Флибустьеры, оставшиеся на борту «Американки», ожидали возвращения своих товарищей ровно сутки. Когда забрезжил рассвет второго дня, а каноэ так и не появилось, Железнобокий поднял всю команду на ноги.
— С ними что-то стряслось, — сказал он, вглядываясь в суровые лица окруживших его разбойников. — Нужно идти к Кампече.
— Ты что, Джон? — поежился Оливье Обри. — Там же два военных корабля.
— Мы не будем заходить в гавань и рисковать своими шеями, — пояснил квартирмейстер. — Просто поймаем в море какого-нибудь рыбака и спросим у него, что новенького в городе. Если Бразилец засыпался, об этом наверняка известно всем местным жителям.
Согласившись с мнением Железнобокого, пираты вывели бригантину из Бока-дель-Кабальо и, подняв паруса, пошли на приличном расстоянии от побережья курсом зюйд.
Подозрения Боулза вскоре подтвердились. Двое индейцев — отец и сын, — перехваченные в нескольких милях к северо-западу от Кампече, рассказали флибустьерам обо всем, что произошло в порту днем раньше.
— Ваших друзей отвели в крепость, — закончил свое повествование пожилой индеец. — Люди говорят, что всех их должны повесить.
Разбойники, столпившиеся на палубе, возмущенно зашумели; лишь губы Энрике де Беррео тронула недобрая усмешка, но этого, к счастью для него, никто не заметил.
— Спокойно, ребята! — подняв руку, властно прикрикнул Железнобокий, требуя тишины. — Спокойно! К сожалению, случилось то, что иногда случается с искателями приключений, — игра судьбы. Давайте теперь отпустим этих туземцев и помозгуем, что делать дальше.
Индейцам позволили вернуться в их жалкое каноэ; затем у грот-мачты состоялось короткое совещание.
— На судне осталось пятнадцать человек, — сказал Бэзил Блейк. — Помочь нашим товарищам, угодившим в лапы донов, мы не в состоянии. Да и шататься у здешних берегов с такими малыми силами нет смысла — взять хорошую добычу нам все равно не удастся, а нарваться на неприятности мы можем в любой момент.
— Каково твое предложение? — нетерпеливо спросил Боулз.
— Идти к южному берегу Кубы, на острова Хардинес. Там часто отдыхают пираты с Тортуги и Ямайки, и там легко пополнить команду новыми людьми.
— Предложение Бэзила мне по вкусу, — промолвил квартирмейстер. — Но, возможно, кто-то имеет на сей счет иное мнение…
— А если вернуться на Ямайку? — неуверенно начал Пит Грааф. — Там тоже можно найти немало людей, склонных к перемене мест.
— Вернуться в Порт-Ройял без добычи — значит, стать всеобщим посмешищем, — проворчал Том-Гром. — Нет, я согласен с Бэзилом: нужно идти к островам Хардинес.
— Проголосуем, — сказал Боулз.
Большинство разбойников поддержало предложение, высказанное Бэзилом Блейком, так что первый вопрос повестки дня — о выборе курса — был решен довольно быстро. Вслед за этим начали выбирать капитана. Претендентов на командирскую должность было двое: Джон Боулз и Том-Гром.
— На море и так полно неожиданностей, — заметил выступивший в прениях плотник Дирк Вермеер. — Нe хватает еще, чтобы Том-Гром начал командовать нами.
— Чем тебе не нравится Том? — запальчиво крикнул кто-то из дружков претендента.
— В драке ему нет равных, — пояснил плотник, но он никудышный организатор. В ситуации, где требуется проявить хладнокровие, выдержку и умение вести за собой, Том взрывается как порох и лезет на рожон, пытаясь в одиночку одолеть целую армию.
Доводы Дирка Вермеера показались пиратам убедительными. Кандидатура Тома-Грома была отвергнута, а новым вожаком после непродолжительной дискуссии избрали Джона Боулза.
На ставшее вакантным место квартирмейстера претендовали три кандидата: Бэзил Блейк, Том-Гром и Оливье Обри. У Блейка были неплохие шансы, однако его чрезмерное пристрастие к рому и драгоценным камням все же не позволило вверить его заботам корабельные кладовые и казну. Кандидатура француза Оливье Обри тоже не прошла. Хотя у него имелся ряд достоинств, например, осторожность в суждениях, уравновешенность характера и — в часы пирушки — необыкновенная жизнерадостность, флибустьеры относили его к категории людей, которым безразлично, сидит ли горшок у них на голове или они сидят на нем задом. О таких типах обычно принято говорить — ни рыба ни мясо. Так что в итоге новым квартирмейстером был избран Том-Гром. Исполнять обязанности штурмана взялся Беррео-Секейра, а место боцмана занял Блейк.
