8 ноября слева по борту показались африканские берега. Ветер был слабый, и флот медленно продвигался вдоль выжженного солнцем марокканского побережья на юг, в сторону мыса Бланко. Обнаружив, что глубина уменьшилась до пятидесяти саженей, моряки занялись рыбной ловлей. Следующие два дня в условиях штиля команды продолжали развлекаться ловом рыбы, что позволило пополнить запасы провизии практически на всех судах. Свежий ветер подул лишь к вечеру 10 ноября, и утром 13-го флот достиг мыса Бланко. Обогнув его, английские корабли вошли в бухту, в которой обнаружили четыре французских корсарских судна. Французы приняли корабли Дрейка за испанские и, подняв якоря, попытались уйти в открытое море, но англичане догнали беглецов, вступили в переговоры и быстро рассеяли их страхи. Небольшой французский пинас присоединился к английскому флоту.
Голландская карта африканского побережья от мыса Бахадор до мыса Бланко.
Некоторое время моряки занимались рыбной ловлей в районе мыса Бланко, а после полудня Дрейк вновь собрал свои корабли и велел капитанам ложиться курсом на острова Зеленого Мыса.
В «Генеральной карте» экспедиции записано:
«16 ноября мы открыли один из островов Зеленого Мыса, именуемый Бона-Викта [Боавишта].
17 ноября [на рассвете] мы увидели остров Маю и подошли к нему.
17 ноября [вечером] мы также обнаружили остров Сант-Яго [Сантьягу]».
В пять часов корабли отдали якоря у южного побережья Сантьягу, между городами Рибейра-Гранде (он же Сантьягу; ныне – Сидаде-Велья), в котором насчитывалось около семисот каменных домов, и Прая. В «Трактате и описании экспедиции сэра Фрэнсиса Дрейка…» сообщается, что португальцы «произвели этой ночью около дюжины выстрелов в сторону наших кораблей, после чего ушли прочь». При этом, уходя, они забрали с собой наиболее ценные вещи, а из трех церквей унесли серебряную утварь и статуи святых.
Острова Зеленого Мыса на старинной карте.
Английские источники сообщают, что Дрейк высадил на берег отряд численностью от 600 до 1000 человек. В судовом журнале «Галеона Лестер» записано: «…около 7 часов вечера мы безотлагательно высадили 220 человек: капитана Карлейла – генерал-лейтенанта, капитана Пауэлла – сержант-майора, капитана Моргана и капитана Сэмсона [Сэмпсона] – полевых капралов, и различных других капитанов… Мой капитан (сэр Фрэнсис Ноллис. – В.Г.) тоже сошел на берег с позволения генералов, ведя за собой 140 человек. Так все вместе мы двигались большую часть ночи дорогой к городу Сент-Якамо, которая была весьма трудной из-за частых гор и скал. И находясь менее чем в одной английской миле от города, мы остановились на отдых до следующего дня, не зная точно, где мы находимся, ориентируясь лишь по крикам людей, лаю собак и пушечным выстрелам, производимым горожанами. А на рассвете мы разделили отряд на 3 части, намереваясь войти в город 3 различными путями, и сделали это таким образом. Команда моего капитана из 140 человек была объеденена с командами «Тайгера» и «Уайт лайона», насчитывавшими в целом 250 человек. Они были размещены на правом фланге, возглавляемые моим капитаном, капитаном Сэмсоном и капитаном Платтом. Капитан Сэмсон отобрал из команд «Тайгера» и «Уайт лайона» 30 человек, из которых составили 4 линии стрелков и две линии лучников. Ричард Стэнтон, мой капитан-лейтенант, отобрал из нашей команды еще 30 людей такого же сорта… Капитан Пауэлл и капитан Джордж [Бартон] вели столько же людей на левом фланге, Джордж и Горинг возглавляли 2 таких же отряда, как капитан Сэмсон и мастер Стэнтон. В центре, слегка отставая от остальных, двигался капитан Карлейл с кордебаталией, насчитывавшей 600 человек. Все должны были войти 3 разными путями, но когда рассвело и мы начали движение, мы все увидели людей из города, убегающих в горы, чтобы найти там лучшее убежище…»
Спускаясь по склону горы вниз, англичане отказались от первоначального плана атаковать город с трех сторон и, не встретив никакого сопротивления, довольствовались одной единственной дорогой. Достигнув городских стен, Карлейл велел Сэмпсону и Бартону взять своих стрелков и знамя с красным крестом Святого Георга, чтобы водрузить его над крепостью Сан-Фелипе и тем самым дать знать кораблям флота, что город захвачен.
