В начале сентября 1664 года Рок Бразилец появился на внешнем рейде Порт-Ройяла с двумя призовыми кораблями — баркой и галеоном — и попросил у губернатора разрешение войти в гавань, чтобы, реализовав часть награбленных товаров, расплатиться с кредиторами. Хотя Модифорд не дал ему никаких гарантий, пират через несколько дней все же вошел во внутреннюю гавань, где оба судна были неожиданно задержаны военным фрегатом, а находившиеся на их борту товары описаны и перенесены солдатами на королевские склады.

— Призы незаконны, — объявил главный судья Ямайки сэр Джеймс Модифорд, брат губернатора. — Они будут проданы в интересах испанского собственника, когда последний заявит на них свои претензии.

Сказать, что флибустьеры остались недовольны действиями местной администрации, значило бы погрешить против истины. Нет, они были не просто недовольны. Их обуяли гнев и возмущение.

В одну из темных безлунных ночей Бразилец и его сообщники — примерно полтора десятка человек — проникли на королевские склады, оглушили вымбовкой часового и унесли с собой то, что считали своей законной добычей. Возможно, впопыхах они прихватили и кое-что, ранее им не принадлежавшее, но когда кругом кромешная тьма, не мудрено и ошибиться.

После проведения этой рискованной операции разбойники укрылись в тайных притонах на окраине Порт-Ройяла и две недели отсиживались там, не желая лишний раз попадаться на глаза ищейкам губернатора. Впрочем, страхи их оказались напрасными. В городе, половину жителей которого составляли уголовные элементы, искать похитителей было всё равно, что искать оброненную жемчужину на дне Карибского моря. Вместо того чтобы заниматься поисками истинных виновников ограбления, власти арестовали и бросили в тюрьму первых попавшихся четырнадцать мошенников. Они были одеты в рваньё и имели физиономии висельников — этого было достаточно, чтобы предъявить им обвинение в любом нераскрытом преступлении.

Убедившись, что гроза миновала, Бразилец и его люда выползли из укрытий, и вскоре вести об их оргиях разнеслись по всему Порт-Ройялу. Некоторые из них умудрялись за ночь прокутить две-три тысячи песо, так что к утру, по рассказам очевидцев, у них не оставалось даже рубашки на теле. Однако это мало их беспокоило. Они занимали деньги у своих менее расточительных товарищей или у трактирщиков и продолжали пить и развратничать до тех пор, пока кого-нибудь из них не продавали за долги в рабство.

Капитан Рок не отставал от своих компаньонов. Один из его соотечественников оставил для потомков весьма примечательную характеристику этого флибустьера: «Он был груб, неотесан и вел себя словно бешеная Фурия. Когда он напивался, то как безумный носился по городу и немало перекалечил людей, которым довелось попасть ему под руку. Никто не осмеливался ему ни в чем перечить, только за глаза говорили, что он дурной человек».

В январе 1665 года в жизни Рока Бразильца произошло важное событие — на него обратил внимание общепризнанный лидер флибустьеров Ямайки Эдвард Мансфельдт. «Генерал» пиратской флотилии был голландцем, уроженцем острова Кюрасао. Несмотря на формальный запрет губернатора предпринимать враждебные акции против испанцев, он в тайне начал готовить экспедицию к берегам Центральной Америки и во время этих приготовлений связался через своего агента с Бразильцем. Последний поддержал замысел «генерала». Почти все деньги, добытые им в предыдущем походе, были спущены в злачных заведениях пиратской столицы, и поэтому он готов был снова выйти в море за добычей.

— Я знаю, что губернатор отобрал у вас корабль, — сказал Мансфельдт. — Если хотите, я одолжу вам «Американку» — одну из своих бригантин. Стоимость аренды оплатите после похода.

— Сэр!

— Не надо благодарностей, — лениво остановил Бразильца «генерал».

В начале февраля пиратские корабли, до этого стоявшие в ямайских гаванях, а также у островов Хардинес-де-ла-Рейна, собрались в бухте Блуфилд. Здесь Мансфельдт стал держать совет, что же лучше предпринять, дабы добиться успеха. Сам он предложил отправиться к побережью Никарагуа или Коста-Рики, проникнуть на каноэ в глубь материка и захватить какой-нибудь богатый испанский город — Гранаду или Картаго.

