из которой читатель узнает о том, как ван Чэнь-лю вступил на престол, и о том, как Цао Цао подарил меч Дун Чжо

Итак, Дун Чжо хотел убить Юань Шао, но Ли Жу остановил его словами:

— Пока решение не принято, убивать Юань Шао безрассудно.

Дун Чжо опустил свое оружие. Юань Шао с обнаженным мечом в руке поклонился сановникам и поспешно выехал через восточные ворота в Цзичжоу.

— Твой племянник грубиян, — сказал Дун Чжо тай-фу Юань Вэю, — но ради тебя я прощаю его. Скажи, что ты думаешь о низложении императора?

— Ваше намерение правильно, — ответил ему Юань Вэй.

— Так пусть же будут наказаны по военным законам те, кто осмелятся противиться этому! — заявил Дун Чжо.

Перепуганные сановники в один голос изъявили покорность, и пир на том окончился. Когда все разошлись, Дун Чжо спросил своих приближенных Чжоу Би и У Цюна:

— Как вы относитесь к тому, что Юань Шао удалился?

— Юань Шао покинул пир разгневанный, — сказал Чжоу Би, — и если вы будете слишком притеснять его, это может вызвать волнения по всей Поднебесной. Ведь сторонники Юаней, обязанные этому роду благодеяниями из поколения в поколение, найдутся повсюду, и если Юань Шао соберет храбрецов и подымет восстание, вы потеряете Шаньдун. Лучше смените гнев на милость, испросите для него должность правителя округа, и он не станет чинить вам никакого зла.

— Юань Шао любит строить планы, хотя у него и не хватает решимости их выполнять, — добавил У Цюн. — Его нечего бояться. Но все же стоит дать ему должность и этим снискать расположение народа.

Дун Чжо последовал советам своих приближенных, и в тот же день послал гонца к Юань Шао, предлагая ему занять пост правителя Бохая.

В день новолуния девятого месяца император был приглашен в зал Обильной добродетели, где собралось много гражданских и военных чинов. Дун Чжо, обнажив меч, заявил собравшимся:

— Сын неба слаб и неспособен управлять Поднебесной. Слушайте акт его отречения.

И он приказал Ли Жу читать.

«Усопший император Лин-ди слишком рано покинул своих подданных. И ныне весь мир взирает с надеждой на его наследника. Но небо даровало мало талантов нынешнему правителю нашему: уважением он не пользуется, траур соблюдает нерадиво. Недостаток добродетелей наносит оскорбление великому престолу. Императрица-мать также не обладает достоинствами, необходимыми августейшей матери Сына неба, и государственные дела от этого пришли в беспорядок. Императрица Юн-лэ была зверски умерщвлена, о чем в народе ходят разные слухи. Не является ли это злодеяние попранием основ Трех уз, связывающих людей так же, как связано небо с землей?

Ван Чэнь-лю, по имени Се, мудр и щедро одарен добродетелями, поступки его безупречны. Он ревностно соблюдает траур, слова его не расходятся с делом; доброе имя его прославлено по всей Поднебесной. Ему надлежит взять на себя великое дело управления государством и увековечить свое имя. Посему император низлагается и ему присваивается титул вана Хуннун. Вдовствующая императрица устраняется от управления Поднебесной.

Мы почтительнейше просим вана Чэнь-лю от имени неба и по воле народа быть нашим государем и тем самым оправдать надежды рода человеческого».

Когда Ли Жу окончил чтение, Дун Чжо приказал свести императора с трона, снять с него пояс с печатью и заставить его, преклонив колена, признать себя подданным и обещать повиноваться законам. Вдовствующей императрице велено было снять мантию и ждать прощения. Император и императрица громко зарыдали, слезы их разжалобили всех сановников, а один из них, стоявший у самых ступеней трона, гневным голосом воскликнул:

— Дун Чжо, злодей! Как смеешь ты оскорблять небо! Это преступление должно быть смыто твоей кровью!

И дощечкой из слоновой кости, которую он держал в руке, сановник ударил Дун Чжо. Это был шан-шу Дин Гуань. Дун Чжо в ярости приказал страже вывести и обезглавить его. Дин Гуань, не умолкая, проклинал Дун Чжо, и до самой смерти мужество не изменило ему.

