из которой читатель узнает о том, как Сыма И едва не погиб в ущелье Шанфан, и о том, как Чжугэ Лян в Учжанъюане молился звездам об отвращении зла

Чжан И и Ляо Хуа в бою разгромили отряд Сыма И, а сам он скрылся в густом лесу. Чжан И остался на месте собирать своих воинов; Ляо Хуа бросился в погоню за Сыма И.

Сыма И петлял между деревьями. Ляо Хуа быстро настиг его и нанес удар мечом, но промахнулся, и меч впился в дерево. Пока Ляо Хуа вытаскивал меч, противник скрылся с глаз. Выскочив из лесу, Ляо Хуа нигде не мог его обнаружить, только на земле восточнее леса валялся шлем. Ляо Хуа подхватил его и помчался на восток, а Сыма И, притаившийся за деревьями, поскакал на запад.

Так и не напав на след беглеца, Ляо Хуа направился к ущелью, где встретился с Цзян Вэем. Они вместе возвращались к Чжугэ Ляну.

Тем временем Чжан Ни доставил в лагерь не только захваченных у Сыма И деревянных быков и самодвижущихся коней, но и более десяти тысяч даней провианта.

Ляо Хуа преподнес Чжугэ Ляну золоченый шлем Сыма И, и за это ему был зачтен первый подвиг. Вэй Янь, открыто выражая свое недовольство, твердил, что Чжугэ Лян не знает, что делает.

Сыма И добрался в свой лагерь подавленный своей неудачей. В это время к нему прибыл императорский посол с известием, что войска царства У по трем направлениям напали на царство Вэй и при дворе сейчас все заняты вопросом, кто будет назначен полководцем. Посол вручил Сыма И приказ, повелевающий держать оборону и в бой с шускими войсками не вступать.

Между тем вэйский государь Цао Жуй поднял большое войско против нового врага, Сунь Цюаня, войско которого вторглось в царство Вэй по трем направлениям. Военачальнику Лю Шао было приказано идти на оборону Цзянся, военачальнику Тянь Юю — в Сянъян, а сам Цао Жуй вместе с военачальником Мань Чуном пошел спасать Хэфэй.

Мань Чун, двигавшийся впереди, вышел к озеру Чаоху и у восточного берега увидел множество судов под развевающимися флагами царства У. Мань Чун вернулся к Цао Жую и доложил:

— Противник не ждет нас так скоро — корабли еще не успели подготовиться к бою. Сегодня ночью мы могли бы захватить их.

— Об этом думали и мы, — сказал Цао Жуй.

Военачальнику Чжан Цю с пятью тысячами воинов было приказано подобраться к озеру и поджечь вражеские суда, а Мань Чуну одновременно напасть на противника с суши.

Ночью, во время второй стражи, Чжан Цю и Мань Чун проникли в расположение врага и с воинственными криками бросились в бой. Войска Сунь Цюаня в беспорядке бежали, и вэйские воины без помехи подожгли суда. Сгорело много боевых кораблей; в огне погибли все запасы провианта и все снаряжение. Полководец Чжугэ Цзинь с остатками разбитого войска ушел в Мянькоу, а вэйские воины с победой вернулись в свой лагерь.

На следующий день дозорные сообщили Лу Суню о поражении Чжугэ Цзиня. Лу Сунь созвал военачальников и сказал:

— Я думаю отправить подробный доклад государю с просьбой снять осаду Синьчэна. Войско государя отрежет противнику путь к отступлению в тыл, а я нападу на передовой отряд вэйцев. Мы одновременно нанесем противнику удар в голову и в хвост и разобьем его в первом же серьезном сражении.

Никто из военачальников не возражал Лу Суню. И он послал одного из своих сяо-вэев с докладом Сунь Цюаню в Синьчэн.