Предложение «генерала» сначала было одобрено всеми капитанами и офицерами, а затем и рядовыми пиратами, и 5 февраля флотилия, насчитывавшая семь больших кораблей и семь барок, снялась с якорей. В море к ней присоединились еще две барки, так что общая численность пиратских судов достигла шестнадцати. На борту их находилось восемьсот пятьдесят головорезов.

В середине апреля, оставив близ Пунта-дель-Торо семь больших кораблей, флибустьеры на девяти барках вошли в мелководную гавань Эль-Портете, что на побережье Коста-Рики, и, высадив десант из пятисот человек, напали на деревню Матина. Взяв в плен тридцать пять индейцев, они отправились к селению Турриальба, откуда хотели осуществить набег на главный город провинции — Картаго. Но губернатор Коста-Рики дон Хуан Лопес де ла Флор, заблаговременно предупрежденный неизвестным лицом с Ямайкио планах флибустьеров, мобилизовал все имевшиеся в его распоряжении силы — примерно шестьсот испанцев, метисов и индейцев — и двинул их навстречу пиратам, которые, не отважившись вступить с ними в сражение в незнакомой, окруженной джунглями местности, поспешно ретировались к побережью.

Рок Бразилец был крайне раздосадован этой неудачей и, свалив всю вину на Мансфельдта и других капитанов, отделился от них и вернулся на «Американке» в Порт-Ройял.

— Мы предпримем самостоятельный поход, — сказал он своим людям. — У меня есть человек, который подскажет, где можно захватить хорошую добычу.

Действительно ли у Бразильца был свой осведомитель или он блефовал — этого никто, конечно, не знал. Командиру верили на слово; если бы он обманул своих корабельных товарищей и обман каким-то образом раскрылся, с ним не стали бы церемониться — Бразилец слетел бы с капитанской должности как шляпа, сорванная ветром с головы прохожего.

Однажды — а это было в самом начале мая — капитан собрал своих компаньонов на борту бригантины и сообщил, что у него имеются достовернее сведения о скором прибытии в Кампече флотилии торговых судов из Картахены и Маракайбо, которую будут охранять лишь два фрегата из армады де Барловенто.

— Ориентировочная дата их появления в Кампече — середина июня, — добавил он. — Если мы успеем до конца этого месяца подготовить «Американку» к плаванию, достанем провиант и порох, то что помешает нам попытать счастья у берегов Юкатана?

— А как на это посмотрит Модифорд? — проворчал Оливье Обри.

— Сейчас идет война с Голландией, — сказал вожак. — Я нанесу визит сэру Томасу и попрошу у него каперское свидетельство против голландцев. Пусть думает, что мы решили покончить с флибустьерским прошлым и горим желанием служить королю Чарлзу.

— Ловко придумано, — хмыкнул Буйвол. — Но поверит ли нам Модифорд?

— Поверит или не поверит — какая разница? Ему нужны люди для участия в войне против Голландии, и он должен будет сделать вид, что верит нам.

— Когда ты думаешь пойти к губернатору? — спросил у Бразильца квартирмейстер.

— В четверг.

— Одного мы тебя туда не пустим, — сказал штурман. — Я видел в городе людей Каймана Пэрри.

— Плевать я хотел на Пэрри и его мерзавцев, — презрительно процедил главарь.

— И все-таки на этот раз тебя будут сопровождать наши ребята, — твердо заявил Весельчак Томми. — Пойду я, и пойдет Железнобокий.

— Можно и мне присоединиться к вам? — спросил Лоренсо Секейра.

Возражений не последовало.

Аудиенция у губернатора Модифорда прошла успешно. Сэр Томас был несказанно рад, что нашелся еще один капитан флибустьеров, пожелавший сразиться с голландцами во славу оружия короля Великобритании.

— Несколько ваших собратьев месяц назад уже отправились в составе флота сэра Эдварда Моргана против голландцев, владеющих колониями на некоторых из Подветренных островов. Нет ли у вас желания присоединиться к ним?

— Ваше превосходительство, я частное лицо, имеющее в своем распоряжении лишь небольшой парусник да тридцать человек команды. Мы можем с успехом вести борьбу против голландских торговых судов, но бои на суше — это не наша стихия. Думаю, полковник Морган добьется на Карибских островах победы и без нашей помощи. Мы же как следует пощиплем голландских купчишек в открытом море.

— Что ж, желаю удачи, капитан.

