сережками верб. Шишки кедрового стланика они берут в пасть и, ловко вылущивая зубами и языком орешки, выплевывают шелуху. Как только вверх по реке начинают подниматься на нерест лососи, медведи входят в воду и ловят рыбу зубами или лапами. При этом нередко медведь сидит в реке, высунув из воды одну лишь голову.

Поражает ловкость и молниеносность движений этих гигантов, когда они охотятся. В бернском зоопарке видели, как медведь поймал воробья, а в другой раз не дал бы уйти и крысе, но она укусила его в губу, и он тут же выпустил ее.

На старинных картинах можно увидеть цыган с танцующими медведями. Гагенбек с ужасом рассказывал, как однажды, ничего не подозревая, его отец продал цыганам двух старых, отнюдь не ручных медведей. Цыгане целый день не давали им пить, а затем, накормив селедкой, поставили перед изнемогающими от жажды животными большие чаши с крепкой сильно подслащенной водкой. Вынужденные выпить это пойло, медведи захмелели и впали в беспамятство. Воспользовавшись их беспомощностью, цыгане отломили им клещами зубы, с мясом вырвали когти на лапах и продели в носовой хрящ железное кольцо. Когда животные очнулись, то, мучимые ужасной болью, даже не попытались напасть на своих жестоких хозяев. Теперь, к счастью, подобное варварство преследуется законом.

Дикие медведи, так же как и другие животные, обычно избегают встреч с человеком. И не стоит раздувать слухи об опасности, связанной с ними. Ущерб, причиняемый ими скоту, тоже незначителен и, как правило, сильно преувеличивается. Медведи питаются преимущественно растительной пищей и лишь в редких случаях нападают на домашних животных.

В национальных парках США медведи, живущие на свободе, — самое интересное для туристов; притягательную силу возможности своими глазами видеть «вольных» диких животных учитывают и в африканском национальном парке имени Крюгера, где туристы могут наблюдать из машин за слонами, львами и леопардами на расстоянии нескольких метров. Люди, все более отчуждающиеся от лона природы, которая их породила, и загнанные в искусственные каменные ущелья больших городов, приходят в восторг от такой безопасной встречи с крупными дикими животными в исконных местах их обитания. Поэтому было бы прекрасно, если в лесах центральной Европы вновь появились бы медведи — эти могучие и умные животные.

 

Животные и машины

В национальных парках США медведи часто подходят к машинам.

Почему многие дикие животные, спасаясь бегством, пересекают дорогу слева направо?

Когда впервые появились машины, люди смеялись над этими скрежещущими, воняющими монстрами, а объятых ужасом лошадей нельзя было сдержать. Ныне лошади не боятся машин, а нам теперь не до смеха. Исход борьбы давно решен. Во Франкфурте, в центре города, проезд конных экипажей вообще запрещен. Но побежденными оказались не только лошади, а вообще все живые существа, с ногами вместо колес и с кровью в жилах вместо бензина. Количество автомобилей увеличивается на Земле ежечасно, а численность животных с каждым часом уменьшается. Исход ясен.

Интересно, что думают животные об этих дурно пахнущих стремительных созданиях, сотворенных не природой, а человеком? Вряд ли мы сумеем это узнать, а вот как они на них реагируют, нам примерно известно. Большинство собак, по-видимому, так никогда и не поймут, что облаивать автомобили и кусать их колеса бессмысленно. Коровы же полностью игнорируют машины, преспокойно шествуя своей дорогой и не обращая ни малейшего внимания на гудки или сирены автомобилей. Козы бросаются от них врассыпную, тогда как мерин, пропуская машину, в лучшем случае подожмет зад или поднимет голову. Дикие африканские животные ныне почти не боятся машин, по крайней мере во многих национальных парках, где они видят их постоянно. Когда же несколько десятилетий назад там появились первые автомобили, животные или убегали, или, наоборот, с любопытством подходили, чтобы поближе познакомиться с этим новым, диковинным животным: «врагом оно не пахло, а кричало, пожалуй, словно гиена. Голову имело короткую с двумя огромными глазами, а шеи и вовсе не было, прямо как у носорога. В общем, оно смахивало на помесь слона с носорогом, а от них и убегать незачем».

Лишь иногда некоторые звери усматривают в машинах соперников, особенно когда эти жестяные конкуренты оказываются слишком близко или вторгаются в их владения. Так, одному из моих знакомых недавно пришлось проехать задним ходом несколько километров, потому что его упорно преследовали два белых носорога. А случалось и так, что близорукий носорог, воспылавший любовью, долго кружил вокруг машины, считая ее своей избранницей, а затем, обнаружив свою ошибку, впадал в ярость. Не одному шоферу пришлось, вынужденно взобравшись на ближайшее дерево, горестно наблюдать оттуда, как слон расправляется с его машиной. Один пожилой фермер однажды рассказал мне, какого он натерпелся страха со своей первой машиной, старым фордом, который брал крутой подъем только задним ходом и фары которого зажигались лишь при работе двигателя. Как-то четыре льва преградили ему дорогу и стали подходить все ближе. К счастью, они вовсе не проявляли признаков злобы и, по-видимому, испытывая острое любопытство, собирались лишь поближе познакомиться с этой удивительной штуковиной. Павианы же при появлении его автомобиля обычно отходили в сторону в самый последний момент, громко бранясь и в высшей степени возмущаясь. Затем они еще некоторое время преследовали ненавистное чудовище. Когда фермер однажды стремительно подъехал к стаду буйволов, то они не уступили ему дороги, а разделились на две группы, из которых одна зашла ему в тыл, чтобы отрезать путь к отступлению; хвала богу, что в последний момент он сумел ускользнуть от воинственных животных. Но пожалуй, особенно пострадала машина коллекционера животных Вальтера Шульца, на которую самонадеянный самец гну напал с такой яростью, что его рог глубоко застрял внутри радиатора и его пришлось вырубать топором.

Никто не может объяснить, почему многие животные, и среди них мелкие представители семейства кошачьих, а также грызуны, ящерицы, антилопы, бородавочники и жирафы, убегая от машины, в последний миг пересекают ей дорогу. Возможно, это общепринятый в животном мире отвлекающий маневр, однако для уверенного ответа предстоит еще очень тщательно и долго изучать общественную жизнь животных. Павианы, например, откровенно удирают от машины, после того как их арьергард установит направление ее движения. Точно так же они поступают, когда имеют дело с хищниками.

На современных автострадах, где автомашины развивают максимальную скорость, они наносят значительный ущерб всему животному миру. Так, на скоростных шоссе семи графств штата Пенсильвания за десять лет было обнаружено 125 460 сбитых машинами диких животных и птиц, не считая сотен погибших благородных оленей и тех сбитых животных, которые, будучи ранеными и пытаясь спастись, дотащились до придорожных кустов, где их затем разорвали хищники. По статистике страховых обществ США, в 1960 году автомобили задавили 41 311 оленей. Но так как ущерб, нанесенный автомобилю, возмещается лишь в том случае, когда превышает 100 долларов, и так как далеко не все машины застрахованы, то эта цифра явно занижена, возможно даже, что в три-четыре раза. В 1952 году на дорогах штата Виргиния было задавлено около 10 000 собак, 11 600 кошек, 10 800 кроликов и примерно 10 000 енотов, хомяков, иных мелких животных и более 4000 скунсов. В ФРГ, по сообщению министерства сельского хозяйства земли Гессен, на дорогах погибло около 200 000 зайцев, от 50 до 100 тысяч оленей и примерно один миллион певчих птиц.

Сами животные за время с 1 января по 30 сентября 1953 года стали причиной 6449 дорожных катастроф на автострадах ФРГ. А в следующем году во Франции по вине животных произошло столько дорожных катастроф, сколько и по вине пьяных водителей. По статистике сельскохозяйственных страховых обществ в ФРГ, в 1953 году животные ранили 36 549 работников сельского хозяйства и убили 169.

Один крестьянин, который несколько лет назад в мае подле местечка Франценхайм в округе Трир грузил в лесу дрова, был крайне изумлен, когда увидел под своим тягачом семь окрашенных в яркую полоску поросят. По-видимому, они приняли размеренное пыхтение «хе-хе-хе», издаваемое машиной на холостом ходу, за призывный крик самки кабана. Но еще более удивлен был австралийский фермер, ненадолго покинувший свою машину в зарослях за много миль от дома. Вернувшись, он обнаружил пропажу ключа зажигания, хотя далеко в округе не было ни единой живой души. Сделав по лесу большой круг, фермер нашел-таки наконец злополучный ключ в гнезде беседочницы воротниковой.

Самцы этой диковинной птицы славятся тем, что для исполнения брачных танцев и привлечения самок строят из веток маленькие сводчатые галереи или шалаши, украшая их блестящими предметами. Разновидность беседочницы, обитающая в восточно-австралийских влажных тропических лесах, собирает лишь предметы синего, зеленовато-желтого, серого и коричневого цвета.

А в одной маленькой гостинице беседочницы постоянно забирались в прачечную и таскали мешочки с синькой. Их «танцплощадки», находившиеся поблизости, были украшены пакетиками и голубыми цветами.

Энтомологи рассказывают, что у них с бивака украли серебряный столовый прибор, а также инструменты, необходимые для сбора коллекций. У одного из них пропал искусственный глаз, который он положил на ночь в стакан с водой, поставив его на тумбочку. После долгих поисков его наконец обнаружили в гнезде этой вороватой птицы. А в одной местности, где тянули телефонную линию, «танцплощадки» всех беседочниц, находившиеся по соседству, были в изобилии украшены винтами, кусками проволоки и частями инструментов.

Зебра не спеша трусит по обочине и позволяет нам обогнать себя.

Коровы убеждены в своем праве начисто игнорировать нужды транспорта.

Неожиданные встречи автомобилей с крупными животными могут иметь скверный исход не только потому, что животные чувствуют себя в опасности и им кажется, что на них нападают. Несколько лет назад в штате Вайоминг некий шофер застиг врасплох орла, клевавшего посреди шоссе кролика. Большая птица взлетела недостаточно быстро и ударилась о лобовое стекло. Когда машина наконец остановилась, выяснилось, что никого не ранило, хотя весь салон был усыпан осколками стекла. А орел, совершенно одурев, сидел на заднем сиденье. Лишь через несколько часов он оправился и улетел.

Окрестности озера Иди-Амин-Дада (б. оз. Эдуарда) изобилуют бегемотами, которые теперь охраняются. Каждую ночь одну из дорог, связывающих озеро Виктория с озером Эдуарда, пересекают сотни бегемотов, выходящих из воды, чтобы попастись на лугах. Несколько лет назад грузовик наскочил в темноте на бегемота. А это совсем не то, что наехать на собаку. Водитель ощутил сильный толчок, газанул, чтобы преодолеть неизвестное препятствие, но колеса закрутились в пустоте. Дело в том, что задняя ось грузовика оказалась на спине бегемота, который приподнял машину. Наконец оба чудовища расцепились, и бегемот снова бултыхнулся в воду. Трудно сказать, кто испугался больше: водитель машины или этот колосс.

Автомашина так и соблазняет поохотиться. Но это бесчестная охота. Сидя в удобной машине, нетрудно догнать животное, которое к тому же и не подозревает об опасности. Такая охота запрещена законом в подавляющем большинстве стран, но многие люди по-прежнему не могут противостоять соблазну легкой добычи. Вот какой опыт проделал однажды майор американских ВМС Дж. Джиллиленд. Решив испытать, как его земляки-автомобилисты соблюдают правила охоты, он установил чучело белохвостого оленя в кустарнике недалеко от дороги и, покуривая трубку, спрятался поблизости. Несмотря на то что охота была запрещена, уже первая машина остановилась у приманки и из нее по мнимому оленю открылась бешеная пальба. То же самое повторялось и почти со всеми следующими машинами. В самый разгар «охоты» из своего укрытия выходил майор и награждал каждого из этих потенциальных браконьеров сигарой. Однако запас сигар вскоре иссяк. Вечером следующего дня он насчитал в чучеле оленя 400 «ран», а вся земля вокруг него была усеяна свинцом. Мне удалось повторить в Африке этот эксперимент с чучелом антилопы. Он полностью удался во всех деталях.