Но едва посланец добрался до переправы через реку, как был схвачен сидевшими в засаде вэйскими воинами. Они отобрали у него доклад и доставили Цао Жую. Тот прочитал бумагу и, вздохнув, произнес:

— Да, Лу Сунь неплохо рассчитал!

Затем Цао Жуй приказал военачальнику У Цзу неусыпно наблюдать за действиями противника, а Лю Шао — быть готовым к отражению нападения Сунь Цюаня с тыла.

Мало того, что войско Чжугэ Цзиня было разгромлено в бою, среди уцелевших воинов распространилась еще и болезнь, вызванная невыносимой жарой. Чжугэ Цзинь сообщил об этом Лу Суню в письме, а сам начал подумывать, как бы вернуться домой.

Лу Сунь, получив письмо Чжугэ Цзиня, сказал гонцу:

— Передайте полководцу: пусть он выжидает время. Я сам пока буду действовать!

Гонец возвратился к Чжугэ Цзиню и сообщил ему слова Лу Суня.

— А что сейчас делает главный полководец Лу Сунь? — спросил Чжугэ Цзинь.

— Развлекается стрельбой из лука и присматривает за людьми, которые возле лагеря сеют горох, — отвечал гонец.

Чжугэ Цзинь изумился и решил сам поехать в лагерь Лу Суня. Явившись к нему, он спросил:

— Как вы намерены обороняться от Цао Жуя?

— Был у меня один план, и я написал о нем государю, — отвечал Лу Сунь. — Да вот неожиданно доклад мой попал в руки врага. От этого плана пришлось отказаться, и я отправил государю другой доклад, в котором просил его дать приказ об отступлении. Только отступать надо медленно, не торопясь…

— Раз решили отступать, надо это делать немедленно! Зачем зря терять время? — вскричал Чжугэ Цзинь.

— Торопиться нельзя! Если мы сразу все отступим, вэйцы нападут на нас, и нам не миновать поражения, — пояснил Лу Сунь. — Прежде всего вы должны привести в боевую готовность суда и сделать вид, что готовитесь к нападению на вэйцев. А я поведу свое войско к Сянъяну. Цао Жую это передвижение покажется неожиданным, и он запретит наступать на нас, чтобы уберечь свое войско от возможной ловушки. И мы с вами благополучно уйдем в Цзяндун.

Чжугэ Цзинь вернулся в свой лагерь и занялся подготовкой судов к бою. А Лу Сунь в это время с войском двинулся к Сянъяну.

Лазутчики донесли об этом Цао Жую. Вэйские военачальники горели желанием поскорее схватиться с врагом, но Цао Жуй, которому прекрасно была известна талантливость и хитроумие Лу Суня, сказал:

— Мы должны быть осторожны! Лу Сунь хочет завлечь нас в ловушку!

Военачальники перестали рваться в бой.

Через несколько дней дозорные донесли, что противник уходит. Цао Жуй не поверил и выслал разведку. Разведчики подтвердили, что враг действительно ушел.

— Царство У нам не покорить! — со вздохом сказал Цао Жуй. — Лу Сунь владеет военным искусством не хуже, чем Сунь-цзы и У-цзы.

Приказав военачальникам охранять важнейшие города, Цао Жуй во главе большого войска расположился в Хэфэе в ожидании перемены обстановки.

В это время Чжугэ Лян находился в Цишане и всячески старался создать видимость, что собирается остаться здесь надолго. Шуские воины помогали местному населению обрабатывать поля; народ радовался и сохранял полное спокойствие. Урожай делили на три части: одна часть шла войску, две — населению.

Этого не мог выдержать Сыма Ши, старший сын Сыма И. Он пришел к отцу и сказал:

— Совсем недавно шуское войско захватило у нас большие запасы провианта, а сейчас совместно с населением обрабатывает поля возле Вэйбиня! Уж не собираются ли они остаться здесь надолго? Ведь это настоящее бедствие для нашего государства! Почему вы, батюшка, не даете Чжугэ Ляну решительный бой?