— Благодарю, ваше превосходительство! — Рок взмахнул шляпой, отвесил низкий поклон и, придерживая рукой шпагу, болтавшуюся на широкой парчовой перевязи, быстрым шагом покинул резиденцию губернатора.

На улице его поджидали Весельчак Томми, Железнобокий и Лоренсо.

— Ну, как? — сгорая от любопытства, поинтересовался штурман.

— Сэр Томас был любезен, — ответил Бразилец.

— Выдал свидетельство?

— Конечно. Всё чин чином, и печать на месте.

— За это надо выпить, — предложил квартирмейстер. — Предлагаю бросить якорь в «Зеленой попугае». Там сейчас должны находиться Касик, Том-Гром, Обри и Пузатый Якоб.

— Отличная идея, — кивнул капитан. — Гребем туда!

Стуча каблуками по пыльной мостовой, флибустьеры направились к трактиру «Зеленый попугай» — гнусному и развратному месту паломничества моряков, карточных шулеров, воров и проституток. Дорога заняла у них не более десяти минут. Когда они подошли к крыльцу, в трактире послышались истошные крики и выстрелы. Дубовая дверь, обитая железными листами, неожиданно с треском распахнулась, и на порог вывалился согнутый в три погибели Пузатый Якоб. Он напоминал питекантропа, вылезшего из пещеры после битвы с саблезубым тигром. Руки его, прижатые к животу, были испачканы кровью.

— Эй, что случилось? — воскликнул Бразилец, подбегая к раненому.

— Кайман Пэрри… Он достал меня, — с мучительным видом прохрипел Якоб и, потеряв равновесие, кубарем покатился с крыльца вниз. Глаза его были устремлены на корабельных товарищей, но последняя искра жизни уже догорала в них.

Капитан дико взревел, выхватил из-за пояса пистолет, а из ножен шпагу и сломя голову бросился в дверной проем; штурман, квартирмейстер и Секейра последовали за ним.

В трактире творилось что-то невообразимое. В клубах табачного и порохового дыма мелькали разгоряченные, искаженные злобой лица, слышались проклятия, стоны, звон клинков и битой посуды, треск ломающейся мебели и одиночные пистолетные выстрелы.

— Кайман, где ты?! — потрясая шпагой, заорал Бразилец. — Отзовись! Я пришел, чтобы убить тебя!

— Я здесь! — послышался голос Пэрри, и в следующее мгновение капитан «Морской чайки» вырос перед капитаном «Американки» с обнаженным тесаком в руке.

Их клинки скрестились, рассыпая вокруг искры.

Тем временем Весельчак Томми набросился на оружейного мастера Джо Фентона — ближайшего сподвижника Каймана.

— Кто тут свои, а кто чужие? — спросил Секейра у Боулза, хватая его за локоть.

— Наших здесь мало, — ответил квартирмейстер, вертя головой из стороны в сторону. — А чужим может быть всякий, кто выйдет против тебя с оружием в руках.

Заметив, что Касик Сэм исполняет нечто вроде индейского боевого танца сразу с тремя противниками, Железнобокий рванулся к нему на выручку.

Португалец бросился следом за квартирмейстером.

— К ним прибыло подкрепление! — закричал, попятившись, один из людей Каймана. — Братва, уносим ноги!

— Погоди, приятель, — проворчал Боулз, схватив кричавшего за шиворот. — Сначала я вытряхну тебя из твоих штанов!

Размахнувшись, он нанес своему противнику удар эфесом сабли в челюсть. От такого удара бедняга отлетел на добрых десять шагов и свалился под ноги капитану Пэрри. Кайман, выпивший в этот день больше, чем было нужно для его здоровья, оступился, взмахнул руками и на секунду оставил свою грудь без защиты. Бразилец не преминул воспользоваться оплошностью своего противника и с дьявольской усмешкой вонзил в него шпагу по самую рукоятку.

— Победа! — торжественно возвестил он. — Капитан Пэрри сдох!

Обескураженные, совершенно подавленные сообщники Каймана тут же утратили свой воинственный пыл и начали поспешно отступать к выходу из трактира. Здоровенный детина, прикрывавший отход остальных, выхватил последний неиспользованный пистолет и прицелился в голову Железнобокого.

— Осторожней, Джон! — закричал Лоренсо, бросаясь к квартирмейстеру.

Грянул выстрел. Португалец схватился за правое предплечье и, не удержавшись, упал на пол у ног изумленного буканьера.

