которая рассказывает о том, как кончил свою жизнь искусный лекарь, и о том, как покинул мир коварный тиран
Когда Ханьчжунский ван Лю Бэй узнал о смерти Гуань Юя, он с воплем упал на землю и долго не мог побороть свою скорбь. Приближенные его под руки увели во дворец.
— Не горюйте так, господин мой, — утешал его Чжугэ Лян. — Таков уж извечный порядок — жизнь и смерть человека предопределены судьбой. Гуань Юй был горд и заносчив, это и довело его до гибели. Поберегите свои силы и подумайте о том, как отомстить за смерть брата.
— В Персиковом саду мы с Гуань Юем заключили вечный союз и дали клятву жить и умереть вместе, — проговорил Ханьчжунский ван. — Как же мне наслаждаться почетом и богатством, когда Гуань Юя больше нет в живых!
Не успел он произнести эти слова, как в зал вошел сын Гуань Юя, по имени Гуань Син. Тут Лю Бэй снова упал на пол. Чиновники привели его в чувство, но горе его не утихло. Три дня оплакивая названого брата кровавыми слезами, Лю Бэй не пил и не ел.
Чжугэ Лян и чиновники тщетно пытались его успокоить.
— Клянусь, — твердил он, — что не буду жить под одним солнцем и под одною луной с разбойником Сунь Цюанем!
Тогда Чжугэ Лян сказал:
— Голову Гуань Юя Сунь Цюань отправил Вэйскому вану, и Цао Цао похоронил ее с церемониями, которые надлежит оказывать ванам и хоу.
— Зачем же это сделал Сунь Цюань? — спросил Лю Бэй.
— Чтобы при случае свалить вину на Цао Цао, — объяснил Чжугэ Лян, — но тот разгадал эту хитрость и похоронил нашего полководца Гуань Юя с высокими почестями. Цель самого Цао Цао — добиться, чтобы вы обратили свой гнев на Сунь Цюаня.
— Сейчас же я подыму войско и пойду на княжество У! — воскликнул Лю Бэй.
— Нет, этого делать нельзя! — остановил его Чжугэ Лян. — Ведь Цао Цао только и ждет этой войны, чтобы извлечь для себя выгоду. Пока наше войско никуда двигать не надо. Принесите жертвы душе Гуань Юя и терпеливо ждите, когда между Цао Цао и Сунь Цюанем начнутся разногласия. Вот тогда и идите на них войной.
Лю Бэй уступил его уговорам и приказал всему войску, от военачальников до простых воинов, надеть траур по Гуань Юю. Затем Лю Бэй совершил обряд жертвоприношения за южными воротами Чэнду.
В это время Вэйский ван находился в Лояне. После похорон Гуань Юя ему каждую ночь чудился убитый. Дрожа от страха, Цао Цао спрашивал приближенных, что бы могло означать это видение.
— Лоянские дворцы и храмы заколдованы, — отвечали чиновники. — Вам следует построить себе новый дворец.
— Я давно уже хотел воздвигнуть новый дворец и назвать его дворцом Первооснования, — сказал Цао Цао. — Жаль только, что нет у меня хорошего мастера-строителя!
— В Лояне живет прекрасный мастер, — отозвался Цзя Сюй. — Зовут его Су Юэ. Это, пожалуй, самый изобретательный человек нашего времени.
Цао Цао вызвал Су Юэ и приказал ему начертить план дворца. Тот быстро набросал большое здание на девять зал, с пристройками, галереями и башнями.
— Ты создашь то, о чем я мечтал! — воскликнул Цао Цао, взглянув на рисунок. — Но где взять материалы для строительства?
— В тридцати ли от города есть пруд Резвящегося дракона, — сказал мастер. — А возле него стоит кумирня Резвящегося дракона. Перед кумирней растет грушевое дерево высотою более десяти чжанов. Вот оно как раз и пойдет на балки для дворца Первооснования.
Цао Цао возликовал и тотчас же послал людей срубить это дерево. Но на другой день посланные возвратились и сказали, что дерево срубить невозможно, так как его не берет ни пила, ни топор.
Цао Цао не поверил этому и сам поехал в кумирню Резвящегося дракона. Сойдя с коня и закинув голову кверху, он рассматривал дерево. Оно было прямое, как стрела, а крона его напоминала раскрытый зонт. Казалось, верхушка дерева упирается в облака.
Цао Цао приказал рубить ствол. Но к нему подошло несколько стариков — местных жителей, и сказали:
— Дереву этому много веков. Срубить его невозможно — на нем обитает дух неизвестного человека.