— Потому что государь приказал мне обороняться, — спокойно ответил Сыма И.

Тут прибежала стража с докладом, что шуский военачальник Вэй Янь возле самого лагеря выставил шлем, брошенный Сыма И, и, похваляясь своей силой, вызывает на бой. Военачальники вскипели от гнева и готовы были выйти сразиться с ним, но Сыма И лишь улыбнулся:

— Сейчас главное для нас — оборона. Мудрец сказал: «Маленькое нетерпение может погубить великие замыслы»!

Вэй Янь долго шумел и бранился, но никто не вышел к нему, и он уехал, ничего не добившись.

Тогда Чжугэ Лян тайно приказал Ма Даю поставить частокол, выкопать в лагере глубокий ров и собрать там побольше сухого хвороста, а в ущелье расставить «дилэй» и сложить кучи хвороста и сена. Когда эти распоряжения были выполнены, Чжугэ Лян шепотом сказал Ма Даю:

— Преградите дорогу, что за ущельем Хулу, а в самом ущелье устройте засаду. Если Сыма И будет вас преследовать, впустите его в ущелье, а потом поджигайте хворост и «дилэй».

Кроме этого, Чжугэ Лян приказал воинам днем давать сигналы у входа в ущелье семизвездными флагами, а ночью — зажигать семь фонарей.

Получив указание, Ма Дай удалился. Затем Чжугэ Лян вызвал Вэй Яня и сказал:

— Ты пойдешь с пятьюстами воинами к вэйскому лагерю и, выманив Сыма И на бой, притворишься разбитым и отступишь. Сыма И будет тебя преследовать, а ты отходи в том направлении, где увидишь флаги с изображением семи звезд, а если это будет ночью — семь фонарей. Тебе только надо завлечь Сыма И в ущелье Шанфан, а там мы его схватим!

Отпустив Вэй Яня, Чжугэ Лян вызвал Гао Сяна и приказал:

— Нагрузи деревянных быков и самодвижущихся коней рисом, раздели их по сорок-пятьдесят штук и передвигайся вперед и назад по горной дороге. Если вэйские войска захватят у тебя животных, я зачту тебе это как заслугу!

Чжугэ Лян из цишаньского лагеря разослал воинов на поля, наказывая им обратиться в бегство при появлении вэйцев.

— Но если явится сам Сыма И, — закончил Чжугэ Лян, — быстро собирайтесь все вместе и отрежьте ему путь для возвращения в лагерь по южному берегу реки Вэйшуй.

После того как все распоряжения были сделаны, Чжугэ Лян перенес свой лагерь поближе к ущелью Шанфан.

Между тем Сяхоу Хуэй и Сяхоу Хэ приехали в лагерь Сыма И и сказали:

— Шуские воины разошлись из своих лагерей и работают на полях. Они, видимо, не собираются отсюда уходить, и если их не уничтожить, они укрепятся, как корни, глубоко ушедшие в землю!

— Это все хитрости Чжугэ Ляна! — отвечал Сыма И.

— Если вам всегда все будет казаться подозрительным, мы никогда не уничтожим этих разбойников! — вскричали оба военачальника. — Разрешите вступить с ними в смертельную схватку и доказать свою преданность государю.

— Что ж, если вы так настаиваете, я, пожалуй, не буду возражать, — сказал Сыма И.

Сяхоу Хуэй и Сяхоу Хэ тотчас же покинули лагерь, а Сыма И остался на месте, ожидая от них донесений. Сяхоу Хуэй и Сяхоу Хэ вели войско по горной дороге, когда навстречу им попался обоз, состоявший из деревянных быков и самодвижущихся коней, нагруженных провиантом. При виде вэйцев охрана обоза обратилась в бегство. Сяхоу Хуэй и Сяхоу Хэ доставили деревянных животных с грузом в лагерь Сыма И. На следующий день им удалось взять в плен более сотни шуских воинов, которых они тоже привели к Сыма И, и тот учинил им допрос.