И все же машины приносят пользу диким животным по меньшей мере в одном отношении. Когда при отлове обитателей степей стали использовать грузовики, животных стало гибнуть гораздо меньше. Раньше, если хотели поймать молодых зверей, часто вынуждены были пристреливать их родителей. Затем в Конго стали практиковать метод, при котором, обратив выстрелами и криками стадо слонов в бегство, ловили отстающих слонят и привязывали их веревками к дереву. Но и в этом случае, если какая-либо слониха возвращалась назад и, не давая себя запугать, пыталась отбить свое дитя, то ее иногда приходилось все-таки убивать. Когда же, как теперь чаще всего и делают в Кении и Танзании, при отлове животных используют два грузовика, то всегда удается обогнать убегающих слонят. При нападении же слона машина маневрирует и уезжает, так что встреча с ним не может стать смертельной ни для ловцов, ни для преследуемых животных. На грузовиках поэтому легче оттеснять отстающих слонят от стада. К тому же и сами слонята, потеряв из вида своих родителей, прямо-таки жмутся к машинам, ища с ними контакта и быстро успокаиваясь. Слонята явно считают, что грузовики чем-то напоминают слонов. Теперь ловцам, сидящим в машине, остается только снять контейнер, загнать туда слоненка, погрузить его в кузов и уехать. Так что ныне поимка слонов в восточной Африке протекает совершенно бескровно.

В часто посещаемых национальных парках Африки водителям машин и пассажирам запрещается открывать двери автомобиля и выходить из него. Дело в том, что львы, находящиеся поблизости, могут стать в этот момент очень опасными. Поэтому туристы едут в закрытой машине от одного кемпинга, обнесенного колючей проволокой, до следующего, где они смогут переночевать в бунгало или маленькой гостинице. Выходить за ограду строго запрещено и грозит штрафом. Национальный парк такого рода — это как бы «зоопарк наоборот».

Людям приходится оставаться как бы в клетках или за решеткой, тогда как животные разгуливают на воле. И то, что такие парки существуют, вызывает у работников зоопарков глубокое удовлетворение. Это же несколько примиряет их с автомобилями.

 

Левша или правша?

Стоит лошади начать бить копытом — и вы узнаете, правша она или левша.

Асси не прочь поиграть, но сиамская кошка гневно шипит, приняв угрожающую позу.

Американский дрессировщик Клайд Битти рассказывает, что как-то у него был лев, испытывавший страх перед пистолетом, палкой или головней, только если они были в левой руке. Оказывается, любые животные, а значит и львы, принадлежат к левшам или правшам и, следовательно, нападают (и защищаются) левой или правой лапой. Испанские матадоры знают, что у каждого быка есть свой излюбленный рог, которым он наносит удары особенно охотно. Считают, что орлы, канюки, соколы и совы держат свою добычу в воздухе в основном левой лапой. Ручная ворона весьма четко отличала правую руку служителя от левой. К правой руке, которая кормила ее, она относилась по-дружески. Левую же руку, порой отгонявшую или спугивавшую ее, она преследовала, как врага. Говорят, что гну, бубалы и другие животные саванны чаще всего пересекают дорогу перед машиной слева направо. Объяснить это можно лишь тем, что, очевидно, именно с левой стороны чаще всего нападают хищники.

Насколько все эти сведения достоверны, я не знаю. Некоторых животных, а именно попугаев, лошадей и человекообразных обезьян я сам исследовал долгое время, иногда месяцами. Чем больше занимаешься этим вопросом, тем труднее ответить на него однозначно.

Несколько десятков лет назад некий анатом из Тюбингена пришел к выводу, что знаменитая Венера Милосская вовсе не абсолютный идеал красоты, как это считалось до тех пор. Такое утверждение он распространил и на многие другие мраморные скульптуры древности. Основывался он на точном измерении черт правой и левой сторон лица: обнаружилось, что они вовсе не так уж правильны, да и к тому же не равны друг другу. Удивившись этому заключению, ученые поближе присмотрелись и к лицам живых людей. Выяснилось, что если портретную фотографию, снятую строго в фас, разрезать посередине, сделать зеркальную копию каждой из ее частей, а затем соединить попарно правые и левые половинки в одну фотографию, то эти «правые» и «левые» лица хотя и будут весьма похожи, но все же окажутся неидентичными. При изучении скелетов современного человека и черепов египетских мумий обнаружилось, что 97 % из них несимметричны. Было установлено, что, как правило, кости правой половины тела на одну двадцатую тяжелее костей левой половины; что левая глазница более похожа на четырехугольник, а более глубокая правая — скорее на круг; что левое глазное яблоко по отношению к правому чаще всего выступает на миллиметр вперед; что центр тяжести человека расположен не посередине, а в правой половине человеческого тела, что левая половина лба более выпукла и бугриста.

Но особенно заметна несимметричность строения живых организмов и в том числе людей на примере так называемых левшей и правшей.

По-видимому, с незапамятных времен повелось так, что люди предпочитали работать какой-либо одной рукой, и этой рукой преимущественно была правая. Орудия труда бронзового и железного веков, и прежде всего серпы, если судить по форме их рукоятей, почти всегда предназначались для правшей и лишь в исключительно редких случаях для левшей. По сообщениям печати, при исследовании ручных рубил каменного века также обнаружили нечто подобное, хотя они слишком грубы и бесформенны, чтобы утверждать это наверняка. Древние статуи, даже те из них, которые изваяны пять тысяч лет назад, чаще всего изображают человека, действующего правой рукой.

Языковеды тоже могут сказать нам кое-что по этому поводу. Во многих языках понятия «пять» и «левый» выражаются одним и тем же словом или имеют одинаковый корень. Это же относится к понятиям «правый» и «десять». Например, в латинском языке понятие «справа» выражается словом «декстра», а «десять» — словом «децем». Это можно объяснить тем, что еще в далеком прошлом люди считали до пяти на пальцах левой руки правой рукой, а от шести до десяти на пальцах правой руки.

У многих народов и во многих религиях левая рука считается неуклюжей и беспомощной, а правая — почтенной и порядочной. Так, в немецком языке слова «правый» и «справа» имеют общую основу, как и слова «неловкий» и «слева». Латинское слово «декстер» означает как «правый», так и «целебный», а слово «синистер» как «левый», так и «пагубный». В греческом языке дело обстоит точно так же. В религиозных обрядах магометан и евреев руки играют весьма различную роль. Еще и сейчас мы клянемся правой рукой, а левой, как говорят, «черт пиликает на скрипке». Если у нас все идет наперекосяк, то мы говорим, что «встали с левой ноги»…

Известно, что среди всего населения Земли правшей гораздо больше. Однако точно выяснить, сколько их на самом деле, совсем не так легко. Так как левши пользуются репутацией несколько неловких людей, то при опросах, например среди солдат, отнюдь не все сообщают о том, что они левши. Для того чтобы установить истину, исследуемых обычно побуждают выполнять различные рефлекторные действия, не объясняя причины, потому что только ярко выраженные левши явно обнаруживают сами себя, так как едят суп, откупоривают бутылку или пишут левой рукой. Более «скрытых» левшей можно обнаружить по ряду полупроизвольных действий. Так, обычно левши сдают карты с левой руки, левой рукой чистят зубы и обувь, бросают камни, забивают гвозди и режут хлеб, шьют или вдевают нитку в иголку. Что касается женщин-левшей, то их выдает то, как они чистят картошку, выжимают белье или стирают пыль. К рефлекторным движениям относится, например, «механизм» аплодирования. Ведь никто специально не думает, как именно это делать. Однако все левши, рукоплеща, хлопают наискось сверху вниз левой ладонью по правой. А среди правшей так не сделает и один из нескольких сотен человек. Но есть и такие движения, где правая и левая рука выступают как бы на равной. Скажем, то, как человек вытирает нос, поднимает чашку, застегивает пиджак или держит сигарету, весьма зависит от привычки и положения тела. Существуют правши, предпочитающие делать то или другое левой рукой. Обычно, да к тому же и часто, левой рукой придерживают поводья, ею же носят папки, сажают на нее маленьких детей, чтобы освободить правую руку для чего-либо более важного.

Правшам приходится лишь в силу серьезных обстоятельств, к примеру из-за повреждения правой руки, прибегать к постоянным услугам левой руки. Порой для этого достаточно и небольшого увечья. Так, скрипач-концертант после ампутации одной-единственной фаланги пальца правой руки вынужден был приспособиться водить смычком левой рукой и через некоторое время стал действовать ею так же искусно. То же, что левши по большей части приучаются действовать правой рукой, является, напротив, правилом. Да это и не удивительно. Практически все орудия труда изготовлены с учетом того, что ими будут пользоваться люди с ведущей правой рукой. В самом раннем детском возрасте нас приучают подавать «правую руку». Таким образом, существует множество мнимых правшей, являющихся от природы левшами. При опросе сотни взрослых мужчин обычно обнаруживают не более четырех-пяти левшей, среди женщин — вдвое меньше. Но при обследовании детей дошкольного возраста процент левшей подскочил примерно до 20. Однако к концу первого же учебного года он вновь заметно упал. Правда, в юношеском возрасте число левшей опять несколько возрастает, возможно, потому, что влияние воспитания к этому времени ослабевает. Впрочем, младенцы начинают отдавать предпочтение какой-либо руке уже на седьмом месяце жизни. Некоторые исследователи дотошно выспрашивали рекрутов-левшей, не было ли среди их родителей и более далеких предков левшей, и, как правило, так и оказывалось. И потому длительное время полагали, что речь идет исключительно о наследуемой особенности. Однако специальные научные исследования, объектом которых были близнецы, продвинули нас и здесь еще на несколько шагов вперед. Однояйцевые близнецы развиваются, как известно, из одной оплодотворенной яйцеклетки, а значит, наследственность у них совершенно одинакова. Таким образом, однояйцевые близнецы — это практически один и тот же человек, но в двух лицах. Все то, чем они все-таки отличаются друг от друга, очевидно, не связано у них с наследственностью, а, скорее всего, привнесено со временем под влиянием среды и воспитания. Фершуер обследовал 514 таких близнецов, похожих друг на друга как две капли воды, чтобы выяснить, какая рука у них доминирует. Выявилось, что 67 % близнецовых пар оказались правшами, 5 — левшами, а у 28 % — один из близнецов был левшой, а другой — правшой. Вывод, который заставляет предположить, что в этом последнем случае близнецы либо не были однояйцевыми, либо же, а это — ответственнейшее предположение, эти признаки не наследуются, а возникают под влиянием окружающей среды. Конечно, нужно помнить, что такие влияния младенец начинает испытывать еще до рождения, в утробе матери. Будущие дети лежат в матке по-разному, и из-за этого у них лучше развивается правая или левая половина мозга, как раз и отвечающая за то, какая конечность будет доминирующей. Таким образом, наряду с наследственными факторами здесь частично принимают участие последующие до- и послеродовые воздействия. Однояйцевые близнецы, например, очень часто занимают во сне одинаковое, но относительно друг друга зеркальное положение. Тогда как один лежит на правом боку, положив под голову правую руку, другой покоится на левом, а под головой у него левая.

С этих позиции, пожалуй, можно объяснить и некоторые другие особенности личности. И поэтому о левшах уже не раз велись споры. Полагают, что среди них больше заик, косоглазых, дальтоников, глухонемых, умственно недоразвитых и правонарушителей, чем среди правшей. Однако, согласно теории наследственности, версия о прирожденной неполноценности левшей не выдерживает критики.

Гораздо правдоподобнее другое объяснение. Во-первых, из-за малой численности левшей их можно уподобить «белым воронам». Но человеческая психика устроена таким образом, что, если при изучении редких экземпляров — «белых ворон»— один из них окажется в чем-нибудь ущербным, такая ущербность приписывается всем этим экземплярам. Во-вторых, было установлено, что у правшей, вынужденных тренировать левую руку, например после утраты правой, нередко возникают временные расстройства речи, в частности заикание. Видимо, это связано с перестройкой функций мозговых полушарий, а именно с перемещением речевого центра в правую половину мозга. Ведь у правшей речевой центр находится в левой половине мозга, а у левшей — в правой, как однозначно было установлено при ранениях мозга. Следовательно, возникновения подобных побочных явлений можно ожидать и тогда, когда левша по каким-либо причинам становится правшой.