— Какой там еще дух! — рассердился Цао Цао. — Я за сорок лет из конца в конец исходил Поднебесную, но еще не встречался мне такой человек, который бы меня не боялся! Какой дух осмелится ослушаться моего повеления?
С этими словами он выхватил висевший у пояса меч и ударил им по стволу дерева. Раздался металлический звон, и Цао Цао весь оказался залитым кровью. Он бросил меч, вскочил в седло и умчался к себе во дворец.
Ночью Цао Цао не находил себе покоя. Сидя в своей спальне, он облокотился на столик и задремал. Вдруг он увидел человека с мечом. На нем был черный халат, и волосы его были распущены. Человек приблизился к Цао Цао и произнес глухим голосом:
— Я — дух грушевого дерева! Ты хотел похитить мой престол! Ты приказал срубить священное дерево! Судьба твоя свершилась, и я пришел за твоей жизнью!
Цао Цао в страхе стал звать стражу, а человек в черной одежде замахнулся на него мечом. Цао Цао вскрикнул и проснулся. Нестерпимо болела голова. Он приказал отовсюду созвать лучших лекарей, но они не смогли ему помочь. Сановники сильно встревожились.
— Великий ван, — обратился к нему Хуа Синь, — вы знаете чудесного лекаря Хуа То?
— Того, что в Цзяндуне лечил Чжоу Тая? — спросил Цао Цао.
— Да.
— Это имя мне приходилось слышать, но я никогда его не видел.
— Родом он из области Цзяоцзюнь, что в княжестве Пэй, — продолжал Хуа Синь. — В мире редко встречаются столь искусные лекари, как он. Хуа То лечит и лекарствами, и проколами, и прижиганием. А если у человека болят внутренности и никакое лекарство не помогает, так он дает отвар из конопли, от которого больной засыпает мертвым сном, потом острым ножом вскрывает ему живот, промывает целебным настоем внутренности — при этом больной не чувствует никакой боли — и зашивает разрез пропитанными лекарством нитками, а потом смазывает шов настоем, и через месяц, а то и через двадцать дней, больной совсем выздоравливает. Вот это искусство!
Рассказывают, что однажды Хуа То шел по дороге и вдруг слышит: стонет человек. «Он болен и поэтому не может ни есть, ни пить», — сказал Хуа То и обратился к больному с расспросами. Убедившись в том, что догадка правильна, Хуа То велел ему выпить три шэна чесночного сока. Больного стошнило, и у него вышел червь длиною в два-три чи. После этого человек стал пить и есть. А то еще как-то заболел в Гуанлине тай-шоу Чэнь Дэн. У него покраснело лицо, он ничего не хотел есть. Пригласили к нему Хуа То, и он напоил больного отваром, от которого у Чэнь Дэна началась рвота и вышло три шэна червей с красными головками. Чэнь Дэн пожелал узнать причину своей болезни. «Вы ели много сырой рыбы и отравились, — объяснил Хуа То. — Сейчас вы здоровы, но через три года болезнь повторится, и тогда от нее не спастись». Через три года Чэнь Дэн действительно заболел и умер.
Был еще и другой случай. У одного человека между бровями начала расти опухоль, и она так невыносимо чесалась, что больной обратился к Хуа То. Лекарь осмотрел его и сказал: «В опухоли сидит пернатая тварь». Все, кто при этом присутствовал, рассмеялись. Но Хуа То вскрыл опухоль, и из нее вылетела птичка.
А однажды человека укусила собака. На месте укуса у него появилось два нароста, причем один нарост болел, а другой чесался. И Хуа То сказал: «Внутри того нароста, который болит, находятся десять иголок; а в том, который чешется, две шахматных фигуры, одна белая, другая черная». Никто этому не поверил. Но Хуа То вскрыл наросты, и все увидели, что он был прав.
— Этот лекарь под стать Бянь Цюэ и Цан Гуну, — заключил свой рассказ Хуа Синь. — Он живет в Цзиньчэне, недалеко отсюда. Почему бы вам не позвать его?
Цао Цао послал за Хуа То, и когда тот явился, велел ему определить, чем он болен.
— У вас, великий ван, голова болит потому, что вас продуло, — сказал Хуа То. — Ваша болезнь кроется в черепе. Там образовался нарыв, и гной не может выйти наружу. Лекарства и настои здесь бесполезны. Но я могу предложить вам другой способ лечения: выпейте конопляного отвара и крепко усните, а я вам продолблю череп и смою гной. Тогда и корень вашей болезни будет удален.
