После падения крепости Сан-Фелипе корабли ямайской флотилии, стоявшие недалеко от входа в бухту, смогли наконец войти в нее и стать на якорь. По данным испанских источников, у Моргана было 14 судов: флагманский корабль, три легких фрегата и восемь баландр (баландрами испанцы называли небольшие беспалубные суда, напоминавшие баркалоны, шлюпы, тартаны и каики). Пушки флотилии были нацелены на окрестности Портобело для предотвращения возможных нападений испанцев со стороны леса и гор. Кроме того, флибустьеры разместили в крепостях гарнизоны, а на сторожевых постах вокруг города — усиленные караулы.

Президент аудиенсии Панамы дон Агустин де Бракамонте узнал о захвате Портобело и крепости Сантьяго спустя сутки — в четверг 2 (12) июля. Это известие ошеломило молодого аристократа, который не мог поверить, что флибустьеры так быстро овладели одним из самых защищенных городов Испанской Америки. Впрочем, он мог утешиться мыслью, что вторая крепость — Сан-Фелипе — все еще удерживалась испанским гарнизоном.

Не тратя время на созыв военной хунты и пустопорожние разговоры, дон Агустин отдал приказ бить в барабаны и созывать мужское население Панамы на центральную площадь. В девять часов утра того же дня, вскочив в седло, он повел авангард своего войска через саванну в Вента-де-Крусес — небольшое селение, служившее промежуточной станцией для караванов мулов, которые с прибытием в Портобело галеонов «серебряного флота» доставляли туда сокровища Перу. Из указанного селения он отправил гонца в крепость Сан-Фелипе, чтобы сообщить ее коменданту о том, что помощь близка. Вечером в Вента-де-Крусес прибыли 200 солдат гарнизона Панамы. Еще больше людей пришло туда ночью. Позже Бракамонте напишет в отчете: «Я присягнул Господу, что выступлю в пятницу и буду в Портобело в субботу… дабы объединиться с горожанами, бежавшими в горы».

Хотя Морган и его капитаны утверждали, что в войске президента Панамы было три тысячи человек, в действительности под ружьем у Бракамонте находилось не более восьмисот солдат и ополченцев. Проведя смотр своего войска, президент вдруг обнаружил, что из-за спешки часть людей не успела как следует снарядиться, мулаты из милицейских отрядов вообще явились босыми и без оружия и всем не хватало продовольствия. Пришлось отправить в Панаму несколько человек с заданием срочно достать необходимые припасы, оружие и обувь на веревочной подошве, чтобы ополченцам легче было передвигаться в горах.

Мулы со снаряжением и провиантом пришли из Панамы в Вента-де-Крусес через три дня, в воскресенье. В тот же день солдаты дона Агустина встретили в лесу близ деревушки Пекен беглецов из крепости Сан-Фелипе. Они передали президенту печальную новость, что их комендант струсил и сдал крепость врагу.

Бракамонте немедленно созвал военную хунту. На повестке дня стоял лишь один вопрос: стоит ли им продолжить движение к Портобело или вернуться в Панаму?

— Следует продолжить поход, — сказал один из офицеров, и остальные поддержали его.

С группой всадников президент поскакал к мосту через реку Каскабаль, протекавшую в семи милях от Портобело, где стал ожидать подхода основных сил. Здесь он связался с несколькими беженцами из города, которые рассказали ему о силах противника. Полученная информация обескуражила дона Агустина. Он понял, что победить флибустьеров будет не так-то просто.

7 (17) июля Бракамонте написал письмо губернатору Картахены дону Бенито де Фигероа с просьбой прислать подкрепления. Гонец, двигаясь сначала по суше, а потом на каноэ по морю, добрался до места назначения лишь спустя 19 дней. Фигероа немедленно собрал хунту, которая проголосовала за отправку помощи, однако на снаряжение флотилии из семи судов ушло слишком много времени. Она смогла отплыть из Картахены только 21 (31) августа — через полмесяца после того, как Морган покинул Портобело.

