Вернувшись из испанского плена, д'Ожерон снова взял под свое управление Тортугу и Сен-Доменг, после чего предпринял энергичные меры по мобилизации людей и судов для военного похода на Пуэрто-Рико. Его главной целью было спасение остававшихся там французских пленных. Эксквемелин сообщает:

«Ожерон приказал хирургу [Франсуа ла Фаверье] обойти побережье и собрать людей, а сам направился на Тортугу, где на рейде стоял его собственный корабль, и тоже стал собирать народ. Он всем сообщил, что намерен освободить остальных пленников; кроме того, он посулил богатую добычу и возбудил этим страсти. Хирург обошел все места вдоль побережья Эспаньолы, где жили французы, призывая их вызволить товарищей, и также посулил им большую добычу. За короткий срок он собрал довольно много народу».

15 сентября 1673 года сборы были в основном закончены. Среди флибустьеров, присоединившихся к экспедиции д'Ожерона, оказался его старый знакомый капитан Дюмулэн, как раз вернувшийся из крейсерства.

1 октября, находясь в Бастере, д'Ожерон писал Кольберу:

«Монсеньор,

Я возвращаюсь отсюда с пятьюстами людьми на Пуэрто-Рико, чтобы рискнуть всем в надежде вернуть часть наших жителей, из коих многие уже умерли от голода, не получив помощи. Я вас заверяю, монсеньор, что меня самого долгое время считали умершим… и что губернатор Пуэрто-Рико содержал нас в такой строгости, каковую невозможно выразить словами, особенно с тех пор, как он увидел, что нас никто не разыскивает. И я могу вас уверить, что, судя по всему, это и было причиной, почему он собирался всех нас истребить. Испанцы, когда они находят нас менее сильными, чем они, не обращаются с нами более благосклонно ещё и по причине малого количества судов, имеющихся на Тортуге и на прочих островах, но я надеюсь, что король снабдит нас ими. Едва сие предприятие на Пуэрто-Рико будет завершено, я не премину сообщить вам об этом. И поелику оно всецело справедливо и правомочно, я надеюсь, что вы согласитесь с ним, чего я особенно желаю.

(…) После моего возвращения с Пуэрто-Рико, монсеньор, у этого берега оказался небольшой фрегат под командованием капитана Муллена [Дюмулэна], который имел при себе два других небольших испанских фрегата водоизмещением от двадцати пяти до тридцати тонн. Хотя пленные дали ясно понять, что оба фрегата атаковали названного капитана Муллена с приказом не давать пощады экипажу и отвезти капитана в Гавану, дабы там его повесить, что вместо захвата его они сами были захвачены им и что небольшая часть продуктов, находившаяся в трюме, была уже съедена экипажем, я велел, тем не менее, наложить арест на продукты, а судам служить мне для моей экспедиции на Пуэрто-Рико».

Получив это письмо, Кольбер тут же передал его содержание Людовику XIV. 20 января 1674 года, находясь в Сен-Жермене, Кольбер написал губернатору Тортуги ответное письмо:

«Месье,

Король был рад узнать из письма, которое вы написали мне первого октября, о вашем возвращении на Тортугу после того, как вы вырвались из рук испанцев, и о принятом вами решении вернуться на Пуэрто-Рико с пятьюстами людьми с Берега Сен-Доменг, чтобы забрать тех, кто остался на этом острове после кораблекрушения "Л'Экюэля". Его Величество с нетерпением ждет новостей об успехе вашего предприятия, и он не сомневается, что, проявив присущие вам усердие и опыт, вы примете все меры и необходимые предосторожности, чтобы добиться успеха в проекте, который вы осуществляете для блага его службы и освобождения его подданных.

Вест-Индская компания незамедлительно отправит оружие и боеприпасы на Берег Сен-Доменг, так что Его Величество надеется, что с этой помощью его подданные, которые там поселились, будут иметь возможность себя защитить, а также атаковать повсюду тех, кто захочет лишить их спокойствия».

Экспедицию на Пуэрто-Рико д'Ожерон снарядил в то время, когда в Вест-Индии еще не завершился сезон ураганов. Тем не менее 7 октября 1673 года корабли получили приказ сняться с якорей и следовать вдоль северного побережья Сен-Доменга на восток. Но тут погода резко испортилась. Позже в отчете, датированном 12 апреля 1674 года, губернатор Тортуги написал:

«В день нашего отбытия налетел ураган, который принудил нас остановиться там, где, к великому счастью для нас, нам удалось не потерять ни одного из наших малых судов.