— Чжугэ Лян рассказывает, что вы обороняетесь и не выйдете в бой, — сказали пленные. — Он в этом так уверен, что всех воинов послал на полевые работы. Мы тоже не ожидали, что нас могут схватить!

Сыма И приказал отпустить пленных.

— Почему вы их освободили? — спросил Сяхоу Хэ.

— Это простые воины, и убивать их незачем, — произнес Сыма И. — Пусть они рассказывают о моей доброте и подрывают боевой дух врага. Так когда-то Люй Мын захватил Цзинчжоу,

Затем Сыма И отдал приказ не обижать попавших в плен шуских воинов, а своим военачальникам пообещал выдать награды за хорошее обращение с пленными.

Чжугэ Лян приказал Гао Сяну продолжать под видом перевозки провианта гонять деревянных быков и самодвижущихся коней по ущелью Шанфан. Сяхоу Хуэй время от времени нападал на Гао Сяна и захватывал этих животных. И Сыма И радовался своим удачам. Однажды Сяхоу Хуэю удалось взять в плен несколько шуских воинов. Сыма И спросил у них:

— Где сейчас Чжугэ Лян?

— Стоит лагерем в сорока ли от ущелья Шанфан, — ответили пленные. — Он собирает в ущелье запасы провианта.

Подробно расспросив пленных, Сыма И отпустил их, а потом вызвал военачальников и сказал:

— Чжугэ Лян сейчас раскинул лагерь возле ущелья Шанфан. Нападите на его главный лагерь в Цишане, а я вам помогу.

Военачальники начали готовиться к бою. Однако Сыма Ши спросил отца:

— А почему бы вам, батюшка, не ударить в тыл неприятеля?

— Цишань — для врага опора, — ответил Сыма И. — Стоит нам напасть на Цишань, как Чжугэ Лян оставит Шанфан и бросится на выручку Цишаню. А я тем временем сожгу их запасы провианта в ущелье. Без провианта они долго здесь не продержатся!

Сыма Ши почтительно поклонился отцу, а Сыма И выступил в поход, приказав военачальникам Чжан Ху и Ио Линю прийти ему на помощь, если будет необходимо.

Чжугэ Лян наблюдал с горы, как вэйские войска направляются к его лагерю в Цишане, и приказал военачальникам, не теряя времени, захватить местность вдоль южного берега реки Вэйшуй.

Вэйские войска подошли к цишаньскому лагерю, и при их появлении шуские воины разбежались во все стороны. Тогда войско, стоявшее вблизи ущелья, поспешило на помощь в Цишань. Сыма И, только этого и ожидавший, бросился в ущелье Шанфан. А Вэй Янь, который прикрывал вход в ущелье, встретил его оглушительным окриком: «Стой, Сыма И!» — и, размахивая мечом, устремился навстречу. Но после нескольких схваток Вэй Янь повернул коня и поскакал в сторону, где виднелся флаг с изображением семи звезд. Сыма И преследовал его без всяких опасений, так как поблизости не было вражеских войск. Сыма Ши и Сыма Чжао следовали за отцом.

Вэй Янь скрылся в ущелье Шанфан. Сыма И остановился и послал вперед разведку. Ему доложили, что в ущелье засады нет и видны только какие-то соломенные хижины. Сыма И воскликнул: «В этих хижинах сложен провиант!» — и бросился в ущелье. Впереди него убегал Вэй Янь. Но, добравшись до хижин, Сыма И увидел, что они набиты сухим хворостом, и, взглянув вперед, заметил, что Вэй Янь исчез.

— Если враг закроет выход из ущелья, мы погибли! — закричал Сыма И.

