Глава 6
«СПУСТИТЬ ШЛЮПКИ!»
На шлюпочной палубе «Титаника» все спасательные шлюпки были уже расчехлены. Второй помощник капитана Лайтоллер обратился к старшему помощнику Уайлду за разрешением опустить шлюпки до уровня палубы. Уайлд счел такой шаг преждевременным. Но Лайтоллер был другого мнения и, считая, что времени осталось мало, пошел прямо к капитану Смиту. Тот разрешил вываливать шлюпки за борт. Прошло несколько минут, и Лайтоллер вновь обратился к старпому, можно ли начинать посадку. Уайлд вторично ответил отказом. Лайтоллер снова отправился на поиски капитана. Шум выходящего пара был настолько сильным, что второй помощник, приставив ладони ко рту, вынужден был кричать капитану в ухо:
— Не лучше ли, сэр, чтобы женщины и дети спустились в шлюпки?
Капитан только кивнул в знак согласия. Лайтоллер приказал приспустить шлюпку №4 до уровня палубы А и вместе с группой пассажиров спустился вниз, полагая, что оттуда посадку будет производить легче. В ту минуту он совершенно забыл, что прогулочная палуба в этом месте застеклена и все окна закрыты. Обнаружив это, он приказал нескольким членам команды открыть окна, а женщинам и детям возвращаться назад, на шлюпочную палубу, к шлюпке № 6.
На правом борту подготовкой шлюпок к спуску руководили Лоу и Питман. Работа шла полным ходом, но все-таки не так быстро, как хотелось одному из пассажиров.
— Нельзя терять ни минуты, — торопил он третьего помощника Питмана, который занимался шлюпкой № 5.
Питман не решался вступать в спор с каким-то незнакомым человеком, к тому же одетым в халат и тапочки. А этим человеком был генеральный директор «Уайт стар лайн» Брюс Исмей. Из всех, находившихся в ту минуту на палубе, он был одним из немногих, кто хорошо знал, что времени действительно осталось мало. В отличие от Питмана он слышал, как Томас Эндрюс дал судну полтора часа жизни, а старший механик Белл докладывал капитану, что в трюм с силой врывается вода и шесть носовых отсеков вскоре будут затоплены. Когда незнакомец велел Питману начинать посадку в шлюпку женщин и детей, третий помощник не выдержал.
— Я жду приказаний капитана, — оборвал он его.
Внезапно до него дошло, кем мог быть этот назойливый пассажир, и он решил узнать у капитана, должен ли он выполнять то, что требует Исмей.
— Да, — коротко бросил капитан.
Питман вернулся к шлюпке № 5, прыгнул в нее и крикнул:
— Дамы, пожалуйста, садитесь!
В это время стих наконец невыносимый гул пара, выходившего из котлов. По сравнению с тем, что творилось несколько минут назад, над шлюпочной палубой «Титаника», несмотря на весьма оживленную суету вокруг спасательных шлюпок, воцарилась странная тишина. И в этот момент все вдруг осознали, что происходит нечто нереальное: играла музыка! Судовой оркестр под управлением Уолласа Генри Хартли собрался вначале в просторном холле I класса, где столпились пассажиры, ожидавшие дальнейшего развития событий. Яркий свет и знакомые мелодии, прежде всего регтайма, в значительной степени помогли успокоиться и снять повышенную нервозность и напряжение. Потом восемь музыкантов перешли на шлюпочную палубу к входу на парадную лестницу и продолжили импровизированный концерт.
Примерно в половине первого ночи первые шлюпки начали заполняться женщинами и детьми. Многие женщины колебались, они все еще не считали положение настолько серьезным, чтобы покидать внешне безопасную палубу огромного парохода и переходить в маленькие лодчонки, висевшие на канатах над черной бездной океана на высоте более двадцати метров. Другие не хотели оставлять своих мужей. Пока нигде не было заметно признаков паники, не слышно криков или беготни. Пассажиры тихо стояли на палубе, наблюдали за работой экипажа, готовившего шлюпки, и ждали распоряжений. Неожиданно появился один из офицеров, по-видимому Лайтоллер, и крикнул:
— Женщинам и детям садиться в шлюпки, мужчинам отойти в сторону!
С правого борта палубы спуском шлюпки №7 руководил первый помощник капитана Мэрдок. Женщины и дети с помощью членов команды с трудом преодолевали пространство, отделявшее палубу от борта подвешенной шлюпки. Посадка шла медленно, большинство пассажиров все еще колебались. В ходе лондонского расследования матрос Арчи Джуэлл, один из вахтенных, так описал спуск этой спасательной шлюпки на воду:
— Мы взяли всех женщин и детей, которые там были. В это время людей было еще мало, и мы не могли убедить их, чтобы они решались, — они боялись перейти в шлюпку, не верили, что положение настолько серьезно…
— Были ли среди них мужчины? — спросил лорд Мерси.
— Да, были и мужчины, и некоторые из них тоже сели в шлюпку. Не знаю сколько. Были там трое или четверо французов, но я не знаю, сели ли они, — ответил Джуэлл.
— Была ли при этом паника? — спросил Мерси.
— Нет, сэр. Абсолютно нет. Царило полное спокойствие.
Первыми сели в шлюпку молодая американская актриса Дороти Гибсон и ее мать, а поскольку их никто не сопровождал, они уговорили двух молодых людей, партнеров по игре в бридж, последовать за ними. Потом кто-то крикнул, чтобы садились молодожены. Так в шлюпке оказались Элен Бишоп с мужем и еще две пары. С левого борта шлюпочной палубы подошел капитан Смит. Он пытался убедить женщин не бояться и сам помогал им перейти в шлюпку. Затем он распорядился пригласить женщин и с других палуб.
Шлюпочная палуба «Титаника»
Шлюпка постепенно заполнялась. Другой вахтенный, матрос первого класса Джордж Альфред Хогг, закрыл на дне сливное отверстие, а стюард Этчес занялся подвесными канатами. Когда места в шлюпке заняли три члена команды и двадцать четыре пассажира, Мэрдок, не решавшийся больше ждать, отдал приказ к спуску. Командовать шлюпкой он поручил Д. А. Хоггу. В ноль часов 45 минут шлюпка № 7 первой опустилась на водную поверхность, о которой Элен Бишоп сказала, что «она была, как стекло, на ней не было ни малейшей волны, которую обычно можно увидеть даже на маленьком озере».
В то время как на шлюпочной палубе и в других местах огромного судна ход событий все ускорялся, рулевой Джордж Томас Роу продолжал нести свою одинокую вахту на кормовом мостике. С того момента, как час назад он в ужасающей близости от судна увидел айсберг, он ни с кем не разговаривал, ни от кого не получал никаких указаний и ничего не знал. Только с изумлением увидев на воде неподалеку от правого борта спасательную шлюпку, он решился позвонить на ходовой мостик и спросить, что случилось.
На другом конце провода оказался четвертый помощник капитана Боксхолл, которого этот вопрос буквально вывел из себя. Но вскоре стало ясно, что о Роу просто-напросто забыли, и Боксхолл приказал ему немедленно прибыть на ходовой мостик и принести сигнальные ракеты. Роу спустился палубой ниже, в кладовую, взял жестяную коробку с дюжиной ракет и пошел на нос.
А в рубке Филлипс, не переставая, передавал сигналы бедствия, записывал ответы судов, отвечал на их вопросы и уточнял первоначальную информацию. Брайд тем временем выполнял функции связного между рубкой и ходовым мостиком. Время от времени заходил капитан Смит. Вначале он очень рассчитывал на помощь «Олимпика», располагавшего всем необходимым снаряжением для проведения крупной спасательной операции. Но вскоре стало ясно, что надежды, возлагавшиеся на «Олимпик», нереальны. Судно находилось на расстоянии 500 миль от «Титаника». Это было слишком далеко. Даже при очень высокой скорости оно не смогло бы прибыть раньше, чем «Титаник» затонет. Более того, капитан «Олимпика», очевидно, так и не понял всей отчаянности положения «Титаника», поскольку один из вопросов радиста был таким: не идет ли «Титаник» на юг, навстречу «Олимпику»!
На канадском судне «Маунт Темпль», шедшем курсом на запад, радист Джон Дюран передал капитану Генри Муру о том, что «Титаник» посылает сигналы бедствия, сразу же, как только услышал их. Потом он продолжал слушать эфир, слышал, как «Титаник» передавал сигнал CQD, и ответы других судов. Он поймал «Карпатию», сообщившую, что идет на помощь «Титанику». В ноль часов 40 минут капитан Мур приказал передать «Титанику», что «Маунт Темпль» меняет курс и тоже идет на помощь. В машинном отделении вдвое усилили вахту, и «Маунт Темпль», взяв курс 65°, поспешил на восток.
Примерно в это время в радиорубке вновь появился капитан Смит.
— Какой сигнал вы посылаете? — спросил он Филлипса.
— CQD, — ответил радист.
Тут в разговор вмешался младший радист Брайд.
— Пошли SOS, это новый сигнал, — предложил он Филлипсу и после короткой паузы добавил: — Может, это твоя последняя возможность послать его!
Поскольку никакой ободряющей информации не было, капитан ушел, и оба молодых человека посмеялись над замечанием Брайда о последней возможности Филлипса послать сигнал SOS, сигнал, который уже несколько лет назад был одобрен международным соглашением, но на практике пока почти не использовался. Молодость и оптимизм обоих радистов не позволяли принять всерьез мрачное пророчество, в шутку высказанное Брайдом. Но судьба была неумолима, и Филлипсу действительно представилась первая и последняя возможность за всю его короткую жизнь передать новый сигнал.
Четвертому помощнику Боксхоллу, как и многим другим на шлюпочной палубе, не давала покоя мысль о судне, стоявшем без движения неподалеку от «Титаника», тогда как суда, удаленные на десятки и сотни миль, предпринимали все, что было в их силах, чтобы прийти на помощь. Заботу о спасательных шлюпках он ненадолго передал другим и пошел на правое крыло мостика, чтобы самому удостовериться, не произошло ли каких изменений. Но все оставалось по-прежнему, как и тогда, когда его в первый раз известили о присутствии неизвестного судна. Невооруженным глазом на горизонте был виден лишь белый огонек, но в бинокль можно было отчетливо различить два топовых огня. Боксхолл прикинул, что расстояние до судна составляет около десяти миль. Казалось, оно так близко, что с ним можно связаться световыми сигналами по азбуке Морзе. Капитан согласился и приказал:
— Передайте, пусть немедленно идут на помощь, мы тонем.
Четвертый помощник схватил сигнальный фонарь и начал передавать. В какой-то момент ему показалось, что он увидел ответные сигналы, но, не сумев разобрать их, он в конце концов решил, что ошибся и то, что он увидел, было всего лишь мерцанием топового огня. Когда и на повторные сигналы не последовало никакого ответа, Боксхолл предложил капитану Смиту пустить сигнальные ракеты, которые уже принес рулевой Роу. Капитан вновь согласился и приказал пускать их через каждые пять-шесть минут. Через несколько секунд с правого крыла мостика взлетела первая ракета. Раздалось резкое шипение, сигнальная ракета взвилась высоко над мачтами к звездному небу, взорвалась и рассыпалась на множество ослепительно белых, медленно падавших звездочек.
Неизвестное судно казалось настолько близким, что капитан Смит счел необходимым, помимо пуска сигнальных ракет, продолжить подавать и световые сигналы. Поскольку Боксхолл был занят ракетами, он спросил у Роу, умеет ли тот подавать сигналы светом. Рулевой ответил, что немного. Тогда капитан приказал ему постараться привлечь внимание неизвестного судна и, если оно ответит, передать ему, что «Титаник» тонет и просит его подготовить спасательные шлюпки. Так, между пуском ракет, не переставая, мигал сигнальный фонарь, но ответ, которого ждали с таким нетерпением, не приходил.
Если до этой минуты кто-то на палубе «Титаника» еще не понимал всей серьезности ситуации, то сомнения мгновенно рассеялись, как только небо озарилось светом первой ракеты. Лоренс Бизли писал:
«Не стоит приуменьшать драматизм этой сцены: отделите ее, если вам удастся, от всех страшных событий, которые затем последовали, и представьте тихую ночь, неожиданно вспыхнувший свет над палубами, толпу кое-как одетых людей, огромные трубы и высокие мачты, высвеченные взметнувшейся ракетой; ее свет на мгновение позволил увидеть лица и прочесть мысли безропотной толпы. Каждый вдруг понял, и никому не надо было объяснять, что мы добиваемся помощи от кого-то, кто находится достаточно близко, чтобы заметить наши сигналы».
По-видимому, другой огромной трагедией этой столь богатой событиями ночи, помимо непосредственного столкновения «Титаника» с айсбергом, можно считать то, что кто-то действительно находился так близко, что видел отчаянные сигналы, но не придал им значения и не сделал того, о чем к нему взывали. Четвертый помощник капитана Боксхолл выпустил восемь ракет. По общепринятым правилам это означало, что «Титаник» на грани гибели. Но неизвестное судно никак не прореагировало.
Была полночь, когда на мостик «Калифорниан» пришел второй помощник капитана Герберт Стоун, чтобы принять вахту от третьего помощника Гроувза. У входа в рулевую рубку его остановил капитан Лорд и рассказал о неизвестном судне и о том, что оно уже примерно полчаса стоит неподвижно. Он приказал Стоуну следить за ним и немедленно сообщить, если судно начнет приближаться. После этого капитан ушел в штурманскую рубку. Там он какое-то время курил и читал.
На мостике Гроувз тоже рассказал Стоуну о неизвестном судне, и оба офицера внимательно к нему присмотрелись. Стоун различил один топовый огонь, красный отличительный и один или два не очень ярких огня, которые он принял за освещенные окна или открытые двери. Стоун решил, что это небольшое грузовое судно, находящееся от них примерно в пяти милях. Гроувз сообщил также, что «Калифорниан» посылал судну световые сигналы, но не получил ответа. Потом третий помощник ушел с мостика.
Сразу после его ухода Стоун тоже попытался связаться с судном с помощью сигнального фонаря, но безрезультатно. В четверть первого ночи на мостик пришел молодой практикант Джеймс Гибсон и принес кофе. Стоун рассказал ему, как тщетно пытался установить связь с незнакомым судном, и Гибсон с минуту пытался сделать то же самое. Никакого результата. В какую-то секунду ему показалось, что судно отвечает, но потом он решил, что это лишь мигание топового огня. Гибсон ушел, и Стоун остался на мостике один.
В ноль часов 40 минут в переговорной трубе раздался свисток. Капитан Лорд спрашивал, движется ли незнакомое судно. Стоун ответил, что нет и даже не реагирует на повторные световые сигналы. Лорд попросил Стоуна обязательно вызвать его, если произойдут какие-либо изменения, а сам одетый лег на диван в штурманской рубке. Он был спокоен и абсолютно уверен во втором помощнике; кроме того, на «Калифорниан» действовало правило: все офицеры обязаны были немедленно связаться с капитаном в случае любой неожиданно возникшей ситуации или если считали это необходимым.
В ноль часов 45 минут Стоун увидел над неизвестным судном огонек. Сначала он отнесся к этому спокойно — в ясном небе каждую минуту падают звезды, и эта ночь не была исключением. Вскоре Стоун увидел еще один огонек, похожий на белую ракету, хотя он и не отметил на палубе незнакомого судна никакой вспышки, что свидетельствовало бы о том, что ракета была пущена оттуда. Ему даже показалось, что ракету пустили где-то далеко позади судна, за которым он наблюдал. В течение получаса он отметил еще три ракеты, все белые. Сразу же после этого он доложил по переговорной трубе капитану Лорду, что видел огни, которые считает белыми ракетами, и ему кажется, что неизвестное судно поворачивает на юго-запад. Лорд спросил, действительно ли речь идет о белых ракетах и не было ли цветных, с помощью которых судно сообщает о своей принадлежности к той или иной компании. Стоун повторил, что видел только белые, и получил приказ вновь попытаться привлечь внимание судна световыми сигналами. Капитан снова лег, успокоенный сообщением, что неизвестное судно, по-видимому, уходит. Он считал небезопасным, когда два судна надолго задерживаются поблизости друг от друга, — морское течение может их опасно сблизить.
«Калифорниан»
На мостик вернулся Гибсон, и Стоун рассказал ему, что неизвестное судно выпустило пять ракет. Оба с минуту внимательно вглядывались в темноту, и Гибсону тоже показалось, что судно грузовое. Потом минуты три он передавал световые сигналы азбукой Морзе, после чего взял бинокль, чтобы посмотреть, не будет ли ответа. В этот момент в небе вспыхнула новая ракета, а за ней — еще две. Одновременно исчез красный отличительный огонь неизвестного судна и стали видны только топовый и кормовой огни. Стоун и Гибсон решили, что судно поворачивает и уходит в северо-западном направлении. В два часа ночи стал виден только огонь на корме, но и тот вскоре исчез из виду. Стоун приказал Гибсону:
— Идите вниз и передайте капитану, что судно скрылось в северо-западном направлении, что мы идем курсом на вест-норд-вест и что неизвестное судно выпустило в общей сложности восемь ракет.
Гибсон отправился в штурманскую рубку и передал сообщение. Выслушав его, капитан спросил, все ли восемь ракет были белые и который час. Доложив, Гибсон вернулся на мостик и рассказал Стоуну о реакции капитана и о том, что когда он закрывал дверь штурманской рубки, то слышал, как капитан еще что-то пробормотал, но что — он не разобрал. В 2 часа 40 минут Стоун еще раз вызвал капитана по переговорной трубе и сообщил ему, что никаких огней больше нет, судно ушло в северо-западном направлении и теперь находится вне видимости. При этом он снова подтвердил, что все ракеты были белые.