Все жители бежали из Рибейра-Гранде с наиболее ценными вещами еще до прихода англичан. Обнаружив в городе от пятидесяти до шестидесяти бронзовых пушек и двенадцать бочонков пороха, захватчики произвели салют в честь Дня коронации Елизаветы I (праздник традиционно отмечался в Англии 17 ноября). В ответ флот тоже открыл огонь из всех пушек, так что «было удивительно слышать такой долго не прекращавшийся громоподобный грохот». После этого Карлейл вошел в город вместе с большей частью находившегося под его командованием войска, и пехотные капитаны занялись расквартированием солдат. К вечеру во всех ключевых местах были расставлены патрули, так что англичане могли не опасаться внезапного нападения португальцев.
Люди Дрейка провели в Рибейра-Гранде две недели, переправляя на борт кораблей вино (его нашли около ста тонн), масло, муку, оливки, копченое козье мясо, уксус и хлопок, а также хранившиеся на складах побрякушки, предназначавшиеся для торговли с аборигенами Африки и Ост-Индии. Но ни золота, ни драгоценностей, ни денег англичане здесь не обнаружили.
Флот Дрейка возле Сантьягу. Гравюра Б. Боацио.
«Расположение Сантьягу [Рибейра-Гранде] несколько необычно, – писал Биггс. – По форме – наподобие треугольника, имеющего на восточной и западной сторонах две горы со скалами и утесами, которые словно нависают над ним; на вершинах указанных гор возведены укрепления для защиты города… К югу от города простирается море; на северной стороне – долина, лежащая между упомянутыми горами… И долина, и город словно зажаты с двух сторон; так что пространство между двумя скалами на этом конце города не превышает двести или двести сорок ярдов. В середине долины протекает речушка со свежей водой, которая возле морского побережья образует пруд или заводь, где наши корабли весьма легко и охотно брали воду. Чуть выше города, с северной стороны, между двумя горами, долина становится шире, чем на городской окраине; указанная долина переходит в огороды и фруктовые сады, изобилующие различными сортами фруктов, овощей и деревьев, таких как лимоны, апельсины, сахарный тростник, кокосы, бананы, картофель, огурцы, малый и круглый лук, чеснок и некоторые другие продукты, названия которых я уже не могу вспомнить».
Один из участников экспедиции сообщает также о множестве тритонов, которых англичане видели в домах и на улицах города, а также об обезьянах, обитавших на окружавших Рибейра-Гранде скалах.
В самой большой из церквей размещался госпиталь. Он поразил захватчиков «прекрасными комнатами», которые содержались в идеальном порядке. Все больные – примерно два десятка человек – оказались неграми, страдавшими от «заразных и страшных болезней». Не обнаружив в церкви сокровищ, англичане довольствовались тем, что сняли с колокольни все колокола и переправили их на борт кораблей.
«Мы удерживали город девять дней, – читаем в «Трактате и описании экспедиции сэра Фрэнсиса Дрейка…», – и ни один человек не пришел, чтобы оказать нам сопротивление. Когда мы провели там шесть дней, туда явился один итальянец, который, как мы полагали, был шпионом. Обыскав его, мы нашли у него в сапоге 50 золотых монет; он был мастером-управляющим этого города. Мы посадили его в тюрьму и пытали, чтобы добиться от него признания.