Не успел он это произнести, как шуские воины с гор начали бросать горящие факелы. Затем вниз полетели огненные стрелы, и в ущелье стали взрываться «дилэй». В хижинах загорелся хворост, выбрасывая к небу языки пламени. Сыма И от испуга замер на месте; соскочив с коня, он обнял своих сыновей и со слезами промолвил:

— Видно, смерть наша здесь!

Но вдруг подул ветер, набежали черные тучи, загремел гром и как из ведра хлынул дождь, заливая ущелье. «Дилэй» перестали взрываться, огонь погас. Сыма И, радостно воскликнув: «Вот сейчас надо начинать бой!», отважно ринулся вперед. На помощь ему подошли Чжан Ху и Ио Линь. У шуского военачальника Ма Дая было мало войска, и он отступил. Сыма И и его сыновья бросились к своему лагерю на южном берегу реки Вэйшуй, не подозревая даже, что лагерем уже овладел неприятель.

В это время Го Хуай и Сунь Ли сражались с врагом на плавучих мостах. Сыма И направился туда. Шуское войско отступило. Сыма И переправился на северный берег и приказал сжечь мосты.

Вэйские войска, напавшие на лагерь Чжугэ Ляна в Цишане, бежали, как только узнали, что Сыма И потерпел поражение и потерял лагерь на южном берегу реки Вэйшуй. Противник преследовал их и уничтожал беспощадно. Оставшиеся в живых вэйцы бежали на северный берег реки Вэйшуй.

Чжугэ Лян видел с горы, как Сыма И вступил в ущелье, как там загорелся огонь, и был уверен, что на этот раз Сыма И пришел конец. Но тут вдруг хлынул дождь, и вскоре дозорные донесли, что Сыма И удалось спастись.

— Человек предполагает, а небо располагает! — тяжело вздохнул Чжугэ Лян. — Ну что ж, ничего не поделаешь!

Потомки сложили об этом такие стихи:

Добравшись в лагерь на северном берегу реки Вэйшуй, Сыма И объявил военачальникам:

— Все наши лагеря на южном берегу реки захвачены Чжугэ Ляном. Того, кто еще посмеет заговорить о наступлении на врага, буду предавать смерти.

Военачальники приумолкли. Но Го Хуай вошел в шатер Сыма И и сказал:

— В последние дни Чжугэ Лян что-то опять высматривает. Наверно, подыскивает новое место для лагеря.

— Если Чжугэ Лян пойдет на Угун, мы окажемся в опасности, — встревожился Сыма И. — Но если он останется на южном берегу и расположится в Учжанъюане возле гор, мы можем не тревожиться.

Он выслал разведку и получил донесение, что Чжугэ Лян расположился в Учжанъюане.

— Нашему государю помогает небо! — воскликнул Сыма И, сжимая виски от радостного волнения.

Затем он еще раз напомнил свое распоряжение — выжидать и ни в коем случае в бой не выходить.

А Чжугэ Лян, расположившись с войском в Учжанъюане, наоборот, приказал непрерывно вызывать противника в бой. Но вэйцы не откликались.

Тогда Чжугэ Лян уложил в коробку шелковую женскую одежду, украшения и платки. Приложив к этому письмо, он приказал одному из воинов отвезти в вэйский лагерь. Военачальники не осмелились скрыть это от Сыма И и привели к нему гонца. Сыма И открыл коробку в присутствии всех военачальников и увидел женское платье, украшения и письмо, в котором говорилось:

«Сыма И, полководец, командующий войсками Срединной равнины, не думает о том, чтобы решить спор, кто из нас сильнее, с помощью оружия, — он зарылся в земляной норе и прячется от стрел и меча! Чем он отличается от женщины? Посылаю ему женскую одежду и украшения. Пусть сочтет это моим подарком, если не желает выходить в бой. Но если в нем еще жив дух мужчины, он даст мне ответ, когда будет драться со мной».