Так рассказывали о событиях, происходивших на борту «Калифорниан» 15 апреля между 1 часом 30 минутами и 3 часами ночи, практикант Гибсон и второй помощник Стоун в ходе расследования причин гибели «Титаника» в Лондоне. Таким же было и письменное заявление, сделанное ими по просьбе капитана Лорда. Сам капитан Лорд до конца своей жизни утверждал, что из этого отрезка времени он помнит только, как Гибсон открыл дверь штурманской рубки и тут же ее закрыл. Когда Лорд спросонья спросил: «Что случилось ?» — Гибсона уже не было. О том, что он еще раз говорил по переговорной трубе со вторым помощником, капитан вообще не помнил. Он крепко спал. Показания капитана Лорда на протяжении десятилетий служили поводом для многочисленных рассуждений, дискуссий и предположений. Его защитники утверждали, что сомневаться в их достоверности нет оснований. Если уставший капитан, все дни которого проходят на мостике и на котором лежит постоянная ответственность за судно и за жизнь тех, кто находится на его борту, уснет, то спит очень крепко. Чтобы разбудить моряка после трудной вахты, необходимо несколько раз его окликнуть, а иногда и потрясти, да и то не исключено, что он окончательно придет в себя, только когда выйдет на палубу, на морозный воздух. В противном случае в полусне он может действовать и реагировать рефлекторно, но вовсе не обязательно, что потом все это будет помнить. А молодой практикант Гибсон, придя будить капитана, не осмелился его трясти и даже обратиться к нему настолько решительно, чтобы быть уверенным, что командир все понял. Но были и другие, и их было намного больше, кого объяснения капитана Лорда не удовлетворили. Они не поверили ему и достаточно красноречиво это высказали.
А на палубе Е «Титаника», расположенной глубоко внизу, как и на остальных пяти палубах под шлюпочной, по «большой шотландской дороге» с носа на корму судна, не переставая, двигались толпы мужчин III класса. Не похоже было, что они осознавали угрожавшую им смертельную опасность, скорее, стремились уйти подальше от воды, затопившей их каюты и скромное имущество. Многим из них хотелось быть поближе к женщинам, размещенным на корме. Сначала это было неорганизованное перемещение сотен людей, в результате чего мужчины из носовых помещений смешались с супружескими парами и женщинами из кают на корме, и в конце концов огромная толпа пассажиров III класса собралась у главной лестницы, ведущей с палубы Е наверх.
Примерно в половине первого ночи сверху пришло распоряжение выводить женщин и детей на шлюпочную палубу. Стюардам, отвечавшим за отдельные секции III класса, удалось собрать часть из них, но большинство женщин отказывались идти без мужей. Это походило на ситуацию в I и II классах, но здесь убеждать людей было еще труднее. Так как стюарды, опасаясь паники, никому не сказали, что судно тонет, им с большим трудом удалось убедить лишь небольшую группу женщин надеть спасательные жилеты и отправиться наверх, на шлюпочную палубу. Поскольку в лабиринте коридоров, лестниц и переходов они могли заблудиться, старший стюард III класса приказал выводить женщин группами. С первой группой, состоявшей примерно из тридцати женщин, отправился в путь стюард Джон Эдвард Харт. Он провел их по длинному коридору на кормовую межнадстроечную палубу, мимо библиотеки и жилых помещений II класса к лестнице, расположенной рядом с судовой парикмахерской, потом к лестнице I класса и наверх, на шлюпочную палубу. Сложный путь удалось проделать довольно быстро, так как все проходы между III, II и I классами, обычно закрытые, чтобы пассажиры разных классов не смешивались друг с другом, теперь были открыты.
Продольный разрез «Титаника» (жирная горизонтальная линия обозначает высоту водонепроницаемых переборок)
Когда Харт со своей группой достиг шлюпочной палубы, второй помощник капитана Лайтоллер как раз спускал шлюпку №8. Харт подвел женщин к шлюпке, передал их под присмотр матросов и отправился назад. По пути он встречал женщин с детьми, которых сопровождали другие стюарды. Вскоре после часа ночи он добрался до палубы Е и начал собирать новую группу. Это оказалось не легче, чем собрать первую, многие женщины вообще отказывались идти. В конце концов ему удалось собрать небольшую группу, которую он вывел на шлюпочную палубу примерно в половине второго ночи и подвел к шлюпке №15. Назад Харт уже не вернулся, поскольку первый помощник капитана Мэрдок приказал ему садиться в спасательную шлюпку.
По данным отчета лорда Мерси, в III классе «Титаника» размещалось 706 пассажиров, из них 510 мужского пола. Ввиду того что в это число входило 79 детей, можно предположить, что на судне находилось более 450 мужчин, плывших III классом. Разумеется, капитан и его помощники приняли все меры для того, чтобы приказ «женщин и детей вперед» выполнялся неукоснительно, даже если несколько сотен мужчин бросятся к спасательным шлюпкам. Поэтому возле основных выходов были расставлены стюарды, матросы и даже кое-кто из младших офицеров, которые следили за тем, чтобы первыми на шлюпочную палубу действительно прошли женщины и дети. Но время шло, росло гнетущее чувство опасности, усиливалась нервозность, и со стороны мужчин участились попытки проникнуть на шлюпочную палубу. Пока члены команды оставались на своих местах, только небольшому числу мужчин из III класса удалось пробраться на верхние палубы по аварийным трапам или по некоторым из многочисленных переходов. Однако к двум часам ночи, когда положение судна стало критическим, большинство постов было снято. Но к этому времени с «Титаника» уже спускали последние спасательные шлюпки.
Известно, что женщинам из кают III класса не препятствовали выйти на шлюпочную палубу, наоборот, их всячески призывали к этому, но, к сожалению, не всегда эти призывы находили положительный отклик. Многие из женщин, размещавшихся на корме, сначала вообще отказывались покидать свои каюты. В ходе лондонского расследования адвокат пассажиров III класса У. Д. Харбинсон констатировал:
— Хочу однозначно заявить, что при обсуждении данного вопроса не представлено никаких доказательств, которые обосновывали бы обвинения в преднамеренной попытке задержать пассажиров III класса. Не существует никаких свидетельских показаний, на которых могло бы основываться такое утверждение, и у меня нет оснований утверждать, что женщины из III класса были намеренно отправлены обратно или им препятствовали выйти на шлюпочную палубу… Далее, не существует никаких доказательств, что, достигнув шлюпочной палубы, они столкнулись там с какой-либо дискриминацией со стороны офицеров или матросов при посадке в шлюпки…
В ходе того же расследования генеральный прокурор заявил:
— Есть одно соображение, которое пришло мне в голову и которое, я думаю, заслуживает внимания. Это тот факт, что пассажиры III класса были эмигрантами… и, конечно, везли с собой много вещей. Покинуть каюту, а тем более судно и сесть в шлюпку, сознавая, что все их скромные пожитки остались на палубе… Естественно, они не могли и думать об этом, а если принимали решение, то не так легко, как те, у кого не было с собой вещей… Опять же, если учесть, что речь идет об эмигрантах, которых просили сесть в шлюпки, висевшие на канатах на высоте более двадцати метров над водой, и в этих шлюпках собирались спустить в море, а многие из них, скорее всего, до этого никогда не бывали на судне, тем более на таком огромном, думаю, легко понять, почему пассажиры III класса отказывались садиться в шлюпки и почему на палубе их осталось гораздо больше, чем пассажиров I или II классов. Есть еще одно, хотя и не столь важное, соображение: конструкция судна была такова, что добраться до спасательных шлюпок из помещений III класса было гораздо сложнее, чем из помещений I и II классов.
В незавидном положении оказался и персонал французского ресторана I класса, занимавший каюты III класса на палубе Е. Эти люди не относились ни к пассажирам, что было совершенно очевидно, ни к членам экипажа, поскольку не являлись сотрудниками судоходной компании «Уайт стар лайн». Месье Гатти, получивший у компании концессию на размещение на борту «Титаника» ресторана, привел на судно своих людей, и теперь их положение было не так-то просто. Ситуация осложнялась еще и тем, что они были французами и итальянцами, а англосаксы в начале столетия относились к представителям этих национальностей с некоторым предубеждением.
Поль Може, помощник шеф-повара ресторана, проснулся от тревожных звонков и вышел из каюты узнать, что происходит. У входа в машинное отделение он встретил капитана Смита и еще с минуту наблюдал за толпившимися в коридоре пассажирами III класса. Он даже прошел на шлюпочную палубу, где матросы готовили шлюпки, и там вновь увидел капитана, убеждавшего женщин сесть в них. Затем Може вернулся на палубу Е, чтобы сообщить шеф-повару обо всем, что увидел. Он нашел его в каюте вместе с другими поварами ресторана. Когда Може сказал, что судно, вероятно, в опасности и что надо скорее выбираться наверх, шеф-повар вначале рассердился и накричал на него, чтобы он не устраивал паники. Но потом выслушал, и оба отправились выяснять действительное положение вещей, а остальных поваров попросили пока подождать. Може и шеф-повар пошли тем же путем, по которому стюард Харт выводил наверх группы женщин, но, подойдя к проходу между II и III классами, наткнулись на серьезное препятствие. На заседании лондонской следственной комиссии Поль Може рассказывал лорду Мерси:
— Там были два или три стюарда, и они не хотели пропустить нас дальше. Я был в обычной одежде, и шеф-повар, по-моему, тоже. Мне кажется, что он был не в форменном костюме, а одет, как и я. Я просил стюардов позволить нам пройти, объяснил, что я помощник шеф-повара, и один из стюардов сказал: «Идите, и чтобы духу вашего здесь не было !» А другие повара остались на своей палубе, они не смогли пройти наверх. Это и стало причиной их гибели… Мне разрешили пройти, мне и шеф-повару, потому что я был одет, как пассажир. Думаю, причина в этом, почему мне позволили пройти…
Так Поль Може и шеф-повар французского ресторана оказались на шлюпочной палубе. Кроме них, из всего персонала ресторана это удалось только месье Гатти. Остальные остались внизу, и, когда им удалось наконец выбраться, было уже слишком поздно, как и для остальных пассажиров-мужчин из III класса.
На шлюпочной палубе продолжался спуск спасательных шлюпок. Когда третий помощник Питман предложил женщинам садиться в шлюпку №5, к нему присоединился и пятый помощник Лоу. Вокруг шлюпки собрались практически только пассажиры I класса. Бывший офицер армии США капитан Э. Дж. Кросби, чувствовавший себя не новичком в море, одним из первых привел к шлюпке свою жену и дочь. Кросби с самого начала понял, что положение серьезно. Сразу же после столкновения с айсбергом, когда его жена отказывалась покидать удобную постель, он сказал ей:
— Если ты сейчас же не встанешь, то пойдешь ко дну!
Затем он объяснил уже более спокойно:
— Судно очень сильно повреждено, однако я надеюсь, что благодаря водонепроницаемым переборкам оно удержится на плаву.
Но теперь на шлюпочной палубе Кросби уже не уповал на «непотопляемость» лайнера. В шлюпку вошли и другие женщины, включая жену юриста и банкира из Сан-Франциско Уошингтона Доджа с пятилетним сыном.
— Еще женщины есть? — спросил Дж. Брюс Исмей, стоявший тут же.
— Я, — робко отозвалась молодая стюардесса, не уверенная в том, касается ли эвакуация и ее.
— Конечно, — ответил Исмей, — вы женщина, занимайте свое место.
Когда поблизости уже не осталось ни одной женщины, третий помощник Питман позволил сесть в шлюпку и нескольким мужчинам. По правому борту шлюпочной палубы в течение всего времени спуска шлюпок действовало правило: женщины и дети садились первыми, но, когда поблизости их уже не оставалось или они не решались, а в шлюпках имелись свободные места, их могли занять мужчины. На левом борту категоричный Лайтоллер был не столь благосклонен к мужчинам, он принципиально не пускал их в шлюпки. Питман, стоявший в шлюпке №5, в последний раз крикнул:
— Есть еще женщины? — и, поскольку никто не отозвался, выпрыгнул на палубу. Первый помощник Мэрдок приказал:
— Возьмите командование этой шлюпкой на себя и при спуске задержитесь у кормового забортного трапа.
Вероятно, он предполагал, что женщины с нижних палуб попытаются сесть в шлюпку после открытия портов в борту судна. Оба офицера подали друг другу руки, и Мэрдок сказал:
— Прощайте, счастливо.
Статный мужчина, перегнувшись через релинг, целовал свою жену и никак не мог с ней расстаться. В конце концов он прыгнул в шлюпку и сел рядом с ней. Мэрдок приказал:
— Высадите этого человека!
Но Питман уже отдал приказ матросам у лебедок на спуск, и муж остался в шлюпке. Рулевой Оливер тем временем на коленях проползал по дну между ногами пассажиров, чтобы добраться до сливного отверстия и закрыть его раньше, чем шлюпка окажется на воде. Краска, которой были покрашены лебедки, была свежей, и, поскольку ими еще не пользовались, канаты прилипали к блокам. Шлюпка шла вниз рывками. Сначала резко опустилась носовая часть, потом корма. Миссис Уоррен позднее говорила, что в ту минуту она была уверена, что выпадет из шлюпки. Уошингтон Додж, наблюдавший за спуском со шлюпочной палубы, заявил, что его охватило большое сомнение, не подверг ли он свою жену и сына большей опасности, чем если бы они остались на палубе. Неподалеку от Доджа стояли шеф-повар французского ресторана и его помощник Поль Може. Шлюпка опускалась очень медленно, и Може убеждал шеф-повара прыгнуть в нее. В шлюпке было около сорока человек, и Може считал, что еще двое не создадут проблем. Но толстый шеф-повар все никак не мог решиться, и, когда шлюпка спустилась уже на три метра ниже шлюпочной палубы, Може прыгнул один. Из шлюпки он продолжал звать шеф-повара, но тот все медлил. Когда шлюпка проходила мимо одной из нижних палуб, кто-то из членов команды схватил Може за руку и попытался вытащить, но Може оттолкнул его — и был спасен.
Поль Може был не единственным человеком, прыгнувшим с палубы в шлюпку. То же проделали еще трое пассажиров I класса, и среди них врач-немец д-р Фрауэнталь и его брат Исаак. Их действия позднее гневно осудила миссис Стенджел, пассажирка I класса. Она писала:
«Когда я садилась в спасательную шлюпку, офицер сказал: „Больше никого, шлюпка полная“. Мой муж выполнил приказ и остался на палубе. А когда шлюпку спускали, в нее прыгнули четверо мужчин, угрожая тем самым жизни всех нас. Один из них, врач-еврей, весил килограммов 125, да еще на нем было два спасательных жилета. Эти люди, прыгавшие в шлюпку, толкнули меня и ребенка. Я потеряла сознание и получила сильные ушибы».
Неудивительно, что после таких переживаний миссис Стенджел еще долго возмущалась.
Рулевому Оливеру все никак не удавалось закрыть сливное отверстие, поэтому Питман свистком сигнализировал на палубу, чтобы спуск задержали. Матросы у шлюпбалок остановили шлюпку на полпути, но тут Оливеру, к счастью, удалось заткнуть отверстие. Сидевшие в шлюпке услышали ворчливый голос сверху:
— Проклятье, это ваша забота, чтобы пробка была на месте!
Без сомнения, это был пятый помощник Лоу, руководивший спуском на палубе. Сложности со шлюпкой, видимо, настолько вывели Лоу из равновесия, что произошел инцидент, который, вероятно, не имел аналогий в истории британского торгового флота. Стоявший рядом с Лоу Брюс Исмей одной рукой опирался на шлюпбалку, а другой размахивал в воздухе, беспрестанно погоняя матросов:
— Спускайте же! Спускайте! Спускайте!
Совершенно определенно, что Исмей впервые оказался в ситуации, заставившей его забыть о собственной важности и обычном высокомерном спокойствии. В тот момент к нему повернулся Лоу и крикнул:
— Если вы не уберетесь к чертовой матери, я за себя не ручаюсь! Вы хотите, чтобы я быстрее спускал шлюпку? Вы, наверное, хотите, чтобы я их всех утопил?
Ошеломленный Исмей, не проронив ни слова, повернулся и ушел. Члены команды, оказавшиеся свидетелями этой сцены, разинули рты. Они даже представить себе не могли, что какой-то пятый помощник капитана может публично оскорбить генерального директора компании и это сойдет ему с рук. Они уже жалели Лоу, представляя, чем все это кончится, когда они прибудут в Нью-Йорк. А в том, что они туда прибудут, в ту минуту никто не сомневался; на худой конец, их возьмут на борт другие суда.
Снизу от Питмана поступил новый сигнал, извещавший, что спуск можно продолжать. Шлюпка коснулась воды, но вновь возникла проблема — как освободить гаки блоков. И в этом случае небрежность в подготовке команды отомстила за себя. Пока отдали гаки, прошло довольно много времени. Только после этого Питман наконец приказал гребцам отойти от борта судна. О том, что Мэрдок просил его задержаться у портов и взять еще людей, он совершенно забыл. Однако справедливости ради следует сказать, что если бы Питман и сделал это, то все равно ничего бы не изменилось, поскольку ни один из бортовых портов так и не был открыт.
Женщины и дети в первую очередь!
У второго помощника капитана Лайтоллера на левом борту неожиданно возникла серьезная проблема — нехватка людей, которые могли бы спускать шлюпки. Палубная команда «Титаника», помимо капитана и семи офицеров, насчитывала 59 матросов. Часть из них была занята у шлюпбалок, где их число уменьшалось с каждой спущенной шлюпкой, часть занималась другими делами — например, открывала окна на палубе А. Кроме того, десять минут назад Лайтоллер отправил боцмана с шестью матросами вниз, чтобы они открыли порты с левого борта перед грузовым люком № 2. Лайтоллер хотел, чтобы оттуда в спускаемые шлюпки могли сесть женщины и дети из III класса, которые все еще находились на нижних палубах. Боцман Николе и шесть матросов ушли, и больше их никто не видел. Скорее всего, в носовой части судна их неожиданно накрыла хлынувшая вода, и все они погибли. В отличие от капитана, Томаса Эндрюса и Брюса Исмея, Лайтоллер не имел точных сведений о масштабах повреждения, поэтому он еще долго считал, что вода проникнет только в один или два носовых отсека. После их затопления судно погрузится носовой частью в воду, но прочные водонепроницаемые переборки выдержат давление, и «Титаник» останется на плаву. Он даже не предполагал, насколько угрожающим было положение в носовой части, поэтому и послал туда боцмана с людьми.
Когда Лайтоллер подсчитал, скольких людей ему не хватает, то получилось, что с каждой очередной шлюпкой он может отправлять максимум двоих, если хочет обеспечить непрерывную эвакуацию пассажиров.
В ноль часов 55 минут, когда на правом борту готовилась к спуску шлюпка № 5, Лайтоллер начал спускать шлюпку № 6. Но у него остался только один матрос для обслуживания талей.
— Кто-нибудь к кормовой шлюпбалке! — приказал он.
— Есть, сэр! — ответил старый матрос Хемминг, который уже находился в шлюпке и с самого начала был назначен ее командиром. На призыв Лайтоллера он вернулся на палубу. Среди стоявших рядом пассажиров был майор Артур Годфри Пешан.