Но даже если предположить, что правшами становится столько же левшей, сколько правшей — левшами, то заик среди 5 % левшей (то есть среди всей их суммарной численности) будет в процентном отношении больше, чем среди 95 % правшей. Однако на самом деле левши гораздо чаще превращаются в правшей, чем наоборот. Из этого следует, что от природы левши обладают такой же здоровой наследственностью и жизнеспособностью, как и правши. А то, что у них некоторые недостатки встречаются чаще, объясняется исключительно незначительной численностью левшей и тем, что они чаще вынуждены «ломать» свой стереотип, тренируя правую руку, чем наоборот.

Дверца клетки, в которой живут Йорингель и Йоринда, пара принадлежащих мне карликовых попугайчиков, осталась открытой. Йорингель время от времени делает круг по комнате, но вскоре снова скрывается в своем жилище. Вот здесь у окна он сидел и оставил памятку об этом на стекле. Эта полоска случайно закрывает от меня голову кошки, сидящей во дворе на заборе. Когда же я, не поворачивая головы, прищурил левый глаз, пятно по-прежнему осталось на месте. Но стоило мне, открыв левый глаз, зажмурить правый, то пятно соскользнуло с ее головы на заднюю часть туловища. Захватывающее открытие! Значит, левый и правый глаз видят два различных изображения: это и понятно, ведь глаза находятся друг от друга на некотором расстоянии. В мозгу же, накладываясь друг на друга, они сливаются в единое целое. Но правый глаз сильнее, он подавляет левый, ибо пятно, когда я смотрю обоими глазами, не смещается, оставаясь на том же месте, как и тогда, когда я смотрю только правым глазом. Значит, у меня доминирует правый глаз, как и у трех четвертых человечества. Лишь 23 % людей видят лучше левым глазом, и только 2 % одинаково хорошо видят обоими глазами. Между доминирующим глазом и доминирующей рукой существует принципиальная связь. У правшей в основном доминирует правый глаз. Если же доминирует левый глаз, то с известной степенью вероятности можно предположить, что его владелец от природы левша. При косоглазии у правши косит, как правило, левый глаз, у левши же, напротив, чаще всего косит правый глаз. Итак, доминирующее развитие правого глаза и правой руки — явления, свидетельствующие о преобладающем развитии одной половины тела, тем более что и одна из ног у нас также доминирует. Почти у всех правшей — это правая нога. У трех четвертых всех левшей более сильной оказывается левая нога. Доминирующая нога легко определяется при отталкивании во время прыжков в длину, при игре в футбол и во время скольжения на льду. Ярко выраженные левши садятся на велосипед с правой стороны. В подавляющем большинстве правши снашивают сначала правую подметку, а левши — левую. В то же время не имеет ровно никакого значения, какую ногу сидящий человек забрасывает на другую.

Таким образом, доминирование глаз, рук, ног — лишь проявление того, что в строении организмов людей и животных заложена некоторая асимметричность. Вильгельм Людвиг весьма подробно осветил этот вопрос в своей книге «Проблема правшей и левшей».

Существуют люди, вообще не видящие разницы между «лево» и «право». Зато большинство людей тут же укажут вам, как бы неожиданно их не спросили, где левая или правая сторона их тела, где «лево» или «право» в пространстве. И как бы посредине между двумя этими группами людей располагаются люди, находящие надлежащую сторону лишь с помощью всяких мнемонических приемов, например: «Правая рука — это рука, на которую надето обручальное кольцо». Все без исключения младенцы не различают правую и левую стороны, но к шести годам дети в основном усваивают эту разницу. По отношению к общему числу людей численность тех из них, которые не усваивают понятий «право» и «лево», составляет от 16 до 20 %. Этот недостаток не сказывается на способностях. Знаменитый ученый Гельмгольц был, например, совершенно не в состоянии отличить правой стороны от левой.

Попугаи, как известно, едят, стоя на одной лапке, а другой подносят пищу к клюву. Обычно никто не обращает внимания, на какой именно лапке стоит их питомец. Поэтому я попросил понаблюдать за 131 попугаем и выяснить, какой лапкой они предпочитают пользоваться для склевывания с нее пищи. Оказалось, что 60 % птиц ели лишь с помощью правой, а 40 % лишь с помощью левой лапки.

Несколько месяцев жизни я посвятил изучению лошадей, чтобы выяснить, какой их процент является правшами и левшами. Когда лошади нетерпеливо стучат копытами, то 77 % из них явно предпочитают делать это одной и той же ногой. Примерно половина их при этом отдает предпочтение правой, а остальные левой ноге. Да и в других случаях, галопируя ли, прыгая ли, или преодолевая препятствия, многие лошади пользуются доминирующей ногой, но и здесь у половины из них эту роль играет левая, а у остальных правая нога. Подобным же образом ведут себя и обезьяны, в том числе человекообразные. Зато среди слонов, по-видимому, преобладают правши.

В этом и кроется, значит, еще одно отличие животных от людей. Несмотря на то, что у многих животных есть доминирующие конечности, как и у нас, но правшей среди них не 95 % как среди людей, а чаще всего половина. Другую половину составляют левши. А вы определили, кто вы от природы?

 

Загадки слуха

Мой сын Михаэль записывает на магнитофонную пленку голос дикого слона.

Сидишь ночью на опушке и наслаждаешься безмятежным покоем, хотя вокруг все насыщено пронзительными звуками, издаваемыми мотыльками, другими насекомыми, летучими мышами. Но люди не слышат этого, подобно радиоприемнику старой марки, настроенному на узкий диапазон радиоволн. Вместе с тем у людей совсем не такой уж плохой слух, и дело лишь в диапазоне улавливаемых звуковых волн. К тому же не все живые существа, обитающие в этом мире, слышат в нашем понимании этого слова. Некоторые из позвоночных, например змеи, совершенно глухи; в мире безмолвия живут также черви, раки, моллюски. Иное дело зрение. Им владеет большая часть животных, хотя не у всех оно цветное и не всегда столь острое, как у человека и шимпанзе или, например, у орлов и канюков.

Если тронуть любую струну скрипки, она начнет колебаться, но частота колебаний будет различной, завися от длины, толщины и натяжения каждой из струн. Скажем, струна «а» колеблется с частотой 200 герц, а струна «б» — с частотой 65 герц. С такой же частотой колеблется воздух, приводимый в волновое движение. Достигнув уха, колебания воздуха раздражают определенные чувствительные клетки, а те в свою очередь посылают в мозг слабые электрические импульсы, воспринимающиеся им в виде звуков.

Вот у пруда пляшет рой комаров, но в тот момент, когда с железной дороги доносится пронзительный свист локомотива, весь рой, вздрогнув, тут же опускается. Можно решить, что комары услышали свисток. Но это будет поспешным суждением. Звук не обязательно слышать, его можно осязать. Совершенно глухой человек, приложив кончики пальцев к гортани другого человека, в принципе может понять его. Элен Келер была слепа и глуха. Но, обладая волей огромной силы, она сумела получить высшее образование. Более того, ей даже удалось научиться играть на органе и наслаждаться музыкой.

Комнатная муха взмахивает крыльями 320 раз в секунду, а пчела — 190. Редкие колебания, например с частотой 16 герц, воспринимаются как звуки очень низкой тональности, как гудение. Частые же колебания воздуха мы оцениваем как пронзительные, звенящие или жужжащие. Именно такие колебания вызываются крыльями насекомых. Среди птиц этим же свойством отличаются колибри, невероятно часто взмахивающие крыльями. Вероятно, поэтому по-английски их называют «хэмминг бёдз», то есть жужжащими птицами. Ни одно другое позвоночное животное не в состоянии так часто и долго махать крыльями, у него бы начались судороги.

Муха делает в секунду сотни взмахов крыльями, и, пожалуй, можно представить, что ее нервы воспринимают в отдельности каждое волновое колебание воздуха, возникающее в полете другой мухи при каждом взмахе ее крылышек. Возможно, что она воспринимает колебания в виде звуков, хотя это и не доказано. Если осторожно прикоснуться пальцем к камертону, звучащему на очень низкой ноте, то мы почувствуем его вибрацию. Следовательно, в одно и то же время слух воспринимает колебания в виде звуков, а осязание — в виде движения.

Если, имитируя звук з-з-з-иии, направить его источник на ярко окрашенную гусеницу бражника, то, придя в неистовство, она начинает дергать головой и кончиком хвоста вправо и влево. Это движение инстинктивное, и вызвано оно стремлением избавиться от страшного врага — осы-наездницы, которая издает похожий пронзительный звук, когда вонзает в гусеницу свой длинный меч-яйцеклад, чтобы отложить в ней яйца. Бесспорно, что гусеница реагирует на звук, но мы не можем утверждать, что она его именно слышит.

«Счастливо живут цикады, ведь у них немые жены», — зло заметил древнегреческий историк и писатель Ксенофонт. И действительно, у кузнечиков и сверчков «поют» только самцы, и делают они это иначе, чем мы. Для того чтобы произвести звук, мы должны выдохнуть из легких воздух, заставляющий голосовые связки звучать. Голоса насекомых рождаются зачастую совсем в других частях туловища, например на брюшке или на ножках. Таракан музицирует, проводя лапкой по своего рода стиральной доске, которую он носит на брюшке. Кузнечики стрекочут, ведя зубчатой кромкой ножек по ребрам крыльев, так, как делаем мы, быстро проводя расческой по ребру игральной карты, заставляя ее издавать звук.

Цикады, конечно, не стали бы музицировать, если бы их не слышали другие цикады. И действительно, безмолвные самочки тотчас же устремляются к самцам, когда те начинают стрекотать. Дотошные исследователи, чтобы исключить возможность влияния на самок какого-нибудь запаха, издаваемого самцами, поместили музицирующих насекомых у микрофона, а отводную трубку положили в соседней комнате, где отдельно находились самки. И самки устремились к трубке, а не к своим суженым. Вероятно, и у них имеется орган, заменяющий им уши. Ученые тщательно его искали и обнаружили, но не на голове, как у людей и позвоночных, а на ногах. Эти «уши» представляют собой полости, обтянутые снаружи кожицей, играющей роль барабанной перепонки. Вокруг нее расположены чувствительные клетки. Как только барабанная перепонка под действием звука начинает колебаться, клетки передают раздражение, вызванное колебаниями, в мозг. То, что это действительно так, можно доказать просто и убедительно. Дело в том, что при стрекоте кузнечик, словно телеграфист, передающий азбуку Морзе, посылает отдельные, следующие через постоянные интервалы времени, звуки. Другой музыкант подстраивается таким образом, что его пение звучит в паузах выступления первого маэстро. Выходит чудесно, но лишь пока перепонки целы. Если же в них оказываются отверстия, то певцы начинают петь вразнобой, и с дуэтом покончено: они не слышат больше друг друга.

В коридоре нашей квартиры для детенышей гориллы повешены качели. Гориллята давно научились друг у друга тому, что рано или поздно начинает делать каждый ребенок, а именно: всякий раз движением тела слегка подталкивая спускающиеся качели, взмывать все выше. В зависимости от длины они качаются быстрее или медленнее, то есть длина качелей определяет частоту их колебаний. А у каждых качелей она своя, вполне определенная. И вот нашему маленькому толстяку Томасу приходится тратить больше усилий, чтобы подталкивать качели в определенном ритме. В этом и кроется тайна резонанса. Откиньте крышку фортепьяно, нажмите на педаль, чтобы ничто не мешало струнам звучать в полную силу, и громко пропойте звук любой высоты. Струна, настроенная на эту высоту звука, тихо задрожит и зазвучит. По этому же принципу действует и наше ухо, разве только «струн» в нем больше, более двадцати тысяч. В отличие от лягушек и кузнечиков, у которых барабанная перепонка, закрывающая резонаторное отверстие, находится прямо на поверхности тела, у собаки или человека она расположена в основании глубокой воронки — слухового прохода (см. рис.).

На этой схеме показано, каким образом нам удается воспринимать в виде звуков колебания воздуха.

