После гибели фрегата «Оксфорд» Эдвард Коллир вернулся на трофейном «Сэтисфекшне» в Порт-Ройял. Там, посовещавшись с командой, он решил не возвращаться к Моргану, а отправиться в самостоятельный рейд. Хирург Ричард Браун присоединился к нему. 18 (28) февраля 1669 года он писал секретарю Уильямсону, что «Сэтисфекшн» был снабжен провизией на четыре месяца, чтобы идти в залив Кампече. Поход растянулся на 18 месяцев, причем Коллир, по словам Брауна, оказался «тупым и ленивым командиром». Он редко получал известия с Ямайки и «не видел никаких испанских кораблей, против которых имел каперскую грамоту».

А что же Морган? Несмотря на потерю «Оксфорда», он не стал отказываться от своего намерения совершить поход к берегам Южной Америки. В отчете адмирала и его капитанов записано:

«Мы смиренно информируем Ваше Превосходительство, что после несчастья, случившегося с фрегатом “Оксфорд”, мы использовали все возможности для движения в наветренную сторону, чтобы в итоге как можно лучше раскрыть замыслы врага, а также подготовиться к исполнению нашего долга по содействию Вам на случай, если флотилия бискайцев, обычно именуемая флотилией Барловенто, о которой Ваше Превосходительство так много наслышаны, вздумает предпринять покушение на остров [Ямайка], находящийся под Вашим управлением».

Ход этой экспедиции в официальном отчете описан весьма лаконично. Поэтому обратимся к более детальному и живописному рассказу Эксквемелина:

«Спустя восемь дней после взрыва английского корабля [“Оксфорд”] англичане выловили разлагающиеся тела убитых, однако не для того, чтобы их похоронить, как повелевал печальный долг, а чтобы снять с них одежду и золотые кольца. Пираты выловили трупы, сняли с них платья и отрубили пальцы, на которых были кольца, а затем бросили тела за борт на съедение акулам. Долгое время к берегу волны прибивали человеческие кости.

Морган остался верен принятому решению: на острове Савойе [Саоне] он должен был собрать совет, чтобы выяснить, куда же держать путь. Так как он сам назначил этот остров для встречи, то пошел к нему под всеми парусами с оставшимися пятнадцатью кораблями. Он командовал самым крупным кораблем (приватирским судном «Лилли», шкипером которого был Ричард Норман. — В. Г.), на котором было четырнадцать пушек. Команды всех пятнадцати кораблей в общей сложности насчитывали девятьсот шестьдесят человек. Через несколько дней пираты подошли к мысу Кабо-де-Лобос, лежащему на южном побережье Эспаньолы… Тут поднялся сильный восточный ветер, и бушевал он целых три недели; что ни день пираты предпринимали попытки поставить паруса, чтобы обойти мыс, но это им не удавалось. Наконец они все-таки добрались до места. В семи или восьми милях от рейда они заметили еще один корабль. Это был англичанин, шедший прямо из Англии. Несколько кораблей отделились от флотилии и направились навстречу, надеясь что-либо купить на этом судне. Морган же следовал своим курсом и назначил местом встречи залив Окоа, где обещал подождать отставшие корабли».

Через два дня флотилия достигла залива Окоа, где запаслась водой и стала на якорь в ожидании остальных кораблей. Тем временем часть людей — по пять или шесть с каждого судна — высадилась на берег, надеясь раздобыть свежие припасы и сберечь заготовленные ранее. «Они истребляли и лошадей, и ослов, и коров, и овец, — пишет автор «Пиратов Америки». — Испанцам же это пришлось не по вкусу; заметив, что каждый раз пираты сходят на берег небольшими группами, они решили сыграть с ними шутку. Испанцы послали за солдатами в Санто-Доминго… Когда пираты снова сошли на берег, испанцы угнали весь скот с пастбищ на морском берегу. Пираты вошли в лес и удалились примерно мили на три, и было их всего человек пятьдесят. Испанцы выгнали на них отменное стадо быков и трех-четырех пастухов, которые это стадо пасли. Пираты убили одного быка, а остальных не тронули, но только они взялись за тушу, чтобы утащить, как испанцы напали на них с криками “Mata, mata!” (что по-испански означает “убей, убей!”). Пираты бросили добычу, построились и как бешеные накинулись на врагов; половина пиратов вскоре сложила головы, оставшиеся дрались отчаянно. Бой длился довольно долго, но в конце концов пираты отступили и скрылись в лесу. Испанцы пустились было их преследовать, но когда убедились, что пираты стреляют без промаха, то прекратили преследование. Тем временем пираты остались в лесу, чтобы собрать раненых и перенести их затем на берег… На следующий день на берег сошел сам Морган с отрядом в двести человек, но испанцы были уже далеко и увели с собой всех коров. Тогда Морган спалил на берегу несколько домов и вернулся на корабль».