На следующий день мы захватили еще одного и поступили с ним таким же образом. Потом первый сказал, что в доме епископа хранится большой запас сокровищ, которые мы тут же принялись искать, но ничего не нашли. Тогда он сказал нам, что они увезли все свои сокровища в горы.
Другой признался, что некоторое количество пушек и пороха было зарыто в другом городе, не далее как в шести лигах оттуда, и это оказалось правдой.
Когда мы там находились, один из наших людей, стюард с «Эйда», был повешен за гомосексуальную связь с двумя юнгами на указанном корабле».
Однажды к форту на западной окраине города подошел португалец с флагом перемирия. Ему навстречу были отправлены капитаны Сэмпсон и Горинг.
– Что вы за люди? – спросил их португалец.
– Англичане, – последовал ответ.
– А что, между Англией и Испанией началась война?
– Нам это неизвестно. Но если вы навестите нашего генерала, он сможет дать вам более исчерпывающие ответы.
Капитаны заверили парламентера, что он сможет как свободно прийти в английский лагерь, так и уйти, однако португалец отверг их приглашение, сославшись на то, что прибыл по собственной инициативе, а не по поручению губернатора.
– Тогда передайте вашему губернатору, что если он печется о благополучии своих людей и страны, то пусть придет к нашему благородному и милостивому начальнику сэру Фрэнсису Дрейку, который сможет оказать любезный прием как ему, так и жителям этого города. В противном случае через три дня мы пройдем через вашу страну, сожжем все обитаемые места и предадим мечу всех, кого встретим.
Португалец сказал, что вернется с ответом губернатора на следующий день, но слова своего не сдержал.
Во время стоянки у берегов Сантьягу часть высших офицеров, включая контр-адмирала сэра Фрэнсиса Ноллиса, проявили строптивость и неповиновение главнокомандующему. С одной стороны, будучи аристократом, Ноллис считал его мужланом и выскочкой, а с другой – подозревал как Дрейка, так и Карлейла в утаивании части добычи. Чтобы пресечь эти происки, Дрейк 20 ноября собрал всех капитанов и велел им дать клятву верности королеве и ему – ее полномочному представителю.
Сэр Фрэнсис Дрейк. Гравюра 1598 г.
Ноллис отказался дать клятву, хотя тут же добавил, что намерен лично заявить о своем верноподданстве ее величеству. На следующий день, во время воскресного богослужения, капеллан Филипп Николс подверг Ноллиса резкой критике, потребовав исключить из состава экспедиции всех, кто не дал клятву верности. В тот же вечер, ужиная за столом главнокомандующего, Ноллис отпустил ряд колкостей в адрес капеллана, вынудив адмирала вмешаться в конфликт. Обругав Ноллиса, Дрейк обвинил его чуть ли не в открытом мятеже. На это Ноллис ответил, что было бы неплохо, если бы адмирал позволил ему уйти собственной дорогой.
22 ноября Дрейк отправился на борт «Галеона Лестер», собрал всю команду контр-адмирала и пожелал знать, кто из них хочет продолжить плавание, а кто – вернуться в Англию с Ноллисом. Около полусотни «лучших людей», разозленных необычным предложением адмирала, заявили, что готовы идти туда, куда и Ноллис, но Дрейк велел им замолчать. Затем он объявил всех «смутьянов» уволенными со службы, предложил Ноллису перейти на 50-тонный «Фрэнсис» и идти на нем домой. При этом Дрейк решил подстраховаться и потребовал, чтобы Ноллис написал письмо, в котором бы открыто заявил о своей готовности покинуть экспедицию, уволиться с королевской службы и вернуться в Англию. Ноллис готов был согласиться лишь с первым и третьим пунктами предложения Дрейка, но касательно второго пункта поклялся, что остается верен королевской службе.