Фортепьянная струна колеблется с частотой 200 герц (в). Ее колебания достигают уха, попадают на барабанную перепонку, и она начинает колебаться с той же частотой. Эти колебания передаются слуховыми косточками на овальную мембрану (а), закрывающую вход во внутреннее ухо. Затем звуковые волны по U-образной петле внутреннего уха достигают круглой мембраны (б). В зависимости от частоты колебаний в резонанс входит одно из волокон, или «струн», внутреннего уха (в). Возникшее раздражение передается клеткой-рецептором в мозг и воспринимается там в виде определенного звука.

Для того чтобы мы могли различить голоса двух людей, находящихся в 20 метрах от нас, расстояние между ними должно составлять по меньшей мере три метра. Собака услышит их, если это расстояние сократится до одного метра, а кошка — даже в том случае, когда оно будет всего 60 сантиметров. В то же время снегирь, лишенный ушных раковин, сумеет определить, откуда доносится звук, только в том случае, если источники разделяет 8,5 метра. Итак, из всех упомянутых здесь персонажей кошке явно принадлежит первое место.

Слуховые косточки: молоточек, наковальня, стремечко, — сообщают уловленные ими колебания второй овальной мембране, закрывающей полость внутреннего уха. Внутреннее ухо — это длинный, изогнутый спиралью канал, наполненный жидкостью. Я изобразил его в виде изогнутой полукругом металлической трубки, так как он находится в неподвижных костях черепной коробки. Жидкости почти не сжимаются. Когда стремечко вдавливает мембрану в этот заполненный жидкостью канал, возникает волна сжатия. Она в свою очередь выгибает мембрану, закрывающую полукружный канал с другого конца. Таким образом, любое колебание воздуха, любой звук через барабанную перепонку передается волнами сжатия внутреннему уху. Вся полость внутреннего уха разделена продольной пленкой. От нее отходят слуховые волоски, наискосок протянутые к стенкам канала. Длина слуховых волосков различна: если в начале канала она составляет всего одну двадцатую миллиметра, то по мере приближения к U-образной петле канала она постепенно растет и доходит до половины миллиметра. В каждом ухе примерно двадцать тысяч слуховых волосков. На рисунке они изображены в виде нескольких фортепьянных струн. Я это сделал сознательно, чтобы напомнить об идее великого естествоиспытателя Гельмгольца, который предположил, что слуховые волоски являются некоторым образом струнами, каждая их которых настроена на строго определенную высоту (или частоту) звука. В зависимости от частоты колебаний, сообщаемой барабанной перепонкой жидкости, в резонанс с колебаниями входят совершенно определенные слуховые волоски — точно так же, как в фортепьяно. Каждый слуховой волосок соединен с нервной клеткой — рецептором. Если волосок колеблется, то в соответствующей нервной клетке возникает раздражение, передающееся определенным клеткам мозга, где и воспринимается нашим сознанием в виде звука. Только поэтому мы и можем наслаждаться операми Вагнера, а волки и любые другие высшие животные — общаться меж собой.

Частота самого низкого звука, который способен услышать человек, составляет 16 герц, а самого высокого — 20 000 герц. Зато верхняя граница колебаний, воспринимаемых собакой в виде звуков, находится на частоте 80 000–100 000 герц. Поэтому собак можно выдрессировать на звук свистков, которые совершенно не слышимы человеческим ухом. Кузнечики издают и слышат звуки частотой до 90 000 герц, навозные жуки — до 40 000, а у многих ночных бабочек диапазон слышимых колебаний начинается как раз на тех частотах, где человек слышать перестает. Верхний же предел слышимых ими колебаний равен 175 000 герц! Если с помощью свистков особой конструкции издать эти звуки сверхвысокой частоты, то ночные бабочки внезапно сделают в воздухе маневр или же упадут на землю. И у них есть на то все причины, так как подобные звуки испускают летучие мыши — главные их враги.

Еще в 1790 году итальянский ученый Спалланцани заметил, что летучие мыши уверенно летают по совершенно темной комнате. Совы же в подобных условиях наталкиваются на стены, так как для ориентации им нужен хотя бы слабый проблеск света. Летучие же мыши ловко уклоняются от столкновений с развешанными у них на пути проводами и ветками, и лишь когда им заклеивают воском уши, этой черной магии наступает конец. Прошло 150 лет, пока в 1940 году некий голландец и два англичанина независимо друг от друга обнаружили, что летучие мыши все время издают недоступные нашему слуху ультразвуки. Они отражаются от стен и предметов, и летучие мыши, хотя и не видят в темноте, что их окружает, точно ориентируются на слух. Сидя на месте, эти животные тем не менее знают, где стена гладкая и где шероховатая, где проходят трещины или находятся выступы, за которые при необходимости они цепко хватаются. Они пролетают в узкие щели и отверстия, не задевая стенок.

Птицы, в отличие от летучих мышей, воспринимают звуки в диапазоне слышимости человека. Правда, им доступны лишь восемь-девять октав, то есть в три-четыре раза меньше, чем человеку. Они столь же хорошо улавливают и различают отдельные звуки и, обладая абсолютным слухом, хорошо их запоминают и в точности воспроизводят. Многие птицы гораздо музыкальнее большинства людей. Черный дрозд варьирует свою тему, намечает ее пунктиром и изменяет темп и тембр звучания, расширяет и сужает интервалы, заимствует и улучшает мелодии. Короче говоря, он сочиняет. Недаром такие композиторы, как Бетховен и Моцарт, использовали «музыкальное наследство» птиц.

В книгах по биологии вплоть до нынешнего времени писали, что рыбы немы и глухи. Но вот исследователь по имени фон Фриш провел серию опытов. Включая звук одной и той же определенной частоты, он кормил гольянов, содержавшихся в аквариуме; при звуке другой частоты он их «наказывал», толкая тонкой стеклянной палочкой. И что же? Рыбки, которым приписывают совершенную глухоту, вскоре стали с нетерпением подплывать на один звук, а услышав другой — удирать и прятаться под камнями. Так обнаружилось, что почти у всех исследованных рыб более или менее хороший слух. Вода проводит звуки хуже воздуха, и, чтобы лучше слышать, многие рыбы пользуются плавательными пузырем, колебания которого передаются через систему звуковых косточек во внутреннее ухо. Исключительно тонким слухом обладают карпы, а форели, окуни, щуки и большая часть морских рыб туги на ухо. Киты и дельфины слышат хорошо.

Из исследовавшихся пресмыкающихся плохо различают звуки ящерицы. Черепахи долгое время считались глухими на том основании, что к ним легко приблизиться сзади, а голову они втягивают, лишь увидев преследователя. Но однажды на панцире черепахи, прямо у головного отверстия установили молоточек из губчатой резины. Всякий раз, когда зуммер издавал определенный звук, молоточек ударял черепаху по голове. После того как это было проделано множество раз, черепаха стала втягивать голову при одном лишь звуке зуммера и продолжала поступать так даже после того, как молоточек был снят с ее панциря. Значит, черепаха тоже слышит. Ревут и реагируют на множество звуков и крокодилы.

Владельцы собак часто пишут мне о поразительных способностях собаки в области слуха. Находясь в квартире на пятом этаже, пес проявляет беспокойство, когда возвращающийся домой хозяин еще даже и не вошел в парадную дверь или когда его машина еще едет по соседней улице. Собаки слышат не только недоступные нашему слуху звуки, они превосходно определяют, откуда они исходят. Для рыб же это дело почти невозможное. Они чувствуют лишь, что где-то раздается чавканье, рев или ворчание — обиходные звуки, общепринятые у рыб. Но им трудно установить направление этих звуков.

Если, завязав нам глаза, попросят двух человек начать разговор в двадцати метрах от нас, то этим двоим придется отойти друг от друга на три метра, чтобы мы могли понять, что именно они говорят. Собака сможет явственно различить команды, когда это расстояние сократится до одного метра, а кошка услышит, что ее зовут, если оно будет составлять всего лишь шестьдесят сантиметров. Помимо слухового аппарата как такового, многим животным отлично помогают их большие, красивые, подвижные ушные раковины. Смотря на какой-то движущийся предмет, лошадь и уши поворачивает в том же направлении. Такие уши способны постоянно прослушивать окрестность во всех направлениях. И поэтому висячие уши многих искусственно выведенных пород собак являются для них большим недостатком. Когда возникает необходимость более или менее точно определить направление звука, им приходится наклонять голову. Звуки, еле улавливаемые человеком на расстоянии до трех метров, собака слышит на расстоянии в 24 метра. Один из зоологов исследовал слух двух воспитанных им ручных рысей. Он и другие люди слышали полицейский свисток на расстоянии, не превышавшем 2,5 километра, а три собаки, бывшие вместе с ним, — на расстоянии от 3,25 до 3,5 километра. Рыси же слышали его даже на расстоянии до 4,5 километра. Следовательно, о некоторых людях с полным основанием говорят, что у них «рысий слух». Собаки тоже очень хорошо различают близкие по частоте звуки.

В некоторых отношениях наш слух совершеннее зрения. Видя белый свет, мы не в состоянии сказать, представляет ли он смесь всех цветов солнечного спектра или же только дополнительных цветов — синего и оранжевого. А наше ухо на нечто подобное способно. Играющая скрипка издает звук определенной частоты и целый ряд обертонов, то есть звуков более высокой частоты. Смесь основного тона с обертонами и определяет тембр звучания инструмента. И мы, даже слушая концерт, передающийся по радио или записанный на пластинку, распознаем на слух скрипки, трубы, флейты по их тембру. А значит, наше ухо весьма хорошо оценивает отдельные звуки, из которых и складывается общее звучание.

Ну, а что было бы, если бы мы обладали слухом летучих мышей или кузнечиков? И как писали бы тогда свои симфонии и оперы наши композиторы?!

 

Животные и авиация

Если женишься в двадцать лет, то, когда перевалит за сорок, не приходится возить детскую коляску. Сыновья — уже взрослые мужчины, вместе с которыми можно предпринять что-либо дельное. Мой младший сын Михаэль любил животных так же, как и я. С 16 лет он был моим спутником почти во всех путешествиях за пределы Европы. И чаще всего мы были в буше только вдвоем. Правда, склонность, перепачкавшись маслом и покрывшись коркой грязи, копаться в хитросплетении «внутренностей» потерпевших аварию автомобилей и в конце концов исправлять их, он определенно унаследовал не от меня. Несколько лет назад ему все-таки удалось приохотить меня к автомобилизму, и, более того, мне, человеку уже немолодому, пришлось держать экзамен на пилота. Во время одной из последних экспедиций по Африке Михаэль пристрастился летать на авиетке. К слову сказать, и я тоже.

Поршневые пассажирские самолеты чаще всего летают над облаками, на высоте 3000 метров, со скоростью 500 или более километров в час. Авиетка же гораздо тихоходнее, а высота полетов составляет обычно семьсот, пятьсот, а то и меньше метров. Это нас вполне устраивало, потому что с таких высот видны и антилопы, и шакалы. Чтобы Михаэлю было удобнее фотографировать, мы вынули в нашей авиетке все стекла. Правда, мы были наказаны за такое прегрешение тем, что встречный поток воздуха со страшной силой стал хлестать нам в рот и нос, а это даже под экватором грозит серьезной простудой: ведь на высоте и там становится весьма холодно.

Летать в Африке гораздо дешевле, чем ездить на машине, да и перемещаешься, разумеется, значительно быстрее. Часа не пройдет, как на самолете пролетишь над всей той местностью, по которой на машине пропетляешь целый день по серпантину пыльных или грязных горных дорог. Одного мы только порой не знали, как приземлиться.

Однажды мы растерянно кружили над степным лагерем зверолова Кэрру Хэртли, живущего в центре области May-May (Кения), и ему пришлось специально проехать на машине по заросшей травой взлетной полосе, чтобы мы наконец смогли обнаружить узкую, длинную дорожку, по-видимому, пригодную для посадки. «Ну это я мигом исправлю», — виновато сказал Хэртли. Родившись в Кении полвека назад, он еще ни разу не выезжал за пределы Африки, но именует себя шотландцем. И исправил, попросив какого-то негра пройтись по ней бороной. После этого посадочная полоса и вправду стала с воздуха заметнее, но стала производить впечатление вспаханного под пар поля. И все же мы снова взлетели.