О приближении войска из Панамы адмирал флибустьеров узнал заранее. Он воспользовался этим известием, чтобы потребовать от Бракамонте выкуп. Спустя короткое время один из пленников, сержант-майор Антонио де Лара, доставил президенту письмо, написанное на хорошем испанском языке. «Сеньор, — сообщалось в нем, — завтра мы собираемся сжечь этот город дотла, а затем отплыть со всеми пушками и амуницией из крепостей. С собой мы хотим забрать всех пленных… Мы продемонстрируем им такую же доброжелательность, с какой английские пленники столкнулись в этом городе». Впрочем, говорилось далее, отплытие может быть отложено, а город сохранен за выкуп в 350 тысяч песо. Письмо было подписано: «Портобело. 14 июля 1668 года. Энрике Морган».

К письму прилагались статьи капитуляции, подписанные Морганом, шестью его капитанами и одиннадцатью жителями города, включая майора и коменданта — единственного из трех комендантов, которому посчастливилось остаться в живых. Сержант-майор объяснил президенту, что был вынужден вести переговоры с капитаном Джоном Дугласом (Жаном Дюгла), уполномоченным адмирала Моргана, и подписал условия капитуляции под угрозой смерти.

Ответ дона Агустина Моргану был исполнен высокомерия и презрения: «Я так понял, что вы — [обычный] корсар, и отвечаю: вассалы короля Испании не ведут переговоры с лицами низкого звания».

Прочитав письмо президента Панамы, адмирал ответил ему в том же духе:

«Хотя ваше письмо не заслуживает ответа, ибо вы назвали меня корсаром, все же я черканул вам эту пару строк с просьбой прийти как можно скорее. Мы ожидаем вас со всей нашей любезностью, имея для встречи с вами порох и пули. Если вы не поторопитесь, мы с помощью Бога и нашего оружия сами придем и навестим вас в Панаме. А пока мы намерены разместить гарнизоны в крепостях и удерживать их для короля Англии, моего господина… Поскольку я не верю, что у вас имеется достаточное количество людей для того, чтобы завтра сразиться со мной, я велю освободить всех бедных пленников, дабы они могли оказать вам помощь».

Письмо заканчивалось дерзкой припиской: «Портобело, город короля Англии».

Морган мог позволить себе быть дерзким, так как прекрасно понимал, насколько незначительны и небоеспособны силы, которыми располагал Бракамонте. Когда панамское войско, измученное тяжелым переходом через горы, стало лагерем в заболоченной долине Матапало, примерно в полутора милях от Портобело, его боевой дух почти полностью угас. Частые ливни, духота, пропитанный влагой воздух и тучи москитов стали причиной распространения болезней. Как писал очевидец, солдаты и ополченцы «переносили страдания на ногах и сундуках, денно и нощно находясь по колено в грязи, постоянно обливаемые дождем с головы до пят». Промокли не только одежда и порох, но и запасы еды; вслед за болезнями начался голод.

Дон Агустино понимал, что с каждым днем ситуация будет лишь ухудшаться. Поэтому, не дожидаясь подхода подкреплений из Картахены, он решил действовать. Войско выбралось из долины, поднялось на холмы и стало двигаться к городу. Флибустьеры, находившиеся в дозоре, подняли тревогу. Отряд лучших стрелков, поддерживаемый корабельной артиллерией, встретил неприятеля на подступах к Портобело и яростным огнем заставил его ретироваться.

Несколько раз небольшим группам испанцев все же удавалось проникать в город под покровом ночи. Одна из них смогла освободить несколько пленников и унести в горы образы девы Марии.

После пяти дней затишья Морган сформировал летучий отряд из двухсот стрелков, которые предприняли ответную вылазку. На склоне горы Эль-Матадор они сразились с испанцами. Последние потеряли в бою восемь человек убитыми, англичане — двоих. Кроме того, в испанский плен угодил йоркширец Роберт Барни.