На следующий день, полагая, что одной клятвы будет недостаточно, чтобы доказать свою лояльность, он отправил свою команду к Дрейку с просьбой найти для нее какое-нибудь занятие. Моряки вынуждены были ожидать, пока совет капитанов не пришлет Ноллису три вопроса, а именно:
1) Согласен ли он, чтобы его команда поступила в распоряжение генерала?
2) Готов ли он покинуть экспедицию?
3) Если да, то отправится ли он сразу в Англию?
Ноллис все еще хорохорился. Он написал (и это зафиксировано в журнале «Галеона Лестер»), что остается верным слугой Дрейка и королевы, но, будучи обвиненным в мятеже, готов не только «покинуть службу, но и отправиться на дно морское». Он добавил, что согласен вернуться в Англию, если его снабдят провиантом и предоставят в его распоряжение «Уайт лайон».
Преисполенный намерения задушить любой мятеж в зародыше, Дрейк держал ситуацию под контролем. Он предложил Ноллису сойти на берег и предстать перед советом, однако перед началом заседания поступило ложное сообщение о том, что к острову приближается какой-то флот, и всем капитанам было приказано немедленно вернуться на свои корабли. Несмотря на всеобщую суматоху, адмирал все же успел распорядиться, чтобы Тороугуд, Чемберлен и Уиллис – люди из ближайшего окружения Ноллиса – были переведены на другие суда.
Очевидец сообщает, что англичане разграбили несколько захваченных в порту каравелл, но при дележе добычи команде «Лестера» досталась совершенно мизерная доля.
«24 ноября, – рассказывает Биггс, – генерал, сопровождаемый генерал-лейтенантом и 600 людьми (по другим данным, отряд насчитывал 700 человек и вел его негр-проводник, живший ранее на этом острове. – В.Г.), прошел в глубь страны двенадцать миль к селению, называемому Санто-Доминго, где проживали губернатор и епископ со всеми иными важными персонами. Мы прибыли туда к восьми часам, найдя селение покинутым – все люди бежали в горы. Тогда мы устроили привал, чтобы отдохнуть и посмотреть, не придет ли кто-нибудь к нам на переговоры. Когда все отдохнули, генерал приказал отрядам [поджечь селение и] возвращаться назад. На обратном пути показались враги, как пешие, так и конные, но не настолько сильные, чтобы напасть на нас. Так, наблюдая за ними, мы ближе к вечеру смогли вернуться назад в Сантьягу».
В понедельник 26 ноября Дрейк приказал задействовать все пинасы и шлюпки для доставки солдат на корабли. Сэр Кристофер, со своей стороны, велел капитану Горингу и лейтенанту Такеру взять сто аркебузиров и, заняв позицию на рыночной площади, прикрывать грузившиеся на суда отряды. Наконец, Мартин Фробишер получил задание обеспечить незамедлительную перевозку упомянутого арьергарда на борт кораблей.
После завершения эвакуации сухопутных отрядов из города Дрейк решил отправить в соседний город Праю капитана Сэмпсона; в его распоряжение были переданы галиот «Дак» и два пинаса, на которых разместились роты капитанов Бартона и Биггса. Они должны были найти зарытые в Прае пушки и порох, о которых рассказал один из пленников.
«Вышеназванные капитаны, прибыв в Праю, высадили своих людей на берег, – сообщает Биггс. – Там, разместив свой отряд наилучшим образом, капитан Сэмпсон взял пленника и велел ему показать то, что тот обещал. Но он то ли не смог, то ли не захотел это сделать. Тем не менее, обыскав все подозрительные места, они нашли две пушки – одну железную, другую бронзовую. Пополудни генерал с остальным флотом стал на якорь перед Праей и лично отправился на берег, велев нам поджечь город, а затем спешно грузиться на корабли».
Мартин Фробишер. Старинная гравюра.