Не дождавшись отставших кораблей, флибустьерский адмирал приказал судам идти на рандеву к острову Саона. Через некоторое время, убедившись, что отбившиеся от флотилии корабли не придут (а это были суда капитанов Джона Анселла, Геррита Герритсзоона, Джозефа Брэдли, Йеллеса де Леката и прочие), Морган провел смотр своих сил. Выяснилось, что на каждом из восьми оставшихся кораблей насчитывается примерно по 50 человек. Напасть с такими силами на Картахену было бы форменным безумием, поэтому, посовещавшись с французским капитаном Пьером Пикардийцем, участвовавшим в 1666 году в походе Франсуа Олоне на Маракайбо, Морган изменил первоначальный план и решил повторить «подвиг» Олоне. Его решение поддержали капитаны Адам Брюстер, Джеффри Пеннант, Джон Моррис, Ричард Норман, Эдвард Демпстер и Ричард Добсон.

Корабли пересекли Карибское море с севера на юг и, миновав остров Кюрасао, подошли к Арубе. Здесь экипажи выторговали у местных индейцев овец и коз, затем, после двухдневной стоянки, под покровом ночи тихо снялись с якорей. На другой день в полдень флотилия вошла в Венесуэльский залив. Чтобы испанские дозорные не обнаружили их раньше времени, суда остановились на значительном удалении от сторожевой башни, а вечером продолжили путь. На рассвете 9 марта (по григорианскому календарю) они подошли к трем островкам, окруженным обширными песчаными мелями; эта естественная преграда затрудняла вход в озеро Маракайбо.

Извилистый и мелкий пролив, проходивший между островами Сапара и Сан-Карлос, был весьма сложен и опасен для прохода судов. На восточном берегу острова Сан-Карлос флибустьеры неожиданно увидели форт, возведенный испанцами после французского набега 1666 года. Согласно испанским источникам, это укрепление было хорошо обеспечено провиантом и военным снаряжением. Однако защищала его лишь горстка людей: комендант и восемь солдат.

Мелководье не позволило пиратам подвести суда к берегу, и они спустили на воду шлюпки и каноэ. Заметив приближение неприятеля, испанцы открыли по нему огонь из пушек. Поскольку Морган не знал, сколь малочисленны силы защитников форта, он не решился бросить своих людей на штурм, ограничившись осадой Ла-Барры. В ту же ночь, взорвав часть укреплений, испанские солдаты бежали на лодке в город.

Эксквемелин сообщает, что, заняв форт, флибустьеры «очень удивились, никого не обнаружив в столь укрепленном месте. Они подбежали к погребу, еще полному порохом, и увидели, что огонь от зажженных фитилей подбирается по пороховым дорожкам и горит на расстоянии дюйма от большой кучи пороха. Так что промедли они хоть одно мгновение — и крепость взлетела бы на воздух вместе с теми, кто ее захватил. Морган приказал немедленно вытащить порох из крепости и подорвать крепостные стены, а все пушки бросить в кучу. В крепости было шестнадцать пушек (по данным Моргана, одиннадцать пушек. — В. Г.), стрелявших восьми-, двенадцати- и двадцатичетырехфунтовыми ядрами, шестьдесят мушкетов и боевых припасов в должной пропорции. Пушки были сброшены со стен, а лафеты сожжены».