Когда над Африкой только начинали летать первые пассажирские самолеты, пилоты нередко забавлялись тем, что, почти пикируя, снижались над стадами антилоп или слонов и, наведя на них ужас, разгоняли животных. Никого при этом не беспокоило, сколько их в паническом бегстве попадало в топи или оказывалось в местах обитания других стад, где вспыхивали ожесточенные схватки, часто приводившие зверей к гибели. Поэтому в настоящее время минимальная высота полета повсюду должна составлять от 600 до 700 метров и не только в Африке, но также над лесами Европы и Северной Америки.

Правда, там, где животные почему-либо привыкают к самолетам, они перестают обращать внимание на этих с шумом пролетающих птиц. Вот какой случай произошел на небольшом частном летном поле, принадлежащем одному из фермеров и находящемся поблизости от национального парка имени Крюгера. Однажды на это поле приземлился маленький спортивный самолет. Когда пилот собрался подрулить самолет к ангару, а было это средь бела дня, он вдруг увидел, что прямо к машине направляется львица с тремя львятами. По-видимому, ее очень заинтересовал этот новый «зверь». К счастью, мотор самолета еще работал, и пилот снова взмыл в воздух. Заложив вираж, он снизился над львицей, но она и ухом не повела. Когда он во второй раз, теперь уже совсем низко пролетел над ней, она рыкнула и ударила лапой по самолету, явно вызывая его на бой. Пилот вместе со своим самолетом оказался бессильным перед львиным семейством. Львица удалилась лишь после того, как к летному полю подъехал грузовик с местными жителями, громко обсуждавшими происшествие.

Этому фермеру, его звали Кэмпбэлл, пришлось построить особо прочный ангар, недоступный для львов. Дело в том, что хищникам явно доставлял удовольствие звук разрываемой когтями самолетной обшивки. Не менее забавлял их и грохот лопающихся покрышек. Его самолет, простоявший однажды ночью на поле, утром выглядел так, словно его исполосовали перочинными ножами школьники. Не только львы, но и гиены приняли участие в «разувании» его шасси, изодрав в клочья покрышки.

До какой степени животные привыкают к самолетам, видно, например, по поведению антилоп гну и зебр в заповеднике «Умфолоцци» и в округе Блухлуве, где муху це-це — распространителя сонной болезни — уничтожают, распыляя с самолетов инсектициды. Несмотря на то, что прямо над верхушками деревьев с ревом проносятся чуть ли не эскадрильи самолетов, эти очень возбудимые животные почти не поднимают головы.

Вообще теперь самолеты часто используют для оказания помощи животным. В США, в штате Вашингтон, крупные стада вапити — гигантских благородных оленей, обитающих в Америке, — в суровые зимы постоянно вторгались во фруктовые сады и на поля. Разъяренные фермеры вознамерились наконец истребить всех до единого оленей. Тогда управление заповедников обратилось за помощью к авиаторам. Используя вертолеты, низко зависавшие над стадами, удалось отогнать голодных животных в леса, где их подкармливали. Постепенно такая необыкновенная «пастьба» оленей с вертолетов вошла в традицию и осуществляется каждую суровую зиму.

В 1951 году в США, в штате Айдахо, с помощью самолетов провели операцию по расселению бобров. Их отлавливали на сельскохозяйственных угодьях, где маленькие строители плотин, создавая искусственные водоемы, затапливали луга и поля. Затем пойманных зверьков попарно рассадили в маленькие клетки и сбросили с парашютами с высоты 150–300 метров над безлюдными горными местностями. Клетки были устроены так, что от удара о землю открывались. По сообщениям прессы, при выброске не погиб ни один из бобров, а было их 960. Некоторые из них ушли от места приземления более чем на 30 километров и даже перевалили горные хребты, прежде чем обрели новые понравившиеся им места обитания. После успешного завершения этого воздушного переселения трапперов обязывают на каждые девять шкурок, снятых с добытых ими бобров, поймать и сдать одного живого бобра. К ушам «летающих бобров» прикрепляются метки с номерами, так что позднее, когда их поймают или убьют, можно будет определить их возраст и пути миграции. Даже форели теперь научились летать. В последние годы в Калифорнии с самолетов заселяют все больше высокогорных озер. В 1950 году в горные водоемы, расположенные на высотах от 1500 до 3600 метров над уровнем моря, сбросили 1 685 000 мальков форелей. Над каждым озером, а их несколько сотен, сбрасывают от 2000–3000 до 10 000 тысяч мальков. Их «высевают» на высоте 100–250 метров. Пролетев вначале по дуге примерно 60 метров, они затем пикируют вниз, с шумом плюхаясь в воду на площади в 700 квадратных метров. Несмотря на то что самолетам со столь деликатным грузом зачастую приходится перелетать через горные цепи высотой свыше 4000 метров, стоимость доставки мальков с их помощью составляет всего одну пятую часть средств, которые приходится затрачивать на перевозку их вьючными лошадьми. В штате Нью-Йорк мальков речных форелей расселяли, используя даже миниатюрный цеппелин.

В Гузбее, на полуострове Лабрадор, на базе ВВС США в настоящее время готовят собак-парашютистов, натренированных на спасение летчиков, совершивших вынужденную посадку. Сани, собаки и снаряжение выбрасываются отдельно. Вожатые собак утверждают, что прыгают они весьма охотно и, несомненно, предпочтут приземление в снег сидению в неустойчивом самолете.

По недосмотру несколько лет назад во время авиационной катастрофы, случившейся поблизости от Рима, в Европу проник новый для нее вид животных. Машина филиппинской авиакомпании разбилась вблизи аэропорта; погибло 17 пассажиров, а багаж превратился в кучу хлама. Неудивительно поэтому, что среди него затерялась посылка с куколками бабочек, предназначавшихся штуттгартскому ботаническому саду «Вильгельмина». Событие это постепенно забылось. Каково же поэтому было изумление римских энтомологов, когда в следующем году им принесли разноцветных гигантских бабочек, размах крыльев у которых составлял 25 сантиметров. Это были атласские шелкопряды из Юго-Восточной Азии. 50 куколок, находившихся в картонной коробке, в отличие от людей уцелели во время катастрофы.

Сборники рассказов для молодежи прежде изобиловали совершенно фантастическими приключениями, связанными с нападением птиц на людей и самолеты. Но я не верю в то, что птицы и в самом деле могут нападать. И все-же столкновения с ними опасны, так как при бешеных скоростях современных самолетов тело птицы уподобляется снаряду. Лишь совсем недавно на границе Кении и Эфиопии, столкнувшись с коршуном, разбился аэроплан. В задачу экипажа другого пострадавшего самолета входило наблюдение за последствиями чумы, свирепствовавшей среди принадлежащих кафрам буйволиных стад. Пилот, который только что уклонился от опасного соседства со стаей хищных птиц, круживших над падалью, неожиданно столкнулся с грифом-стервятником. Пришлось совершить вынужденную посадку. На земле обнаружилось, что самолет сильно поврежден и летчику с наблюдателем ничего не оставалось, как совершить 45-километровый марш-бросок по труднопроходимой глухой местности до ближайшей деревни.

Осенью 1953 года в газетах ФРГ под крупным заголовком было помещено эффектное сообщение: «Столкновение с тучами аистов. Самолет терпит катастрофу. Завещание написано в воздухе». Согласно ему, большой четырехмоторный самолет, принадлежащий одной из индийских авиакомпаний, с 44 пассажирами на борту и под командованием первого пилота Дадима Телума, попал, находясь на высоте 1500 метров в районе острова Касос и мыса Сидерос у северо-восточной оконечности Крита, в стаю, насчитывавшую от 12 до 15 тысяч аистов, летевшую ему навстречу. Перемолов винтами множество птиц, все четыре двигателя заглохли. В этой трагической ситуации пилоту, как сообщает пресса, удалось установить радиосвязь с аэропортом Ираклион, расположенным на Крите. Среди пассажиров тем временем разыгрались волнующие сцены. Четыре крупных индийских промышленника попросили передать по радио завещание. Совершая вынужденную посадку в двух километрах от аэродрома, самолет сильно ударился. Хотя он и загорелся, все пассажиры остались живы.

Это сообщение, столь точно указывающее место и время, заинтересовало орнитологов. Они установили, что статья распространена информационным бюро «Канцлит». По их просьбе посольство ФРГ, наведя во всех аэропортах и греческих авиакомпаниях подробные справки, сообщило, что об упомянутой авиакатастрофе вообще ничего не известно и что за последние годы вблизи аэропорта Ираклион не было произведено ни одной вынужденной посадки. Выяснилось также, что ни одна из индийских авиакомпаний не потеряла в этот период времени ни одного самолета. Итак, при ближайшем рассмотрении эти 12 тысяч аистов оказались всего лишь газетными утками.

Однако, животные подчас представляют серьезную опасность при посадке самолета. Несколько лет назад над ньюфаундлендским аэродромом Гандер пассажирскому самолету пришлось кружить больше часа, дожидаясь разрешения на посадку. Позднее пассажиры узнали, что весь этот час служащие аэродрома пытались изгнать с посадочных полос большую семью медведей, которые вовсе не собирались оттуда уходить. Кончилось тем, что пришлось застрелить из автомата двух мишек: только после этого остальные медведи снова убрались в лес. Подобные же случайности подстерегают и гидропланы, совершающие посадку на некоторые из центральноафриканских озер, где много бегемотов.

В последнее время в США пути миграции голубей и чаек изучают, используя тихоходные самолеты. При таком методе лучше всего вести наблюдения, если стаи голубей состоят из светлых и темных птиц. Дело в том, что темно окрашенные голуби почти не видны на фоне леса, а голуби светлой окраски — над пшеничными полями и водоемами. Хуже всего их видно над городами, которые кажутся сверху множеством разноцветных пятен. Голуби летают со скоростью примерно 70 км/ч, и самолет ничуть не мешает им, хотя ему все время приходится кружить над птицами. Во время наблюдений выяснилось, что голуби не огибают горы, хотя и могут сделать это, дав крюк всего в несколько сот метров, а пролетают над их вершинами. Зато открытых пространств, если вблизи находится лес, они обычно избегают, вероятно из-за страха перед соколами и ястребами. Чайкам, прежде чем взять курс на родину, приходится описывать большие спирали. Зато голуби, и особенно обученные «почтари», без долгих поисков берут верное направление.

Фон Занден, один из наших лучших наблюдателей, во время африканских экспедиций заметил, что самолеты, кружащие над озером, непонятно почему привлекают особое внимание хищных птиц. Со всех сторон к нему слетались скопы, орланы-белохвосты, болотные луни, канюки и коршуны. Порой рядом с ним кружилось лишь две-три птицы, но частенько их собиралось гораздо больше. Вероятно, с их точки зрения, самолет, эта огромная «хищная птица», парящая без единого взмаха крыльев на такой высоте, должна указывать на наличие мощных восходящих потоков воздуха, которыми пользуются все пернатые для спуска и подъема на неподвижно распростертых крыльях. Даже реактивные истребители, с грохотом проносившиеся над озером, мало беспокоили птиц. Когда один из них со скоростью 150 км/ч пролетал на высоте 30 метров, к нему присоединился чеглок и, держась под самолетом, без особого труда пролетел около 500 метров. Пожалуй, лишь ощущение собственной силы побудило его к этому. Если бы птица хоть немного боялась самолета, она никогда бы не пустилась с ним наперегонки.

Пока люди не научились летать сами (на самолетах, разумеется), у них зачастую складывалось совершенно неправильное представление о полете птиц. В то время орнитологи утверждали, что перелетные птицы летят над островом Гельголанд на высоте несколько тысяч метров, что некоторые виды птиц достигают 3000 метров высоты и более, а грачи залетают даже выше 4000 метров. Может быть, так и случается, но птицы, которых видели с земли наблюдатели, летели не так высоко. В начале нашего века фон Луканус доказал, как легко ошибиться, рассчитывая высоту полета птиц. К детским воздушным шарикам он прикрепил чучела птиц в натуральную величину. Чучела грачей, поднявшиеся на шариках до 800 метров, казались с земли точками. На большей высоте их совсем не было видно. Ястребы-перепелятники были заметны лишь до высоты 640 метров, ястребы-ягнятники — до высоты 1500–2000 метров.