По данным Питера Эрла, в тот же день к дону Агустино, заболевшему тропической лихорадкой, привели двоих испанских моряков. Они утверждали, что были захвачены в море Джоном Моррисом, одним из соратников Моргана, и вместе с ним попали в Портобело, откуда ухитрились сбежать. Президент допросил сначала их, а затем пленного англичанина. Уточнив силы корсаров и схему их размещения в городе, Бракамонте пожелал также знать, каковы ближайшие планы Моргана. Испанские моряки сказали, что захватчики намереваются забрать с собой все награбленное серебро и рабов, город сжечь, а пушки сбросить с крепостных стен в море. Барни придерживался другой точки зрения:

— Если Морган получит выкуп серебром, он оставит Портобело нетронутым.

Эта информация не содержала ничего нового. Гораздо больший интерес представляло утверждение испанских моряков о том, что нападение англичан на город было лишь отвлекающим маневром. Они рассказали президенту о военном совете, состоявшемся у берегов Никарагуа, во время которого французы отказались идти с англичанами на Портобело. А затем пояснили, что причина этого заключалась в тайном договоре, заключенном между адмиралами обеих флотилий. Согласно договору англичане должны были атаковать Портобело, чтобы заставить гарнизон Панамы двинуться ему на помощь. Французы же, воспользовавшись этим, должны были пересечь Панамский перешеек и напасть на саму Панаму.

Насколько рассказ моряков соответствовал действительности? Не были ли они провокаторами? А может, англичане использовали испанских моряков «втемную», подбросив им эту сенсационную «утку» и позволив сбежать в лагерь к дону Агустино?

Как бы там ни было, президент решил подстраховаться и приказал арестовать обоих моряков «по подозрению в шпионаже». В то же время у него появился отличный повод вернуться домой, не утратив чести.

Окончательное решение принималось на военном совете, который был созван Бракамонте утром 13 (23) июля. Офицерам зачитали показания двоих моряков и пленного англичанина, после чего вперед вышел маэстре-де-кампо Хуан де Салина, командовавший авангардом панамского войска, и сказал:

— Мы имеем на сегодня лишь восемьсот людей, неопытных и плохо вооруженных, которые по силе не равноценны их врагам. Эти люди являются единственной защитой нашего королевства и всего Перу. Я считаю, что нам не удастся вернуть Портобело и его крепости. Единственное, что мы можем сделать, это оставить здесь достаточное количество людей, чтобы отбросить врага, если он рискнет выступить, а с остальными вернуться в Панаму.

Затем маэстре-де-кампо аргументировал свою точку зрения: болезнь людей, недостаток провианта и пороха, опасность со стороны французов, сила и информированность англичан о состоянии испанского войска.

— Если мы пойдем в атаку, — добавил он, — нас могут разбить в пух и прах.

Тридцать три офицера поддержали мнение Хуана де Са-лины. Решение хунты запротоколировали. Затем, желая еще больше усилить аргументы в пользу необходимости отступления, дон Агустино приказал двум хирургам написать заключение о плачевном состоянии здоровья его людей. Все документы были скреплены печатью и заверены королевскими нотариусами.

В то время как войско Бракамонте двинулось назад к Панаме, капитан Франсиско де Арикага с группой парламентеров отправился под белым флагом в Портобело. Президент поручил Арикаге встретиться с Морганом под предлогом обмена пленного англичанина на одного из «отцов города» и договориться о размере выкупа.

Морган не скрывал, что хотел бы покончить с делами как можно быстрее. Условия, выдвинутые им десятью днями ранее, не изменились: если испанцы выплатят ему 350 тысяч песо серебром, он не сожжет Портобело и вернет жителям 300 рабов, захваченных в городе и окрестностях. В случае невыполнения его требований он пообещал сжечь город дотла, разрушить крепости и уничтожить всю артиллерию.