Прочитав письмо, Сыма И вскипел гневом, но сдержался и, заставив себя улыбнуться, сказал:

— Значит, Чжугэ Лян принимает меня за женщину?

Он принял подарок и велел вежливо обращаться с гонцом.

— Много ли Чжугэ Лян занимается делами? Как ест, как спит? — спрашивал он у гонца.

— Наш чэн-сян встает рано, — отвечал гонец. — По ночам не спит. В день рассматривает около двадцати дел и сам выносит решения. Ест он совсем мало.

— Слышите? — обратился Сыма И к своим военачальникам. — Чжугэ Лян ест мало, работает много. Долго ли он так протянет?

Гонец, возвратившись в Учжанъюань, передал Чжугэ Ляну, что Сыма И принял подарок и не разгневался при этом, а стал расспрашивать о здоровье чэн-сяна, как он спит и ест, но о том, что собирается в бой, не упомянул ни словом.

— Я ответил Сыма И, — продолжал свой рассказ гонец, — что чэн-сян мало ест и очень занят делами. Тогда Сыма И сказал своим военачальникам: «Долго ли Чжугэ Лян так протянет?»

— Сыма И хорошо изучил меня! — со вздохом произнес Чжугэ Лян.

— Вы и в самом деле, господин чэн-сян, слишком много пишете, — вмешался в разговор чжу-бо Ян Юн. — А между тем в этом нет никакой необходимости. Тот, кто пользуется властью, обязан блюсти свое достоинство! Старшие не должны выполнять обязанности низших. Возьмем, к примеру, семью — там слуг заставляют пахать, служанок — готовить пищу, следят, чтоб они не бездельничали. А хозяин дома должен жить в довольстве, спать на высоких подушках, сладко есть и пить. Если же самому вникать во все дела, то устанут и душа и тело. Это к добру не приведет! Чем тогда ум хозяина будет отличаться от ума слуг и служанок? Ведь это значит нарушить обычай, которого должен придерживаться хозяин!.. Вот почему в древности тремя гунами называли людей, которые не работали, а только рассуждали об истине, и слугами называли тех, кто трудился. В старину Бин Цзи горевал, когда видел тяжело дышавшего от усталости быка, но не обращал внимания на людей, умиравших от голода и валявшихся по дорогам. Чэнь Пин не знал, сколько зерна и денег в его кладовых, но всегда уверенно говорил: «На все есть хозяин!» А вы, господин чэн-сян, трудитесь в поте лица своего и целыми днями занимаетесь мелкими делами. Мудрено ли, что вы устаете? Сыма И правильно сказал о вас.

— Все это я и сам знаю, — отвечал Чжугэ Лян, и слезы выступили у него на глазах. — Но я принял на свое попечение наследника покойного государя и должен душу отдать на служение ему. Жаль, что другие так не болеют за наше дело!

С этих пор Чжугэ Лян стал проявлять какое-то беспокойство. И военачальники не осмеливались говорить с ним о наступлении.

Всем вэйским военачальникам стало известно, как Чжугэ Лян опозорил Сыма И, прислав ему женскую одежду, и что Сыма И принял этот подарок, но сражаться не захотел. Однажды, не в силах более скрывать свое возмущение поступком Чжугэ Ляна, военачальники пришли в шатер Сыма И и потребовали:

— Все мы — известные полководцы царства Вэй! Доколе же можно терпеть оскорбления от врага? Разрешите нам выйти в бой, и мы решим, кто курица, а кто петух!

— В бой я выйти не смею, — твердо ответил Сыма И, — и со спокойным сердцем принимаю позор. Государь приказал нам обороняться. Дать сражение врагу — значит нарушить высочайшую волю!

Но военачальники продолжали возмущаться и настаивать. Тогда Сыма И сказал:

— Хорошо. Если вы рветесь в бой, я напишу Сыну неба и испрошу у него на это разрешение. Согласны?