— Необходимо вынуть из шлюпки мачту, — раздался авторитетный голос, вероятно вновь Лайтоллера, и Пешан подбежал помочь. Перочинным ножом он перерезал крепящий канат и вытащил мачту на палубу. В этот момент у шлюпки появился капитан Смит. Лайтоллер пожаловался:
— Сэр, у меня нет матроса в шлюпку.
Смит взял за плечи стоявшего рядом члена команды, почти мальчика, и сказал:
— Вот один.
Лайтоллер с сомнением посмотрел на юношу, но не осмелился возразить капитану. Юноша вошел в шлюпку, но, как оказалось, пользы от него было мало, так как у него была поранена рука. Скорее всего, капитан Смит просто решил дать ему возможность спастись.
Среди наблюдавших была и миллионерша из Денвера Маргарет Браун. Шлюпка начала медленно опускаться, и Молли Браун повернулась, чтобы перейти на другой борт палубы. Вдруг сзади ее схватили за плечи сильные мужские руки и подтолкнули к релингу:
— Вы тоже пойдете!
И прежде чем полная миссис Браун успела прийти в себя, ее буквально швырнули в шлюпку, которая в этот момент находилась уже на метр ниже уровня палубы. Когда до воды оставалось совсем немного, снизу раздался голос рулевого Роберта Хитченса, которого Лайтоллер назначил командиром:
— Я не могу управлять шлюпкой с одним матросом!
Этим матросом был Фредерик Флит, который чуть больше часа назад первым увидел из «вороньего гнезда» айсберг. Лайтоллер обратился к толпе на палубе:
— Есть среди вас моряки?
Минуту стояла тишина, потом отозвался майор Пешан:
— Если хотите, я пойду.
— Вы моряк? — спросил Лайтоллер.
— Нет, яхтсмен, — ответил Пешан, вице-коммодор королевского канадского яхт-клуба.
Капитан Э. Дж. Смит, услышавший этот разговор, предложил Пешану сойти на палубу А, разбить одно из окон, закрывавших прогулочную палубу, и оттуда сесть в полуспущенную шлюпку. Вероятно, в эту минуту капитан не осознавал всей бесполезности своего распоряжения. В разговор вмешался Лайтоллер:
— Если вы хороший моряк, то можете спуститься вон по тому канату.
Второй помощник прекрасно знал, насколько трудно в темноте добраться до каната, висящего почти в двух с половиной метрах от борта судна, но он хотел испытать майора. И Пешан справился. Оказавшись в шлюпке, он спросил Хитченса:
— Что я должен делать?
И получил приказ заткнуть пробкой сливное отверстие. Пока Пешан искал его на дне шлюпки, он услышал, как Хитченс сказал:
— Поторопитесь, судно вот-вот утонет!
Пешан решил, что рулевой говорит об их спасательной шлюпке, но это было не так. Заслуживает упоминания тот факт, что майор Пешан оказался единственным из пассажиров-мужчин, кому Лайтоллер в ту ночь позволил сесть в шлюпку.
Сразу же после спуска на воду первых трех шлюпок к Лайтоллеру обратился старший помощник капитана Г. Т. Уайлд с вопросом, не знает ли он, где пистолеты, так как первый помощник Мэрдок не может их найти. Лайтоллер знал. Вместе с капитаном Смитом, Уайлдом и Мэрдоком он направился в каюту первого помощника (это была его каюта, перед тем как в Саутгемптоне произошло перемещение старших офицеров) и уверенно сунул руку в ящик. Вынув оттуда несколько пистолетов с патронами, он хотел уйти, но Уайлд остановил его и протянул ему один из пистолетов со словами:
— Возьмите, может пригодиться.
Лайтоллер положил оружие в карман и вернулся на палубу.
По дороге возле палубной надстройки он увидел американского предпринимателя и финансиста Исидора Страуса с женой. Оба пожилых супруга оживленно разговаривали и, казалось, были не очень обеспокоены фактом, который многим уже стал ясен, — гигантское судно тонет.
— Могу я проводить вас в шлюпку? — спросил Лайтоллер миссис Страус.
— Я думаю, мне лучше пока остаться здесь, — ответила она.
— Почему бы тебе не пойти с офицером? — спросил мистер Страус.
— Нет и еще раз нет, — с улыбкой отказалась она.
У Лайтоллера не было времени кого-то убеждать или уговаривать, об этом пусть заботятся другие. Полковник Арчибальд Грейси, молодой Хью Вулнер, несколько друзей и знакомых доказывали миссис Страус, что она должна воспользоваться спасательной шлюпкой. Казалось, они убедили ее, и миссис Страус даже направилась к одной из них, но потом передумала.
— Нет, — сказала она, — я не оставлю своего мужа. Мы вместе жили, вместе и умрем.
Полковник Грейси обратился к Исидору Страусу в надежде, что ему удастся уговорить его. Быть может, учитывая возраст и беспомощность мистера Страуса, для него будет сделано исключение и ему разрешат сесть в шлюпку вместе с женой. Но старый мультимиллионер тоже был непреклонен.
— Нет, — сказал он, — я не хочу для себя никаких исключений.
После этого Исидор и Ида Страус ушли на палубу А, сели на застекленной веранде в плетеные кресла и совершенно спокойно стали ждать своей участи. Никакие попытки друзей заставить их изменить решение не имели успеха. На шлюпочную палубу они вышли только один раз, чтобы проводить в спасательную шлюпку горничную миссис Страус.
Как и супругов Страус, Лайтоллер не сумел уговорить супружескую пару Эллисон из Монреаля.
— Позвольте посадить вас в какую-нибудь шлюпку, — предложил он молодой женщине.
— Ни в коем случае, — последовал решительный ответ. — Мы вместе начали свою жизнь и, если Богу будет угодно, вместе ее окончим.
Никакие доводы не смогли склонить миссис Эллисон покинуть мужа. В последний раз их видели на шлюпочной палубе одних, в стороне от большой толпы. Гудзон Дж. Эллисон обнимал свою жену, а трехлетняя девочка Лоррейн держалась за мамину юбку. Из этой семьи, ехавшей в I классе, спасся только маленький мальчик Трейверс, и то только потому, что его няня в сутолоке оказалась отделенной от супругов Эллисон и с ребенком на руках села в одну из шлюпок.
После того как были выпущены все ракеты, стало ясно, что «Титаник» обречен, и даже самые большие оптимисты, до сих пор верившие в его непотопляемость, отрезвели. Кончились шутки и шаловливые комментарии о преувеличенных опасениях капитана Смита, лица всех стали серьезными. В шлюпки начали садиться женщины, которые еще недавно отказывались или колебались. Одних провожали мужья, о других проявляли заботу друзья или знакомые, с которыми они провели вместе несколько спокойных и беззаботных дней. Многие держались мужественно, относясь ко всему как к неотвратимости, которой нельзя противостоять, но бывали и драматические и трогательные сцены. Миссис Дуглас умоляла мужа:
— Уолтер, ты должен пойти со мной!
— Нет, — отвечал Уолтер Д. Дуглас, — я должен оставаться джентльменом.
— Все в порядке, моя девочка, — успокаивал девятнадцатилетний Дэниел У. Марвин свою жену, которая была еще моложе, — ты иди, а я еще немного побуду здесь.
Никто не слышал, чтобы супруги Кавендиш произнесли хотя бы слово. Таррел Кавендиш дважды поцеловал свою жену и исчез в толпе других мужчин.
— Будь счастлива, что бы ни случилось, будь счастлива! — были последние слова доктора У. Т. Минахана, которые он сказал своей жене.
— До скорой встречи! — улыбаясь, крикнул Адольф Дайкер жене, садившейся в шлюпку.
Пассажир I класса Марк Форчун взял у жены драгоценности и положил в карман со словами:
— Я позабочусь о них, мы сядем в следующую шлюпку. Затем они с сыном Чарлзом следили, как миссис Форчун с дочерьми Этель, Элис и Мейбл перелезают через релинг в спасательную шлюпку.
— Чарлз, не оставляй отца, — крикнула одна из девушек брату.
Артур Райерсон вынужден был сказать своей жене более решительные и убедительные слова, чтобы заставить ее сесть в шлюпку. Он сказал тоном, не допускающим возражений:
— Ты обязана подчиняться приказам. Если сказали: «Женщинам и детям садиться в шлюпки», — значит, ты должен сесть, как только подойдет твоя очередь. Я останусь здесь с Джеком Тэйером. Мы о себе позаботимся.
Супруги Мейер из Нью-Йорка сочли неудобным обсуждать свои проблемы на глазах у посторонних, поэтому, когда миссис Мейер отказалась расстаться с мужем, они спустились в каюту и уже там договорились, что миссис Мейер ради сына, который ждал их в Нью-Йорке, сядет в шлюпку, а муж обязательно последует за ней позднее.
Люсьен П. Смит из Филадельфии тоже не мог сломить сопротивления своей жены. Увидев капитана, энергичная миссис Смит решила взять дело в свои руки, подошла к нему и начала объяснять, что у нее нет на свете никого, кроме мужа, и требовала, чтобы ему разрешили сесть вместе с ней. Седой капитан, сделав вид, что не замечает ее, поднес к губам мегафон и крикнул:
— Женщины и дети садятся в первую очередь
Это был красноречивый ответ, и Люсьен П. Смит, не одобрявший действий своей жены, понял его именно так. Он подошел к капитану и, извинившись, сказал:
— Забудьте об этом, капитан, я сделаю все, чтобы она села в шлюпку.
Потом он повернулся к жене:
— Я никогда не думал, что мне придется просить тебя слушаться, но в данном случае ты должна. Так принято, что женщины и дети садятся первыми. Судно оснащено достаточно хорошо, и все будут спасены.
На вопрос миссис Смит, искренне ли он говорит, муж твердо ответил:
– Да.
На этом супруги простились, и, когда шлюпка коснулась воды, Смит крикнул с палубы:
— Спрячь руки в карманы, очень холодно.
Были случаи, когда слова оказывались бессильны и не оставалось ничего другого, как прибегнуть к решительным действиям. Миссис Шарлотту Коллир два матроса вынуждены были буквально оторвать от мужа, чтобы препроводить в шлюпку. Селини Ясбек только в лодке обнаружила, что мужа нет рядом. Матросы уже начали опускать шлюпку, а женщина в отчаянии кричала, пытаясь всеми силами вырваться и вернуться на палубу.
Это лишь несколько примеров многих и многих трагических и одновременно глубоко впечатляющих сцен, происходивших на шлюпочной палубе «Титаника» в промежутке межу 00.45, когда была спущена первая шлюпка, и 2.05, когда была спущена последняя. Следует добавить, что никто из упомянутых выше мужчин в списках спасшихся не значился. Все эти пассажиры I класса погибли.
Одна за другой спасательные шлюпки опускались на неподвижную гладь воды. В час ночи по правому борту готовилась к спуску шлюпка №3. Говард Кейс, директор лондонского отделения нефтяного концерна «Вакуум ойл», и Уошингтон Роублинг, единственный наследник строительного магната, подвели к шлюпке миссис Дж. Грэхем, ее дочь Маргарет и подругу дочери мисс Элизабет Шют, которые путешествовали одни. Уже из шлюпки миссис Грэхем видела, как Говард Кейс, опершись о поручни, закуривает сигарету и машет ей рукой. Кажется, он тоже слышал ободряющее высказывание одного из офицеров, будто «Титаник» затонет не раньше чем через восемь—десять часов, а к этому времени к нему подойдут несколько судов, вызванных по беспроволочному телеграфу.
Как уже отмечалось, на правой стороне шлюпочной палубы офицеры относились к мужчинам более великодушно. Так, в шлюпку № 3 четверо пассажиров I класса смогли сесть вместе со своими камердинерами, а издатель Генри Слипер Харпер даже с мопсом и египтянином-переводчиком Хамадом Хасой, которого он причуды ради вез из Каира в Нью-Йорк. В последнее мгновение в шлюпку вскочила еще и группа кочегаров. Элизабет Шют позднее очень критически отзывалась о поведении некоторых членов команды, и их знании морского ремесла, как она говорила. Например, шлюпку № 3 спускали таким образом, что мисс Шют все время боялась, как бы она не перевернулась. О неопытности членов команды говорили и другие женщины. Чтобы попасть в спасательные шлюпки, многие уверяли, будто умеют обращаться с веслами, но, как оказалось, в большинстве случаев это было неправдой.
К шлюпке № 8 подошел капитан Смит, которому очень хотелось, чтобы она как можно скорее была спущена на воду. Он спросил матроса Джонса, на месте ли шлюпочная пробка, и, получив положительный ответ, сам вместе с одним из стюардов занялся носовой шлюпбалкой. Шлюпка без осложнений достигла воды. Проблемы начались потом. Места гребцов заняли два стюарда и один повар. Они неумело сражались с веслами, а один из них так и не смог справиться со своим веслом, поэтому женщинам пришлось им помогать.
Положение «Титаника» ухудшалось с каждой минутой. Конструктор Томас Эндрюс ходил по шлюпочной палубе и призывал женщин, которые все еще колебались, спуститься в шлюпки.
— Дамы, — говорил он, — вы должны немедленно сесть. Нельзя терять ни минуты. Не будьте привередливыми в выборе шлюпок. Не раздумывайте. Садитесь, садитесь!
Второй помощник капитана Лайтоллер потерял надежду, которую питал вначале, что «Титаник» все же удержится на плаву. Он даже мог периодически убеждаться, как сокращается оставшееся время. В своих воспоминаниях он писал об этом:
«Когда одна шлюпка уже достигала воды, а другая была готова к спуску, я подходил к длинному аварийному трапу, который вел со шлюпочной палубы прямо вниз, на палубу С, и предназначался для членов команды, а для меня служил своеобразным индикатором скорости, с какой поднималась вода, и показателем высоты, какой она достигла. В это время носовая палуба была уже затоплена. Вид холодной зеленоватой воды, устрашающе ползущей по лестнице вверх, врезался в память. Вода медленно поднималась и одну за другой покрывала электрические лампочки, которые еще какое-то время жутко и неестественно светились под водой».
Примерно в 1 час 12 минут ночи с правого борта была спущена шлюпка № 1. Первый помощник капитана Мэрдок приказал вахтенному Джорджу Саймонсу прыгнуть в нее и заткнуть сливное отверстие. В эту минуту подбежали две женщины — леди Дафф-Гордон и ее секретарша мадемуазель Франкателли. За ними следовал сэр Космо Дафф-Гордон. Обе женщины сели в шлюпку, а сэр Космо спросил Мэрдока, может ли и он последовать за ними.
— Ну конечно, пожалуйста, — ответил, по словам сэра Космо, первый помощник.
Однако более правдоподобно выглядит свидетельство Джорджа Саймонса, стоявшего рядом. По его словам, Мэрдок сказал: «Так и быть, полезайте». Поскольку других женщин поблизости не было, Мэрдок пригласил сесть в шлюпку двух американцев — Абрахама Соломона и С. Стенджела. Дородный Стенджел перелезал через палубное ограждение так неуклюже, что в конце концов свалился в шлюпку, как мешок. Мэрдок не удержался от смеха и сказал:
— Это самое смешное из того, что я видел за сегодняшний вечер.
Больше никого из пассажиров у шлюпки № 1 не оказалось. Все другие шлюпки в этой части палубы были уже спущены, поэтому пассажиры переместились на корму. Мэрдок усадил в шлюпку № 1 еще шестерых кочегаров и приказал Саймонсу:
— Возьмите ее под свою ответственность и позаботьтесь, чтобы все выполняли ваши указания.
Затем он отдал матросам у шлюпбалок команду к спуску. Так шлюпка, рассчитанная на сорок человек, покинула палубу тонущего «Титаника» ровно с дюжиной людей на борту — двумя женщинами и тремя мужчинами из I класса и семью членами команды. Смазчик Уолтер Херст, наблюдавший за спуском с носовой межнадстроечной палубы, проворчал:
— Если уж спускают шлюпки, то могли бы посадить в них еще кого-нибудь.
Чуть позднее спускали шлюпку № 9, первую из четырех, размещенных на корме по правому борту шлюпочной палубы.
У некоторых супругов все еще были проблемы, как заставить своих жен спуститься в шлюпки.
— Ради Бога, иди! — упрашивал жену американский писатель Жак Фютрель, известный автор детективных рассказов, считавшийся американским Конан Дойлем. — Это твоя последняя возможность, иди! — настаивал он.
В конце концов один из офицеров без всяких церемоний потащил миссис Фютрель в шлюпку. Совсем иначе повел себя один из кочегаров, слонявшийся здесь же. Он бросил в шлюпку свой мешок, прыгнул следом за ним и заявил, что капитан велел ему взять на себя управление. Матрос Хейнс буквально вышвырнул его из шлюпки. Когда сели еще несколько женщин, шлюпка начала спускаться к воде. В ней было восемь членов команды.
По мере того как огромное судно медленно погружалось в воду, офицеры стремились ускорить спуск шлюпок, поскольку никто точно не знал, сколько времени еще осталось. Набрав в трюм большое количество воды, «Титаник» начал крениться на левый борт, и между леерным ограждением шлюпочной палубы и бортами шлюпок образовалась метровая щель. Пожилая француженка хотела прыгнуть в шлюпку № 10 — и промахнулась. К счастью, она успела ухватиться руками за бортовой якорь, и нескольким мужчинам общими усилиями удалось вытащить ее на нижнюю прогулочную палубу. Она вернулась наверх, и вторая ее попытка оказалась более успешной. Дети вообще уже не могли преодолеть это расстояние, и их приходилось просто бросать в шлюпку. Матрос Эванс поймал одного из них за одежду буквально в последнюю долю секунды. Пока шлюпка № 10 спускалась вниз, в нее с палубы А прыгнул какой-то смуглый человек, один из пассажиров III класса.
Шлюпку № 11 спустили до уровня палубы А, где собралась большая толпа женщин из II и III классов. Когда шлюпка достигла уровня палубы, в нее попыталась сесть какая-то женщина, находившаяся в истерическом состоянии. Стюард Уиттер хотел ей помочь, но та, вероятно, его просто не видела. Он схватил ее, но она увлекла его за собой, и они оба упали в шлюпку. Миссис О. Беккер усадила в шлюпку № 11 двух своих маленьких детей как раз в ту минуту, когда шлюпка без всякого предупреждения вдруг начала опускаться.
— Пожалуйста, пустите меня к моим детям, — закричала она.
Двое мужчин перенесли ее через ограждение и бросили в шлюпку. В этот момент миссис Беккер поняла, что старшая дочь Рут осталась на палубе, и она начала кричать, чтобы та садилась в другую шлюпку. Кто-то из офицеров, вероятно Мэрдок, перегнулся через борт и крикнул вниз:
— Есть ли в шлюпке матрос?