Потомки сложили стихи, в которых оплакивают его гибель:

Лелеял коварный Дун Чжо мечту императора свергнуть, И храмы династии Хань хотел он разрушить и сжечь. Среди именитых двора, среди царедворцев продажных Сумел лишь один Дин Гуань достоинство мужа сберечь.

Дун Чжо попросил вана Чэнь-лю взойти на престол. После церемонии представления новому императору всех сановников Дун Чжо приказал увести вдовствующую императрицу Хэ, вана Хуннун и вторую жену покойного императора урожденную Тан во дворец Вечного покоя и запереть за ними ворота. Сановникам запрещено было самовольно входить туда.

Достойно сожаления, что несчастный молодой император, лишь в четвертом лунном месяце вступивший на престол, в девятом месяце уже был низложен!

Посаженный на престол ван Чэнь-лю, которому исполнилось девять лет, был вторым сыном Лин-ди. Правил он под именем Сянь-ди, а период правления его назывался Чу-пин, что значит Начало спокойствия.

Дун Чжо стал правой рукой императора. Преклоняя перед ним колена, он не называл своего имени, как этого требовали церемонии; отправляясь ко двору, он не спешил; в зал приемов входил с мечом. Ничего подобного не видывали прежде. Ли Жу советовал Дун Чжо привлечь на свою сторону ученых, чтобы снискать уважение людей, и особенно расхвалил талант и мудрость Цай Юна. Дун Чжо велел вызвать его, но Цай Юн не явился. Разгневанный Дун Чжо послал людей предупредить его, что если он не придет к нему, то род его будет уничтожен. Цай Юн испугался и выполнил приказание. Дун Чжо обращался с ним очень милостиво и за один месяц трижды повышал его в чине.

А в это время малолетний император с императрицей Хэ и второй женой покойного императора урожденной Тан томился во дворце Вечного покоя. Запасы съестного с каждым днем истощались. Слезы не высыхали на глазах малолетнего императора. Однажды увидел он пару влетевших во дворец ласточек и сочинил такие стихи:

Над нежною травкой прозрачный дымок И ласточек быстрых мельканье. В долине Лошуя, на зависть другим, Снуют между грядок крестьяне. В дали бирюзовой белеет стена — То старый дворец мой в тумане… Но кто же из верных и добрых людей Придет облегчить мне страданье?..

Человек, постоянно шпионивший за ним по приказу Дун Чжо, сейчас же передал эти стихи своему покровителю.

— Так он от обиды сочиняет стихи! — воскликнул Дун Чжо. — Вот предлог убить его!

Он приказал Ли Жу взять десять стражников, войти во дворец и убить мальчика. Низложенный император и обе вдовы находились в верхних покоях, когда служанка сообщила, что пришел посланец от Дун Чжо. Ли Жу поднес императору чашу с вином, и тот спросил удивленно, что это значит.

— Наступил праздник весны, — сказал ему Ли Жу, — сян-го Дун Чжо посылает вам чашу вина долголетия.

— Если это в самом деле вино долголетия, — возразила императрица, — то выпейте сначала сами.

— Так вы отказываетесь пить? — рассердился Ли Жу.

Он подозвал слугу с кинжалом и веревкой и крикнул императору:

— Не хотите пить вино — берите эти вещи.

Госпожа Тан упала на колени:

— Разрешите мне выпить это вино. Умоляю вас сохранить жизнь матери и сыну!

— Кто ты такая, чтобы отдать свою жизнь за жизнь вана? — закричал на нее Ли Жу и затем, поднеся чашу императрице Хэ, сказал:

— Ты можешь пить первой.

Тогда императрица стала проклинать Хэ Цзиня за то, что он навлек все нынешние бедствия, призвав злодеев в столицу. Ли Жу торопил императора осушить чашу.

— Позвольте мне попрощаться с матушкой, — просил император, и, глубоко опечаленный, он сложил песню:

Пусть небо сойдется с землею и солнце во тьму погрузится. Страну свою брошу навеки, в последний отправившись путь. Меня унижают холопы, но жить мне осталось недолго, Великая сила уходит, слезами ее не вернуть!