И все же птицы могут достигать довольно большой высоты. Зарегистрировано, что 150 вяхирей пролетели однажды на высоте 1700 метров со скоростью 64,8 км/ч. Скорость журавлей, которых видели на высоте 1200 метров, составила 54 км/ч. В другой раз было отмечено, что на высоте 1900 метров со скоростью 68,4 км/ч пролетало 400 грачей.

Никто не станет оспаривать, что мы превзошли птиц в искусстве полета. Уже давно мы поднимаемся выше самой смелой птицы. А ночью или в тумане мы ориентируемся еще лучше, чем они. И все же летать по-настоящему мы не можем. Когда я был ребенком, мне часто снилось, что я взмахиваю широко распростертыми руками, а затем медленно, метр за метром, поднимаюсь в воздух, зависаю над телеграфными проводами, оставив внизу крыши домов. В то время я чувствовал, как парю в воздухе и как меня несет ветер. Теперь же я твердо знаю, что, сколько ни летай пассажирскими самолетами над океанами и материками, это ни на шаг не приблизит к заветной мечте юности, мечте воспарить на широких крыльях, подобно орлу.

 

Животные смотрят кино

Сервал у экрана телевизора: «Ах, как вкусны эти фламинго!»

Некоторые дикие животные словно рождены, чтобы стать домашними и подружиться с человеком. Таковы гепарды — крупные хищные кошки в желто-черную крапинку, похожие своей расцветкой на леопардов, с которыми поэтому их постоянно путают. Многим из них настолько нужна ласка, что они начинают радостно мурлыкать, словно домашние кошки, как только завидят вас, и вы невольно чувствуете себя почти обязанными взять их из вольеры зоопарка к себе домой.

Однако тех, кто хотел бы приобрести гепарда, я хочу предостеречь: гепард стоит от 2500 до 4500 марок. Его кормят мясом, притом меню его должно быть разнообразным. Его не удовлетворит почти лишь одна конина, как львов и тигров; не брезгает он и птицей, морскими свинками, кроликами и другими мелкими животными, которых ему подают на закуску. Гепард с ошейником и поводком годится разве лишь в качестве эффектного фона, на котором актриса снимается для прессы. В действительности же любой гепард, сопровождающий хозяина на прогулке, способен привести его в отчаяние. Обычно пройдя немного, он ложится, и его уж никакими силами не заставишь встать.

Одного из гепардов пришлось переселить в импровизированное временное жилище, пока перестраивалось здание, в котором жили хищники. Обосновавшись там, он наотрез отказался выходить из внутреннего помещения в вольер. Чего мы только не предпринимали, чтобы этот гепард по кличке Али переменил свое решение. В конце концов нам пришло в голову использовать тачку; это ему понравилось, и он с удовольствием стал впрыгивать в шаткий экипаж. Во всем же остальном Али был само добродушие. Оказавшись в зоопарке, он через три дня заболел чумой, подхваченной где-то в пути. Активная иммунизация, которой подвергаются все животные из семейства кошачьих, прибывающие в зоопарк, по-видимому, еще не успела подействовать. Чума проходила у Али в тяжелой форме, однако нам повезло: он оказался первой крупной кошкой, которую удалось выходить. Но гепарду пришлось многое вынести. Через каждые четыре часа сутки напролет, почти целую неделю, ему вводили в бедренную вену ауреомицин. Бедняге, конечно, было очень больно, тем более что вся кожа его бедра оказалась исколотой. Конечно, он защищался изо всех сил, и его приходилось удерживать. Я думал, что после такого испытания его расположению к людям придет конец, но ошибся. Он по-прежнему оставался таким же ручным, как и раньше.

Когда однажды мы показывали фильм о животных зоопарка, снятый моим сыном Михаэлем, у нас в квартире находился другой гепард. Мы совсем было забыли об этой крупной хищной кошке, сидевшей тут же вместе с нами в темноте, и вдруг она стремительно бросилась вперед, к экрану — на нем в это время показалось изображение фламинго. Нечто похожее мне приходилось наблюдать ранее и с собаками. Они тоже подчас начинали лаять и стремглав бросались к экрану, завидев на нем других собак или птиц. Правда, едва они оказывались у самого экрана, как их интерес угасал. Может быть, это происходило из-за разочарования, что даже вблизи не чувствовалось запаха этих животных, или от того, что изображение, рассматриваемое в непосредственной близости, да еще снизу вверх, становилось искаженным и неузнаваемым. Тем не менее это навело меня на размышления.

Я знал, что этнографы, работавшие в Бразилии, сообщали, что некоторые местные индейские племена обнаруживали непонимание назначения фотографий. Они держали их вверх ногами, называя «марамше», то есть тем самым словом, которое обозначает узорные украшения на наконечниках стрел. Примерно о том же говорил и фотограф-профессионал Мартин Джонсон, который, побывав у пигмеев, обитающих в бассейне реки Конго, решил доставить удовольствие и сфотографировать их. Когда же он показал им готовые отпечатки, то они тоже не узнали ни себя, ни своих родственников, ни жилища и вели себя так, как примерно вел бы себя каждый из нас, если бы ему вручили чистый лист бумаги.

И все-таки я никогда до конца не верил, что люди, даже ведущие еще столь примитивный образ жизни, не в состоянии понять изображения. Поэтому, совершая поездку по Африке, я повторил опыт. Моими испытуемыми были пигмеи. В книге «Диким животным нет места» я описал и с помощью фотографий доказал, как безошибочно пигмеи узнают на снимках животных, нас и самих себя. Недавно и один из местных охотников рассказал о пигмеях то же самое. Он показал им книги по зоологии с красочными изображениями животных, чтобы выяснить, встречаются ли эти животные в их местах. Пигмеи очень заинтересовались, различали знакомых животных, но частенько и привирали — по всей видимости, чтобы получить лишнее вознаграждение. Один из них, например, указывая на изображение моржа, утверждал, что это животное часто встречается в глубине здешних лесов и даже нападает на людей. Полагаю, что в других случаях причиной недостаточного взаимопонимания являлись робость или лукавство, языковые трудности и совершеннейшая новизна изображений. Что говорить о людях, когда даже шимпанзе с большим интересом без конца разглядывали фотографии, которые я им показывал. Они пытались большим и указательным пальцами отколупнуть от цветных фотографий маленькие фигурки антилоп, а уменьшенное изображение головы шимпанзе всегда целовали точно в губы или царапали его в том же месте. Но если уж человекообразные обезьяны узнают изображения, то люди, как бы примитивны они ни были, в любом случае способны на это, так как они владеют речью, а мозг их развит гораздо больше. Даже лошади и зебры при виде изображенных в натуральную величину сородичей ведут себя подобно тому, как и при встрече с живыми особями.

Нападение нашего гепарда на движущееся изображение побудило меня показать этот фильм и другим животным. Шимпанзе были явно заинтересованы, и прежде всего когда увидели на экране самих себя. Они приветствовали снятых шимпанзе звуками, выражающими заинтересованность, и напряженно следили за их действиями. Но через несколько минут их интерес угас, подобно тому как он угасает у маленьких детей, также неспособных длительно сосредоточиваться на одном и том же. Африканские сервалы, эти величиной с терьера обворожительные хищные кошки с огромными ушами, сразу же бросились к экрану, как только увидели на нем изображения птиц. Гориллы, желая точно узнать, в чем тут дело, шлепнули экран по самой его середине и пытались отодвинуть его, чтобы взглянуть, не прячутся ли за ним, чего доброго, другие животные. Это вовсе не так смешно, как кажется многим людям, мнящим себя бесконечно умнее своих меньших братьев. В многочисленных кинотеатрах, которые все глубже, соревнуясь с миссиями, проникают в глубь Африканского континента, случается так, что негры, которые смотрят кино впервые, в конце сеанса ищут за экраном и эстрадой место, где ночуют актеры.

Сфотографировать, как ведут себя животные, смотря кино, оказалось делом трудным. Ведь в помещении должно быть темно. Если же воспользоваться вспышкой, то ее свет забьет изображение и экран выйдет на снимке ослепительно белым. Поэтому Михаэль долго экспериментировал, прежде чем удалось осуществить задуманное. Он устроил вокруг экрана глубокую воронкообразную шахту из черного картона; это предохранило экран от фотовспышки аппарата, расположенного сбоку. Затем он встроил во второй аппарат еще одну вспышку и соединил ее с первой. Так нам впервые удалось заснять, как гориллята, гепарды и сервалы относятся к кино.

Если положить яйца диких гусей в инкубатор и вырастить гусят без матери-гусыни, которая смогла бы их обучить «гусиной грамоте», то они все-таки, предостерегающе крича, спрячутся, впервые увидев в небе орла. Знание того, кто является их заклятым врагом, заложено в них природой. Это же относится и ко многим другим видам животных. Они также знают, кто их соплеменники. Дикая кряква, появившаяся на свет в инкубаторе и выросшая в одиночестве, создает пару с селезнем кряквы, а не с гусаком. Несколько лет назад некий фермер из Меберли, что в северо-восточном Трансваале, совершенно случайно подметил у живущих на воле мартышек ту же самую способность к «узнаванию» изображений, как и я у моих домашних животных. В тех местах, где он живет, леопарды были истреблены десятки лет назад и мартышки не знали, что собой представляет этот хищник. Поэтому когда фермер показал мартышкам, жившим во множестве на деревьях на краю раскорчеванного участка, чучело головы леопарда, которое висело у него в доме на стене, они не обратили на него совершенно никакого внимания. Но затем через несколько лет в их округе вновь появилась парочка леопардов, которая с присущей этим зверям жестокостью охотилась по всей округе. Наведывались они и в места, лежащие по соседству с домом фермера. И вот теперь, когда фермер вновь показал мартышкам голову леопарда, они пришли в неистовую ярость. Забравшись на верхние ветки деревьев, они оттуда без устали ругались, грозили и никак не могли успокоиться. Некоторое время спустя фермер установил на опушке леса сделанный пастелью рисунок, изображающий леопарда в почти натуральную величину. И тотчас же по сигналу тревоги, поданному кем-то из самцов, одна за другой вокруг собрались мартышки и, забравшись на штакетник, снова принялись браниться. Когда же фермер, взяв этот рисунок, пошел с ним в глубь леса, возмущенные мартышки стали преследовать его, не обращая на других сопровождавших его людей никакого внимания. Стало быть, они тоже узнали своего врага. Однако в инстинктах мартышек не заложено «знание» о том, что леопард является их врагом. Они узнают это на своем горьком опыте.

 

Шутки и шутники

Самка шимпанзе тотчас же узнала своих родичей, изображенных на плакате, и решила расцеловать их.

Учась в шестом классе, я с увлечением разводил карликовых кур и даже публиковал в одной маленькой газете под названием «Птицеводство» заметки об этой особенно нравившейся мне породе. Увидев свою первую публикацию, я проникся немалой гордостью. Но радость моя заметно поблекла после того, как я прочел, что именно там напечатано.

Дело в том, что существуют породы мохноногих и голоногих (обычных) карликовых кур, или бентамок. Ноги мохноногих бентамок покрыты широкими перьями. Я же писал о голоногих бентамках, но наборщик во всей статье вместо «голоногие» поместил слово «плосконогие». Именно это, а не бесконечные выговоры учителей заставило меня впоследствии выучиться писать аккуратно и разборчиво. Кроме того, на скопленные деньги я купил подержанную пишущую машинку и с тех пор предпочитаю печатать все статьи сам, хотя до сих пор делаю это одним пальцем.

Газеты и радио за десятки лет моих контактов с ними не раз преподносили мне сюрпризы. Когда, к примеру, мой шестнадцатилетний сын Михаэль на французском суденышке, сопровождая группу животных, вернулся из Африки, в кинохронике было сказано, как он, прибывши в Гамбург, достал из дорожного чемодана огромную змею и как она затем «по команде» весьма послушно вновь забралась в него. В этом нет ничего удивительного, так как змеи, попадая в незнакомую обстановку, обычно всегда стремятся спрятаться в темный угол. Гигантские змеи не ядовиты; умерщвляя свою жертву, они душат ее. При укусе же ядовитой змеи необходимо как можно быстрее ввести укушенному человеку сыворотку. Именно так я и поступил в ту поездку, когда моего сына и вправду укусила ядовитая змея.