Покинув залив Новой Испании, пиратская бригантина вернулась через Юкатанский пролив в Карибское мере и, часто меняя галсы, в начале августа появилась у южных островков Кубинского архипелага. Места эти напоминали тропический оазис среда пустынных вод. Изящные пальмы возвышались над пенящимися валами, накатывавшимися на белые песчаные пляжи. На некоторых островах гнездились колонии розовых и пурпурных фламинго, вплетавшие в пестрые пейзажи тропиков свои фантастические узоры. Туземцы и иностранцы добывали здесь рыбу, черепах, лангустов, креветок, раков-отшельников, крабов, устриц и раковины гигантских стромбусов — рифовых моллюсков, мясо которых всегда считалось деликатесом.
Архипелаг Харданес-де-ла-Рейна, интересовавший морских разбойников, состоит из множества островков, разбросанных в заливе Гуаканаябо, в районе дельты реки Кауто и банки Гран-Бахо-де-Буэна-Эсперанса, а также островов к востоку от залива Санта-Мария. Посетив некоторые из них и не обнаружив следов пребывания других пиратских судов, «Американка» бросила якорь в уже знакомой читателю укромной бухте Игуаны на Москитовом острове. Отстроив развалившуюся хижину, Боулз и его товарищи в течение нескольких дней бороздили на шлюпке окрестные воды, пока во время одной из вылазок не нашли покинутое полузатопленное каноэ. Последнее было отремонтировано, снабжено веслами и приспособлено для промысла.
В конце сентября близ острова появилось еще одно пиратское судно — легкий фрегат «Дрейк», которым командовал капитан Джон Брейн. На вид Брейну было лет тридцать пять — сорок. На его суровом худощавом лице, обрамленном длинными рыжими волосам, обращали на себя внимание узкие колючие глазки и хищный ястребиный нос. Когда он улыбался — а это изредка случалось, — между беззубых дёсен можно было увидеть несколько кривых пожелтевших клыков. Команда Брейна участвовала в экспедиции ямайской флотилии против голландских колоний на Малых Антильских островах и, после смерти руководителя похода, старого полковника сэра Эдварда Моргана, не получив обещанного жалованья, дезертировала и ушла к островам Хардинес. Подобно флибустьерам с «Американки», эти люди не хотели возвращаться на Ямайку без добычи — многие были по уши в долгах и боялись кредиторов пуще испанской гарроты. Посетовав на непостоянство Фортуны, то благосклонной к ним, то совершенно равнодушной, они начали ломать голову над вечной проблемой: где взять деньги?
— Если объединить наши силы, — заявил дон Энрике на общем собрании двух экипажей, — можно попытаться взять испанский городок Баямо. В нем есть несколько церквей, которые, насколько мне известно, еще никто ни разу не грабил.
— Ты знаешь, как попасть туда? — спросил Джон Брейн.
— Город лежит в глубине острова на берегу реки. Чтобы действовать наверняка, нужно послать одного или двух человек на разведку.
— Это рискованно, — заметил капитан «Дрейка».
— Риск — постоянный спутник нашего ремесла, — усмехнулся Беррео. — Где дело касается золота, там всегда жди неприятностей. Но я готов рискнуть головой ради общего дела.
— Ты уже рисковал в Кампече, — напомнил своему штурману Боулз. — Пусть в Баямо отправится кто-то другой.
— Нет, если мы беремся за баямский проект, то идти надо мне. Это моя идея, а, кроме того, я свободно владею испанским и могу общаться с местными жителями, не вызывая у них подозрений.
В конце концов, было решено, что на разведку в Баямо уйдут под видом рыбаков двое — штурман «Американки» и матрос-метис с корабля капитана Брейна. Ночью они спустились в каноэ и, покинув бухту Игуаны, направились в глубь залива Гуаканаябо, к устью реки Кауто.
Пираты, оставшиеся на Москитовом острове, ждали их возвращения две недели, однако разведчики так и не появились.
— Проклятье! — в сердцах воскликнул Боулз, заподозрив неладное. — Неужели снова осечка?
— Думаешь, их разоблачили? — нахмурился Джон Брейн, тасуя колоду карт.
— Они должны были вернуться еще вчера.
— Подождем до завтра, если они не появятся и завтра, значит, с ними действительно что-то случилось.
Пятнадцатый день выдался дождливым и также прошел в бесплодных ожиданиях. «Португалец» и метис словно в воду канули. Потеряв терпение, флибустьеры решили не сидеть более сложа руки, а вывести оба корабля в море и наведаться в устье реки Кауто.