Капитан Арикага покачал головой. Столько денег не было во всей провинции. Самое большее, что он мог предложить, — 100 тысяч песо, причем половину этой суммы — деньгами, а половину — векселем на банк генуэзца Доминго Грилло, обладавшего монопольным правом на поставку африканских невольников в испанские колонии.

— Я ценю юмор, — усмехнулся Морган, — но где вы слышали, чтобы корсар согласился взять выкуп векселем? Мои люди хотели бы получить триста пятьдесят тысяч песо наличными, причем как можно скорее.

На этом первый раунд переговоров завершился.

Адмирал блефовал. Правда заключалась в том, что он и его люди пришли в Портобело не затем, чтобы довольствоваться скромной добычей и уничтожением испанского города. Им нужны были деньги, и они согласились бы ждать уплаты выкупа до тех пор, пока испанцы не соберут требуемую сумму. Однако силы флибустьеров начали таять. Хотя при захвате города и крепостей они потеряли лишь 18 человек, в последующие дни на кораблях участились случаи тропической лихорадки и иных болезней.

«Спустя четырнадцать дней, — рассказывает Эксквемелин, — многих стала косить эпидемия, от трупов шло зловоние; кое-кто пострадал от распутства — вина и женщин. Большинство раненых пиратов погибло. Погибло много и испанцев, однако не от обжорства, а от голода и горя: ведь если в былые времена начинали они день чашкой шоколада, то теперь считали за счастье поживиться кусочком хлеба или обрезком ослятины».

Согласно показаниям Хуана де Пинеды, пленника из Сан-Фелипе, пиратский гарнизон этой крепости насчитывал лишь 30 или 40 человек и сменялся каждые сутки, поскольку «болезни среди людей Моргана не прекращались». Время работало против флибустьеров. Испанцы постепенно стягивали из провинций в Панаму дополнительные силы и рано или поздно могли атаковать Портобело и выбить оттуда захватчиков. Поэтому оставаться в разоренном городе в ожидании того, что испанская сторона согласится выполнить его условия, Морган не мог. Уже через два дня после переговоров с Арикагой он отправил одного из пленных к Кристобалю Гарсия Ниньо, командовавшему арьергардом войска Бракамонте, с предложением возобновить переговоры.

Гарсия Ниньо повторил аргументы Арикаги. При этом он дал понять английской стороне, что испанцы не смогут собрать более 100 тысяч песо (около 25 тысяч фунтов стерлингов).

Морган вынужден был согласиться на предложенную сумму. Но тут же добавил, что деньги должны быть выплачены в течение десяти дней — не позже.

Гарсия Ниньо предложил флибустьерскому адмиралу следующую процедуру передачи денег. Во-первых, для укрепления взаимного доверия обе стороны должны будут освободить заложников. Во-вторых, обмен заложниками и передача денег должны состояться после того, как англичане покинут Портобело. Затем представители обеих сторон должны будут подойти к устью гавани «на двух одинаковых [по силе] кораблях, один для передачи, а другой для приема денег, один вернется к берегу с испанскими заложниками, а другой выйдет в море с английскими заложниками».

Моргану такой сценарий не понравился. Он соглашался передать испанцам заложников — Гарсия Ниньо сам мог отобрать шесть флибустьерских капитанов. Соглашался, чтобы испанские заложники еще до ухода англичан проверили крепости и убедились, что все пушки в них остались нетронутыми. Однако не соглашался на то, чтобы его флотилия вышла в море до того, как деньги окажутся на борту кораблей.