Спустя два дня мы были в состоянии снова выйти в море, и мы возобновили наше плавание. Нам сопутствовали весьма благоприятные ветры до Монте-Кристо, что в тридцати лье, но на переходе от Монте-Кристо до Саманы мы встретили столь противные ветры и течения, что мое судно, которое было самым лучшим парусником, добиралось туда около месяца, хотя идти туда было лишь пятьдесят лье.

Как только я прибыл в Саману, я отправился к Ла-Гонаде [Агуаде], находящейся на западном берегу Портерика, не так для переговоров с испанцами, как для выяснения, не было ли там голландских каперов, которые могли бы нас полностью переиграть. И это то, чего я опасался более всего, поелику у нас на наших небольших судах не было ни одного орудия. Мы говорили с людьми из Ла-Гонада, и они сказали, что у губернатора не было никакого иного намерения, кроме как вернуть французов, и что он приказал отсылать в город Портерик (Сан-Хуан. — В.Г.) те суда, которые придут за ними. Из этого мы заключили, что губернатор хотел потянуть время, поскольку мы не могли добраться до Портерика, хотя он и лежал всего лишь в 24 лье к западу, в наветренной стороне, пока дули сильные ветры.

Через четыре часа после выхода из Ла-Гонада поднялся столь необычайно сильный ветер с северо-востока, на другой день — такой сильный ветер с севера, что он сорвал все наши паруса и… мы уже думали, что все погибнем. Мы имели тогда полную луну и… мы были не в состоянии выйти в море до 3-ти следующей луны.

Так как нам не удалось запастись мясом в Самане, наша провизия была почти полностью израсходована К тому же прошло почти два месяца с тех пор, как мы покинули Тортугу, когда я купил на побережье Сен-Доменга всё, что удалось найти. Мы не могли себе представить, что будем более трех недель или целый месяц добираться до Портерика, а это обычно то время, которое мы привыкли затрачивать. При такой нужде в продуктах мы разделили все, что у нас оставалось, и снова вышли в море. Но порывы ветра стали такими сильными, что половина нашей небольшой флотилии была вынуждена повернуть назад. И мы неделю сражались с морем, чтобы достичь западного побережья Портерика, на что обыкновенно тратилось два дня.

Прибыв с двумя судами, мы сформировали батальон из примерно 300 человек. Мы провели два дня на суше и взяли пленных, которые обещали нам дать мясо за деньги и уведомить губернатора Портерика о нашем намерении забрать наших французов с собой, и нам сказали, что в ожидании новостей мы можем охотиться, чтобы добыть себе пропитание. Третьего дня, видя, что они не держат данного нам слова и не приносят нам никакого продовольствия, стоимость которого мы вместе согласовали, мы прошли оттуда на два лье, чтобы найти его. Но на обратном пути они устроили засаду на наших охотников и убили семнадцать человек. Я могу вас уверить, что это не было оставлено без наказания и что их было убито в два раза больше.

Находясь по возвращении на берегу моря, я хотел вернуться на то место, где мы были атакованы, но обнаружил там столько препятствий, что не смог исполнить свое намерение. Я учитывал также, что, поскольку не было возможности жить там, не охотясь, испанцы могли каждый день устраивать нам засады, ибо для удачной охоты необходимо было, чтобы охотники отдалялись друг от друга, не имея потом возможности ни собраться вместе, ни сформировать два батальона. Я боялся, кроме того, чтобы в течение [моего] столь длительного отсутствия президент Санто-Доминго не предпринял какие-то экспедиции против Леогана, который является главным поселением Берега Сен-Доменг, принимая во внимание ту большую дорогу, которую он заставил проложить, пока мы находились на Портерике, и которая проходит в 5 лье от Леогана…

Эти мотивы заставили меня решиться спешно вернуться на Тортугу, куда я и прибыл четвертого дня после праздников Рождества (то есть 29 декабря 1673 года. — В.Г.). В то же самое время испанцы вторглись в селение Кап, расположенное в двенадцати лье в наветренную сторону от Тортуги, убив двух человек и уйдя безнаказанно. Потом я оставил Тортугу. Я перебрался жить на побережье Сен-Доменга, в поселение Леоган, которое наиболее открыто и находится в наибольшей опасности…

Не могу ничего добавить относительно того разочарования, которое я испытал, не сумев добиться успеха, когда покинул Тортугу. Мое намерение состояло в том, чтобы идти прямо к Сан-Ильяре-де-ла-Ресив [Аресибо], где были поселены наши французы, и в восьми лье оттуда, дабы вырвать их из плена, в котором они находились. Это для нас было бы очень легко, если бы погода нам благоприятствовала. Но так как мы выдержали два норда, которые не позволили нам стать на якорь в Сан-Ильяре и которые бросали нас борт на борт, мы опасались, что третий шквал выбросит нас на берег Портерика, особенно по причине того, что мы не имели ни добрых снастей, ни хороших якорей, ни хороших парусов… да к тому же и продовольствия стало не хватать.