Госпожа Тан также сложила песню:

Пускай же расколется небо, земля превратится в пустыню За то, что наложницей бедной твой путь не могу разделить. Кто раньше из жизни уходит, с живыми навек расстается. И скорбь, что мне сердце терзает, хочу я слезами излить!

Окончив пение, они обнялись и заплакали:

— Сян-го ждет меня с донесением, — вскричал Ли Жу, — а вы медлите! Уж не надеетесь ли вы на чью-либо помощь?

— Разбойник Дун Чжо принуждает нас умереть! Да покарает его небо! — гневалась императрица Хэ. — Ты помогаешь злодею — так пусть же погибнет твой род!

Ли Жу в бешенстве схватил императрицу и сбросил ее с башни. Затем он приказал задушить госпожу Тан и силой влил в рот малолетнего императора отравленное вино. Возвратившись, он доложил об этом Дун Чжо, и тот велел похоронить убитых за городом.

С тех пор Дун Чжо каждую ночь стал ходить во дворец, бесчестил придворных женщин и даже спал на императорском ложе.

Однажды Дун Чжо повел свое войско в Янчэн. Это было во втором лунном месяце, когда поселяне устраивали благодарственные жертвоприношения, на которые собирались все мужчины и женщины. Дун Чжо приказал окружить ни в чем не повинных людей, перебить всех мужчин и захватить женщин и имущество. Нагрузив разным добром повозки и привязав к ним более тысячи отрубленных голов, они возвратились в столицу, распространяя слух, что одержали великую победу и уничтожили шайку разбойников. Головы убитых были сожжены у городских ворот, а женщины и имущество разделены между «победителями».

Один из сановников, У Фоу, возмущенный злодеяниями Дун Чжо, замыслил убить его и стал под придворным платьем носить легкий панцырь и кинжал. Выследив однажды Дун Чжо, У Фоу выхватил кинжал и бросился на него. Но Дун Чжо, обладая большой силой, сумел удержать У Фоу, пока не подоспел Люй Бу и не связал его.

— Кто научил тебя бунтовать? — допытывался Дун Чжо.

— Ты мне не государь, а я не твой подданный! — вскричал У Фоу. — Разве я бунтовщик? Твои злодеяния переполнили чашу терпения неба, и каждый честный человек горит желанием убить тебя. Я горюю, что не могу разорвать тебя, этим я заслужил бы благодарность Поднебесной!

Дун Чжо приказал увести У Фоу и изрубить в куски. Но тот до самой смерти не переставал осыпать Дун Чжо проклятиями. Потомки сложили стихи, восхваляющие его:

Средь верных друзей династии Хань У Фоу считали вернейшим: Во время приема злодея убить пытался он скрытым оружьем. И храбрость его дошла до небес, а слава живет и поныне. Во веки веков его будут звать великим и доблестным мужем.

С тех пор Дун Чжо стал всюду ходить в сопровождении телохранителей.

Юань Шао находился в это время в Бохае. Когда до него дошла весть, что Дун Чжо захватил власть, он послал гонца с секретным письмом к Ван Юню. Письмо гласило:

«Разбойник Дун Чжо, оскорбив небо, сверг нашего правителя, о чем верные люди не в силах молчать. Вы же миритесь с его распущенностью, будто ничего не знаете о ней! Разве так служат государству преданные слуги? Я собираю войско, чтобы избавить правящий дом от недостойных лиц, однако опасаюсь поступить опрометчиво. Если вы поддержите меня, я сочту своим долгом при случае вместе с вами обдумать, какие надлежит принять меры. Если вы найдете нужным послать меня куда-либо, я исполню ваше повеление».

Ван Юнь, прочитав письмо, долго не мог принять никакого решения. Но как-то в сутолоке дворцовой приемной он встретился с близко знакомыми сановниками и обратился к ним:

— Сегодня я праздную день рождения и прошу вас вечером оказать мне честь своим посещением,

— Непременно придем пожелать вам долгой жизни, — отозвались сановники.

Вечером Ван Юнь приготовил пир во внутренних покоях своего дома. Собрались все приглашенные. Когда вино обошло несколько кругов, Ван Юнь вдруг закрыл лицо руками и заплакал. Все встревожились и стали расспрашивать его:

— В чем причина вашей печали? Ведь сегодня день вашего рождения.