На рассвете следующего дня флибустьеры разделили захваченный провиант и переправили на адмиральский корабль «Лилли» несколько трофейных пушек и бочонков пороха. Остальные пушки заклепали и зарыли на пляже. Вслед за этим, погрузившись на малые суда и каноэ, корсары двинулись через мелководный залив Табласо к Маракайбо. До города, лежавшего на западной стороне пролива, было примерно 20 миль.

Описывая Маракайбо, автор «Пиратов Америки» отмечал: «Вид у него довольно приятный, потому что все дома выстроены вдоль берега и удачно расположены. Город густо заселен. Вместе с рабами в нем три или четыре тысячи жителей… В городе есть церковь, четыре монастыря и госпиталь. Управляется город вице-губернатором, который подчинен губернатору Каракаса и входит в провинцию Каракас. Тамошние торговцы промышляют кожами и салом. У жителей много скота, а их плантации лежат милях в тридцати от Маракайбо, близ большого селения, которое называется Гибралтар (Сан-Антонио-де-Гибралтар. — В. Г.). Эти плантации дают много какао и различные овощи и плоды, которыми снабжают город Маракайбо… Каждый день из Гибралтара в Маракайбо отправляются барки, груженные лимонами, апельсинами, дынями и прочей снедью. В Маракайбо их нагружают мясом. В Гибралтаре нет ни коров, ни овец. Перед городом Маракайбо расположена прекрасная гавань, и там можно построить сколько хочешь кораблей…»

Солдаты, бежавшие из форта Ла-Барра, предупредили жителей о приближении неприятеля. Капитан Хуан Санчес Воррего, управлявший городом, тут же велел барабанщикам бить сигнал тревоги. Раздались крики «к оружию!». Но на этот призыв откликнулись лишь 12 человек — маловато для города, в котором проживали 400 семей. Остальные, прихватив с собой самые ценные вещи, бросились в окрестные леса и горы.

Капитан предпринял еще одну попытку организовать сопротивление. Проклиная трусов и паникеров, он объявил, что все жители должны стать под знамена со своим оружием «под страхом лишения жизни как предателей королевства». Увы, результат был тот же. Никто не желал повторения кошмара 1666 года. В конце концов город покинули все, включая Сан-чеса Воррего и его солдат.

Спустя сутки после падения форта Ла-Барра, не встретив ни малейшего сопротивления, люди Моргана вступили в опустевший город. Обыск домов показал, что в них остались только немощные старики и старухи, не успевшие или не сумевшие по состоянию здоровья уйти в лес.

Когда флибустьеры убедились, что в Маракайбо им никто не угрожает, они разместились в богатых особняках на главной площади, а в кафедральном соборе устроили гауптвахту.

«В тот день, когда пираты вошли в город, сотня этих разбойников решила отправиться за добычей и пленниками, — рассказывает Эксквемелин. — На следующий вечер они вернулись, ведя за собой пятьдесят мулов, навьюченных добром, и около тридцати пленных: были среди них и мужчины, и женщины, и дети, и рабы. Как обычно, их стали терзать, пытаясь узнать, куда скрылось население города. Одних просто истязали и били; другим устраивали пытки святого Андрея, загоняя горящие фитили между пальцами рук и ног; третьим завязывали веревку вокруг шеи, так что глаза у них вылезали на лоб и становились словно куриные яйца. Кто вообще не желал говорить, того забивали до смерти… Пытки продолжались три недели. Одновременно пираты совершали ежедневные набеги в окрестности города и всегда приносили большую добычу… После того как пираты выявили сотню богатейших семейств Маракайбо и разграбили все их имущество, Морган решил отправиться в Гибралтар. Впопыхах снарядили корабли и доставили на них добычу и пленников; затем подняли якоря и взяли курс на Гибралтар… Несколько пленников высадили на берег и послали в Гибралтар, заставив их от имени Моргана потребовать сдачи города».

Когда флибустьеры подошли к Гибралтару, испанцы открыли по ним огонь из тяжелых пушек. Этот отпор лишь раззадорил англичан: они решили, что «там, где крепко защищаются, наверняка много добычи, ну а сахар всегда подсластит и кислую кашу».