Поскольку никто не отозвался, матрос Брайс соскользнул по канату вниз. В шлюпке № 11 оказалось семьдесят человек, больше всего. Как выяснилось позднее, кроме Брайса, в ней были еще восемь членов команды. В то же время на противоположной стороне спускали шлюпку № 12 с сорока женщинами и детьми и двумя членами команды.
Время шло, и желание убеждать женщин, отказывавшихся садиться в оставшиеся шлюпки, иссякало. Когда около половины второго ночи по правому борту спускали шлюпку № 13, было слышно, как какая-то солидная дама громко протестовала:
— Не заставляйте меня садиться в эту шлюпку, я не хочу! Я никогда в жизни не плавала в шлюпке!
Стюард Рей из ресторана I класса решительно вмешался:
— Вы должны сесть, и будет лучше, если вы за молчите!
Тут Рей увидел стоявшего неподалеку Уошингтона Доджа, подошел к нему и спросил, в безопасности ли его жена и ребенок. Додж ответил утвердительно, и Рей вздохнул с облегчением, поскольку до некоторой степени чувствовал себя ответственным за судьбу семейства Доджей. Он обслуживал их на «Олимпике» во время плавания из Америки в Англию и убедил, чтобы на обратном пути они выбрали именно «Титаник», чудо техники и комфорта. Здесь они вновь встретились. Но необходимо было действовать, поэтому стюард сказал:
– Будет лучше, если и вы сядете, — и подтолкнул Уошингтона Доджа к шлюпке № 13, в которую сел вместе с ним.
В следующий момент в руках Рея оказался ребенок, завернутый в одеяло, которого ему кто-то бросил с палубы.
— Кто позаботится о ребенке? — обратился он к женщинам, сидевшим в шлюпке.
Вызвалась одна из них, и стюард передал ей ребенка. Двенадцатилетняя Рут Беккер подбежала к одному из офицеров и спросила, может ли она сесть в шлюпку.
— Конечно, — ответил он.
На правом борту палубы распространился слух, что на левой стороне в спасательные шлюпки сажают и мужчин. Кто пустил его, неизвестно. Ведь на левом борту спуском руководил второй помощник капитана Лайтоллер, который, кроме членов экипажа, обслуживавших шлюпки, мужчин в них принципиально не сажал. Однако почти все мужчины с правого борта шлюпочной палубы бросились на левый, и на правом остались всего два или три человека, в том числе и учитель из Лондона Лоренс Бизли. Неподалеку от них к релингу подошел первый помощник капитана Мэрдок и крикнул матросам в спущенных шлюпках:
— Гребите к судовым портам и ждите приказа.
— Есть, сэр, — раздалось в ответ.
В действительности намерение пополнить шлюпки людьми с нижних палуб было совершенно бессмысленным. Порты везде были закрыты. По всей вероятности, и в этом проявилась недостаточная подготовка команды. Шлюпки, которые должны были взять пассажиров с нижних палуб, отплывали от судна полупустые. О пассажирах, услышавших распоряжение и спустившихся вниз, забыли. В огромных покинутых помещениях они оказались в чрезвычайно трудной ситуации. Несколько человек, среди которых были и супруги Колдуэлл с маленьким сыном Олденом, сошли на палубу С, но кто-то, не зная об их присутствии, закрыл за ними двери коридора. К счастью, несколько мужчин, задержавшихся на палубе В, услышали их крики и опустили им через люк железный трап, по которому Колдуэллы и другие выбрались из западни. В результате они успели сесть в шлюпку № 13.
Офицер, руководивший спуском этой шлюпки, частично заполнив ее на шлюпочной палубе, приказал остановиться на уровне палубы А. Там в нее, перебравшись через релинг, сели еще восемь женщин. Таким образом, в шлюпке оказалось примерно пятьдесят женщин и несколько мужчин — два пассажира, пять кочегаров, три стюарда и один повар. Лоренс Бизли стоял на шлюпочной палубе, когда снизу раздался крик:
— Есть еще женщины?
Он перегнулся через борт, и из шлюпки его увидел один из членов команды.
— На вашей палубе есть еще женщины?
— Нет, — ответил Бизли.
— Тогда прыгайте вниз.
Бизли сел на край палубы и прыгнул. Поднимаясь на ноги, он услышал, как кто-то закричал:
— Подождите, есть еще две женщины!
Через секунду обе перелезли через релинг и благополучно оказались в шлюпке. Это были две пасса жирки из III класса, которые после долгого ожидания в трюме в конце концов по трапам выбрались наверх — к спасению. Когда раздалась команда «Спуск!», примчался еще один мужчина с женой и ребенком, и им тоже в последний момент удалось сесть в шлюпку.
Спуск шлюпки № 13 сопровождался малоприятными приключениями, еще немного — и все могло бы кончиться катастрофой. Вначале казалось, что все идет хорошо. Шлюпка опускалась метр за метром, было слышно, как скрипят тросы в блоках. Снизу людям у шлюпбалок кричали: «Опустить корму!», «Опустить носовую часть!», в зависимости от того, какая часть была ниже, или «Спустить шлюпку!», когда она была выровнена. Имея на борту шестьдесят человек, шлюпка медленно опускалась вдоль борта «Титаника» и проходила мимо освещенных окон покинутых кают и салонов. Мероприятие, с которым в связи с непредвиденными обстоятельствами столкнулись офицеры «Титаника» — спускать с большой высоты шлюпки, полные людей, — не было отработано, и можно считать большой удачей, что в ходе спасательных работ ни одна из шлюпок не перевернулась, не разломилась, что выдержали и тали, и шлюпбалки. Все это было настоящим счастьем, ведь шлюпки были новой конструкции, новым было и все спусковое оборудование, включая мощные тали. Но офицеры и матросы в течение всего периода спасательных работ отдавали себе отчет, насколько критической являлась ситуация, и их нервы, несомненно, были напряжены до предела. Лоренс Бизли, затрагивая в своих воспоминаниях эту сторону дела, писал:
«Один опытный офицер рассказывал мне, что видел, как проводился спуск спасательной шлюпки днем в хорошую погоду. В ней находился обученный экипаж, и на талях стояли только опытные матросы. Несмотря на это, шлюпка перевернулась, и люди упали в воду. Сравнивая эти условия с теми, какие были на „Титанике“ в тот понедельник в ноль часов 45 минут, нельзя не отдать должного членам команды, спускавшим шлюпки. Опытные или нет, прошли они необходимую тренировку или нет, они выполняли свои обязанности замечательно. Меня не покидает чувство самой глубокой признательности к тем двум матросам, которые стояли над нами у шлюпбалок и спускали нас на поверхность океана. Не думаю, что они оказались в числе спасшихся».
По мере того как шлюпка № 13 медленно приближалась к воде, Лоренс Бизли и другие все больше осознавали, насколько им повезло: море было совершенно спокойно, а корпус гигантского судна неподвижен. Это было очень важно, поскольку благодаря этому шлюпке не грозили опасные удары о его борт. При сильном ветре и волнении шлюпка могла бы вдребезги разбиться или получить серьезные повреждения. Неожиданно один из членов команды, находившийся в шлюпке, закричал:
— Мы точно над выпускным отверстием конденсатора! Нам нельзя здесь задерживаться! Будьте готовы немедленно отдать тали, как только мы коснемся воды! В этом месте чуть выше ватерлинии в борту судна выходил трубопровод диаметром около 90 сантиметров, выводивший воду, образующуюся при охлаждении пара в двух основных конденсаторах. Несмотря на то что машины уже более полутора часов не работали и огонь под большей частью котлов погас, по трубопроводу, не переставая, уходила такая масса воды, которой было достаточно, чтобы затопить спасательную шлюпку или перевернуть ее. Ценой огромных усилий, упираясь веслами в борт судна, мужчины смогли вытолкнуть шлюпку за пределы мощного потока падающей воды. Шлюпка опустилась на поверхность. В этот момент кто-то из пассажиров, взглянув вверх, в ужасе закричал. Струей падавшей из трубопровода воды шлюпку отнесло в сторону, и она оказалась прямо под спускавшейся шлюпкой №15. Все принялись кричать:
— Остановите спуск пятнадцатой шлюпки!
В ней услышали отчаянный крик, раздавшийся в нескольких метрах под ними, и ее пассажиры принялись в свою очередь взывать к людям, работавшим у шлюпбалок. Но те, вероятно, ничего не слышали, и шлюпка № 15 продолжала опускаться. Казалось, катастрофа неминуема и если не все, то большинство сидящих в шлюпке № 13 будут раздавлены. Положение было настолько критическим, что Лоренс Бизли и один из кочегаров уперлись руками в днище шлюпки над ними, как будто в их силах было задержать ее. Буквально в последнюю секунду другой кочегар перерезал ножом фалинь на корме шлюпки № 13. Бизли, описавший эту драматическую ситуацию, полагает, что в носовой части кто-то, видимо, сделал то же самое. Освобожденную шлюпку струей падавшей воды мигом отнесло в сторону, а на ее место в ту же минуту опустилась шлюпка № 15.
В то время, когда с правого борта спускалась шлюпка № 13, на левом борту под руководством пятого помощника капитана Г. Г. Лоу готовили к спуску шлюпку № 14. С момента столкновения с айсбергом прошло почти два часа, большая часть спасательных шлюпок уже была спущена, и на шлюпочной палубе, где до сих пор удавалось без особых проблем поддерживать дисциплину, ситуация начала ухудшаться. Из трюма выбралась толпа пассажиров III класса, и многих из них ужаснул вид сильно наклонившейся палубы и пустые шлюпбалки. Стюарды и другие члены команды образовали вокруг последних спасательных шлюпок кордон, через который пропускали только женщин, но напряжение с каждой минутой нарастало. К шлюпке № 14 бросилась группа мужчин; очевидно, большинство из них не понимали по-английски. Их остановил только помощник боцмана, Джозеф Скэррот, преградивший им путь румпелем шлюпочного руля.
Шлюпка № 14 быстро заполнялась женщинами и детьми, преимущественно из III класса, которые только сейчас оказались на шлюпочной палубе. Через релинг в шлюпку перелез молодой человек, почти мальчик, и спрятался среди женщин, которые попытались ему помочь. Но это не укрылось от внимания пятого помощника Лоу. Прыгнув в шлюпку, он заставил юношу встать и приказал ему вернуться на палубу. Тот отказался. Лоу направил на него пистолет и сказал:
— Даю десять секунд. Если не вернешься на судно, выбью тебе мозги.
Юноша умолял позволить ему остаться в шлюпке, и тогда Лоу изменил тактику.
— Ради Бога, будь мужчиной, — воскликнул он, — мы обязаны в первую очередь спасти женщин и детей.
В эту минуту маленькая девочка потянула Лоу за рукав и заплакала:
— Сэр, пожалуйста, не убивайте этого бедного человека.
Лоу покачал головой, даже улыбнулся, но все же вернул юношу на палубу. Почти в тот же момент в шлюпку прыгнул другой мужчина, которого Лоу вытащил назад буквально за шиворот.
Шлюпка № 14 была уже почти заполнена, когда стоявший поодаль шестой помощник капитана Дж. П. Муди заметил, что с левого борта спущены уже пять спасательных шлюпок, но ни в одной из них нет офицера, поэтому сейчас хотя бы один из них должен сесть в шлюпку № 14. Муди предложил сесть Лоу, а сам решил подождать следующей. В шлюпке № 14 оказалось более пятидесяти женщин и детей, матрос Скэррот, два стюарда и пассажир К. Уильямс, известный английский спортсмен, которого Лоу взял, чтобы тот помогал членам команды грести. Позднее Лоу установил, что в шлюпку в женской одежде проник еще один пассажир. На заседании американского следственного подкомитета Лоу так рассказывал о драматических событиях, сопровождавших спуск шлюпки № 14:
— Когда шлюпка начала опускаться, я был уверен, что она развалится у меня под ногами. Я действительно боялся, хотя, конечно, не подавал вида. Я перегрузил шлюпку и знал, что иду на риск. Поэтому я решил приложить все усилия, чтобы в нее больше никто не сел, поскольку опасался, что если добавится еще хотя бы один человек, то от избытка веса могут раскрыться гаки или произойдет еще что-нибудь, совершенно неожиданное. И я решил быть начеку. Когда, спускаясь, мы проходили мимо открытых палуб, я видел у релингов массу итальянцев, все они напоминали диких животных, готовых к прыжку. Я крикнул: «Осторожно!» И сделал несколько выстрелов из пистолета вдоль борта судна. Между шлюпкой и бортом расстояние было около 90 сантиметров. Выстрелы были предупредительные, и я уверен, что никого не ранил. Думаю, что я выстрелил раза три.
Сенатор Смит, который вел заседание, спросил:
— Вы убеждены, что никого не задели?
— Абсолютно убежден, — ответил Лоу.
Когда в 1 час 35 минут ночи под присмотром первого помощника капитана Мэрдока готовилась к спуску на воду шлюпка № 15, последняя из находившихся на правом борту, Мэрдок вынужден был вмешаться. Толпа мужчин пыталась прорваться к шлюпке, и Мэрдок кричал:
— Назад! Назад! Сначала женщины!
Прошли женщины, которых снизу, из помещений III класса, привел на шлюпочную палубу стюард Дж. И. Харт. Потом шлюпку спустили до уровня палубы А. Молодой швед Аугуст Веннерстрем, пассажир III класса, привел из трюма нескольких шведских девушек. Он остался стоять у борта, покуривая и наблюдая, как шлюпка скрывается из виду, проваливаясь вниз. Переполненная, она опустилась на воду, имея на борту семьдесят человек, в их числе были более пятидесяти женщин и детей, четверо пассажиров-мужчин и тринадцать членов команды, включая стюарда Харта. Таким образом, не только пятый помощник капитана Лоу, но и Мэрдок шел на риск, связанный со спуском переполненных шлюпок. Другого выхода не было — шлюпки были последними.
Почти одновременно со шлюпкой № 15 с противоположного борта шлюпочной палубы начали спускать шлюпку № 16. В ней находились пятьдесят женщин и детей из III класса, шесть членов команды и ни одного мужчины из числа пассажиров. Спуск этой шлюпки проходил без всяких осложнений, очевидно, благодаря авторитету второго помощника Лайтоллера, категорический приказ которого, что сесть могут только женщины и дети, был воспринят стоявшими вокруг мужчинами без всякой надежды на счастливый случай.
В 1 час 40 минут на правом борту шлюпочной палубы после спуска шлюпки № 1 на тех же шлюпбалках была подвешена первая из четырех складных шлюпок «Титаника» — шлюпка С. Едва ее подготовили, как к ней бросилась толпа мужчин, которые силой пытались прорваться в нее. Вновь вмешался Мэрдок. Он выхватил из кармана пистолет, выстрелил два раза в воздух и крикнул:
— Убирайтесь вон! Очистить шлюпку!
Выстрелы привлекли внимание нескольких пассажиров, находившихся на левой стороне палубы, в том числе Хью Вулнера и лейтенанта шведского флота Бьернстрема Стеффансона. Хватая людей за руки и за ноги, они вытаскивали их из шлюпки на палубу. Потом начали садиться женщины и дети. С двумя детишками на руках прибежал Альфред Пирс, работник кухни III класса. Мэрдок приказал ему сесть в шлюпку. Некоторых женщин пришлось буквально переносить на руках, поскольку за два часа они так переволновались и замерзли, что совершенно лишились сил. В шлюпку сели три кочегара и судовой парикмахер Вейкман. Старший помощник капитана Уайлд спросил, кто будет старшим в этой шлюпке, и стоявший неподалеку капитан Смит приказал рулевому Дж. Т. Роу принять командование. Мэрдок несколько раз спросил:
— Есть еще женщины и дети?
Никто не отозвался, и он приказал спускать шлюпку. В этот момент в нее вскочили два человека: миллионер Уильям И. Картер и Дж. Брюс Исмей, генеральный директор «Уайт стар лайн», президент треста ИММ. Имея на борту тридцать девять человек, из них пять членов команды, шлюпка начала опускаться. В это время крен «Титаника» на левый борт уже настолько возрос, что шлюпка прошлась по заклепкам стальных листов корпуса. Возникло опасение, что борт шлюпки разорвет в клочья, поэтому все, кто мог, помогали отпихивать ее от борта судна. Не прошло и пяти минут, как шлюпка спустилась на воду. Мужчины сели на весла, и шлюпка под командованием рулевого Роу направилась в сторону огней неизвестного судна, которое уже два часа стояло без движения в пяти милях от тонущего «Титаника». После спуска складной шлюпки С правый борт шлюпочной палубы опустел.
За спуском складной шлюпки наблюдали два молодых человека, стоявших поблизости. Один из них был семнадцатилетний Джек Тэйер, второй — сын известного судьи из города Спрингфилда, штат Массачусетс, Милтон К. Лонг. Они познакомились накануне вечером за чашкой кофе, и Лонг, плывший один, после столкновения «Титаника» с айсбергом присоединился к семье Тэйеров. В толпе людей, собравшихся более часа назад на палубе, Джек и Милтон потеряли из виду старших Тэйеров и были уверены, что те давно уже сели в одну из спасательных шлюпок. Теперь оба молодых человека соображали, что им делать и не попробовать ли сесть в последнюю шлюпку. В конце концов молодые люди решили еще подождать.
Джек Тэйер ошибался. Его отец не сел в шлюпку, а стоял в другом конце шлюпочной палубы, опершись о релинг, и беседовал с Кларенсом Муром, еще одним пассажиром-миллионером. Оба хладнокровно оценили ситуацию и пришли к выводу, что их надежда на спасение ничтожна, поскольку, кроме двух деревянных шлюпок, на судне остались всего три складных, а на палубах было еще очень много женщин. Они не строили никаких иллюзий и решили до конца держаться достойно и мужественно. Многие другие пассажиры тоже поняли неотвратимость своей судьбы. Преподобный Роберт Дж. Бейтман напутствовал свою свояченицу миссис Аду Боллс словами:
— Если мы уже не встретимся на этом свете, то обязательно встретимся на том.
Он протянул ей на память свой платок и ушел. Владелец шахт и сталелитейных заводов Бенджамин Гуггенхейм в последнюю минуту передал знакомому стюарду, садившемуся в шлюпку в качестве члена команды, записку: «Если со мной что-нибудь случится, передайте моей жене, что я до конца старался исполнить свой долг». На Гуггенхейме давно уже не было теплого свитера и спасательного жилета, которые надел на него стюард Этчес. Он и его камердинер вышли на палубу в великолепных вечерних костюмах.