— Чёрт возьми, ты жив? — Боулз опустился перед ним на одно колено.

— Да, — морщась от пронзительной боли, выдавил из себя Лоренсо. — Но поработать ногами на танцах сегодня уже не смогу…

Квартирмейстер облегченно вздохнул, и на его мокром от пота лице промелькнуло некое подобие улыбки.

— К нашему лекарю я тебя не поведу, — сказал он раненому после некоторых раздумий. — Этот пустоголовый эскулап, не способный отличить малярию от подагры, прописывает всем своим пациентам лишь одно средство — обильные кровопускания. Крови из тебя и так уже вытекло достаточно, поэтому мы отправимся прямиком к моей тетке. Старуха лечит травами и всевозможными снадобьями, и пока еще ни одного больного не свела в могилу.

— Не ведьма ли она? — шутливым тоном спросил Лоренсо, поднимаясь с помощью Боулза на ноги.

— Не знаю. Но на метле она не летает, это точно.

Расставшись с капитаном и другими флибустьерами, отправившимися в церковь св. Екатерины отпевать Пузатого Якоба, Железнобокий и португалец побрели на северо-восточную окраину города, где жили Маргарэт Пикерсгилл и ее молчаливая служанка Глория.

Когда Боулз и Секейра подошли к дому, было время обеда, и хозяйка с Глорией заканчивали накрывать на стол. Первым в узкую дверь протиснулся квартирмейстер, следам за ним — португалец.

— Добрый день, тетушка! — пробасил Железнобокий. — Приветствую и вас, сеньорита.

Глория, не повернув головы в сторону вошедших, молча кивнула. Отрешенное выражение ее лица свидетельствовало о том, что в мыслях она находится сейчас далеко отсюда.

— Знакомьтесь, мой друг и названный брат Лоренсо, — представил своего спутника буканьер.

— Добрый день, сударыни, — промолвил Секейра, чувствуя легкое головокружение.

Услышав голос спутника Железнобокого, Глория вздрогнула, повернулась лицом к двери и… выронила миску с маисовыми лепешками.

— Что с тобой, Глория? — вскинула брови миссис Пикерсгилл. — Какая же ты неловкая!

— Perdoneme por favor, — прошептала девушка, поспешно наклоняясь и собирая рассыпанные по полу лепешки.

— Должно быть, девушка испугалась, увидев кровь на моей одежде, — со смехом предположил Секейра, обращаясь к хозяйке дома.

— Мой друг ранен, — пояснил Боулз. — В «Зеленом попугае» у нас вышла небольшая размолвка с какими-то мошенниками, и, если бы Лоренсо не прикрыл меня, в этой каюте сегодня был бы траур.

Миссис Пикерсгилл несколько секунд пристально всматривалась в смуглое лицо португальца, потом подозвала его к себе:

— Идите сюда, мистер. Я хочу взглянуть на вашу рану.

Тяжело ступая, Секейра покорно приблизился к старой знахарке и позволил ей осмотреть раненую руку.

— Вы слишком нервничаете, мистер Лоренсо, — заметила хозяйка дома. — Успокойтесь, ваша рана не смертельна.

— Правда? Вы уверены? — Голос Секейры слегка дрожал.

— Уверена.

Пока миссис Пикерсгилл возилась с раненым, ее племянник сел на лавку у окна и стал внимательно следить за Глорией. Что-то изменилось в ее облике, движениях, выражении глаз, и он пытался найти этому объяснение. «Может, ей нездоровится? — предположил Железнобокий. — Однако я готов поклясться, что еще минуту назад она выглядела иначе. Да, перемена разительная! Неужели на нее так подействовал вид крови?»

— Глория, — сказала миссис Пикерсгилл, оборачиваясь к служанке, — хватит греметь посудой. Поставь этот котел на стол и принеси из кладовой кусок полотна, таз, два кувшина с водой и красный ящичек.

Поджав губы, девушка молча подчинилась.

— Ну как? — обратился Боулз к тетушке. — Когда мой друг сможет держать шпагу в руке?

— Дня три он не сможет держать этой рукой даже ложку, — ответила хозяйка. — Но время — лучший лекарь. Думаю, недели через две с ним будет все в порядке.

— Приятная новость, особенно если учесть, что через две недели мы снова уходим в море.

После обеда Старый Огарок предложил Секейре остаться в доме миссис Пикерсгилл хотя бы на пару дней; он полагал, что молодому человеку надо отлежаться и восстановить силы.