На этом завершился второй раунд переговоров. Гарсия Ниньо поспешил в Панаму и прибыл туда в воскресенье 19 (29) июля — через день после прихода туда Бракамонте и его войска. Дона Агустина он застал в расстроенных чувствах: убедившись, что никаких французских отрядов на перешейке нет, президент теперь побаивался быть обвиненным в трусости и отказе от попытки изгнать английских корсаров из Портобело. К счастью, информация Гарсия Ниньо о том, что ему удалось договориться с Морганом о выкупе за город, значительно улучшила самочувствие дона Агустино.

На военном совете, созванном для обсуждения условий выкупа, Бракамонте выступил с трогательной речью. В ней он выразил сожаление, что во время его губернаторства «королевство Тьерра-Фирме понесло столь великое и справедливое наказание за свои грехи». Он был убежден, что в сложившихся обстоятельствах испанцам не оставалось ничего иного, как уплатить англичанам требуемый выкуп. Если бы флибустьеры сожгли Портобело и разрушили его крепости, испанская торговля в регионе пришла бы в упадок, а король не скоро нашел бы деньги на восстановление разрушенного.

Остальные члены хунты поддержали мнение дона Агустино, хотя контадор дон Себастьян Гомес Каррильо заметил, что своим согласием отдать деньги пиратам они создают опасный прецедент.

Деньги для выкупа Портобело и его фортификаций собрали за три дня. Как сообщает Питер Эрл, кое-что взяли из королевского казначейства, однако большую часть суммы заняли у частных лиц (почти половину дал один богатый купец, торговавший с Перу и финансировавший неудачную вылазку Бракамонте в окрестности Портобело). Позже, после прибытия в Портобело галеонов «серебряного флота», жители несчастного города вынуждены были вернуть негоциантам Панамы занятую у них сумму.

24 июля (3 августа) двое панамских собственников каравана мулов написали расписку на переданные им сокровища и вместе с погонщиками и вооруженным эскортом двинулись по дороге на Портобело. Когда они прибыли в разоренный город, радости флибустьеров не было предела. Испанцы передали Моргану 27 слитков серебра стоимостью 43 тысячи песо, несколько сундуков серебряных пластин стоимостью 13 тысяч песо, четыре тысячи песо в золотых монетах и 40 тысяч песо в серебряных монетах — всего на сумму 100 тысяч песо.

Согласно легенде, которую приводят в своих сочинениях Эксквемелин и Шарлевуа, президент Панамы долго не мог понять, как это четыре сотни разбойников без артиллерии и осадной техники смогли взять, казалось бы, неприступный город. Он послал к флибустьерскому адмиралу парламентера с просьбой рассказать, каким образом ему удалось захватить столь сильное укрепление. Морган встретил посланца очень приветливо, передал ему «французское ружье длиной в четыре с половиной фута, стреляющее пулями весом шестнадцать штук на фунт, а также патронташ с тридцатью зарядами, также французский, и прочие принадлежности. Вручив подарки, Морган передал через этого гонца президенту, что дарит ему ружье и что через год или два сам придет в Панаму. Президент в ответ послал Моргану подарок: золотое кольцо со смарагдом; он поблагодарил Моргана и передал, что с Панамой ему не удастся проделать то же самое, что с Пуэрто-Бельо, даже если Моргану удастся подойти к городу».

Через два с половиной года Морган сдержит свое обещание и нагрянет в Панаму. А пока, погрузив на суда деньги, сокровища, ценные товары и продовольствие, он вывел свою флотилию в море. В протоколе отчета Моргана и его капитанов записано, что «когда плата была внесена, они вернулись на борт, оставив город и крепости в таком же хорошем состоянии, в каком они их нашли. В первой крепости находилось 30 бронзовых пушек, не считая железных, во второй — 13, все бронзовые, а в третьей — 14 пушек». Кроме того, адмирал и капитаны освободили всех «знатных женщин» и иных заложников, якобы добровольно отдавших себя под защиту корсаров: «И, желая наилучшим образом оградить себя от обычных сплетен врагов, они утверждали, что нескольким знатным дамам и другим пленникам они предложили свободно уйти в лагерь президента, но дамы отказались, сказав, что они являются пленниками благородного человека, который проявил гораздо больше заботы об их чести, чем они могли бы найти в лагере президента среди его грубых панамских солдат; и так добровольно оставались с ним до момента передачи города и крепостей, после чего со многими благодарностями и добрыми пожеланиями вернулись в свои прежние дома».