— Ты хочешь убить меня? — в гневе закричал Цао Цао.
— Великий ван, не приходилось ли вам слышать, как Гуань Юй был ранен в руку отравленной стрелой? — спокойно спросил Хуа То. — Я предложил ему очистить кость от яда, и Гуань Юй нисколько не испугался. А вы колеблетесь!
— Руку резать — это одно, но долбить череп! Ты, наверно, был другом Гуань Юя и теперь хочешь за него отомстить? — вдруг крикнул Цао Цао и сделал знак подчиненным схватить Хуа То.
Он приказал бросить лекаря в темницу и учинить ему допрос.
— Великий ван! — обратился к Цао Цао советник Цзя Сюй. — Таких лекарей мало в Поднебесной, и убивать его — неразумно…
Цао Цао оборвал Цзя Сюя:
— Он хочет меня погубить, как когда-то пытался Цзи Пин!
Хуа То допросили под пыткой и оставили в темнице. Смотритель темницы по фамилии У был человеком добрым и отзывчивым. Люди называли его просто смотрителем У. Он каждый день приносил Хуа То вино и еду, и узник, тронутый его заботой, однажды сказал:
— Я скоро умру, и жаль будет, если «Книга из Черного мешка» останется не известной миру. Я дам вам письмо, пошлите кого-нибудь ко мне домой за этой книгой. Я хочу отблагодарить вас за вашу доброту и подарю ее вам, и вы продолжите мое искусство.
— Если вы подарите мне эту книгу, я брошу эту неблагодарную службу! — воскликнул обрадованный смотритель У. — Я стану лекарем и буду прославлять ваши добродетели!
Хуа То написал письмо своей жене, и смотритель сам поехал за книгой. Хуа То просмотрел ее и подарил смотрителю У. Тот отнес книгу домой и спрятал.
Через десять дней Хуа То умер. Смотритель У купил гроб и похоронил лекаря. Отказавшись от службы, он вернулся домой, чтобы заняться изучением «Книги из Черного мешка». Но, едва переступив порог дома, он увидел, как жена его лист за листом сжигает книгу в очаге. В отчаянии он бросился к ней и выхватил книгу. Но было уже поздно, от книги осталось лишь два листа.
Смотритель У гневно бранил жену, но она спросила:
— К чему тебе эта книга? Что она тебе даст, если даже такой великий лекарь, как Хуа То, умер в темнице?
Смотритель У вздыхал, но делать было нечего. Так «Книга из Черного мешка» и не увидела света. Сохранились только записи на двух листах, что не успели сгореть, о способе кастрации петухов и свиней.
Об этом событии потомки сложили такие стихи:
После того как умер Хуа То, болезнь Цао Цао усилилась. К тому же его сильно беспокоили события, происходившие в княжествах У и Шу.
Вдруг однажды приближенный сановник доложил ему, что из княжества У от Сунь Цюаня прибыл гонец с письмом. В том письме было написано:
«Вашему слуге Сунь Цюаню известно, что судьба благоволит вам, великий ван. Почтительно склоняюсь перед вами и с надеждой молю, чтобы вы, заняв императорский трон, послали войско в Сычуань уничтожить Лю Бэя. Я и все мои подданные вручаем вам наши земли и просим принять нашу покорность».
Прочитав письмо, Цао Цао показал его сановникам и со смехом промолвил:
— Этот мальчишка Сунь Цюань хочет изжарить меня на костре!
На это ши-чжун Чэнь Цюнь заметил:
— Ханьский правящий дом уже давно пришел в упадок, а ваши заслуги и добродетели очень высоки. Народ взирает на вас с надеждой, и то, что Сунь Цюань добровольно покоряется вам, есть воля неба и людей. И души умерших требуют, чтобы вы вступили на высокий престол.
— Я уже много лет служу Ханьской династии, — улыбнулся Цао Цао, — и всегда старался делать добро простому человеку; благодаря этому я возвысился до положения вана. У меня и без того достаточно высокий титул, чтобы я еще смел надеяться на большее. Но если бы я был, как вы говорите, избранником неба, то уже был бы Чжоуским Вэнь-ваном!
— Раз уж Сунь Цюань покорился вам, дайте ему титул и велите напасть на Лю Бэя, — сказал Сыма И.