Военачальники согласились. Сыма И отправил посла с докладом в Хэфэй, где в это время находился Цао Жуй. Государь сам вскрыл доклад и прочитал:

«Таланты мои невелики, а ответственность огромна, — говорилось в докладе. — Я получил, государь, ваше повеление не вступать в сражение с врагом до более благоприятного момента. Чжугэ Лян опозорил меня, прислав мне женскую одежду и платок. Худшего позора быть не может! И я решил почтительно доложить вам, государь, как мудрейшему. Все мои военачальники рвутся в бой, они хотят отблагодарить вас за милости и смыть позор, который нанесен нашему войску в моем лице. С нетерпением жду вашего ответа».

Прочитав доклад, Цао Жуй с недоумением обратился к чиновникам:

— Я ничего не понимаю! Полководец Сыма И может сделать это и без моего разрешения!

— Сыма И не хочет сражаться, но военачальники этого требуют, — ответил Синь Пи. — Сыма И нужен ваш указ, чтобы сдержать пыл военачальников.

Цао Жуй приказал Синь Пи при бунчуке и секире поехать в лагерь Сыма И и от имени императора объявить указ, запрещающий выходить в бой с противником.

Синь Пи прибыл в лагерь и, когда в шатре Сыма И собрались военачальники, объявил:

— Сын неба приказал считать всех нарушителей указа преступниками.

Военачальникам пришлось повиноваться. Когда они ушли, Сыма И обратился к Синь Пи:

— Так это вы разгадали мое истинное желание?

Синь Пи ответил утвердительно.

Об этих событиях лазутчики донесли Чжугэ Ляну. Тот выслушал их и с улыбкой сказал:

— Сыма И попытается успокоить своих военачальников!

— Почему вы так думаете? — спросил Цзян Вэй.

— Сейчас Сыма И не желает с нами драться, а военачальники этого требуют, — объяснил Чжугэ Лян. — Вот для того, чтобы сдержать их пыл, вместе с тем показать им свою воинственность, Сыма И обратился за разрешением к Цао Жую. Разве вам не известно, что полководец во время похода не обязан подчиняться приказам государя? Надо ли было Сыма И обращаться за разрешением к вэйскому правителю, который находится за три тысячи ли отсюда, чтобы вступить с нами в бой? А теперь он распространяет указ Цао Жуя, повелевающий выждать, пока мы сами начнем уходить. Сыма И это нужно еще и для того, чтобы подорвать боевой дух наших войск.

Во время этого разговора Чжугэ Ляну доложили, что из Чэнду приехал Фэй Вэй. Чжугэ Лян пригласил его в шатер. После приветственных церемоний Фэй Вэй сказал:

— Вэйский правитель Цао Жуй узнал о нападении на его земли войск царства У и сам выступил в поход. Он приказал военачальникам Мань Чуну, Тянь Юю и Лю Шао отразить врага. Мань Чун напал на противника и сжег у него запасы провианта и корм для коней. Тогда полководец Лу Сунь послал государю царства У доклад, в котором предлагал наступать на вэйские войска с двух сторон. Но гонец попался в руки вэйцев, и замысел Лу Суня был раскрыт. Поэтому Лу Сунь предпочел отступить.

Это известие окончательно сразило Чжугэ Ляна. Он зашатался и в беспамятстве рухнул на землю. Придя в себя, он проговорил:

— Сердце мое разбито, и старая болезнь вернулась ко мне. Недолго я протяну…

Ночью Чжугэ Ляна под руки вывели из шатра: он пожелал взглянуть на небо.

— Жизнь моя вот-вот оборвется! — печально сказал он, когда его опять ввели в шатер.

— Зачем вы так говорите? — вскричал Цзян Вэй.

— Я увидел, что в созвездии Саньтай звезда Гостя горит гораздо ярче, чем звезда Чжу, Хозяина, — отвечал Чжугэ Лян. — Вторая звезда едва-едва мерцает. Это предвещает мне скорую смерть!