— Нет, сегодня не день моего рождения, — отвечал Ван Юнь. — Я просто хотел увидеться с вами и поговорить откровенно, но боялся вызвать подозрения Дун Чжо и придумал этот повод. Дун Чжо, обойдя императора, присвоил власть и поставил под угрозу существование династии! Мне вспомнилось, как император Гао-цзу, разбив царство Цинь и уничтожив царство Чу, завоевал Поднебесную и основал династию Хань. Так неужели теперь все должно погибнуть от руки Дун Чжо! Вот в чем причина моих слез.

Тут все зарыдали. Но один из гостей поднялся и, громко рассмеявшись, сказал:

— Даже если все сановники примутся плакать с вечера до утра и с утра до вечера, вряд ли смогут они своими слезами убить Дун Чжо!

Ван Юнь, окинув взглядом говорившего, — это был Цао Цао, — гневно воскликнул:

— Твой род пользовался милостями Ханьского дома! Ты же не только не думаешь, как послужить государству, но еще и смеешься над нами!

— Я смеюсь вовсе не потому, — возразил Цао Цао. — Мне смешно, что вы проливаете слезы и не думаете над тем, как убить Дун Чжо. Я хоть и не обладаю талантами, но сумею отрубить голову этому разбойнику и выставить ее у ворот столицы, чтобы заслужить благодарность Поднебесной!

— Какие же у вас планы, Цао Цао? — спросил Ван Юнь, подходя к нему.

— Вот что, — начал Цао Цао. — В ближайшие дни я отправлюсь к Дун Чжо и скажу, что хочу служить ему. Если он поверит, то со временем мне удастся попасть в число его приближенных. Я слышал, что у вас, сы-ту, есть драгоценный меч «семи звезд». Я хотел бы получить его, чтобы, пробравшись во дворец, убить им злодея. Случись так, что пришлось бы мне самому умереть, я не пожалел бы об этом!

— Если ваше намерение искренне, какое это будет счастье для Поднебесной! — вскричал Ван Юнь.

И, своими руками наполнив чашу вином, он поднес ее Цао Цао. Тот выпил и произнес клятву, после чего Ван Юнь вручил ему меч «семи звезд». Цао Цао спрятал его, поклонился сановникам и удалился. Все остальные вскоре тоже разошлись.

На следующий день Цао Цао, опоясавшись драгоценным мечом, отправился во дворец. Узнав от приближенных, что Дун Чжо в малом зале, он вошел туда. Дун Чжо сидел на ложе. Около него стоял Люй Бу.

— Почему вы пришли так поздно? — спросил Дун Чжо.

— На плохом коне быстро не доедешь! — отвечал Цао Цао.

— Я получил из Силяна добрых коней, — сказал Дун Чжо и обратился к Люй Бу: — Пойди выбери одного и подари Цао Цао.

Люй Бу вышел, и Цао Цао подумал: «Вот удобный момент убить злодея!» Он хотел уже выхватить меч, но заколебался, зная, как силен Дун Чжо. Тучный Дун Чжо не мог сидеть подолгу и лег, отвернувшись лицом к стене.

«С этим злодеем надо немедленно покончить», — снова мелькнуло в голове Цао Цао. Он выхватил меч и замахнулся, но не подумал о том, что Дун Чжо смотрит вверх и видит его в зеркале, висящем на стене.

— Ты что делаешь? — спросил Дун Чжо, быстро оборачиваясь.

В эту минуту Люй Бу подвел к крыльцу коня. Цао Цао быстро опустился на колени и, протягивая меч Дун Чжо, произнес:

— Вот драгоценный меч, который я хотел бы подарить вам за ваши милости.

Дун Чжо внимательно осмотрел подарок: острый клинок более чи длиною, в рукоять вправлено семь драгоценных камней — поистине драгоценный меч. Полюбовавшись, он передал меч Люй Бу, а Цао Цао отдал ему ножны.

Затем Дун Чжо и Цао Цао вышли посмотреть на коня. Выразив благодарность, Цао Цао сказал, что хотел бы испытать его. Дун Чжо приказал принести седло и уздечку. Цао Цао вывел коня, вскочил в седло и умчался на юго-восток.