Он рассказал об этом представителям печати, и вот во многих газетах появилась в перепечатке одна и та же, в сущности, благожелательная статья, в которой рассказывалось, что этот питон, вытащенный Михаэлем из чемодана, и есть змея, укусившая его, и что будто бы он тотчас же «проглотил» сыворотку!

Вот еще один пример. Несколько лет назад некая живущая в Баварии дама прислала мне страницу из большого американского журнала «Нью-Йоркер» за декабрь 1950 года. На ней был напечатан рассказ одной американки о поездке по ФРГ. В конце его речь шла о франкфуртском зоопарке. «Этот зоопарк, — писала она, — выглядит мило и привлекательно. Я увидела прелестные пруды с плавающими в них разноцветными утками, павлинов и немцев в шортах и тирольских шляпах, мирно покуривающих трубки и пьющих пиво в кафе, укрытых в тени деревьев. Стоя у клеток с обезьянами, смеющиеся дети вскрикивали от радости; с почтением взирали на дрессировщика, который ласково похлопывал льва и щелкал плетью кнута до тех пор, пока хищник не взревел от ярости, но охотнее всего они, наверное, унесли бы домой спящего детеныша леопарда. Царило радушное праздничное настроение, исполненное тепла и веселья.

Но затем я подошла к пруду, где шумно плескался носорог (!), и увидела какого-то мальчика, пытавшегося в этот момент забросить обезьянку, которую он держал на кожаном поводке, в чудовищную пасть огромного животного. Обезьяна была в ужасе, она не хотела оказаться в этих огромных зубах, на этом отвратительном языке. Порой борющаяся за жизнь обезьяна падала в воду, и тогда на ее мордочке появлялось выражение неописуемого страха и страдания. Люди же, будто бы они никогда не видели ничего более смешного, так громко смеялись, что фотоаппараты едва не выпадали у них из рук. Внезапно обезьяна вырвалась и словно ветер помчалась прочь, волоча за собой поводок. С яростным криком хозяин побежал за ней посреди ярких цветов, под прелестными плакучими ивами».

Итак, в раю для животных жестокие, злобные люди. И я направил руководству журнала опровержение. «В декабрьском номере Вашего журнала Джоан Стаффорд описала случай, происшедший с бегемотом и обезьяной во франкфуртском зоопарке. Мисс Стаффорд, к сожалению, ложно поняла, что там произошло. И я прошу Вас внести уточнения. Совершенно невозможно, чтобы во франкфуртском зоопарке какой-либо мальчик бросил обезьяну в пасть бегемота, а посетители при виде этого стали бы смеяться. Я, директор зоопарка, был очевидцем этого случая. Мальчик с обезьяной — мой сын. Обезьяну же по кличке Алекс мы вырастили с младенческого возраста. Долгое время она жила не в зоопарке, а в нашей квартире. А сам я тот человек, которого Ваша сотрудница заметила, когда он фотографировал.

Алекс — это макака резус. И как все резусы, он чрезвычайно нахален. Много бегает вместе с моим сыном, и на поводке его держат только потому, что он кусает людей за ноги. Ему, например, очень нравится нырять и тащить уток за лапки под воду. Всякий раз, встречая собак, он поддразнивает их, а когда они, придя в ярость, бросаются на него, он просто перепрыгивает через них. Ну а «носорогом», которого видела мисс Стаффорд, на самом деле был бегемот. Бегемоты же питаются хлебом, морковью, свеклой, сеном и тому подобным. Обезьянок они не пожирают. Кстати сказать, носороги тоже этого не делают. Огромную пасть с могучими зубами бегемоты открывают перед посетителями. Наш бегемот по кличке Тони безобиден. Он настолько добродушен, что ухаживающий за ним служитель купается вместе с ним. Зато Алекс так беспардонен, что дразнит Тони, прыгая ему на нос, пока пасть бегемота широко раскрыта. В этот момент я и сфотографировал его. В действительности на мордочке обезьяны не было и следов страха. Прилагаю несколько фотографий, которые наверняка убедят Вас в этом. Сожалею, что мисс Стаффорд, обычно столь благожелательно пишущая о франкфуртском зоопарке, не попросила нас объяснить, что означал этот столь ужаснувший ее случай. Она может быть уверена в том, что ни во франкфуртском, ни в любом ином немецком или американском зоопарке никому безнаказанно не позволят отдать на съедение хищникам маленьких обезьянок. С совершенным уважением…» Я нетерпеливо ждал, проявит ли редакция журнала «Нью-Йоркер» любезность и опубликует ли она это письмо, признав тем самым ошибку своей корреспондентки. Дело в том, что я помнил о своем печальном опыте касательно отечественной прессы. Но «Нью-Йоркер» опубликовал мое письмо слово в слово, не изменив и не сократив его.

Однажды на радио я проводил викторину «Голоса животных». В ней участвовал и репортер Райнгард Альбрехт. Ему вместе с радиослушателями пришлось по звукам, записанным на пленку, отгадывать, какое именно животное их издает. В конце передачи он предложил мне поменяться с ним ролями. Когда в динамике послышались странные звуки: «Э-Э-Э», я предположил, что это голос верблюда, но, увы, это оказался мой собственный голос. Господин Альбрехт, оказывается, не пожалел труда и вырезал из наших прежних бесед, записанных на пленку, ее куски с этими звуками, произносимыми мною в затруднительных ситуациях, и включил их в запись викторины. Я не остался в долгу, и, когда Райнгард вел, что случалось неоднократно, запись у меня на квартире, я незаметно клал перед ним на стол пустую спичечную коробку. С головой уйдя в передачу и задумавшись, мой коллега неизменно брался за нее, и она начинала издавать треск, портя уже записанный текст.

Обычно объектами первоапрельских газетных шуток становятся зоопарки. Но несколько лет назад вышло наоборот. Уже в середине марта я сообщил нескольким журналистам, что глава государства Сиам подарил копенгагенскому зоопарку одного из своих знаменитых белых слонов. А поскольку белый слон встречается реже белой вороны и стоит очень дорого, то его выгрузят уже в Генуе и на машине доставят в Данию. На протяжении этого очень длительного пути он сделает остановку и день или два пробудет во франкфуртском зоопарке, где его и можно будет увидеть. Чтобы не быть голословным, я сфотографировал трех слонов из нашего зоопарка, изготовил малоконтрастный и светлый отпечаток, старательно вырезал снимок среднего слона и наклеил его на отпечаток нормальной плотности и контрастности, сделанный с того же негатива. Сфотографировав этот комбинированный отпечаток еще раз, я получил снимок, на котором и в самом деле между двумя темными слонами стоял совершенно светлый слон. Фотографии — документы, а документам обычно верят.

В назначенный день в зоопарке был показан «белый слон».

Но теперь уж отступления назад не было. Поэтому, разведя в доме мел и взяв распылитель, мы побелили нашу послушную слониху по кличке Симла — процедура безопасная и явно ей понравившаяся. Ведь слоны и сами посыпают себя пылью и землей. «Побелка» была осуществлена 31 марта. Одновременно я оповестил газеты, что в течение завтрашнего дня во франкфуртском зоопарке можно будет увидеть белого слона из Сиама.

Журналисты, особенно американские, были явно заинтригованы. Уже накануне они атаковали меня в надежде узнать о белых слонах все, что только возможно. И тут я пустился во все тяжкие. Я рассказывал самые невероятные вещи. Например, то, что, белые слоны уже с младенческого возраста вводятся в ранг священных животных и выращиваются в храмах, что сиамские матери почитают за счастье кормить этих слонят собственным молоком, для чего и стоят в очередях у храмов, и так далее и тому подобное. «Слон, которого привезут к нам, вскормлен человеческим молоком!» — воскликнул я в заключение. Мне было не так-то просто излагать все это по-английски, сохраняя самое серьезное выражение лица.

Дело приняло несколько неприятный оборот, когда посреди ночи мне позвонили из американской пресслужбы и сообщили, что газеты Скандинавии под крупными заголовками сообщили о скором прибытии в копенгагенский зоопарк белого слона. Однако директор этого зоопарка заявил, что ему об этом ничего не известно. Так не предназначен ли слон какому-нибудь цирку? Что было делать? Мне пришлось продолжать игру. «Передайте, пожалуйста, моему копенгагенскому коллеге Ревентлову, — ответствовал я, — пусть признается. Я-то, к сожалению, уже проболтался».

Многие посетители зоопарка за особую плату полюбовались «белым» слоном; рядом с ним сидел коричневолицый «сиамец» с чалмой на голове, который нет-нет, да и начинал истово молиться.

Вообще первое апреля для зоопарков день тяжелый. Непрестанно звонят люди. Одни из них заявляют, что они желают поговорить с «господином Вольфом», то есть волком, или с «госпожой Бэр», то есть медведицей. Другие же сами являются жертвой розыгрыша и извиняются, когда наша телефонистка отвечает: «Зоопарк». Иногда число таких звонков первого апреля превышало сотню.

В один из первоапрельских дней газета «Абендпост» опубликовала объявление следующего содержания: Франкфуртский зоопарк покупает кошек, предназначенных в пищу диковинным кровожадным мышам, которых я, Бернгард Гржимек, якобы привез из Африки. Долго после этого нас осаждали люди, укравшие кошек и желавшие сдать их нам за обещанную газетой плату. Вот к чему иной раз приводит опыт сотрудничества с газетами и радио человека, миссия которого — защита четвероногих и пернатых обитателей Земли. Им невозможно было втолковать, что мы не давали такого объявления, мне же стало не по себе от мысли, что этой «шутке» поверит и общество защиты животных.

 

Послесловие

Автора этой книги — Бернгарда Гржимека — большого ученого, профессора, доктора биологических и доктора ветеринарных наук, прекрасного зоолога и неутомимого путешественника, влюбленного в природу, директора одного из лучших зоопарков в Европе — во Франкфурте на Майне (ФРГ), мы все хорошо знаем. Б. Гржимек много раз бывал в нашей стране и не раз выступал по телевидению с рассказами о своих путешествиях и наблюдениях.

Б. Гржимек не только ученый, не только знаток образа жизни и поведения многих животных, не только борец за охрану природы во всем мире, и особенно в Африке, где он добился очень многого, он также первоклассный популяризатор, написавший много интереснейших научно-популярных книг о жизни животных. Некоторые его книги были переведены на русский язык и изданы у нас в стране — «Серенгети не должен умереть», «Они принадлежат всем», «Австралийские этюды», «Среди животных Африки» и др.

Б. Гржимек вместе с сыном Михаэлем снял полнометражный кинофильм о диких животных Африки, который с огромным успехом был показан на экранах 63-х стран мира. Доходы от проката этого фильма авторы израсходовали на организацию и создание заповедников и национальных парков в Африке ради спасения многих редких и исчезающих африканских животных.

Предлагаемая сейчас читателю еще одна книга Б. Гржимека написана им для детей и юношества. Она не представляет собой описания какого-то путешествия по одной стране или рассказа об образе жизни и поведении одного животного. В этой книжке собраны разные рассказы, написанные автором в разное время и по разным поводам. Здесь вы прочитаете и очерк о биологии гориллы, основанный на личных наблюдениях автора и его жены, воспитывавших в своей квартире трех детенышей этой самой большой и сильной и самой великолепной человекообразной обезьяны… Кстати, хотелось бы отметить, что в июне 1983 г. в газете «Интернэшнл геральд трибюн» отмечалось, что численность горных горилл быстро уменьшается. В Руанде — государстве, расположенном в центре Африки, находится один из старейших национальных парков, где живут горные гориллы. В 1960 г. там было около 450 животных, сейчас их осталось не более 240! Выяснены две причины уменьшения количества горилл в Руанде. Ученые считают, что прежде всего в этом повинны браконьеры, которые безжалостно продолжают охотиться на этих великолепных и редких животных. Вторая причина — вторжение человека в районы обитания горных горилл.

Автор включил в свою книжку также очерки о биологии барсука, лисицы, скунса и некоторых других зверей, и неожиданно тут же мы находим два очерка, которые называются «Животные и машины и «Животные и авиация».