Испанские документы не дают подробного описания набега англичан на Гибралтар, поэтому вновь предоставим слово Эксквемелину:

«На следующий день, рано-рано утром, пираты сошли на берег и избрали не самый прямой и короткий путь, а по предложению одного француза, который уже бывал здесь и хорошо знал эти места, пошли по другой, лесной дороге; это давало им возможность напасть на Гибралтар с возвышенности и с тыла. Но часть пиратов все же двинулась главным путем, чтобы у испанцев создалось впечатление, будто именно отсюда готовится на них удар. Однако такие предосторожности были ни к чему: испанцы хорошо помнили, что произошло два года назад (в действительности три года назад. — В. Г.) при налете французов, и предпочли добровольно покинуть эти места, чтобы снова не подставлять свои шеи под топор. На дороге, по которой испанцы отходили, они соорудили несколько засад… Крепостные орудия испанцы заклепали, а порох увезли.

В городе пираты не встретили никого, остался там лишь один придурковатый испанец. Когда его спросили, куда же ушли все жители, он ответил, что не знает, потому что их об этом не спрашивал, когда они удирали. Затем пираты спросили его, знает ли он, где тут поблизости плантации. Он сказал, что за всю свою жизнь был только на двадцати плантациях. На вопрос, не знает ли он, где хранилось в церкви золото и серебро, он ответил “да” и привел их в алтарь. “Здесь, — сказал он, — я видел все церковное золото и серебро, но где оно теперь, этого я не знаю”. Больше от него ничего нельзя было добиться, и тогда его связали и стали избивать. На это простодушный человек вскричал: “Не трогайте меня, я покажу вам мой дом и все мое золото и добро!” Пираты решили, что голова у него исправно работает и что он только притворяется дураком. Его освободили, и он привел пиратов к своей хижине, где закопал несколько глиняных мисок, деревянных тарелок и прочую рухлядь, а также три пиастра. Пираты спросили, как его зовут, и он ответил: “Я дон Себастьян Санчес, брат губернатора Маракайбо”. Тогда пираты снова стали пытать его, бить и калечить, и вскоре все его тело сочилось кровью. Он просил его отпустить и пообещал привести пиратов к своему инхенио, где у него хранится все имущество и живут его рабы. Когда его развязали, он уже не мог ходить, его посадили в седло. Но стоило им войти в лес, как бедняга сказал, что у него нет инхенио и вообще нет ничего и что живет он в лечебнице, — потом пираты сами убедились в этом. Его снова связали, избили, нацепили на руки и на ноги камни, взяли пальмовые листья, подожгли и сунули прямо в лицо, так что он потерял человеческий образ, и снова стали бить. Он терпел эти мучения еще с полчаса, а затем испустил дух… В этот же день партия пиратов привела какого-то бедняка с двумя дочерьми. На следующее утро пираты вышли с ним из города и потребовали привести туда, где прятались остальные; однако испанцы, заметив пиратов, тотчас же уходили дальше в лес… Этот бедняга не мог найти ни одного человека; пираты же думали, что он их намеренно водит вокруг да около, и в ярости повесили его на дереве, хотя несчастный умолял сохранить ему жизнь. Потом пираты разделились и принялись искать людей в окрестностях города… Наконец удалось поймать одного нефа; ему пообещали, что возьмут с собой на Ямайку и, если добыча будет найдена, дадут ему столько денег, сколько он пожелает, а также оденут его в испанское платье. Негру все это пришлось по душе: он сразу же вывел пиратов туда, где скрывались испанцы. Как только пираты захватили несколько человек, они заставили негра убить одного из пленников, чтобы тот не перебежал к испанцам… Пираты ходили с ним целых восемь дней… Всех пленников, захваченных в пути, они принуждали за ними следовать, а награбленное добро везли на мулах. Под конец пираты набрали столько пленных, что не могли уже двигаться дальше; поэтому они решили вернуться в Гибралтар, куда и привели всех, кого им удалось захватить, — мужчин, женщин, детей и рабов. Всех вместе их набралось двести пятьдесят человек.