Так и сделали. Подняв на мачтах испанские флаги, они прошли вдоль южного побережья Кубы на восток и, прибыв в условленное место, захватили в плен несколько баямских ловцов черепах. От пленных узнали, что в Баямо произошла стычка между солдатами и двумя неизвестными, появление которых в городке вызвало подозрение у местного священника. Во время погони один из чужаков был убит выстрелом из мушкета, а второй схвачен. Что с ним стало потом, никто из ловцов черепах не знал.
— Убитый был белым или полукровкой? — хмуро поинтересовался Боулз.
Пленные ответили, что таких подробностей они не знают.
— Какая разница, — с пугающим хладнокровием проворчал капитан «Дрейка», облокотившись о фальшборт юта. — Кем бы ни был оставшийся в живых, его участь наверняка будет пострашнее участи погибшего.
Неудача, постигшая разведчиков, отрезвила пиратские экипажи. Было ясно, что баямский проект бесперспективен, ибо рассчитывать на внезапность нападения больше не приходилось. Покрутившись два дня в заливе Гуаканаябо и не встретив здесь ни одного испанского парусника, флибустьеры не солоно хлебавши вернулись в свое убежище на Москитовом острове.
Что же на самом деле случилось с Энрике де Беррео и его спутником?
Когда они проникли в город, Беррео предложил метису сразу же отправиться в ту церковь, в которой, как он знал, проводил богослужения двоюродный брат дона Антонио. Там, оглушив своего напарника ударом булыжника, он связался с падре Игнасио и, оттащив связанного разбойника в часовню, бегло поведал святому отцу о тех злоключениях, которые ему довелось пережить. Падре слушал Беррео, не перебивая. Лишь лихорадочный блеск, появившийся в его выразительных, окруженных сетью морщин глазах указывал на то, что он взволнован. Заканчивая свое повествование, дон Энрике попросил падре сохранить в тайне все услышанное и, между прочим, заметил, что те пять тысяч песо, которые он в свое время взял у него по просьбе Антонио Бенавидеса, не пропали, а надежно спрятаны на асьенде его отца, дона Хуана де Беррео.
— Эти деньги — приданое Глории, — нахмурился падре Игнасио. — Если вы, дон Энрике, женитесь на ней — а я всем сердцем уповаю на то, чтобы это произошло как можно скорее! — вы вместе найдете им применение. А теперь скажите мне, каковы ваши дальнейшие планы?
— Прежде всего, я хочу вырвать Глорию из рук пиратов, — ответил Энрике. — Надеюсь, Альваро Гомиш, давний ямайский агент дона Антонио, поможет мне в этом.
— И наша святая Богородица да не оставит вас в тяжкую годину, сын мой.
— Одно лишь меня беспокоит, — сдвинул черные брови Энрике. — Неопределенность нашей дальнейшей судьбы. Если все пройдет, как задумано, то где нам обосноваться? Я уже сыт по горло скитаниями по морям.
— Вы могли бы поселиться в имении вашего отца или здесь, в Баямо. Но, честно говоря, я не вижу в здешних краях никаких перспектив для такого кабальеро, как вы. Найти хорошее место на Кубе можно разве что в Гаване, а на материке — в Мехико, в Пуэрто-Бельо или в Картахене. Готовы ли вы переехать в другое место?
— Мне все равно, падре.
— В таком случае, если вам удастся с Божьей помощью вырвать Глорию из рук англичан, я могу предложить вам переехать вместе с ней на материк, в Пуэрто-Бельо. Меня как раз назначили настоятелем тамошнего монастыря бенедиктинцев, и через неделю-две я должен буду покинуть Кубу.
— Мне все равно, — повторил дон Энрике. — В Пуэрто-Бельо так в Пуэрто-Бельо. Если я спасу Глорию, мы сначала вернемся в имение моего отца, заберем деньги, а потом с помощью Гомиша переберемся на материк.
Вечером, передав пленного метиса в руки местного алькальда, дон Энрике и падре Игнасио попросили его распустить по городу слух о том, что на берегу реки произошла стычка между солдатами и двум неизвестными — видимо, пиратами, — и что в результате этого столкновения один из чужаков был убит, а второй схвачен и брошен в застенок. Когда эта информация дошла до экипажей «Американки» и «Дрейка», о чем говорилось выше, дона Энрике уже не было в Баямо.
Альваро Гомиш, португальский контрабандист среднего пошиба, лет десять курсировавший между Кубой и Ямайкой, доставил Беррео в одну из ямайских бухточек на юго-восточном берегу и обещал вернуться за ним спустя пять ночей.
О том, что Гомиш не подведет, сомневаться не приходилось. Он был не только старым деловым партнером покойного дона Антонио, не только его осведомителем и связным, но и человеком, обязанным ему жизнью. Дон Энрике знал, что однажды, когда Гомиш был заподозрен в ереси и попал в руки доминиканских монахов, считавших святую инквизицию чем-то вроде своей законной кормушки, Бенавидес пустил в ход все свое влияние и связи, дабы спасти подозреваемого, и, в конце концов, добился его полного оправдания и освобождения.