У нас был один проводник, который обещал нам взять город, если бы мы смогли прибыть туда при благоприятной погоде. Но для этого нужно было, чтобы месье де Баас отправил один или два сильных корабля — это то, на что я, безусловно, мог надеяться, ибо несколько раз писал ему…».

Сьёр де Баас не имел намерения отправлять в Сан-Хуан военные фрегаты. Он ограничился тем, что послал туда сьёра Гросбуа с заданием договориться о выкупе за пленных французов. 8 февраля 1674 года в письме министру Кольберу де Баас писал:

«Монсеньор… после отправки вам моего последнего письма сьёр Гросбуа прибыл с острова Пуэрто-Рико, куда я его посылал. Он привез письмо испанского губернатора — то, которое я вам отправляю в виде оригинала с проектом с их стороны, что они готовы освободить всех французских солдат и матросов, удержав лишь офицеров, коих они хотят сохранить для гарантии того, что им будет заплачено. Подумайте, монсеньор, стоит ли этому верить, ибо господин Гросбуа подтвердил обратное, который, впрочем, имел строгий приказ забрать всех людей, коих ему захотят отдать. Он сказал, к тому же, что, получив сей отказ, он отправился оттуда в Саману, полагая, что найдет там господина д'Ожерона, к которому он должен был присоединиться, дабы служить при реализации проекта по высадке на Пуэрто-Рико с целью увода оттуда наших людей, но он [д'Ожерон] передал ему через одного французского буканьера, что предприятие провалилось, хотя господин д'Ожерон и высадился на Пуэрто-Рико с 700 людьми, коих он посадил на суда. Но у него закончилось продовольствие, и он снова погрузился на суда после потери некоторых наших из своего отряда, возвращавшихся с охоты, куда он их послал, и встретивших испанскую засаду, которая обратила их в бегство…»

Согласно испанским данным, губернатор Пуэрто-Рико дон Гаспар де Артеага велел казнить сорок пленных французов, содержавшихся под стражей в городке Сан-Херман, а остальных использовал на каторжных работах.

Потеря примерно трех сотен боеспособных мужчин, оказавшихся в испанском плену на Пуэрто-Рико, представляла серьезную потерю для Тортуги и Сен-Доменга; колония лишилась от 10 и 15% своих людей. Слабым утешением для д'Ожерона стало известие, что в октябре 1673 года Испания, союзница Голландии, объявила войну Франции. Теперь губернатор мог открыто поощрять походы флибустьеров против испанцев. Проблема заключалась лишь в том, где найти необходимое количество людей и кораблей. Хотя Сен-Доменг и Тортуга располагали несколькими опытными капитанами, такими как Гасконец и Дюмулэн, французы испытывали острую нехватку в моряках.

Осенью 1674 года д'Ожерон дал официальное разрешение на снаряжение флага, который должен был объединить почти все суда корсаров Тортуги и Сен-Доменга. Приглашения присоединиться к готовившейся экспедиции были отправлены и на Ямайку. Маркиз де Ментенон, возвращаясь из крейсерства к берегам Никарагуа, специально зашел в Порт-Ройял, чтобы передать английским флибустьерам предложение губернатора Тортуги, а заодно продать там свой испанский приз. Ямайский губернатор сэр Томас Линч встретил маркиза весьма любезно, но не разрешил ему ни сбыть его трофей, ни вести агитацию среди ямайских моряков. «Свой военный корабль он отправил на Мартинику, — писал Линч 20 ноября 1674 года, — а свой приз — на Тортугу, ибо я не разрешил подданным короля купить его».

Один из французов сообщил ямайскому губернатору, что д'Ожерон, по всей видимости, накапливает силы для похода на венесуэльский порт Ла-Гуайру и что уже собрано от 500 до 600 человек (половина из них — англичане) и от 6 до 8 судов.

Из других источников известно, что на Тортугу и Сен-Доменг в это время сбежали капитаны Спрингер, Невилл, Моррис и Беннет, а также около 300 английских пиратов.

Хотя Линч полагал, что флибустьеры отправятся в поход на Ла-Гуайру, в действительности экспедиции должна была еще раз попытаться освободить французов, томившихся в испанском плену на Пуэрто-Рико. В апреле 1675 года д'Ожерон назначил ее руководителем Пьера-Поля Тарэна де Кюсси, родственника губернатора Канады графа де Фронтеньяка.