— Мы надели самое лучшее, — объяснил он, — и готовы погибнуть как джентльмены
В некотором отдалении стояла одинокая и печальная фигура, карточный игрок Джей Ятс. Десятки очень богатых людей, регулярно путешествовавших на трансатлантических судах, без сомнения, привлекали внимание небольшой кучки крупных и мелких мошенников, искавших случая облегчить их пухлые бумажники и чековые книжки. Ни один рейс большого судна не обходился без того, чтобы на нем ни присутствовал кто-нибудь из этих жуликов. Обычно в начале рейса через курительный салон проходил помощник администратора и объявлял:
— Дамы и господа, у меня есть сведения, что среди нас есть шулеры!
Это говорилось для того, чтобы потом никто уже не мог предъявлять претензий, будто его не предупредили. И несмотря на это, каждый вечер профессиональный игрок отходил от стола с выигрышем, достигавшим иногда 5000 долларов. В первые десятилетия XX века это была весьма солидная сумма. Игроки, плававшие, разумеется, I классом, держались и одевались весьма изысканно. И пассажирам и владельцам судов ничего не оставалось, как мириться с их присутствием. Распорядитель рейса на одном из крупных судов компании «Кунард» в своих воспоминаниях рассказывал об одном таком «пассажире» как о «блестящем джентльмене», который на судах компаний «Кунард» и «Уайт стар лайн» «сделал» такие деньги, что в конце концов смог уйти на отдых очень состоятельным человеком и даже написать книгу воспоминаний. К концу своей карьеры он был настолько популярен на роскошных пароходах, что даже никого не обманывал. Наоборот, многие пассажиры сами его разыскивали, чтобы сыграть с ним и потом рассказывать друзьям, как увлекательна азартная игра в открытом море.
Одним из таких профессиональных игроков в карты был и Джей Ятс, который по иронии судьбы решил попытать счастья в первом плавании великолепного «Титаника». В 1 час 50 минут ночи он уже отлично понимал, что на сей раз проиграл свою большую игру. К чести его, следует сказать, что ко всему происходившему он отнесся как мужчина. Женщине, садившейся в спасательную шлюпку, он передал записку, написанную на листке карманного календаря:
«Если вы спасетесь, сообщите моей сестре Ф. Дж. Адамс из города Финдли, штат Огайо, о моей гибели.
Дж. Г. Роджерс».
Записку он подписал одним из своих «рабочих» псевдонимов.
Записка сестре, написанная карточным игроком Джеем Ятсом и переданная женщине, успевшей сесть в спасательную шлюпку.
С тем, что надежды уже нет, смирились и майор Арчи Батт, и промышленник Артур Райерсон, и пассажир I класса Уолтер Дуглас. Они стояли на почти опустевшей шлюпочной палубе, время от времени перебрасываясь двумя-тремя словами.
Через пять минут после того, как была спущена складная шлюпка С, с левого борта начали спускать шлюпку №2, подвешенную на носовых шлюпбалках. По приказу капитана Смита команду на ней принял четвертый помощник Боксхолл. Прежде чем в шлюпку стали садиться женщины и дети, второй помощник Лайтоллер обратил внимание, что она уже полна мужчин. Стоявшим вокруг пассажирам показалось, что в основном это были кочегары. Лайтоллер взорвался, направил на них пистолет и крикнул:
— Прочь отсюда, мерзкие трусы! Лучше бы я всех вас вышвырнул за борт!
Пассажирка I класса миссис Дуглас, наблюдавшая эту сцену, позднее рассказывала, что после окрика Лайтоллера на палубу вернулась целая шеренга мужчин. Только после этого шлюпку начали занимать женщины и дети. Сели около двадцати пяти женщин, пассажир Ибрагим Юсеф с женой и двумя детьми, Боксхолл и еще трое членов экипажа. Первый помощник Мэрдок дал команду к спуску.
Второй помощник капитана Лайтоллер, бросив взгляд в шахту аварийного трапа, связывавшего шлюпочную палубу с палубой С, ужаснулся. Вода поднималась так быстро, что он понял — время, отпущенное «Титанику», можно измерять минутами. Он повернулся и поспешил к шлюпбалкам, ненадолго задержавшись возле нескольких мужчин, собравшихся в центре шлюпочной палубы. Около груды мешков с судовыми документами стояли распорядитель рейса Макелрой, два его помощника — Баркер и Денисон, а также судовой врач О’Лафлин и его помощник Симпсон. Лайтоллер уже давно снял плащ, и сейчас на нем была только пижама, поверх которой он надел брюки и свитер. Было очень холодно, но его лицо покрывали капли пота — почти два часа он вертелся как белка в колесе. Распорядитель рейса и остальные зябко поеживались, поэтому вид разгоряченного второго помощника показался неисправимому остряку д-ру Симпсону настолько комичным, что даже перед лицом смерти он не упустил случая пошутить:
— Привет, Лайт, тебе не жарко?
Потом они сказали друг другу всего одно слово:
— Прощай! — и пожали руки.
Сразу после этого Лайтоллер ушел к шлюпбалкам.
Последней из шестнадцати спасательных шлюпок «Титаника», которая в 1 час 50 минут ночи еще оставалась на шлюпочной палубе, была шлюпка №4. Более часа назад Лайтоллер пытался спустить ее первой. Он хотел, чтобы в нее сели пассажиры с палубы А, но там оказались закрытыми окна. Лайтоллер приказал открыть их, а шлюпка осталась висеть за бортом. Между тем кто-то заметил, что прямо под ней выступает выстрел лота (балка, являющаяся частью приспособления для измерения глубины). Матросы Сэм Парке и Джек Фоули спустились вниз, чтобы обрубить его, но никак не могли найти топор. Лайтоллер не решался больше ждать и занялся другими шлюпками на левом борту. Так шлюпка № 4 осталась последней.
Пассажиры, сгрудившиеся вокруг нее, принадлежали к сливкам общества I класса. Они были очень дисциплинированны и безоговорочно выполняли приказы офицеров. Но время шло, и они все больше и больше нервничали. Сначала их отправили на палубу А, потом сказали, чтобы они вернулись на шлюпочную палубу, затем стюард вновь велел им идти вниз. В конце концов супруга президента пенсильванской железнодорожной компании Джона Б. Тэйера потеряла терпение и воскликнула:
— Скажите же наконец, куда нам идти! Сначала посылаете нас наверх, а теперь снова отправляете вниз!
На этот раз окна на палубе А были открыты, и кто-то даже положил палубный шезлонг между бортом судна и шлюпкой. Получился импровизированный мостик. Лайтоллер, встав одной ногой на окно, а другой на борт шлюпки, помогал женщинам и детям садиться. Посадка шла быстро и организованно. Мужчины успокаивали женщин, уверяя, что суда «Олимпик» и «Балтик», идущие на помощь «Титанику», подойдут с минуты на минуту и все будут спасены. Один из мужей передал жене сверток с деньгами, сказав, что они могут ей понадобиться, если они окажутся врозь. Когда садилась жена мультимиллионера Джона Джейкоба Астора с горничной, полковник Грейси помог поднять ее и перенести через борт, а Лайтоллер усадил в шлюпку. Астор, наклонившись к Лайтоллеру, попросил разрешения сесть вместе с женой, поскольку, как он выразился, она была в «деликатном положении». Но бескомпромиссный второй помощник, точно придерживавшийся указаний капитана и, как оказалось, даже не знавший, что просившего звали Дж. Дж. Астор, ответил:
— Нет, сударь, никто из мужчин не сядет в шлюпку, пока не посадим всех женщин.
Астор не возразил ни единого слова, только спросил у Лайтоллера, какая это шлюпка.
— Номер 4, — ответил второй помощник
Потом Астор отделился от группы пассажиров I класса, и дальнейшая его судьба, кроме трагического конца, неизвестна. Позднее Лайтоллер сказал полковнику Грейси, что Астор спрашивал о номере шлюпки, очевидно чтобы пожаловаться на него. Но Грейси был убежден, что мультимиллионер интересовался номером только для того, чтобы потом было легче найти свою жену, если ему самому удастся спастись. Огромное состояние, на которое можно было купить двадцать «Титаников», в ту роковую ночь не смогло обеспечить Джону Джейкобу Астору даже одного места в спасательной шлюпке…
В шлюпку № 4 села и жена сталелитейного магната Артура Райерсона с горничной, двумя дочерьми и сыном Джеком. Несгибаемый Лайтоллер вмешался вновь.
— Юноша должен выйти! — заявил он.
Для Артура Райерсона это было слишком. Раздраженный, он выступил вперед и решительно заявил:
— Этот мальчик непременно сядет в шлюпку вместе с матерью, ему всего тринадцать!
Лайтоллер позволил мальчику пройти, но проворчал:
— Больше никаких мальчиков!
В этот момент Артур Райерсон заметил, что на горничной нет спасательного жилета. Он снял свой и передал ей. Молодая француженка только что пришла в себя после пережитого ужаса. Торопясь на шлюпочную палубу, она вспомнила, что оставила в каюте кое-какие дорогие для себя вещи, и вернулась за ними. Когда она открывала ящики, то услышала, что в дверном замке повернулся ключ — стюард закрывал каюты, чтобы предотвратить возможные кражи. Девушка закричала — и вовремя. Еще минута, и она осталась бы безнадежно запертой в каюте.
Со шлюпочной палубы раздался голос:
— Сколько в шлюпке женщин?
— Двадцать четыре, — был ответ.
— Достаточно, спускайте! — приказали сверху. Неизвестно, чей это был голос, может быть, капитана Смита, старшего помощника Уайлда или первого помощника Мэрдока, но Лайтоллер тут же приказал спускать шлюпку. В ходе нью-йоркского расследования миссис Райерсон об этой минуте рассказывала:
— Оказалось, что шлюпочные тали с одной стороны перетерлись. Кто-то начал искать нож, но он не понадобился, так как мы очень быстро опустились на воду. При этом я была поражена, увидев, насколько глубоко погрузилось судно. Палуба, которую мы только что покинули, поднималась над водой всего на шесть метров. Я видела, как через круглые открытые окна вода вливалась внутрь, палубы были освещены. Потом раздалось: «Сколько у вас матросов?» В ответ: «Один». «Этого недостаточно, пошлю вам еще одного». Какой-то матрос спустился вниз по канату. Вслед за ним соскользнули в шлюпку еще несколько мужчин, не матросов. Был отдан приказ отойти, мы отплыли. Кто-то что-то кричал о бортовых посадочных дверях, но, казалось, никто не знает, что надо делать.
В течение всего времени, пока с левого борта спускались спасательные шлюпки, второй помощник капитана Лайтоллер твердо стоял на том, чтобы в них садились только женщины и дети. И даже тогда, когда шлюпки спускали на воду не полностью загруженными, Лайтоллер не позволял пассажирам-мужчинам сесть в них. Единственное исключение он сделал для майора Пешана, да и то только потому, что тот был нужен в качестве члена команды. Свои действия Лайтоллер объяснял тем, что, как он предполагал, после спуска на воду в шлюпки сядут женщины и дети с нижних палуб. Поведение Лайтоллера во время посадки пассажиров в шлюпки разбиралось на следственных комиссиях как в Нью-Йорке, так и в Лондоне, его изучали и авторы некоторых публикаций, посвященных последним часам жизни «Титаника».
Когда в Нью-Йорке сенатор Смит установил, что какая-то часть пассажиров беспрепятственно заняла места в спасательных шлюпках, он спросил Лайтоллера:
— Из того, что вы рассказали, следует, что ограничения, которыми вы руководствовались, были исключительно в интересах пассажиров: «Женщины и дети садятся первыми»?
— Да, сэр, — ответил Лайтоллер.
— Почему вы так действовали? Вы выполняли приказ капитана или этого требует закон моря? — продолжал спрашивать сенатор.
— Закон человеческой природы, — ответил Лайтоллер.
В Лондоне Лайтоллер сказал лорду Мерси:
— Я спросил капитана на шлюпочной палубе: «Могу ли я сажать в шлюпки женщин и детей?» Капитан ответил: «Да, и спускайте». Я выполнил его приказ. Мы говорим о левом борте судна. Я руководил работами только на левом борту.
На правом борту, где командовал Мэрдок, ситуация действительно была другой. Там в спасательные шлюпки сели и многие мужчины. Определялся ли разный подход к делу на левом и правом бортах судна только строгостью второго помощника Лайтоллера или, наоборот, доброжелательностью первого помощника Мэрдока? На этом вопросе во время расследования причин катастрофы особенно заостряли внимание некоторые жены и родственники людей, которые из-за поведения Лайтоллера не попали в шлюпки и погибли. Лайтоллер обвинялся в том, что, с одной стороны, он предпочитал спускать на воду полупустые шлюпки, не разрешая сесть в них мужчинам (например, шлюпка № 6 с 28 пассажирами или шлюпка № 8 с 39, при том что их вместимость — 65 человек), а с другой — что в шлюпках спаслись многие члены команды, попавшие в них недостойным образом. Например, выдавая себя за гребцов, а потом не зная, каким концом взять весло в руки, прячась под сиденьями или прыгая в шлюпки с палубы в момент их спуска, сами получая ранения и подвергая опасности жизнь женщин и детей, находившихся в шлюпках. Так спасли свои жизни многие трусы, а целый ряд выдающихся и мужественных людей из числа пассажиров погибли.
Полковник Арчибальд Грейси, обстоятельно занимавшийся этим вопросом, писал:
«Мое исследование показывает, что на правом борту судна не было обязательного к выполнению приказа „Женщины и дети садятся первыми“. Более того, у меня имеются заявления д-ра Уошингтона Доджа, Джона Б. Тэйера-младшего и миссис Стеффансон, а также заявление члена команды, дававшего показания перед британской следственной комиссией, из которых следует, что был отдан конкретный приказ: женщинам собраться на левом борту, а мужчинам — на правом, то есть на левом борту мужчинам вообще не будет разрешено садиться в шлюпки, а на правом — только после посадки всех женщин и детей. Если такие приказы существовали, они были выполнены до последней буквы».
Если исследования полковника Грейси достоверны, то интересно, почему Лайтоллер не упоминал о существовании этих приказов, даже подвергаясь резким нападкам и обвинениям в том, что своими запретами он не позволил спастись многим мужчинам.
Между одним и двумя часами ночи 15 апреля 1912 года, когда большинство спасательных шлюпок «Титаника» было уже спущено на воду, эфир южнее Ньюфаундленда заполнили десятки, а возможно, и сотни сигналов судов, которые отвечали на отчаянные призывы о помощи, без устали передаваемые Джеком Филлипсом. Суда, находившиеся слишком далеко и не имевшие возможности установить с «Титаником» прямую связь, получали информацию от тех, кто был ближе. Станция на мысе Рейс передала на континент сообщение о столкновении с айсбергом самого большого судна в мире. С того момента, как это сообщение поймал молодой радист Дэвид Сарнофф на крыше торгового дома Уонамейкера в Нью-Йорке, оно распространялось по Соединенным Штатам и Канаде, как лавина. Журналы радиотелеграфистов многих грузовых и пассажирских судов зафиксировали события страшной морской трагедии минута за минутой:
1.00. «Титаник» отвечает «Олимпику» и передает свои координаты.
1.02. «Титаник» вызывает «Эйшиан» и просит о немедленной помощи. «Эйшиан» тут же отвечает и записывает координаты «Титаника». Они переданы капитану, который инструктирует радиста, чтобы тот попросил «Титаник» повторить их.
1.02. «Вирджиниан» вызывает «Титаник», но не получает ответа. Мыс Рейс просит радиста «Вирджиниан» сообщить своему капитану, что «Титаник» столкнулся с айсбергом и нуждается в срочной помощи.
1.10. «Титаник» вызывает «Олимпик»: «Мы столкнулись с айсбергом. Мы погружаемся носовой частью. Придите как можно скорее». Следуют координаты.
1.10. «Титаник» вновь «Олимпику»: «Капитан просит вас приготовить шлюпки. Каковы ваши координаты?»
1.15. «Балтик» «Каронии»: «Просим сообщить „Титанику“, что мы идем к нему».
1.20. «Вирджиниан» слышит, как мыс Рейс сообщает «Титанику», что «Вирджиниан» идет к нему на помощь, находясь в 170 милях севернее «Титаника».
1.25. «Карония» сообщает «Титанику», что ему на помощь идет «Балтик».
1.25. «Олимпик» сообщает «Титанику» свои координаты и спрашивает: «Идете ли вы нам навстречу курсом на юг?» «Титаник» отвечает: «Мы сажаем женщин в спасательные шлюпки».
1.27. «Титаник» передает всем: «Мы сажаем женщин в спасательные шлюпки».
1.30. «Титаник» повторяет «Олимпику»: «Пассажиры садятся в шлюпки».
1.35. «Олимпик» спрашивает «Титаник», какая у них погода. «Ясно и спокойно», — отвечает «Титаник».
1.35. «Балтик» слышит «Титаник»: «Вода в машинном отделении».
1.35. «Маунт Темпль» слышит, как «Франкфурт» спрашивает: «Есть ли рядом с вами другие суда ?» Никакого ответа.
1.37. «Балтик» сообщает «Титанику»: «Спешим к вам».
1.40. «Олимпик» «Титанику»: «Спешно зажигаю топки всех котлов».
1.45. Мыс Рейс просит «Вирджиниан»: «Пожалуйста, передайте вашему капитану: „Олимпик“ на предельной скорости идет к „Титанику“, но его координаты 40,32 норд, 61,18 вест. Вы намного ближе к „Титанику“. „Титаник“ уже сажает женщин в шлюпки и сообщает, что погода спокойная и ясная. „Олимпик“ — единственное судно, которое, как мы слышали, идет на помощь „Титанику“. Остальные от него слишком далеко».
1.45. Последний сигнал «Титаника», принятый «Карпатией»: «Машинное отделение затоплено по самые котлы».
1.45. «Маунт Темпль» слышит, как «Франкфурт» вызывает «Титаник». Никакого ответа.
1.47. «Карония» слышит «Титаник», но сигнал такой слабый, что понять ничего нельзя.
1.48. «Эйшиан» слышит, как «Титаник» посылает сигнал SOS. «Эйшиан» отвечает «Титанику», но сам ответа не получает.
1.50. «Карония» слышит, как «Франкфурт» вызывает «Титаник». Согласно координатам, в момент получения первого сигнала SOS она находилась от «Титаника» на расстоянии 172 миль.