В открытом море ямайская флотилия разделилась. Поданным Моргана, «капитан Эдвард Коллир сошел на берег в заливе Кордивант, в четырех лигах от Санта-Марты, чтобы достать провизию, и по счастливой случайности захватил в плен родственника губернатора, от которого… получил информацию о значительных приготовлениях испанцев против Ямайки, а также о восстании индейцев, взятии ими Момпоса, предании мечу мужчин, женщин и детей и намерении захватить Санта-Фе [Боготу], чтобы затем отыскать богатейший золотой рудник в доминионах короля Испании, для сохранения которого они [испанцы] весьма сильно укрепляли Санта-Марту».

Если верить Эксквемелину, прежде чем вернуться в Порт-Ройял, Морган взял курс на южное побережье Кубы. Там, на островах архипелага Хардинес-де-ла-Рейна, флибустьеры разделили добычу. Она «составила двести пятьдесят тысяч пиастров золотом, драгоценностями и серебряными изделиями, а сверх того взято было много холста, шелков и других товаров».

В середине августа 1668 года корабли Моргана с триумфом вошли в гавань Порт-Ройяла. Форты приветствовали их артиллерийским салютом и поднятием флагов, на улицах города трубили трубы и отбивали дробь барабаны. Ликующая толпа потянулась по Темз-стрит к песчаному берегу, желая видеть своих героев — разодетых в шелка и бархат джентльменов удачи и их адмирала Генри Моргана.

Губернатор Модифорд писал, что после грабежа Портобело участники похода получили по 60 фунтов стерлингов, но это была «официальная» цифра; в действительности добыча была более солидной. По данным испанского посла в Лондоне, «доля каждого солдата составила 600 (унций) или 80 фунтов в полкроновых унциях, откуда можно представить, сколько досталось офицерам, губернатору и их доверенным лицам».

По оценке Питера Эрла, на каждого участника экспедиции пришлось по 150 фунтов стерлингов. Это было больше, чем обычный матрос той эпохи мог заработать за несколько лет честной службы!

Современник событий Ричард Браун в письме Джозефу Уильямсону от 9 ноября 1668 года писал:

«Около середины августа флот приватиров вернулся [на Ямайку] после захвата Пуэрто-Бельо. Слышал, что шесть капитанов с 500 людьми взяли этот город и три крепости, удерживали их 30 дней и вернули за 100 тысяч пиастров, не считая того, что они награбили в городе, который был очень богатым. Они снова все ушли, но с какой целью, я не могу сказать; адмиралом у них некий капитан Морган».

Добавим, что возвращение флотилии Моргана в Порт-Рой-ял породило невиданный деловой бум среди жителей города. Вице-губернатор острова сэр Джеймс Модифорд в письме своему лондонскому агенту сэру Эндрю Кингу отмечал, что у него, к несчастью, было при себе так мало наличных денег, что он упустил возможность купить у флибустьеров за бесценок продукты их грабежей:

«…Хочу представить вам отчет относительно экспедиции приватиров на Пуэрто-Принсипе и Пуэрто-Бельо; что касается последнего места, то я уверен, что они привезли вдвое больше добычи в драгоценных камнях, золоте и серебре, чем стоимость выкупа, который они получили за этот город; и я бы мог купить всё, что хотел, примерно по 40 шилл. за унцию золота, а серебро — от 2 шилл. 6 пенсов до 3 шилл. за унцию, но у меня не оказалось при себе наличных денег. Кое-что отправлено теперь в Старую, а еще больше в Новую Англию».