— Направляясь сюда, Цао Цао замышлял убийство, — сказал Люй Бу, — но его постигла неудача. Вот почему он решил подарить вам этот меч.

— Я тоже заподозрил это, — согласился Дун Чжо. Тут как раз подошел Ли Жу, и Дун Чжо рассказал ему о случившемся.

— У Цао Цао в столице нет ни жены, ни детей, — сказал Ли Жу. — Он один в доме. Пошлите за ним. Если Цао Цао придет, значит он действительно хотел подарить вам меч. Если же он не явится, это послужит доказательством того, что он и вправду замышлял убийство. Тогда схватите его и допросите.

Мысль эта показалась Дун Чжо правильной, и он послал за Цао Цао четверых тюремных стражников. Спустя некоторое время они вернулись и доложили, что Цао Цао выехал верхом через восточные ворота и домой не возвращался. Страже у ворот он сказал, что якобы послан по срочному делу, и, подхлестнув коня, ускакал.

— Нет сомнений — злодей почуял беду и бежал, как крыса! — воскликнул Ли Жу.

— Я так доверял ему, а он хотел убить меня! — жаловался Дун Чжо.

— У него, разумеется, есть сообщники, — утверждал Ли Жу. — Надо изловить Цао Цао, и тогда мы узнаем все.

Дун Чжо повсюду разослал приказ изловить Цао Цао; были указаны его приметы и обещана награда — тысяча лян золота и титул хоу тому, кто его схватит. Тот же, кто попытается укрыть Цао Цао, будет рассматриваться как его сообщник.

А Цао Цао тем временем, выехав из города, помчался в Цзяоцзюнь, но по дороге в Чжунмоу был схвачен стражей у заставы и доставлен начальнику уезда.

— Я — торговец, и фамилия моя Хуанфу, — заявил ему Цао Цао.

Начальник, уезда пристально посмотрел на него и задумался, а затем сказал:

— Когда я в Лояне ожидал назначения на эту должность, я знал тебя как Цао Цао. Что заставляет тебя скрывать свое имя? Сейчас я посажу тебя в тюрьму, а завтра доставлю в столицу и получу награду.

Однако в полночь начальник уезда приказал преданному слуге тайно привести Цао Цао к нему на задний двор для допроса.

— Я слышал, что Дун Чжо хорошо относился к тебе, — сказал он, — почему же ты сам полез на рожон?

— Где воробью понять стремления аиста! — оборвал его Цао Цао. — Вы поймали меня, ну и отправляйтесь за наградой! К чему лишние вопросы?

Начальник уезда отпустил своих слуг и молвил:

— Не глумитесь надо мной! Я не какой-нибудь мелкий чиновник, — да вот служу не тому, кому надо!

— Род мой пользовался щедротами Ханьского дома, и если мне не думать о том, как принести пользу государству, то чем я буду отличаться от скотины? Я заставил себя служить Дун Чжо, ибо искал удобный случай разделаться с ним и избавить Поднебесную от зла, — сказал Цао Цао. — Но дело не увенчалось успехом — видно, не судьба!

— А куда вы направляетесь теперь?

— Я хотел возвратиться в родную деревню, чтобы оттуда бросить клич всем князьям Поднебесной подымать войска и уничтожить разбойника Дуна, — ответил Цао Цао. — Таково мое желание!

Тут начальник уезда освободил его от пут, усадил на почетное место и, поклонившись, сказал:

— Кланяюсь вам, как справедливому и достойному сыну Поднебесной!

Цао Цао в свою очередь отдал поклон и пожелал узнать имя начальника.

— Меня зовут Чэнь Гун, — молвил тот. — У меня есть престарелая мать, жена и дети — все они живут в Дунцзюне. Глубоко взволнованный вашей преданностью государству, я хочу оставить должность и последовать за вами.

В ту же ночь Чэнь Гун приготовил все, что могло потребоваться в пути, дал Цао Цао другую одежду, и затем, вооружившись мечами, оба отправились в родную деревню Цао Цао.