1.55. Мыс Рейс сообщает «Вирджиниан»: «Мы не слышим „Титаник“ уже около получаса, возможно, у него уже отключилось электричество».
2.00. «Вирджиниан» слышит «Титаник» очень слабо, сила его сигналов стала значительно слабее.
И только на судне, стоявшем совсем близко от «Титаника», в течение всего этого времени ничего не слышали. Его радист спал, и никто его не разбудил.
После затопления котельной № 5 в следующих четырех в сторону кормы котельных отсеках кочегары прилагали отчаянные усилия, чтобы не упало давление пара, могли работать насосы и поддерживалась выработка электроэнергии. Темнота на огромном судне, при том что на палубах даже после спуска большинства спасательных шлюпок оставалось около восьмисот пассажиров, вызвала бы переполох и панику. Когда произошло столкновение, многие кочегары, свободные от вахты, перед тем как получили приказ отправиться в котельные, видели на шлюпочной палубе подготовку к спуску шлюпок, посадку женщин и детей и то, как отходили первые спасательные шлюпки. Им было ясно, что положение очень серьезно. Об увиденном они рассказали товарищам. И тем не менее кочегары спустились глубоко в трюм, в самое страшное помещение судна, и работали там до последней минуты.
Они участвовали в сражении, в котором неминуемо должны были потерпеть поражение. Водонепроницаемые переборки сдерживали гигантскую силу давления воды, скопившейся в носовой части, но зеленоватая стихия все же нашла лазейку. Около 1 часа 20 минут вода начала проникать между стальными листами пола котельной № 4. Она быстро прибывала, хотя насосы работали на полную мощность. Ничего не оставалось, как погасить огонь в топках и покинуть это помещение. Последним по аварийному трапу выбрался кочегар Джордж Кейвелл, когда вода дошла ему до пояса. С ужасающей неотвратимостью начало происходить то, что предвидел конструктор Томас Эндрюс: при затоплении носовых отсеков носовая часть судна погрузилась, вода перелилась через водонепроницаемые переборки и стала угрожать последним трем котельным. Пока под котлами еще горел огонь, генераторы могли работать, и только благодаря этому на накренившихся палубах, не переставая, горел свет. Героизм и мужество этих нескольких десятков кочегаров, которые до последней минуты оставались на своих местах в самых дальних котельных, поразительны и становятся еще более впечатляющими, когда мы осознаем, что они были не моряками, а всего лишь рабочими, которых нанимали от рейса к рейсу.
В 2 часа 5 минут на шлюпочной палубе настала очередь складной шлюпки D. Для ее спуска должны были использоваться шлюпбалки, освободившиеся после спуска шлюпки № 2. Шлюпку D переместили к краю палубы, подняли и закрепили стойками ее полотняные борта, а затем быстро подвесили на шлюпбалках. Второй помощник капитана Лайтоллер уже начал было усаживать в нее женщин и детей, но тут возникло совершенно непредвиденное затруднение, о котором Лайтоллер рассказывал в Нью-Йорке:
— С последней шлюпкой, покидавшей судно, которую я отправлял, у меня возникли исключительные трудности: не нашлось достаточного числа женщин, которые бы в нее сели. Поскольку других шлюпок уже не было, мы побежали на нос. Я звал женщин, но здесь их тоже не было. Кто-то сказал: «Здесь их уже не осталось». И это происходило на шлюпочной палубе, где находились спасательные шлюпки и где, как предполагалось, должны были собраться женщины…
В ходе лондонского расследования он дополнил свой ответ:
— Кто-то крикнул: «Здесь нет больше женщин!» В шлюпку начали садиться мужчины. Потом послышалось: «Есть еще несколько женщин!» Когда они подошли, мужчины вылезли из шлюпки.
Спуск шлюпки затягивался, поскольку Лайтоллер ждал, пока соберется достаточное число женщин. А они подходили медленно, поодиночке или небольшими группами. Так, в последнюю минуту на шлюпочную палубу прибежала пассажирка III класса миссис Голдсмит. С девятилетним сыном Фрэнком, мужем, одним из друзей семьи и шестнадцатилетним Альфредом Рашем они выбрались из трюма наверх, дошли до перехода, одного из немногих, которые в это время еще охранялись, и там были остановлены, поскольку дальше пропускали только женщин и детей. Дж. Ф. Голдсмит обнял жену и улыбнулся, посмотрев на сына:
— Прощай, Фрэнк, увидимся позднее.
Второй мужчина снял с пальца обручальное кольцо и протянул его миссис Голдсмит со словами:
— Если мы не встретимся в Нью-Йорке, постарайтесь передать его моей жене.
Стюард, стоявший у перехода, пропустил миссис Голдсмит с мальчиком и кивнул Альфреду Рашу, чтобы тот тоже шел с ними.
— Нет, — покачал головой юноша, — я останусь с мужчинами.
Как потом выяснилось, ни Дж. Ф. Голдсмит, ни их приятель, ни юный Альфред Раш в списках спасшихся не значились. Следует сказать, что геройство не являлось привилегией лишь джентльменов из I класса. В критические минуты люди отчетливо понимали, какая судьба их ждет, и многие простые люди, ехавшие III классом, глубоко в трюме, доказали это. К сожалению, не осталось тех, кто позднее мог бы об этом рассказать.
Когда миссис Голдсмит приблизилась к шлюпке, с другого борта подошла большая группа пассажиров III класса. По приказу Лайтоллера члены команды и стоявшие рядом мужчины, взявшись за руки, образовали возле шлюпки защитный полукруг и позволили пройти только женщинам с детьми. Прошла миссис Голдсмит с Фрэнком, а за ней группа женщин — жительниц Среднего Востока с маленькими детьми на руках. К цепи из соединенных рук подбежал мужчина с двумя маленькими мальчиками и вытолкнул их вперед. Один из членов команды поднял их и посадил в шлюпку. Мужчина отошел назад и смешался с большой толпой, стоявшей поодаль. Он назвался Хоффманом, именем, под которым значился в списках пассажиров II класса, и сказал, что вез мальчиков в гости к родственникам в Америку. Как выяснилось в ходе последующего расследования, его настоящее имя было Навратил, он был французом, тайком похитил обоих детей у своей бывшей жены и действительно увозил их за океан. Когда через четыре дня в Нью-Йорк пришла «Карпатия» с двумя мальчиками на борту, прошло более недели, прежде чем удалось установить их личность.
Второй помощник капитана Лайтоллер и старший стюард II класса Дж. Харди, стоя в шлюпке, помогали женщинам перелезть через ее высокий борт. Они избрали способ, который, видимо, считали в данной ситуации наиболее результативным и быстрым, но одной из женщин он почему-то показался оскорбительным, и она вернулась назад на палубу. Дальнейшее развитие событий на тонущем «Титанике» и ее повышенная чувствительность привели к тому, что эта дама сама подписала себе смертный приговор.
К шлюпке D подвел свою жену, накануне сломавшую руку, и продюсер из Нью-Йорка Генри Б. Харрис. Цепь мужчин остановила его — дальше было нельзя. Харрис помолчал несколько секунд. Он стоял перед последней спасательной шлюпкой, и ему все было ясно. Потом он сказал:
— Да, я знаю. Я останусь здесь.
В эту минуту прибежал полковник Грейси, таща за собой миссис Браун, жену бостонского издателя, и мисс Эдит Эванс. Обе они были пассажирками I класса и ехали без мужского сопровождения. Полковника тоже остановил мужской кордон, прошли лишь женщины. Мисс Эванс пропустила вперед свою приятельницу миссис Браун.
— Идите первой, вы замужем, у вас дети, — сказала она.
А сама Эдит Эванс никак не могла перебраться через палубное ограждение высотой сто двадцать сантиметров. К несчастью, именно в этот момент не оказалось рядом надежной мужской руки, которая помогла бы ей. Сконфуженная своей неловкостью, Эдит Эванс со словами: «Ничего, я сяду в другую шлюпку», — отошла в сторону, и больше ее никто не видел. Она была одной из четырех женщин-пассажирок I класса, погибших в катастрофе «Титаника».
Подбежали еще несколько женщин, и, когда их с детьми набралось в шлюпке около сорока, Лайтоллер отдал приказ к спуску. В этот момент появился старший помощник капитана Уайлд.
— Садитесь в эту шлюпку, Лайтоллер, — крикнул он. — Ни в коем случае, — отрезал тот, и складная шлюпка начала медленно опускаться.
Лайтоллер в который уже раз посмотрел туда, где на расстоянии нескольких миль виднелся огонек неизвестного судна. Глухое и слепое, оно неподвижно стояло на том же месте, не реагируя ни на отчаянные просьбы о помощи радиостанции «Титаника», ни на пущенные ракеты, ни на световые сигналы Морзе. В бессильной ярости Лайтоллер процедил сквозь зубы:
— Мне бы сейчас пушку и несколько гранат, они бы сразу проснулись!
Но перепуганных пассажиров он, не переставая, убеждал:
— Они, без сомнения, видели наши сигналы, они должны подойти и взять всех нас на борт.
Но сам он в это уже не верил.
На палубе А, прямо под шлюпочной, стояли два человека: лейтенант шведского военно-морского флота Бьернстрем Стеффансон и молодой англичанин Хью Вулнер. Практически с самого момента столкновения «Титаника» они держались вместе, помогая везде, где нужна была их помощь. Сейчас они стояли на опустевшей прогулочной палубе. Вокруг не было ни души. Лампы над их головами утратили свой прежний блеск, потемнели и разбрасывали вокруг красноватый, тревожный свет. Вулнер, почувствовав беспокойство, сказал:
— Здесь мы можем совсем застрять, пошли отсюда.
Они направились к дверям в конце палубы, но едва успели сделать несколько шагов, как на палубу хлынула вода и начала подниматься с такой скоростью, что угрожала прижать их к потолку. Вулнер и Стеффансон молниеносно вскочили на релинг. И тут прямо под собой они увидели спускавшуюся шлюпку D. Вулнер крикнул:
— На носу есть место. Прыгаем. Вы первый!
Лейтенант оттолкнулся и упал на дно шлюпки. Вулнер не рассчитал и ударился грудью о ее борт. К счастью, удар смягчил спасательный жилет, и в последнюю секунду Вулнер успел ухватиться обеими руками за планшир. В этот момент шлюпка коснулась воды, и сидевшие в ней помогли ему забраться внутрь.
Аналогичным образом оказался в шлюпке D и еще один человек. Это был хороший знакомый капитана Смита Фредерик М. Хойт, жена которого уже сидела в этой же шлюпке. О своем спасении Хойт впоследствии писал:
«Я спустился на палубу А и, к моему удивлению, увидел шлюпку D, все еще висевшую на шлюпбалках. Ее спуск почему-то задерживался. Мне пришло в голову, что, если я прыгну в воду и подожду, пока шлюпка отойдет от борта судна, меня подберут. Так и случилось».
Шел уже третий час ночи. «Титаник» накренился на левый борт, и его носовая часть погружалась все глубже. Через большие круглые окна на палубе С вливалась вода и затопляла роскошные опустевшие каюты I класса. В безлюдных салонах, ресторанах и холлах горели хрустальные люстры, которые висели теперь под странным, неестественным углом, а там, где еще четыре часа назад наслаждались жизнью сотни джентльменов в смокингах и дам в вечерних туалетах, царила мертвая тишина. В длинных коридорах лишь изредка раздавались торопливые шаги кого-нибудь из членов команды или пассажиров, бежавших на открытую шлюпочную палубу. Судно было таким огромным, что, хотя к этому времени на его борту находилось еще около восьмисот пассажиров и шестьсот пятьдесят членов команды, оно казалось почти безлюдным. Даже на шлюпочной палубе, самом притягательном месте для всех, кто искал спасения, людей было немного. Лайтоллер при посадке в складную шлюпку D испытывал огромные трудности. Сотни пассажиров, прежде всего III класса, и значительная часть членов экипажа боялись покидать судно. Они инстинктивно отступали от борта на освещенное пространство: вид темной неприветливой поверхности океана наводил ужас. Люди до последней минуты надеялись, что ситуация как-то разрешится, что придет какое-нибудь судно, которое, конечно же, спешит на помощь «Титанику». Большинству из них, в основном опять-таки пассажирам III класса, никто не объяснил, что они должны делать. Чем могли помочь им матросы, знавшие, что шлюпки возьмут только часть потерпевших? Поэтому единственный выход — до последней минуты ждать чуда или бросаться в ледяную бездну. Основная часть людей предпочла первое, а поскольку «Титаник» все больше погружался в воду носовой частью, они искали спасения на корме. Почти все они погибли, и не многое известно о том, что происходило на судне в последние минуты, перед тем как оно исчезло в морской пучине.
После спуска шлюпки D на «Титанике» остались только две складные шлюпки — А и В. Обе были укреплены на крыше офицерских кают перед первой дымовой трубой. Как и шлюпки С и D, они должны были быть спущены со шлюпбалок, на которых до этого висели шлюпки № 1 и № 2. Прежде всего необходимо было переместить их к шлюпбалкам. В ситуации, когда судно все больше и больше накренялось, такая операция была практически неосуществима, что понимали и офицеры, и те пассажиры, которые еще оставались на шлюпочной палубе. Это было еще одним признаком приближающегося конца.
В 2 часа 10 минут один из стюардов заглянул в курительный салон I класса на палубе А. В большом, роскошно оборудованном помещении стоял в одиночестве Томас Эндрюс, сложив руки на груди и уставившись отсутствующим взглядом в пространство. На игорном столе лежал небрежно брошенный спасательный жилет. Стюард, который, как и все члены команды, знал и уважал знаменитого конструктора, подошел к нему.
— Сэр Эндрюс, а вы разве не хотите попытаться спастись?
Томас Эндрюс за последние два часа израсходовал всю свою энергию, а гибель «Титаника», его самого выдающегося детища, буквально сломила его. Он не ответил и даже не пошевелился. Стюард тихо вышел из салона.
Небольшая группа миллионеров на шлюпочной палубе продолжала держаться вместе — Джордж Уайднер, Джон Тэйер, Бенджамин Гуггенхейм и другие. Время от времени они перебрасывались словами, но в основном молчали, погруженные каждый в свои мысли. Только Дж. Дж. Астор держался в стороне. Какие мысли проносились в голове этого человека, одного из самых богатых людей в мире, когда в холодную ночь посреди океана он одиноко стоял на уходящей из-под ног палубе «Титаника»? В кармане у него лежали 4250 долларов, но сейчас они были так же бесполезны, как и все его огромное состояние.
Другая группа пассажиров, в том числе майор Батт, художник Миллет, Кларенс Мур и Артур Райерсон, решила не дожидаться неизбежного конца на опустевшей шлюпочной палубе. Они отправились в курительный салон, где за минувшие пять дней провели много часов в приятных развлечениях, сели за ломберный стол и раздали карты. Началась игра, и их уже ничем нельзя было отвлечь. В отдалении, погрузившись в кресло, сидел английский журналист Уильям Т. Стид. Вид у него был такой, будто его не интересует ничего, кроме книги, которую он читал.
Капитан Смит ходил по шлюпочной палубе и время от времени кричал в мегафон, чтобы спасательные шлюпки, спущенные на воду, держались неподалеку от судна. Он знал, что не все они загружены полностью, и хотел, чтобы они подобрали еще какое-то количество потерпевших, которым неизбежно придется искать спасения в холодной воде. Но ни одна из шлюпок не отвечала на его призывы. Страх перед тем, что случится, когда судно уйдет под воду (все считали, что возникнет страшная воронка), был сильнее.
Примерно в это же время на шлюпочной палубе появились механики. Вода уже заливала носовую палубную надстройку, в трюме один за другим затоплялись отсеки, а корма задиралась все выше. Всем было ясно, что наступает последний акт этой чудовищной трагедии. Механики, проявившие чудеса героизма и выполнившие свой долг до конца, теперь наконец покинули трюм. Благодаря им да группе кочегаров из кормовых котельных на судне до сих пор продолжал гореть свет и два с половиной часа работали насосы, что продлило жизнь «Титанику» еще на час. Ведь Томас Эндрюс, ознакомившись с размером повреждений, был уверен, что судно удержится на плаву не более полутора часов. Благодаря усилиям этих людей команде удалось спустить все спасательные шлюпки и спасти многих пассажиров, которые совершенно определенно погибли бы. Но сами механики пришли на шлюпочную палубу слишком поздно, когда надежд на спасение уже не было. Из тридцати пяти этих мужественных людей в живых не осталось никого. Ни одного из них не подобрала ни одна из спасательных шлюпок.
В 2 часа 5 минут ночи капитан в последний раз появился в дверях радиорубки. Глухим голосом он сказал:
— Ребята, вы до конца исполнили свой долг. Больше вы ничего не можете сделать. Покидайте рубку. С этой минуты каждый заботится о себе сам, сделайте это и вы. Ваши обязанности выполнены. Каждый за себя! Ничего не поделаешь.
Повернулся и ушел.
Однако оба радиста не спешили уходить. Поскольку напряжение в электросети падало, они приготовили свечи на случай, если погаснет свет, и позаботились о временном источнике питания. Но эти меры оказались напрасными, так как свет погас всего за несколько минут до полного погружения судна. Пока старший радист Джек Филлипс оставался у аппарата и продолжал передавать сигналы бедствия, координаты судна и положение, в котором оно находится, Гарольд Брайд зашел в ту часть рубки, где они с Филлипсом спали, чтобы взять лежавшие там деньги. О том, что произошло дальше, он писал:
«Вернувшись, я увидел какого-то кочегара или грузчика, который пытался отобрать у Филлипса спасательный жилет. Я бросился на помощь, и мы сцепились все трое. Мне жаль, что я вынужден говорить об этом, но нам пришлось уносить ноги, и мы не успели взять этого человека с собой. Наверное, он утонул в рубке вместе с судном, поскольку мы его там бросили… Мы услышали, что шлюпочную палубу заливает вода, и Филлипс закричал: „Бежим, пора сматываться“. Мы выскочили из рубки и забрались на палубную надстройку, где размещались каюты офицеров».
Выйдя из радиорубки, капитан Смит продолжал ходить по шлюпочной палубе и, встречая членов команды, говорил каждому, что с этой минуты они должны позаботиться о себе сами. Конец был уже близок, и капитан освобождал своих подчиненных от дальнейшего выполнения обязанностей и давал им последнюю возможность попытаться хоть что-то сделать для своего спасения, хотя сам прекрасно понимал, что надежды почти нет. Увидев на крыше офицерских кают нескольких матросов, старшего помощника Уйалда, первого помощника Мэрдока и второго помощника Лайтоллера, он крикнул:
— Вы выполнили свой долг, ребята. Теперь позаботьтесь о себе!