1 (11) октября 1668 года сэр Томас сообщал герцогу Альбемарлю, что сделал флибустьерам выговор за взятие Пуэрто-Принсипе и Пуэрто-Бельо, поскольку каперское поручение разрешало им нападать только на испанские корабли. В то же время он приложил к письму отчет Моргана и его офицеров от 7 (17) сентября, в котором те оправдывали свои действия угрозой испанского вторжения на Ямайку. «Весьма определенно, что испанцы намерены совершить нападение на этот остров, но не смогли собрать людей, — убеждал Модифорд герцога, — и они до сих пор вынашивают те же планы, и поэтому я не могу не осмелиться сказать, что это не очень-то правильно, чтобы мы были в какой-либо степени сдерживаемы, тогда как они вольны предпринимать против нас всё, что захотят; и поэтому мы никогда не будем в безопасности, пока король Испании не признает этот остров принадлежащим Его Величеству и таким образом не включит его название в статьи договора».

«Трогательная» забота сэра Томаса о флибустьерах объяснялась его личной заинтересованностью в поступлении на остров взятой у испанцев добычи. Сохранились признания Чарлза Модифорда об основных статьях дохода его отца. По его сведениям, годовой доход сэра Томаса составлял 2500 фунтов стерлингов. Из них тысячу фунтов стерлингов он получал за службу в качестве губернатора, 600 фунтов стерлингов — в виде налога на спиртное, 400 фунтов стерлингов — за каперские грамоты и еще 500 фунтов стерлингов — в виде «подарков» от флибустьеров.

Яркую картину того, как корсары распоряжались своей долей добычи, рисует в своем сочинении Эксквемелин: «…такие люди пьют и развратничают до тех пор, пока не спустят всё до последнего гроша. Некоторые из них умудряются за ночь прокутить две-три тысячи пиастров, так что к утру у них не остается даже рубашки на теле. Я знал на Ямайке одного человека, который платил девке пятьсот пиастров лишь за то, чтобы взглянуть на нее голую. И такие люди совершают много всяческих глупостей. Мой бывший господин частенько покупал бочонок вина, выкатывал его на улицу, выбивал затычку и садился рядом. Все шедшие мимо должны были пить вместе с ним — попробуй не выпей, если тебя угощают под ружейным дулом, а с ружьем мой господин не расставался. Порой он покупал бочку масла, вытаскивал ее на улицу и швырял масло в прохожих прямо на одежду или в голову.

Друг к другу пираты относились заботливо. Кто ничего не имеет, может рассчитывать на поддержку товарищей. У пиратов был кредит и среди трактирщиков. Но на Ямайке кредиторам верить нельзя: ведь за долги они могут запросто тебя продать, и я сам тому не раз был свидетелем. В конце концов продали даже того пирата, который так щедро расплачивался с девкой. Сперва у него было три тысячи пиастров, а не прошло и трех месяцев, как его самого продали за долги, и как раз тому, в чьем доме он промотал большую часть своих денег».

Пока Морган оставался на Ямайке, власти острова продолжали скрупулезно собирать сведения об антибританских действиях испанцев в Вест-Индии; эти сведения затем отправлялись в Англию, где должны были убедить правительство и короля в правомочности антииспанских акций флибустьеров. В контексте вышесказанного следует рассматривать и «Показания под присягой Фрэнсиса Стюарда, шкипера, и офицеров корабля “Мёрчент эдвенчур” из Лондона», датированные 19 (29) сентября 1668 года. Пострадавшие утверждали, что «2 июня они отплыли с Ямайки в Лондон и 10-го числа после 22 часов погони были захвачены тремя испанскими военными кораблями, которые задержали их пленниками и забрали все сундуки, чемоданы и вещи шкипера и матросов к их весьма великому ущербу».

Подобные эксцессы, естественно, оправдывали любые антииспанские операции флибустьеров в Карибском регионе.