Пробравшись в Порт-Ройял, дон Энрике снял дешевую комнатушку в трактире «Венера и Бахус» на Куин-стрит, запер дверь на ключ и устроился на узкой лавке, служившей одновременно и койкой. Закрыв глаза, он попытался обдумать последовательность предстоящих действий, однако мысли его не хотели выстраиваться в логическую цепочку и постоянно путались. Наконец, так и не сумев сосредоточиться, Беррео уснул.
Проснулся он на рассвете, разбуженный громкими криками надсмотрщиков; последние, щелкая бичами, гнали по улице со стороны форта колонну черных невольников.
Открыв окно, дон Энрике с минуту следил за этой унылой процессией, затем взял кувшин с водой, умылся, пригладил мокрыми ладонями растрепанную шевелюру и бородку и, сунув за пояс два пистолета, подошел к вешалке; на ней висели длинный серый плащ, шляпа с широкими полями и перевязь со шпагой. «Во время первого визита я не имел бороды и усов и на мне было иное платье, — подумал он. — Значит, узнать меня теперь не так-то легко. А чтобы внешность моя стала еще менее узнаваемой, я последую совету Гомиша…»
Через полчаса на одной из безлюдных улиц за церковью св. Павла дон Энрике достал из кармана черную ленту и перевязал ею левый глаз.
— Вот так, — пробормотал он себе под нос и, нахлобучив шляпу на глаза, твердой поступью направился к дому Маргарэт Пикерсгилл.
Сначала он хотел применить насилие, набросить на голову старой знахарки мешок и похитить Глорию. Но, вспомнив, как заботливо миссис Пикерсгилл лечила ему руку, решил действовать более тактично.
Завернув за угол дома, находившегося на противоположной стороне улицы, он притаился в грязном проулке, откуда можно было наблюдать за парадной дверью жилища Маргарэт Пикерсгилл. «Рано или поздно она выйдет из дома, — сказал он себе, думая о Глории, — и тогда…».
Это случилось даже раньше, чем он предполагал. Глория вынесла на улицу полное ведро помоев и, тяжело дыша, потащила его к сточной канаве. Повинуясь безотчетному порыву, дон Энрике вышел из своего укрытия и, желая привлечь внимание девушки, нетерпеливо махнул ей рукой.
Она бросила на него мимолетный взгляд, однако не узнала и, вылив помои в канаву, повернулась, чтобы вернуться в дом.
— Глория, — прохрипел он, чувствуя, как горло его сжимают спазмы. — Глория…
Голос был чужим, девушка не узнала его так же, как и внешность своего жениха.
Охваченный тревогой и отчаяньем, дон Энрике неожиданно вспомнил песенку, которую когда-то любил петь на Рождество, и, прикрыв рот ладонью, начал насвистывать нехитрый мотив.
Глория вся съёжилась, подобралась и испуганно оглянулась. Лицо ее словно окаменело от изумления.
— Энрике, — пролепетала она.
Не выпуская ведра из рук, девушка мелкими шажками устремилась в его сторону, а он уже приготовился обнять ее, когда краем глаза заметил костлявую фигуру миссис Пикерсгилл, появившуюся на пороге дома.
— Глория! — позвала она ворчливым тоном. — Куда тебя черти понесли?
Девушка затрепетала, ощутив неприятный холодок в конечностях; страх расширил ей глаза и запечатал уста.
Понимая, что нельзя медлить ни секунды, дон Энрике бросился к Глории, выбил из ее рук ведро и, хрипло крикнув «За мной!», увлек за собой в проулок.
— Держите вора! — запричитала старая знахарка, подбирая подол юбки и пускаясь в погоню за беглецами. — Держите вора! На помощь! Вор украл мою рабыню!
Выскочив вместе с Глорией на соседнюю улицу, Беррео увидел карету, подъехавшую к роскошному особняку какого-то местного плантатора. Кучер-слуга как раз открыл дверцу, помогая разодетому в шелка и бархат господину спуститься на землю, и это обстоятельство было с блеском использовано испанцем.
— Как хорошо, что карета вам больше не нужна! — воскликнул он, подбегая к остолбеневшим лакею и его хозяину. — Мы очень спешим, сэр, и бесконечно благодарны вам за ваш ценный подарок!
Ударив кучера рукояткой пистолета в висок, дон Энрике отшвырнул его господина в дорожную пыль, затем помог Глории сесть в карету и, взяв на себя роль возничего, хлестнул лошадей.
Карета, подпрыгивая на ухабах, стремительно покатила к выходу из города.