Восемь музыкантов судового оркестра, надев спасательные жилеты, так и не покинули места, которое больше часа назад заняли на шлюпочной палубе у входа на парадную лестницу. Все это время они неутомимо играли мелодии, которые раньше поднимали настроение и создавали обстановку спокойствия и беззаботности, а сейчас помогали преодолевать тревогу и отгонять щемящее чувство нарастающего страха. Лоренс Бизли писал:
«В ту ночь было совершено много героических поступков, но ни один из них нельзя сравнить с тем, какой совершили эти несколько музыкантов, игравших час за часом, хотя судно погружалось все глубже и глубже, а вода подбиралась к месту, где они стояли. Музыка, которую они исполняли, была их реквиемом. Она дала им право быть занесенными навечно в списки героев».
Когда капитан Смит разрешил команде покинуть судно, руководитель оркестра Уоллас Генри Хартли подал знак. Смолкли звуки веселого регтайма, и зазвучала величественная мелодия «Осени», одного из гимнов англиканской церкви. Торжественные звуки поплыли над опустевшими палубами самого большого в мире судна, неудержимо погружавшегося в черную бездну.
Когда в третьем часу ночи был отменен запрет мужчинам из III класса выходить на шлюпочную палубу, из трюма хлынула огромная толпа, в которой оказалось много женщин, до той минуты остававшихся вместе со своими мужьями, братьями или знакомыми. Вода уже заливала носовую часть шлюпочной палубы, и эти люди в полном отчаянии отступали все дальше и дальше к корме. Многие из них смирились — у одних уже не было сил, другие поняли, что любая попытка спастись абсолютно напрасна. Мужчины, женщины, дети, старики и молодежь, католики и протестанты — все покорно готовились принять смерть. Мечта о Новом Свете растворилась в шуме поднимавшейся воды и бормотании молитв.
На корме, где собралось множество пассажиров III класса, ситуация была такой же. Десятки людей стояли на коленях на все более наклоняющейся палубе, а между ними ходили два священника. Священник англиканской церкви преподобный Томас Р. Байлз и приходский священник немецкой католической церкви отпускали грехи и призывали к последней молитве.
Но находились люди, которые все еще не хотели отказываться даже от последней, призрачной надежды. Семнадцатилетний Джек Тэйер со своим новым другом Милтоном Лонгом чувствовали, что пора прыгать в море. Тэйер был готов, он верил, что им удастся доплыть до какой-нибудь из спасательных шлюпок, силуэты которых смутно виднелись на расстоянии нескольких сотен метров от тонущего судна. Милтон Лонг был не таким хорошим пловцом, как Джек Тэйер, и хотел еще немного подождать. Они задержались на шлюпочной палубе, готовые покинуть судно в тот момент, когда положение станет критическим. Внимание Тэйера привлек мужчина, приложивший ко рту полную бутылку джина и разом ее осушивший. Тэйер подумал: «Если я отсюда вырвусь, этого человека я наверняка уже больше не увижу». К его огромному удивлению, незнакомый любитель джина оказался чуть ли не первым из тех, кого он увидел на палубе «Карпатии» через несколько часов.
Одним из пассажиров III класса, выбравшихся в третьем часу ночи на шлюпочную палубу, был молодой норвежец Олаус Абельсет. Большую часть вечера он провел со своим шурином и двоюродным братом в кормовой части судна. Как и многим другим, им велели надеть спасательные жилеты и ничего больше не сказали. Когда же наконец им позволили выйти на шлюпочную палубу, большинство осталось на корме, поскольку судно погружалось носовой частью и было видно, что корма еще продержится над водой. Но Абельсет с шурином и двоюродным братом оказались среди тех, кто ринулся на шлюпочную палубу в надежде, что, может быть, еще не все спасательные шлюпки спущены. Когда они добрались туда, от судна как раз отходила последняя складная шлюпка D. Они с минуту беспомощно постояли на палубе и решили вернуться на корму.
На крыше офицерских кают еще оставались складные шлюпки А и В. Шлюпку А пытались высвободить несколько мужчин, среди которых были стюард Эдвард Браун, первый помощник капитана Мэрдок, шестой помощник Муди и полковник Арчибальд Грейси. Перочинным ножом перерезали найтовы, которыми крепилась шлюпка, затем кто-то из команды приставил к надстройке несколько весел, и шлюпка по ним соскользнула на палубу. Там она и осталась лежать, поскольку, хоть и удалось завести на нее шлюптали, крен судна на левый борт был уже так велик, что подтянуть тяжелую шлюпку к шлюпбалкам, приподнять ее, перевалить через борт и спустить было выше человеческих сил.
Другая группа, в которой были второй помощник капитана Лайтоллер, младший радист Гарольд Брайд, матрос Сэмьюэл Хемминг — всего около двенадцати человек, — занималась складной шлюпкой В. Лайтоллер перерезал найтовы, остальные пытались поднять и установить полотняные борта шлюпки. Услышав голос матроса Хемминга, Лайтоллер окликнул его:
— Почему вы еще здесь, Хемминг?
— Еще масса времени, сэр, — был ответ, похожий на юмор висельника.
Как и шлюпку А, шлюпку В удалось лишь сбросить с надстройки, и на шлюпочную палубу она упала, перевернувшись кверху днищем. Хемминг разуверился в том, что на этой шлюпке кто-нибудь сможет спастись и, увидев, как от борта судна медленно удаляется спущенная четверть часа назад спасательная шлюпка № 4, прыгнул за борт. Ему пришлось проплыть около двухсот метров, прежде чем он приблизился к шлюпке. Хемминг ухватился за планшир, и несколько женщин втащили его внутрь.
Тем временем в трюм вливались тысячи тонн морской воды. Носовая часть «Титаника» все больше погружалась, но это происходило медленно, в сущности, продолжаясь вот уже два часа. Однако примерно в 2 часа 15 минут произошло внезапное изменение, возвестившее о неотвратимом конце. Нос вдруг резко опустился, судно заметно двинулось вперед, и по его носовой части прокатилась мощная волна. В этот момент «Титаник» напомнил огромную ныряющую подводную лодку. Корма в свою очередь медленно поднялась, масса воды хлынула через носовую надстройку, затопила мостик, крыши офицерских кают и смыла обе складные спасательные шлюпки, из которых шлюпка А все еще держалась на шлюпталях, и покатилась дальше вдоль бортов шлюпочной палубы. Волна смыла в море капитана Смита, которого еще несколько секунд назад видели на мостике с мегафоном в руке, старшего помощника Уайлда, первого помощника Мэрдока, шестого помощника Муди, восьмерых оркестрантов, многих членов экипажа и пассажиров. Достоверно установлено, что среди них были майор Арчибальд Батт и Джон Джейкоб Астор.
Вода, залившая шлюпочную палубу, вынудила поспешно действовать и принимать окончательное решение тех, кто до этого момента еще выжидал. Джек Тэйер вспоминал:
«Я почувствовал, что судно движется вперед и вниз под углом около пятнадцати градусов. Движение воды, рвавшейся к нам, сопровождалось гулом и многочисленными приглушенными взрывами. Это можно сравнить с тем, как если бы вы стояли под железнодорожным мостом, по которому мчится скорый поезд, и одновременно с шумом прокатного цеха и звоном огромной массы разбивающегося фарфора… Лонг и я вскочили на перила. Мы не просили друг друга передавать что-то семьям, поскольку не верили, что выберемся из всего этого. Лонг перелез через поручни, а я сел на них. Он ухватился за перекладину и повис, потом поднял голову и спросил: „Ты идешь?“ Я ответил: „Давай, я за тобой“. Он решился, соскользнул вниз вдоль борта судна, и больше я его не видел. Почти сразу за ним прыгнул и я. Когда мы покидали судно, мы были в десяти метрах над поверхностью воды. Лонг все это время был совершенно спокоен и владел собой до конца».
Милтон Лонг, упавший в воду рядом с бортом, видимо, тут же был подхвачен потоком, ринувшимся в затопляемые помещения палубы А. Джек Тэйер, изо всех сил оттолкнувшийся от борта, упал дальше, и эти несколько метров спасли ему жизнь. От холодной воды у него перехватило дыхание. Придя в себя, он стал энергично отплывать подальше от судна. Через минуту, поддерживаемый спасательным жилетом, он оглянулся и посмотрел на «Титаник». В письменном заявлении, которое он сделал сразу же по прибытии «Карпатии» в Нью-Йорк и передал в распоряжение прессы, он написал: «Казалось, что судно окружено заревом и выступает из темной ночи, будто горит. Я смотрел на него и почему-то не плыл дальше. Я был очарован и застыл на месте». Когда вскоре после этого «Титаник» погрузился в море, бурлящая воронка потянула Джека Тэйера вниз. Он вынырнул, но через минуту вновь оказался под водой. Вынырнув вторично, он открыл глаза и увидел, что барахтается среди массы обломков. На расстоянии вытянутой руки плавала кверху днищем складная шлюпка В, которую смыло со шлюпочной палубы. На ней уже сидели несколько человек, и один из них помог Тэйеру вскарабкаться на ее корпус.
На шлюпке В спасся и повар Джон Коллинз, который во время расследования в Нью-Йорке рассказывал:
— Какой-то стюард, женщина с двумя детьми и я прибежали на левую сторону шлюпочной палубы. Стюард держал на руках ребенка, а женщина все время плакала. Я взял на руки второго, и мы побежали быстрее. Потом кто-то сказал, что на правой стороне спускают складную шлюпку и что туда могут идти все женщины и дети. Поэтому стюард, я и женщина с детьми бросились на правую сторону. Мы увидели, как с палубной надстройки стаскивают складную шлюпку. Матросы и кочегары, бежавшие впереди, увидели, что носовая часть уже в воде и судно тонет.
Они крикнули нам, чтобы мы перебирались на корму. Только мы повернулись, как волна захлестнула нас и унесла ребенка, которого я держал на руках. Минуты две или три я был под водой.
Один из членов следственного подкомитета недоверчиво заметил:
— Вряд ли вы могли продержаться под водой две или три минуты.
— Мне так показалось. Не могу сказать точно, сколько это длилось. Когда я вынырнул, то увидел ту самую шлюпку, которую стаскивали с надстройки. На ней уже был один человек… Я поплыл к нему… Уверен, что, когда я добрался до шлюпки, на ней было уже человек пятнадцать или шестнадцать. Никто не помог мне, все смотрели на судно.
Радиотелеграфист Гарольд Брайд в тот момент, когда по шлюпочной палубе пронеслась волна, ухватился за шлюпку В и вместе с ней был смыт в море. Он оказался под шлюпкой, и спасло его только то, что он попал в «воздушный карман», — он мог дышать. Сколько времени он пробыл под ней, он не знал, ему показалось, что прошла вечность, прежде чем он сумел вынырнуть из этой смертельной западни. Только взобравшись на перевернутую шлюпку, он почувствовал себя в относительной безопасности.
Представитель лондонской фирмы в Лиме, пассажир I класса Питер Дейли, тоже был одним из тех, кого обрушившаяся волна настигла на шлюпочной палубе.
— Спасите меня! Спасите! — кричала ему какая-то женщина.
— Сейчас только господь Бог может вас спасти, — ответил Дейли, но женщина продолжала умолять помочь ей прыгнуть с палубы, и он не смог отказать. Взяв женщину за руку, он втащил ее на релинг и прыгнул вниз, как раз в ту минуту, когда вода накрыла место, где он стоял. Огромная волна отбросила его далеко от тонущего судна.
Олаус Абельсет с шурином и двоюродным братом в эту минуту находились на корме, примерно у четвертой трубы. Нахлынувшая волна их не достала, но начала задираться корма. Это сопровождалось все более усиливающимся грохотом бьющегося стекла, падающей мебели, шезлонгов на прогулочных палубах, тысяч предметов в ресторанах, кухнях и салонах. Люди с трудом удерживались на ногах. Наклон палубы становился все больше, и те, кто не смогли вовремя ухватиться за надстройки, вентиляторы, тросы или релинги, скатывались вниз, в кружащийся и бурлящий поток. Было ясно, что еще немного — и судно уйдет под воду.
— Надо прыгать, иначе нас затянет водоворот, — настаивал шурин.
Абельсет, который из двадцати семи лет своей жизни шестнадцать провел в море на рыболовных судах, хотел выждать как можно дольше; он понимал, что шансов спастись все равно немного и, чем позднее они окажутся в ледяной воде, тем лучше. Еще несколько минут он удерживал своих все больше нервничавших родственников, и, только когда вода оказалась в нескольких метрах от них, все трое, держась за руки, прыгнули с палубы вниз. Абельсет, как назло, запутался в каком-то канате и лишь с большим трудом высвободился. Оглядевшись, он не увидел ни шурина, ни двоюродного брата — их отнесло волной. Больше он никогда их не видел.
Полковник Арчибальд Грейси с той минуты, как «Титаник» столкнулся с айсбергом, практически все время находился в обществе своего приятеля Джеймса Клинча Смита. Они сразу же договорились, что будут противостоять опасности общими усилиями. Весь вечер они оказывали содействие одиноким женщинам, стараясь, чтобы именно те сели в спасательные шлюпки, а также по мере необходимости помогали команде. Через пятнадцать минут после того, как судно покинула последняя спасательная шлюпка, они услышали звук, который их очень обеспокоил: вода ударяла в переднюю стенку ходового мостика, и было видно, что еще немного — и она зальет шлюпочную палубу. Грейси со Смитом в этот момент находились на правой стороне палубы и наблюдали, как несколько членов команды бились над складной шлюпкой. Не верилось, что ее удастся поднять и перенести через леерное ограждение, но, даже если бы это и удалось, многочисленная толпа, окружившая шлюпку, отнимала последнюю надежду, что они смогут в нее попасть. Гул воды усиливался, и Клинч Смит предложил перейти на корму. К этому его побуждал тот же инстинкт, что и у сотен других, искавших там последнее прибежище. Но едва они сделали несколько шагов, как их остановила толпа людей, вырвавшихся на шлюпочную палубу из трюма и не знавших, что спасательные шлюпки уже ушли и что носовая часть судна находится под угрозой затопления. Грейси не поверил своим глазам, когда увидел, сколько в этой толпе женщин. Когда последние шлюпки пытались захватить мужчины, он был уверен, что все женщины уже покинули судно. Теперь он пришел в ужас. Но времени для долгих размышлений не было. Толпа быстро поняла, что на шлюпочной палубе делать нечего, а носовую часть заливает вода, и ринулась к корме. Но путь к отступлению преградила металлическая решетка, разделявшая палубы I и II классов. Масса беспомощных людей оказалась в ловушке: с одной стороны — приближавшаяся вода, с другой — прочный металлический барьер. Грейси в своих воспоминаниях писал: «Среди этих людей не было слышно истерических криков, не было видно признаков паники, но, боже мой, какая ужасающая агония!» Грейси со Смитом мгновенно поняли, что и они попали в ловушку. Пробраться на корму они не могли, а при взгляде на носовую часть мороз пробежал по коже — прямо на нее накатывалась огромная волна. Эта драматическая ситуация до мельчайших подробностей врезалась в память полковника Грейси. Они со Смитом стояли спиной к палубным ограждениям, и единственной надеждой на спасение было взобраться на крышу офицерских кают. Первым рванулся Смит, Грейси — за ним. Но ни один из них не успел сделать этого, и неудивительно. Полковник был одет в длинное теплое пальто, под ним пиджак, а сверху — мешавший двигаться спасательный жилет. Оба опять оказались на палубе, и в этот момент их настигла накатившаяся волна. Полковника она ударила справа, но в последнюю долю секунды в голове у него мелькнула спасительная мысль. Он сжался, подпрыгнул и позволил волне подхватить себя. Гребень волны поднял его так высоко, что он сумел ухватиться руками за железные поручни палубной надстройки. Он подтянулся и лег ничком возле основания второй дымовой трубы. И тут же принялся искать Клинча Смита. Но того не было. Волна, которая вынесла Грейси на крышу офицерских кают, его друга, как и многих других, сбила с ног и унесла в море.
Прежде чем Арчибальд Грейси смог подняться на ноги, крыша офицерских кают тоже ушла под воду. Грейси, отчаянно державшегося за поручни, затягивало все глубже. Он чувствовал давление в ушах, но, к счастью, сохранил ориентацию. Разжав руки, он изо всех сил постарался удалиться от правого борта тонущего судна. В эту минуту он думал только об одном: он должен как можно быстрее отплыть как можно дальше. Если взорвутся огромные судовые котлы, он сварится в кипятке или паре. Эта страшная перспектива придавала ему нечеловеческие силы, он даже не ощущал ледяного холода стихии, в которой находился. Спасательный жилет и воздух, рвавшийся к поверхности из заливаемого водой трюма «Титаника», видимо, уберегли его от водоворота, создаваемого огромной погружающейся массой судна. Его затягивало под воду, но он упорно стремился к поверхности. Сколько мог, Грейси задерживал дыхание, и, когда понял, что дольше не выдержит и вот-вот наступит конец, вода вдруг начала светлеть. То был несомненный признак, что поверхность воды уже близко. Это помогло Грейси преодолеть критический момент, и он вынырнул. Полковник был отнюдь не юноша, ему уже исполнилось сорок пять, и тому, что он сумел так долго продержаться под водой, он, бесспорно, был обязан своей прекрасной физической форме, которую в течение всей жизни целеустремленно поддерживал. Теперь наконец он мог перевести дыхание. Первое, что он увидел, был какой-то предмет, похожий на деревянный ящик. Он тут же ухватился за него, чтобы дать передышку обессиленным мышцам, ловя ртом воздух и чувствуя, что сердце колотится в самом горле.
Едва Грейси пришел в себя, он огляделся вокруг. «Титаника» уже не было. Прямо перед ним всего в нескольких метрах плавали лицом вниз три тела, а справа — еще одно. Он не сомневался, что все эти люди утонули, и решил, что погружавшееся судно, вероятно, затянуло их, как и его, в глубину, но у них были не такие хорошие легкие, чтобы суметь надолго задержать дыхание и плыть под водой. Грейси попытался взобраться на ящик, но соскользнул в воду. В отчаянном бессилии он осматривался вокруг, нет ли каких-нибудь спасательных шлюпок, но тут же понял, насколько бессмысленно на это надеяться — ведь все шлюпки быстро отходили от судна, он видел, как они исчезали во тьме, а последняя была спущена за пятнадцать или двадцать минут до того, как он сам оказался в воде. Но тут вновь забрезжила надежда. Оглядываясь вокруг в поисках более подходящего предмета, чем ящик, с которого он уже дважды срывался, он увидел очертания перевернутой складной шлюпки В и на ней более дюжины людей, судя по одежде — членов команды судна. Полковник, не раздумывая, бросил не слишком надежный ящик и изо всех сил поплыл к шлюпке. Когда он приблизился, никто не подал ему руки, и он с огромным усилием стал сам карабкаться наверх. Только под конец кто-то помог ему.