17 мая того же года секретарь Совета Ямайки Питер Бекфорд писал сэру Джозефу Уильямсону, что с Тортуги пришло известие о формировании французами флотилии «для нападении на какой-то значительный испанский город».

В июне сьёр де Кюсси прибыл на Ямайку в компании с английским флибустьером Джоном Спрингером. Они вели переговоры с вице-губернатором острова сэром Генри Морганом и его шурином Робертом Биндлоссом, надеясь, что те поддержат их экспедицию на Пуэрто-Рико. Поскольку некоторые английские капитаны, снабженные французскими каперскими грамотами, хотели приводить захваченные испанские суда не на Тортугу, а в Порт-Ройял, 5 августа 1675 года д'Ожерон отправил на Ямайку специальную доверенность Роберту Биндлоссу, разрешив ему быть его специальным уполномоченным по призам (Биндлосс должен был забирать из добычи приватиров 10% ее стоимости в пользу французского короля).

Между тем очередной поход на Пуэрто-Рико потерпел фиаско. Капитан Джон Моррис был убит. Три других английских капитана ушли к побережью Южной Америки и там, в районе Картахены, захватили несколько испанских призов. На Сен-Доменге они объявились в ноябре. Через месяц сьёр де Кюсси, капитан Спрингер и часть англичан перебрались на Ямайку, где Морган оказал им хороший прием.

Что касается д'Ожерона, то дни его губернаторства подходили к концу. Еще в январе 1674 года король Людовик XIV разрешил ему вернуться во Францию, о чем он сообщил ему в письме, написанном в Сен-Жермене:

«Месье д'Ожерон,

Сьёр Кольбер доложил мне о содержании вашего письма от первого октября. И поелику он рассказал вам о моих намерениях… то я удовольствуюсь только тем, что сообщу вам о том разрешении, которое вы просите относительно возвращения во Францию, дабы навести порядок в ваших домашних делах; так вот, я его охотно вам даю, не сомневаясь, что вы примите все необходимые меры предосторожности, дабы во время вашего отсутствия не было нанесено никакого ущерба благу моей службы и безопасности моих подданных, которые проживут на названном острове [Тортуга] и на Берегу Сен-Доменг, управление коими я вам доверил».

Собираясь посетить метрополию, д'Ожерон хотел не только привести в порядок домашние дела, но и предложить правительству ряд новых колониальных проектов (включая завоевание испанской части Эспаньолы). Для их реализации нужны были деньги и припасы, однако банкротство Вест-Индской компании поставило на проектах д'Ожерона жирный крест.

Специальная комиссия для проверки финансового состояния компании была назначена королем в начале 1673 года. Из-за бюрократических проволочек дело продвигалось вперед медленно, и только к 21 февраля 1674 года комиссии удалось подготовить рапорт, который буквально ошеломил двор. Балансовый отчет показал дефицит в 3 328 553 ливра. Наибольшие потери понес сам король. Чуть больше миллиона ливров из имущества компании он сразу же распределил между ее пайщиками. Рассчитавшись, таким образом, с инвесторами, Людовик объявил, что отныне все колонии за океаном — собственность короны. Голландские «толстосумы» немедленно предложили за них 24 млн ливров, в то время как они стоили Франции 6 млн ливров, но это предложение было отвергнуто по политическим соображениям В декабре 1674 года был издан королевский эдикт, по которому Вест-Индская компания официально ликвидировалась, а Французские Антилы переходили под власть короля.

Д'Ожерон уехал во Францию в конце 1675 года. В Париж он прибыл уже больной. Увы, ему так и не удалось изложить королю и Кольберу свои колониальные проекты. 31 января 1676 года д'Ожерон умер, не оставив своим наследникам ничего, кроме долгов.

Один из памятников, напоминающих жестокую эпопею флибустьерства и колониальных захватов, находится в церкви Сан-Северин в Париже, Слева от входа, над кропильницей, установлена небольшая доска с надписью:

«В последний день января 1676 года в приходе церкви Святого Северина, на улице Масон-Сорбонн, умер Бертран д'Ожерон, г-н де ла Буэр из Жалье, который между 1664 и 1665 годами заложил основы гражданского общества и религии в среде флибустьеров и буканьеров островов Тортуга и Сен-Доменг. Тем самым он неведомыми путями провидения подготовил судьбы Республики Гаити».

Эту доску установили в октябре 1864 года благодаря стараниям Пьера Маргри, заместителя директора Архива флота и колоний.