Тогда Цао Цао пожаловал Сунь Цюаню звание бяо-ци-цзян-цзюнь и титул Наньчанского хоу, назначив при этом на должность правителя округа Цзинчжоу. Гонец с указом в тот же день помчался в Восточный У.
Болезнь Цао Цао обострялась. Однажды ночью ему приснился сон, будто три коня едят из одного корыта. Утром он с тревогой сказал Цзя Сюю:
— Когда-то мне уже снился точно такой же сон: три коня у одного корыта, и на меня свалилась беда по вине Ма Тэна и его сына. Ма Тэна теперь уже нет в живых, но сон мой повторился. К счастью это или к несчастью?
— Видеть во сне коня у корыта — это к счастью, — истолковал Цзя Сюй. — И ваш нынешний сон означает, что счастье вернулось к Цао. В этом нет никаких сомнений!
Цао Цао успокоился.
Потомки об этом сложили такие стихи:
Едят три коня из корыта — сомненье рождающий знак. Быть может, тот знак предвещает династии Цзинь торжество? Но хитрость тирана напрасна: ведь знать Цао Цао не мог Того, что придет Сыма Ши, чтоб властвовать после него.
Ночью Цао Цао уснул в своей опочивальне и сквозь сон почувствовал, что в голове и в глазах у него мутится. Он встал с постели, присел к столику и, облокотившись, снова задремал.
Вдруг во дворце раздался треск, словно кто-то разорвал холст. Цао Цао вздрогнул и стал всматриваться в темноту. Он увидел императрицу Фу, наложницу Дун, двух императорских сыновей, Дун Чэна, Фу Ваня и многих других, некогда казненных им. Кровавые призраки были окутаны черным облаком, и чей-то властный голос требовал, чтобы Цао Цао отдал им свою жизнь. Цао Цао выхватил меч и ударил им в пустоту. Послышался страшный грохот — обвалился юго-западный угол дворца. Цао Цао без памяти грохнулся на пол.
Приближенные подхватили его и унесли в другой дворец. Но и в следующую ночь ему опять чудились призраки и слышались непрерывные вопли мужских и женских голосов у ворот дворца.
Утром Цао Цао призвал к себе сановников и сказал:
— Более тридцати лет провел я в войнах и походах и никогда не верил в чудеса. Почему же теперь со мной творится что-то неладное?
— А вы бы, великий ван, приказали даосу устроить жертвоприношение с возлиянием вина и помолиться об отвращении зла, — посоветовали сановники.
Цао Цао тяжело вздохнул:
— Нет. Мудрец сказал: «Тому, кто провинился перед небом, не вымолить прощения». Чувствую я, что дни мои сочтены и мне уже ничто не поможет!
И он не разрешил устраивать жертвоприношение. А на следующий день ему стало казаться, что его распирает. Он уже не различал окружающих предметов и приказал позвать к нему Сяхоу Дуня. Когда тот входил в ворота дворца, он увидел императрицу Фу, наложницу Дун, двух императорских сыновей, военачальников Фу Ваня и Дун Чэна, стоявших в черном облаке. От испуга Сяхоу Дунь потерял сознание и упал. Приближенные под руки увели его, но и он тоже тяжело занемог.
Цао Цао призвал к своему ложу советников Цао Хуна, Чэнь Цюня, Цзя Сюя и Сыма И, чтобы дать им указания на будущее.
— Великий ван, поберегите свое драгоценное здоровье. Скоро ваша болезнь пройдет, — опустив голову, сказал Цао Хун.
— За тридцать лет я вдоль и поперек исходил всю Поднебесную, уничтожил много сильных героев, — заговорил Цао Цао. — Не справился я только с Сунь Цюанем из Восточного У и Лю Бэем из Западного Шу. Жизнь моя кончается, мне больше не придется советоваться с вами, и я решил все дела возложить на вас. Мой старший сын Цао Ан, рожденный моей женой госпожой Лю, погиб в Юаньчэне и похоронен там. Потом вторая жена моя, госпожа Бянь, родила мне четырех сыновей: Цао Пэя, Цао Чжана, Цао Чжи и Цао Сюна. Больше всех я любил третьего сына, Цао Чжи. Но, к несчастью, оказалось, что он лишен истинных добродетелей, что он неискренен и неправдив. Он пристрастен к вину и крайне распущен. Потому я и не назначил его своим наследником. Второй мой сын, Цао Чжан, храбр, но умом не силен. Четвертый сын, Цао Сюн, слаб здоровьем, постоянно болеет, и за его жизнь поручиться нельзя. Только старший сын мой, Цао Пэй, искренен и прилежен. Только он способен продолжить мое дело! Помогайте же ему!