Через три дня они добрались до Чэнгао. Смеркалось. Цао Цао, указывая плетью на деревушку в лесу, сказал Чэнь Гуну:

— Здесь живет Люй Бо-шэ, сводный брат моего отца. Не заехать ли нам к нему поразузнать новости, а может быть, и переночевать там?

— Прекрасно! — сказал Чэнь Гун.

Они въехали в деревушку, спешились и вошли в хижину Люй Бо-шэ.

— Я слышал, что разослан приказ, повелевающий схватить тебя, — сказал Люй Бо-шэ. — Твой отец укрылся в Чэньлю, как ты попал сюда?

Цао Цао рассказал обо всем и добавил:

— Если бы не Чэнь Гун, меня давно уже изрубили бы на мелкие части.

— Господин мой, если бы вы не спасли моего племянника, погиб бы род Цао! — воскликнул Люй Бо-шэ, кланяясь Чэнь Гуну. — Сегодня ночью вы можете отдыхать и спать спокойно.

Усадив гостей, он вышел из комнаты и, вернувшись спустя некоторое время, сказал:

— У меня в доме нет хорошего вина и нечего выпить в честь вашего приезда. Я съезжу в соседнюю деревню и достану.

Люй Бо-шэ сел на осла и уехал. Цао Цао и Чэнь Гун ждали довольно долго, и вдруг за домом им почудился странный звук, словно кто-то точил нож.

— Ведь Люй Бо-шэ не родственник мне, — встревожился Цао Цао. — Очень подозрительно, что он ушел. Давайте прислушаемся.

Крадучись, они пробрались в заднюю комнату соломенной хижины и услышали, как кто-то за стеной сказал:

— Надо связать, прежде чем резать.

— Так я и думал! — шепнул Цао Цао. — Если мы не опередим их, они схватят нас.

Они обнажили мечи и перебили всех, кто попадался им под руку — мужчин и женщин, всего восемь человек. Обыскав затем дом, они обнаружили на кухне связанную свинью, приготовленную на убой.

— Цао Цао, мы ошиблись! — воскликнул Чэнь Гун. — Мы убили добрых людей!

Второпях они покинули дом, вскочили на коней и помчались, но не проехали и двух ли, как встретили Люй Бо-шэ верхом на осле с двумя кувшинами вина. В руках он держал корзину с овощами и фруктами.

— Дорогой племянник и вы, господин, — окликнул их Люй Бо-шэ, — почему же вы так скоро тронулись в путь?

— Людям, совершившим преступление, нельзя подолгу оставаться на месте, — сказал Цао Цао.

— А я поручил домашним заколоть свинью, чтобы угостить вас, — продолжал Люй Бо-шэ. — Разве вы гнушаетесь моим убогим жильем? Умоляю вас вернуться!

Цао Цао, взмахнув плетью, поскакал вперед, но вдруг круто осадил коня и, повернувшись, крикнул, обнажая свой меч:

— Кто это едет за нами?

Люй Бо-шэ оглянулся. В этот миг Цао Цао мечом снес ему голову.

— Что вы наделали? — испуганно воскликнул Чэнь Гун. — Вы только что уже совершили ошибку!

— Если бы Люй Бо-шэ вернулся домой и увидел, что вся семья его перебита, разве он стерпел бы? — возразил Цао Цао. — Он созвал бы людей и погнался за нами, тогда мы попали бы в беду!

— Преднамеренное убийство — великая несправедливость, — сказал Чэнь Гун.

— Уж лучше я обижу других, чем позволю кому-либо обидеть себя, — ответил Цао Цао.

Чэнь Гун замолчал. Ночью они проехали несколько ли и при свете луны постучались в ворота постоялого двора. Накормив коня, Цао Цао вскоре уснул, а Чэнь Гун бодрствовал, терзаясь сомнениями: «Я считал его добрым человеком и, покинув свой пост, последовал за ним, а оказалось, что это человек с сердцем волка! Он натворит много зла, нельзя оставлять его в живых». И Чэнь Гун потянулся было за мечом, собираясь прикончить Цао Цао.

Правильно говорится:

Правдивым не может быть тот, в чьем сердце скрывается злоба. А вот Цао Цао, Дун Чжо наполнены злобою оба.

О том, что дальше приключилось с Цао Цао, вы узнаете в следующей главе.