К шести часам вся Прая была охвачена огнем. В «Трактате и описании экспедиции сэра Фрэнсиса Дрейка…» записано:
«Люди, увидев, что город горит, подняли в кустах и травах страшный крик, который мы весьма отчетливо слышали. В этом городе мы потеряли одного из наших людей, который отстал, чтобы заняться грабежом; испанцы, встретив его, отрубили ему голову и, распоров брюхо, вынули его сердце, после чего утащили их с собой, а тело оставили лежать.
И когда мы, возвращаясь морем назад, прошли около двух миль, мы увидели множество всадников – по нашим прикидкам, около 200; они стали подавать нам знаки; тогда мы повернули в их сторону; когда они увидели это, то подняли флаги перемирия, но, тем не менее, никто из них не прибыл к нам; после этого мы вернулись в Санто-Доминго, потеряв одного человека.
Во время нашего пребывания там, к нам пришли три или четыре негра, которым мы оказали помощь и дали провизию. Мы нашли на рейде семь каравелл и еще одну, строившуюся на стапелях. На этих кораблях имелись хлеб, вино, масло, сахар, мармелад, цукаты и тому подобные яства, но мы не нашли на них людей; их понесло к скалам, откуда мы их увели, забрав все товары и пустив их в открытое море без единой живой души; лишь один, новый, мы разобрали на части и увезли с собой…
Епископ этого города очень богат; он приезжал в церковь на серебряных дрогах с роскошным тентом над головой, который несли от восьми до двенадцати человек.
Эти серебряные дроги – вещь очень дорогая. Епископ весьма опасался за свою жизнь, ибо тремя годами ранее город был ограблен французами, которые убили мужчину, женщину и ребенка. Епископа тогда захватили, но, поклявшись, что он привезет им огромные сокровища, смог сбежать, хотя и объятый жутким страхом, с каковым он и жил с тех пор».
Город Рибейра-Гранде, как и Прая, был сожжен англичанами дотла. Это было сделано в отместку за то, что ни местный губернатор, ни епископ не пожелали явиться на переговоры о выкупе.
По свидетельству Биггса, перед уходом Дрейк собрал всех участников экспедиции, которым были зачитаны новые приказы «для лучшего управления армией». Капитаны провели перекличку своих людей, после чего все дали клятву признавать назначенных королевой высших командиров и беспрекословно выполнять приказы «генерала и его офицеров». Эти мероприятия, безусловно, были вызваны необходимостью укрепить дисциплину после завершения вышеупомянутого «дела Ноллиса». Контр-адмирал так и не отбыл в Англию, оставшись в составе экспедиции.
«29 ноября мы покинули Сант-Яго [Сантьягу], вручив себя великому Океану и пролагая наш курс далее на запад, в Вест-Индию», – записано в «Генеральной карте» экспедиции.
Северо-восточный пассат и попутные течения благоприятствовали трансатлантическому переходу. Однако менее чем через неделю после прощания с островами Зеленого Мыса, в субботу 4 декабря, на кораблях неожиданно вспыхнула эпидемия неизвестной болезни – она начала косить экипажи с угрожающей быстротой. «Поэтому каждый корабль, как только проходил мимо адмирала, отчитывался перед ним, а он консультировался затем с капитанами и мастерами по поводу того, что им предпринять, дабы побыстрее вылечить больных, – читаем в судовом журнале «Тайгера». – И было решено, что лучше всего сделать им кровопускание». Тем не менее, в течение нескольких дней на кораблях умерло, по разным данным, от трехсот до пятисот человек, а те, кто смог выжить, «долгое время оставались поврежденными в уме и бессильными. На некоторых умерших были ясно видны маленькие пятна, какие часто находят на тех, кто заразился чумой».
Описание косившей экипажи эпидемии содержится также в «Трактате и описании экспедиции сэра Фрэнсиса Дрейка…». Там, в частности, отмечено, что «на адмиральском корабле одновременно заболели более сотни людей, на вице-адмиральском – около шестидесяти, и точно так же, в соответствии с численностью их команд, – на всех остальных кораблях». Каждый день на судах отпевали «иногда одного, иногда двух или трех людей».