Когда пираты добрались до места, они стали выпытывать у пленных, не спрятали ли они денег и не знают ли, где их схоронили другие. Всех, кто не хотел признаваться, убивали после ужасных пыток. Особенно досталось одному старому португальцу, человеку лет шестидесяти, про которого неф сказал, что он очень богат. Пираты связали старика и спросили, где у него деньги. Однако тот поклялся всеми святыми, что у него нет ничего, кроме сотни реалов, да и те украл молодой человек, который живет у него; ему не поверили и избили так, что на бедняге не осталось живого места. Поскольку он и после этого не пожелал признаваться, его подвесили за большие пальцы рук и ног к четырем столбам, так что он повис в воздухе примерно в полутора футах над землей. Но и этого было мало: пираты положили ему на ягодицы камни весом в двести фунтов, а потом подожгли пальмовые листья и ими опалили лицо и волосы несчастного. Но, невзирая на тяжкие пытки, он так и не признался, что у него есть деньги. Тогда его освободили и привязали к столбу в той церкви, в которой находился арсенал… Пробыв в оковах дней пять, он подозвал одного дружелюбно настроенного пленника и сказал, что хочет достать денег для выкупа — пятьсот пиастров. Едва пленник сообщил об этом пиратам, как те задали бедняге великую взбучку. Ему сказали, что с него теперь сдерут уже не сотню, а тысячу пиастров, иначе не жить ему на свете. Португалец стал торговаться, настаивая на том, что он человек бедный и торговлей спиртными напитками едва зарабатывал себе на жизнь, но пираты упорно требовали от него тысячу пиастров. А бедняга видел, каким пыткам подвергают испанцев, требуя сказать, где спрятаны деньги. Некоторых подвешивали за половые органы и многократно шпиговали испанскими саблями, а затем истерзанная жертва умирала в муках на глазах мучителей, причем порой несчастные еще жили четыре-пять дней. Других привязывали к деревянному кресту и всовывали между пальцами рук и ног горящие фитили. Некоторых связывали, разводили огонь и совали в огонь ноги, предварительно намазав их салом, так что люди эти тотчас же вспыхивали… Перерезав хозяев, принялись за рабов. Наконец нашелся один раб, который согласился провести пиратов к выходу из лагуны, где стояли корабль и четыре барки, груженные ценными товарами из Маракайбо. Одновременно пиратам удалось отыскать раба, который знал, где прятались губернатор и большая часть женщин Гибралтара… Пираты отрядили человек сто на двух маленьких судах к выходу из лагуны, где стояли корабли, а остальные направились на поиски губернатора. Пленных доставили на суда и на следующий день вышли в путь. Сам Морган с отрядом в триста пятьдесят человек отправился на поиски губернатора, который ушел вверх по реке вглубь страны и там основательно укрепился. Но, узнав от гонца о приближении пиратов, собрал своих людей и ушел в горы по такой узкой дороге, что пройти по ней можно было только гуськом. Кроме того, испанцы сделали на ней засаду, откуда можно было перестрелять всех пиратов, если бы те отважились погнаться за ними.

Но все получилось совсем иначе. Пошел дождь, вода хлынула потоками, и мулы с деньгами и добром, женщины и дети начали тонуть. У пиратов часть оружия стала явно непригодной, порох подмок. Если бы испанцы выделили пятьдесят человек, вооруженных пиками, они без труда перекололи бы всех разбойников… Наконец с большими трудностями пираты перебрались через потоки воды. Испанцы могли бы еще спастись, но женщины и дети так устали, что на них просто жалко было глядеть. Они должны были бежать через лес почти по пояс в воде…»

Через две недели в Гибралтар вернулись суда, ходившие к устью озера; с собой они привели кубинский корабль и четыре барки с пленными, а также с грузом полотна и шелка. В конце концов, проведя в Гибралтаре пять недель, флибустьеры приготовились покинуть это поселение. Перед уходом они послали несколько пленников в лес, чтобы передать скрывавшимся горожанам требование о выкупе. Ответ испанцев был уклончивым: с одной стороны, они сказали, что у них нет денег, а с другой — попросили пиратов подождать, пока они соберут требуемую сумму.

Морган решил, что потерял уже достаточно много времени, и отдал приказ возвращаться в Маракайбо. Забрав рабов и четверых заложников, а остальных отпустив за скромный выкуп, флибустьеры погрузились на свои суда и подняли паруса.