Сам автор в предисловии пишет: «Главы этой книги разнообразны, а факты, приводимые в них, подчас столь неожиданны, как и события, часто поражающие меня — зоолога и исследователя — в мире животных». На первый взгляд мне показалось, что, может быть, такие очерки здесь не к месту и их не стоило бы включать в книгу, посвященную описанию жизни и поведения животных. Ну, а если подумать?! Ведь действительно машины, и в первую очередь, конечно, самолеты и автомобили, вошли в нашу жизнь, в жизнь нашей планеты как очень серьезный фактор воздействия на природу и на животных, и материалы, которые собрал автор, и соображения, которыми он делится с читателями по этому вопросу, заслуживают внимания.

Один из очерков — «Маугли. Правда или миф» — автор посвящает детям, воспитанным животными. Гржимек довольно подробно описывает один из известных случаев, происшедший в 1920 г. в индийской деревне Годамури, находившейся в 130 км южнее Калькутты, когда в логове волков были найдены две девочки Амала и Камала, как их назвали обнаружившие их люди. Б. Гржимек, разбирая этот и другой аналогичный случай, происшедший с мальчиком Раму и описанный в 1954 г. по материалам больницы в Нью-Дели, пишет, опираясь на мнение проф. Келлера, что оба случая совершенно неправдоподобны. Автор приходит к выводу, что «…и нам, и европейцам, и американцам не следует верить в это…», то есть в возможность и реальность воспитания детей волками или другими крупными животными.

Я позволю себе не согласиться с автором книги. Мне кажется, что все его доводы опровергаются совершенно просто. Чему можно и нужно верить? Фактам! Вот один из них:

«Еще один Маугли»

«…в индийских джунглях недалеко от г. Лакхнау в медвежьей берлоге охотники обнаружили ребенка — мальчика примерно восьмилетнего возраста. Найденыш передвигался на четвереньках, как медвежонок. Увидев людей, он попытался стать на ноги и зарычал, как рычат разъяренные звери. Берлога находилась в труднодоступной местности. Ребенок был один, медведица в это время, очевидно, ушла в джунгли на поиски пищи. Охотники взяли мальчика с собой и отдали на воспитание местному священнику. В первые дни лесной житель отказывался от еды и питья. Однако голод взял свое. Обследовавший мальчика врач заявил: «Движение и реакция у ребенка полностью копируют звериные. В берлоге он вел животный образ жизни. Ел то, что приносила ему медведица».

Сейчас ребенка стараются приучить к человеческому образу жизни. Прежде всего его хотят научить ходить, как все люди, на двух ногах. Постепенно будут прививать навыки речи.

Е. Ивлева».

Заметьте! Охотники нашли ребенка в берлоге медведицы! Нашли утратившим, забывшим человеческие реакции. Под влиянием приемной «матери» у ребенка возникли новые условные рефлексы — он рычал, ел сырое мясо, ходил на четвереньках и т. д. Он копировал то, что видел…

И таких случаев описано достаточно много. Проанализировав их с точки зрения современных знаний, мы можем с полным правом сказать: «Нет, Маугли не миф! Маугли — это реальное явление. Редкое, но возможное. Ничего «мифического», волшебного, таинственного, непонятного в них нет. Такие случаи, несомненно, были и не исключены в будущем».

Среди рассказов о животных, их образе жизни, поведении, о новых фактах, которые наблюдал сам автор, есть один, требующий небольшого уточнения. Я говорю об очерке, посвященном тюленям.

Б. Гржимек справедливо отмечает, что численность тюленей на нашей планете весьма значительна. По последним подсчетам, сделанным советскими, английскими, американскими, канадскими и другими учеными, ориентировочно, для всего Мирового океана, она составляет более чем 30–35 миллионов особей. Причем основные районы обитания тюленей это, конечно, полярные области — Арктика и Антарктика.

Следует отметить, что численность морских слонов Антарктики, благодаря полному запрету охоты на этих животных, возросла до 600 тыс. голов, а стадо северных морских слонов, обитающее в водах Мексики, превышает уже 10 тысяч особей и продолжает расти.

Ограниченные размеры допускаемой международной конвенцией охоты на гренландского тюленя в Арктике также благотворно повлияли на его численность, которая в течение последних лет хотя и медленно, но все же увеличивается.

Благодаря усилиям советских ученых популяция дальневосточных моржей — обитателей Чукотского и Берингова морей — превышает сейчас сто тысяч голов.

Северные котики, — жители северной акватории Тихого океана, — находятся под охраной Международной котиковой конвенции. Их Прибыловская, Командорская, Южно-сахалинская популяции эксплуатируются в пределах лимитов, устанавливаемых ежегодно советскими, канадскими, американскими и японскими учеными на основе постоянных наблюдений, которые проводятся по специальной программе научных исследований.

Таким образом можно быть уверенным, что тюленям нашей планеты не грозит опасность истребления.

В этом же очерке допущена маленькая неточность о передвижении тюленей во льдах или на суше. Речь идет о настоящих тюленях, таких, как гренландский тюлень, крылатка, все виды нерп, морской заяц и др. Большинство из них, загребая и отталкиваясь от субстрата передними ластами, одновременно сильно машут — направо, налево, направо, налево — задними ластами, так же как рыба хвостом (ундулирующее движение) и таким образом довольно быстро передвигаются, особенно по льду, где помогает им еще и скольжение. Некоторые тюлени (например, тюлень уэдделла) в поисках пищи и во время охоты за рыбой или кальмарами ныряют на глубину до 600–650 метров и могут оставаться под водой до 45 минут! В процессе эволюции у тюленей возникло специфическое приспособление — способность запасать в крови кислород при значительной концентрации гемоглобина. Количество гемоглобина у тюленей уэдделла достигает почти 24 %, а запас кислорода в крови почти 32 % (по сравнению с человеком это в 5 раз больше!). Что же касается количества крови у тюленей, то оно составляет примерно 9–10 % к весу их тела.

* * *

Итак, мы прочли с вами еще одну хорошую книжку Бернарда Гржимека. Все мы, конечно, заметили, что почти в каждом рассказе этого замечательного зоолога звучит тревожная нотка о неблагополучном положении с охраной природы или неразумном истреблении каких-либо животных в том или ином регионе нашей планеты. Это и не удивительно, так как Бернард Гржимек широко известен как активный защитник природы и животных. Иногда рассказы заканчиваются призывом автора к исправлению имеющихся недостатков, ликвидации последствий допущенных нарушений.

Приводимые автором факты показывают, насколько еще несовершенно, часто неправильно, а иногда даже недопустимо человечество пользуется природными богатствами, не обращая внимания на те вредные последствия, которые во многих случаях приносит его вмешательство. Загрязняется воздух, засоряются водоемы (реки, озера, моря и океаны), не по назначению используется драгоценная пахотная земля, например, под строительство дорог или промышленных предприятий, вырубаются леса без учета возможностей их возобновления, истребляются животные, нарушаются места их обитания и т. д. и т. п.

Следует отметить, что почти во всем мире, во всех капиталистических и многих развивающихся странах эти процессы практически неуправляемы. Они возникают и развиваются стихийно, и само собой разумеется, что их воздействие на природу крайне неблагоприятно.

Особенно важно отметить два момента: количество пахотной земли на нашей планете на душу населения с каждым годом уменьшается и не только из-за роста населения. Во многом виноваты потери, возникающие по вине человека. Второй момент — в Мировой океан с каждым годом все больше и больше попадает вредных сточных вод, в том числе несущих яды и радиоактивные вещества, опасные для жизни морских растений и животных, а значит, и для всего человечества. Ну, а гибель океана — это смерть для всего живого на планете!

Наша страна, наши партия и правительство делают все возможное, чтобы защитить природу. Ежегодно ассигнуются огромнейшие средства на организацию правильного, рационального и научно обоснованного природопользования, на охрану природы, на охрану и возобновление ее ресурсов. Например, на XI пятилетку было выделено более 11 миллиардов рублей, которые расходуются главным образом на строительство всяких очистных сооружений, обеспечивающих сброс в реки и другие водоемы только чистой воды, оберегающих атмосферный воздух от загрязнения вредными промышленными газами, а пахотные угодья от загрязнения и смыва почвы.

Только за последние годы правительством Советского Союза был принят ряд новых законов об охране природы нашей страны, охране недр, атмосферного воздуха, о борьбе с эрозией, об охране и использовании животного мира, а также «Основы водного законодательства СССР и союзных республик», которые предусматривают необходимые мероприятия и четко определяют правила водопользования на всей территории СССР.

Мы с оптимизмом смотрим в будущее. Мы считаем, что нам не грозит «экологическая катастрофа», которую пророчат всему человечеству ученые капиталистических стран и особенно ученые США, считающие ее по крайней мере для своей страны неотвратимой. Советский народ стоит на других позициях. У нас охрана природы — всенародное дело. И действительно, каждый советский гражданин считает себя лично ответственным за создание в стране такого порядка и таких условий природопользования, такого «климата» отношений к природе, ко всему живому, при которых наши природные ресурсы всегда будут использоваться оптимально, то есть бережно и без ущерба для их состояния, на благо всего советского народа. Так это и записано в Основном законе Советского Союза — Конституции СССР.

С. К. Клумов

Ссылки

[1] Карл Гагенбек — известный в прошлом веке торговец животными. — Прим. ред.

[2] Теперь он называется «Вирунга». — Прим. ред.

[3] Если не считать трудовой деятельности и способности к абстрактному мышлению. — Ред.

[4] Терморегуляция у китообразных осуществляется через хвостовой и грудной плавники, а у тюленей — через задние и передние ласты. — Прим. ред.

[5] В настоящее время почти во всех странах, у берегов которых есть лежбища ластоногих, осуществляется охрана этих ценных животных. Особенно большая и успешная работа ведется в СССР по восстановлению стад каланов, или морских выдр. — Прим. ред.

[6] Однако не это самое главное. Дело в том, что жаба и травяная лягушка поедают насекомых-вредителей, чего не делает озерная лягушка. — Прим. ред.

[7] Новейшие наблюдения за шимпанзе, и в частности успешные попытки обучения детенышей этих человекообразных обезьян активной речи (язык глухонемых), заставляют по-новому взглянуть на эту проблему. — Прим. ред.

[8] Я бы сказал, что в данном случае автор явно недооценивает имеющиеся факты. Такие дети неоднократно наблюдались педагогами и медиками. Вообще же вопрос о врожденных, а также приобретенных рефлексах в процессе роста организма, его развития, его приспособления к окружающим условиям один из очень сложных и трудных для исследования. Сейчас он привлекает внимание все большего числа ученых, и можно предполагать, что уже в недалеком будущем мы получим первые важные результаты. — Прим. ред.

[9] Автор совершенно прав, когда он говорит о необходимости серьезного научного исследования этого вопроса. Пока же он не решен окончательно неправильно категорически отвергать версию о возможности выкармливания человеческих детенышей животными. — Прим. ред.

[10] Надо помнить, однако, что с возрастом эта картина меняется. — Прим. ред.

[11] Вследствие значительной плотности воды по сравнению с воздухом затухание звуковых колебаний в воде в 1000 (по другим данных в 700) раз меньше, чем в воздухе. Повышенная плотность воды обусловливает и большую скорость распространения звука в ней. Наличие в океане недавно открытых подводных «звуковых каналов» показало, что при использовании современных гидроакустических средств связи удается достичь дальности их действия в сотни и тысячи километров. Этими каналами с успехом пользуются как морские млекопитающие (киты, дельфины, тюлени), так и рыбы. Причем, как показали эксперименты, рыбы используют для эхолокации не только звуковые, но и электромагнитные волны. Наличие у водных животных большого числа механизмов восприятия звука для сигнализации, локации, пеленгования и др. говорит о том, что акустическое информационное поле является для них одним из наиболее эффективных. — Прим. ред.

[12] Известны многочисленные достоверные факты нападения птиц на самолеты. — Прим. ред.

[13] Эта мечта вообще свойственна людям. И сейчас, с развитием дельтапланеризма, уже многие смогли приобщиться к орлиному полету. — Прим. ред.

[14] «Комсомольская правда», 16 июня 1978 г.

Содержание