Цао Хун и все присутствующие, проливая слезы, обещали Цао Цао исполнить его волю. Когда они ушли, Цао Цао велел раздать своим наложницам бережно хранимые им драгоценные благовония.
— Когда я умру, — наказывал он наложницам, — оставьте при себе служанок, научите их делать на продажу шелковые башмаки и на вырученные деньги кормитесь.
А тем наложницам, что жили в башне Бронзового воробья, он повелел каждый день устраивать жертвоприношения и обучить своих служанок играть на музыкальных инструментах и подавать яства.
Кроме того, он приказал соорудить возле города Учэна семьдесят два могильных кургана, чтобы потомки не знали, где он похоронен и не разрыли его могилу.
Распорядившись обо всем, Цао Цао тяжело вздохнул, из глаз полились слезы, и дыхание скоро оборвалось. Так шестидесяти шести лет от роду скончался Цао Цао. Случилось это весной, в первом месяце двадцать пятого года периода Цзянь-ань [220 г.].
Когда Цао Цао умер, все чиновники надели траур. Отсутствующие сыновья покойного были извещены о смерти отца.
Гроб с телом Цао Цао отправили в Ецзюнь, где должны были его установить во дворце. Цао Пэй встречал похоронную процессию в десяти ли от города и сопровождал покойного до самого дворца.
Во дворце происходило прощание чиновников, одетых в траурные одежды и проливавших слезы над телом Вэйского вана. Вдруг один из тех, кто был в зале, выпрямился во весь рост, шагнул вперед и громко произнес:
— Не время наследнику скорбеть! Он должен подумать о великом деле!
Взоры всех обратились к говорившему — это был Сыма Фу, сын дворцовой наложницы.
— Смерть великого вана всколыхнула всю Поднебесную! — продолжал Сыма Фу. — Сейчас надо успокоить народ. Наследник должен немедленно вступить в свои права! Слезами ничему не поможешь!
— Возможно ли действовать так поспешно? — усомнились чиновники. — Ведь на это еще не было указа Сына неба!
— Великий ван ушел из мира, неофициально назначив своим наследником любимого сына, — заметил шан-шу Чэнь Цзяо. — Его мы и должны поддерживать. Если сейчас между сыновьями усопшего пойдут раздоры, династия окажется в опасности.
Выхватив меч, он отсек рукав своего халата и зычным голосом закричал:
— Сегодня же надо просить наследника вступить в свои права! А с теми, кто мыслит по-иному, я поступлю так же, как с этим халатом.
Чиновники онемели от страха. Тут как раз доложили, что из Сюйчана примчался Хуа Синь. Все заволновались и бросились к нему навстречу.
— Великий ван ушел из жизни, вся Поднебесная потрясена. Почему вы до сих пор не попросили наследника вступить в свои права? — вскричал он.
— Потому что еще нет указа Сына неба, — отвечали чиновники. — Мы только что говорили с госпожой Бянь о том, кто же будет преемником великого вана.
— Я получил указ ханьского императора, — сказал Хуа Синь. — Вот он! Наследник — Цао Пэй!
Все возликовали и стали поздравлять Цао Пэя. Хуа Синь вынул из-за пазухи указ, развернул его и громко прочел.
Опасаясь за судьбу наследника Вэйского вана, Хуа Синь сам составил этот указ и силой принудил императора Сянь-ди подписать его. Цао Пэй получил титул Вэйского вана и был назначен на должность чэн-сяна и правителя округа Цзичжоу. В тот же день он вступил в свои права и принял поздравления высших и низших чиновников. Но во время этого торжества Цао Пэю сообщили, что из Чананя в Ецзюнь идет со стотысячным войском его брат, Яньлинский хоу Цао Чжан.
— Как мне поступить с ним? — спросил Цао Пэй, обращаясь к советникам. — Мой рыжебородый брат обладает крутым характером и хорошо владеет военным искусством. Должно быть, он идет спорить со мной из-за наследства!
Один из тех, кто стоял у ступеней возвышения, на котором восседал Цао Пэй, сказал:
— Разрешите мне поехать навстречу вашему брату!
Все присутствующие взглянули на него и в один голос воскликнули:
— Отправляйтесь! Кроме вас, никто не сможет избавить нас от беды!
Поистине:
О том, кто был этот человек, повествует следующая глава.