— Не помолиться ли вам об отвращении зла? — взволнованно сказал Цзян Вэй.

— Помолиться я могу, но все равно воля неба исполнится, — произнес Чжугэ Лян. — Пусть сорок девять воинов оденутся в черные одежды и с черными флагами встанут вокруг шатра, а я в шатре помолюсь Северному ковшу. Если главный светильник из тех, что я зажгу, не угаснет в течение семи дней, я проживу еще годы полного оборота неба — двенадцать лет. А если светильник погаснет, я скоро умру. В шатер никого не пускать, всё, что мне необходимо, пусть подают два мальчика.

Цзян Вэй вышел из шатра, чтобы исполнить приказание Чжугэ Ляна. Было это в середине осени, в восьмом месяце. Ночь стояла тихая и ясная. Серебряная река — Млечный путь — мерцала, как изумрудная роса в лучах восходящего солнца. В лагере все затихло, даже не было слышно ударов в котлы, полотнища знамен бессильно повисли.

Сорок девять воинов Цзян Вэя стали на стражу у шатра. Чжугэ Лян расставил в шатре благовония и жертвенные предметы. В глубине горело сорок девять малых светильников, а среди них на возвышении стоял главный светильник, называющийся Светильником судьбы. Чжугэ Лян поклонился до земли и зашептал молитву:

— Я родился в век смуты и хотел прожить до старости среди гор и родников. Но император Чжао-ле трижды посетил мою хижину… Умирая, он оставил на мое попечение своего наследника. Я поклялся служить ему верно, как служат человеку собака и конь, поклялся уничтожить врагов Ханьской династии! Но кто мог знать, что звезда полководца упадет так внезапно и жизнь моя оборвется. Я почтительно пишу свою молитву на куске шелка и возношу ее к небу. Молю небо продлить мой век и дать мне время отблагодарить государя за его великие милости, спасти народ и не допустить, чтобы оборвались жертвоприношения на алтаре династии Хань. Мое желание искренне, и я не смею молить небо о своем личном счастье!

Окончив молитву, Чжугэ Лян распростерся на земле и так провел всю ночь до утра.

На следующий день Чжугэ Лян, поддерживаемый под руки, снова занялся делами. У него непрерывно шла горлом кровь. Ночью он снова возносил молитвы Северному ковшу.

Как-то ночью Сыма И, взглянув на небо, громко воскликнул, обращаясь к Сяхоу Ба:

— Звезда полководца сошла со своего места! Это означает, что Чжугэ Лян скоро умрет! Отправляйся сейчас же к его лагерю и вызывай на бой. Если там будут шуметь, но никто не выйдет, значит Чжугэ Лян заболел и, может быть, уже пришло время напасть на него!

Сяхоу Ба тотчас же отправился выполнять приказание.

А Чжугэ Лян уже шесть ночей молился и радовался, что главный светильник в шатре горит ярко. Цзян Вэй заглядывал в шатер и видел Чжугэ Ляна, который, распустив волосы и опираясь на меч, обращался к звездам Северного ковша с мольбой удержать от падения звезду полководца.

Вдруг возле лагеря послышались крики. Цзян Вэй хотел послать воинов разузнать, в чем дело, но в этот момент Вэй Янь вбежал в шатер Чжугэ Ляна с возгласом:

— Наступают вэйские войска!

Шаги Вэй Яня были так стремительны, что пламя главного светильника заколебалось и погасло. Чжугэ Лян с досадой бросил на землю меч:

— Конец! Жизнь и смерть предопределены судьбой! Молиться бесполезно!

Перепуганный Вэй Янь пал на колени перед Чжугэ Ляном, умоляя о прощении. Цзян Вэй в гневе выхватил меч и хотел зарубить Вэй Яня.

Поистине:

О дальнейшей судьбе Вэй Яня вы узнаете в следующей главе.