В своих воспоминаниях полковник Грейси писал:
«В тот момент, когда я оказался на этой перевернутой вверх дном шлюпке, я ощутил безграничное блаженство… После того как спасательные шлюпки отплыли и бросили нас на палубе „Титаника“ и я вдруг почувствовал, что у меня есть шанс избежать страшной судьбы, то есть исчезнуть в ледяной пучине посреди Атлантического океана, я, кажется, на протяжении всей этой ночи доказывал, что, проявив необходимое мужество и физическую силу, особенно в критические моменты, можно не пасть духом и не начать звать на помощь. Самый страшный момент я пережил под водой, когда ко мне еще не пришло второе дыхание и я еще не вынырнул на поверхность… Но и тогда меня не покидали самообладание и уверенность. Если бы я хоть на минуту утратил то или другое, мне не удалось бы избежать смерти и поведать эту историю. Хочу сказать это в ответ на многочисленные вопросы по поводу моих личных ощущений в той опасной ситуации. Чувство страха оказывает на человека очень сильное воздействие. Оно парализует сознание и волю, учащается дыхание, сердце работает на пределе, человек теряет голову, становится беспомощным — и погибает… Но конечно, мужество и сила ничего не стоили бы, если бы не удача. Мне повезло, что я не потерял сознание и не покалечился, а ведь это случалось со многими хорошими пловцами. Мне удалось избежать этого, но до сих пор на теле сохранились шрамы от ударов о какой-то предмет или предметы. Оказывается, у меня была рана на темени, но, пока я не очутился на борту „Карпатии“, я о ней, как и о других ранах, не подозревал. Только там обнаружилось, что у меня воспалились ссадины на обеих ногах и появились синяки на коленях. В течение нескольких дней я ощущал боль во всем теле».
Таковы воспоминания человека, о котором без преувеличения можно сказать, что в ночь с 14 на 15 апреля 1912 года он пережил свою смерть.
— Когда вы покинули судно? — спросил на нью-йоркском слушании сенатор Смит второго помощника капитана «Титаника» Чарлза Г. Лайтоллера.
— Я его не покидал, — ответил Лайтоллер.
В этот момент в зале заседания возникло почти осязаемое напряжение. Каждый старался не пропустить ни единого слова.
— В таком случае судно покинуло вас? — спросил сенатор.
— Да, сэр.
Спасение Лайтоллера за несколько минут до того, как «Титаник» исчез в пучине, нельзя назвать иначе, как настоящим чудом. Когда носовая часть судна начала быстро погружаться, а огромная масса воды залила ходовой мостик и шлюпочную палубу, он стоял на крыше рулевой рубки и видел большую толпу, пытавшуюся укрыться на корме от надвигавшейся волны. Спустя двадцать три года в своих воспоминаниях об этом моменте он писал:
«Я отлично понимал, что совершенно напрасно следовать инстинкту самосохранения и рваться к корме. Это было бы лишь отдалением конца и продлением агонии. Человек, ставший частью толпы, уменьшает свой и без того ничтожный шанс на спасение. Я отчетливо видел, насколько роковым было бы оказаться среди этих сотен и сотен людей, которые вскоре начнут биться за жизнь в ледяной воде».
Поэтому Лайтоллер повернулся лицом к носовой части и в тот момент, когда волна достигла места, на котором он стоял, бросился в ледяную воду и поплыл к погружающейся носовой мачте. В первые секунды, наполовину парализованный холодом, он хотел ухватиться за «воронье гнездо», которое теперь находилось вровень с поверхностью воды, но сразу понял, насколько опасно держаться за какую-либо часть тонущего судна (то, что вначале полковник Грейси ухватился за поручни, едва не погубило его), и начал отплывать как можно дальше. Неожиданно его со страшной силой, против которой он был совершенно беспомощен, затянуло под воду и прижало к металлической решетке, закрывавшей вход в вентиляционную шахту, расположенную прямо перед первой дымовой трубой. Это был один из больших вентиляторов, выходивших на палубу, шахта которого по своей конструкции напоминала перископ, прикрытый защитной проволочной сеткой. Вентиляторы были повернуты в сторону движения судна, так чтобы в них мог поступать свежий воздух, который через шахты попадает глубоко в трюм. Лайтоллер молил Бога, чтобы железная решетка выдержала давление его тела, иначе вода, засасываемая в тридцатиметровую шахту, потянула бы его за собой. В тот момент, когда он уже прощался с жизнью, из шахты вдруг вырвалась волна горячего воздуха и выбросила его на поверхность. Вероятно, взорвался один из котлов.
Но это был еще не конец мучений Лайтоллера. Едва он успел вдохнуть воздух, как его снова затянуло под воду, и он опять оказался в той же ситуации, что и минуту назад. Как он спасся на этот раз, он сказать не мог, поскольку на какое-то время потерял сознание. Когда он вынырнул, то очутился рядом с перевернутой складной шлюпкой В. Он ухватился за спасательный леер и оглянулся на «Титаник». Носовая часть судна уже исчезла под водой, там же было и основание первой трубы. Под действием огромной тяжести, вызванной большим наклоном, лопнули металлические тросы, которыми была закреплена труба, и эта громадина, весившая десятки тонн, обломилась и упала в воду неподалеку от шлюпки, за которую держался Лайтоллер. Падение трубы вызвало такую волну, что складную шлюпку отбросило почти на тридцать метров. Но одновременно это положило конец мучениям тех, кто в спасательных жилетах боролись за жизнь именно в том месте, куда упала труба. Никто и никогда не сможет установить, сколько их погибло в одно мгновение. Бесспорно одно — среди них был Джон Джейкоб Астор. Его тело, которое через несколько дней подобрало спасательное судно «Маккей-Беннетт», было сильно изуродовано и покрыто сажей. Установить его личность удалось только по платиновому кольцу с большим бриллиантом, монограмме J. J. A. на внутренней стороне воротника да по сумме в 4000 долларов, найденной в кармане. Лайтоллер удержался, и ему в конце концов удалось вскарабкаться на шлюпку.
Тонущий «Титаник» все еще был освещен. Даже в той части, которая уже находилась под водой, в окнах кают и на прогулочных палубах продолжал гореть свет, и сквозь слой воды мерцало фантасмагорическое сияние. Наклон корпуса достиг сорока пяти градусов, носовая часть опускалась все быстрее, а корма задиралась все выше. Неожиданно все огни погасли, и судно исчезло во тьме. Вдруг оно еще раз на одно мгновение озарилось ослепительной вспышкой, и свет погас навсегда. Одновременно раздался раскатистый гром, шедший из трюма. Это срывались с фундамента тяжелые паровые машины и котлы и обрушивались на носовые переборки водонепроницаемых отсеков. Облегченная корма начала резко подниматься, тогда как носовая часть, где к тысячам тонн морской воды добавилась огромная масса сдвинувшихся с места машин и котлов, начала так же быстро погружаться. Трагедия огромного судна завершалась. Пассажир III класса Карл Янсен, все еще стоявший на его палубе, вспоминал:
«Неожиданно мы очутились в темноте… Несколько минут я никак не мог привыкнуть к этой перемене. Я был так оглушен, что не очень ясно помню, что же случилось потом, сколько прошло времени. Вдруг я услышал вопли и крики в средней части судна. Люди вокруг меня мчались к корме, я тоже побежал, но тут же понял, что судно очень быстро идет ко дну… Меня ударило волной и выбросило за борт».
Лоренс Бизли, спасшийся в шлюпке № 13, писал:
«Это было нечто среднее между гулом, грохотом, скрежетом и стенанием, но на взрыв было не похоже; несколько секунд, может быть, пятнадцать или двадцать, слышалось, как падали вниз тяжелые механизмы… Это был шум, который раньше никто и представить себе не мог и который никто не хотел бы услышать вновь, таким он был оглушающим и ошеломляющим».
Палуба кормовой надстройки «Титаника» — последнее прибежище для пассажиров и членов команды, не попавших в спасательные шлюпки. На заднем плане виден «доковый» мостик.
Когда грохот наконец прекратился, корма «Титаника» поднялась над поверхностью воды почти вертикально. Леди Дафф-Гордон тонущий «Титаник» показался черным перстом, указующим в небо, радисту Гарольду Брайду — ныряющей уткой, еще одному из потерпевших — огромным китом. Вдруг отвесно вставшая корма слегка повернулась влево и начала клониться, пока не замерла под углом семьдесят градусов к поверхности. Вода вокруг бортов и надстройки клокотала и пенилась. Этот безумный спектакль с расстояния менее двадцати метров наблюдал со складной шлюпки А пассажир III класса Аугуст Веннерстрем. Он рассказывал: «Это было страшно, но одновременно и трагически прекрасно. Передать словами все это невозможно». Взглянув вверх, Веннерстрем увидел человека, спускавшегося по веревке вдоль одной из сторон огромного руля. Гигантское судно тонуло так медленно, что, хотя складная шлюпка А и находилась в опасной близости от него, Веннерстрем не увидел даже намека на водоворот, которого так боялись все пассажиры и члены команды.
На несколько секунд «Титаник» замер, как показалось тем, кто следил за последними минутами его жизни из ближайших шлюпок, а потом его корпус начал быстро погружаться. Прошло совсем немного времени, и вода сомкнулась над кормовым флагштоком. Третий помощник капитана Питман, находившийся в шлюпке № 5, посмотрел на часы: было 2 часа 20 минут ночи 15 апреля 1912 года. Агония самого большого и самого прекрасного судна в мире, самого совершенного из всех, какие создал человек, чтобы покорить океан, кончилась. Океан победил.
Позднее велись продолжительные споры о том, действительно ли в последние минуты или даже секунды, перед тем как затонуть, на «Титанике» взорвались котлы и действительно ли он разломился. В некоторых газетных статьях, появившихся сразу же после катастрофы, приводились свидетельские показания спасшихся пассажиров. В них утверждалось, что взрыв имел место. Корин Эндрюс, находившаяся в шлюпке на расстоянии около мили от судна, говорила, что слышала сильный взрыв. Ей показалось, что взорвались котлы, «Титаник» приподнялся и разломился. Примерно то же самое рассказывали американки Лилиан Картер и Дейзи Минахан, американец Джон Снайдер и английская аристократка леди Дафф-Гордон.
Все они из спасательных шлюпок слышали или видели, как незадолго до гибели взорвались котлы «Титаника».
Позднейшие исследования не подтвердили эту точку зрения. Второй помощник капитана Лайтоллер давал обстоятельные показания в Нью-Йорке и Лондоне, кроме того, он присутствовал на дискуссиях, проходивших с участием экспертов, включая конструкторов и строителей, создававших «Титаник». Его точка зрения была совершенно определенной: никакого взрыва не было, а шум и грохот, которые многие приняли за взрыв, были вызваны движением котлов и машин, сорвавшихся со своих мест и крушивших переборки и все, что было у них на пути. Третий помощник капитана Герберт Питман рассказывал:
«Я слышал отдаленный гул, напоминавший стрельбу из тяжелых орудий. Полагаю, это рушились водонепроницаемые переборки».
Стюард Сэмьюэл Рюль заявил:
«Я думаю, что шум, который я слышал, был вызван тем, что сорвавшиеся котлы и машины пробили переборки в носовой части судна. В тот момент, когда это произошло, судно стояло почти вертикально».
Лоренс Бизли писал:
«…раздался звук, который многие люди, вероятно, ошибочно приняли за взрыв. Я всегда был убежден, что это было не что иное, как грохот машин и другого оборудования, ломавших водонепроницаемые переборки и крушивших все на своем пути».
Предположение, что «Титаник» раскололся на части, впервые было высказано еще на палубе «Карпатии». Молодой Джек Тэйер утверждал, что судно разломилось перед третьей трубой, и даже сделал набросок, который вскоре был опубликован в авторитетной газете «Нью-Йорк геральд». Аналогичные заявления сделали чемпион по теннису из Филадельфии Р. Н. Уильямс и миссис Корин Эндрюс. Да и ряд других пассажиров в беседах с журналистами также заявили, что «Титаник» в последние минуты переломился. К этому мнению присоединились и некоторые члены экипажа. Матрос первого класса Фрэнк Осман сказал:
«После того как крен корпуса судна достиг определенного угла, оно взорвалось и разломилось на две части. Мне показалось, что машины и все, что находилось на корме, скатилось в носовую часть, после чего корма вновь выровнялась».
Стюард Джордж Кроув давал показания в Нью-Йорке:
«Судно стояло почти вертикально, свет погас. Сразу же после этого оно разломилось на две части».
Но подавляющее большинство свидетельских показаний противоречило этим утверждениям. В Отчете следственного подкомитета сената США, обобщившего данные по этому вопросу, говорится следующее:
«По поводу того, что судно разломилось на две части, поступило много противоречивых заявлений, но подавляющее большинство из них сходится на том, что, приняв почти вертикальное положение, судно затонуло неповрежденным».
Специальные технические журналы согласились с выводами комиссии. По мнению журнала «Марин ревью», тот факт, что свет на судне горел, невзирая на почти вертикальное положение корпуса и на то, что мощность генераторов упала и они начали скатываться в носовую часть, свидетельствует о том, что гигантский корпус остался в целости и его проклепанные продольные швы не разошлись. Если бы было иначе, то электропроводка оказалась бы поврежденной и свет погас бы раньше. Другой авторитетный журнал, «Интернэшнл марин инджинеринг», тоже пришел к выводу, что «Титаник» затонул неповрежденным. Несколько наиболее надежных свидетелей также исключали возможность того, что «Титаник» переломился. Лайтоллер перед подкомитетом сената заявил, что, когда «Титаник» тонул, его палубы были «абсолютно неповрежденными». Лоренс Бизли писал:
«Событие, описанное в американской и английской печати, то есть разделение судна на две части и их последующее всплытие, не имело места. Когда послышался грохот, „Титаник“ продолжал возвышаться, как колонна, и мы могли видеть корму и примерно пятьдесят метров корпуса, вырисовывавшиеся на фоне усеянного звездами неба…»
Полковник Грейси указывал:
«Я тоже знаю, что палубы затонувшего „Титаника“ не были повреждены. Я тонул вместе с судном. Более семи шестнадцатых его корпуса уже находилось под водой, и не было никаких признаков того, что что-то угрожает разломом палубы или всего судна».
Обстоятельный полковник Грейси настолько углубился в анализ этой проблемы, что в нью-йоркском порту отправился на палубу «Олимпика», судна, однотипного с «Титаником», и там с помощью офицеров провел новые исследования. Офицеры объяснили ему, что на «Титанике», как и на «Олимпике», имелись так называемые компенсационные прокладки — передняя (между носовой частью и второй трубой) и задняя (между третьей и четвертой трубами). Грейси заявил, что если бы «Титаник» разломился, то, по всей вероятности, это должно было бы произойти именно в этих местах. Он установил, что передняя компенсационная прокладка находилась в четырех метрах от места, где он сам попал в волну, залившую шлюпочную палубу и надстройку. Если бы в тот момент, когда судно тонуло, в этом месте произошел разрыв, он должен был бы это заметить. Вероятно, разрыв в задней компенсационной прокладке вообще не принимался во внимание.
Расследования, проводившиеся сразу после катастрофы, особенно комиссией лорда Мерси, позволили прийти к выводу, что «Титаник» не переломился. Заключительный Отчет комиссии лорда Мерси основывался прежде всего на авторитетных показаниях Грейси и пассажира II класса Лоренса Бизли. В результате на протяжении 75 лет господствовало убеждение, что «Титаник» скрылся под водой неповрежденным и, по всей вероятности, до сих пор пребывает в таком состоянии в мертвой тишине морских глубин.
Радист на британском судне «Вирджиниан» был последним, кто слышал призывы «Титаника». В 2 часа 17 минут он поймал его сигналы, но они были такие слабые, что он их не понял. Радист ответил и предложил своему коллеге на тонущем судне попытаться перейти на запасной источник питания. Ответа не последовало. С той минуты «Титаник» замолчал. Бежало время, напряжение росло, и первое мрачное предчувствие становилось трагической действительностью. В эфире продолжался хаос звуков азбуки Морзе, которыми обменивались многие суда и прибрежные станции.
2.20. «Олимпик» с помощью своего мощного передатчика запрашивает «Вирджиниан», знает ли он что-нибудь о «Титанике». «Вирджиниан» отвечает, что, несмотря на максимальную внимательность, он не слышит «Титаник».
3.05. «Вирджиниан» поддерживает контакт с «Балтиком». «Балтик» пытается передать «Титанику» «капитанское служебное сообщение», но его сигнал неразборчив.
3.15. «Маунт Темпль» слышит «Карпатию», которая сообщает «Титанику»: «Мы пускаем ракеты».
3.25. «Балтик» отправляет очередное служебное сообщение своего капитана «Титанику».
3.30. «Карпатия» вызывает «Титаник».
3.48. «Бирма» полагает, что слышит «Титаник», поэтому передает: «Мы идем к вам самым полным ходом. Прибудем в б часов утра. Надеемся, что вы продержитесь. В данное время мы от вас всего в 50 милях».
4.18. «Прованс» сообщает «Селтику»: «Никто не слышит „Титаник“ уже два часа».
5.14. «Бирма» сообщает, что находится всего в 30 милях северо-западнее «Титаника».
5.25. «Селтик» посылает «Каронии» сообщение для «Титаника». «Карония» после двух часов безуспешных попыток связаться с «Титаником» передает, что не может отправить сообщение. Поэтому «Селтик» прекращает с ней связь.
5.35. «Калифорниан» обменивается сигналами с «Маунт Темплем» и получает координаты «Титаника».
Почти три часа прошло с той минуты, когда над «Титаником» сомкнулись воды океана, но люди на судах в Северной Атлантике все еще отказывались поверить в худшее. Радисты у своих приемников все это время напряженно ловили малейшие шорохи в эфире, стараясь не пропустить самого слабого сигнала в надежде, что это окажутся буквы MGY — позывной сигнал «Титаника». Но станция MGY уже не отвечала.