— Будешь объедаться здесь ананасами, мазаться перуанским бальзамом и принимать внутрь тетушкины отвары, — сказал квартирмейстер. — А если захочешь подышать морским бризом — отсюда до берега не больше ста шагов.

— Спасибо, Джон. Не думал, что ты можешь быть таким… — Лоренсо запнулся, подбирая слова. — Таким отзывчивым и щедрым. По-моему, ты не такой, как другие пираты.

— Ошибаешься, — помрачнел Боулз. — Я такой же, как все — не лучше и не хуже.

— Ты ведь был охотником… Что заставило тебя присоединиться к команде Рока Бразильца?

— Мое богатое воображение. Как-то раз Бразилец посулил мне и моим друзьям добычу, которую можно было легко захватить, и у нас сразу же зарябило в глазах от золота. Он уверял, что приведет нас в райское место, туда, где даже воздух пахнет пиастрами. И мы не устояли. Что поделаешь — дураков везде хватает.

— А эта сеньорита, которая нам прислуживает, — она и есть та пленница, из-за которой ты убил человека?

— Да, она самая.

— Ты не жалеешь, что отдал за нее большие деньги?

— Я жалею лишь о том, что не смог помочь ее матери, — признался квартирмейстер, опуская глаза. — Она была красивой женщиной и заслуживала лучшей участи.

Из груди Лоренсо вырвался сдавленный стон.

— Что с тобой? — На лице Железнобокого появилось тревожное выражение. — Болит рука?

— Ничего, — тяжело перевел дыхание португалец. — Слава богу, уже прошло.

— Наверно, мне не надо было вспоминать о прошлом. Ты ведь тоже потерял близких, как и Глория… У вас похожие судьбы.

— У них не только похожие судьбы, Джон, — подала голос миссис Пикерсгилл, не пропустившая ни слова из того, о чем говорили флибустьеры. — Они еще и внешне очень похожи.

Боулз хлопнул себя ладонью по лбу.

— Ну, конечно! А я все думал, кого ты мне напоминаешь, Лоренсо.

Молодой человек попробовал улыбнуться, но улыбка вышла довольно кислая.

— У людей страдающих одинаковые лица, — промолвил он растерянно. — К тому же я и Глория — одного поля ягоды. Мы имеем общие иберийские корни. Давным-давно, в глубокой древности, на Пиренейском полуострове не было ни испанцев, ни португальцев, а жил один народ — иберийцы.

— Откуда тебе это известно? — удивился буканьер.

— Я изучал историю.

— Джон, — снова вмешалась в разговор миссис Пикерсгилл. — Не изводи парня своими вопросами. Ему надо отдохнуть… Мистер Секейра, — она обратилась к португальцу, — Глория постелит вам в задней комнате. Там ничего нет, кроме дощатой кровати, сделанной еще моим покойным супругом, но ведь вам для отдыха ничего другого, кажись, и не требуется.

Спустя некоторое время португалец вошел в соседнюю комнатушку, находившуюся позади «парадной» комнаты. Глория только что положила на кровать набитый соломой тюфяк и подушку-валик и, поставив на бочонок, служивший столом, кувшин с водой, собиралась уходить; увидев Лоренсо, она побледнела и замерла на месте.

Секейра приставил палец к губам. Прикрыв за собой дверь, он подошел к девушке и порывисто обнял ее.

— Глория…

— Энрике…

Слезы хлынули из ее глаз и, чтобы заглушить рыдания, она уткнулась лицом в плечо Беррео.

— Успокойся, тебя могут услышать, — прошептал Энрике.

— Да, да, — поспешно согласились она, кивая; потом вытащила дрожащими руками платок и начала вытирать слезы. — Как ты нашел меня? И почему ты…

— Об этом после, — перебил ее дон Энрике. — Главное, что я здесь.

— Ты вытащишь меня отсюда?

— Не сомневайся.

— Когда?

— Как только отомщу убийцам твоих родителей и дона Мигеля.

— А если они узнают, кто ты, и убьют тебя? — испугалась Глория.

— Я буду осторожен… — Беррео поцеловал девушку и тут же подтолкнул ее к выходу. — Ступай, твое долгое отсутствие может вызвать подозрения.

Девушка кивнула, взяла с полки склянку розовой воды и коробочку с нюхательным табаком и, махнув Энрике рукой, вернулась в «парадную» комнату.